И так же тихо, как эхо, отозвался Денис:
   - Уехал.
   Будто вырубленный лес, поредела крупновская семья. И тихо стало в доме. С утра Денис и Михаил уходили на работу, Лена - в институт, Женя - в школу, и только Любовь не спеша хлопотала на кухне, поглядывая изредка на маленького Костю, отвечая на его бесконечные вопросы мягко и ласково:
   - Да, сынок.
   Ни работа по дому, ни эти разговоры с внуком не нарушали ее постоянных материнских дум.
   Незаметно, как седеет здоровый старый человек, увяли и пожелтели сады, холодные залиловели дали, потемнела изъяренная ветрами Волга. Все чаще свинцовая хмурь заслоняла небо, ночами шумел по крыше дождь, кропил тусклыми ртутными каплями окна. Сердито рвал ветер листву с яблонь, и только дуб не уступал ему своего обветшалого, иссеченного непогодой, потемневшего наряда.
   В туманной мгле вставал над заволжской равниной рассвет, река дышала густым паром, а на ее просторах потерянно кричали слепнущие в серой мгле суда. Потом выпал заморозок, высушил сырость, очистил синеву небес, и в покойно холодной тишине засеребрилась известковая бель по лугам, на поникшей траве и голых сучьях деревьев.
   Одев потеплее Коську, Любовь выходила с ним в сад, вырубала сухостой, обвязывала яблони соломой и все думала и думала о сыновьях своих. И чем печальнее были эти думы, тем милее и отраднее казались светящиеся из-под шапочки большие смелые глаза Коськи. Он стоял обычно у бровки грядки, мял в руках лопушистое ухо добродушной собаки. Так втроем они и ходили всюду. А потом радовались приходу своих с работы. Первым, повизгивая, кидался навстречу Добряк, облизывая руки хозяев.
   XI
   Глубокой осенью 1940 года одна из армий Западного округа под командованием генерал-лейтенанта Чоборцова начала учебные маневры неподалеку от советско-германской демаркационной линии. Маневры совпали со все усиливающимся сосредоточением немецких частей вдоль всей границы, с полным затишьем на европейском фронте. Это обстоятельство придало обычным учебным занятиям необычный характер: командиры и рядовые чувствовали, как бы вскоре не пришлось заменить холостые патроны боевыми. Место условного противника в любой момент мог занять неприятель настоящий.
   Среди пожилых генералов и полковников, командиров различных родов войск с орденами на гимнастерках был единственный гражданский молодой человек без пистолета и знаков различия, в кожаном реглане, в сапогах. Видимо считая неприличным подносить руку к своей кепке, он никому не козырял, а только слегка кивал приветливо головой и на первых порах очень смущался, когда военные товарищи козыряли ему. Это был секретарь городского комитета партии Юрий Крупнов, приехавший вместе с шефской делегацией. Два других члена делегации уже находились в подшефной Волжской дивизии полковника Богданова, Юрия же Чоборцов попросил пока остаться в штабе армии.
   Моросил холодный дождь, когда генерал и Юрий приехали в штаб армии. Дежурный капитан встретил их у подъезда запущенной старой панской дачи, распахнул застекленные двери и с наслаждением, во всю силу молодых легких закричал:
   - Смирррно-о-о!
   Курившие в коридоре командиры прилипли к стенкам, замерли.
   Генерал прошел в свой кабинет. Юрий задержался в приемной, разговаривая с майором Валентином Холодовым.
   Холодов, как всегда, был выбрит, причесан, жизнерадостен. Лишь за минуту до встречи с Юрием он еще раз вычитал приказ по войскам, остался доволен тем, что не без его помощи удалось придать приказу предельную лаконичность и энергию. Он радовался встрече со своим земляком, братом милой девушки Лены.
   В открытую форточку врывался ветер, засевал мелким бисером дождя голову Юрия.
   - Вы сейчас увидите, Юрий Денисович, иностранных гостей, - сказал Холодов, не спуская глаз с одной из дверей.
   Она открылась, из кабинета начальника штаба один за другим вышли сухопарый британский майор с трубкой в зубах, толстый американский капитан, молодой полковник германской армии и еще несколько офицеров.
   Немецкий полковник сказал что-то японскому морскому офицеру, поглядывая на сухопарого англичанина, а тот, покуривая трубку, невозмутимо смотрел выше головы немца.
   - Будь моя власть, я бы этих господ на пушечный выстрел не допустил к маневрам, - сказал Холодов, с затаенной неприязнью присматриваясь к чужим мундирам и лицам. Потом, дружески улыбаясь Юрию, пригласил его в кабинет командующего и открыл дверь с уверенностью человека, привыкшего беспрепятственно входить к любому начальству.
   Чоборцов, сняв плащ и фуражку, шагал по просторному кабинету.
   - Ну, товарищ Крупнов, через полчаса начнем! - азартно сказал Чоборцов, потирая красные большие руки. - Есть у меня просьба к тебе, Валентин.
   - Слушаю вас, товарищ генерал-лейтенант! - с готовностью встал Холодов, всегда своевременно улавливающий в отношениях людей незримую грань между личным, неофициальным, и служебным, деловым.
   - Я о соглядатаях. Эти штукари любопытны. Сопровождать их должен опытный товарищ, знающий хотя бы один иностранный язык. Тебе не впервой калякать с подобными господами.
   Это неожиданное поручение огорчило Холодова: он надеялся получить на время маневров батальон или командование ротой в своей родной дивизии Ростислава Богданова. Не будь сейчас тут Крупнова, Валентин нашел бы убедительные причины отказаться от дипломатического поручения, но при нем он не мог возражать генералу.
   Дежурный по штабу доложил Чоборцову: в тактическом кабинете собрались командиры соединений.
   - Идем! - отрывисто бросил генерал.
   Выражение суровой озабоченности появилось на полном красном лице генерала, пока шел он грузным шагом к тактическому кабинету. Юрий шел на полшага позади, вместе с Холодовым.
   В просторном сарае вокруг макета рельефа местности собрались командиры дивизий, воздушных и танковых частей. Среди них выделялся своим черным кителем с золотыми выпуклыми нашивками на рукавах командующий военно-морской флотилией. Все встали, расправив плечи.
   Начальник штаба армии генерал-майор Остап Сегеда, седой поджарый человек, проворно перебирая ногами в блестящих хромовых сапогах, подлетел к Чоборцову и, плотно прижав руки по швам, доложил, кто и для каких целей собрался в кабинете. Тут же он назвал свою должность, звание и фамилию.
   Юрию все это казалось забавой, игрой от избытка сил очень здоровых, сытых, не занятых трудом людей: ему было известно, что Остап Сегеда и Чоборцов давно служат вместе и, конечно, все знают друг о друге.
   Сегеда пропустил вперед себя Чоборцова и Юрия, прошел к карте и прочитал вслух звонким, юношеским голосом приказ о маневрах. Командиры были поделены на "красных" и "синих", каждой стороне вручили отдельный приказ, затем объявили состав наблюдателей, посредников, и игра началась. Командиры разъехались по своим соединениям, пустили в ход разведку. По тропам и дорогам в лесу помчались связные, зазвонили телефоны, заработали рации. Вскоре пришли в движение роты, батальоны, полки.
   И Юрий забыл, что это игра.
   На ветру шумели деревья, низко нависали облака, сея косой дождь. Равномерно гудели самолеты. Запах отработанного газа моторов мешался с тяжелым, прелым духом листвы. Под навесом служебного помещения Юрий и генерал курили вместе с летчиками и парашютистами, любуясь их молодыми, смелыми лицами.
   - Полетят? - спросил Юрий командира авиаполка, всматриваясь в густые облака.
   - В учении, как на войне, товарищ шеф, - учтиво ответил полковник и отдал команду к взлету.
   Его бомбардировщик первым взмыл над лесом, потом другой, третий... За облаками нарастал густой разъяренный гул моторов.
   Юрию хотелось лететь вместе с парашютистами, и только опасение показаться генералу хвастуном удержало его.
   - Поедем, Юрий Денисович, на передовые, к пехоте-матушке, - сказал Чоборцов. - Нелетная, брат, погода, однако привыкать надо. Эх, еще бы снежку да в ночь морозца покрепче!
   По размякшему, закиданному ржавой листвой проселку они выехали на вездеходе на песчаный тракт.
   - Посмотрим подарочки наших волжан-рабочих, - сказал генерал.
   Этими подарочками были танки, лишь ночью прибывшие на платформах и потом своим ходом пришедшие в расположение армии. Они стояли в лесу, задернутые брезентом, с чехлами на пушках. Но и под брезентом угадывались очертания их крупных корпусов. Танкисты небольшими группами собрались в палатках, кое-где дымились костры, грелся чай.
   Командир танковой бригады, рослый, плотный человек в кожаном реглане, хотел было выстроить экипаж, но Чоборцов остановил его:
   - Пусть принимают пищу.
   Зашли в одну из палаток, сели на снарядные ящики. Выпили по кружке крепкого, вкусно пахнущего дымом чая с сухарями.
   - Кто чай пьет, у того сила большая, - шутил Чоборцов, грызя сухарь крупными желтыми зубами.
   Юрий вышел из палатки, попросил у хмурого танкиста разрешения осмотреть машину. Запах масла и металла доставил ему большое удовольствие, будто он оказался на своем родном заводе. Понравилось и то, что командир танка не вдавался в излишние объяснения, сохраняя сдержанность, обычно присущую рабочим. По приказу командующего танк двинулся по лесу, подминая под свое железное брюхо молодые березки. Развернувшись на месте, храпя моторами, он расцарапал когтистыми гусеницами песчаный суглинок.
   Широкое лицо генерала расплылось в улыбке: очевидно, он был доволен работой тяжелого танка. Похлопал по плечу командира и вдруг, нахмурившись, погрозил кулаком одетому тучами Западу:
   - Есть чем и есть кому бить врага!
   - Точно, товарищ генерал-лейтенант! - бойко отозвался водитель танка. Сдернув кожаный шлем с головы, встряхнул лихим медным чубом.
   - А-а-а, опять вы со своей шевелюрой? Когда же вы, Солнцев, укоротите кавалерийский чуб? - сказал командующий.
   - Завтра же под машинку смахну, товарищ генерал-лейтенант! - ответил Рэм Солнцев.
   - Гляди у меня, оригинальничаешь все!
   Рэм смиренно попросил у командующего разрешения поговорить с Крупновым. Отошли за сосенку.
   Рэм расспрашивал Юрия о заводе, о знакомых рабочих, жаловался: трудная служба. Бывал уже на гауптвахте.
   - Теперь мы с Юлькой круглые сироты...
   Эти бедовые синие глаза, эти красно-медные волосы так живо и больно напоминали Крупнову Юльку Солнцеву. Он боялся, что Рэм будет спрашивать о сестре. Но Рэм только почесал затылок, ухмыляясь.
   - А с вами мы все-таки друзья, а? - сказал он. - Ну их к чертям, этих баб! - И вдруг до боли сжал руку Юрия. - Поклон передайте Денису Степановичу, пусть будет мне вместо отца родного. - Он пошел к танку, но вдруг резко обернулся. - Сестренку я отстегаю в письме!
   Когда Чоборцов и Юрий уехали, танкисты обступили Рэма, спрашивая, откуда знает его командарм.
   - Секрет изобретателя, - загадочно отшутился Солнцев. И это возвысило отчаянного водителя не только в глазах товарищей, но и командира бригады.
   - Чуб все равно придется укоротить, - сказал командир бригады миролюбиво.
   По лесной дороге машина шла малой скоростью, подпрыгивая на корневищах и выбоинах, залитых водой.
   - Хорошие танки: моторы сильные и броня приличная, - сказал генерал. - Передайте рабочим-волгарям наше солдатское спасибо, Юрий Денисович.
   - Передам, Данила Матвеевич. - Юрий не сразу оторвался от своих дум: до боли растревожила нечаянная встреча с Рэмом.
   Остановились у лесной избушки. Там ютился начальник разведки, пожилой жилистый полковник с поблескивающим пенсне на хрящеватом носу. Полковник цепким взглядом посмотрел в лицо Юрия.
   - Шеф, секретарь горкома, - сказал генерал. - Ну, что у тебя?
   Полковник вынул из железного ящика и дал Чоборцову перехваченные сообщения иностранного радио о маневрах. Генерал начал читать их вслух.
   Красная Армия не достигла современного технического уровня, а организация ее устарела, говорилось в этих донесениях. Гитлер проигрывает воздушную битву за Англию, и поэтому не исключена возможность, что он нанесет удар по России. Все равно, рано или поздно, а воевать с русскими ему придется. Германия не может считать себя победительницей, пока на Востоке за ее спиной стоит неослабленная военная держава. Сейчас сложились на редкость благоприятные условия: Квантунская армия нависла над Восточной Сибирью, и, таким образом, гигантские клещи охватили Советский Союз с востока и запада. Высказывалось предположение, что англичане могут пойти на мир, если Германия выведет свои войска из Франции и Норвегии.
   - Голодной куме хлеб на уме. Спят и во сне видят, как бы стравить немцев с нами. Как говорится: кто о чем, а шелудивый - о бане. Вот так они и воюют: Гитлер рвет им потроха, а они уговаривают его: "Возьми Украину, и разопьем мировую". Да, немцы чехвостят их с воздуха здорово, а министр английский материт своих летчиков: "Сукины вы дети! Почему листовки не разбросали, а бухнули тюком? Вдруг тюк этот угодил на башку фашиста? Шею мог свихнуть!" Хитры, ой, хитры, уж кто другой, а эти умеют воевать своей малой кровью. - Генерал отодвинул листы. - Что там посущественнее, полковник?
   - К границе подтягивается танковая армия.
   - Не танкового ли дьявола Гейнца Гудериана? Знаем такого танкового дьявола, Гейнца Гудериана! А еще какие дивизии подтянул Гитлер к границе? Кто их командиры: старые генералы или выскочки из фашистов? Был ли кто из них в России в 1918 году с войсками генерала Гофмана? - спросил Чоборцов и, повернувшись лицом к Юрию, сказал: - Кадры вероятного противника мы должны знать, товарищ Крупнов, назубок.
   - Знать врага - значит, наполовину победить его еще до сражения, сказал Юрию полковник. Теперь он, очевидно, решил, что за спиной этого штатского стоят сила и авторитет партийной власти, которые выше любых званий и чинов, и что старый, опытный генерал не случайно доверяет ему. И все-таки полковник не удержался от того, чтобы с некоторым упрощением в расчете на неосведомленность шефа в военных вопросах сказать о необходимости сохранения секретов и бдительности.
   - А какие еще новые дороги строят немцы в Польше, их направление, пропускная способность? - Генерал заметил, что лоб и залысины полковника покрылись мелкой испариной, и добавил: - Узнать это трудно, но необходимо.
   Сведения у полковника о дорогах были давние. Генерал насупился.
   Выслушав доклад полковника, он встал с табуретки, застегнул плащ.
   - Поехали, Юрий Денисович.
   Под ясенем генерал остановился, придержав Юрия за руку.
   - Ишь, черти немцы: танковые армии у них. А у нас крупнее бригады нет... Да, - сказал он и умолк.
   Юрий взглянул в маленькие сердитые глазки генерала, в них была решимость высказаться до конца и в то же время таилась осторожность.
   - Говори, Данила Матвеевич, я слушаю.
   - Мы с тобой в лесу. Я не генерал, ты не секретарь горкома. Хорошо? Ну, вот так-то, попросту, как земляку, скажу: если бы наших чертодомов-то стальных свести в дивизии, в корпуса... Ох, наковеркали бы! Широкие пробоины проламывали бы. Для пехоты.
   - А это не смахивает на теорию буржуазных стратегов? - осторожно спросил Юрий, недавно читавший статью с критикой теории Фулера.
   - Ну вот, сразу же и буржуазных... Один мой друг генерал говорил то же самое, что я говорю сейчас. Я с ним цапался, даже рапортом контратаковал его. А теперь чую: зря, он был прав. Отстранили его от дела. Где-то "отдыхает" Валдаев Степан. Видишь, какие у меня сомнительные связи. Хе-хе-хе, - угрюмо засмеялся Чоборцов. - Наши танки - львы! Но пасутся мелкими стадами. Не прогрызут глубоко эшелонированную оборону.
   XII
   В перекипающем дожде блеснули на опушке березовой рощи огоньки. Генерал велел шоферу узнать, что это за огни. Когда шофер ушел, перепрыгивая через лужи, генерал повернулся лицом к Юрию, тихо сказал:
   - Танки переброшу поближе к границе.
   - Данила Матвеевич, обстановка усложняется?
   - Обстановка та самая, что бывает накануне большой драки... Зимой вряд ли начнется, а за лето уже не ручаюсь. Логика войны толкает их на Балканы. Агенты Канариса на Балканах не зря жрут хлеб. Одних застращали, других подкупили, третьих соблазнили: мол, сообща загрызем Россию. Румынский головорез Антонеску серчает на нас за Бессарабию. Маннергейм даже заикается от злости: Выборг потерял... Отношения наши с немцами, кажется, кислые... Да, за зиму ручаюсь, а лето... бис його знае...
   - Данила Матвеевич, а Москве говорили об этом?
   - А там и без того все знают. Степан Валдаев, как по святцам, предсказал судьбу Франции. Да и как не знать, когда каждый солдат скажет тебе то же самое. Такое положение не скроешь! - Генерал ударил кулаком по своему колену.
   - Но вы-то будете наготове?
   - Да, да! - сердито засопел генерал. - Но современную армию в случае их удара не развернешь за неделю. Время нужно. Внезапность и во времена Суворова играла большую роль, а сейчас, при современной технике... меч острый эта внезапность. Немцы есть немцы, шутить не любят.
   Из-за кустов вывернулся шофер в куртке, потемневшей от дождя, за ним шагал человек в кожаном реглане, по которому потоками струилась вода, будто он только что вылез из реки. Сквозь забрызганное стекло машины Юрий увидел нахмуренное лицо Валентина Холодова. Чоборцов опустил стекло, спросил строго:
   - Ну, что у тебя?
   - Развлекаю аккредитованных шпионов! - Холодов резко смахнул ладонью капли дождя с подбородка, спросил: - Какой это умник гремит танками за трактом? Я по гулу моторов определил: появились новые машины.
   Генерал насупил густые брови, шумно засопел.
   - В порядочную глушь упрятали вы гостей, - сказал Юрий. - Что они делают?
   - Пьют, едят свинину, хвастаются. Японец любезничает с американцем, немец язвит англичанина и... очень любопытен к нашим дорогам этот нахал.
   - Дорога не иголка, ее не спрячешь, - ворчал Чоборцов. - Танкам глотки не зажмешь. Так что продолжайте роль хлебосольного хозяина.
   Не убирая руки с дверки машины, Холодов попросил, чтобы его освободили от пьяной компании и поручили командовать в маневрах хотя бы отделением.
   - То, что ты сейчас делаешь, стоит полка, - ответил генерал. Передай комбригу Вагину: потихоньку убраться со своими танками на проселок. Слушай. В нашу область высланы продукты и товары. Сегодня прибывают эшелоны. Придется выделить сотни полторы грузовых машин.
   - Но ведь сейчас маневры, товарищ генерал, машины нужны нам самим.
   - Я думаю и о маневрах! - И Чоборцов коснулся рукой мокрой спины шофера:
   - В Калиновку!
   Пронизывая белесое сеево дождя со снегом, огни фар ползали по мокрым стволам деревьев, обвалившимся кручам овражков. Обогнали гаубичную батарею, позади и впереди которой шли артиллеристы, мокрые с головы до пят. На лафете лежал красноармеец, бледными губами ловил капли дождя.
   - Что с ним? - спросил Чоборцов лейтенанта.
   - Перелом ноги, товарищ генерал... Это когда пушка с горки покатилась... Сам виноват, зазевался.
   Юрий почувствовал неприятный озноб в сердце. "Для этого паренька уже настоящая война", - подумал он.
   Конники в кубанках и бурках пересекли дорогу, скрылись за перелеском. Над ним промережили в тусклом небе вспугнутые стаи галок.
   Проехали мимо кухни, глотнув приятный дымок, у часовенки с изваянием скорбящей божьей матери свернули на колею вдоль речки. По воде плыли желтые листья дуба. Густились сумерки. На повороте встал на дороге красноармеец в шинели, выставив вперед винтовку с неласково мерцавшим граненым штыком. Справа из шалаша вылез другой с ручным пулеметом и решительно махнул рукой.
   - Стоп! Гаси свет! - приказал он, подойдя к машине. - Федяев, доложи отделенному.
   - Передовые Волжской дивизии, - с улыбкой шепнул генерал Юрию.
   Через минуту как из-под земли появился высокий, широкоплечий человек в брезентовом плаще. Из капюшона выпирал загорелый, с заметной горбинкой нос, жестко поблескивали горячие глаза. Он узнал командующего и, слегка окая, доложил, называя Чоборцова условным на время маневров именем, что он сержант Александр Крупнов, а его отделение заняло позиции на новом рубеже.
   - Саша! - тихо окликнул Юрий.
   Александр нагнулся к машине, но тут же выпрямился.
   - Здорово, - как бы походя сказал он, согнал с лица светлую улыбку, приковал к генералу почтительно-внимательный взгляд.
   Минутное огорчение опалило сердце Юрия: брат не принадлежал ему, жил своей особой жизнью бойца.
   - Промокли? Есть простуженные? - спросил генерал.
   - Все здоровы. По берегу роют траншеи, накрывают блиндажи накатником. Осину рубим, - подчеркнул сержант Крупнов.
   В сумерках под моросящим дождем слышались лязг лопат, удары топора, падение срубленных деревьев.
   - Почему же непременно осину? - спросил генерал.
   - Строевой лес жалко, - ответил сержант Крупнов. Он стоял неподвижно, открыто и спокойно глядя на командующего.
   Юрию казалось, что брат был способен простоять так, не тяготясь этим, хоть вечность.
   - Ну а если они полезут? - спросил Юрий.
   - А мы-то для чего? Пусть лезут хоть сейчас.
   - Молодец! Не жалей, сержант, солдат и себя. Пусть потеют. На войне насморком да испариной на лбу не отделаешься. Там кровь потребуется. Посмотрим, как работают ваши бойцы, - сказал Чоборцов и вылез из машины.
   Юрий обнял брата, но тот смущенно отстранился и выжидательно, с полной готовностью выполнить любое приказание генерала, встал перед ним.
   "Впрочем, он всегда был дисциплинированный", - подумал Юрий.
   Увидев своего отделенного, сопровождающего генерала и какого-то гражданского, очевидно, важного начальника, бойцы лишь на секунду поднимали головы и снова работали лопатами, топорами. Один из бойцов привлек к себе особое внимание командующего: широко расставляя скользящие по грязи ноги, нес из леса большую осиновую слегу, положив ее на спину, как коромысло. Два красноармейца, побросав лопаты, подбежали к нему, сняли слегу с его спины и громко стали восхищаться его силой.
   - А можешь ты, Ясаков, вон то бревно унести?
   - Если командир скажет - могу унести, - не сразу ответил Вениамин Ясаков, провожая взглядом Чоборцова и Юрия. - Все дело в приказе, а унести можно... Батюшки! Юрий Денисович! - Ясаков метнулся к Юрию, но властный окрик Александра остановил его.
   - Эх ты! - бормотал Веня. - Генерал-то на моей свадьбе гулял... - Он сник под взглядом сержанта.
   XIII
   В ночь похолодало. Дождь сменился крупой, шуршавшей по опавшей листве. Батальон сел за ужин. К этому времени Вениамин Ясаков закончил оборудование землянки для своего отделения. По бокам были вырезаны лежанки, пол застлан еловыми ветвями, у порога топилась печка, сделанная из камней и худого ведра. Пахло берестой, смолистым дымом. В землянке шла обычная для бойцов жизнь. Развесили сушить мокрые шинели, от которых повалил кисловатый пар. Дневальный принес из ротной кухни пшенную кашу-концентрат, красноармеец Неделька, прищуривая глаз в густых ресницах, разлил в манерки вино.
   - Сержант приказал ужинать, не ждать его.
   От горячей пищи и вина все раскраснелись. После ужина каждый занялся своим делом. Ясаков сушил сено, чтобы ночью, форсируя речку, было чем прикрыть грудь; комсорг при свете фонаря писал боевой листок, два бойца, Соколов и Галимов, сочиняли песню, а Неделька тихо подыгрывал на гармошке. Над золотой горкой углей шипела в котелке сержантская порция каши.
   - Как полез противник в драку... - отрывисто, сердитым голосом говорил Соколов. - Ну добавляй, Абзал, добавляй. - Он толкал в плечо Галимова. А тот, вскинув темные глаза, подхватывал:
   - Тат-та-та-та-та, дал он драпу. Добавляй, Варсонофий, добавляй.
   В глазах Ясакова эти бойцы были очень важные люди: оба они получили орден Красной Звезды за храбрость в боях у Халхин-Гола. Случилось это так: японцы прижали отделение к реке. Все были ранены. Галимов со своими товарищами был на другом берегу.
   - Спасем ребят! - сказал он. - Я с Волги, плаваю, как акула. Прикрывайте меня.
   Голый, с ножом в зубах, он вплавь переправил через реку раненых, а когда плыл за последним, пуля прошила мышцу груди. Окровавленный, дико крича, он бросился с ножом на японцев, отбил последнего красноармейца. Это был Варсонофий Соколов. С тех пор они служат вместе и здесь, на Западе.
   Связывая теплое сено в тугие пучки, Ясаков почтительно обратился к Соколову и Галимову:
   - А что, товарищи, немец не может устроить нам ловушку?
   Бойцы переглянулись, их лица отражали напряженное раздумье.
   - Немцев мы не знаем, какой у них характер, - сказал Соколов.
   - Характер германский нам неизвестен, - подхватил Галимов. - Японца мы знаем, а немца нет. Японец хитрый и злой.
   - Японец ужасно визжит, когда идет в штыковую атаку, орет: "Банза-а-ай!"
   - Да, орет "банза-а-ай" и не боится штыковых атак.
   - Вот финны тоже смелые... - сказал Неделька. - Ты, Ясаков, расспроси нашего сержанта, он на финском понюхал пороху. А германцы, надо полагать, на технику нажимают. Штыков у них мало, и те как бы вроде ножа.
   - А страшно, товарищи, штыком-то? Наверно, не глядят, а зажмурком, а? - спросил Ясаков.
   Полог, служивший дверью, откинулся, и в землянку вошел Александр Крупнов.
   Бойцы встали, сутулясь под низким накатом.
   Александр вымыл руки, взял котелок с кашей. Зная, что он не пьет, Неделька не предложил ему вина. Александр не спеша съел кашу, вытер коркой хлеба дно котелка, посмотрел на часы.
   - Пошли!
   В непроницаемой ночной мгле, сгибаясь под ветром, они направились к командиру дивизии, держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки. В лицо стегала колючая крупа, слева, невидимая, плескалась речка. В лесу меж двух деревьев стояла палатка полковника Богданова, охраняемая двумя автоматчиками в задубевших плащах поверх шинелей.