Окна домиков и костер скрылись за поворотом засыпанной снегом лесной дороги, но от этого ночь не стала более темной – вокруг белел снег, отражая свет не по-городскому крупных звезд и довольно упитанной луны, воздух был свеж, но не обжигал холодом, и Сергей, наслаждаясь тишиной и прелестью новогодней ночи, кое-как тащился на лыжах, и тепло от поглощенных крепкоградусных напитков растекалось по жилам, принося умиротворенность и стремление слиться с природой. В общем, мир был на земле, и в человецех благоволение... или благословение – Сергей точно не помнил.
Его все-таки пошатывало из стороны в сторону, но отнюдь не коварное воздействие алкоголя стало причиной того, что он так и не добрался до вожделенной березовой рощи – а оставалось до нее метров триста, не более. Преодолев пологий подъем, он увидел впереди, на обочине, метрах в тридцати-сорока, какой-то большой шар, похожий на снежный ком. Такой ком было под силу скатать разве что целой бригаде «бигфутов», то бишь снежных человеков – был он диаметром никак не меньше пяти метров, как на глазок, пусть и далеко не трезвый, определил оторопевший Сергей. Шар слегка светился отраженным лунным светом, а в верхней его части медленно мигали расположенные многоточием огни – красный... синий... зеленый... красный... синий... зеленый...
Конечно, шар мог быть простой елочной игрушкой, которую обронил тут спешащий к новогоднему столу какой-нибудь местный Полифем, но Сергей, буквально за несколько секунд ощутимо протрезвев, сообразил, что это не елочная игрушка и не выполненный в стиле «новый модерн» пост ГИБДД – да и кому бы пришло в голову сооружать такой пост на захолустной лесной дороге... Нет, скорее всего, это был неопознанный летающий объект – НЛО.
Давно миновали те времена, когда уфология считалась запретной темой; в начале нового тысячелетия российские граждане были осведомлены на этот счет в не меньшей мере, чем американцы, шведы или итальянцы. Бум конца восьмидесятых – девяностых годов уже прошел, но всякие истории, связанные с НЛО, публиковались то тут, то там, и Сергей нередко наталкивался на них, бродя по безбрежным просторам Интернета.
Он стоял неподалеку от шара, завороженно глядя на мигающие, похожие на новогодние, огни, и почти не сомневался в том, что его угораздило наткнуться именно на НЛО. Да, не «посчастливилось», а «угораздило», потому что из того же Интернета Сергей знал, что подобные встречи ни к чему хорошему, как правило, не приводят – по-всякому издеваются над землянами инопланетные пришельцы, а потом блокируют память о случившемся; пострадавшие вспоминают подробности унижающего человеческое достоинство контакта только под гипнозом, да и то не всегда.
Что во всех этих историях правда, а что фантазии, а то и вовсе мистификация, Сергей не знал, но здесь, на ночной лесной дороге, в непосредственной близости от загадочного и, возможно, небезопасного объекта, рисковать ему не хотелось. Самым разумным было бы развернуться и, в буквальном смысле слова, навострить лыжи подальше от этого места, к турбазе, под защиту костра и электрического света. С другой стороны, его разбирало любопытство – а вдруг сейчас откроется невидимый люк и сойдут на заснеженную землю гуманоиды из Туманности Андромеды, и предложат ему отправиться в звездное путешествие с демонстрацией разнообразных чудес инопланетной науки и техники. Здравый смысл подсказывал, что нужно убираться отсюда пока не поздно, а романтическая составляющая натуры, изрядно укрепленная алкоголем, звала приобщиться к неведомому – и в итоге Сергей продолжал стоять на месте, опираясь на лыжные палки, и наблюдать за размеренной игрой разноцветных огней.
И в какой-то момент огни слились в одну сплошную полосу, эта полоса начала медленно расширяться, меняя свое положение в пространстве, куда-то смещаясь... Сместилось, видимо, и восприятие Сергея, потому что он вдруг обнаружил, что никакая это не полоса, а всего-навсего вода, серо-голубая волжская вода, неспешно текущая между двух берегов. Напротив него, за рекой, желтел городской пляж и выглядывали из-за верхушек высоких зеленых тополей массивные здания Первомайской набережной, справа вздымались над Волгой светлые шпили ажурных конструкций Старого моста, а он, Сергей, находился на пологом берегу, на стрелке Волги и Тьмаки, а за спиной у него были стадион «Химик» и сорокапятиметровая железобетонная колонна с Вечным огнем – обелиск Победы, воздвигнутый на территории бывшего тверского Кремля. Он не ощущал собственного тела, и ему не казалось странным, что пляж совершенно безлюден, по мосту не снуют автомобили, и не видно на волжской глади ни катеров, ни буксиров, ни барж, ни лодок... Все его внимание было приковано к воде, на поверхности которой то тут, то там начали проступать сначала неясные, а потом все более четкие контуры... На его глазах возникало что-то – и, наконец, полностью воплотилось...
Это были деревья, целая вереница деревьев, возвышающихся над водой; не тополей, не лип, не берез, не дубов – просто деревьев, словно вырастающих из реки. Они росли из реки, и медленно-медленно проплывали мимо него – и слева находился едва заметный росток, а правее следовало деревцо чуть повыше... потом еще выше... и еще... На правом фланге этой идущей по ранжиру шеренги возвышался могучий необхватный исполин с раскидистыми ветвями, покрытыми густой листвой. Еще мгновение – и шеренга удлинилась, и справа от исполина потянулись другие деревья – такие же высокие, но листва у них была уже пореже, кое-где виднелись и вовсе голые засохшие ветки, а в самом конце шеренги торчал из воды покосившийся безжизненный ствол, лишь местами прикрытый корой. В следующий миг возникла на его макушке серебристая тонкая нить, метнулась в сторону, словно брошенное умелой рукой ковбоя лассо, – и пошла оплетать стволы по порядку, справа налево, соединяя в целое всю эту древополосу.
И тут словно кто-то включил свет в голове Сергея – картина всего происходящего стала ему предельно ясна. Река была не рекой, а Временем, текущим от прошлого к будущему, и множество деревьев были на самом деле одним и тем же деревом в разные моменты его существования. Они плыли по Времени вперед, в будущее, влекомые течением, а серебристая нить, связывающая воедино все ипостаси этого дерева, могла тянуться назад, против течения, в прошлое. Она представляла из себя некую сущность, способную двигаться к истокам, к ростку, к невидимому на воде крошечному семени, породившему мощный ствол и пышную крону. Серебристая нить была машиной времени, настоящей машиной времени, с помощью которой можно было перемещаться в прошлое.
Сергей осознал это – и в тот же миг длинный ряд деревьев, растворяясь у него на глазах, начал погружаться в спокойную волжскую воду, а серебристая нить, свившись в клубок, скользнула над рекой, приближаясь к нему. Серебристый теннисный мячик коснулся его лба, проник в его сознание и обосновался там. И Сергей понял, что стал обладателем информации о машине времени, и это понимание было неоспоримым и абсолютным.
Волга растаяла, и растаяли пляж и Старый мост, и тополя на набережной за рекой – он вновь, по-прежнему тяжело опираясь на лыжные палки, стоял на заснеженной дороге под зимними новогодними звездами. На обочине было пусто – великан вернулся и забрал свой шар. Или и не было никакого шара?
Оцепенение прошло, и Сергей вновь начал чувствовать свое тело, и оказалось, что у него замерзли ноги. Коньяк уже не стучал в виски, и окружающий мир представлялся на удивление отчетливым, словно начерченный черными линиями на белой бумаге. Сергей знал, что серебристая нить, смотанная в клубок, осталась с ним, осталась в нем, и ее можно будет размотать и использовать для перемещения в прошлое. И еще он знал, совершенно определенно знал, что обратной дороги из прошлого нет.
Что это было? Благодеяние? Новогодний подарок? Шутка? Эксперимент? Что-то еще?
Кто затеял все это? Люди? Инопланетяне? Посланники из будущего?
Сергей почему-то очень сомневался в том, что когда-нибудь получит ответы на этот ворох вопросов.
Березовая роща его больше не манила. Потрясение было изрядным – и лучшим средством прийти в себя представлялся ему стакан коньяка с последующим немедленным переходом ко сну. Но прежде чем возвращаться на турбазу, он направился к тому месту, где явился ему неопознанный объект (Сергей не называл его про себя «летающим», поскольку не видел в полете – возможно, шар вовсе и не летал, а перемещался каким-то иным способом).
Осторожно приблизившись к тому месту, где совсем недавно находился неопознанный объект, Сергей обнаружил глубокую вмятину в снегу, которая, судя по очертаниям, могла быть оставлена именно шарообразным телом. Освободившись от лыж, он немного потоптался по этой вмятине, потом присел на корточки и пальцами исследовал снег – это был, казалось, самый обыкновенный снег. Тем не менее, памятуя о вредном воздействии мест приземления НЛО на человеческий организм, Сергей не стал там задерживаться и, вновь оснастив свои окоченевшие ноги лыжами, поковылял по собственной одинокой лыжне в обратном направлении, к турбазе.
В пути его продолжали мучить вопросы. С какой целью в него впихнули машину времени? Почему возникли образы реки, деревьев и серебристой нити? Чтобы он без особого труда понял, какой дар ему преподнесли?
Дар – или что-то другое? И почему именно ему? Просто потому что он случайно оказался в нужном месте в нужный момент? Или неведомые дарители знали заранее, что в ночь на первое января две тысячи восьмого года он, Сергей Мерцалов, окажется на этой лесной дороге?
На подсказки он не надеялся, но тогда же, медленно скользя по лыжне, решил, что обязательно разберется с этой серебристой нитью-клубком и добьется создания пригодной к эксплуатации машины времени.
Вернувшись на пропахшую спиртным турбазу, он никому не сказал об этом удивительном происшествии – впрочем, вряд ли кто-либо был в состоянии его слушать – и, выпив не один, а два стакана коньяка, завалился спать в отведенном ему домике, где в полной отключке уже лежал и видел новогодние сны Вадик Соколов...
Никому ничего не сказал он и на следующий день, и во все другие, уже послепраздничные, рабочие дни. Он просто каждую свободную минуту, сидя за компьютером, разматывал и разматывал серебристый клубок, преобразуя его в компьютерные программы. И не сомневался в том, что успешно справится с этим делом.
Так оно в итоге и оказалось...
...Налетел грохот встречного поезда, тугая волна теплого воздуха ударила в лицо Кононову из-за приспущенного оконного стекла. Сергей приоткрыл сонные глаза, некоторое время смотрел на мелькающие за окном вагоны, потом перевел взгляд на Кононова:
– Где это мы уже?
– Станция Клин, – опережая ответ Кононова, хрипловато прозвучало из вагонного динамика.
– Клин... – повторил Сергей и задумчиво покивал. – Мы сюда ездили всем классом. В дом-музей Чайковского.
– И мы тоже ездили, – отозвался Кононов. – Классе в пятом или шестом. На автобусе. Всю дорогу веселились.
– Ага, мы тоже. Песни горланили, в карты резались, жвачками кидались... – Сергей вздохнул. – А ведь не было еще ничего этого. Будем кидаться – лет через двенадцать. Вернее, будут... Без меня. – Он покосился на сидящую наискосок от него клюющую носом толстую женщину, подался к Кононову: – Андрей, а ты... себя, – он выделил это слово, – видел?
Кононов кивнул:
– Видел. Только это уже не я, это другой человек. Вернее, пока – человечек...
Сергей выпрямился, с отсутствующим видом посмотрел в окно, на длинный ряд тянущихся вдоль насыпи гаражей, сказал задумчиво:
– Да, ты, наверное, прав. Он – это не ты... – И добавил, повернувшись к Кононову: – Ладно, в Константиновке обмозгуем, кто есть ху, как говаривал дядя Миша Горбачев.
Константиновка была пригородной деревушкой, расположенной в пятнадцати минутах ходьбы от трамвайного разворота возле силикатного завода. К ней примыкал дачный поселок, и в этом поселке находилась и дача приемных родителей Сергея. Идею насчет Константиновки подал Сергей, когда они, облегчившись в туалете, вновь покинули замоскворецкую столовую. Там можно было временно устроиться, обдумать дальнейшее житье-бытье и разобраться с машиной времени...
Кононов сначала идею брата поддержал, но почти тут же заметил проблему.
– Постой, – сказал он. – Завтра же суббота, выходной. А если твои... Мерцаловы... приедут на дачу? Или даже сегодня вечером, с ночевкой. Дачный сезон-то уже начался.
– Да нет, они никогда там на ночь не остаются, ни с пятницы на субботу, ни с субботы на воскресенье; добираться-то туда-оттуда – раз плюнуть, это же не глухомань весьегонская, а Константиновка. Это во-первых. А во-вторых, какое завтра число? Правильно, двадцать седьмое. Последняя суббота месяца. А что такое последняя суббота месяца на экскаваторном, да и не только на экскаваторном?
– Рабочий день, – сказал Кононов. – Отработочная суббота. А твоя... мать?
– Так она тоже на экскаваторном, в ОТИЗе. Значит, сегодня переночуем, а завтра видно будет.
В общем, решили ориентироваться на дачу, а по приезде в Калинин попробовать уточнить намерения приемных родителей Сергея, которые в этой, изменившейся, реальности, вовсе не были его приемными родителями.
Электричка замедлила ход, проплыло мимо окон желтое здание вокзала, старинное, точь-в-точь такое же, как в Калинине, только с надписью «Клин» – и Кононов невольно вспомнил телерекламу с несуществующим еще «Клинским». Народ потянулся к выходу, а потом покинувших вагон сменили новые пассажиры. Они вереницей шли по проходу между сиденьями в поисках свободных мест, Кононов скользил по ним незаинтересованным взглядом – и чуть не вздрогнул, наткнувшись на знакомое лицо.
Мимо него прошел тот же отмороженный белоглазый парень, что накануне вечером испарился из тамбура поезда «Киев – Москва». Выходит, испарился, чтобы успешно материализоваться в подмосковном Клину, где находится дом-музей композитора Чайковского и цветет сирень, посаженная певцом Собиновым...
Кононов зажмурился и принялся медленно, про себя, считать до десяти, стараясь дышать глубоко и размеренно. Потом открыл глаза и оглянулся: парня-фантома видно не было. То ли он сел, и его заслонила чья-нибудь голова, то ли перешел в другой вагон – то ли просто исчез.
«Действительно, – стиснув зубы, подумал Кононов, – почему бы ему не исчезнуть? В первый раз, что ли...»
– Ты чего, Андрей? – словно издалека донесся до него голос брата. – Прихватило?
Кононов похлопал по свободному сиденью рядом с собой:
– Давай сюда, я тебе кое-что расскажу.
Сергей втиснулся между ним и продолжающей подремывать толстухой, и его место почти тут же занял поддатый мужик с удочками – для него рыбалка в любом случае явно удалась. Электричка плавно тронулась в дальнейший путь.
– Ну? – Сергей наконец умостился на сиденье вполоборота к Кононову. – Давай, рассказывай.
И Кононов под стук колес, поглядывая на борющегося с дремотой мутноглазого рыболова, поведал брату историю про отмороженного земляка, очень странного земляка, встречающегося ему, Кононову, в самых разных местах. И про дематериализацию этого загадочного типа в тамбуре поезда «Киев – Москва» он тоже рассказал.
Сергей слушал внимательно, с любопытством, временами тихонько хмыкая, но не перебивая Кононова.
– А только что этот хрен с горы Арарат зашел в наш вагон, – закончил Кононов свой рассказ.
Сергей поднял брови:
– Что, и сейчас в вагоне?
– Да вроде нет, я его не вижу. Может, опять испарился. Нуль-транспортировался.
– Двойник, – констатировал Сергей. – Или же ты очень впечатлительный. Резкая смена привычного образа жизни – и у тебя слегка мозги сдвинулись. Не обижайся.
– Не обижаюсь, – уныло сказал Кононов. – Я и сам так думаю. Призрак, блин, бродит по Европе... Как говаривал один мой однокурсник, из Кашина, «у берез и сосен тихо бродит призрак коммунизма». Я уже по-всякому думал. Может, это вообще какая-то часть моего собственного «я», моей личности. Отделилась, обособилась и время от времени мозолит глаза. В смысле, отделилась только в моем воображении, а на самом деле не существует, нет ее...
– Красиво излагаешь, – с подчеркнутым уважением сказал Сергей. – Фрейд отдыхает. Я на работе часто по Сети брожу, натыкаюсь на всякие интересные штуки. Есть такой сайт «Марсианские хроники» – книги фантастические, кино, народ на форуме вовсю общается. И вывешивают там материалы из журнала «Порог» – украинский журнал, уфология всякая, эзотерика, тайны мироздания и, опять же, фантастика. Кстати, редактор родом из Калинина – там биография помещена. А теперь в Кировограде, есть такой на Украине, на урановой жиле стоит, и живут там, наверное, одни мутанты. Любопытный такой журнальчик, понамешано всего... Так вот, я недавно на «пороговской» страничке один рассказ прочитал, самимредактором и написанный. Как раз в тему.
– О расщеплении личности?
– Нет, об отражении. Об отражении в зеркале.
– Ну?
– Там про парня одного. Вцепилась в него какая-то женщина на улице, милицию позвала. Мол, он ее два дня назад изнасиловал где-то на окраине. А парень в это время в командировке был, на каком-то там тьмутараканском заводе. То есть, алиби полнейшее.
Значит, какой-то двойник гражданочку оприходовал. Отпустили его менты. А через некоторое время опять повязали. Вооруженное ограбление ювелирного магазина, убийство охранника. Там, в магазине, была скрытая видеокамера, менты пленку прокрутили – а на ней этот парень, без маски, с окровавленным ножом в руке. Ну, опять двойник, потому что парень в тот вечер дома сидел. Соседи видели, как он курил на балконе, за несколько минут до ограбления. А магазин аж на другом конце города, так что он успел бы туда разве что на вертолете. Но никакого вертолета не было. Пришлось ментам опять его отпустить...
– Подмазал ментов, вот и отпустили, – внезапно вмешался рыбак, распространяя вокруг густой запах портвейна или какой-то другой «бормотухи». – Что, думаете, менты не берут? Еще как берут, уж я-то знаю!
Сергей досадливо поморщился, а Кононов, вспомнив, в каких временах пребывает, чуть подался к рыбаку и негромко, но внушительно произнес:
– Если у вас, гражданин, имеются претензии к работе наших органов внутренних дел, совсем необязательно высказывать их посторонним людям, да еще и в общественном месте. Иначе можете не доехать до своей станции – это я вам могу гарантировать.
– Чего? – выпучил глаза мужик, а потом до него дошло и он вжался в угол, заслоняясь удочками, и закрыл глаза. Сидящий рядом пожилой мужчина в очках на всякий случай отодвинулся от него, как от прокаженного.
– Давай дальше, Сережа.
– Ну вот, опять его отпустили, – продолжал Сергей уже потише, посматривая на рыбака; тот, казалось, даже не дышал. – Пришел он домой, налил себе стакан... А у него манера такая была – выпивать перед зеркалом, чокаясь с отражением. Трюмо у него большое стояло в прихожей – вот он за неимением собутыльников... В общем, хватанул стакан, другой, чтобы стресс снять... Потом запустил бутылкой в зеркало и спать пошел. Лежит, спит... – Сергей замолчал, глядя на рыболова, пришедшего, судя по всему, к мысли о необходимости принять меры предосторожности. Встав и прихватив удочки и рюкзак, тот выбрался в проход, а оттуда пошатывающейся походкой удалился в тамбур. Видимо, решил от греха подальше перейти в другой вагон, а то и вовсе сойти на ближайшей станции.
– Испугался, – констатировал Кононов.
– И чего, спрашивается? – Сергей пожал плечами.
– Ты, Сережа, этих времен не помнишь, а я застал кое-что. Да и наслышан – какой-никакой, а все-таки бывший историк. А уж он-то, – Кононов кивнул на дверь тамбура, – и вовсе веселые времена помнит, когда и за анекдоты сажали. Так что все правильно он сделал. В таких случаях лучше перестраховаться. Излагай, Сережа, свою байку.
– Да не байка это, – возразил Сергей, – а литературное произведение, рассказик. И не мой, а редактора «Порога». Фантастический рассказ.
– Так фантастика это и есть байки, – заметил Кононов. – Взрослые дяди фантазируют, все пальцы собственные обсасывая, то бишь высасывая из пальцев – маги, драконы, звездные бойни, терминаторы... и имеют с того денежку немалую. Впрочем, это не самый худший способ зарабатывать на хлебушек. И писатели есть действительно хорошие. Слушаю тебя, Сережа.
– Ядовитый ты какой-то, – сказал Сергей. – Жизнь прошлась тяжелыми сапогами?
– Не только сапогами – бульдозером. А местами – дорожным катком, – Кононов криво усмехнулся. – Угораздило жить в эпоху перемен.
– Так ведь и меня тоже угораздило, но по мне практически не топтались...
– Значит, повезло. Ты рассказывать будешь или нет? Ну, лежит он, спит – и что дальше? Двойник к нему заявился? Или мужик с топором?
– Нет, не двойник. А «Мужик с топором» – это «Стрелецкая», настойка горькая, знаешь такую? Так вот, проснулся резко, а встать не может – голова от водки тяжелая. И слышит – в прихожей какие-то звуки... а потом шаги. Крадется кто-то в комнату.
– Блин, страшилка пионерлагерная, – не удержался от комментария Кононов. – Мы такие после отбоя рассказывали. «Черный-черный гроб... Черная-черная рука... Белые-белые волосы!»
– Так и редактор, наверное, тоже в пионерлагере в детстве бывал... Слушай дальше. За окном фонарь горел, поэтому в комнате не так темно было, и парень этот увидел подступающую к нему фигуру с ножом в руке. Скатился с дивана, бросился в прихожую, мимо этого, чтобы деру дать из квартиры. Налетел в прихожей на табуретку – сам же там и оставил, когда водку пил, – и качнуло его по пьяни на трюмо. Он руку выставил – а рука вместо того чтобы наткнуться на зеркало, ушла в пустоту, и cам он куда-то провалился.
– Ясен пень куда – в зеркало, – вновь вставил Кононов. – Алиса в Зазеркалье. Как говорил все тот же кашинский однокурсник, Юра Сиднин: «Сказка о гражданке одной чудесной страны, душевнобольной девочке Алисе, с ярко выраженными зрительными и слуховыми галлюцинациями».
– Ну, тут дело не в галлюцинациях. Он действительно в зеркало провалился, ты угадал. Очнулся – свет бьет в лицо. Перед ним прихожая, лампа под потолком горит, хоть он ее и не включал, у ног тумба трюмо, а входная дверь – напротив него. Распахнута настежь, и за ней видна лестничная площадка. И человек – его зеркальное отражение. Махнуло рукой с ножичком на прощание, ухмыльнулось нехорошо и пошло вниз по лестнице. А парень понял, что видит все окружающее из зеркала. Хотел шевельнуться, крикнуть – ничего не получается. Такие дела.
– А дальше? – полюбопытствовал Кононов. – Или на этом кончается?
– А дальше он так и остался в зеркале. Потом, через сколько-то там лет трюмо выбросили на свалку, разбили, а он так и ютился там, в осколках. И понял, что в каждом осколке томится чья-нибудь приговоренная, обреченная не вечную маету сущность. Это как возмездие за грехи прошлой жизни.
– А что отражение? Пошло резать всех налево и направо?
Сергей пожал плечами:
– Больше там ничего не говорится. Читатель волен все додумать сам.
Стучали колеса, вновь бежала за окном узорная белая оградка. Соседка по скамье все так же клевала носом, периодически встряхивая головой, как лошадь, которую неожиданно огрели кнутом. Сидящий напротив Кононова и Мерцалова мужчина, передвинувшийся на место сбежавшего рыболова, читал газету, рядом с ним что-то поочередно шептали друг другу на ушко парень и девушка в защитного цвета форме бойцов студенческого строительного отряда.
– Мда-а... – сказал наконец Кононов. – Интересная картинка. Только ко мне-то она какое отношение имеет? Ты хочешь сказать, что этот белоглазый тип – мое отражение? Так он же на меня совершенно не похож!
– Это смотря из какого зеркала он вылез, – ответил Сергей. – Может кривое оно было и мутное. А может и вовсе не зеркало, а оконное стекло. Или отражение в луже. И вообще, откуда ты знаешь, как на самом деле выглядишь? Ты-то себя не видишь, и никто себя не видит.
– Э, братец, не передергивай, – поводил пальцем Кононов. – А фотографии? Они на мое отражение очень даже похожи. И вообще, ерунда это все.
– Фотографии – это да, – согласился Сергей. – Тут я, как говорится, дал, в натуре, маху. Ну, тогда допустим, что отражение, обретя свободу, как-то трансформируется под влиянием внешних факторов. О, как я загнул!
– Да уж, – кивнул Кононов. – Набрался в своей Сети всякой всячины, теперь можешь и сам фантастику пописывать. Мистический боевик «Вася Пупкин и его зловещее отражение». «Монстр из кривых зеркал». M-м... «Кровавые лабиринты отражений», серия «Российская фантастика ужасов».
– Лабиринты – это что-то знакомое, – сказал Сергей. – Что-то такое мне попадалось о лабиринтах отражений. У Головачева, что ли, или у этого...
– Лучше Пушкина читай, – посоветовал Кононов. – Чехова Антон-Палыча, Бунина.
Его все-таки пошатывало из стороны в сторону, но отнюдь не коварное воздействие алкоголя стало причиной того, что он так и не добрался до вожделенной березовой рощи – а оставалось до нее метров триста, не более. Преодолев пологий подъем, он увидел впереди, на обочине, метрах в тридцати-сорока, какой-то большой шар, похожий на снежный ком. Такой ком было под силу скатать разве что целой бригаде «бигфутов», то бишь снежных человеков – был он диаметром никак не меньше пяти метров, как на глазок, пусть и далеко не трезвый, определил оторопевший Сергей. Шар слегка светился отраженным лунным светом, а в верхней его части медленно мигали расположенные многоточием огни – красный... синий... зеленый... красный... синий... зеленый...
Конечно, шар мог быть простой елочной игрушкой, которую обронил тут спешащий к новогоднему столу какой-нибудь местный Полифем, но Сергей, буквально за несколько секунд ощутимо протрезвев, сообразил, что это не елочная игрушка и не выполненный в стиле «новый модерн» пост ГИБДД – да и кому бы пришло в голову сооружать такой пост на захолустной лесной дороге... Нет, скорее всего, это был неопознанный летающий объект – НЛО.
Давно миновали те времена, когда уфология считалась запретной темой; в начале нового тысячелетия российские граждане были осведомлены на этот счет в не меньшей мере, чем американцы, шведы или итальянцы. Бум конца восьмидесятых – девяностых годов уже прошел, но всякие истории, связанные с НЛО, публиковались то тут, то там, и Сергей нередко наталкивался на них, бродя по безбрежным просторам Интернета.
Он стоял неподалеку от шара, завороженно глядя на мигающие, похожие на новогодние, огни, и почти не сомневался в том, что его угораздило наткнуться именно на НЛО. Да, не «посчастливилось», а «угораздило», потому что из того же Интернета Сергей знал, что подобные встречи ни к чему хорошему, как правило, не приводят – по-всякому издеваются над землянами инопланетные пришельцы, а потом блокируют память о случившемся; пострадавшие вспоминают подробности унижающего человеческое достоинство контакта только под гипнозом, да и то не всегда.
Что во всех этих историях правда, а что фантазии, а то и вовсе мистификация, Сергей не знал, но здесь, на ночной лесной дороге, в непосредственной близости от загадочного и, возможно, небезопасного объекта, рисковать ему не хотелось. Самым разумным было бы развернуться и, в буквальном смысле слова, навострить лыжи подальше от этого места, к турбазе, под защиту костра и электрического света. С другой стороны, его разбирало любопытство – а вдруг сейчас откроется невидимый люк и сойдут на заснеженную землю гуманоиды из Туманности Андромеды, и предложат ему отправиться в звездное путешествие с демонстрацией разнообразных чудес инопланетной науки и техники. Здравый смысл подсказывал, что нужно убираться отсюда пока не поздно, а романтическая составляющая натуры, изрядно укрепленная алкоголем, звала приобщиться к неведомому – и в итоге Сергей продолжал стоять на месте, опираясь на лыжные палки, и наблюдать за размеренной игрой разноцветных огней.
И в какой-то момент огни слились в одну сплошную полосу, эта полоса начала медленно расширяться, меняя свое положение в пространстве, куда-то смещаясь... Сместилось, видимо, и восприятие Сергея, потому что он вдруг обнаружил, что никакая это не полоса, а всего-навсего вода, серо-голубая волжская вода, неспешно текущая между двух берегов. Напротив него, за рекой, желтел городской пляж и выглядывали из-за верхушек высоких зеленых тополей массивные здания Первомайской набережной, справа вздымались над Волгой светлые шпили ажурных конструкций Старого моста, а он, Сергей, находился на пологом берегу, на стрелке Волги и Тьмаки, а за спиной у него были стадион «Химик» и сорокапятиметровая железобетонная колонна с Вечным огнем – обелиск Победы, воздвигнутый на территории бывшего тверского Кремля. Он не ощущал собственного тела, и ему не казалось странным, что пляж совершенно безлюден, по мосту не снуют автомобили, и не видно на волжской глади ни катеров, ни буксиров, ни барж, ни лодок... Все его внимание было приковано к воде, на поверхности которой то тут, то там начали проступать сначала неясные, а потом все более четкие контуры... На его глазах возникало что-то – и, наконец, полностью воплотилось...
Это были деревья, целая вереница деревьев, возвышающихся над водой; не тополей, не лип, не берез, не дубов – просто деревьев, словно вырастающих из реки. Они росли из реки, и медленно-медленно проплывали мимо него – и слева находился едва заметный росток, а правее следовало деревцо чуть повыше... потом еще выше... и еще... На правом фланге этой идущей по ранжиру шеренги возвышался могучий необхватный исполин с раскидистыми ветвями, покрытыми густой листвой. Еще мгновение – и шеренга удлинилась, и справа от исполина потянулись другие деревья – такие же высокие, но листва у них была уже пореже, кое-где виднелись и вовсе голые засохшие ветки, а в самом конце шеренги торчал из воды покосившийся безжизненный ствол, лишь местами прикрытый корой. В следующий миг возникла на его макушке серебристая тонкая нить, метнулась в сторону, словно брошенное умелой рукой ковбоя лассо, – и пошла оплетать стволы по порядку, справа налево, соединяя в целое всю эту древополосу.
И тут словно кто-то включил свет в голове Сергея – картина всего происходящего стала ему предельно ясна. Река была не рекой, а Временем, текущим от прошлого к будущему, и множество деревьев были на самом деле одним и тем же деревом в разные моменты его существования. Они плыли по Времени вперед, в будущее, влекомые течением, а серебристая нить, связывающая воедино все ипостаси этого дерева, могла тянуться назад, против течения, в прошлое. Она представляла из себя некую сущность, способную двигаться к истокам, к ростку, к невидимому на воде крошечному семени, породившему мощный ствол и пышную крону. Серебристая нить была машиной времени, настоящей машиной времени, с помощью которой можно было перемещаться в прошлое.
Сергей осознал это – и в тот же миг длинный ряд деревьев, растворяясь у него на глазах, начал погружаться в спокойную волжскую воду, а серебристая нить, свившись в клубок, скользнула над рекой, приближаясь к нему. Серебристый теннисный мячик коснулся его лба, проник в его сознание и обосновался там. И Сергей понял, что стал обладателем информации о машине времени, и это понимание было неоспоримым и абсолютным.
Волга растаяла, и растаяли пляж и Старый мост, и тополя на набережной за рекой – он вновь, по-прежнему тяжело опираясь на лыжные палки, стоял на заснеженной дороге под зимними новогодними звездами. На обочине было пусто – великан вернулся и забрал свой шар. Или и не было никакого шара?
Оцепенение прошло, и Сергей вновь начал чувствовать свое тело, и оказалось, что у него замерзли ноги. Коньяк уже не стучал в виски, и окружающий мир представлялся на удивление отчетливым, словно начерченный черными линиями на белой бумаге. Сергей знал, что серебристая нить, смотанная в клубок, осталась с ним, осталась в нем, и ее можно будет размотать и использовать для перемещения в прошлое. И еще он знал, совершенно определенно знал, что обратной дороги из прошлого нет.
Что это было? Благодеяние? Новогодний подарок? Шутка? Эксперимент? Что-то еще?
Кто затеял все это? Люди? Инопланетяне? Посланники из будущего?
Сергей почему-то очень сомневался в том, что когда-нибудь получит ответы на этот ворох вопросов.
Березовая роща его больше не манила. Потрясение было изрядным – и лучшим средством прийти в себя представлялся ему стакан коньяка с последующим немедленным переходом ко сну. Но прежде чем возвращаться на турбазу, он направился к тому месту, где явился ему неопознанный объект (Сергей не называл его про себя «летающим», поскольку не видел в полете – возможно, шар вовсе и не летал, а перемещался каким-то иным способом).
Осторожно приблизившись к тому месту, где совсем недавно находился неопознанный объект, Сергей обнаружил глубокую вмятину в снегу, которая, судя по очертаниям, могла быть оставлена именно шарообразным телом. Освободившись от лыж, он немного потоптался по этой вмятине, потом присел на корточки и пальцами исследовал снег – это был, казалось, самый обыкновенный снег. Тем не менее, памятуя о вредном воздействии мест приземления НЛО на человеческий организм, Сергей не стал там задерживаться и, вновь оснастив свои окоченевшие ноги лыжами, поковылял по собственной одинокой лыжне в обратном направлении, к турбазе.
В пути его продолжали мучить вопросы. С какой целью в него впихнули машину времени? Почему возникли образы реки, деревьев и серебристой нити? Чтобы он без особого труда понял, какой дар ему преподнесли?
Дар – или что-то другое? И почему именно ему? Просто потому что он случайно оказался в нужном месте в нужный момент? Или неведомые дарители знали заранее, что в ночь на первое января две тысячи восьмого года он, Сергей Мерцалов, окажется на этой лесной дороге?
На подсказки он не надеялся, но тогда же, медленно скользя по лыжне, решил, что обязательно разберется с этой серебристой нитью-клубком и добьется создания пригодной к эксплуатации машины времени.
Вернувшись на пропахшую спиртным турбазу, он никому не сказал об этом удивительном происшествии – впрочем, вряд ли кто-либо был в состоянии его слушать – и, выпив не один, а два стакана коньяка, завалился спать в отведенном ему домике, где в полной отключке уже лежал и видел новогодние сны Вадик Соколов...
Никому ничего не сказал он и на следующий день, и во все другие, уже послепраздничные, рабочие дни. Он просто каждую свободную минуту, сидя за компьютером, разматывал и разматывал серебристый клубок, преобразуя его в компьютерные программы. И не сомневался в том, что успешно справится с этим делом.
Так оно в итоге и оказалось...
...Налетел грохот встречного поезда, тугая волна теплого воздуха ударила в лицо Кононову из-за приспущенного оконного стекла. Сергей приоткрыл сонные глаза, некоторое время смотрел на мелькающие за окном вагоны, потом перевел взгляд на Кононова:
– Где это мы уже?
– Станция Клин, – опережая ответ Кононова, хрипловато прозвучало из вагонного динамика.
– Клин... – повторил Сергей и задумчиво покивал. – Мы сюда ездили всем классом. В дом-музей Чайковского.
– И мы тоже ездили, – отозвался Кононов. – Классе в пятом или шестом. На автобусе. Всю дорогу веселились.
– Ага, мы тоже. Песни горланили, в карты резались, жвачками кидались... – Сергей вздохнул. – А ведь не было еще ничего этого. Будем кидаться – лет через двенадцать. Вернее, будут... Без меня. – Он покосился на сидящую наискосок от него клюющую носом толстую женщину, подался к Кононову: – Андрей, а ты... себя, – он выделил это слово, – видел?
Кононов кивнул:
– Видел. Только это уже не я, это другой человек. Вернее, пока – человечек...
Сергей выпрямился, с отсутствующим видом посмотрел в окно, на длинный ряд тянущихся вдоль насыпи гаражей, сказал задумчиво:
– Да, ты, наверное, прав. Он – это не ты... – И добавил, повернувшись к Кононову: – Ладно, в Константиновке обмозгуем, кто есть ху, как говаривал дядя Миша Горбачев.
Константиновка была пригородной деревушкой, расположенной в пятнадцати минутах ходьбы от трамвайного разворота возле силикатного завода. К ней примыкал дачный поселок, и в этом поселке находилась и дача приемных родителей Сергея. Идею насчет Константиновки подал Сергей, когда они, облегчившись в туалете, вновь покинули замоскворецкую столовую. Там можно было временно устроиться, обдумать дальнейшее житье-бытье и разобраться с машиной времени...
Кононов сначала идею брата поддержал, но почти тут же заметил проблему.
– Постой, – сказал он. – Завтра же суббота, выходной. А если твои... Мерцаловы... приедут на дачу? Или даже сегодня вечером, с ночевкой. Дачный сезон-то уже начался.
– Да нет, они никогда там на ночь не остаются, ни с пятницы на субботу, ни с субботы на воскресенье; добираться-то туда-оттуда – раз плюнуть, это же не глухомань весьегонская, а Константиновка. Это во-первых. А во-вторых, какое завтра число? Правильно, двадцать седьмое. Последняя суббота месяца. А что такое последняя суббота месяца на экскаваторном, да и не только на экскаваторном?
– Рабочий день, – сказал Кононов. – Отработочная суббота. А твоя... мать?
– Так она тоже на экскаваторном, в ОТИЗе. Значит, сегодня переночуем, а завтра видно будет.
В общем, решили ориентироваться на дачу, а по приезде в Калинин попробовать уточнить намерения приемных родителей Сергея, которые в этой, изменившейся, реальности, вовсе не были его приемными родителями.
Электричка замедлила ход, проплыло мимо окон желтое здание вокзала, старинное, точь-в-точь такое же, как в Калинине, только с надписью «Клин» – и Кононов невольно вспомнил телерекламу с несуществующим еще «Клинским». Народ потянулся к выходу, а потом покинувших вагон сменили новые пассажиры. Они вереницей шли по проходу между сиденьями в поисках свободных мест, Кононов скользил по ним незаинтересованным взглядом – и чуть не вздрогнул, наткнувшись на знакомое лицо.
Мимо него прошел тот же отмороженный белоглазый парень, что накануне вечером испарился из тамбура поезда «Киев – Москва». Выходит, испарился, чтобы успешно материализоваться в подмосковном Клину, где находится дом-музей композитора Чайковского и цветет сирень, посаженная певцом Собиновым...
Кононов зажмурился и принялся медленно, про себя, считать до десяти, стараясь дышать глубоко и размеренно. Потом открыл глаза и оглянулся: парня-фантома видно не было. То ли он сел, и его заслонила чья-нибудь голова, то ли перешел в другой вагон – то ли просто исчез.
«Действительно, – стиснув зубы, подумал Кононов, – почему бы ему не исчезнуть? В первый раз, что ли...»
– Ты чего, Андрей? – словно издалека донесся до него голос брата. – Прихватило?
Кононов похлопал по свободному сиденью рядом с собой:
– Давай сюда, я тебе кое-что расскажу.
Сергей втиснулся между ним и продолжающей подремывать толстухой, и его место почти тут же занял поддатый мужик с удочками – для него рыбалка в любом случае явно удалась. Электричка плавно тронулась в дальнейший путь.
– Ну? – Сергей наконец умостился на сиденье вполоборота к Кононову. – Давай, рассказывай.
И Кононов под стук колес, поглядывая на борющегося с дремотой мутноглазого рыболова, поведал брату историю про отмороженного земляка, очень странного земляка, встречающегося ему, Кононову, в самых разных местах. И про дематериализацию этого загадочного типа в тамбуре поезда «Киев – Москва» он тоже рассказал.
Сергей слушал внимательно, с любопытством, временами тихонько хмыкая, но не перебивая Кононова.
– А только что этот хрен с горы Арарат зашел в наш вагон, – закончил Кононов свой рассказ.
Сергей поднял брови:
– Что, и сейчас в вагоне?
– Да вроде нет, я его не вижу. Может, опять испарился. Нуль-транспортировался.
– Двойник, – констатировал Сергей. – Или же ты очень впечатлительный. Резкая смена привычного образа жизни – и у тебя слегка мозги сдвинулись. Не обижайся.
– Не обижаюсь, – уныло сказал Кононов. – Я и сам так думаю. Призрак, блин, бродит по Европе... Как говаривал один мой однокурсник, из Кашина, «у берез и сосен тихо бродит призрак коммунизма». Я уже по-всякому думал. Может, это вообще какая-то часть моего собственного «я», моей личности. Отделилась, обособилась и время от времени мозолит глаза. В смысле, отделилась только в моем воображении, а на самом деле не существует, нет ее...
– Красиво излагаешь, – с подчеркнутым уважением сказал Сергей. – Фрейд отдыхает. Я на работе часто по Сети брожу, натыкаюсь на всякие интересные штуки. Есть такой сайт «Марсианские хроники» – книги фантастические, кино, народ на форуме вовсю общается. И вывешивают там материалы из журнала «Порог» – украинский журнал, уфология всякая, эзотерика, тайны мироздания и, опять же, фантастика. Кстати, редактор родом из Калинина – там биография помещена. А теперь в Кировограде, есть такой на Украине, на урановой жиле стоит, и живут там, наверное, одни мутанты. Любопытный такой журнальчик, понамешано всего... Так вот, я недавно на «пороговской» страничке один рассказ прочитал, самимредактором и написанный. Как раз в тему.
– О расщеплении личности?
– Нет, об отражении. Об отражении в зеркале.
– Ну?
– Там про парня одного. Вцепилась в него какая-то женщина на улице, милицию позвала. Мол, он ее два дня назад изнасиловал где-то на окраине. А парень в это время в командировке был, на каком-то там тьмутараканском заводе. То есть, алиби полнейшее.
Значит, какой-то двойник гражданочку оприходовал. Отпустили его менты. А через некоторое время опять повязали. Вооруженное ограбление ювелирного магазина, убийство охранника. Там, в магазине, была скрытая видеокамера, менты пленку прокрутили – а на ней этот парень, без маски, с окровавленным ножом в руке. Ну, опять двойник, потому что парень в тот вечер дома сидел. Соседи видели, как он курил на балконе, за несколько минут до ограбления. А магазин аж на другом конце города, так что он успел бы туда разве что на вертолете. Но никакого вертолета не было. Пришлось ментам опять его отпустить...
– Подмазал ментов, вот и отпустили, – внезапно вмешался рыбак, распространяя вокруг густой запах портвейна или какой-то другой «бормотухи». – Что, думаете, менты не берут? Еще как берут, уж я-то знаю!
Сергей досадливо поморщился, а Кононов, вспомнив, в каких временах пребывает, чуть подался к рыбаку и негромко, но внушительно произнес:
– Если у вас, гражданин, имеются претензии к работе наших органов внутренних дел, совсем необязательно высказывать их посторонним людям, да еще и в общественном месте. Иначе можете не доехать до своей станции – это я вам могу гарантировать.
– Чего? – выпучил глаза мужик, а потом до него дошло и он вжался в угол, заслоняясь удочками, и закрыл глаза. Сидящий рядом пожилой мужчина в очках на всякий случай отодвинулся от него, как от прокаженного.
– Давай дальше, Сережа.
– Ну вот, опять его отпустили, – продолжал Сергей уже потише, посматривая на рыбака; тот, казалось, даже не дышал. – Пришел он домой, налил себе стакан... А у него манера такая была – выпивать перед зеркалом, чокаясь с отражением. Трюмо у него большое стояло в прихожей – вот он за неимением собутыльников... В общем, хватанул стакан, другой, чтобы стресс снять... Потом запустил бутылкой в зеркало и спать пошел. Лежит, спит... – Сергей замолчал, глядя на рыболова, пришедшего, судя по всему, к мысли о необходимости принять меры предосторожности. Встав и прихватив удочки и рюкзак, тот выбрался в проход, а оттуда пошатывающейся походкой удалился в тамбур. Видимо, решил от греха подальше перейти в другой вагон, а то и вовсе сойти на ближайшей станции.
– Испугался, – констатировал Кононов.
– И чего, спрашивается? – Сергей пожал плечами.
– Ты, Сережа, этих времен не помнишь, а я застал кое-что. Да и наслышан – какой-никакой, а все-таки бывший историк. А уж он-то, – Кононов кивнул на дверь тамбура, – и вовсе веселые времена помнит, когда и за анекдоты сажали. Так что все правильно он сделал. В таких случаях лучше перестраховаться. Излагай, Сережа, свою байку.
– Да не байка это, – возразил Сергей, – а литературное произведение, рассказик. И не мой, а редактора «Порога». Фантастический рассказ.
– Так фантастика это и есть байки, – заметил Кононов. – Взрослые дяди фантазируют, все пальцы собственные обсасывая, то бишь высасывая из пальцев – маги, драконы, звездные бойни, терминаторы... и имеют с того денежку немалую. Впрочем, это не самый худший способ зарабатывать на хлебушек. И писатели есть действительно хорошие. Слушаю тебя, Сережа.
– Ядовитый ты какой-то, – сказал Сергей. – Жизнь прошлась тяжелыми сапогами?
– Не только сапогами – бульдозером. А местами – дорожным катком, – Кононов криво усмехнулся. – Угораздило жить в эпоху перемен.
– Так ведь и меня тоже угораздило, но по мне практически не топтались...
– Значит, повезло. Ты рассказывать будешь или нет? Ну, лежит он, спит – и что дальше? Двойник к нему заявился? Или мужик с топором?
– Нет, не двойник. А «Мужик с топором» – это «Стрелецкая», настойка горькая, знаешь такую? Так вот, проснулся резко, а встать не может – голова от водки тяжелая. И слышит – в прихожей какие-то звуки... а потом шаги. Крадется кто-то в комнату.
– Блин, страшилка пионерлагерная, – не удержался от комментария Кононов. – Мы такие после отбоя рассказывали. «Черный-черный гроб... Черная-черная рука... Белые-белые волосы!»
– Так и редактор, наверное, тоже в пионерлагере в детстве бывал... Слушай дальше. За окном фонарь горел, поэтому в комнате не так темно было, и парень этот увидел подступающую к нему фигуру с ножом в руке. Скатился с дивана, бросился в прихожую, мимо этого, чтобы деру дать из квартиры. Налетел в прихожей на табуретку – сам же там и оставил, когда водку пил, – и качнуло его по пьяни на трюмо. Он руку выставил – а рука вместо того чтобы наткнуться на зеркало, ушла в пустоту, и cам он куда-то провалился.
– Ясен пень куда – в зеркало, – вновь вставил Кононов. – Алиса в Зазеркалье. Как говорил все тот же кашинский однокурсник, Юра Сиднин: «Сказка о гражданке одной чудесной страны, душевнобольной девочке Алисе, с ярко выраженными зрительными и слуховыми галлюцинациями».
– Ну, тут дело не в галлюцинациях. Он действительно в зеркало провалился, ты угадал. Очнулся – свет бьет в лицо. Перед ним прихожая, лампа под потолком горит, хоть он ее и не включал, у ног тумба трюмо, а входная дверь – напротив него. Распахнута настежь, и за ней видна лестничная площадка. И человек – его зеркальное отражение. Махнуло рукой с ножичком на прощание, ухмыльнулось нехорошо и пошло вниз по лестнице. А парень понял, что видит все окружающее из зеркала. Хотел шевельнуться, крикнуть – ничего не получается. Такие дела.
– А дальше? – полюбопытствовал Кононов. – Или на этом кончается?
– А дальше он так и остался в зеркале. Потом, через сколько-то там лет трюмо выбросили на свалку, разбили, а он так и ютился там, в осколках. И понял, что в каждом осколке томится чья-нибудь приговоренная, обреченная не вечную маету сущность. Это как возмездие за грехи прошлой жизни.
– А что отражение? Пошло резать всех налево и направо?
Сергей пожал плечами:
– Больше там ничего не говорится. Читатель волен все додумать сам.
Стучали колеса, вновь бежала за окном узорная белая оградка. Соседка по скамье все так же клевала носом, периодически встряхивая головой, как лошадь, которую неожиданно огрели кнутом. Сидящий напротив Кононова и Мерцалова мужчина, передвинувшийся на место сбежавшего рыболова, читал газету, рядом с ним что-то поочередно шептали друг другу на ушко парень и девушка в защитного цвета форме бойцов студенческого строительного отряда.
– Мда-а... – сказал наконец Кононов. – Интересная картинка. Только ко мне-то она какое отношение имеет? Ты хочешь сказать, что этот белоглазый тип – мое отражение? Так он же на меня совершенно не похож!
– Это смотря из какого зеркала он вылез, – ответил Сергей. – Может кривое оно было и мутное. А может и вовсе не зеркало, а оконное стекло. Или отражение в луже. И вообще, откуда ты знаешь, как на самом деле выглядишь? Ты-то себя не видишь, и никто себя не видит.
– Э, братец, не передергивай, – поводил пальцем Кононов. – А фотографии? Они на мое отражение очень даже похожи. И вообще, ерунда это все.
– Фотографии – это да, – согласился Сергей. – Тут я, как говорится, дал, в натуре, маху. Ну, тогда допустим, что отражение, обретя свободу, как-то трансформируется под влиянием внешних факторов. О, как я загнул!
– Да уж, – кивнул Кононов. – Набрался в своей Сети всякой всячины, теперь можешь и сам фантастику пописывать. Мистический боевик «Вася Пупкин и его зловещее отражение». «Монстр из кривых зеркал». M-м... «Кровавые лабиринты отражений», серия «Российская фантастика ужасов».
– Лабиринты – это что-то знакомое, – сказал Сергей. – Что-то такое мне попадалось о лабиринтах отражений. У Головачева, что ли, или у этого...
– Лучше Пушкина читай, – посоветовал Кононов. – Чехова Антон-Палыча, Бунина.