Однако серьезные военные действия вскоре развернулись в пределах самого христианского мира. Северная и Центральная Италия стала театром бесконечных войн, развязанных германскими императорами с целью установить или восстановить свое господство над этими областями. В свою очередь, воцарение анжуйской династии в королевстве Сицилии и тяжелое положение, в котором она оказалась после Сицилийской вечерни (1282 г.), повлекли за собой другие конфликты. К тому же, в течение всего периода на региональном и местном уровнях не прекращалось противостояние гвельфов и гибеллинов. Короче говоря, амбиции иностранцев (немцев, французов, арагонцев), политическая раздробленность, торговое соперничество, особенно острое в этом центре экономического возрождения, привели к тому, что в Италии в XII-XIII вв. уровень военной активности был очень высок. Именно в Италии произошли некоторые из крупных сражений этого времени: Леньяно (1176 г.), Кортенуова(1237 г.), Парма (1247 г.), Монтаперти (1260 г.), Беневент (1266 г.), Тальякоццо (1268 г.), Роккавиони (1275 г.).
   По различным причинам и в самой разной форме сталкивались интересы главных фигур в политической игре в Германии – городов и городских республик, простых сеньорий и княжеств, наконец, королевской власти, что приводило к конфликтам. И даже «земский мир» ( нем.Landfriede) только отчасти мог их остановить или ограничить. Несколько раз германские императоры были вынуждены бороться с повсеместными восстаниями. Возникшее в 1250 г. «великое междуцарствие» способствовало значительному усилению военной анархии.
   Если ситуация во Франции и Англии покажется более спокойной, вспомним о тяжелой борьбе Капетингов и Плантагенетов, которая достигла кульминации в 1214 г., после побед Филиппа Августа при Ла Рош-о-Муан и Бувине. Альбигойский крестовый поход и его последствия за одно поколение коренным образом изменили ситуацию в части Южной Франции. К концу этого периода возобновление военных действий между французами и англичанами, завоевание Уэльса Эдуардом I и его походы против Шотландии, интриги Филиппа Красивого против фламандцев породили конфликты, предвосхитившие великие династические и национальные войны позднего Средневековья.

1. ВОИНЫ И ВООРУЖЕНИЕ

   «Вероятно, лишь немногие искусства столь подвержены традиции, как военное искусство» [117]. Рыцари, одновременно социальная и военная среда, по-прежнему составляли костяк армий. Большинство князей могли бы отнести на свой счет следующее замечание Фридриха II: «Престиж Империи и наше могущество зависят от множества рыцарей». Еще в конце XIII в. было широко распространено представление, что сто рыцарей равноценны тысяче пехотинцев.
   В уставе ордена тамплиеров уточняется обычное снаряжение рыцаря: кольчуга, ножные доспехи, шлем или железный шишак, наплечники, обувь, гербовая котта поверх кольчуги ( фр.«ju peau d'armer»), щит; наступательное оружие состояло из копья, меча, «турецкой палицы», кинжала [118]. «Пусть каждый, кто держит рыцарский фьеф, имеет кольчугу, шлем, щит и копье», – объявлялось в ассизе о вооружении, обнародованной Генрихом II в 1181 г. [119]В 1260 г. во Флоренции от рыцарей требовали следующего вооружения: панцирь или кольчуга, латы, защищающие ноги (stivaletti), стальной наголовник, пластины или кираса, дополнительно защищающие торс, копье, щит, называемый экю, тарч или большой щит (tabolaccio) (tabolaccium – большая доска) [120].
   В XIII в. рыцарю надлежало иметь хотя бы три лошади, но, вероятно, намечалась тенденция к увеличению их числа. Именно о трех лошадях упоминается в уставе ордена тамплиеров, но иногда, с разрешения магистра, можно было завести четвертую лошадь. По соглашению, заключенному с Григорием IX в 1239 г., Венеция обязалась выставить для похода «три сотни рыцарей и обеспечить каждого рыцаря боевым конем, двумя вьючными лошадьми и тремя вооруженными оруженосцами» [121]. В том же году Раймонд VII, граф Прованса, обещал служить папе и Церкви на территории Апеннинского полуострова с 40 рыцарями и 10 конными арбалетчиками за свой счет: предусматривалось, что в распоряжении каждого рыцаря будет, по крайней мере. 5 лошадей. Булла Урбана IV, уточнявшая условия, на которых Карл Анжуйский должен был добиваться королевства Сицилии, указывает, что каждый рыцарь из войска этого брата Людовика Святого должен иметь при себе не менее 4 лошадей [122].
   Однако в среде рыцарства равенство не было правилом. Некоторые были лучше экипированы, имели лучших лошадей. Рыцари, принадлежавшие к более богатым родам, имели более дорогое оружие, роскошно украшенное и крепко сработанное, лучше снаряженную свиту, больше лошадей. Уже заметное в XII в. различие между рядовыми рыцарями(milites gregarii), или рыцарями-простолюдинами(milites plebei, milites rustici), и знатными рыцарями(primi milites), которых также называли «отважными рыцарями» (strenui milites), в какой-то мере узаконивается с появлением во Франции при Филиппе Августе и Англии в первые годы правления Генриха III рыцарей-баннеретов, которые были выше по положению рыцарей-башельеров, или рыцарей щита. Эту категорию можно сравнить с «однощитными рыцарями» (нем. einschildig Ritter), занимавших низшую ступень в иерархической пирамиде немецкого войскового порядка ( нем.Heerschildordnung). В 1269 г. Людовик IX, желая, насколько возможно, снизить издержки на транспортные средства для будущего крестового похода, приказал каждому рыцарю-баннерету привести с собой 2 лошадей и свиту из 5 человек, тогда как простой рыцарь, названный в этом случае «бедным человеком», имел право прибыть только с 1 лошадью и 2 помощниками.
   Эти помощники, роль и подготовка которых были далеко не одинаковыми, назывались по-разному. Три наименования встречаются чаще: слуга ( лат.valletus; нем.Knecht); мальчик ( лат.garcio, puer; нем.Knabe, Knappe); оруженосец ( лат.armiger, scutifer). Каждый рыцарь ордена тамплиеров также имел при себе оруженосца. В 1253 г. Матвей Парижский считал само собой разумеющимся присутствие оруженосца или мальчика возле любого рыцаря [123]. В 1283 г. Карл Анжуйский приказал своим казначеям выплатить жалованье некоторым солдатам, находившимся под командованием рыцаря Може де Бюссьера, который, вооруженный надлежащим образом, должен был иметь четырех лошадей и трех помощников: знатного оруженосца и двух «мальчиков», снабженных шлемом-черепником, наплечниками, железным нашейником, мечом и кинжалом [124]. Эти помощники не только добывали провизию, прислуживали своему господину и ухаживали за лошадьми, но и в сражении играли свою роль. В 1237 г. оруженосцы рыцарей(armigeri militum) Фридриха II брали в плен и связывали упавших на землю врагов. В уставе ордена тамплиеров предусматривалось, что когда рыцари вступают в бой, часть слуг, мальчиков или оруженосцев остается в тылу с вьючными лошадьми; другие сопровождают рыцарей, неся копья, но, когда начинается схватка, они присоединяются к арьергарду, чтобы не занимать места.
   Те, кто назван в текстах рыцарями или воинами, далеко не всегда были рыцарями в социальном смысле этого термина. Фридрих II, пообещав папе содержать в Палестине в течение двух лет 1000 рыцарей, направил для их вербовки в Германию магистра Тевтонского ордена Германа фон Зальца. Его инструкции, содержавшиеся в письме от 6 декабря 1227 г., довольно показательны: «Мы послали магистра Тевтонского ордена, чтобы нанять рыцарей, и предоставили ему возможнось, если он этого пожелает, обдуманно набрать людей смелых, которым он будет платить за их личные заслуги» [125]. Иначе говоря, некоторые из этих солдат могли быть набраны и не из рыцарскогокласса, а лишь за воинское умение и при наличии снаряжения.
   Напротив, владельцы рыцарских, или кольчужных, фьефов (feoda loricae) по разным причинам, главным образом экономическим, на протяжении XIII в. все чаще и чаще стали отказываться от посвящения в рыцари, избегая, таким образом, почестей и тягот рыцарской службы. Эта тенденция была особенно ощутима в Англии конца XIII в., где примерно на 1250 рыцарей (включая графов и баронов), из которых, может быть, человек 500 были готовы прибыть на военную службу по приказу монарха, приходилось 1750 человек, не являвшихся рыцарями, хотя они и имели доходы и фьефы, позволявшие им при желании получить это звание [126]. Напрасно королевская власть неоднократно старалась принудительным образом ( англ.distraints of kinghthood) – можно насчитать 26 попыток в 1224-1272 гг., – посвятить в рыцари всякого владельца либо рыцарского фьефа, либо земли доходностью в 20 фунтов стерлингов [127].
   Получается, что в большинстве случаев всадники, не получившие рыцарский пояс(cingulum militiae), составляли более низкую категорию бойцов, по-прежнему играя ту же самую роль в военных столкновениях. В текстах их называют конными сержантами(servientes equites), кольчужными сержантами(servientes loricati), домочадцами(famuli), оруженосцами(scutiferi), конными телохранителями(satellites equestres), клиентами(clientes), сержантами, вооруженными как рыцари(servientes armati ut milites).
   В ордене тамплиеров братья сержанты имели право только на одну лошадь; им не полагался оруженосец; по внешнему виду их можно было с первого взгляда отличить от братьев рыцарей, поскольку те носили гербовые котты и плащи белого цвета с красным крестом, а братья сержанты имели право только на черные гербовые котты и плащи черного или коричневого цвета; однако существовало различие и в самой экипировке: у простых сержантов вместо полной кольчуги была малая кольчуга без рукавиц («manicle» [128]), вместо шлема – железный шишак, железные ножные латы без поножей.
   Появление в последние десятилетия XII в. конных сержантов имеет двойное значение: сначала военное, поскольку увеличение веса полного рыцарского вооружения привело к его сосредоточению в руках состоятельной и родовитой элиты; затем социальное, так как одновременно с восхвалением рыцарского идеала, расцвет которого приходится на XIII в., человека, не прошедшего обряд рыцарского посвящения, отказывались называть рыцарем. В этих условиях стало необходимо использовать новое выражение, чтобы обозначать всадников, которым темное происхождение или превратности судьбы помешали стать рыцарями.
   Отсюда разнородное социальное происхождение этой группы бойцов. Разумеется, среди них были простолюдины, дюжие малые, которых князья делали конными солдатами в надежде на преданную службу. Но были также владельцы сержантских фьефов, вассалы второй ступени, те, кто в Англии получал ренту в размере от 10 до 15 фунтов. Примечательно, что почти повсюду начиная с 1250 г. термин «конный сержант» заменяется на «юный дворянин», «оруженосец», «конник», «вооруженный человек». Например, кавалерия Эдуарда I, одержавшая победу в сражении при Фалькирке (1298 г.), состояла из 111 рыцарей-баннеретов, примерно из 600 рыцарей-башельеров и 1700 «вооруженных людей» (homines ad arma, armati), называемых также оруженосцами, слугами и прислужниками (scutiferi, valletti, servientes) [129].
   В отдельных случаях какая бы то ни было связь с социальным происхождением могла отсутствовать вообще. Если в 1290 г. по договору, заключенному с Флоренцией, Амори Нарбоннский обязался служить ей с 30 снаряженными (de conredo) и искусными в военном деле рыцарями, 420 обычными рыцарями (причем и те, и другие должны были иметь трех лошадей: боевого и парадного коней, а также вьючную лошадь) и, наконец, 170 оруженосцами, или юными дворянами, с двумя лошадьми (боевым конем и вьючной лошадью), то в 1277 г. в соглашении междутой же флорентийской коммуной и провансальским авантюристом Энгилезом Сен-Реймским говорится только об одном отряде из 100 всадников, снабженных всего сотней боевых коней и 30 вьючными лошадьми (между тем, только их предводитель имел право на трех) [130].
   Ни по своей тактике, ни по экипировке эти всадники все-таки не были настоящей легкой кавалерией. Между тем, разные типы такой кавалерии уже существовали в XII-XIII вв. К ним относились, например, туркополы в Святой земле, умело использовавшие турецкий лук в конном строю. Гиральд Кембрийский в известном пассаже из «Завоевания Ирландии» (Expugnatio Hibernica) рекомендовал применять такие же мобильные отряды против ирландцев. Он писал: «Если армии собираются на равнине, сложные и тяжелые доспехи, сработанные из кожи и железа, прекрасно защищают и украшают рыцарей, но если приходится сражаться в горах, лесах или на болоте <...>, легкие доспехи подходят гораздо лучше. Ибо против людей без доспехов, которые побеждают или проигрывают в первой же схватке или немного позже, будет достаточно применить менее громоздкое оружие <...>. В полном же вооружении, с высокими и изогнутыми седлами, будет трудно спешиться, вскочить на лошадь, но еще труднее передвигаться пешком, если потребуется» [131].
   К этой категории можно отнести сарацинских конных лучников, которых Фридрих II разместил в Апулии, в Лучере и неоднократно использовал в нескольких итальянских походах [132], всадники на легких лошадях(homens a cavall alforrats) противопоставлялись всадникам на лошадях в броне(homens a cavall armats) из каталонских армий, использовавшим короткие стремена, и хобеларам(hobelers), принимавшим участие в английских походах в Уэльс.
   Последний тип всадников представляют конные арбалетчики. Иоанн Безземельный вербовал их, причем часто они имели по нескольку лошадей. В 1200 г. отряд из 84 арбалетчиков включал в себя 26 человек с тремя лошадьми, 52 человека – с двумя лошадьми и 7 человек – с одной лошадью. Филипп Август со своей стороны поступал так же, и присутствие конных арбалетчиков(balistarii equites) в армиях французских королей зафиксировано до 1280-х гг. В 1238 г. Фридрих II приказал прибыть из Венгрии отряду конных арбалетчиков. В следующем году папа принял на службу арбалетчиков графа Прованса, каждый из которых имел четырех лошадей. В середине XIII в. Ломбардская лига обязалась выплачивать жалованье не только контингентам городского ополчения, но и регулярному отряду из 600 всадников: из них 400 воинов обладали каждый тремя лошадьми, в том числе боевойи вьючной(equus armigerus et coopertus), 100 воинов – двумя лошадьми; остальные 100 человек, также имевшие двух лошадей, были арбалетчиками [133].
   Арбалет, различные типы которого использовались со времен античности, после периода относительного забвения [134]вновь становится популярным начиная с последних десятилетий XI в. Анна Комнина в своей «Алексиаде» описывает его как новшество: «Это – варварский лук, совершенно неизвестный эллинам. Пользуясь им, не нужно правой рукой оттягивать тетиву, а левой подавать вперед лук; натягивающий это орудие, грозное и дальнометное, должен откинуться чуть ли не навзничь, упереться обеими ногами в изгиб лука, а руками изо всех сил оттягивать тетиву. К середине тетивы прикреплен желоб полуцилиндрической формы, длиной с большую стрелу; пересекая тетиву, он доходит до самой середины лука; из него-то и посылаются стрелы. Стрелы, которые в него вкладываются, очень коротки, но толсты и имеют тяжелые железные наконечники. Пущенная с огромной силой стрела <...> насквозь пробивает и щит, и толстый панцирь и летит дальше <...>. Таким образом, кажется, что из этого лука стреляет сам дьявол» [135].
   Не одни византийцы считали арбалет дьявольским изобретением. Папство придерживалось той же точки зрения, и поэтому II Латеранский вселенский собор (1139 г.) пригрозил анафемой всем, кто будет использовать арбалет (а также лук) в войнах между христианами. Уже в 1097-1099 гг. Урбан II осудил действия арбалетчиков и лучников против христиан» [136]. Естественно, этот запрет соблюдался не всегда, в зависимости от обстоятельств, места и времени. Например, в 1138 г. Людовик VII содержал небольшой отряд лучников и арбалетчиков [137]. Неизвестно, распустил ли он их после постановления собора. Во всяком случае, долгое время арбалет использовался мало, по крайней мере во Франции, и Гийом Бретонский свидетельствует, что его практически не знали до тех пор, пока в 1185 г. Ричард Львиное Сердце вновь познакомил с ним французов [138].
   С конца XII в. арбалет получил широкое распространение в сухопутных войсках и на флоте, как у всадников, так и у пехотинцев, чаще при осадах, чем в полевых сражениях, причем на юге Франции он встречается чаще, чем на севере. Вот некоторые примеры его повсеместного применения: в 1199 г. Ричард Львиное Сердце был смертельно ранен арбалетной стрелой при осаде замка Шалю в Лимузене. В начале XIII в. в описи запасов оружия, хранившегося в 32 крепостях домена Капетингов, перечисляются, помимо 265 960 арбалетных стрел, 278 арбалетов, рассортированных в зависимости от использованного материала (из рога или дерева) или способа натяжения тетивы (при помощи стремени, блока или двумя ногами). К 1250 г. было решено, что в гарнизон Сафета в Святой земле войдут, помимо прочих, 300 арбалетчиков. В договоре о восстановлении Ломбардской лиги зафиксировано обязательство собрать, кроме 3000 всадников и 10 000 пикинеров, 1500 пеших арбалетчиков. В письмах, предоставляющих вольности городу Сен-Флорантен в 1231 г., Тибо, граф Шампани приказал, чтобы «каждый из моей коммуны Сен-Флорантен, кто достигнет 21 года, имел в своем доме арбалет и 5 стрел» [139]. По соглашению между Гийомом Пьером де Ла Маром и Филиппом Красивым по поводу боевого оснащения галер в Провансе предусматривалось, что каждое судно будет укомплектовано 60 арбалетами и 6000 стрел. В 1314 г. в арсенале Венеции находился 1131 арбалет [140]. Даже военачальники не брезговали стрелять из них: во время осады Гайона предводитель наемников Кадок ранил арбалетной стрелой Ричарда Львиное Сердце; в 1218 г. при осаде Тулузы граф Комменжа тяжело ранил из арбалета Ги де Монфора [141].
   При всей своей важности арбалетчики были не единственным родом пехотных войск. Были также лучники, известные в Италии и Англии, где их роль существенно возросла с середины XIII в., а с распространением большого лука(long bow) во времена уэльских войн это традиционное оружие получило настоящую вторую жизнь. К концу правления Эдуарда I английская пехота почти полностью состояла из лучников. Длительный временной промежуток между двумя выстрелами, затрачиваемый на перезарядку арбалета, привел к созданию нового отряда – павезьеров, которые при необходимости прикрывали арбалетчиков большими щитами, или павезами. Во время похода на Монтаперти в 1260 г. Флоренция наняла 300 павезьеров для защиты 1000 своих арбалетчиков. Кроме того, чтобы прокладывать дорогу армиям, насчитывавшим от 15 000 до 20 000 человек, возводить или разрушать укрепления, подрывать экономическую мощь противника, требовались довольно многочисленные подразделения техников, минеров, саперов, «опустошителей» (guastatores). Большинство пехотинцев были вооружены либо длинными копьями, чтобы остановить напор кавалерии, либо оружием ближнего боя: гви-зармами, боевыми косами и вилами, годендагами, мечами и т. д.
   Среди пехотинцев многие были защищены по меньшей мере широко распространенными железным шишаком, или черепником, нашейником, щитом, а также малой кольчугой, вместо которой они часто надевали грубо выделанный и более дешевый поддоспешник. Неимущие пехотинцы сражались вообще без доспехов. «Плохо вооруженные и почти нагие» – так часто представляли городские ополчения [142]. Чтобы иметь возможность легко передвигаться, доспехами сознательно пренебрегали профессиональные пехотинцы, такие как английские и валлийские копейщики и лучники, и альмогавары в королевстве Арагон. Это слово произошло от арабского mugawir,обозначающего пешего гонца, который в латинских текстах называется «поджигателем» (incensor). Отряды альмогаваров родом с арагонских и каталонских гор, имели легкое снаряжение, сделанное из кожи, что напоминает об их пастушеских корнях: туника («gonella», «cassot», «camisa»), кожаные гетры, сандалии на кожаной подошве, кожаная шапка, иногда защищенная стальной сеткой, кожаный заплечный мешок для провизии. Каталонский хронист Бернат Деклот описывает их следующим образом: «Людей, которых называют альмогаварами, кормит только их оружие, и проживают они не в городах и деревнях, а в лесах и горах. Они ведут постоянную войну против сарацин: они проникают в сарацинскую землю на один или два дневных перехода, грабя, захватывая добычу, и приводят с собой много пленников и много другого добра. Они живут за счет этой добычи <...>. Это очень сильные, стремительные и подвижные люди, легкие на подъем и скорые на преследование» [143].
   Однако рассказ о воинах этой эпохи будет неполным, если представить их только в двух классических типах – рыцаря и пехотинца коммуны. По крайней мере в некоторых регионах: на Иберийском полуострове, в Ирландии, Шотландии, Швейцарии – жили крестьяне или пастухи, которые в силу определенной обстановки и сложившейся исторической ситуации могли стать, несмотря на плохое вооружение, опасными противниками, которые успешно использовали знание территории, соседскую, клановую, племенную солидарность, общие образ жизни и язык против лучше экипированных «регулярных» армий.

2. РЫЦАРСКИЕ ОРДЕНЫ

   Военно-религиозные ордены, состоявшие, в принципе, из добровольцев, вступавших в них на всю жизнь, и в большинстве своем возникшие в начале XII – начале XIII в., по способу вербовки, организации, использованию бойцов представляют собой совершенно особый тип воинских сил.
   Первый орден был рожден крестовыми походами и проникнут их духом, это – орден тамплиеров, по образцу которого, правда, не без изменений, были впоследствии созданы другие ордены.
   Тамплиеры, братья воинства Храма (fratres militiae Templi), появились в Святой земле около 1118 г. Это была кучка благочестивых и набожных рыцарей, собравшихся под руководством бургундца Гуго де Пейена и фламандца Жоффруа де Сент-Омера. Их основная цель заключалась в обеспечении безопасности дорог в новых латинских государствах, по которым паломники направлялись к Святому городу. Это небольшое братство вскоре упрочило свою организацию и свою миссию, дав тройной обет целомудрия, бедности и послушания и обещав по мере возможности присутствовать на канонической службе в церкви Иерусалимского Храма, возле которого их поселил король Балдуин II. Таким образом они стали монахами, стремившимися к совершенствованию [144]. Желая увеличить набор в орден, остававшийся еще довольно скромным, Гуго де Пейен отправился в Западную Европу для того, чтобы набрать добровольцев. На соборе 1128 г. орден получил свой устав, созданный под влиянием св. Бернара, который произнес по этому случаю «Хвалу новому рыцарству» (De laude novae militiae). Там были сформулированы «теологические принципы нового образа жизни, в котором должны быть слиты воедино обязанности монашеского и военного состояния» (Ж.-М. Канивэ).
   Бернар Клервоский начинает с очень жесткой, почти всеобъемлющей критики светского рыцарства, или «мирского воинства», представители которого находились, если можно так выразиться, в безвыходной ситуации: либо они убьют и тем самым совершат смертный грех, либо сами будут убиты и, не имея времени приготовиться к смерти, не обретут вечное спасение. Таким образом, следствием войны «может быть только смерть или грех». Но даже если рыцарь умрет, никого не сразив, он тем не менее останется убийцей, ибо он сражался, чтобы убивать. Обычная война является смертным грехом для души прежде всего потому, что она мотивируется то просто боевым настроением, вкусом к приключениям, то яростью, то стремлением к суетной славе, то жаждой завоеваний.
   После этого довольно общего и риторического анализа св. Бернар подчеркивает новизну начинания тамплиеров, «какой мир не знал доселе». Известно, что, с одной стороны, уже долгое время монахи напрягают свои душевные силы в духовной борьбе с пороком, злом и дьявольскими соблазнами; с другой стороны, нет ничего необычного в том, что люди используют все свои телесные силы, чтобы сражаться со зримым врагом. Что же касается тамплиеров, то эти новые люди, которыми св. Бернар «безмерно восхищается», намереваются вступить в битву одновременно плотью и разумом. И эта битва справедлива, ибо ведется во имя Христа и для Него. Ее цель – победить «врагов креста Христова». Убивая злодеев, тамплиеры уничтожают зло и, следовательно, не являются убийцами. Конечно, убийство – это всегда зло, но «в существующих условиях» нет другого средства помешать язычникам притеснять верующих и праведных людей, которые в случае порабощения были бы ввергнуты в беззаконие. Как же назвать членов этого нового воинства: монахами или рыцарями? «По правде, они заслуживают как того, так и другого».
   Их битва узаконена не только вследствие чистоты их намерений – сама манера ее ведения, образ жизни делают из тамплиеров образцовых воинов: послушание и дисциплина в сражении, умеренность и аскетизм в жизни, отказ от жен и детей, жизнь в общине. Они живут под одной крышей, получают от своих предводителей одежду и пищу, не имеют никакой собственности. Тамплиеры не проводят время в праздности: если они не сражаются, то выполняют черную работу, чинят свое оружие и одежду. Их иерархия основана не на родовитости, а на заслугах. Тамплиеры отвергают удовольствия и престиж, присущие современному светскому рыцарству: не любят роскошно украшенное оружие, не ухаживают за телом и прической, их не привлекают игра, охота, буффонады жонглеров и труверов. «Бедные соратники Христа» (Pauperes commilitones Christi) – это название нового ордена свидетельствует о том, что он основан на принципах бедности, общинной жизни и преданности Христу.