Страница:
От изумления Кейт разинула рот.
— О боже! — вымолвила Джуди.
— Вот это номер! — произнесла наконец Кейт, неспособная, как всегда, удержаться от того, чтобы не высказать сразу же собственного отношения к происходящему. Пораженная, она так и застыла в дверях, стараясь сообразить, что же все это означает. На бархатных кушетках абрикосового цвета, расположенных под прямым углом друг к другу, сидели Джуди и Пэйган. К свободным торцам кушеток примыкали низкие столики из затемненного стекла, на которых в больших вазах стояли огромные букеты, составленные из белых лилий и веточек цветущей яблони. А чуть подальше, справа, в бежевом бархатном кресле сидела Максина.
— Это что, нежданная встреча старых друзей? — спросила Кейт.
Пэйган молча крутила изящную маленькую малахитовую бабочку, висевшую у нее на шее на золотой цепочке тонкой работы от Картье. Ответила Максина, поспешно и вполголоса:
— Нам надо будет взвешивать каждое свое слово,
Атмосфера в комнате была наэлектризованная. Не успела Кейт подойти к сидевшим тут женщинам, как двойные двери в противоположной стороне комнаты резко и широко распахнулись и вошла невысокая молодая женщина с золотистой кожей, одетая в длинное белое шелковое платье, сидевшее на ней, как древнегреческая туника.
При первом же взгляде на Лили становилось ясно, что это действительно звезда. Отброшенные со лба густые и мягкие черные волосы спадали на плечи, открывая лицо с высокими косыми скулами, маленький нос на самом кончике чуть изгибался, придавая ей вид хищницы; полная нижняя губа казалась несколько излишне крупной; но прежде всего обращали на себя внимание ее глаза. Огромные, влажные, цвета каштана, они блестели из-под густых и длинных ресниц так, что создавалось впечатление, будто из каждого вот-вот выкатится по хрустальной слезинке.
Сегодня, однако, они не блестели. Сегодня глаза Лили сверкали неистовством, яростью и гневом. На какое-то мгновение кинозвезда молча застыла на месте, разглядывая четырех находившихся в комнате женщин, каждая из которых была старше ее: остановившуюся у двери Кейт в темно-красном костюме; Пэйган в розовом, вытянувшуюся на абрикосовой кушетке; Максину, замершую с фарфоровой чашкой в одной руке и блюдцем на затянутых в голубой шелк коленях; Джуди в коричневом вельветовом костюме, сидевшую ссутулившись на краешке дивана, подперев руками подбородок, локти на коленях, сердито уставившуюся на Лили.
Потом Лили заговорила.
— Ну, суки, — спросила она, — так кто же из вас моя мать?
2
— О боже! — вымолвила Джуди.
— Вот это номер! — произнесла наконец Кейт, неспособная, как всегда, удержаться от того, чтобы не высказать сразу же собственного отношения к происходящему. Пораженная, она так и застыла в дверях, стараясь сообразить, что же все это означает. На бархатных кушетках абрикосового цвета, расположенных под прямым углом друг к другу, сидели Джуди и Пэйган. К свободным торцам кушеток примыкали низкие столики из затемненного стекла, на которых в больших вазах стояли огромные букеты, составленные из белых лилий и веточек цветущей яблони. А чуть подальше, справа, в бежевом бархатном кресле сидела Максина.
— Это что, нежданная встреча старых друзей? — спросила Кейт.
Пэйган молча крутила изящную маленькую малахитовую бабочку, висевшую у нее на шее на золотой цепочке тонкой работы от Картье. Ответила Максина, поспешно и вполголоса:
— Нам надо будет взвешивать каждое свое слово,
Атмосфера в комнате была наэлектризованная. Не успела Кейт подойти к сидевшим тут женщинам, как двойные двери в противоположной стороне комнаты резко и широко распахнулись и вошла невысокая молодая женщина с золотистой кожей, одетая в длинное белое шелковое платье, сидевшее на ней, как древнегреческая туника.
При первом же взгляде на Лили становилось ясно, что это действительно звезда. Отброшенные со лба густые и мягкие черные волосы спадали на плечи, открывая лицо с высокими косыми скулами, маленький нос на самом кончике чуть изгибался, придавая ей вид хищницы; полная нижняя губа казалась несколько излишне крупной; но прежде всего обращали на себя внимание ее глаза. Огромные, влажные, цвета каштана, они блестели из-под густых и длинных ресниц так, что создавалось впечатление, будто из каждого вот-вот выкатится по хрустальной слезинке.
Сегодня, однако, они не блестели. Сегодня глаза Лили сверкали неистовством, яростью и гневом. На какое-то мгновение кинозвезда молча застыла на месте, разглядывая четырех находившихся в комнате женщин, каждая из которых была старше ее: остановившуюся у двери Кейт в темно-красном костюме; Пэйган в розовом, вытянувшуюся на абрикосовой кушетке; Максину, замершую с фарфоровой чашкой в одной руке и блюдцем на затянутых в голубой шелк коленях; Джуди в коричневом вельветовом костюме, сидевшую ссутулившись на краешке дивана, подперев руками подбородок, локти на коленях, сердито уставившуюся на Лили.
Потом Лили заговорила.
— Ну, суки, — спросила она, — так кто же из вас моя мать?
2
— Меня тошнит, — пробормотала Кейт, откидываясь на изголовье кровати и застегивая новый кружевной бюстгальтер на своей подростковой груди.
— Ничего, стоило того, — ответила Пэйган, облизывая кончики пальцев. В оранжевых атласных шортах, наподобие боксерских, и розовом кимоно, она сидела, скрестив ноги, на кончике узкой кровати Кейт и с сожалением смотрела на белую картонную коробку, стоявшую на постели между девочками. В ней еще оставался последний шоколадный эклер. — Доедим после ужина. А пока давай сделаю тебе педикюр. Чтобы ты не думала о том, что тебя вот-вот вытошнит. Фиолетовый хочешь?
Те ученицы, что приезжали сюда из Англии, всегда проматывали свою первую стипендию на сладости, губную помаду и лак для ногтей. В этой швейцарской школе, предназначенной для девочек старшего возраста и призванной подготовить их к тому, чтобы они стали благовоспитанными леди, юные англичанки быстро освобождались от гнета строгих отечественных школьных порядков. После многолетних лишений в военные и первые послевоенные годы, когда дома даже хлеб и картошка были по карточкам, Швейцария 1948 года казалась девочкам настоящим раем по сравнению с измотанной, обедневшей и усталой Британией — раем, сделанным из кремовых пирожных, шоколада, снегов и романтики.
Пэйган склонилась над левой ногой Кейт. Красавица дорафаэлевского типа, но близорукая, она привыкла сутулиться, чтобы ближе было смотреть под ноги или на то, чем она занималась. Очки она надевала редко — отчасти потому, что стеснялась их, отчасти же потому, что постоянно их теряла.
Лениво развалившись на кровати и задрав голую левую ногу вверх так, что она висела в воздухе, Кейт смотрела поверх головы Пэйган в открытое окно спальни, где ее взору представали покрытые снегом горные вершины Гштада, как бы обрамленные белыми кружевными занавесками.
— Сходим перед чаем в лес? — предложила Кейт.
— Не дергайся, дура! — прикрикнула на нее Пэйган. — Нам же велели встретить новенькую. Сходим после чая, если она не приедет. А ты, к несчастью, заняла весь шкаф, самый лучший! Теперь там уже ничего не повесишь. Новенькой придется держать свои вещи под кроватью.
Большая часть жилых комнат в школе «Иронделль»[7] была рассчитана на трех студенток, но на самом верхнем этаже, под деревянными стрехами огромного шале, комнаты были меньше размером. К той комнатке на двоих, в которой жила Кейт, примыкала небольшая, выкрашенная в бледно-голубой цвет мансарда с низким, скошенным сосновым потолком; в ней едва хватало места для узкой, покрытой голубым покрывалом кровати, маленького столика и комода. Пэйган сразу же захватила мансарду себе, и, при ее потрясающей неряшливости, получилось, в общем-то, удачно, что она как бы жила одна, отдельно. Ничто не могло приучить Пэйган к аккуратности. Вообще-то настоящее ее имя было Дженифер, так ее окрестили в детстве; но поскольку няньке приходилось все время делать ей одни и те же замечания:
«Подбери за собой, безбожная ты душа!», или «Не дам чаю, пока не приведешь комнату в порядок, безбожница!», то вместо Дженифер девочку постепенно все стали звать Пэйган[8], и со временем это прозвище так и прилипло к ней.
— Не хочу тратить попусту такое чудное время! — Кейт вскочила с кровати и натянула юбку и плотно облегающий бежевый кашемировый свитер. Пэйган прямо поверх оранжевых атласных шорт натянула старые брюки для верховой езды и влезла в большущий пуловер, перехватив его посередине толстым мужским кожаным ремнем, который почти дважды обернулся вокруг ее талии. Они вместе, громко топоча, помчались вниз по деревянной лестнице, разом вывалились из входной двери на улицу и, где-то шагом, а где-то скользя, двинулись по тропинке, которая начиналась сразу же за зданием школы и круто уходила вверх к лесу по густо осыпавшимся и скользким сосновым иглам. Пройдя по ней около мили, они наткнулись на щит, вбитый в землю прямо посреди тропинки. На нем было написано: «Attention! Defense de passer»[9].
— Должно быть, здесь есть охрана. Наверное, от браконьеров, — предположила Пэйган.
Они пыхтя продолжали карабкаться вверх, пока тропинка не уперлась в заросшую травой лужайку, сразу за которой начинался крутой обрыв. Далеко внизу были видны коричневые домики Гштада, стоявшие в окружении темно-зеленого леса, а еще дальше, за ними, великолепным амфитеатром поднимались горы, вершины которых даже в разгар лета оставались под снежными шапками.
— Ого-го… Го-о-о! — прокричала Пэйган, сложив около рта ладони рупором. Звук ее голоса умчался вниз и какое-то время спустя возвратился к ним из долины, уже как эхо. Повернувшись к Кейт, Пэйган сказала: — Дома от нас, наверное, ждут, что мы научимся петь настоящим йодлем[10]…
Внезапно она оборвала себя на полуслове. Девочкам показалось, что кто-то прокричал им в ответ, но крик этот шел как будто у них из-под ног. Через мгновение крик повторился: «Au secours!»[11]
— Просят помощи, — обеспокоенно произнесла Кейт.
— Да, откуда-то из-под обрыва. Pourquoi secours?[12] — прокричала Пэйган, познания которой во французском языке были ужасающими.
— Parse que[13]… я застряла, — ответили ей.
— Вы англичанка? — крикнула Пэйган, рванувшись вперед, но Кейт схватила ее сзади за ремень и остановила. От того места, где они стояли, до кромки обрыва было около десяти футов, и подходить ближе могло быть небезопасно.
— Нет, американка. Будьте осторожны. Обрыв осыпается. Мы даже близко к краю не подходили… И вдруг он провалился.
— Сколько вас там?
— Я одна. Ник успел отпрыгнуть и побежал за помощью… А-а-а!.. — Девочки услышали звук падающих камней и осыпающейся земли.
— Вы еще там?
— Да, но мне почти уже не на чем стоять. О господи, я так боюсь!
— Не смотри вниз! — крикнула Пэйган, опустилась на землю и по-змеиному двинулась вперед. — И не кричи больше!.. Кейт, я доползу до края, а ты ложись следом за мной и держи меня сзади за ноги. — Пэйган медленно, извиваясь, подползла к кромке, за которой обрывалась трава, и осторожно глянула через край. Снизу, с расстояния примерно шести футов, из копны светлых перепутанных волос прямо на нее смотрели большие темно-голубые глаза.
Девочка стояла на узенькой кромке, разведя руки в стороны и стараясь удержаться ими за поверхность обрыва.
— Ник не смог до меня дотянуться, — сказала она. — Он столько раз пытался. Он снял рубашку и пробовал вытянуть меня на ней, но она порвалась. А потом кромка стала осыпаться, и он побежал за лестницей. А кромка все осыпается и осыпается, и теперь уже почти не на чем стоять. Я так боюсь.
Не меньше чем в сотне футов под девочкой земля стала снова сползать вниз, и при виде намечающегося нового оползня Пэйган стало не по себе.
— Опять осыпается, — выдохнула она. — Не гляди ты вниз, господи! — Она попыталась дотянуться до девочки, но не хватило примерно двух футов, чтобы они смогли сцепиться пальцами. Стоявшая внизу девочка была действительно напугана. — Слушай, продержись еще малость, — подбодрила ее Пэйган и отползла от края обрыва.
Добравшись до Кейт, она стала стаскивать с себя резиновые туфли и брюки.
— Штаны крепче, чем юбка, — пояснила Пэйган, связывая штанины морским узлом так, что образовался замкнутый круг. После этого она продела через круг свой ремень и накрепко застегнула пряжку. — Ради бога, держи меня за ноги изо всех сил, — прошипела Пэйган, обращаясь к Кэйт, и вновь поползла к кромке обрыва. Там она свесилась вниз. Земля у нее под грудью стала потихоньку осыпаться. Пэйган стало не по себе, когда она начала опускать вниз связку из брюк и ремня.
— Можешь нацепить это через голову и продеть под руки, как спасательный круг? И не смотри же ты вниз, тебе говорят!
Пэйган медленно опускала связку, пока та не достала до вытянутых вверх рук девочки.
— Сложи руки вместе и постарайся, чтобы брюки опустились тебе под мышки… так… так… медленнее… не торопись…
Свободный конец ремня Пэйган обмотала вокруг своей левой руки и вцепилась в него еще и правой. Все время, пока она занималась этими приготовлениями, она видела, как кусочки земли отваливаются от того места, на котором она лежала, и летят вдоль обрыва далеко вниз, где красная земля перемешалась с поваленными соснами и обнаженными корнями деревьев.
— Так, теперь держись за ремень, — сказала она, надеясь, что ее голос звучит достаточно уверенно, — и медленно, очень медленно и осторожно, как муха, попробуй подниматься вверх.
— Я не могу. Я не могу !
Большой комок земли сорвался вниз, и левая нога девочки зависла в воздухе.
— Если ты сорвешься, я тебя не удержу, — сказала Пэйган. — Ты мне сломаешь руку и утянешь меня за собой. Этим все и кончится. Поэтому не думай над тем, что я тебе говорю. Просто делай! Считаю до трех — и начали!
Кейт лежала чуть позади Пэйган, изо всех сил обхватив ее руками за талию.
— Ну — раз, два, три! — скомандовала, как смогла, Пэйган.
Маленькая худенькая девочка — слава богу, что она была так мала и худа, — вытянулась и начала послушно карабкаться вверх. Ремень натянулся, и Пэйган почувствовала острую боль в кисти и в плече. «Как-то я не так взялась», — подумала она. Девочка выбиралась вверх дюйм за дюймом, а боль в левой руке Пэйган становилась невыносимой.
Кожаный ремень стал выскальзывать из вспотевших рук Пэйган. С натугой дыша и извиваясь всем телом, она медленно отползала назад от обрыва. Кейт помогала ей.
Над кромкой обрыва вначале показались две вцепившихся в ремень грязных руки, потом появилось перепуганное белое лицо.
— Медленно, — задыхалась Пэйган, — медленно! Не торопись! — Ей на секунду померещилось, что земля под ней начинает двигаться, и Пэйган покрылась холодным потом от подступившего ужаса. Но вот девочка навалилась грудью на кромку обрыва, Кейт быстро подхватила ее и помогла выбраться наверх, затем оттащила чуть подальше от края. Пэйган опустила ремень, пальцы ее кровоточили.
Но не успела Пэйган подняться, как земля под ней поехала вниз, и в одно мгновение она повисла вниз головой над пропастью, по пояс свесившись через новый край обрыва. Кромка, на которой до этого стояла девочка, исчезла.
Кейт вцепилась в Пэйган, судорожно обхватив ее руками, и вдвоем они, задыхаясь от страха и напряжения, отползли назад и разрыдались.
Лишь когда они добрались до сосен и тропинки, Пэйган почувствовала себя действительно в безопасности. Колени у нее подогнулись, и она рухнула на землю. Кейт с тревогой склонилась над ней.
— Боже, — воскликнула вдруг спасенная ими девочка, прижав ладони к вискам, — я же опаздываю! Нет, нет, это невозможно! Мне надо идти. Дорогая, ой, спасибо тебе огромное… Ой, слушай, ты знаешь, где находится «Шеза»? Сможешь приехать туда, чтобы я могла?.. Конечно, я никогда не сумею отблагодарить тебя в полной мере… Но мне действительно надо бежать!
С этими словами она повернулась и торопливыми шагами, почти бегом, двинулась вниз по тропинке и скрылась за поворотом.
— Ну и корова! — удивилась Кейт. — Ей спасли жизнь, а она поворачивается и убегает! Пэйган, бедняжка, что у тебя с руками?
Ноги все еще плохо держали Пэйган, ладони кровоточили. Поскольку брюки и туфли так и лежали у края обрыва, Пэйган была одета сейчас только в пуловер и грязные оранжевые атласные шорты.
В этот момент на противоположной стороне лужайки появилась группа людей, тащивших веревку, сеть и лестницу. Впереди бежал обнаженный до пояса высокий и худой молодой человек. Внезапно он остановился как вкопанный, взъерошил рукой свои встрепанные черные волосы и воскликнул: «О боже, здесь все обвалилось!»
— С девочкой все в порядке, мы ее вытащили! — крикнула ему Пэйган, все еще сидевшая на земле. — А вы Ник?
Молодой человек подбежал к ней. Его нос был измазан землей, аквамариновые глаза смотрели растерянно.
— С ней все в порядке? С Джуди все в порядке? А что произошло? Как?.. Вы уверены, что с ней действительно все в порядке? Где она?.. О господи, я столько пережил…
— Пэйган тоже пережила, — возмущенно перебила его Кейт. — Она добралась до края, перегнулась и вытащила вашу девушку, спасла ей жизнь. После чего та убежала, заявив, что не хочет опаздывать!
— Понимаете, если она опять опоздает, ее выгонят с работы. Она уже получила два предупреждения. С ней действительно все в порядке, она никак не пострадала?
— Ну если она так убежала, то, наверное, с ней-то все в порядке, — сказала Кейт с упреком в голосе. — А вот с Пэйган нет. Посмотрите, какие у нее руки!
— Перестань, Кейт. — Пэйган с трудом поднялась на ноги. Молодой человек поспешил ей на помощь; ростом она оказалась с него. — Приму ванну, и все будет отлично.
— Я сейчас скажу спасателям, что все уже сделано, а потом провожу вас домой, — сказал Ник, откидывая с глаз черные, беспорядочно болтающиеся волосы. Он обернулся и быстро сказал что-то по-немецки стоящим позади него людям. Потом снова повернулся к девочкам и обнял Пэйган за талию, поддерживая ее.
— Со мной все в порядке, — сказала Пэйган, поморщившись, когда он дотронулся до ее левой руки. — Пошли отсюда поскорее, пока больше ничего не обвалилось.
— Теперь уже вряд ли обвалится, — заметил Ник. — Спасатели рассказали мне, что они взрывают часть горы: после снежных лавин, прошедших минувшей зимой, остался опасный козырек, нависший над долиной. К сожалению, по нему-то мы и гуляли… На следующей неделе они уже все закончат.
— А кто эта девочка, та, что не хотела опаздывать? — Голос Кейт звучал в высшей степени саркастически.
— Студентка из Америки. Она тут по обмену, у нее совершенно нет денег, и поэтому она работает официанткой в «Шезе», — объяснил Ник, пока они неторопливо спускались по тропинке вниз. — Не знаю, как ей все это удается. Она так много работает, но, похоже, никогда не устает. Она всегда… Ну, словом, с ней всегда интересно.
Кейт заметила, что молодой человек покраснел.
— А вы?.. — спросила она.
— Нет, между нами ничего нет, хотя я бы не возражал. У нее остался какой-то парень в Виргинии. Его зовут Джим. — Все замолчали. Девочки искоса разглядывали Ника и пришли в конце концов к выводу, что если уж он не подходит, Джим, наверное, действительно нечто потрясающее.
— А ты тоже студент?
Ник явно был англичанином.
— Нечто вроде. Я стажер. Официант по обмену в «Империале».
— Что значит «официант по обмену»?
— Ну, мои родители занимаются гостиничным бизнесом, и поэтому я учусь, как надо управлять гостиницей. — Ник положил руку Пэйган к себе на плечо. — Я рано бросил школу и поступил на двухгодичные курсы в Вестминстерское техническое училище, а потом работал официантом в «Савое». А сюда приехал по обмену: один из официантов «Империала» работает сейчас на моем месте в Лондоне.
— И как в «Савое»? — спросила Кейт, глаза которой округлились при одной мысли о том, что кто-то может работать в столь престижном и респектабельном заведении.
— Тяжелая работа. Жарко. Кухня ресторана выше уровня земли, поэтому у нас там были окна. А бедняги из кухни гриль-бара работают в подвале и даже дневного света не видят. Мы готовим на раскаленных докрасна старых кухонных плитах, которые топятся еще углем, а на полу набросаны опилки: они впитывают жир, если он капнет, и на них не поскользнешься. Потеем так, что пьем все, что попадает под руку: воду, молоко, пиво — нам его дают, определенную норму на день. Все время глотаешь что-нибудь жидкое.
— А почему ты ушел из «Савоя»? — спросила Пэйган. Они в этот момент остановились на дорожке, чтобы Ник смог перехватить руку и сильнее поддерживать девочку. Рука у Пэйган болела страшно, но рассказ Ника отвлекал ее от этой боли.
— Чтобы продолжить учебу. — Ник споткнулся: Пэйган была довольна тяжелой. — Буду учиться тут до конца зимнего сезона. Тогда мне исполнится восемнадцать, и придется идти в армию. Жуть как неохота попадать в эту проклятую армию, но ничего не поделаешь. Отец говорит, что меня там хотя бы научат командовать людьми. Он помешан на том, чтобы кем-нибудь командовать.
— Господи, неужели официантам это нужно?
— Официантам — нет, но управляющим гостиницами нужно.
— А вот и наша школа, — показала Кейт. — Ну все, Пэйган, уже почти пришли, осталось всего несколько шагов. — Ник и она уже почти волоком тащили Пэйган. Перемазанная грязью троица, спотыкаясь на каждом шагу, подходила к зданию.
Ник покраснел, потом произнес извиняющимся тоном:
— Послушайте, я знаю, что Джуди показалась вам неблагодарной. Но вы себе даже не представляете, как тяжко ей приходится. Она совершенно одна, и ей только пятнадцать лет. Давайте встретимся в воскресенье в «Шезе», выпьем чаю, и она сможет вас как следует поблагодарить. Я уверен, она очень хочет это сделать… И… и я тоже бы хотел.
Пэйган согласно кивнула. Ник осторожно опустил ее, попрощался и торопливо зашагал вниз по улице. Она дождалась, пока он свернул за угол, потом негромко застонала и упала на землю.
Пэйган полулежала в кровати, подложив под спину подушки, и доедала последний шоколадный эклер, держа его в правой руке; кисть левой была у нее забинтована, а вся рука покоилась на перевязи. Кейт занималась тем, что красила ей ногти на ногах ярко-оранжевым лаком.
— Не могу, не могу, — простонала Пэйган. Кейт обеспокоенно посмотрела на нее:
— Так сильно болит?
— Нет, после укола я ничего не чувствую. Не могу успокоиться при мысли, что Поль отнес меня сюда, наверх, а я этого даже не видела! Кейт, скажи, он что, правда поднял меня своими сильными руками, прижал к мужественной груди и…
— Ничего подобного, — ответила Кейт. — Тебя так не смог бы нести ни один нормальный мужчина. Он тебя еле тащил. Я боялась, как бы он не рухнул с лестницы на меня и сестру-хозяйку.
Пэйган испустила чувственный вздох, который должен был выражать сожаление. Поль был шофером директора, а кроме того, заставлял учащенно биться сердца всех воспитанниц школы. Все девочки были без ума от оливкового цвета лица, черных с поволокой глаз и гладких лоснящихся темных волос, от его прямой и всегда подтянутой фигуры, чем-то напоминающей тореадора.
— Расскажи мне все снова, — попросила Пэйган. Кейт в этот момент обильно мазала лаком ноготь ее большого пальца.
— Ты шлепнулась прямо в канаву. Я одна вытащить тебя оттуда не могла и поэтому помчалась в школу. Поль стоял в холле у стола, скрестив руки на груди, в одной из них держал фуражку — наверное, ждал, пока спустится старый Шарден. Я ему объяснила, что произошло, он мгновенно выскочил на улицу, бросил фуражку на мостовую, обхватил тебя руками — кстати, ты ему привела форму в совершенно непристойный вид, — перебросил тебя через левое плечо, как носят пожарные: одной рукой обняв за спину, а другой придерживая за задницу, за эти оранжевые шорты, и так отнес тебя прямо в кабинет Шардена. Вошел туда, даже не постучавшись, опустил тебя на диван, опустился сам рядом с тобой на колени, приоткрыл твое веко… Ну, дальше я тебе уже все рассказала.
— Расскажи еще раз.
— Потом он пощупал твою грудь… он поднял свитер и крикнул мне, чтобы я позвала сестру-хозяйку и позвонила доктору, но я как к месту прилипла. — Кейт захихикала. — Наверное, он проверял, бьется ли у тебя сердце: похоже, он не обратил никакого внимания, что на тебе не было лифчика. Ну, так или иначе, я побежала и привела сестру-хозяйку, и, когда мы вошли, свитер у тебя уже был опущен и ты шептала: «Где я?» — как раз так, как и должна была…
Внезапно дверь с треском распахнулась, в комнату резко вошла сестра-хозяйка, шведка, а следом за ней появился школьный швейцар, который тащил старый чемодан из свиной кожи. Позади них стояла пухленькая девочка, одетая в темно-синее пальто. Она улыбалась, но ее карие глаза смотрели с беспокойством. Зубы у нее были неровные.
Сестра-хозяйка сразу же принялась отчитывать девочек:
— Сидеть на кроватях не положено. Есть в комнатах не положено. Лаком для ногтей можно пользоваться только в ванной комнате и ни в каком другом месте. — Она резко повернулась на каблуках и вышла.
— Стерва, — сказала Пэйган. — Parles-vous anglais?[14]
— Немного, — ответила новенькая, — но вообще-то я француженка и приехала сюда учить английский язык. Меня зовут Максина Паскаль.
— Но тут никто не учит английский. Да и французский тоже! — воскликнула Пэйган. — Ты сама увидишь. Англичанки и американки разговаривают друг с другом по-английски, девочки из Южной Америки — по-испански, итальянки непрерывно галдят что-то на своем языке, а немки лают на своем. На французском тут не говорит вообще никто, кроме одной девочки из Греции, да и та только потому, что здесь никто не знает греческого. Mais nous pouvons pratiquer sur vous[15]. — Французский язык Пэйган был ужасен, как бы подтверждая тем самым справедливость ее слов.
— Нет, с вами я буду говорить только по-английски, — с улыбкой, но твердо сказала новенькая. Она водрузила чемодан на кровать и принялась разбирать его, вынимая и аккуратно разглаживая многочисленные листы белой хрустящей оберточной бумаги, которыми были проложены между собой ее вещи. Одежда, которую привезла с собой новенькая, походила скорей на приданое, нежели на гардероб школьницы; девочки заметили, что на всех вещах Максины были этикетки «Кристиан Диор».
— Ну и богачка ты, наверное, — поразилась Пэйган. — Это же настоящее сокровище!
— Нет, я не богачка, — ответила Максина. — Но я везучая. У меня есть тетя.
Это было истинной правдой. Тетушка Гортензия, жившая в счастливом, но бездетном браке, была предельной реалисткой. По ее мнению, не имело ни малейшего смысла тратиться на приданое после того, как мужчина уже заарканен. Шикарная одежда необходима девушке в самом начале жизненного пути, чтобы обеспечить ей наилучшее замужество, какое только окажется возможным. Такая одежда — это капиталовложение в будущее девушки.
Поэтому она потащила Максину и ее мать к Диору, и в конце концов сестры, не спрашивая самой Максины, выбрали для нее темно-синее шерстяное пальто с двумя огромными пуговицами, которые сверкали, как сапфиры; потом ей купили голубое атласное платье для коктейлей, украшенное черными кружевами от Шантильи, и простой повседневный костюм из голубой шерсти, а к нему выходную юбку из шотландки, плиссированную, в голубых и кремовых тонах. Кроме того, они остановили свой выбор и на шерстяном платье абрикосового цвета, расширявшемся книзу и поэтому удачно скрывавшем излишнюю полноту бедер Максины. И, наконец, они купили длинное, до самого пола, вечернее платье из бледно-голубой шелковистой тафты с открытыми плечами, а к нему маленькую, подходящую по цвету жакетку. В талии все вещи были предельно заужены, все юбки внизу невероятно широки, все было великолепно пошито и сидело на Максине безукоризненно. На подгонку ушло три недели, по пять примерок на каждую вещь, и Максине стало дурно, когда она узнала, что все вместе обошлось в семьсот пятьдесят тысяч франков. Ей казалось, что она никогда не осмелится надеть на себя вещи, влетевшие в такую сумму.
— Ничего, стоило того, — ответила Пэйган, облизывая кончики пальцев. В оранжевых атласных шортах, наподобие боксерских, и розовом кимоно, она сидела, скрестив ноги, на кончике узкой кровати Кейт и с сожалением смотрела на белую картонную коробку, стоявшую на постели между девочками. В ней еще оставался последний шоколадный эклер. — Доедим после ужина. А пока давай сделаю тебе педикюр. Чтобы ты не думала о том, что тебя вот-вот вытошнит. Фиолетовый хочешь?
Те ученицы, что приезжали сюда из Англии, всегда проматывали свою первую стипендию на сладости, губную помаду и лак для ногтей. В этой швейцарской школе, предназначенной для девочек старшего возраста и призванной подготовить их к тому, чтобы они стали благовоспитанными леди, юные англичанки быстро освобождались от гнета строгих отечественных школьных порядков. После многолетних лишений в военные и первые послевоенные годы, когда дома даже хлеб и картошка были по карточкам, Швейцария 1948 года казалась девочкам настоящим раем по сравнению с измотанной, обедневшей и усталой Британией — раем, сделанным из кремовых пирожных, шоколада, снегов и романтики.
Пэйган склонилась над левой ногой Кейт. Красавица дорафаэлевского типа, но близорукая, она привыкла сутулиться, чтобы ближе было смотреть под ноги или на то, чем она занималась. Очки она надевала редко — отчасти потому, что стеснялась их, отчасти же потому, что постоянно их теряла.
Лениво развалившись на кровати и задрав голую левую ногу вверх так, что она висела в воздухе, Кейт смотрела поверх головы Пэйган в открытое окно спальни, где ее взору представали покрытые снегом горные вершины Гштада, как бы обрамленные белыми кружевными занавесками.
— Сходим перед чаем в лес? — предложила Кейт.
— Не дергайся, дура! — прикрикнула на нее Пэйган. — Нам же велели встретить новенькую. Сходим после чая, если она не приедет. А ты, к несчастью, заняла весь шкаф, самый лучший! Теперь там уже ничего не повесишь. Новенькой придется держать свои вещи под кроватью.
Большая часть жилых комнат в школе «Иронделль»[7] была рассчитана на трех студенток, но на самом верхнем этаже, под деревянными стрехами огромного шале, комнаты были меньше размером. К той комнатке на двоих, в которой жила Кейт, примыкала небольшая, выкрашенная в бледно-голубой цвет мансарда с низким, скошенным сосновым потолком; в ней едва хватало места для узкой, покрытой голубым покрывалом кровати, маленького столика и комода. Пэйган сразу же захватила мансарду себе, и, при ее потрясающей неряшливости, получилось, в общем-то, удачно, что она как бы жила одна, отдельно. Ничто не могло приучить Пэйган к аккуратности. Вообще-то настоящее ее имя было Дженифер, так ее окрестили в детстве; но поскольку няньке приходилось все время делать ей одни и те же замечания:
«Подбери за собой, безбожная ты душа!», или «Не дам чаю, пока не приведешь комнату в порядок, безбожница!», то вместо Дженифер девочку постепенно все стали звать Пэйган[8], и со временем это прозвище так и прилипло к ней.
— Не хочу тратить попусту такое чудное время! — Кейт вскочила с кровати и натянула юбку и плотно облегающий бежевый кашемировый свитер. Пэйган прямо поверх оранжевых атласных шорт натянула старые брюки для верховой езды и влезла в большущий пуловер, перехватив его посередине толстым мужским кожаным ремнем, который почти дважды обернулся вокруг ее талии. Они вместе, громко топоча, помчались вниз по деревянной лестнице, разом вывалились из входной двери на улицу и, где-то шагом, а где-то скользя, двинулись по тропинке, которая начиналась сразу же за зданием школы и круто уходила вверх к лесу по густо осыпавшимся и скользким сосновым иглам. Пройдя по ней около мили, они наткнулись на щит, вбитый в землю прямо посреди тропинки. На нем было написано: «Attention! Defense de passer»[9].
— Должно быть, здесь есть охрана. Наверное, от браконьеров, — предположила Пэйган.
Они пыхтя продолжали карабкаться вверх, пока тропинка не уперлась в заросшую травой лужайку, сразу за которой начинался крутой обрыв. Далеко внизу были видны коричневые домики Гштада, стоявшие в окружении темно-зеленого леса, а еще дальше, за ними, великолепным амфитеатром поднимались горы, вершины которых даже в разгар лета оставались под снежными шапками.
— Ого-го… Го-о-о! — прокричала Пэйган, сложив около рта ладони рупором. Звук ее голоса умчался вниз и какое-то время спустя возвратился к ним из долины, уже как эхо. Повернувшись к Кейт, Пэйган сказала: — Дома от нас, наверное, ждут, что мы научимся петь настоящим йодлем[10]…
Внезапно она оборвала себя на полуслове. Девочкам показалось, что кто-то прокричал им в ответ, но крик этот шел как будто у них из-под ног. Через мгновение крик повторился: «Au secours!»[11]
— Просят помощи, — обеспокоенно произнесла Кейт.
— Да, откуда-то из-под обрыва. Pourquoi secours?[12] — прокричала Пэйган, познания которой во французском языке были ужасающими.
— Parse que[13]… я застряла, — ответили ей.
— Вы англичанка? — крикнула Пэйган, рванувшись вперед, но Кейт схватила ее сзади за ремень и остановила. От того места, где они стояли, до кромки обрыва было около десяти футов, и подходить ближе могло быть небезопасно.
— Нет, американка. Будьте осторожны. Обрыв осыпается. Мы даже близко к краю не подходили… И вдруг он провалился.
— Сколько вас там?
— Я одна. Ник успел отпрыгнуть и побежал за помощью… А-а-а!.. — Девочки услышали звук падающих камней и осыпающейся земли.
— Вы еще там?
— Да, но мне почти уже не на чем стоять. О господи, я так боюсь!
— Не смотри вниз! — крикнула Пэйган, опустилась на землю и по-змеиному двинулась вперед. — И не кричи больше!.. Кейт, я доползу до края, а ты ложись следом за мной и держи меня сзади за ноги. — Пэйган медленно, извиваясь, подползла к кромке, за которой обрывалась трава, и осторожно глянула через край. Снизу, с расстояния примерно шести футов, из копны светлых перепутанных волос прямо на нее смотрели большие темно-голубые глаза.
Девочка стояла на узенькой кромке, разведя руки в стороны и стараясь удержаться ими за поверхность обрыва.
— Ник не смог до меня дотянуться, — сказала она. — Он столько раз пытался. Он снял рубашку и пробовал вытянуть меня на ней, но она порвалась. А потом кромка стала осыпаться, и он побежал за лестницей. А кромка все осыпается и осыпается, и теперь уже почти не на чем стоять. Я так боюсь.
Не меньше чем в сотне футов под девочкой земля стала снова сползать вниз, и при виде намечающегося нового оползня Пэйган стало не по себе.
— Опять осыпается, — выдохнула она. — Не гляди ты вниз, господи! — Она попыталась дотянуться до девочки, но не хватило примерно двух футов, чтобы они смогли сцепиться пальцами. Стоявшая внизу девочка была действительно напугана. — Слушай, продержись еще малость, — подбодрила ее Пэйган и отползла от края обрыва.
Добравшись до Кейт, она стала стаскивать с себя резиновые туфли и брюки.
— Штаны крепче, чем юбка, — пояснила Пэйган, связывая штанины морским узлом так, что образовался замкнутый круг. После этого она продела через круг свой ремень и накрепко застегнула пряжку. — Ради бога, держи меня за ноги изо всех сил, — прошипела Пэйган, обращаясь к Кэйт, и вновь поползла к кромке обрыва. Там она свесилась вниз. Земля у нее под грудью стала потихоньку осыпаться. Пэйган стало не по себе, когда она начала опускать вниз связку из брюк и ремня.
— Можешь нацепить это через голову и продеть под руки, как спасательный круг? И не смотри же ты вниз, тебе говорят!
Пэйган медленно опускала связку, пока та не достала до вытянутых вверх рук девочки.
— Сложи руки вместе и постарайся, чтобы брюки опустились тебе под мышки… так… так… медленнее… не торопись…
Свободный конец ремня Пэйган обмотала вокруг своей левой руки и вцепилась в него еще и правой. Все время, пока она занималась этими приготовлениями, она видела, как кусочки земли отваливаются от того места, на котором она лежала, и летят вдоль обрыва далеко вниз, где красная земля перемешалась с поваленными соснами и обнаженными корнями деревьев.
— Так, теперь держись за ремень, — сказала она, надеясь, что ее голос звучит достаточно уверенно, — и медленно, очень медленно и осторожно, как муха, попробуй подниматься вверх.
— Я не могу. Я не могу !
Большой комок земли сорвался вниз, и левая нога девочки зависла в воздухе.
— Если ты сорвешься, я тебя не удержу, — сказала Пэйган. — Ты мне сломаешь руку и утянешь меня за собой. Этим все и кончится. Поэтому не думай над тем, что я тебе говорю. Просто делай! Считаю до трех — и начали!
Кейт лежала чуть позади Пэйган, изо всех сил обхватив ее руками за талию.
— Ну — раз, два, три! — скомандовала, как смогла, Пэйган.
Маленькая худенькая девочка — слава богу, что она была так мала и худа, — вытянулась и начала послушно карабкаться вверх. Ремень натянулся, и Пэйган почувствовала острую боль в кисти и в плече. «Как-то я не так взялась», — подумала она. Девочка выбиралась вверх дюйм за дюймом, а боль в левой руке Пэйган становилась невыносимой.
Кожаный ремень стал выскальзывать из вспотевших рук Пэйган. С натугой дыша и извиваясь всем телом, она медленно отползала назад от обрыва. Кейт помогала ей.
Над кромкой обрыва вначале показались две вцепившихся в ремень грязных руки, потом появилось перепуганное белое лицо.
— Медленно, — задыхалась Пэйган, — медленно! Не торопись! — Ей на секунду померещилось, что земля под ней начинает двигаться, и Пэйган покрылась холодным потом от подступившего ужаса. Но вот девочка навалилась грудью на кромку обрыва, Кейт быстро подхватила ее и помогла выбраться наверх, затем оттащила чуть подальше от края. Пэйган опустила ремень, пальцы ее кровоточили.
Но не успела Пэйган подняться, как земля под ней поехала вниз, и в одно мгновение она повисла вниз головой над пропастью, по пояс свесившись через новый край обрыва. Кромка, на которой до этого стояла девочка, исчезла.
Кейт вцепилась в Пэйган, судорожно обхватив ее руками, и вдвоем они, задыхаясь от страха и напряжения, отползли назад и разрыдались.
Лишь когда они добрались до сосен и тропинки, Пэйган почувствовала себя действительно в безопасности. Колени у нее подогнулись, и она рухнула на землю. Кейт с тревогой склонилась над ней.
— Боже, — воскликнула вдруг спасенная ими девочка, прижав ладони к вискам, — я же опаздываю! Нет, нет, это невозможно! Мне надо идти. Дорогая, ой, спасибо тебе огромное… Ой, слушай, ты знаешь, где находится «Шеза»? Сможешь приехать туда, чтобы я могла?.. Конечно, я никогда не сумею отблагодарить тебя в полной мере… Но мне действительно надо бежать!
С этими словами она повернулась и торопливыми шагами, почти бегом, двинулась вниз по тропинке и скрылась за поворотом.
— Ну и корова! — удивилась Кейт. — Ей спасли жизнь, а она поворачивается и убегает! Пэйган, бедняжка, что у тебя с руками?
Ноги все еще плохо держали Пэйган, ладони кровоточили. Поскольку брюки и туфли так и лежали у края обрыва, Пэйган была одета сейчас только в пуловер и грязные оранжевые атласные шорты.
В этот момент на противоположной стороне лужайки появилась группа людей, тащивших веревку, сеть и лестницу. Впереди бежал обнаженный до пояса высокий и худой молодой человек. Внезапно он остановился как вкопанный, взъерошил рукой свои встрепанные черные волосы и воскликнул: «О боже, здесь все обвалилось!»
— С девочкой все в порядке, мы ее вытащили! — крикнула ему Пэйган, все еще сидевшая на земле. — А вы Ник?
Молодой человек подбежал к ней. Его нос был измазан землей, аквамариновые глаза смотрели растерянно.
— С ней все в порядке? С Джуди все в порядке? А что произошло? Как?.. Вы уверены, что с ней действительно все в порядке? Где она?.. О господи, я столько пережил…
— Пэйган тоже пережила, — возмущенно перебила его Кейт. — Она добралась до края, перегнулась и вытащила вашу девушку, спасла ей жизнь. После чего та убежала, заявив, что не хочет опаздывать!
— Понимаете, если она опять опоздает, ее выгонят с работы. Она уже получила два предупреждения. С ней действительно все в порядке, она никак не пострадала?
— Ну если она так убежала, то, наверное, с ней-то все в порядке, — сказала Кейт с упреком в голосе. — А вот с Пэйган нет. Посмотрите, какие у нее руки!
— Перестань, Кейт. — Пэйган с трудом поднялась на ноги. Молодой человек поспешил ей на помощь; ростом она оказалась с него. — Приму ванну, и все будет отлично.
— Я сейчас скажу спасателям, что все уже сделано, а потом провожу вас домой, — сказал Ник, откидывая с глаз черные, беспорядочно болтающиеся волосы. Он обернулся и быстро сказал что-то по-немецки стоящим позади него людям. Потом снова повернулся к девочкам и обнял Пэйган за талию, поддерживая ее.
— Со мной все в порядке, — сказала Пэйган, поморщившись, когда он дотронулся до ее левой руки. — Пошли отсюда поскорее, пока больше ничего не обвалилось.
— Теперь уже вряд ли обвалится, — заметил Ник. — Спасатели рассказали мне, что они взрывают часть горы: после снежных лавин, прошедших минувшей зимой, остался опасный козырек, нависший над долиной. К сожалению, по нему-то мы и гуляли… На следующей неделе они уже все закончат.
— А кто эта девочка, та, что не хотела опаздывать? — Голос Кейт звучал в высшей степени саркастически.
— Студентка из Америки. Она тут по обмену, у нее совершенно нет денег, и поэтому она работает официанткой в «Шезе», — объяснил Ник, пока они неторопливо спускались по тропинке вниз. — Не знаю, как ей все это удается. Она так много работает, но, похоже, никогда не устает. Она всегда… Ну, словом, с ней всегда интересно.
Кейт заметила, что молодой человек покраснел.
— А вы?.. — спросила она.
— Нет, между нами ничего нет, хотя я бы не возражал. У нее остался какой-то парень в Виргинии. Его зовут Джим. — Все замолчали. Девочки искоса разглядывали Ника и пришли в конце концов к выводу, что если уж он не подходит, Джим, наверное, действительно нечто потрясающее.
— А ты тоже студент?
Ник явно был англичанином.
— Нечто вроде. Я стажер. Официант по обмену в «Империале».
— Что значит «официант по обмену»?
— Ну, мои родители занимаются гостиничным бизнесом, и поэтому я учусь, как надо управлять гостиницей. — Ник положил руку Пэйган к себе на плечо. — Я рано бросил школу и поступил на двухгодичные курсы в Вестминстерское техническое училище, а потом работал официантом в «Савое». А сюда приехал по обмену: один из официантов «Империала» работает сейчас на моем месте в Лондоне.
— И как в «Савое»? — спросила Кейт, глаза которой округлились при одной мысли о том, что кто-то может работать в столь престижном и респектабельном заведении.
— Тяжелая работа. Жарко. Кухня ресторана выше уровня земли, поэтому у нас там были окна. А бедняги из кухни гриль-бара работают в подвале и даже дневного света не видят. Мы готовим на раскаленных докрасна старых кухонных плитах, которые топятся еще углем, а на полу набросаны опилки: они впитывают жир, если он капнет, и на них не поскользнешься. Потеем так, что пьем все, что попадает под руку: воду, молоко, пиво — нам его дают, определенную норму на день. Все время глотаешь что-нибудь жидкое.
— А почему ты ушел из «Савоя»? — спросила Пэйган. Они в этот момент остановились на дорожке, чтобы Ник смог перехватить руку и сильнее поддерживать девочку. Рука у Пэйган болела страшно, но рассказ Ника отвлекал ее от этой боли.
— Чтобы продолжить учебу. — Ник споткнулся: Пэйган была довольна тяжелой. — Буду учиться тут до конца зимнего сезона. Тогда мне исполнится восемнадцать, и придется идти в армию. Жуть как неохота попадать в эту проклятую армию, но ничего не поделаешь. Отец говорит, что меня там хотя бы научат командовать людьми. Он помешан на том, чтобы кем-нибудь командовать.
— Господи, неужели официантам это нужно?
— Официантам — нет, но управляющим гостиницами нужно.
— А вот и наша школа, — показала Кейт. — Ну все, Пэйган, уже почти пришли, осталось всего несколько шагов. — Ник и она уже почти волоком тащили Пэйган. Перемазанная грязью троица, спотыкаясь на каждом шагу, подходила к зданию.
Ник покраснел, потом произнес извиняющимся тоном:
— Послушайте, я знаю, что Джуди показалась вам неблагодарной. Но вы себе даже не представляете, как тяжко ей приходится. Она совершенно одна, и ей только пятнадцать лет. Давайте встретимся в воскресенье в «Шезе», выпьем чаю, и она сможет вас как следует поблагодарить. Я уверен, она очень хочет это сделать… И… и я тоже бы хотел.
Пэйган согласно кивнула. Ник осторожно опустил ее, попрощался и торопливо зашагал вниз по улице. Она дождалась, пока он свернул за угол, потом негромко застонала и упала на землю.
Пэйган полулежала в кровати, подложив под спину подушки, и доедала последний шоколадный эклер, держа его в правой руке; кисть левой была у нее забинтована, а вся рука покоилась на перевязи. Кейт занималась тем, что красила ей ногти на ногах ярко-оранжевым лаком.
— Не могу, не могу, — простонала Пэйган. Кейт обеспокоенно посмотрела на нее:
— Так сильно болит?
— Нет, после укола я ничего не чувствую. Не могу успокоиться при мысли, что Поль отнес меня сюда, наверх, а я этого даже не видела! Кейт, скажи, он что, правда поднял меня своими сильными руками, прижал к мужественной груди и…
— Ничего подобного, — ответила Кейт. — Тебя так не смог бы нести ни один нормальный мужчина. Он тебя еле тащил. Я боялась, как бы он не рухнул с лестницы на меня и сестру-хозяйку.
Пэйган испустила чувственный вздох, который должен был выражать сожаление. Поль был шофером директора, а кроме того, заставлял учащенно биться сердца всех воспитанниц школы. Все девочки были без ума от оливкового цвета лица, черных с поволокой глаз и гладких лоснящихся темных волос, от его прямой и всегда подтянутой фигуры, чем-то напоминающей тореадора.
— Расскажи мне все снова, — попросила Пэйган. Кейт в этот момент обильно мазала лаком ноготь ее большого пальца.
— Ты шлепнулась прямо в канаву. Я одна вытащить тебя оттуда не могла и поэтому помчалась в школу. Поль стоял в холле у стола, скрестив руки на груди, в одной из них держал фуражку — наверное, ждал, пока спустится старый Шарден. Я ему объяснила, что произошло, он мгновенно выскочил на улицу, бросил фуражку на мостовую, обхватил тебя руками — кстати, ты ему привела форму в совершенно непристойный вид, — перебросил тебя через левое плечо, как носят пожарные: одной рукой обняв за спину, а другой придерживая за задницу, за эти оранжевые шорты, и так отнес тебя прямо в кабинет Шардена. Вошел туда, даже не постучавшись, опустил тебя на диван, опустился сам рядом с тобой на колени, приоткрыл твое веко… Ну, дальше я тебе уже все рассказала.
— Расскажи еще раз.
— Потом он пощупал твою грудь… он поднял свитер и крикнул мне, чтобы я позвала сестру-хозяйку и позвонила доктору, но я как к месту прилипла. — Кейт захихикала. — Наверное, он проверял, бьется ли у тебя сердце: похоже, он не обратил никакого внимания, что на тебе не было лифчика. Ну, так или иначе, я побежала и привела сестру-хозяйку, и, когда мы вошли, свитер у тебя уже был опущен и ты шептала: «Где я?» — как раз так, как и должна была…
Внезапно дверь с треском распахнулась, в комнату резко вошла сестра-хозяйка, шведка, а следом за ней появился школьный швейцар, который тащил старый чемодан из свиной кожи. Позади них стояла пухленькая девочка, одетая в темно-синее пальто. Она улыбалась, но ее карие глаза смотрели с беспокойством. Зубы у нее были неровные.
Сестра-хозяйка сразу же принялась отчитывать девочек:
— Сидеть на кроватях не положено. Есть в комнатах не положено. Лаком для ногтей можно пользоваться только в ванной комнате и ни в каком другом месте. — Она резко повернулась на каблуках и вышла.
— Стерва, — сказала Пэйган. — Parles-vous anglais?[14]
— Немного, — ответила новенькая, — но вообще-то я француженка и приехала сюда учить английский язык. Меня зовут Максина Паскаль.
— Но тут никто не учит английский. Да и французский тоже! — воскликнула Пэйган. — Ты сама увидишь. Англичанки и американки разговаривают друг с другом по-английски, девочки из Южной Америки — по-испански, итальянки непрерывно галдят что-то на своем языке, а немки лают на своем. На французском тут не говорит вообще никто, кроме одной девочки из Греции, да и та только потому, что здесь никто не знает греческого. Mais nous pouvons pratiquer sur vous[15]. — Французский язык Пэйган был ужасен, как бы подтверждая тем самым справедливость ее слов.
— Нет, с вами я буду говорить только по-английски, — с улыбкой, но твердо сказала новенькая. Она водрузила чемодан на кровать и принялась разбирать его, вынимая и аккуратно разглаживая многочисленные листы белой хрустящей оберточной бумаги, которыми были проложены между собой ее вещи. Одежда, которую привезла с собой новенькая, походила скорей на приданое, нежели на гардероб школьницы; девочки заметили, что на всех вещах Максины были этикетки «Кристиан Диор».
— Ну и богачка ты, наверное, — поразилась Пэйган. — Это же настоящее сокровище!
— Нет, я не богачка, — ответила Максина. — Но я везучая. У меня есть тетя.
Это было истинной правдой. Тетушка Гортензия, жившая в счастливом, но бездетном браке, была предельной реалисткой. По ее мнению, не имело ни малейшего смысла тратиться на приданое после того, как мужчина уже заарканен. Шикарная одежда необходима девушке в самом начале жизненного пути, чтобы обеспечить ей наилучшее замужество, какое только окажется возможным. Такая одежда — это капиталовложение в будущее девушки.
Поэтому она потащила Максину и ее мать к Диору, и в конце концов сестры, не спрашивая самой Максины, выбрали для нее темно-синее шерстяное пальто с двумя огромными пуговицами, которые сверкали, как сапфиры; потом ей купили голубое атласное платье для коктейлей, украшенное черными кружевами от Шантильи, и простой повседневный костюм из голубой шерсти, а к нему выходную юбку из шотландки, плиссированную, в голубых и кремовых тонах. Кроме того, они остановили свой выбор и на шерстяном платье абрикосового цвета, расширявшемся книзу и поэтому удачно скрывавшем излишнюю полноту бедер Максины. И, наконец, они купили длинное, до самого пола, вечернее платье из бледно-голубой шелковистой тафты с открытыми плечами, а к нему маленькую, подходящую по цвету жакетку. В талии все вещи были предельно заужены, все юбки внизу невероятно широки, все было великолепно пошито и сидело на Максине безукоризненно. На подгонку ушло три недели, по пять примерок на каждую вещь, и Максине стало дурно, когда она узнала, что все вместе обошлось в семьсот пятьдесят тысяч франков. Ей казалось, что она никогда не осмелится надеть на себя вещи, влетевшие в такую сумму.