Кондаурова Елена. Хранительница (Там, за синими морями…)

   — И все? Или я еще чего-то не знаю?
   — Таш, посмотри на меня! — Рил решила вернуть разговор в более безопасное русло. — Я даже меч не подниму!
   — Ну и не поднимай! Начнем с чего попроще! Иди сюда.
   Рил подошла, с завистью посмотрела на разлегшегося Таша. Она устала, перенервничала и перепила. До ужаса хотелось лечь, но не падать же в кровать в таком наряде!
   — Я не смогу сама снять это проклятое платье! — Возмутилась она, пытаясь дотянуться до мелких пуговиц на спине. — Придется звать служанок!
   — Не придется! — Улыбнулся Таш, вставая. — Я тебе помогу.
   И уже исполняя роль горничной, подумал, а правильно ли поступил, что не объяснил ей истинные причины своего неожиданного для всех, и для самого себя в первую очередь, решения. Там, на празднике, когда он понял, что против нее играет сам Бадан, это показалось наилучшим выходом из положения, но гонять ее на тренировках… Ладно, там видно будет. Хотя бы будет под присмотром.
   А Бадан еще будет кровью харкать у ее ног!
   Ночью Рил проснулась от тихого шороха и легких, едва ощутимых прикосновений. Она вздрогнула и открыла глаза. Было тихо. За окном вовсю светила луна, а рядом спал Таш. Вдруг она заметила движение почти у самой кровати и с трудом удержалась от того, чтобы не завопить. Остановило ее только нежелание будить любимого. С тяжело бьющимся сердцем она стала всматриваться в темноту, и ее ожидание было вознаграждено. Прямо от их кровати через всю комнату проскользнуло невысокое странное существо и растворилось в густой темноте дальнего угла.
   Рил встала и на трясущихся от страха ногах пошла туда, чтобы убедить саму себя, что это всего лишь невесть как забредшая сюда чужая кошка, и никто другой, и что все ее страхи не имеют под собой никакого основания.
   Это оказалась не кошка. Из темного угла на мгновение блеснули глаза, которых, судя по величине, никогда не могло быть у кошки.
   — Эй, ты кто? — Робко прошептала Рил. — Что здесь делаешь?
   — Я? Домовой. — Не менее робко прошептали ей в ответ. — А ты что, меня видишь?
   — Вижу. А что, не должна была? — От удивления Рил перестала трястись.
   — Раньше не видела. Я там, еще в том доме часто к тебе приходил.
   — А здесь ты как оказался?
   — Я с вами пришел. Что мне там делать? Там теперь долго никто жить не будет, что ж мне, помирать теперь? А, думаю, семь бед, один ответ! Будь, что будет! Залез в твою гитару, и с вами в новый дом.
   — Ну, ничего себе! — Самой себе сказала Рил.
   — Ты не думай, хозяйка, я хозяйство исправно вести буду! — Вдруг неизвестно отчего заволновался домовой. — Ты это, не прогоняй меня, ладно? А то дом здесь большой, страшный, небось, своих домовых полно. Не примут ведь, если прогонишь. — Глаза в темноте жалобно блеснули. — И не выдавай, нам нельзя людям показываться!
   — А мне чего тогда показался?
   — Так раньше ты не была такая глазастая! А так я тебе пригожусь, ты не думай! Ну, что, можно мне остаться?
   — Да ладно уж, оставайся! — Улыбнулась Рил. — Тебя как зовут, горе луковое?
   — Шуршевелем кличут.
   — Ну выходи тогда, что ли! Познакомимся.
   Домовой вышел на освещенное луной место, и Рил наконец-то смогла рассмотреть своего неожиданного домочадца. Роста он был небольшого, всего-то ей по колено, а с ног до головы его покрывал длинный темный мех, оставляя открытым только лицо. Круглое, добродушное и простоватое, с большими, чуть светящимися в темноте глазами.
   — Так вот ты какой!
   — Что, не нравлюсь? — Тут же надулся Шуршевель.
   — Нет, что ты! Как раз нравишься! Ты такой милый!
   — Ага! Милый! — Хмыкнул он и оскалил в улыбке острые, выступающие вперед зубы. — А так?
   — Так? — Слегка опешила Рил. — Так тоже ничего. Ты же ведь ими не кусаешься во сне!
   — А откуда ты знаешь? Может, кусаюсь?
   — Врешь ты все! — Подумав пару секунд, уверенно заявила Рил. — Ты же сам сказал, что часто приходил ко мне по ночам, а я что-то не заметила следов от укусов!
   — Твоя правда! — Нехотя согласился домовой. — Не кусаюсь я. Это для того, чтобы мыши не баловали, если кошки в доме нету.
   — Ты что, ешь мышей?!
   — Ага, щас! Только ими и питаюсь!!! — Обиженно отвернулся Шушевель.
   — Извини, не сердись, я же не знала! А чем ты питаешься? Если не секрет, конечно.
   — Какой уж тут секрет! — Буркнул домовой. — Кашу я люблю. Молочную. С сахаром.
   — Серьезно? Здорово! Я принесу тебе завтра.
   — Правда? — Оживился домовой. — Ой, принеси, хозяйка! Мне-то совсем чуть-чуть надо, так, мисочку! Мне ваша Дорминда иногда оставляла. А уж я тебе все, что угодно, хозяйка!
   — Да ладно тебе, Шуршевель, я же от чистого сердца! А теперь давай спать, ладно? Ты меня опять будить не будешь? — Она встала и пошла к кровати, не вполне уверенная, что ей все это не снится.
   — Не, не буду. Ложись. Добрых снов тебе. И это, голова у тебя утром того, болеть не будет!
   — Спасибо. — Сонным голосом отозвалась Рил, прижимаясь к теплому боку Таша. — Это хорошо.
   Утро действительно не обеспокоило Рил даже намеком на похмельный синдром, чему Таш, насмешливо наблюдавший за ее пробуждением, очень удивился, хотя, понятное дело, не расстроился. Наоборот, с чистой совестью погнал на тренировку, справедливо полагая, что, чем раньше он продемонстрирует серьезность своих слов, тем лучше.
   Уже толпившиеся на тренировочной площадке малолетки сильно удивились, увидев своего строго учителя в компании с девкой, а еще больше удивились, когда он объявил о том, что она теперь будет тренироваться с ними, а в перспективе займет его место. Послышались смешки, за которые малолетки тут же поплатились. Они и раньше не могли пожаловаться на излишнюю мягкость своего учителя, но теперь Таш словно с цепи сорвался и начал так гонять их по всему поместью, что к обеду многие из них просто попадали без сил. С Рил он, само собой, обошелся намного бережнее. После небольшой разминки он показал ей, как метать ножи, и она добросовестно швыряла их в мишень до самого обеда. Поначалу ничего не получалось, ножи летели куда угодно, только не туда, куда надо, но ее это мало смущало. Все равно лучше заниматься этим и быть рядом с Ташем, чем сидеть в доме и наблюдать за тем, как в их комнатах суетятся служанки. Да и потом к обеду какой-никакой прогресс был все-таки налицо.
   После обеда пришли ребята постарше. Эти вели себя более спокойно, и на сообщение Таша насчет Рил отреагировали абсолютно невозмутимо. Дураков, чтобы за здорово живешь нарываться на Ташеву грубость, среди них уже не было. К тому же, после того, как некоторые из них провели ночь в саду у своего наставника, о Рил они кое-что знали. С ними Таш разговаривал по-другому и учил их совсем другим вещам, нежели пацанов. Это было интересно, и Рил то и дело отвлекалась от своих ножей, внимательно присматриваясь и прислушиваясь.
   Потом была еще одна «небольшая» разминка, и «маленький» урок рукопашной, после которого Рил еле добрела до своей спальни. Там она рухнула на кровать и отключилась. Пришедший следом за ней Таш увидел, как Пушок играет с ее растрепавшейся за время тренировки косой, а она на это безобразие никак не реагирует, начал мучиться угрызениями совести. Но муки муками, а дело делом. Он разбудил ее через пару часов и, не слушая стонов, отнес в баню. Сам лично отпарил, размял все мышцы, и Рил снова ожила.
   — Ну, что, может, возьмешь завтра выходной? — Предложил ей Таш, совесть которого все еще не давала ему покоя. — Или вообще откажешься? Я настаивать не буду.
   — Вот еще! — Рил высокомерно вздернула подбородок. — Чтобы все вокруг думали, что ты себе какую-то слабачку нашел!? Нет уж, раз ввязалась, надо идти до конца!
   Таш улыбнулся, глядя на нее с почти отеческой гордостью. И она еще пыталась его убедить, что у нее не получится!
   Нет, конечно, получалось у нее далеко не все. И силенок и выносливости у нее было кот наплакал, и в рукопашной до парней ей было как до неба. Но, тем не менее, когда один из малолеток под шумок вздумал погладить ей бедро, она от души залепила ему в глаз, и он даже чирикнуть не успел. После этого на нее стали посматривать не то, что с уважением, но хотя бы без прежнего презрения. Лайра, посетив как-то одну из тренировок, пожаловала ей с барского плеча небольшой арбалет, сделанный специально под женскую руку, а к нему восемь связок отравленных болтов и всего одну обычную, без яда, для учебы. Бадан, в отличие от Лайры, часто посещавший тренировки, последовал ее примеру и, вероятно, чтобы сгладить неловкость между ним и Рил, возникшую еще после того разговора на празднике, подарил ей связку дротиков. Тоже отравленных, плотно упакованных в кожаный мешочек. И даже, наверное по доброте душевной, предложил поучить, как ими пользоваться. Таш невыразительно посмотрел на него и сказал нет, после чего доброжелатель не рискнул подходить близко к бывшей рабыне.
   Немного погодя Таш отдал эти дротики Загену, чтобы тот проверил на предмет того, какой именно на них нанесен яд. Старый лекарь выполнил просьбу, но ничего страшного не нашел. Яд был самый обычный, парализующий, взятый у местной рогатой жабы. Смертельно опасным он мог стать только в том случае, если воткнуть в себя сразу все подаренные Баданом дротики, один же из них мог только обездвижить человека на несколько минут. Таш слегка успокоился и попросил нейтрализовать яд на нескольких, чтобы Рил могла тренироваться. То, что в целом идея была хорошая, он не мог не признать, несмотря на всю свою неприязнь к Бадану.
   Из-за постоянных тренировок Рил почти не заметила, как пришла весна и совсем не заметила, как она перевалила за половину. Уже близился традиционно жаркий май, когда в поместье произошло событие, которому в скором времени суждено было изменить их жизнь.
   Пила забеременела. Самконг радовался этому, как ненормальный. Конечно, при его любвеобильности, у него было много детей разбросано по белу свету. Когда его подруги сообщали об грядущем появлении очередного отпрыска, он бывал горд, чувствовал себя мужчиной, но… давал деньги на воспитание и благополучно забывал о них. Пила была первой и единственной его женщиной, которая вынашивала ребенка, находясь рядом с ним. Он видел, как растет ее живот, как она счастлива и прекрасна в своем ожидании, и в глазах ее сияет любовь и уверенность, что все будет хорошо.
   А какая уверенность в завтрашнем дне может быть у изгоев?
   Самконг не смог долго выдерживать ее взгляд, и решил, что пора искать подходящего священника.
   У Самконга не было клейма, и у Пилы тоже, поэтому поиски священника не заняли много времени, и душным майским вечером в маленьком старом храме на окраине Олгена состоялась свадьба. Присутствовала «семья», очень много охраны и, разумеется, Рил. После недолгого красивого обряда старичок-священник записал их имена в храмовой книге, что в дальнейшем должно было оградить будущего ребенка, да и саму Пилу, от причисления к изгоям.
   Большого праздника по этому поводу устраивать не стали. Незачем демонстрировать подчиненным свою возможность сделать то, что им никогда не светит, поэтому обошлись праздничным ужином. Таш, который все бракосочетание простоял с каменным лицом, и за ужином не пришел в хорошее расположение духа. Рил иногда поглядывала на него, не понимая, в чем дело. Он отвечал ей улыбкой, мол, все нормально, но после снова мрачнел, как туча. Самой Рил приходилось, несмотря на беспокойство за любимого, развлекать пением гостей и быть веселой, как птичка, чтобы доставить удовольствие своей единственной и самой лучшей подруге. А Пила была счастлива настолько, насколько может быть счастлива женщина в ее положении.
   Таш не спал всю ночь. Рядом посапывала слегка подвыпившая за ужином Рил, самого же Таша хмель не взял, хотя он честно пытался напиться.
   Утром он разбудил Рил позже обычного.
   — Вставай, малыш! — Прошептал он ей в ухо между поцелуями. — Одевайся быстрее, мы сегодня торопимся!
   Рил, полагая, что предстоит очередная «небольшая» тренировка, потянулась за «униформой» — холщевыми рубашкой и штанами, в которых ходили все Ташевы воспитанники, но он остановил ее.
   — Нет, не это. Надевай платье, мы пойдем в город.
   Рил с трудом разлепила заспанные глаза и с удивлением уставилась на него. Она с самой зимы не выходила из поместья. Ну, разве что на свадьбу Пилы, но то была уважительная причина.
   — Зачем?
   — Мы пойдем в храм.
   — Зачем?!
   Таш сел на кровати и со злостью рванул рукав на рубашке.
   — Вот, видишь? — Он сунул ей под нос клеймо. Она видела его и раньше: два треугольника, один в другом, синего цвета. У Франи такое же. — Эта проклятая Свигром картинка не дает мне жениться на тебе и защищать тебя, как полагается!!!
   Она взяла его руку и поцеловала клеймо.
   — Таш, мне все равно.
   —  Мнене все равно!! — Рявкнул он. — Послушай, — чуть помолчав, продолжил он уже более спокойным тоном, — у нас в Грандаре обычаи немного не такие, как здесь. У нас Бог-Отец не отворачивается совсем от изгоев. Он может даже принять изгоя обратно, если он проявит мужество в бою, защищая свою страну. Поэтому многие из тех, кто не может пожениться по всем правилам, приходят в храм к отцу и просят благословить их союз. Вот это мы с тобой сейчас и сделаем!
   — Не знала, что ты веришь в богов! — Удивилась Рил.
   — Я в них и не верю! — Заявил Таш. — Зато они в меня верят, и даже очень! — Он взял в ладони ее лицо. — Рил, да я самому Свигру готов молиться, только бы с тобой было все хорошо! Все, одевайся, хватит болтать!
   Рил сползла с кровати и побрела к шкафу с одеждой. Так, какое же надеть? Выбрала зеленое, с богатой вышивкой. Торжество, как никак. Натянула.
   — Таш, а почему ты тогда оттуда уехал? — Спросила она, поворачиваясь к нему спиной, чтобы он застегнул платье. Услугами служанок Рил по-прежнему предпочитала не пользоваться.
   — Откуда?
   — Из Грандара. Ты же говорил, что там можно заслужить прощение. — Это Рил прокричала из ванной комнаты.
   — Чисто теоретически. — Усмехнулся он. — Воевать с Грандаром уже давно дураков нет. Последняя война, которая могла начаться, но не началась, была, когда я был еще подростком. Да и что там завоевывать? Одни горы. Там кроме грандарцев все равно никто жить не сможет!
   — А Дорминда говорила, что у вас все время воюют. — Рил вернулась с полотенцем в руках.
   — Между собой да, почти все время. Или грабят соседние приграничья… Скажи мне, радость моя, разве бог будет кого-то прощать за междоусобную резню или подлые нападения на соседей?
   — Да-а, — протянула Рил, стягивая волосы в строгий узел на затылке. — Точно не будет. А вообще вера у вас сильно отличается от здешней?
   Он пожал плечами.
   — Я бы сказал, что она чуть помягче. У нас жизнь тяжелее, а вера мягче. Странно, правда?
   — Пожалуй. — Рил застегнула в ушах подаренные Пилой серьги. — Ну, все, я готова. Идем?
   Раннее утро радовало свежестью и прохладой. Таш и Рил решили пройтись пешком, благо, что идти недалеко да и погода хорошая. После обеда, наверняка, мало кто рискнет высунуть нос на улицу — май выдался на редкость знойным, хотя, слава богине, не засушливым. Дожди всю весну исправно поливали сады и огороды, и теперь они радовали глаз буйной зеленью. Можно было, конечно, взять лошадей, но, хотя Таш учил ее еще и этому, Рил пока ездила плохо. Ее абсолютное неумение держаться в седле в очередной заставило Таша задуматься над тем, откуда же все-таки родом его подруга. Он не мог представить себе такого места, где не было бы лошадей. Они были везде, и практически все люди, как правило, умели хоть немного на них ездить, исключая, разве что калек, психов и грудных детей. Ни под одну из этих категорий Рил не подходила, и ее загадочное неумение ничем невозможно было объяснить.
   Они отошли совсем недалеко, когда Рил начала осторожно оглядываться.
   — Таш, за нами следят!
   — Кто?
   — Тепек, Фрай и Вагул. И Дёма.
   — И еще Корень. Молодец, Рил! Эти четверо сегодня на кухне всю репу переберут, а Корня придется похвалить.
   — Очередная тренировка? — Улыбнулась она.
   Таш кивнул. Не совсем, но почти.
   — А я-то голову ломаю, что мне так на затылок давит? — Чуть поморщилась Рил. — Противно, когда за тобой следят.
   Таш как никогда был с ней согласен. Тем более что за ними следили не только его подопечные. Чем дальше они уходили от дома, тем сильнее он чувствовал слежку. Несколько раз, как будто случайно останавливаясь около мелких лавочек, по случаю жары выставивших торговые столы прямо на улице, он даже замечал краем глаза тех, кто идет за ними, и ему хотелось выматериться, потому что он только что получил ответы на все свои вопросы. Кто? — Князь. (Потому что посредники не скрывали, что действуют от его имени.) Чего он хочет? — Рил. (Потому что когда он один выходил в город, его вели куда меньшим количеством народа.) Кто ее ему продает? — Бадан. (Интуиция.) Подлая рыжая тварь! Но прижать его пока не получится, потому что доказательств нет. А без доказательств нельзя, потому что это вам ни абы кто, а «семья»! Надо, чтобы все чин чином, мать их за ногу и через коромысло! Ладно, вряд ли они решаться на что-либо прямо сейчас, средь бела дня, да и его ребята не для красоты за ними идут.
   На лице Таша все эти переживания никак не отразились, он выглядел довольным и абсолютно спокойным, улыбался Рил и вел ее туда, куда запланировал.
   Они остановились около небольшой ювелирной лавочки, и Таш слегка подтолкнул Рил внутрь.
   — Нам сюда, прелесть моя! Заходи.
   — И чего мы здесь забыли?
   Таш улыбнулся. Его всегда умиляло полное равнодушие Рил к драгоценностям, но сегодня он решил сделать ей сюрприз и посмотреть, так ли велико ее равнодушие, как кажется, или все-таки нет.
   — Давай, давай, заходи! Мне Самконг уже всю плешь проел, говорит, что тебя нужно баловать и на руках носить, а только и делаю, что заставляю бегать по площадке с высунутым языком. Вот сейчас буду баловать.
   — И когда это он меня видел с высунутым языком? — Оскорбилась Рил, заходя в лавку.
   Внутри помещение было намного больше, чем казалось с улицы. У витрин толпился народ, и стоял негромкий шум, похожий на назойливое жужжание. Продавцы суетились вокруг покупателей, по углам торгового зала расположилась охрана. При виде вошедшего Таша они заметно подобрались. Один из продавцов, тут же оставив своих клиентов, едва заметно кивнул ему, и направился к одной из почти незаметных дверей в глубине зала. Таш взял Рил за руку и пошел за ним.
   Извилистыми коридорами провожатый молча довел их до обитой темно-коричневой кожей двери.
   — Прошу вас, господа! — Продавец низко поклонился, распахивая дверь. — Вас ждут!
   — Господин Таш, как я рад вас видеть в добром здравии! — К ним устремился невысокий благообразный мужчина довольно преклонного возраста. — А это, если я не ошибаюсь, та самая милая барышня, которую вы решили порадовать подарком? — Задал он риторический вопрос, окидывая Рил цепким оценивающим взглядом.
   — И ты здравствуй, Карбон! Мне сказали, что у тебя есть то, что меня интересует? — Спросил Таш, полностью игнорируя вопрос насчет Рил. — Или слухи оказались, как всегда, не слишком правдивыми?
   — Ну что вы, что вы!! Этим слухам вы всегда можете доверять! Прошу вас, присаживайтесь, я на секунду.
   Он скрылся за дверью.
   — А он, что, тоже изгой? — Почему-то шепотом спросила Рил, проводив его взглядом.
   Таш усмехнулся.
   — Да куда ему! Он всего лишь ювелир. А почему ты решила, что он принадлежит нашему славному братству?
   — Ну, он так уважительно разговаривал с тобой! — Улыбнулась она. — Я подумала, с чего бы это?
   — Ну, во-первых, половина этой забегаловки принадлежит нам, а со второй он исправно платит нам… ну, скажем, небольшой налог. Во-вторых, ворованные драгоценности — это тоже драгоценности, только дешевле. Особенно, после небольшой переделки. А в-третьих, солнышко мое, привыкай! Со мной многие люди разговаривают уважительно. Если не хотят неприятностей.
   Она засмеялась.
   — Я поняла, поняла! Ты — Таш, великий и ужасный, и тебя все боятся!
   — Ну… вообще-то да.
   — Ладно, мне как, прямо сейчас начинать бояться, или можно до вечера подождать, чтобы в темноте страшнее было?
   — Тебе вообще не надо начинать! И говорить такие глупости не надо. Даже ради смеха.
   — Хорошо. — Рил, как всегда, моментально уловила перемену в его настроении. — Прости. — Она протянула ему руку, которую он поцеловал.
   Жизнерадостный Карбон неожиданно вбежал в комнату, заставив Рил вздрогнуть.
   — А вот и я! Господин Таш, милая барышня, прошу!
   Старательно не замечая происходящих у него под носом нежностей, он расстелил на столе кусок черного бархата и начал выкладывать на него из стопки принесенных им футляров драгоценности.
   Рил действительно не очень любила драгоценности, но большей частью потому, что те, которые традиционно изготавливались здесь, в Ольрии, просто не подходили ей. Массивные, тяжелые, с яркими, крупными камнями, они идеально смотрелись на смуглых и черноволосых ольрийках, а Рил чувствовала себя в них, как корова под седлом. Но те, которые предлагал им сейчас Карбон… Это было нечто. Тонкие, изящные, с прекрасно ограненными камнями в затейливых ажурных переплетениях желтого и белого золота… они были великолепны.
   Она невольно протянула руку к кольцу, украшенному небольшой семиконечной звездой из мелких бриллиантов.
   — Говорят, что на Островах, откуда прибыли эти украшения, семиконечная звезда — это символ счастья. — Тихо, словно боясь спугнуть свою удачу, проговорил Карбон.
   — Острова? А где это? — Машинально поинтересовалась Рил, любуясь игрой света на бриллиантах.
   — Это очень далеко, милая барышня! Их везли сюда много дней, и именно поэтому они стоят так баснословно дорого.
   Рил выронила кольцо обратно на черный бархат, как будто оно в этот момент вдруг превратилось в таракана, которых она боялась до ужаса.
   Беспомощно оглянулась на Таша.
   — Не надо! Если оно стоит так дорого, то не надо, я буду бояться его носить!
   Таш поднял на Карбона мрачный взгляд. Типа, кто тебя за язык тянул? Тот сразу пошел на попятный.
   — Я имел в виду, что их цена является баснословной только для меня, милая барышня! Ваш покорный слуга, к сожалению, не настолько богат, как наш общий друг Таш, так что простите меня, что ввел вас в заблуждение!
   — Это правда, Рил, для меня это сущие пустяки, не думай об этом. Скажи лучше, тебе нравится?
   — Да, очень. — Не нашла в себе сил соврать Рил.
   — Тогда мы берем все. — Ювелир, засуетился, раскладывая драгоценности по футлярам и благодаря про себя всех богов. — Вели отнести все это к нам. Пусть Самконгу скажут цену, он расплатится. А у нас еще дело. Идем, Рил!
   Они вышли из прохладного полумрака ювелирной лавки в жаркую духоту, навалившуюся на город за то недолгое время, пока они отсутствовали. Постояли пару минут, щурясь на яркое, бьющее в глаза солнце, посмеиваясь друг на другом. Их «сопровождающие» тоже вылезли из тени и стоически приготовились провожать их, куда бы они не направились, как вдруг из-за поворота выехала целая кавалькада всадников во главе с молодым человеком на черном коне. Тем самым, который свалился с него в темной подворотне прямо под ноги Рил. Она так удивилась, что на секунду застыла с открытым ртом.
   Таш, ожидая от этой неожиданной встречи самого худшего, сделал знак своим парням, и демонстративно положил руку на талию Рил.
   Напряжение повисло в воздухе, вязкое, как кисель, но ничего не произошло. Князь со свитой спокойно проехал мимо, окинув их немного более заинтересованным взглядом, чем того требовали приличия, и все. Гроза, или буря, или что там еще намечалось, прошли мимо.
   — Я его знаю! — Нашла время для того, чтобы поделиться воспоминаниями, Рил. — Этого мальчишку на черном коне. — Еще и уточнила.
   — Откуда? — Спокойно. Очень спокойно.
   Рил взахлеб принялась рассказывать о той встрече. Таш словно железными тисками сжал ее предплечье.
   — Почему ты мне раньше ничего не сказала? — Она удивленно глянула на него, потом на свою руку. Он сразу отпустил. — Извини.
   — В тот день у Пилы умер отец. Я просто забыла. Не думала, что это важно.
   — Да это и не важно. Забудь. И прости еще раз. — Таш сделал над собой усилие и расслабился. Это ничего не меняет. — Ну, так что, мы идем? Не передумала еще?
   Она пожала плечами.
   — С какой стати?
   В храме Отца было пусто. По всей вероятности, по причине жары и всегдашнего отсутсвия войны. Не то, чтобы ольрийцы были недовольны последним обстоятельством, но, согласитесь, глупо молиться богу, который может оказаться полезным только лет через пятьсот, когда на границах Ольрии высохнут все болота, которые превратили ее в одну из самых неприступных стран на континенте. И самых изолированных тоже, хотя через болота благополучно перебирались и путешественники, и торговые караваны. И неудобства, которые они при этом испытывали, сводились к вони, нападениям огромных, в палец величиной, комаров, и болотных разбойников. Причем, неизвестно, что из трех являлось самым неприятным.
   Прохлада храма окутала Таша и Рил, разгоряченных ходьбой и солнцем, а пустота порадовала отсутствием зрителей. В кои-то веки. В поместье Самконга на них постоянно глазели, что, в общем-то, было понятно. Нельзя сказать, что Таш демонстрировал свое отношение к Рил, но он его и не скрывал, а это у многих вызывало здоровое недоумение. От него мало кто ждал чего-либо подобного. Скорее, обратного. Что касается Рил, то она вообще не способна была притворяться. Все, что она думала или чувствовала, было написано у нее на лице, и никому не составляло труда все это прочесть. И поэтому постоянное, хотя и не слишком назойливое внимание, очень утомляло ее.