Когда Багин доложил Тито-су о том, что их подопечная намеревается посетить храм Всевеликой, тот сначала подумал, что, наконец-то, ему улыбнулась удача. Он позвал храмовую ведьму, которая уже много лет верой и правдой служила делу укрепления веры среди местного населения, и дал ей четкие указания насчет молоденькой блондинки, которую сложно было с кем-либо перепутать. В том, что старуха справится, Тито-с не сомневался, несмотря на все насмешки его светлости. Потому что каждое ее проклятие было шедевром магического искусства, снять которое было под силу только самым сильным монастырским магам, да и то примерно раз в полгода ведьма в порыве вдохновения выдавала нечто настолько заковыристое, что даже они опускали руки. Простым же людям оставалось только собирать деньги на мага и молиться пресветлой, чтобы не оставила своей милостью. И то, и другое было в равной степени полезным для храма, и поэтому старую ведьму как могли берегли, холили и лелеяли, выплачивали ей солидное содержание и временами баловали разного рода подарками.
   Когда же Тито-су доложили о смерти Крыньки, он сначала попросту не поверил. Потом подумал, что эта смерть наступила от естественных причин, а точнее, от старости. В то, что в этом повинна молоденькая, потерявшая память девчонка, с которой Крынька разговаривала перед смертью, он верить не хотел и, как страус, прятал голову в песок до тех пор, пока монастырские маги четко и однозначно не назвали ему причину смерти храмовой ведьмы. По их мнению это было силовое магическое воздействие пятой степени, причем белое, и вот после этой новости верховному жрецу стало по-настоящему плохо.

Глава 5

   Пришла зима, вьюжная и снежная, как и все зимы на севере Ольрии. Долгая череда предзимних праздников, традиционно отмечаемая в Ольрии еще с языческих времен, уже закончилась, и веселая праздничная кутерьма, закружившая Лику в эти дни, канула в лету.
   Права была Нея, когда делала ставку на светловолосую рабыню смертельно опасного изгоя. Парни крутились вокруг нее постоянно, но, натыкаясь на холодное равнодушие и плохо скрываемое отвращение, были вынуждены обращать внимание на окружающих ее менее привередливых девушек. И у Неи, и у Дары появилось столько поклонников, что они должны были носить Лику на руках, если бы их одновременно с благодарностью не душила черная зависть. Только Тибун по-прежнему хранил верность Лике, хотя после памятного знакомства с ее хозяином, стал вести себя значительно сдержаннее.
   Пилу молодые люди тоже не обходили своим вниманием, но смириться с ее характером был способен далеко не каждый. Сама Пила тоже была не склонна идти на компромисс, ей нужен был сильный, надежный и умный мужчина, с которым она могла бы быть на равных, а остальные могли не беспокоиться.
   И, наконец-то, кое-кто из парней заметил Нету, но ее застенчивость, как всегда, помешала ей отреагировать должным образом, и их внимание стало носить оттенок насмешливой снисходительности.
   Однажды Лика пришла с посиделок намного позже обычного, и Таш, который по-прежнему дожидался ее каждый вечер, решил выйти и поинтересоваться, что же случилось. Но она разговаривать не пожелала, отвечала на его вопросы неохотно, и при этом прятала от него правую руку, замотанную носовым платком. Вскоре, она, извинившись, ушла в свою комнату. Таш посидел несколько минут в одиночестве, и, выругавшись, пошел за ней. Ему не хотелось давить на нее, но ситуацию следовало прояснить немедленно.
   Он подошел к ее комнате и прислушался. За дверью было тихо, наверное, она уже легла. Таш негромко постучал и распахнул дверь. Она сидела на своей кровати и подняла голову, когда он вошел. Таш взял стул, сел напротив нее и сказал:
   — Рассказывай.
   Она попыталась сопротивляться. Деланно пожала плечами и натянуто улыбнулась. — Что именно?
   — Не валяй дурака! Ты знаешь, о чем я. — Таш кивнул на ее руку.
   Арилика с безнадежным видом отвернулась от него и начала рассказывать.
   — Понимаете, там, на посиделках, один парень есть…
   — Как зовут?
   — Вача Длинный.
   — Ну, знаю, дальше.
   — Вы же знаете, что я с Нетой туда хожу. Раньше я с ней все время рядом была, а теперь вокруг меня постоянно Тибун крутится, то на танец пригласит, то с гитарой привяжется. В общем, с недавних пор этот Вача начал к Нете приставать. При всех, представляете? То ущипнет, то зажмет ее в углу. А она же безответная! Она ему слова сказать не может, и меня рядом нет. Ее обычно Пила защищала, а сегодня… — Арилика чуть помолчала, а потом повернулась к нему и решительно продолжила: — А сегодня Пила почему-то не пришла, а меня задержали, и я думаю, что нарочно. Но у них ничего не вышло, я не осталась и не стала ждать Тибуна, чтобы он меня проводил. Пошла одна. А когда стала подходить к дому, смотрю, у Нетиного дома кто-то возится. Я остановилась, прислушалась, вроде, как голос Неты. Подошла посмотреть, и вижу, что этот… — Рил остановилась, чтобы не выругаться. — Это ничтожество…Он прижал ее к забору, расстегнул на ней платье и лапает ее. А она даже не кричит, только поскуливает, как щенок. Если бы не я, он бы ее, наверное…
   — А ты что?
   — А я, — тут Рил немного смутилась, — я не знаю, как это у меня получилось, но я сломала ему нос. По-моему. А еще дала ему в глаз и,… ну, в общем, между ног. Вот. Нета убежала, а он сказал, что, если бы я не была твоей рабыней, то он бы меня убил.
   — А ты?
   — А я сказала, что пусть радуется, что я не убила его.
   Таш не знал, злиться ему или смеяться над ее рассказом. Этот Вача работал на Крока и был парнем с характером. Интересно, как он переживет то, что девка набила ему морду? И вообще, как это у нее получилось?
   — Покажи руку! — потребовал он.
   Арилика развязала платок и протянула ему руку. Таш взял ее и недоумение его только усилилось. Маленькая узкая ладонь, тонкое запястье, длинные нежные пальцы — как этим можно было сломать кому-то нос или дать в глаз? Тем не менее, кожа на пальцах была стесана почти до кости, а сами пальцы уже начали распухать. Таш не стал ломать голову над тем, действительно она это сделала, или нет, завтра и так все станет ясно, а пошел за мазью и бинтами. Надо было обработать рану.
   На следующий день он пошел к Ваче в гости. Вача был из местных, изгоем не был, и жил с родителями. Такую профессию он выбрал себе сам, никакой необходимости у него в этом не было. Он вполне мог бы жить честно, зарабатывать себе на жизнь, плотничая, как его отец, но не захотел. Его родители все еще надеялись, что он одумается, и не прогоняли его. А значит, его пока принимали и все остальные, несмотря на его занятие.
   Дверь Ташу открыл сам Вача и, глядя на него, Ташу захотелось засмеяться, потому что выглядел он, как после хорошей драки. Его нос действительно был сломан, или Таш ничего не понимал в сломанных носах, а под правым глазом красовался роскошный синяк. При виде Таша Вача, несмотря на свою, уже ставшую притчей во языцех, наглость, несколько смутился. Таш же невозмутимо прошел мимо него в дом, и Ваче ничего не оставалось, как последовать за ним. Его родителей дома не оказалось, но это было к лучшему: можно было не церемониться. Таш по-хозяйски уселся за стол в горнице и очень спокойно спросил:
   — Это кто тебя так?
   Наглость тут же дала о себе знать.
   — А кому какое дело? — Ощетинился Вача, усаживаясь напротив Таша.
   — Мне есть дело, раз спрашиваю.
   — Я ее не трогал! Не знаю, что она там тебе наплела!
   — А я в этом не уверен. — Голос Таша по-прежнему ничего не выражал, и, тем не менее, Вача начал оправдываться.
   — Она сама в мои дела влезла! Подумаешь, пощупал ее подружку. Ничего бы я ей не сделал! — Чем дальше, тем сильнее Вача заводился. — А она накинулась на меня, как сумасшедшая! Да если бы она не была твоей рабыней, я бы ее прибил! Тебе ее надо на цепи держать, чтобы на людей не бросалась!
   После этих слов Вача вместе с табуреткой отлетел к противоположной стене и рухнул на пол. Таш подошел к нему, парень был в сознании и попытался уползти, но Таш не стал его добивать. Только наклонился к нему и сказал:
   — Еще раз увижу в Закорючке — прибью.
   И ушел. И, если он еще хоть что-то понимал в своих собственных ударах, то у Вачи теперь, вдобавок ко всему прочему, была сломана еще и челюсть.
   За этим, в сущности, не столько значимым, сколько неприятным, по мнению Лики инцидентом, последовали события, которых она при всем желании не смогла бы предвидеть в тот момент, когда ломала Ваче нос. А если бы смогла, то сделала бы все, что угодно, только бы исправить то, что она, по недомыслию, натворила.
   Прибежавшая домой вся в слезах и в разорванном платье Нета, конечно же, была вынуждена рассказать обо всем, что произошло, своим хозяевам. И они, люди очень пожилые, сделали из этого свои выводы. Они решили, что Нету необходимо как можно скорее выдать замуж, пока не пошли сплетни, иначе ее шансы на семейную жизнь становились совсем призрачными.
   И с оханьем, стенаниями и плачем, они отдали ее какому-то дальнему родственнику своих знакомых, который согласился ее взять, позарившись на небольшое приданное, выделенное ей сердобольными хозяевами.
   Лика вместе с Пилой присутствовала на венчании, и была не в состоянии удержать злые слезы, безостановочно катившиеся из ее глаз. Своей обострившейся в последнее время из-за чувства вины интуицией она ощущала, что муж Неты не то, что не любит ее, она вызывает в нем отвращение, и перед глазами Лики вставали картины такой семейной жизни маленькой вандейки, от которых волосы вставали дыбом. И, похоже, не у нее одной.
   Мрачно молчавшая во время церемонии Пила, как только они вышли из храма, вынесла свой вердикт:
   — Да, не повезло нашей королеве с мужиком! А ты еще удивляешься, почему я не хочу замуж! — Хотя уж кто-кто, а Лика этому совершенно не удивлялась.
   Молодые зажили в маленьком домике, который Кивену (так звали мужа Неты) помогли купить родственники, и который они обставили на приданное Неты. Какое-то время они устраивались, а потом молодой муж устроился в лавку приказчиком, и Нета стала приходить в гости к прежним хозяевам и, разумеется, к Лике. На вопросы подруги о том, как она живет, Нета неизменно отвечала, что хорошо, но вид у нее при этом был такой несчастный, что даже Пила не решалась выспрашивать подробности, и, уж тем более, подшучивать.
   Как-то, спустя недели три после свадьбы, Нета не показывалась у Лики три дня подряд, и подруги забеспокоились. Отпросившись у Дорминды, они пошли навестить свою замужнюю подружку, и, как только она открыла им дверь, поняли, почему она не приходила.
   Лицо Неты представляло из себя сплошной синяк, на шее красовались следы от пальцев, а левое запястье было замотано тряпкой. Под сочувствующими взглядами подруг Нета совсем смутилась, и забормотала что-то о том, как она поскользнулась и упала. А также о том, что им лучше уйти, потому что Кивен скоро придет обедать. Пила, не считая нужным возражать избитой подруге, просто молча отодвинула ее от двери и прошла в дом. Лика не менее решительно последовала за ней.
   Усевшись за кухонным столом, Пила потребовала:
   — Ну, давай, рассказывай, что тут у тебя творится!
   Нета, не зная куда девать разукрашенное лицо, горячо заговорила о том, что это она сама виновата, что хозяйка из нее никудышная и т. д. Пила подняла руку, останавливая этот поток.
   — Так, с чего ты взяла, что ты плохая хозяйка? Мне Лика уже все уши прожужжала, что у тебя все получается лучше, чем у нее, и что она никогда не научится делать женскую работу так, как ты! Что конкретно настольконе устроило твоего мужа?
   Нета мучительно покраснела сквозь синяки.
   — Суп.
   — Так. А еще?
   После этого вопроса Нета вообще опустила голову и замолчала.
   Тут хлопнула входная дверь, и из прихожей послышался шум. Нета, встрепенувшись, резко сорвалась с места и бросилась туда.
   — Что ты там копаешься, дрянь? — Прозвучал недовольный голос Кивена. — А ну-ка, помоги сапоги снять! Да что ты возишься, дура бестолковая! — Звук удара и грохот упавшего ведра.
   Через пару секунд он вошел на кухню и замер, с неудовольствием глядя на сидящих там девушек.
   — А вы что здесь забыли, барышни? — Холодно поинтересовался он, даже не поздоровавшись. — Нета теперь замужняя женщина, ей некогда с вами лясы точить. Так что ступайте-ка вы отсюда подобру-поздорову, нечего ее с пути истинного сбивать!
   Пила, чье ольрийское воспитание не позволяло ей вмешиваться в супружеские отношения, встала и молча направилась к выходу. Но, как выяснилось минутой позднее, Лике, обычно мягкой и всеми способами избегающей конфликтов Лике, глубоко плевать на все ольрийские обычаи вместе взятые. Она взяла со стола нож, медленно встала и подошла к Кивену почти вплотную.
   — Если ты еще раз, сука, хоть пальцем ее тронешь, я тебя порежу!
   Пила и Нета, не ожидавшие от нее ничего подобного, остолбенели, а Кивен презрительно хмыкнул:
   — Ты, пигалица? — Он оглядел ее с высоты своего роста. — Если бы не твой хозяин, я прибил бы тебя прямо здесь, и ничего бы мне за это не было!
   Вообще-то Лике в тот момент и в голову не пришло прикрываться Ташем, но, после того, как Кивен сам напомнил о нем, она решила не стесняться.
   — А если я ему нажалуюсь, от тебя мокрого места не останется!
   Кивен ухмыльнулся и сплюнул на чисто вымытый пол.
   — Да ничего он мне не сделает! Никто не будет встревать между мужем и женой, цыпа!
   Лика подняла на него такой бешеный взгляд, что Пила, быстро сообразив, что дело пахнет керосином, схватила свою чрезмерно агрессивную подругу за рукав и с силой потянула вон из дома.
   К счастью, Дорминда уже ушла, когда они вернулись, потому что Пиле совсем не улыбалось объяснять ей, почему Лика находится в таком… неуравновешенном состоянии. Сама Пила тоже была далека от спокойствия, и потому решила, что им обоим не помешает выпить чего-нибудь… расслабляющего. Она по-хозяйски прошла на кухню, немного покопалась на полках и с довольным возгласом выудила оттуда большую бутыль с вином. Налив два полных стакана, она протянула один Лике, нервно нарезающей по кухне круги. Та залпом, не глядя и не чувствуя вкуса, выпила, и наконец-то бросила свое бесполезное занятие, усевшись за стол напротив Пилы.
   — Пила, скажи мне, ей, правда, никак нельзя помочь?
   Ответ Пилы был кратким и очень емким.
   — Нет.
   — И даже Таш ничего не сделает?
   Пила пожала плечами.
   — Вряд ли он станет вмешиваться. Кто она ему? Нет, Кивен прав, никто не захочет вставать между мужем и женой. Богиня не велела, да и неблагодарное это занятие!
   — Тогда я сама его прибью! — Мрачно пообещала уже слегка опьяневшая Лика.
   Пила налила еще вина.
   — А кормить ее кто будет? Ты?
   Вопрос был чисто риторическим.
   — Но неужели ничего нельзя сделать? — Простонала Лика.
   — Ну, почему же? — Пиле во хмелю сам змей был не брат. А вино оказалось крепким и накрывало так, что дай боже. — Можно к ведьме сходить, пусть приворотное зелье сварганит! — Пила пьяно хихикнула. — По-моему, моя мачеха к ней точно наведывалась, судя по тому, как она сейчас из отца веревки вьет!
   — Шутишь? — Удивилась Лика. — Здесь, что, правда, есть ведьма?
   — А ты что, не знала? Она живет рядом, на соседней улице, крайний дом. Да ты ее видела! К ней со всего Олгена бабы шастают мужиков привораживать!
   — И как, помогает?
   — Еще как! Она же зарестрированная, у нее и бумага из храма есть. Все чин чином!
   — Тогда это идея! — Тут же загорелась энтузиазмом Лика. — Пошли!
   — Эй, ты чего, прямо сейчас хочешь идти?
   — А чего тянуть? — От всей пьяной души возмутилась подруга. — Пока мы будем
   ждать, он ее вообще убьет!
   — Тоже правильно. — Согласилась Пила, разливая остатки вина по стаканам и мимоходом удивляясь, что оно так быстро кончилось. Лика встала, слегка пошатываясь, сбегала за плащами и деньгами, и они, поддерживая друг друга, направились к ведьме.
   Жизнь давно отучила Далиру чему-либо удивляться, и уж две хорошо набравшиеся девушки в любом случае не смогли бы вызвать у пожилой женщины это забытое чувство. Тем более что пришли они за тем, за чем обычно приходили в этот дом все женщины. Разве что, светленькая показалась Далире на секунду странной, но не более того. Поэтому она спокойно начала делать свою обычную работу. Сначала расспросила, что и как, потом насыпала трав в котелок, и приступила к самому важному. Для того чтобы зелье получилось, надо добавить в него немного удачи, которую она обычно забирала у клиенток. А чего они хотели, за все надо платить! Далира внимательно оглядела девушек и протянула руку к брюнетке, потому что светлая на тот момент показалась ей еще более подозрительной, чем вначале. Но сделать то, что она планировала, ей не удалось. Пьяная в дым блондинка со всей дури двинула ее по руке.
   — Ты, старая корова, назгул тебе в задницу, не смей ее трогать!
   Далира зашипела от боли, с ужасом осознав, что получила не только по руке.
   — А ну, пошли вон отсюда! — Неожиданно истерически завизжала она, в первый раз в своей жизни по-настоящему испугавшись. Все ее чувства кричали ей о том, что эта девчонка может, не особенно напрягаясь, развеять ее в пыль.
   — Как пошли? А зелье? — Возмутилась брюнетка, даже не догадываясь, чего она только что избежала.
   — Пусть она тебе зелье варит! — Отрезала Далира, напирая на них всем своим немаленьким телом и подталкивая к выходу.
   — Слушай, чего она так разоралась? — Уже дома недоуменно спросила Пила, распечатывая еще одну бутыль вина. — Из-за того, что ты ее огрела, что ли?
   — А нечего к тебе руки тянуть! — Агрессивно заявила Лика. — Еще раз потянет, я ее так шарахну, что костей не соберет!
   — Да ты ее и так не хило шарахнула! — Восхитилась Пила. — Ни разу не видела, чтобы она так разорялась!
   — А то! — Пьяно хихикнула Лика. — Сдавайся, ведьма, ночной дозор!
   — Да, все это, конечно, здорово, — сказала Пила, опрокидывая очередной стакан, — только где мы теперь приворотное зелье возьмем?
   — Да-а! — Снова расстроилась Лика. — Бедная Нета!
   — Слушай, а как там она сказала? Пусть тебе твоя подруга зелье варит?
   Лика честно попыталась вспомнить, но у нее не получилось.
   — Ну…
   — Так, может, она в тебе силу углядела, и ты тоже сможешь зелья варить?
   Вот это Лика поняла хорошо.
   — А что, и смогу! — С пьяной уверенностью заявила она, и начала шарить по кухне в поисках необходимых ингредиентов.
   На пол посыпались пучки трав, которые Дорминда хранила здесь на всякий случай. Она отобрала некоторые из них и довольно улыбнулась.
   — Так, то, что надо!
   Набрала в кастрюльку воды из стоящей в углу бочки, предварительно расплескав половину и не обратив на это никакого внимания, поставила на огонь. Магическую зажигалку Таш ей все-таки купил, и с его разведением даже у пьяной Лики проблем не возникло. За время, пока вода закипала, она старательно крошила сухую траву ножом, что-то бормоча себе под нос. Пила не вмешивалась, не забывая, однако, наливать вина себе и подруге.
   Вода закипела, и травы отправились в кастрюлю. Варево побулькало минут пять, и Лика решительно сняла его с огня и поставила на стол.
   — Теперь самое важное! Наговор!
   Она наклонилась над котелком, и куда подевался хмель? Движения стали плавными и уверенными, на лице и в глазах не было заметно и следа опьянения.
   Неуклюжие стихи полились, вводя в транс и ее, и совершенно обалдевшую от такого поворота Пилу.
 
Серая вода, чужая беда,
Ненависть подлая,
Змея подколодная,
Покинь сердце холодное!
 
 
А у белых ворот
Конь копытом бьет,
И со светлых дорог
Молоко течет.
 
 
Уходи впотьмах,
Позабудься, страх!
Прячься в темных углах,
Не блести в глазах!
 
 
Там у синего бога
Стоит любовь у порога
И тем, кто не спит,
Прямо в душу глядит.
 
 
Подними свой взгляд,
Приходи в мой сад,
В тишине ночной
Загляни в окно.
 
 
Там горит свеча,
Свет блестит в очах.
Там опять не спят,
Там рядком сидят.
 
 
Связанные — не развяжутся,
Скованные — не расцепятся,
Молодые други, светлые супруги
Неотанна с Кивеном!
 
   Лика дунула на отвар, и глаза ее на мгновение засветились зеленым светом, впрочем, Пила не была на сто процентов уверена в том, что это было наяву, а не показалось ей с пьяных глаз.
   Лика подняла голову.
   — Ну, что, идем?
   — Куда?
   — Как куда? К Нете, конечно!
   — Эй, подруга, а ты, что, не помнишь, как нас с тобой сегодня оттуда выперли?
   — Ничего! — Лика была уже в таком состоянии, что ей было море по колено. — Скажем, что пришли мириться и покажем бутыль! Я не знаю ни одного мужика, которого нельзя было бы соблазнить дармовой выпивкой!
   — Ну, это да. А вот как ты собираешься подсунуть ему свое зелье?
   — В вино добавлю, разумеется! — Лика уже вытащила еще две бутыли и начала отливать от каждой понемногу. Потом взяла кастрюльку и щедро разбавила вино своим варевом.
   — Эй, слушай, а нам же тоже придется пить?
   — Само собой! — Пожала плечами Лика, снова затыкая бутыли.
   — А мы случаем, того, не влюбимся в Кивена? Или он в нас? — Пилу даже передернуло от такой перспективы.
   — Не-а! — Беспечно мотнула головой Лика. — Я же только их имена назвала, так что нам с тобой, подруга, ничего не грозит!
   — Ну, если так, тогда пошли!
   Как они добрели до дома Неты, Пила позже не смогла отчетливо вспомнить. Все было, как в тумане. Только уже у самого дома голова несколько прояснилась, и это было очень кстати, потому что Кивен, как того и следовало ожидать, был не очень-то рад их видеть. Но Лика оказалась права, и при виде двух приличного размера бутылей, он все-таки сменил гнев на милость.
   В общем-то, Кивен оказался не таким уж плохим парнем, или Пиле просто показалось это спьяну? Во всяком случае, посидели они душевно. Лика развлекала всех своим пением, а немного погодя возмутилась, что поет в одиночестве, и к ней присоединились все остальные. Страшно представить, что получилось. Кивен был очень милым, улыбался и подливал барышням вина, не забывая и свою жену. В результате все прилично нахрюкались, и Пила как-то упустила момент, когда все началось. Очнулась только тогда, когда Кивен уже стоял перед Нетой на коленях и клялся в вечной любви. Похоже, для Неты это тоже было неожиданностью, потому что она шарахнулась от него, как мышь от дикого кота. Пиле даже показалось, что, если ее муж будет настаивать на своих чувствах еще мгновение, то она спрячется от него под стол. К счастью, Кивен настаивать не стал, просто беспомощно сложил руки и опустил голову, а по его пьяному лицу потекли слезы. Нета, не выдержав такого зрелища, нерешительно вышла из своего угла, подошла к непутевому мужу и погладила по голове. Тот начал жадно целовать ее руки, но тут Пилу потянула за собой Лика, и она не увидела, что было дальше.
   Обратная дорога, кстати, запомнилась еще хуже, чем дорога туда.
   Вернувшийся вечером домой Таш обнаружил на кухне полный разгром и следы попойки, а также совершенно пьяную Рил, безмятежно спящую в верхней одежде на неразобранной постели. Первым делом он избавил свою рабыню от одежды, не от всей, разумеется, иначе никакого самообладания не хватило бы. А так дело обошлось всего несколькими украденными поцелуями. Ну, да, он же вор, значит, имеет право! И совесть могла заткнуться и валить на все четыре стороны!
   Потом вернулся на кухню и навел там порядок, чтобы скрыть следы преступления от бдительной служанки.
   Потом пошел к себе, хотя закрытая дверь Рил тянула его к себе, как магнит.
   Он разбудил ее на рассвете, незадолго до того времени, когда обычно приходила Дорминда.
   Просыпаться она не хотела. Хныкала и стонала от головной боли, до тех пор, пока Таш почти насильно не влил в нее кружку рассола. Только после этого она открыла глаза и огляделась.
   — Ну, и в честь чего вчера был праздник? — Поинтересовался он. — И с кем, кстати?
   — С Пилой, конечно! — Ответила Рил, страдальчески морщась.
   Таш молча протянул ей простоквашу, в которую намешал много всяких ингредиентов, и это было то самое знание, которое давал только богатый жизненный опыт. Она отпила несколько глотков и поморщилась, на вкус эта дрянь была намного хуже, чем ее вчерашнее зелье, но в голове сразу прояснилось. И она продолжила пить маленькими глотками, между делом рассказывая о вчерашнем визите к Нете, который произвел на нее такое тяжелое впечатление.