Страница:
- Куда вы меня везете? - спросила насмерть перепуганная Виолетта. Первая мысль была о том, что её захватили в заложницы и будут вымогать выкуп с Благасова: "лишь бы согласился, заплатил". Она хотела расплакаться, но решила, что слезами амбалов не проймешь, а макияж размоется.
Ее привезли на какую-то дачу в Загорянке - старом, ещё довоенном дачном поселке. По пути относились вполне сносно - глаза не завязывали, не оскорбляли. Ее похитители молчали всю дорогу, и Виолетта, успокоившись немного, подумала, что таким животным проще свернуть кому-то голову, чем произнести несколько связных фраз.
Дача оказалась вполне приличным коттеджем, возведенным на месте старой развалюхи, очевидно, совсем недавно - ещё виднелись во дворе горки строительного мусора, но уже наметились будущие лужайки и цветники. Виолетта в сопровождении своих похитителей вошла в коттедж. Как убогой просительнице, ей указали кресло в холле. Парень, который выволок её из машины, сел напротив, и с влажным блеском в глазах уставился на её коленки.
В других условиях Виолетта Петровна принялась бы автоматически завлекать его, но сейчас было страшнО, она не могла понять, куда и_зачем её привезли.
Наконец, позвали в гостиную. Там находились двое мужиков, один пожилой, одетый по-домашнему, в стеганой легкой куртке под поясок, другой средних лет, в щеголеватом светлом костюме, с распахнутым воротничком сорочки.
- Присаживайтесь, Виолетта Петровна, - пригласил тот, что помоложе. И представился:
- Я - Герман Михайлович Бредихин, коммерсант. А это - хозяин уютного домика Рэм Спиридонович...
- Садись, - сказал и Рэм Спиридонович, или кто он был на самом деле. Прелести Виолетты, выпорхнувшей совсем недавно из другого мира, олицетворением которого был салон красоты на Тверской, на него не произвели видимого впечатления.
- Добрый день... или вечер, господа. - Виолетта Петровна пыталась сохранить присутствие духа.
Рэм Спиридонович смотрел на неё в упор, не мигая. Был он не то, чтобы худым, но каким-то высохшим; лицо затянуто тонкой пергаментной кожей с морщинами, глаза глубоко прятались под надбровными дугами и были равнодушными, почти неподвижными.
- Извините, Виолетта Петровна, что пришлось прибегнуть к силе, чтобы заполучить вас. Но вы ведь обратили внимание, что везли вас открыто, руки не пеленали и глазки не завязывали... Это значит, что мы вам доверяем, Бредихин говорил вроде бы мягко.
Это вступление походило на строки из плохонькой драмы, каких сейчас ставилось в театриках множество. Виолетта приободрилась, чуть раздвинула коленки, небрежным движением поправила на них складки платья. Ей даже показалось, что они просто присмотрели её, хорошенькую женщину, на Тверской, доставили сюда, чтобы позабавиться, побаловаться. Одну её подругу вот так же умыкнули в городе, завезли в какую-то подмосковную глухомань, заставили попариться в баньке, прополоскаться в бассейне, всю ночь драли, а утром отвезли в город, вознаградили за труды щедро - две тысячи баксов, и предложили - забудь. Новые русские чувствовали себя победителями жизни, а победителям принадлежит все, в том числе и женщины.
- Можно было сделать все проще, - ответила Виолетта Герману Михайловичу. - Я не из тех женщин, которые долго сопротивляются, - добавила она со смешком.
- Знаем, - кивнул Рэм Спиридонович. - Мы навели о тебе справки. Трудилась в блядской фирме по вызовам... Кто был твоим сутенером? - Рэм Спиридонович спросил грубо, как на допросе. Обращение на "ты" прозвучало, словно удар плетью. У Виолетты перехватила дыхание и она неожиданно для себя выпалила:
- Рома, то есть Леонид Романов.
- Он, - подтвердил Герман Михайлович.
- Убери этого придурка, чтобы не путался под ногами, - распорядился Рэм Спиридонович.
- Будет сделано.
Виолетта с ужасом поняла смысл распоряжения: "уберут" теперь Рому, который не сделал ей ничего плохого, наоборот, следил, чтобы ей доставались хорошие клиенты.
- Все это у вас было в прошлом, - благожелательно произнес Герман Михайлович. - А сейчас вы замужняя дама, такой и оставайтесь. Потому и сделали все необходимое, чтобы никто не знал, куда и к кому вы... отлучились.
- Ты, сучка, заказала Брагина и Ставрова, этих похоронщиков? - резко спросил Рэм Спиридонович.
- Нет! - тут же выкрикнула Виолетта. Именно этого она больше всего боялась - чтобы за неё не взялись друзья расстрелянных в "Вечности" Брагина и Ставрова.
- Сыч! - крикнул Рэм Спиридонович, и в гостиной тут же возник мордатый парень, который привез Виолетту на дачу.
- Эта потаскушка не желает быть откровенной, ей приспичило трахнуться. Возьми ещё двоих "бычков", уведите её в домик для охраны и отдерите по первому классу. А потом тащите сюда, продолжим беседу...
Он глянул на Виолетту своим тусклым, рыбьим взглядом, без любопытства спросил:
- Троих выдержишь?
Виолетта Петровна жалобно всхлипнула и прохныкала:
- Может быть... Я с юных лет мечтала, чтобы меня хором изнасиловали...
Она провела язычком по губам, придавая им влажный блеск.
- Но зачем такие крайности?
- Ты заказала Ставрова и Брагина? Говори, больше переспрашивать не буду. - Рэм Спиридонович дал знак своему парню, чтобы тот вышел из комнаты.
- Поверьте, Виолетта Петровна, - вежливо произнес Герман Михайлович. Мы не хотели бы обижать вас. Мы и так все знаем. Но желательно, чтобы вы подтвердили. Может быть, мы окажемся полезны друг другу...
Виолетта задумалась. Во рту у неё пересохло от страха, от грозной опасности и она пробормотала:
- Хоть бы стакан минералки даме предложили...
- Да, та ещё сучка, - произнес Рэм Спиридонович и распорядился:
- Дай ей рюмку коньяка и сок, Герман Михайлович. У некоторых сучек это прочищает извилины.
- Не называйте меня сучкой! - взмолилась Виолетта Петровна. - Я просто испуганная насмерть женщина!
- Давай начинай колоться, бедная женщина, - насмешливо сказал Рэм Спиридонович.
- Все скажу, если вы хоть намекнете, зачем вам это нужно. Я ведь не знаю, чего вы хотите. Может, отомстить за Ставрова и Брагина?..
- Это уж нет, - хмуро ответил ей Рэм Спиридонович. - Нам эти похоронные господа до лампочки.
- Тогда в чем проблема?
- В тебе. Ты у нас путаешься под ногами. А теперь давай рассказывай, только все и до конца. Вижу, изнасилованием тебя, телку раз...ную, не испугаешь... А как ты относишься к электрическому утюгу?
Герман Михайлович поморщился, словно бы сочувствовал Виолетте Петровне. Был он крепким мужиком, мускулистым, чувствовалось, что у него нет лишнего жира и той дряблости, которая выводила из себя Виолетту при виде Благасова в постели.
- Ну что же,.. - пробормотала она. И стала рассказывать-колоться...
Этот план возник у Марата Васильевича Волчихина. Они были в хороших отношениях, Виолетта и Волчихин, хотя, к удивлению Виолетты, Волчихин не делал попыток завалить её в постель. Просто этакие добрые взаимные симпатии на основе общих интересов. Волчихин часто по-свойски жаловался Виолетте, что его шеф - а её муж - придурок, сдвинулся по фазе на покойниках и кладбищах. Его, Волчихина, держит в черном теле, на небольших деньгах определил цепным псом при своем добре. А между прочим, его, Марата Васильевича, в родной "конторе" уже было представили к генералу, и все документы ушли "наверх", но помешали августовские события, когда не только не давали новых званий, но и лишали старых, давно полученных.
Рэм Спиридонович в этом месте исповеди Натальи, откликаясь на какие-то свои мысли, согласно произнес:
- Это точно...
А придурок Благасов не оценил способностей и заслуг его, Волчихина, и будущее было неопределенным. Пляшет Благасов под дудку Брагина и Ставрова, не смеет перечить компаньонам. А у самого наплывы случаются все чаще, его надо в психушку убирать, а не позволять заниматься большим делом.
Волчихин рассказал, что Благасов в полнолуние уезжает на свое кладбище и укладывает на могильные плиты бабенок, такой у сумасшедшего кайф. Алевтину уложил, Марину, какую-то кладбищенскую побирушку...
- Обычный псих, - откликнулся на эту часть рассказа Виолетты Рэм Спиридонович. - Кому что нравится. Одни любят, чтобы бабы их плетьми хлестали, другие сами женщин обижают, заставляя их трахаться на могилах.
Рэм Спиридонович вдруг завелся, даже его глаза приобрели подвижность:
- Вот сволочь первостатейная!
Виолетта Петровна с облегчением услышала эти слова, ибо они означали, что может она обрести здесь поддержку.
- Волчихину плохо приходилось, - продолжила Виолетта, но и мне не лучше... Он, Благасов, оскорблял и унижал, я для него оставалась шлюхой с Тверской, которую он пустил в свой дом...
Она, конечно, возводила поклеп на Благасова. Просто с некоторых пор она больше его не возбуждала, а её обуревала жажда к любовным приключениям. И ей стало известно - через Волчихина - что Благасов нанял сыщика, чтобы предъявить ей "счет" и попросить вон или, что пугало, просто "заказать" её, денег у него хватит.
- Вот и пришили бы со своим Волчихиным Благасова, - сказал Рэм Спиридонович.
- А дальше что? - удивилась Виолетта Петровна. - "Харон" перешел бы в полное распоряжение Брагина и Ставрова, мне - нищенские проценты от неизвестно какой прибыли, Волчихина, которого старики ненавидели, - вон?
- И вы решили?...
- Да! - поколебавшись и вроде бы смутившись, подтвердила Виолетта Петровна. - Убрать стариков, чтобы остался один Благасов. А как поступить с Благасовым...
- В психушку его?
- Может быть...
- Самое странное, - уже без принуждения объяснила все до конца Виолетта Петровна, - что у Благасова созрел встречный план. И тоже убрать СтавРова И Брагина, чтобы остаться единовластным хозяином "Харона" и нового коммерческого кладбища.
- Вот так они и стакнулись, - Рэм Спиридонович посмотрел на Виолетту с некоторой долей уважения, - я так думаю, что у вас сейчас идет состязание: кто кого раньше прикончит.
Он задумчиво протянул:
- Не понимаю, зачем было убирать эту соплю - Ольгу Ставрову? Лишний труп - лишние хлопоты...
- Это была инициатива Волчихина, - словно оправдываясь, торопливо объяснила Виолетта Петровна. - Она, Ставрова, стала активничать, оспаривать завещание, нацелилась на треть "Харона". Волчихин посчитал, что если её убрать, муж, так скоропостижно ставший вдовцом, судиться не станет, плюнет на "Харон" и все, что с ним связано. А я узнала, когда дело было сделано.
- Значит, Волчихин,.. - Рэм Спиридонович очень выразительно посмотрел на Бредихина. - Недооценили мы с тобой Марата Васильевича, Герман. Думали услужливый, жадный, мелкий человечишко. А он, сволочь, своими расстрелами да взрывами всех всполошил, уголовка свою агентуру мобилизовала, друзья-"коллеги" запсиховали... Если так дальше пойдет, придется не в подполье уходить, мы и так в нем сидим, а в подземелье прятаться! Ну, мы ещё об этом с тобой поговорим, посоветуемся...
Заметив, что Виолетта Петровна лихорадочно поправляет узенькое платьице на коленях, сорвал на ней злость:
- Прекрати выставляться! У меня на таких, как ты, иммунитет давно выработался!
Виолетта сжалась в испуге, притихла. Рэм Спиридонович заметил это, проворчал:
- Так-то лучше... Твой Волчихин - недоумок, он хорош был в прошлом, когда законами прикрывался и как за щитом прятался за своей "конторой, которая все могла. А сейчас... Везде наследил - и в расстреле похоронщиков, и в убийстве Ольги Ставровой. И не смог ни взорвать, ни расстрелять этого журналиста-следака. Зачем ты с ним имеешь дело?
- А с кем прикажете? - язвительно спросила Виолетта. Она окончательно пришла в себя. Похоже, с нею вели переговоры и не собирались её сдавать ни Благасову, ни ментам.
- Хочешь схватить миллионы? - насмешливо спросил Рэм Спиридонович.
- А что в этом плохого? - наивно округлила глаза Виолетта.
- Мы тебе поможем, - Рэм Спиридонович потрепал Виолетту ладонью сухой, крепенькой - по щечке. - Если ты будешь послушной девочкой.
Он сказал Герману Михайловичу:
- Дай ей лист бумаги и ручку...
Когда Бредихин положил перед Виолеттой лист бумаги и шариковую ручку, Рэм Спиридонович приказал:
- Пиши... Чистосердечное признание... Я, Виолетта Петровна Благасова, заявляю, что по моему заказу были убиты в ресторане "Вечность" руководители фирмы "Харон" Брагин и Ставров...
Виолетта Петровна положила ручку на стол, заплакала - жалкая, сломленная.
- Не могу. Это же... Это мне приговор!
- Пиши, девочка... И не трепыхайся. Если будешь вести себя хорошо, эту бумажку никто и никогда не увидит.
- Я могу дать честное слово, что,.. - пролепетала Виолетта.
- Ты шлюха! - безжалостно оборвал её Рэм Степанович. - Какая цена честному слову шлюхи? Тебя открыто сюда привезли, ты нас видела и есть только один вариант решения: если ты заартачишься - тебя увезут отсюда в багажнике машины с мешком на голове. Хочешь сдохнуть? Мы удовлетворим это твое желание...
- Пишите, Виолетта Петровна, - спокойно посоветовал Герман Михайлович. Тем, кто с нами честно сотрудничает, ничего не угрожает... Даже наоборот...
- Кто все-таки вы?
- Со временем узнаете.
Виолетта Петровна высушила платочком слезы и принялась старательно писать то, что диктовал ей Рэм Спиридонович...
...Они уезжали из Загорянки вместе - Виолетта Петровна и Бредихин - но каждый на своей машине, Герман Михайлович впереди, Виолетта за ним следом, на безопасном расстоянии в двадцать метров. Доехали до Окружной дороги, Бредихин поморгал задними фарами, предлагая остановиться. Виолетта притормозила, и он подошел к её машине.
- Дальше наши пути-дороги расходятся?
- Как вы пожелаете, - ответила Виолетта. - Вы, кажется, хотели меня изнасиловать? Зачем же отказываться от хороших намерений?
- С юмором у вас все в порядке, - отметил Бредихин. - Командуйте, куда. Можно и ко мне.
- Уж лучше ко мне, - сказала Виолетта. - Благасов на даче, дома никого нет. Теперь я поеду впереди, вы - за мной. Не потеряйтесь, а то много потеряете, - скаламбурила она.
Когда приехали, Виолетта быстро приготовила кофе, спросила:
- Выпьешь?
Она перешла на "ты", впереди были "упражнения в постели", как она это иногда называла, и не стоило изображать излишне вежливых личностей.
- Не хочу, - отказался Бредихин.
- А я выпью, - решила Виолетта Петровна. - У меня до сих пор после задушевной беседы с твоим шефом руки дрожат.
- Да ты не особенно расстраивайся, - утешил её Бредихин. - расписку твою он, скорее всего, взял по старой привычке. И хода ей не даст, пока ты не вызовешь у него сомнения. Он человек, хотя и своеобразный, но справедливый. Старается соответствовать своему имени: Рэм - революция, Энгельс, Маркс - жесткость борьбы и мудрость мыслителей... Он тебя ещё генеральным директором "Харона" сделает, чует мое сердце.
Виолетта принялась ворчать:
- Вот так бы он и сказал сразу, меньше бы пыли было. А то напугали бедную беззащитную женщину до того, что у неё все опустилось...
Бредихин расхохотался, а она лихо выпила, расстелила постель, осмелевшая в родной обстановке, распорядилась:
- Раздевайся, гость нежданный, но желанный. У меня есть только один надежный способ снятия стресса...
Бредихин нащупал выключатель, погасил свет, сорвал с неё платье, толкнул на постель. Она жарко его поцеловала и прошептала с хорошо отработанным придыханием: "Возьми меня, сучку..."
Лишь позже, когда отношения Виолетты с Бредихиным устоялись, она несколько раз встретилась с Рэмом Спиридоновичем для делового разговора о дальнейших действиях, узнала с кем свела её непутевая судьба-шалава - с грозным Мамаем, о котором даже Волчихин говорил вполголоса и с видимым трепетом. Мамай стоял во главе жестокой бандитской группировки, контролирующей поставку и сбыт наркотиков и обложившей данью магазины, фирмы, акционерные общества и прочие заведения в обширном районе. В его группировке была военная дисциплина, безусловное выполнение приказов, тщательная конспирация. И не было ни одного случая предательства, так как мгновенно устранялся любой, в ком начинали сомневаться. "Харон" и кладбища были лакомым куском - легальная фирма со стабильным доходом и с тайниками в могилках: кому придет в голову искать наркоту у покойников? И возможность прятать концы в воду, то бишь в землю - своих, павших на поле непрерывных междуусобных войн, и чужих, тех, кто должен был исчезнуть бесследно. Многие тайны хранят кладбища, многие, отнюдь не праведные, поступки надежно укрывает могильная земелька.
Но ни ближайшее окружение Рэма Спиридоновича, ни тем более Виолетта Петровна не знали, кто же он такой - Мамай. Рэм Спиридонович Мамаев, бывший полковник внутренних войск, больше десяти лет был начальником колонии со свирепым режимом в северных отдаленных местах. Через колонию прошли десятки тысяч осужденных за тяжкие преступления. Иные из них отбывали сроки и выходили на волю, другим улыбалось счастье и они подпадали под амнистии. Некоторым Мамаев помогал сократить сроки, используя всевозможные "зачеты": за примерное поведение, добросовестный труд, активность в общелагерных делах. Тех, кто приглянулся, он заносил в свою личную. строго секретную картотеку, где значилось и то, где найти нужного человечка после его освобождения. Особенно его интересовали лица, связанные с наркотой.
Когда лагерь ликвидировали, полковник Мамаев написал рапорт с просьбой об уходе на пенсию. Он был ещё не старым человеком, так как ему тоже шли "зачеты" - за север, специфическую службу, в которой особо ценились отсутствие сострадания, колебаний, сомнений. Мамаев неторопливо, с оглядкой, с проверками и перепроверками создал из уголовников, занесенных в его картотеку, группировку, спаянную и прошлыми и новыми преступлениями.
Киллер и его жены
Марк Пашков, бывший спецназовец, герой и жертва Чечни, ныне профессиональный киллер, в минуту глухой, темной тоски позвонил по телефону, который дала ему Елена Яковлевна. Он понял, что бывшая жена Елена потеряна для него навсегда, она выбрала Олега, с которым ей спокойнее и надежнее и у которого нет головных болей, кровавых воспоминаний, всего того, что умные психологи и медики называют чеченским синдромом. И, главное, нет могильной плиты с его фамилией на кладбище. При мысли об этой плите Пашков начинал думать, что он привидение, временно возвратившееся с того света.
- Мне бы Маргариту Викторовну, - сказал он в телефонную трубку.
- Можно просто Риту... Это я.
- Мне ваш номер дала Елена Яковлевна...
- Да, она меня предупредила. Вы Марк?
- Я... Мы не могли бы встретиться?
- Конечно могли бы, - беззаботно ответил ему женский голос. - Иначе зачем бы вам мне звонить?
Они встретились часа через два, так как Маргарита Викторовна заявила, что именно два часа ей обычно требуются, чтобы перевести себя из домашней в спортивно-выходную форму.
Рита оказалась симпатичной блондинкой лет тридцати, которая не скрывала свой возраст: "Я люблю читать разные объявления в газетах Вот и вычитала: "Досуг. 40 лет. Аня". Надо же - в сорок лет и все ещё Аня! Но расчет верный. Богатенькие мужички, которым под пятьдесят, наверняка захотят позвонить сорокалетней Ане. А стройные, молодые, но бедные ей не нужны.
Она весело щебетала, присматриваясь к Марку. Елена наверняка поведала ей свою ужасно драматическую историю, не преминув сказать добрые слова о Марке - женам, покинувшим мужей, всегда хочется быть благородными.
- Выбирайте любой ресторан, - предложил Марк.
- Любой-любой? Тогда - "Ройял" на ипподроме, я там никогда не была. И честно призналась: - Я вообще мало где была, потому что я скромная училка с более чем скромной зарплатой и с маленькой комнаткой в большой коммунальной квартире. А "Ройял" я выбрала потому, что уж очень звучит, в переводе - "Королевский". Я на работу езжу на троллейбусе по Беговой. Ипподром открыли в 1834 году, и сто пятьдесят лет там всегда был ресторан "Бега". Гуляли купцы-лошадники, игроки. А теперь надо же - "Ройял"!
Рита с первых минут держалась как давняя знакомая. Они хорошо поужинали, в меру выпили, покинули ресторан часа в два ночи, и Марк назвал таксисту свой адрес. Рита не возражала.
Она с пристрастием осмотрела небольшую двухкомнатную квартиру Марка, одобрила:
- Совсем недурно. Лена сказала, что оставила тебе свою половину, вы не стали размениваться.
Марк пожал плечами:
- Елена Яковлевна действительно сделала такой жест. Правда, квартиру покупал я на свои. У вас, училок, у всех зарплаты скромные, - поддразнил он Риту. Она рассмеялась, сказала:
- Квартира хорошенькая, но видно, что здесь давно не ступала нога женщины - пылища везде какая... Где у тебя чистое белье? - деловито спросила она.
- В комоде...
Утром, за кофе, она рассматривала квартиру, как поле будущей битвы. Марк должен был быть в "фирме", он сказал, что уедет на работу, а Рите оставит запасную связку ключей, так как у неё были каникулы и торопиться ей было некуда.
- У тебя деньги есть? - спросила Рита.
И увидев, как вытянулось у него лицо, торопливо, но без смущения объяснила:
- Да ты ничего такого не думай. Русские женщины денег с мужиков не берут, наоборот, свои последние им отдают. Мне деньги нужны на всякие "Ферри", порошки-чистилки, щетки. И тебе ужин надо бы приготовить.
Пока Марк был на "фирме", она вычистила-вылизала квартиру, привезла кое-какие свои вещи. За ужином поторопила Марка:
- Побыстрее насыщайся... Я по мужику истосковалась, уже пять лет в разводе, а коллектив в школе, как тебе известно, исключительно бабский... Не знакомиться же на улице, все-таки не шлюха, а воспитательница подрастающего поколения...
Рита ни на что не претендовала, с видимым удовольствием заботилась о "своем" мужчине, и с нею Марку было хорошо. Он познакомил её с мамой и с маленьким Олежкой, который уже начинал много и забавно говорить - в его лепет вдруг врывались чеченские слова.
- Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? - поинтересовался Марк, заметив, с каким удовольствием играет Рита с беленьким мальчишкой.
- Елена мне рассказала...
Похоже, Елена изложила Рите всю путаную биографию Марка.
На счету у Марка было уже три чисто выполненных "заказа", он был в !фирме" на хорошем счету, другие "бойцы" считали, что он выполняет обязанности курьера, и это_действительно было так. "Заказы" он получал только лично от Бредихина, контролировал их исполнение старый братан Олег Шилов. Ни Елена, ни Рита даже не догадывались, чем они занимаются. Марк объяснил Рите под большим секретом, что он - курьер своей фирмы для перевозки нала, то есть больших наличных сумм и секретных документов в филиалы, разбросанные по стране. Такая вот у него работа, для которой пригодились специальная подготовка и опыт чеченской войны. Рита поверила, ей очень хотелось ему верить. Она преподавала в школе литературу, иногда говорила цитатами и о себе выразилась вполне определенно: мол, создана для мужчины, как птица для полета. С этим Марк был вполне согласен, так как она расточала такую заботу и доброжелательность, о которых он мог только мечтать.
Угрызения совести его не мучили, и "заказные" по ночам не являлись. Один из них был коммерсант - мошенник и жулик, два других - бандиты, которые почему-то стали опасными. Жалеть их не стоило.
От Шилова Марк отдалился, все-таки ему больно было думать, что Олег спит с его бывшей женой и та в горячке, в нежном экстазе говорит ему те же слова, что когда-то и ему лепетала. Друзей у него не было, и он не хотел ни с кем сближаться, ни к кому привыкать. Марк по горькому личному опыту знал, к чему может привести дружба. Елена Яковлевна не раз предлагала с милой улыбочкой, чтобы они собрались по-семейному у неё с Олегом, или вместе посидели в ресторане, но на Марка одна мысль об этом нагоняла угрюмую тоску. Самое большее, что он себе позволял - это забежать вечерком с Олегом в какую-нибудь кафешку, которых много расплодилось, и пропустить по рюмашке-второй. Как-то Олег пожаловался, что вроде бы ему перестали доверять. И началось это после того, как он допустил одну серьезную ошибку. Какую - Олег, естественно, не сказал.
Однажды Марк и Олег получили приказ быть в двадцать два часа в условленном месте: пункты сбора на случай чрезвычайных обстоятельств были определены заранее. Предстояла "разборка", и Бредихин взял на неё самых опытных и хорошо подготовленных боевиков. В лесочке, километрах в двух от оживленной автострады два десятка людей с оружием стояли друг против друга, готовые стрелять и убивать. Говорили главари - Бредихин и какой-то бородатый мужик, которого Марк не знал. О чем они базарили, было неизвестно, как, кстати, и в целом предмет "разборки". Это и не требовалось знать рядовым боевикам. Но по обрывкам фраз, по долетавшим словам Марк догадался, что конкуренты перехватили их курьера с серьезной "посылкой" героина, курьера замочили, а наркоту присвоили. Ему, Марку, были до лампочки все эти переговоры на высоком бандитском уровне, он малость отключился и прозевал момент, когда прозвучал первый выстрел. Но он автоматически нажал на спусковой крючок своего "ТТ" и свалил заранее выбранного противника. Так было условлено: если ты третий в своей цепочке, то и мочишь "их" третьего. Пальба шла нервная, беспорядочная - все-таки темень, деревья, кустарники, да ещё какой-то придурок моргал фарами машины - то ли сигналил кому-то, то ли звал своего. Олег, который стоял в двух метрах от Марка, вдруг сделал резкий шаг к нему и упал лицом вниз. Марк схватил его под мышки и потащил в темень, тяжелого, обмякшего - ноги безжизненно волочились по траве. Впоследствии Бредихин сказал Марку, что Олег рванулся и прикрыл его собою...
Ее привезли на какую-то дачу в Загорянке - старом, ещё довоенном дачном поселке. По пути относились вполне сносно - глаза не завязывали, не оскорбляли. Ее похитители молчали всю дорогу, и Виолетта, успокоившись немного, подумала, что таким животным проще свернуть кому-то голову, чем произнести несколько связных фраз.
Дача оказалась вполне приличным коттеджем, возведенным на месте старой развалюхи, очевидно, совсем недавно - ещё виднелись во дворе горки строительного мусора, но уже наметились будущие лужайки и цветники. Виолетта в сопровождении своих похитителей вошла в коттедж. Как убогой просительнице, ей указали кресло в холле. Парень, который выволок её из машины, сел напротив, и с влажным блеском в глазах уставился на её коленки.
В других условиях Виолетта Петровна принялась бы автоматически завлекать его, но сейчас было страшнО, она не могла понять, куда и_зачем её привезли.
Наконец, позвали в гостиную. Там находились двое мужиков, один пожилой, одетый по-домашнему, в стеганой легкой куртке под поясок, другой средних лет, в щеголеватом светлом костюме, с распахнутым воротничком сорочки.
- Присаживайтесь, Виолетта Петровна, - пригласил тот, что помоложе. И представился:
- Я - Герман Михайлович Бредихин, коммерсант. А это - хозяин уютного домика Рэм Спиридонович...
- Садись, - сказал и Рэм Спиридонович, или кто он был на самом деле. Прелести Виолетты, выпорхнувшей совсем недавно из другого мира, олицетворением которого был салон красоты на Тверской, на него не произвели видимого впечатления.
- Добрый день... или вечер, господа. - Виолетта Петровна пыталась сохранить присутствие духа.
Рэм Спиридонович смотрел на неё в упор, не мигая. Был он не то, чтобы худым, но каким-то высохшим; лицо затянуто тонкой пергаментной кожей с морщинами, глаза глубоко прятались под надбровными дугами и были равнодушными, почти неподвижными.
- Извините, Виолетта Петровна, что пришлось прибегнуть к силе, чтобы заполучить вас. Но вы ведь обратили внимание, что везли вас открыто, руки не пеленали и глазки не завязывали... Это значит, что мы вам доверяем, Бредихин говорил вроде бы мягко.
Это вступление походило на строки из плохонькой драмы, каких сейчас ставилось в театриках множество. Виолетта приободрилась, чуть раздвинула коленки, небрежным движением поправила на них складки платья. Ей даже показалось, что они просто присмотрели её, хорошенькую женщину, на Тверской, доставили сюда, чтобы позабавиться, побаловаться. Одну её подругу вот так же умыкнули в городе, завезли в какую-то подмосковную глухомань, заставили попариться в баньке, прополоскаться в бассейне, всю ночь драли, а утром отвезли в город, вознаградили за труды щедро - две тысячи баксов, и предложили - забудь. Новые русские чувствовали себя победителями жизни, а победителям принадлежит все, в том числе и женщины.
- Можно было сделать все проще, - ответила Виолетта Герману Михайловичу. - Я не из тех женщин, которые долго сопротивляются, - добавила она со смешком.
- Знаем, - кивнул Рэм Спиридонович. - Мы навели о тебе справки. Трудилась в блядской фирме по вызовам... Кто был твоим сутенером? - Рэм Спиридонович спросил грубо, как на допросе. Обращение на "ты" прозвучало, словно удар плетью. У Виолетты перехватила дыхание и она неожиданно для себя выпалила:
- Рома, то есть Леонид Романов.
- Он, - подтвердил Герман Михайлович.
- Убери этого придурка, чтобы не путался под ногами, - распорядился Рэм Спиридонович.
- Будет сделано.
Виолетта с ужасом поняла смысл распоряжения: "уберут" теперь Рому, который не сделал ей ничего плохого, наоборот, следил, чтобы ей доставались хорошие клиенты.
- Все это у вас было в прошлом, - благожелательно произнес Герман Михайлович. - А сейчас вы замужняя дама, такой и оставайтесь. Потому и сделали все необходимое, чтобы никто не знал, куда и к кому вы... отлучились.
- Ты, сучка, заказала Брагина и Ставрова, этих похоронщиков? - резко спросил Рэм Спиридонович.
- Нет! - тут же выкрикнула Виолетта. Именно этого она больше всего боялась - чтобы за неё не взялись друзья расстрелянных в "Вечности" Брагина и Ставрова.
- Сыч! - крикнул Рэм Спиридонович, и в гостиной тут же возник мордатый парень, который привез Виолетту на дачу.
- Эта потаскушка не желает быть откровенной, ей приспичило трахнуться. Возьми ещё двоих "бычков", уведите её в домик для охраны и отдерите по первому классу. А потом тащите сюда, продолжим беседу...
Он глянул на Виолетту своим тусклым, рыбьим взглядом, без любопытства спросил:
- Троих выдержишь?
Виолетта Петровна жалобно всхлипнула и прохныкала:
- Может быть... Я с юных лет мечтала, чтобы меня хором изнасиловали...
Она провела язычком по губам, придавая им влажный блеск.
- Но зачем такие крайности?
- Ты заказала Ставрова и Брагина? Говори, больше переспрашивать не буду. - Рэм Спиридонович дал знак своему парню, чтобы тот вышел из комнаты.
- Поверьте, Виолетта Петровна, - вежливо произнес Герман Михайлович. Мы не хотели бы обижать вас. Мы и так все знаем. Но желательно, чтобы вы подтвердили. Может быть, мы окажемся полезны друг другу...
Виолетта задумалась. Во рту у неё пересохло от страха, от грозной опасности и она пробормотала:
- Хоть бы стакан минералки даме предложили...
- Да, та ещё сучка, - произнес Рэм Спиридонович и распорядился:
- Дай ей рюмку коньяка и сок, Герман Михайлович. У некоторых сучек это прочищает извилины.
- Не называйте меня сучкой! - взмолилась Виолетта Петровна. - Я просто испуганная насмерть женщина!
- Давай начинай колоться, бедная женщина, - насмешливо сказал Рэм Спиридонович.
- Все скажу, если вы хоть намекнете, зачем вам это нужно. Я ведь не знаю, чего вы хотите. Может, отомстить за Ставрова и Брагина?..
- Это уж нет, - хмуро ответил ей Рэм Спиридонович. - Нам эти похоронные господа до лампочки.
- Тогда в чем проблема?
- В тебе. Ты у нас путаешься под ногами. А теперь давай рассказывай, только все и до конца. Вижу, изнасилованием тебя, телку раз...ную, не испугаешь... А как ты относишься к электрическому утюгу?
Герман Михайлович поморщился, словно бы сочувствовал Виолетте Петровне. Был он крепким мужиком, мускулистым, чувствовалось, что у него нет лишнего жира и той дряблости, которая выводила из себя Виолетту при виде Благасова в постели.
- Ну что же,.. - пробормотала она. И стала рассказывать-колоться...
Этот план возник у Марата Васильевича Волчихина. Они были в хороших отношениях, Виолетта и Волчихин, хотя, к удивлению Виолетты, Волчихин не делал попыток завалить её в постель. Просто этакие добрые взаимные симпатии на основе общих интересов. Волчихин часто по-свойски жаловался Виолетте, что его шеф - а её муж - придурок, сдвинулся по фазе на покойниках и кладбищах. Его, Волчихина, держит в черном теле, на небольших деньгах определил цепным псом при своем добре. А между прочим, его, Марата Васильевича, в родной "конторе" уже было представили к генералу, и все документы ушли "наверх", но помешали августовские события, когда не только не давали новых званий, но и лишали старых, давно полученных.
Рэм Спиридонович в этом месте исповеди Натальи, откликаясь на какие-то свои мысли, согласно произнес:
- Это точно...
А придурок Благасов не оценил способностей и заслуг его, Волчихина, и будущее было неопределенным. Пляшет Благасов под дудку Брагина и Ставрова, не смеет перечить компаньонам. А у самого наплывы случаются все чаще, его надо в психушку убирать, а не позволять заниматься большим делом.
Волчихин рассказал, что Благасов в полнолуние уезжает на свое кладбище и укладывает на могильные плиты бабенок, такой у сумасшедшего кайф. Алевтину уложил, Марину, какую-то кладбищенскую побирушку...
- Обычный псих, - откликнулся на эту часть рассказа Виолетты Рэм Спиридонович. - Кому что нравится. Одни любят, чтобы бабы их плетьми хлестали, другие сами женщин обижают, заставляя их трахаться на могилах.
Рэм Спиридонович вдруг завелся, даже его глаза приобрели подвижность:
- Вот сволочь первостатейная!
Виолетта Петровна с облегчением услышала эти слова, ибо они означали, что может она обрести здесь поддержку.
- Волчихину плохо приходилось, - продолжила Виолетта, но и мне не лучше... Он, Благасов, оскорблял и унижал, я для него оставалась шлюхой с Тверской, которую он пустил в свой дом...
Она, конечно, возводила поклеп на Благасова. Просто с некоторых пор она больше его не возбуждала, а её обуревала жажда к любовным приключениям. И ей стало известно - через Волчихина - что Благасов нанял сыщика, чтобы предъявить ей "счет" и попросить вон или, что пугало, просто "заказать" её, денег у него хватит.
- Вот и пришили бы со своим Волчихиным Благасова, - сказал Рэм Спиридонович.
- А дальше что? - удивилась Виолетта Петровна. - "Харон" перешел бы в полное распоряжение Брагина и Ставрова, мне - нищенские проценты от неизвестно какой прибыли, Волчихина, которого старики ненавидели, - вон?
- И вы решили?...
- Да! - поколебавшись и вроде бы смутившись, подтвердила Виолетта Петровна. - Убрать стариков, чтобы остался один Благасов. А как поступить с Благасовым...
- В психушку его?
- Может быть...
- Самое странное, - уже без принуждения объяснила все до конца Виолетта Петровна, - что у Благасова созрел встречный план. И тоже убрать СтавРова И Брагина, чтобы остаться единовластным хозяином "Харона" и нового коммерческого кладбища.
- Вот так они и стакнулись, - Рэм Спиридонович посмотрел на Виолетту с некоторой долей уважения, - я так думаю, что у вас сейчас идет состязание: кто кого раньше прикончит.
Он задумчиво протянул:
- Не понимаю, зачем было убирать эту соплю - Ольгу Ставрову? Лишний труп - лишние хлопоты...
- Это была инициатива Волчихина, - словно оправдываясь, торопливо объяснила Виолетта Петровна. - Она, Ставрова, стала активничать, оспаривать завещание, нацелилась на треть "Харона". Волчихин посчитал, что если её убрать, муж, так скоропостижно ставший вдовцом, судиться не станет, плюнет на "Харон" и все, что с ним связано. А я узнала, когда дело было сделано.
- Значит, Волчихин,.. - Рэм Спиридонович очень выразительно посмотрел на Бредихина. - Недооценили мы с тобой Марата Васильевича, Герман. Думали услужливый, жадный, мелкий человечишко. А он, сволочь, своими расстрелами да взрывами всех всполошил, уголовка свою агентуру мобилизовала, друзья-"коллеги" запсиховали... Если так дальше пойдет, придется не в подполье уходить, мы и так в нем сидим, а в подземелье прятаться! Ну, мы ещё об этом с тобой поговорим, посоветуемся...
Заметив, что Виолетта Петровна лихорадочно поправляет узенькое платьице на коленях, сорвал на ней злость:
- Прекрати выставляться! У меня на таких, как ты, иммунитет давно выработался!
Виолетта сжалась в испуге, притихла. Рэм Спиридонович заметил это, проворчал:
- Так-то лучше... Твой Волчихин - недоумок, он хорош был в прошлом, когда законами прикрывался и как за щитом прятался за своей "конторой, которая все могла. А сейчас... Везде наследил - и в расстреле похоронщиков, и в убийстве Ольги Ставровой. И не смог ни взорвать, ни расстрелять этого журналиста-следака. Зачем ты с ним имеешь дело?
- А с кем прикажете? - язвительно спросила Виолетта. Она окончательно пришла в себя. Похоже, с нею вели переговоры и не собирались её сдавать ни Благасову, ни ментам.
- Хочешь схватить миллионы? - насмешливо спросил Рэм Спиридонович.
- А что в этом плохого? - наивно округлила глаза Виолетта.
- Мы тебе поможем, - Рэм Спиридонович потрепал Виолетту ладонью сухой, крепенькой - по щечке. - Если ты будешь послушной девочкой.
Он сказал Герману Михайловичу:
- Дай ей лист бумаги и ручку...
Когда Бредихин положил перед Виолеттой лист бумаги и шариковую ручку, Рэм Спиридонович приказал:
- Пиши... Чистосердечное признание... Я, Виолетта Петровна Благасова, заявляю, что по моему заказу были убиты в ресторане "Вечность" руководители фирмы "Харон" Брагин и Ставров...
Виолетта Петровна положила ручку на стол, заплакала - жалкая, сломленная.
- Не могу. Это же... Это мне приговор!
- Пиши, девочка... И не трепыхайся. Если будешь вести себя хорошо, эту бумажку никто и никогда не увидит.
- Я могу дать честное слово, что,.. - пролепетала Виолетта.
- Ты шлюха! - безжалостно оборвал её Рэм Степанович. - Какая цена честному слову шлюхи? Тебя открыто сюда привезли, ты нас видела и есть только один вариант решения: если ты заартачишься - тебя увезут отсюда в багажнике машины с мешком на голове. Хочешь сдохнуть? Мы удовлетворим это твое желание...
- Пишите, Виолетта Петровна, - спокойно посоветовал Герман Михайлович. Тем, кто с нами честно сотрудничает, ничего не угрожает... Даже наоборот...
- Кто все-таки вы?
- Со временем узнаете.
Виолетта Петровна высушила платочком слезы и принялась старательно писать то, что диктовал ей Рэм Спиридонович...
...Они уезжали из Загорянки вместе - Виолетта Петровна и Бредихин - но каждый на своей машине, Герман Михайлович впереди, Виолетта за ним следом, на безопасном расстоянии в двадцать метров. Доехали до Окружной дороги, Бредихин поморгал задними фарами, предлагая остановиться. Виолетта притормозила, и он подошел к её машине.
- Дальше наши пути-дороги расходятся?
- Как вы пожелаете, - ответила Виолетта. - Вы, кажется, хотели меня изнасиловать? Зачем же отказываться от хороших намерений?
- С юмором у вас все в порядке, - отметил Бредихин. - Командуйте, куда. Можно и ко мне.
- Уж лучше ко мне, - сказала Виолетта. - Благасов на даче, дома никого нет. Теперь я поеду впереди, вы - за мной. Не потеряйтесь, а то много потеряете, - скаламбурила она.
Когда приехали, Виолетта быстро приготовила кофе, спросила:
- Выпьешь?
Она перешла на "ты", впереди были "упражнения в постели", как она это иногда называла, и не стоило изображать излишне вежливых личностей.
- Не хочу, - отказался Бредихин.
- А я выпью, - решила Виолетта Петровна. - У меня до сих пор после задушевной беседы с твоим шефом руки дрожат.
- Да ты не особенно расстраивайся, - утешил её Бредихин. - расписку твою он, скорее всего, взял по старой привычке. И хода ей не даст, пока ты не вызовешь у него сомнения. Он человек, хотя и своеобразный, но справедливый. Старается соответствовать своему имени: Рэм - революция, Энгельс, Маркс - жесткость борьбы и мудрость мыслителей... Он тебя ещё генеральным директором "Харона" сделает, чует мое сердце.
Виолетта принялась ворчать:
- Вот так бы он и сказал сразу, меньше бы пыли было. А то напугали бедную беззащитную женщину до того, что у неё все опустилось...
Бредихин расхохотался, а она лихо выпила, расстелила постель, осмелевшая в родной обстановке, распорядилась:
- Раздевайся, гость нежданный, но желанный. У меня есть только один надежный способ снятия стресса...
Бредихин нащупал выключатель, погасил свет, сорвал с неё платье, толкнул на постель. Она жарко его поцеловала и прошептала с хорошо отработанным придыханием: "Возьми меня, сучку..."
Лишь позже, когда отношения Виолетты с Бредихиным устоялись, она несколько раз встретилась с Рэмом Спиридоновичем для делового разговора о дальнейших действиях, узнала с кем свела её непутевая судьба-шалава - с грозным Мамаем, о котором даже Волчихин говорил вполголоса и с видимым трепетом. Мамай стоял во главе жестокой бандитской группировки, контролирующей поставку и сбыт наркотиков и обложившей данью магазины, фирмы, акционерные общества и прочие заведения в обширном районе. В его группировке была военная дисциплина, безусловное выполнение приказов, тщательная конспирация. И не было ни одного случая предательства, так как мгновенно устранялся любой, в ком начинали сомневаться. "Харон" и кладбища были лакомым куском - легальная фирма со стабильным доходом и с тайниками в могилках: кому придет в голову искать наркоту у покойников? И возможность прятать концы в воду, то бишь в землю - своих, павших на поле непрерывных междуусобных войн, и чужих, тех, кто должен был исчезнуть бесследно. Многие тайны хранят кладбища, многие, отнюдь не праведные, поступки надежно укрывает могильная земелька.
Но ни ближайшее окружение Рэма Спиридоновича, ни тем более Виолетта Петровна не знали, кто же он такой - Мамай. Рэм Спиридонович Мамаев, бывший полковник внутренних войск, больше десяти лет был начальником колонии со свирепым режимом в северных отдаленных местах. Через колонию прошли десятки тысяч осужденных за тяжкие преступления. Иные из них отбывали сроки и выходили на волю, другим улыбалось счастье и они подпадали под амнистии. Некоторым Мамаев помогал сократить сроки, используя всевозможные "зачеты": за примерное поведение, добросовестный труд, активность в общелагерных делах. Тех, кто приглянулся, он заносил в свою личную. строго секретную картотеку, где значилось и то, где найти нужного человечка после его освобождения. Особенно его интересовали лица, связанные с наркотой.
Когда лагерь ликвидировали, полковник Мамаев написал рапорт с просьбой об уходе на пенсию. Он был ещё не старым человеком, так как ему тоже шли "зачеты" - за север, специфическую службу, в которой особо ценились отсутствие сострадания, колебаний, сомнений. Мамаев неторопливо, с оглядкой, с проверками и перепроверками создал из уголовников, занесенных в его картотеку, группировку, спаянную и прошлыми и новыми преступлениями.
Киллер и его жены
Марк Пашков, бывший спецназовец, герой и жертва Чечни, ныне профессиональный киллер, в минуту глухой, темной тоски позвонил по телефону, который дала ему Елена Яковлевна. Он понял, что бывшая жена Елена потеряна для него навсегда, она выбрала Олега, с которым ей спокойнее и надежнее и у которого нет головных болей, кровавых воспоминаний, всего того, что умные психологи и медики называют чеченским синдромом. И, главное, нет могильной плиты с его фамилией на кладбище. При мысли об этой плите Пашков начинал думать, что он привидение, временно возвратившееся с того света.
- Мне бы Маргариту Викторовну, - сказал он в телефонную трубку.
- Можно просто Риту... Это я.
- Мне ваш номер дала Елена Яковлевна...
- Да, она меня предупредила. Вы Марк?
- Я... Мы не могли бы встретиться?
- Конечно могли бы, - беззаботно ответил ему женский голос. - Иначе зачем бы вам мне звонить?
Они встретились часа через два, так как Маргарита Викторовна заявила, что именно два часа ей обычно требуются, чтобы перевести себя из домашней в спортивно-выходную форму.
Рита оказалась симпатичной блондинкой лет тридцати, которая не скрывала свой возраст: "Я люблю читать разные объявления в газетах Вот и вычитала: "Досуг. 40 лет. Аня". Надо же - в сорок лет и все ещё Аня! Но расчет верный. Богатенькие мужички, которым под пятьдесят, наверняка захотят позвонить сорокалетней Ане. А стройные, молодые, но бедные ей не нужны.
Она весело щебетала, присматриваясь к Марку. Елена наверняка поведала ей свою ужасно драматическую историю, не преминув сказать добрые слова о Марке - женам, покинувшим мужей, всегда хочется быть благородными.
- Выбирайте любой ресторан, - предложил Марк.
- Любой-любой? Тогда - "Ройял" на ипподроме, я там никогда не была. И честно призналась: - Я вообще мало где была, потому что я скромная училка с более чем скромной зарплатой и с маленькой комнаткой в большой коммунальной квартире. А "Ройял" я выбрала потому, что уж очень звучит, в переводе - "Королевский". Я на работу езжу на троллейбусе по Беговой. Ипподром открыли в 1834 году, и сто пятьдесят лет там всегда был ресторан "Бега". Гуляли купцы-лошадники, игроки. А теперь надо же - "Ройял"!
Рита с первых минут держалась как давняя знакомая. Они хорошо поужинали, в меру выпили, покинули ресторан часа в два ночи, и Марк назвал таксисту свой адрес. Рита не возражала.
Она с пристрастием осмотрела небольшую двухкомнатную квартиру Марка, одобрила:
- Совсем недурно. Лена сказала, что оставила тебе свою половину, вы не стали размениваться.
Марк пожал плечами:
- Елена Яковлевна действительно сделала такой жест. Правда, квартиру покупал я на свои. У вас, училок, у всех зарплаты скромные, - поддразнил он Риту. Она рассмеялась, сказала:
- Квартира хорошенькая, но видно, что здесь давно не ступала нога женщины - пылища везде какая... Где у тебя чистое белье? - деловито спросила она.
- В комоде...
Утром, за кофе, она рассматривала квартиру, как поле будущей битвы. Марк должен был быть в "фирме", он сказал, что уедет на работу, а Рите оставит запасную связку ключей, так как у неё были каникулы и торопиться ей было некуда.
- У тебя деньги есть? - спросила Рита.
И увидев, как вытянулось у него лицо, торопливо, но без смущения объяснила:
- Да ты ничего такого не думай. Русские женщины денег с мужиков не берут, наоборот, свои последние им отдают. Мне деньги нужны на всякие "Ферри", порошки-чистилки, щетки. И тебе ужин надо бы приготовить.
Пока Марк был на "фирме", она вычистила-вылизала квартиру, привезла кое-какие свои вещи. За ужином поторопила Марка:
- Побыстрее насыщайся... Я по мужику истосковалась, уже пять лет в разводе, а коллектив в школе, как тебе известно, исключительно бабский... Не знакомиться же на улице, все-таки не шлюха, а воспитательница подрастающего поколения...
Рита ни на что не претендовала, с видимым удовольствием заботилась о "своем" мужчине, и с нею Марку было хорошо. Он познакомил её с мамой и с маленьким Олежкой, который уже начинал много и забавно говорить - в его лепет вдруг врывались чеченские слова.
- Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? - поинтересовался Марк, заметив, с каким удовольствием играет Рита с беленьким мальчишкой.
- Елена мне рассказала...
Похоже, Елена изложила Рите всю путаную биографию Марка.
На счету у Марка было уже три чисто выполненных "заказа", он был в !фирме" на хорошем счету, другие "бойцы" считали, что он выполняет обязанности курьера, и это_действительно было так. "Заказы" он получал только лично от Бредихина, контролировал их исполнение старый братан Олег Шилов. Ни Елена, ни Рита даже не догадывались, чем они занимаются. Марк объяснил Рите под большим секретом, что он - курьер своей фирмы для перевозки нала, то есть больших наличных сумм и секретных документов в филиалы, разбросанные по стране. Такая вот у него работа, для которой пригодились специальная подготовка и опыт чеченской войны. Рита поверила, ей очень хотелось ему верить. Она преподавала в школе литературу, иногда говорила цитатами и о себе выразилась вполне определенно: мол, создана для мужчины, как птица для полета. С этим Марк был вполне согласен, так как она расточала такую заботу и доброжелательность, о которых он мог только мечтать.
Угрызения совести его не мучили, и "заказные" по ночам не являлись. Один из них был коммерсант - мошенник и жулик, два других - бандиты, которые почему-то стали опасными. Жалеть их не стоило.
От Шилова Марк отдалился, все-таки ему больно было думать, что Олег спит с его бывшей женой и та в горячке, в нежном экстазе говорит ему те же слова, что когда-то и ему лепетала. Друзей у него не было, и он не хотел ни с кем сближаться, ни к кому привыкать. Марк по горькому личному опыту знал, к чему может привести дружба. Елена Яковлевна не раз предлагала с милой улыбочкой, чтобы они собрались по-семейному у неё с Олегом, или вместе посидели в ресторане, но на Марка одна мысль об этом нагоняла угрюмую тоску. Самое большее, что он себе позволял - это забежать вечерком с Олегом в какую-нибудь кафешку, которых много расплодилось, и пропустить по рюмашке-второй. Как-то Олег пожаловался, что вроде бы ему перестали доверять. И началось это после того, как он допустил одну серьезную ошибку. Какую - Олег, естественно, не сказал.
Однажды Марк и Олег получили приказ быть в двадцать два часа в условленном месте: пункты сбора на случай чрезвычайных обстоятельств были определены заранее. Предстояла "разборка", и Бредихин взял на неё самых опытных и хорошо подготовленных боевиков. В лесочке, километрах в двух от оживленной автострады два десятка людей с оружием стояли друг против друга, готовые стрелять и убивать. Говорили главари - Бредихин и какой-то бородатый мужик, которого Марк не знал. О чем они базарили, было неизвестно, как, кстати, и в целом предмет "разборки". Это и не требовалось знать рядовым боевикам. Но по обрывкам фраз, по долетавшим словам Марк догадался, что конкуренты перехватили их курьера с серьезной "посылкой" героина, курьера замочили, а наркоту присвоили. Ему, Марку, были до лампочки все эти переговоры на высоком бандитском уровне, он малость отключился и прозевал момент, когда прозвучал первый выстрел. Но он автоматически нажал на спусковой крючок своего "ТТ" и свалил заранее выбранного противника. Так было условлено: если ты третий в своей цепочке, то и мочишь "их" третьего. Пальба шла нервная, беспорядочная - все-таки темень, деревья, кустарники, да ещё какой-то придурок моргал фарами машины - то ли сигналил кому-то, то ли звал своего. Олег, который стоял в двух метрах от Марка, вдруг сделал резкий шаг к нему и упал лицом вниз. Марк схватил его под мышки и потащил в темень, тяжелого, обмякшего - ноги безжизненно волочились по траве. Впоследствии Бредихин сказал Марку, что Олег рванулся и прикрыл его собою...