Корнилова Наталья Геннадьевна. Пантера - ярость и страсть

   Они двигались с двух сторон, и, когда встретились, на их лицах появилось удивление.
   - Вы что, их не видели? - спросил жирный, взмахнув пистолетом.
   - Мы думали, вы их уже взяли, - удивленно протянул кто-то.
   - Вот скоты! - выругался еще один, озираясь по сторонам. - Они же точно на вас бежали, я слышал.
   - Найдем, - процедил жирный, - отсюда им деваться некуда. Давайте в шеренгу, на хрен, и прочешем эту посадку. Заглядывайте под каждый куст. Они где-то близко, я их чую. - Он повел разбитым носом. - Духами воняет.
   Быстро распределившись, урки пошли сразу в обе стороны, нагибаясь над кустами. До нас было метров десять. Мордатый шел как раз на Валерика, и я поняла, что это конец, сейчас его обнаружат и пристрелят прямо там, под кустом, а мне придется на все это смотреть. Мою вспотевшую спину обдало холодом, душа ушла в пятки, но я сидела не шевелясь и боялась даже вздохнуть. Да, все-таки лучше было бы засунуть Валерика с моей стороны. Но сейчас уже ничего не поправишь...
   Мордатый был уже совсем рядом. По бокам, метрах в пяти, шли, разгребая ветки, его дружки. Когда он подошел к волчьей ягоде и начал шарить под кустом, мне почему-то захотелось плакать - так было жалко несчастного маменькиного сыночка. Я могла выскочить, наброситься на жирного и свернуть ему шею, но меня тут же пристрелили бы его дружки, и тогда Валерика уже ничто бы не спасло. А так оставался шанс, что хоть меня не обнаружат и я смогу потом как-нибудь его вытащить. Правда, шанс этот был очень маленьким. Очень маленьким...
   - А, вот вы где, ублюдки! - радостно завопил мордатый. - Нашел, братва! Валите сюда! Ну-ка вылезайте, а то ноги прострелю! - скомандовал он и направил пушку в куст, под которым, свернувшись калачиком, дрожал бедный Валерик.
   Подбежали еще четверо и стали смотреть, как затравленный зверек выбирается из своего ненадежного убежища. Вид у него был жалкий и подавленный, лицо напоминало предсмертную маску, его всего трясло, и, на мое счастье, говорить он не мог, а то, чего доброго, еще сказал бы бандитам, где меня искать. Один громила подхватил его за грудки, рывком поставил на ноги и со всей дури врезал по лицу. Голова Валерика запрокинулась, брызнув кровью, и безжизненно свесилась на плечо. Бандит разжал руку, и бесчувственное тело мешком свалилось к его ногам.
   - У, подлюга! - проскрежетал тот. - Будешь знать, как бегать.
   - Ты давай полегче, Юрбан, - проговорил кто-то. - А то Зойка втык сделает, если он подохнет.
   - Да я легонечко вроде, - пожал тот плечами. - Ничего, очухается, хлюпик хренов.
   - А где баба-то? - спросил кто-то.
   - Тут должна быть, - уверенно кивнул один из парней, обходя куст, и раздвинул стволом пистолета ветки с моей стороны. - Эй, курва, вылезай давай!
   В тот момент, когда он увидел меня, в глаз ему пулей влетела пущенная мной сухая еловая шишка. Он сразу закричал и схватился за лицо, бросив пистолет, а я, оттолкнув его, стремглав кинулась прочь, петляя меж деревьями. Мне уже было ясно, что Валерика не убьют, пока какая-то там Зойка не даст на это разрешения, значит, я могла спокойно убегать. Через полминуты я уже слушала редкие выстрелы и громкое матюганье с другого конца посадки. Они не стали за мной гнаться, потому что, видно, я была им совсем не нужна, или решили, что пешком я все равно далеко не уйду, ведь до Москвы черт знает сколько километров. А может, просто им вообще все было до фени в этой жизни...
   4
   Я видела, как на опушке они швырнули бесчувственное тело Валерика в багажник "Вольво", будто мешок картошки, как подъехала "девятка" и они вместе умчались в сторону деревни, поднимая клубы пыли. Можно было лишь догадываться, что ждет теперь несчастного парня. Видимо, ему еще никогда в жизни не приходилось иметь дело с подобными типами, он не знал, как вести себя с ними и что в таких случаях делать. Мужество, если какие-то зачатки и были в нем вообще, оставило его еще в Москве, и сейчас он вполне мог умереть от разрыва сердца, когда мозг устанет бояться этих грубых и безжалостных тварей. Если такие, как Валерик, случайно попадают за решетку, да еще в одну камеру с прожженными урками, они сразу ломаются, становясь или "шестерками", или самоубийцами, или сходят с ума. Здесь несколько иной случай, но все равно такое испытание явно не для маменькиных сынков. Нужно срочно спасать паренька, пока с ним не сотворили что-нибудь страшное и непоправимое.
   Подождав, когда уляжется пыль на грейдере, я двинулась к полю, где потеряла свои туфли. Отыскав их, выбралась на проселочную дорогу, по ней вышла на грейдер и пошла, не скрываясь ни от кого, в поселок, на безлюдную центральную улицу.
   Добравшись без приключений до окраины, я остановилась. Дом, в котором нас держали, я узнала сразу. Он был четвертым от края и отличался от остальных, ветхих и убогих, своими размерами и ухоженностью. Если бы дело происходило где-нибудь в конце двадцатых годов, я бы решила, что там живет кулак. Отсюда не было видно, что происходит во дворе, и только теплый летний ветер доносил оттуда громкие звуки музыки. На дороге в пыли валялись куры, в канаве копошились утки и гуси. Людей видно не было - то ли все вымерли, то ли разбежались от выстрелов по домам. Свернув к крайнему домику на другой стороне улицы, я вошла в покосившуюся калитку и по выложенной камнями дорожке потопала к двери. Большая и грязная псина, лежавшая около своей конуры, построенной, наверное, в одно время с домом, то есть лет сто назад, лишь лениво подняла лохматую голову, сонно похлопала глазами и снова предалась воспоминаниям, уложив морду на лапу. Без стука открыв дверь, я вошла в низкие сени, распахнула еще одну дверь и очутилась в маленькой комнате с низким потолком и русской печью в полстены. За столом у окошка сидел худосочный дедок и не мигая смотрел на меня.
   - Привет, дедуля, - хрипло поздоровалась я и прокашлялась.
   - Здорово, коль не шутишь, - проскрипел он, не шевелясь. - Чё надо?
   - Воды попить, если можно. - Я устало опустилась на табуретку у стола и оттянула пальцами прилипшее к голой груди платье. - Фух, запарилась вся.
   - Вода в сенцах, в ведре, - спокойно сказал он. - Надо бы до колодца сходить, свежей принести, а то эта согрелась за день. Да мочи вот нету никакой.
   - Ничего, мне и такая сойдет.
   Я поднялась, вернулась в сени, отыскала в темном углу ведро, набрала целый ковшик и сделала несколько глотков теплой, не пахнущей хлоркой, мягкой воды. Потом ополоснула лицо и сразу почувствовала облегчение и бодрость. И пошла к деду.
   - А кто вон в том доме живет? - Я показала в окно, где виднелся трехэтажный кирпичный особняк, до отказа набитый бандитами.
   - А как же ты не знаешь, если сама оттелева надысь сбежала? усмехнулся дедок.
   - А ты откель знаешь, деда? - перешла я на его диалект. - Шпионишь, стало быть?
   - Гляделки тренирую от безделья, - охотно пояснил он. - А там Зойка живет со своими оглоедами. Фермерша она, ядрена корень, а они работники ейные кобели то есть.
   - Ну-ка, расскажи мне про них, дедуля, а то, смотрю, тебе и поделиться не с кем, - попросила я, удобнее устраиваясь на табуретке, чтобы видеть, что происходит во вражеском лагере.
   - А че рассказывать? - хихикнул дед, оживляясь. - Стерва она - вот и весь сказ. Все земли нашенские в аренду взяла вместе с деревней, а мы, старики, теперь голодные сидим. Обещалась кормить, пенсию выдавать, то да се, а сама и на бутылку не даст, кобра! Поля вон вишь, незасеянные стоят, землица сохнет, а ей хоть бы хны. Понабрала вокруг себя мужиков, они только ее и обхаживают, а не землю, значить. Кутят круглые сутки, водку жрут да баб привозят. Весело живем. - Он вздохнул. - А ты, стало быть, не захотела с ними резвиться, али как?
   - Ой не захотела, деда. Они меня силком привезли, а я сбежала. Теперь вот думаю, как отомстить. Не подскажешь ничего?
   - Где там! - махнул он морщинистой лапкой. - Они вон какие бугаи здоровенные, с ними никакого сладу нема, а как понажираются, так и вовсе хоть беги к пруду и топись. Мотай лучше отседова подобру-поздорову.
   - А эта Зойка, сколько ей лет? Она местная?
   - Не, не здешняя. Приехала год назад с этими бандитами и давай все скупать. Каких-то хохлов наняла, они им эту домину отгрохали. Молодая еще совсем, как ты вот будет. Но задиристая - спасу нет! - Он покачал головой, шейные позвонки его подозрительно захрустели, но голова, к счастью, не упала. Тяперича вся деревня, почитай, под ней ходит. Правления у нас нет, милиции тоже, вот она и хозяйничает на всех правах. -Что захочет - отберет, а нет, так просто сломает. Все ей нипочем, лярве бесхвостой. Скоро вот приедет и начнется шабаш...
   - Так ее сейчас нет?
   - Нету. С утра еще на своей белой "Мерседесе" в город укатила. Во, глянь, уже и баньку затопили, вишь, дым повалил? Значит, скоро будет. Они завсегда к ее приезду баньку готовят. Она их гоняет, как Сидоровых коз, бандитов этих, а они ее боятся почему-то пуще огня.
   - Что ж в ней такого страшного?
   - Да ничего вроде, однакось боятся. Глаза у нее недобрые. Бабка Горошиха сказывала, что у ней глаз дурной, ведьма, стало быть, во как!
   - А зачем она землю взяла, если ничего не выращивает?
   - А кто ее, паскуду, знает? Как арендовать, так деньги были, а как семян купить, так, говорит, денег-то и нету. А откуда этим деньгам взяться, если они жрут целыми днями да девок тискают? Не-ет, не выйдет из нее толковой фермерши, помяни мое слово. Пока урок ентих не прогонит от себя - нечего и говорить. Я в ГУЛАГе двенадцать лет промаялся, на Колыме, так там вот точно такие урки у нас были - злые, здоровые и бессовестные. Нелюди они, точно тебе говорю. Я эту породу знаю...
   - Скажи, деда, а что это вообще за деревня и как далеко от Москвы?
   - Как же это ты не знаешь? - удивился он, а потом махнул рукой, мол, что с меня взять, приезжей. - Рябуховка это, сорок километров от столицы в сторону Тулы, да еще пять по грейдеру.
   - Спасибо за рассказ, дедушка. - Я поднялась. - Пойду я, попробую тот дом, что ли, поджечь, как считаешь?
   - А что им дом - тьфу! Новый построют. Не лезь на рожон, девка, беги отседова, пока тебе самой хвост не поджарили. Тут тебе никто не поможет, они словно звери бешеные, парни эти. Околдовала она их, не иначе. В том месяце вон одну девку апосля бани опозорили, прямо голяком из деревни выгнали. Так, говорят, до дома и добиралась.
   - А у тебя случайно ружьишка не найдется? - вкрадчиво спросила я, осененная гениальной мыслью.
   - Может, и есть, а на что тебе? - лукаво прищурился старый.
   - Да ворон пострелять хочу, - заулыбалась я. - Давно мечтала.
   - Ишь какая - ворон пострелять, - проворчал он. - Смертоубийство небось затеяла. Грех это, девка, нехорошо живых людей в гроб загонять... Вон, за спиной у тебя, на стенке, висит под кожухом. Да заряженное, не балуй, а то сама еще покалечишься...
   - Спасибо, деда! - Я вскочила и пылко расцеловала его в сморщенные щеки.
   Двустволка действительно оказалась заряженной. Это было очень древнее ружье с засаленным от долгого употребления прикладом и расщепленным цевьем, но вид у него был вполне внушительный и грозный. Осмотрев его, я спросила:
   - А патроны еще есть?
   - А как же. Вон там, в коробке под лавкой у печи. Все на кабана. Возьми пачку, да только гильзы потом верни, я их снова набью. Вдруг после тебя еще кто заявится... Мне для доброго дела ничего не жалко, лишь бы польза была. Ну, иди уже с Богом.
   Я выглянула в окно. Машины стояли во дворе, у дома не наблюдалось никакого движения, все тихо и спокойно, и где-то там, в его недрах, маялся бедный Валерик, которого мне нужно было вырвать из грязных лап этих ублюдков и при этом желательно со всеми конечностями, включая самую интимную.
   - Слышь, деда, тебя как зовут? - спросила я.
   - Митрофан Дмитрии, а на что тебе?
   - А я - Мария. Есть чем записать?
   Он выдвинул шкафчик стола, вытащил огрызок химического карандаша и старую тетрадку в клеточку. Я написала номер телефона офиса.
   - Вот что, Митрофан Дмитрич, если меня, не дай Бог, прикончат, то позвони как-нибудь по этому телефону, что, мол, так и так, легла на поле боя за счастье простых колхозников и всего остального человечества. Сделаешь?
   На глаза старика навернулись слезы, он заморгал, вытер их маленьким кулачком, шмыгнул носом и пробормотал:
   - Сделаю, почему нет. Могу и схоронить, если скажешь. У нас тут кладбище недалече и места много, не то что в Москве - там ни жить, ни умереть негде, сказывают...
   В этот момент на улице послышался шум приближающейся машины, и мы с дедом одновременно выглянули в окно. К забору особняка подкатил ослепительно белый "Мерседес". Водитель - рослый загорелый парень в блестящих черных брюках и белой рубашке с бабочкой - вышел, открыл заднюю дверцу и подал руку пассажирке - очень привлекательной стройной девушке в обтягивающем хорошенькую фигурку золотистом платье, с длинными черными волосами, хвостом спадающими на спину из-под модной золотистой шляпки, кокетливо сидящей на голове красавицы. Она по-хозяйски взяла парня под ручку, они вошли во двор и скрылись из виду.
   - Зойка-шалава, - тяжело вздохнул дед. - И ейный Григорий. Они завсегда вместе ездят. Теперича скоро вдвоем в баньку пойдут.
   - А где, говоришь, банька?
   - За сараем, видишь, где дым из трубы идет. Там у них с огорода еще дверь есть - дрова через нее носят. - Он тоскливо покачал головой. - Ой, девка, худо тебе будет...
   - Помолись за меня, деда. - Закинув на плечо ружье, я пошла к двери.
   - Так хоронить нужно иль как? - послышалось за спиной жалостливое, и я обернулась.
   - Нет, просто позвони...
   Банька была что надо. Внешним видом она чем-то напоминала крематорий большое кирпичное строение с длинной черной трубой, из которой валил густой дым. На задней стене окон не было, только небольшая деревянная дверь, рядом с которой громоздилась поленница дров. Лежа в картофельной ботве на огороде, я выжидала, прислушиваясь ко всем звукам. Дверь открылась, из нее вышел один из тех, кто преследовал нас в лесу, набрал дров и скрылся. Почти сразу появился опять, набрал еще дров и опять скрылся и больше не появлялся. Судя по всему, баню уже раскочегарили докрасна и пришла пора готовить веники. Добравшись ползком до двери, я поднялась на ноги и приложила к ней ухо, взяв ружье на изготовку. Внутри было тихо. Приоткрыла дверь, заглянула и увидела что-то вроде небольшого коридорчика, в котором стояла лавка, а на ней лежали сухие березовые веники. Одна дверь была открыта и вела во двор, а другая, видимо, в саму баню. Чьи-то голоса и музыка слышались со двора, кто-то громко насвистывал где-то совсем рядом, но из бани не доносилось ни звука. Открыв дверь пошире, я шагнула внутрь, в предбанник, где, очевидно, развлекались в перерывах между парилкой и бассейном Зойкины прихлебатели. Шикарно, ничего не скажешь! Стены и потолок отделаны светлым деревом, такого же цвета и стол со стульями, и вся остальная мебель. На столе самовар, чашки, рюмки, тарелки и прочая белиберда. Здесь и холодильник, и телевизор с видиком, и два кожаных дивана, и даже спортивный тренажер в углу. Дверь в противоположной стене вела в парилку, которая оказалась в чисто русском стиле: полки, котел с водой, раскаленные докрасна камни для пара, дымящиеся веники в тазике с кипятком и запах, головокружительный запах распаренной березы. Здесь стояла адская жара, как в домне, и царил полумрак, что мне было на руку. У меня уже созрел гениальный план, но я и не сообразила поначалу, что претворять его в жизнь мне придется при такой кошмарной температуре. Но только здесь я могла добиться своего, если, конечно, дед ничего не перепутал и Зойка пойдет париться. Сунув ружье в самый темный угол около котла, я быстро разделась, спрятала в тот же угол одежду, подошла к маленькому запотевшему оконцу, выходящему во двор, и стала поджидать виновницу всех моих несчастий. Тело мое быстро покрылось потом, и через минуту мне уже показалось, что поры выворачиваются наизнанку и сползают по мне вместе с водой. И как они только выдерживают в этом аду? Видать, привыкшие, вот только где они привыкли, откуда они вообще сюда приехали и какое отношение имеют к сыну Виктории Романовны - это мне еще предстояло выяснить. По двору ходили бандиты, но никаких признаков несчастного Валерика не было. Интересно, жив он еще или Зойка уже дала команду лишить его детородного органа, за целостность которого так волновалась себялюбивая мамаша...
   Дверь веранды открылась, и на крыльцо выпорхнула Зойка. В легком халатике, с распущенными волосами и банным полотенцем на плече она выглядела весьма привлекательно. Я еще раз подивилась ее природной красоте. Было в ней что-то и вправду ведьминское, таинственное, сильное и властное, все движения естественны и уверенны, а огромные глаза так и сверкали в лучах заходящего солнца. Пожалуй, ей могла позавидовать любая фотомодель из парижских журналов, но, разумеется, до меня ей еще далеко. За ней в роскошном махровом халате и тапочках шел Григорий - настоящий исполин, редкий красавец, Бельмондо российского розлива. Почти на две головы выше ее и в пять раз шире в плечах. Волосатая грудь мощно вздымалась под халатом и напоминала лицевую броню танка. Каюсь, я даже слегка позавидовала этой Зойке.
   Весело смеясь, они двинулись к баньке, держась за руки. Идиллия, мать их! Ничего, сейчас мы ее разрушим... Плеснув на камни воды, чтобы было побольше пара, я набрала полный ковш кипятка из котла, поставила его на средний полок, на случай неадекватной реакции хозяев на мое появление, а сама легла с самым независимым видом на верхний, как Диана, устремив томный взор к дверям.
   В предбаннике послышался шум открываемой двери, веселый голос Григория и звонкий девичий смех. Еще минута - и в парилку вошла обнаженная Зойка. За ней в таком же виде - Григорий. За паром они не сразу меня разглядели, да и не смотрели никуда, только друг на друга, зато я их видела прекрасно. Впрочем, в основном я глядела, как загипнотизированная, на то, что просто не могло не приковать женский взгляд, - на громадную сущность Григория. У меня аж мышцы свело внизу живота от такой потрясающей картины. Видела я в своей жизни мужиков, но чтобы такое! Все-таки счастливая она, эта Зойка, небось пользуется всем этим добром, когда и сколько захочет. Вот и сейчас, только вошли, она тут же ухватилась руками за эту сущность и стала баловаться. Парень довольно замычал, мышцы его заходили ходуном, он весь напрягся, потом подхватил девушку на руки и понес к полкам. В следующий момент мутные глаза его повстречались с моими. Он поначалу чуть не выронил от неожиданности свою трепещущую ношу. Глаза его округлились, брови удивленно поднялись, он бережно опустил блестящее от пота тело Зойки на нижнюю полку и распрямился всей своей статью, ничуть не стесняясь собственной наготы.
   - Ну иди же ко мне! - капризно потребовала Зойка, хватаясь за его вздыбленную гордость.
   - Ты кто такая?! - рявкнул тот так, что банька зашаталась и чуть не развалилась.
   Зойка подпрыгнула на полке и тоже закричала:
   - Ты что, спятил, козел?! Чего разорался?!
   Но, увидев его взгляд, застыла, потом медленно повернулась в мою сторону. И тут же вскочила на ноги, и глазищи ее поползли на лоб.
   - Ни хрена себе! - протянула она. - Гоша, это еще кто?
   - Вот и я спрашиваю, - грозно прорычал тот, по-бычьи наклоняя голову. Кто ты такая?
   - Здрассьте вам с кисточкой! - весело проговорила я, садясь и свешивая ноги с полка. - Вам Толик разве ничего не сказал? Вот поросенок! - Я огорченно скривилась. - Сам привез сюда, красивых слов наговорил, сказал, иди в баньке помойся, а теперь ко мне еще и претензии? Хорошенькое дело! А вы-то сами кто?
   Они ошарашенно переглянулись. Зойка процедила:
   - Вот мудак этот Толян! Какого черта он еще тут устраивает? Забыл, кто в доме хозяин? Иди, вставь ему, барану! - Ее глаза зло сверкнули.
   - Да ладно, давай уже мыться, - нарочито небрежно бросил Григорий, жадно облизывая мои голые груди глазами. - Она нам не помешает, правильно говорю? - и похотливо подмигнул мне.
   Зойка взвилась до потолка:
   - Пошел ,вон, кобель!!! Я сказала! - и замахнулась на него кулачком.
   Тот испуганно дернулся, попятился к дверям и залепетал:
   - Да ладно, что ты сразу начинаешь... Иду уже...
   И как ошпаренный выскочил вон из парилки. Зойка повернулась ко мне и прошипела:
   - Это мой бык, поняла? И не лезь к нему. Трахайся со своим придурком Толяном, сколько влезет.
   Было в ее манерах что-то от дешевой вокзальной шлюхи, такое же блатное, грубое и вызывающее, что никак не вязалось с ее почти ангельской внешностью. Но я не собиралась выяснять, где она понахваталась своих манер, в какой тюрьме или на какой панели, - у меня были дела поважнее. Я без лишних слов легонько ударила ее ногой в подбородок. Ведьма отлетела к дверям и растянулась на полу. Из разбитой губы побежала кровь. Соскочив вниз, я бросилась в предбанник, заперла массивную дубовую дверь на засов и только тогда перевела дух. Все, теперь у меня было на что обменять Валерика. Легкость, с которой я провернула это дельце, прибавила мне сил, и настроение сразу улучшилось. Вытащив Зойку из парилки, я уложила ее на диван, и тут в дверь затарабанили.
   - Зоя, открой! - закричал Гоша. - Толян говорит, никакой бабы он не привозил, слышь? Подойдя к двери, я громко сказала:
   - Заткнись, идиот! Врет все твой Толик! Он привез меня на "Вольве" вместе с каким-то парнем. Иди и спроси!
   Он замолчал. Потом неуверенно промычал:
   - Так... ты та самая баба? А почему Зойка молчит? Зойка, ты где?! снова забарабанил он. - Ну-ка открой, сука!
   - Сейчас, все брошу и открою, - усмехнулась я, поглядев на зашевелившуюся на диване атаманшу.
   - Подожди, тебя же в лесу грохнули, как мне сказали! - глупо прорычал за дверью Гоша, - Или ты не та?
   - Та, та, успокойся, хлюпик! - поддразнила я, смеясь.
   - Ну подожди, шалава! - рявкнул он и выбежал из баньки.
   Теперь мне предстояли долгие и нудные переговоры. Разорвав полотенце, я связала тупо глядевшую на меня Зойку по рукам и ногам, усадила за стол, налила из самовара горячего чаю и поставила перед ней чашку. Потом пошла в парилку, основательно и с удовольствием вымылась (когда еще попаду в русскую баню) под грохот высаживаемой дубовой двери и крики осатаневших от злости мордоворотов, надела Зойкин халат, чтобы не пачкаться о свое грязное платье, и уселась рядом с ней за стол, положив рядом ружье и пачку патронов. Ружье мне требовалось для пущей убедительности, чтобы лишний раз не пускать в ход свои когти, доказывая, что меня следует бояться.
   - Скажи им, чтобы дверь не портили, - сказала я спокойно. - А то я тебя пристрелю, - и отхлебнула из ее чашки слегка остывшего чайку.
   Чувствовала я себя превосходно.
   - Болваны, перестаньте ломиться!!! - завизжала она, и за дверью сразу все стихло. Судя по топоту, там собралась вся честная компания.
   - Умница, - похвалила я. - А теперь ответь мне на один вопрос...
   - Пошла ты! - презрительно скривилась она. - Кто ты вообще такая?
   - Это долгая история. А вообще я хотела спросить, нет ли у вас тут холодненького пивка?
   Посмотрев на меня, как на умалишенную, она процедила:
   - А ху-ху не хо-хо? Подавишься моим пивом!
   - Почему твоим?
   - Потому что здесь все мое, поняла, сука?
   - Фу, как грубо, - поморщилась я. - А с виду такая красивая девочка. На каком дереве тебя воспитывали?
   Оставив ее раздумывать над моим вопросом, я подошла к холодильнику, открыла его и ахнула: он до отказа был набит импортными напитками всех мастей, в том числе и баночным пивом. Вытащив три банки, я вернулась к голой пленнице, вскрыла банку и стала с наслаждением пить, не обращая на нее внимания.
   - Что тебе нужно? - спросила она немного позже, сжигая меня взглядом. Тебе все равно крышка - отсюда не выберешься. Мои люди тебя на части разорвут за меня.
   - Чем это ты их так обворожила? Уж не своими ли прелестями?
   - Не твое дело! - огрызнулась она. - Говори, что нужно, и уматывай!
   - Мне нужен Валерик.
   - А-а, так это ты его невеста, ха-ха! - Она противно заржала. - Видный же у тебя женишок! - и прошипела: - Я устрою вам свадьбу на кладбище под звуки похоронного марша...
   Мне не хотелось разубеждать ее относительно своей роли во всем этом. Если ей нравится считать меня невестой Валеры, то пусть так и будет, главное, чтобы на самом деле замуж не выдали...
   - Не кипятись, Зойка или как тебя там. Я не хочу неприятностей ни тебе, ни себе, ни Валерику. Ответь: зачем он тебе понадобился, и я оставлю вас в покое. В противном случае мне придется поджарить кое-кому симпатичную задницу на камнях в парилке, а потом разворошить все ваше осиное гнездо. Поверь, мне это будет совсем нетрудно.
   - Не много ли на себя берешь? - хмыкнула она.
   - Нормально, в самый раз. Так что лучше скажи своим архаровцам, чтобы не трогали Валерика и дали нам с тобой спокойно поговорить. Если хочешь жить, разумеется, - небрежно закончила я, допивая пиво.