Корнилова Наталья Геннадьевна. Пантера - ярость и страсть

   Убийца оглянулся и ехидно оскалился; он быстро удалялся. Гаишники злобно закричали мне:
   - Выходи из машины, стерва!
   Один подбежал ко мне, распахнул дверцу и приставил пистолет к моему виску.
   - Шевельнешься - убью! - прорычал он.
   - Так выходить или сидеть? - не поняла я, тоскливо глядя на исчезнувшую за дальним поворотом зеленую "Ладу" и выжидая, пока и второй милиционер отойдет от капота. Скорость была включена, я держала педаль сцепления и потихоньку газовала.
   - Выруби мотор и выходи!
   - Послушайте, в той зеленой машине сидел убийца, - начала я терпеливо объяснять. - Я за ним гонюсь, а вы мешаете!
   Тут наконец и второй мент начал обходить с правой стороны "Мерседес", и я резко рванула с места, рискуя получить пулю в голову. Но она лишь попортила заднее стекло, проделав в нем ровное отверстие. В зеркале было видно, как милиционеры бросились к своему задрипанному "жигуленку", что-то крича в рацию, но мне это было уже не страшно. Через несколько мгновений, свернув направо, я оказалась у Театра Российской Армии. Убийцы, конечно же, и след простыл. Но, обогнув огромное здание по кругу, я увидела пустую зеленую "Ладу", припаркованную у служебного входа. На сердце сразу полегчало. Бросив красавец "мере", я перебежала через улицу, не забыв обуть наконец свои туфли, и оказалась перед дверями с табличкой "Посторонним вход воспрещен". Оглянувшись, увидела, как около "Мерседеса", визжа тормозами, останавливается милицейская машина, и не стала медлить, а нырнула внутрь здания, надеясь, что меня не заметили.
   В небольшой комнате за столом сидела бабушка-вахтерша в очках и разгадывала кроссворд, наморщив лоб и шевеля губами. Подняв над очками глаза, она внимательно осмотрела мое платье, потом перевела взгляд на лицо, удивленно нахмурилась и проговорила:
   - Ты чего это так вырядилась, милая? У нас сегодня спектаклей нет. Все на гастролях.
   - Правда? Какая жалость! - Я осмотрелась кругом. - Сюда сейчас один парень зашел, в такой цветастой рубашке. Не знаете, куда он девался?
   - А ты кто такая, чтобы спрашивать? - подозрительно прищурилась она. Сюда посторонним нельзя.
   - Жена, кто ж еще, - пожала я плечами и подошла к столу. - Полдня слежу за этим кобелем. Нашла любовную записку и вот решила проверить.
   Бабушка тут же сменила гнев на милость и вздохнула:
   - Все они такие. А этот Климов особенно. И зачем ты за него вышла?
   - Надо же было за кого-то выходить. Так куда он пошел?
   - Известно куда - к себе в гримерную, наверное. Я тебя что-то не видела здесь. Недавно,
   что ль, поженились?
   - Да две недели только. Он разве не сказал здесь никому? - изумилась я. - Вот подлец какой! Старушка осуждающе покачала головой.
   - То-то, я смотрю, он в последнее время пораньше с работы уходить стал. Надо же, видать, не хотел шампанское коллективу ставить, потому и скрыл. Ох, молодежь, и куда только вы катитесь? - Она опять вздохнула. - Ну иди уже, только не зли его, а то он буйный бывает.
   - Я тоже. А где его гримерная?
   - На третьем этаже. Вон в ту дверь иди, там поднимешься по лестнице на третий этаж, пройдешь по коридору и увидишь дверь с надписью.
   - Спасибо вам огромное, - искренне поблагодарила я и отправилась искать гримерную. ...Дверь была приоткрыта, изнутри доносились тихие звуки классической музыки и веяли ароматы косметики. Вокруг - ни души. Осторожно заглянув в щелку, я увидела примерно такую же комнату, как и у Любы, с зеркалами, креслами и шкафами, разделявшими помещение на две части, только цвет стен и мебель были другими. Музыка звучала из стоявшей на столике у дальней стены магнитолы. Там же в пепельнице дымилась сигарета. Из закутка у шкафа был слышен шорох, там кто-то копался. Тихонько войдя, я прикрыла за собой дверь и на цыпочках стала подкрадываться к закутку, помня слова бабули о буйном нраве преступника. Я уже представляла себе изумленное лицо босса, когда я приведу к нему связанного по рукам и ногам маньяка, отправившего на тот свет уже троих невинных женщин. Подойдя к шкафу, я выглянула из-за его угла.
   Увы, это оказался не убийца, а огромный рыжий кот. Он залез в стоящий на полу картонный ящик и сосредоточенно копался лапой в сложенных там коробочках и баночках непонятного назначения. Меня он не замечал, поглощенный своим нехитрым занятием. Я невольно расслабилась, и в этот момент на мою глупую голову свалился средних размеров айсберг или что-то в этом роде, потому что в глазах потемнело от резкой боли и я сразу потеряла сознание.
   Когда я очнулась, единственным моим желанием было сунуть голову под кран с холодной водой, чтобы прошла острая боль в раскалывающемся затылке. Нос мой был забит пылью, руки и ноги связаны веревками. Первое, что я сделала, это громко чихнула, отчего голова заболела еще сильнее. Непонятно, откуда проникал сюда свет, но в помещении стоял полумрак. Я осмотрелась. Тело мое, одетое во все то же платье, лежало на полу среди каких-то старых ящиков, столов, поломанных стульев и негодных декораций, пылящихся здесь, как видно, со дня открытия театра. Все это громоздилось вокруг меня до самого потолка. Не ясно, затащил меня сюда этот парень или просто сбросил сверху. Посторонние звуки до моего слуха не доходили, и даже на мой оглушительный чих никто не отозвался. Похоже, убийца знал, что делает. Рот мой был свободен, но я не стала кричать, сознавая, что это все равно ни к чему не приведет. С превеликим трудом я кое-как поднялась и села. Рана на затылке ужасно зудела, но я не могла ее почесать - мешали веревки на руках. Интересно, думала я, перепиливая их ногтями, почему меня не прикончили? Ведь, судя по его поведению, ему это ничего не стоило сделать, да и потом, терять ему все равно уже нечего, однако же... Странный тип. Узнать бы, какое отношение он имеет к этим убитым сестрам-близняшкам и к Семе. Босс сейчас, наверное, допрашивает Голубева на предмет убийства Любы, а тот даже сказать ничего толком не может, потому что ничего не видел. Еще, чего доброго, заподозрят меня в убийстве гримерши. Впрочем, я понятия не имела, сколько времени провалялась здесь, а значит, события сейчас вполне могли уже развиваться по-другому. Не исключено, что босс уже во всем разобрался и поймал этого волосатого типа. Ведь ничего не стоит вычислить по пропуску на проходной в Останкине его фамилию и все остальное. Родион у нас умница, он сразу догадается, что к чему. А может, и нет...
   Освободив руки, я почесала наконец затылок, нащупала там здоровенную шишку, затем развязала ноги и встала. И тут где-то наверху, очень далеко, начали бить часы. Насчитав девять ударов, я ужаснулась - неужели прошло почти три часа с тех пор, как меня ударили?! Неплохо я отдохнула, ничего не скажешь. За это время преступник мог трижды покинуть пределы Москвы и даже улететь за границу, где его уже никто не поймает.
   Между бутафорской театральной тумбой, обклеенной старинными афишами с ятями, и громадным гардеробом с оторванной дверцей я обнаружила узкий проход и пошла по нему, переступая через обломки стульев и задыхаясь от пыли. Наверняка в театре уже никого нет, кроме вахтерши. Интересно, что я ей скажу, когда буду выходить? Что муженек поколотил меня и сбежал? И ведь поверит старая.
   Свет в помещение проникал через небольшое застекленное окошко над железной дверью. Там, в коридоре, горела лампочка. Дверь, конечно же, оказалась запертой, причем так, что даже не скрипнула, когда я уперлась в нее плечом. Потарабанив в нее без всякой надежды, но для очистки совести руками и ногами, отчего задрожали все стены, а с кучи хлама за спиной что-то с грохотом свалилось, но так и не услышав ничьих шагов или криков снаружи, я принялась строить возвышение, чтобы добраться до окошка, через которое намеревалась вылезти.
   Разбив стекло над дверью ножкой от стула, я выбралась из склада и очутилась в узком коридоре. После длительного плутания по освещенному лабиринту бесконечных переходов и поворотов я обнаружила лестницу и стала подниматься по ней наверх, ничуть не беспокоясь, что меня кто-то увидит. И зря, потому что через три пролета чуть ли не лоб в лоб столкнулась с вышедшим из двери первого этажа Виктором Голубевым. Он был чрезвычайно взволнован и, по-моему, чем-то напуган.
   - О Господи, - прошептал он, ошеломленно вытаращив глаза и обдав меня крепким запахом спиртного. - Это ты?!
   От неожиданности я потеряла дар речи и только хлопала глазами.
   - Что ты тут делаешь?! - спросил он, озираясь.
   - Я искала убийцу, - пролепетала я наконец. - Но он нашел меня первым и ударил по голове.
   - Мерзавец! - процедил продюсер и приставил палец к губам. - Тихо, не шуми, а то еще услышит, и тогда нам конец.
   - А что происходит? - озадаченно спросила я, прислушиваясь и оглядываясь. - Что вы-то здесь делаете?
   - То же, что и ты, - сердито ответил он. - Идем.
   Грубо схватив за локоть, он потащил меня по лестнице наверх.
   - Куда вы меня тащите? - Я попробовала вырвать локоть, но он держал крепко.
   - Не дергайся, дура! Тебя сюда никто не звал, но коль пришла, то молчи. Я собираюсь отомстить за Любу и убить этого негодяя.
   Почувствовав невольное уважение к этому человеку, я пошла, уже не сопротивляясь. Видимо, он все еще любил свою бывшую жену, если решился на такое. На Викторе был все тот же костюм, в котором он собирался идти с нами в ресторан, только теперь он был слегка помят. Я не стала пока расспрашивать его о том, что произошло на телецентре, когда я убежала, решив, что для этого сейчас не самое подходящее время.
   Когда мы поднялись на третий этаж, бедняга уже задыхался. Он остановился на площадке, перед входом в полутемный коридор, глубоко, с присвистом дыша. На вялых щеках выступил нездоровый румянец.
   - Проклятая водка, - просипел он, схватившись за сердце, - она меня погубит. - И виновато посмотрел на меня. - Ты извини, я немного опрокинул в себя для храбрости. Сейчас немного отдохну, и пойдем.
   - Да ничего, бывает. А как вас сюда пропустили? - прошептала я.
   - Что? Ах, это. - Он небрежно отмахнулся. - Да меня тут каждая собака знает.
   - А с чего вы решили, что убийца здесь?
   - Слишком много вопросов, девочка. - Он изучающе посмотрел на меня, на мою грудь в декольте, на бедра, и глазки его похотливо блеснули. - Жаль, жаль, - пробормотал он, словно про себя. Потом, словно очнувшись, доверительно зашептал мне на ухо, притянув к себе: - Ты не думай, я никого не боюсь, мне плевать на все в этой жизни. Пусть посадят потом, но я отомщу за Любу, слышь? Я этого мерзавца сразу узнал, когда он убегал. И следователю специально ничего про Него не сказал. Тот мент как раз Сему допрашивал, его позвали, он прибежал туда и давай вопросами сыпать, козел пархатый. Я ему сообщил, что ничего не видел и что ты от страха сбежала куда-то. Так-то вот. Два часа меня мурыжил, козел, а то бы я уже давно с этим Женей разобрался...
   - С каким Женей?
   - Климовым. Это Любин любовник. Сопляк! - Виктор презрительно сморщился и сплюнул на пол. - Я его в бараний рог... У этой твари справка из психушки имеется, его все равно не посадят, так уж я сам его накажу как следует.
   - А вы уверены, что он еще здесь?
   - Вахтерша сказала, что он не выходил, значит, здесь. Ты вот что, не шуми сильно, слышь? И смотри в оба, а то он и тебя сделает, ублюдок...
   - А вы-то с ним справитесь? - с сомнением спросила я, глядя на одутловатое лицо и покрытый испариной лоб продюсера.
   Тот криво усмехнулся, достал из внутреннего кармана пиджака хромированный "браунинг" и с любовью посмотрел на него.
   - Вот этот дружок с кем хочешь справится, - процедил он. - Только бы добраться до мерзавца. Ладно, пошли, и не отставай, чтобы за тебя еще душа не болела.
   Я чуть не разрыдалась от умиления и покорно последовала за ним по коридору, восхищаясь смелостью и мужеством этого еще не окончательно пропившего совесть и честь человека. Несмотря на свой внушительный вес, он передвигался быстро и почти бесшумно, мягко ступая туфлями по ковровой дорожке. Естественно, я не собиралась позволять ему убивать Климова, пусть даже тот был психически неуравновешенным маньяком-убийцей. Я рассчитывала вмешаться в последний момент и обезвредить обоих. Пусть потом босс разбирается с ними. К тому же этот Климов слишком многое должен еще объяснить: зачем убил одну близняшку в Семиной квартире, потом вторую в гримерной, а затем еще и Любу, свою, оказывается, любовницу, задушил. Должны же быть хоть какие-то основания для всего этого кошмара!
   Не доходя пяти шагов до двери гримерной, Виктор остановился, предостерегающе выставив руку назад, прислушался и повернулся ко мне.
   - Вон там, в конце коридора, пожарный щит, - прошептал он, кивая в ту сторону. - Иди и возьми оттуда топор, что ли. Вдруг он меня завалит, так у тебя будет чем защищаться.
   - Да я и так, - начала было я, но он посмотрел на меня с такой яростью, что мне ничего не оставалось, как покорно прокрасться на цыпочках мимо злосчастной двери, из-под которой выбивался свет, к темневшему на стене красному пожарному щиту. До него было метров пятнадцать, не больше, но когда я добралась дотуда и оглянулась, Виктора в коридоре уже не было, а из открытой двери гримерной доносился шум борьбы. Ни секунды не медля, я бросилась туда, боясь, что в любое мгновение может прогреметь выстрел и тогда все, никаких концов не сыщешь. Но не успела я подлететь к дверям, как из нее, будто ошпаренный, с безумием в глазах и зажатым в руке "браунингом" выскочил все тот же волосатый маньяк, снова сшиб меня своим телом и умчался к выходу. Я отлетела к противоположной стене и опять ударилась затылком, как раз тем местом, где уже имелась порядочная шишка.
   Я уже хотела бежать за ним, как в дверях показался разъяренный Виктор с разбитой губой. Дико вращая зрачками и растопырив руки, он уставился на меня так, будто я была во всем виновата, и прорычал:
   - Дерьмо! Этот псих перехитрил меня!
   - Зачем вы вошли? - с упреком простонала я, потирая затылок. - Теперь он вооружен и Бог знает что может еще натворить.
   - Не бойся, поймаем, - зловеще усмехнулся продюсер. - Бежать ему некуда, я знаю все его гнезда. Пошли, у меня машина внизу.
   - Интересно, почему он не стрелял? - пробормотала я.
   - Черт его, недоумка, знает, что у него на уме!
   - Может, все-таки лучше милицию вызвать? - неуверенно предложила я. Мне все еще не хотелось открываться ему и говорить, кто я такая на самом деле. Мало ли...
   - Идем, идем! - Он со злостью схватил меня за локоть и потащил к лестнице. - Твоя милиция сто лет его искать будет. А мы его в два счета...
   Мы спустились на первый этаж и пошли к служебному выходу. Когда оказались в комнатке, где находилась вахтерша, меня ждало еще одно потрясение. Старушка неподвижно сидела, уронив голову на стол, а из разбитой головы на газету с кроссвордом стекала кровь. Этот негодяй, видимо, ударил ее рукояткой пистолета. Он прикончил ни в чем не повинную старую женщину... Ярость, боль и отчаяние овладели мной, и я с трудом сдержалась, чтобы не выматериться. Бросившись к ней, поискала пульс на худенькой шее, но ничего не нащупала. Виктор, застывший перед столом и с тупым ужасом глядевший на мои действия, хрипло проговорил:
   - Господи, ее-то за что? У него, видать, совсем крыша поехала. Нужно спешить...
   Тут я была с ним совершенно согласна. Правда, мне очень хотелось позвонить Родиону и рассказать обо всем, но это дало бы убийце лишнее время для его жутких преступлений. К тому же, если Виктор знал, где его найти, то можно было не сомневаться, что мы его поймаем. И между прочим, я уже не так жаждала взять негодяя живым, как раньше. Поймать его и прикончить, как бешеного пса, вот чего он заслуживал.
   - Нужно хотя бы "скорую" вызвать, - дрожащим голосом сказала я. Нехорошо так бросать...
   - Ей уже не поможешь, а со "скорой" мы три дня разбираться будем. Поехали!
   На улице стемнело, зажглись фонари. Зеленой "Лады" на стоянке уже не было. У Виктора был темно-синий "БМВ", мы сели в него, и он быстро довел машину в сторону Садового кольца.
   - Куда мы едем? - спросила я, изучая увеличившуюся шишку на своем затылке.
   - На дачу, - ухмыльнулся тот. - Он думает, я про нее не знаю, недоносок вонючий. А я все про него знаю!
   - Откуда? - удивилась я.
   - От верблюда. Работа у меня такая - все про всех знать. Иначе в шоу-бизнесе долго не протянешь. Любаша мне как-то призналась, что была на одной даче с этим молокососом.
   - Зачем же она вам это рассказывала? Вы ведь в разводе.
   - Досадить хотела, - усмехнулся он. - Она же жалела, что бросила меня, локотки кусала, дура, когда я богатым стал, простить себе не могла. А то раньше все ничтожеством обзывала, алкашом непутевым и вообще по-всякому изгалялась. А теперь вот ластиться начала, когда у меня бабки появились.
   - Мне показалось, что она вас любила...
   - Стерва она! - Его глаза зло блеснули. - Вот я ее любил и до сих пор люблю, а ей только деньги и красивая жизнь нужны были. Видела бы ты, с каким наслаждением она рассказывала, как трахалась с этим молодым психом! И все смотрела, мучаюсь я от этого или нет. Все подробности описала, даже объяснила, как на ту дачу проехать, чтобы я воочию убедился, что она не лжет. Там, говорит, все вверх ногами перевернуто. У меня сердце разрывалось, но я и виду не подал, посмеялся только, а потом всю ночь не спал, сердце болело... - Он тоскливо вздохнул. - А ты говоришь, любила.
   - Простите... - пробормотала я.
   - Ничего, крошка, - весело проговорил он вдруг, - жизнь на этом не кончается, не правда ли? - и подмигнул. - Если захочешь, я тебя королевой сделаю, райскую жизнь устрою, только пожелай.
   - Ой, скажете прям уж, - смутилась я понарошку. - У вас, наверное, и так желающих хоть отбавляй.
   - Это все ерунда, крошка. Я сам решаю, кого делать счастливым, а кого несчастным. У кого есть деньги, тот может себе это позволить. Деньги - это все, это власть и огромная сила. Раньше маги и волшебники разные были, которые чудеса творили, а теперь я понял, что сила магии и сила денег - одно и то же! Есть бабки - считай, ты уже и волшебник, все, что захочешь, можно сделать. А нет, так в дерьме катайся.
   - И много у вас этих денег? - несмело спросила я.
   Он бросил на меня уничижительный взгляд и покачал головой:
   - Никогда, киска, никогда не задавай никому таких вопросов.
   - Почему же?
   - Это очень опасно. Если дают - бери и ни о чем не спрашивай. Меня вот тот следователь очкастый тоже сегодня пытал, хотел узнать, все ли налоги я в казну плачу. Так я знаешь, что ему ответил?
   -Что?
   - Что это не его собачье дело, ха-ха! - Он зычно расхохотался, довольный собою. - Придурок! Ему даже и сказать на это нечего было! Отбрил я его, короче, по полной программе.
   - Кстати, что еще тот следователь говорил? - как бы между прочим спросила я. - Сему отпустили или нет?
   Виктор посерьезнел, нахмурил брови и процедил:
   - А мне наплевать, отпустили его или нет. Сема мне уже после такого скандала не нужен. Весь телецентр думает, что он убийца, теперь не отмоешься. Слухи все равно просочатся, а мне эти гнилые базары даром не сдались.
   - То есть вы хотите сказать, что он теперь без вас будет петь?
   - Петь?! - Он посмотрел на меня, как на дуру, и снова расхохотался. Милая моя, кто ж его на эстраду-то пустит, если он в черном списке? Все, ему крышка! Я с коллегами по цеху созвонился, и мы решили закрыть этот проект. Сема себя исчерпал. Буду новую звезду зажигать.
   - Но как же его поклонники, фанаты? - ошеломленно пробормотала я. - Они ведь его слушают, любят.
   - Не смеши меня, киска. Эти безмозглые придурки любят тех, кого мы, продюсеры, им подсовываем. Сегодня Сема, завтра - ты, к примеру, а? - Он лукаво подмигнул, положил свою ладонь мне на бедро и легонько сжал. - Подумай, я ведь серьезно.
   - Да ну вас! - кокетливо заулыбалась я, сбрасывая его шаловливую лапу с себя. - Ничего у вас не получится.
   - Это еще почему?
   - Мне, по звездам, слава и богатство не светят.
   - Это по гороскопу, что ли? - презрительно скривился продюсер. - Лабуда все это!
   - А вот и нет, - упрямо возразила я. - Если человеку судьбой означено быть известным, значит, будет, даже если он полный болван или негодяй. А если в его жизненной программе это не заложено, то, как ни бейся и ни старайся, все равно умрет в нищете и безвестности. Мало, что ли, найдется в истории гениев, которых признавали только после смерти? Так что зря мы удивляемся - у каждого человека своя орбита, и изменить ее он не в силах, так-то вот.
   - А ты умненькая, как я посмотрю, - удивленно протянул он, выезжая на Ярославское шоссе. - И что ж это за жизненная программа такая? Где о ней узнать?
   - Что значит где? На ладони, например. Там вся эта программа закодирована. Не случайно же линии исчезают, когда человек умирает. Или в гороскопе. Только люди, к сожалению, слишком возомнили о себе и перестали всерьез это воспринимать. Вот как вы, например. Думаете, что деньги все могут...
   - Конечно, все. Я любого могу сделать известным, несмотря ни на какие программы.
   - Можете, но тогда эта слава ничего, кроме несчастий и горя, ему не принесет. Судьбу нельзя менять искусственно - она начинает мстить.
   Виктор задумался. Я смотрела на его некрасивое лицо с дряблыми щеками и представляла себе всех тех девочек, таких, как Ольга, которые из-за денег или дешевой сиюминутной славы вынуждены притворяться, что им нравится его целовать. Мне стало противно, я отвернулась и стала смотреть на дорогу.
   -.Послушай, - серьезно спросил он через пару минут, - а ты умеешь читать по руке?
   - Умею, а что?
   - Ну-ка глянь мою, что там про богатство сказано? - Он протянул руку, и мне показалось, что продюсер слегка смущен.
   Вспомнив, чему учил меня отец, у которого никогда не было вопросов и сомнений на этот счет, я взяла короткую красную ладонь с тупыми пальцами. По ней легко было определить дурной, сварливый характер владельца. Я осмотрела линии ладони, после чего мне вообще захотелось выскочить из машины на ходу и бежать от этого человека подальше.
   - Ну, что там закодировано? - нетерпеливо дернулся он, управляя машиной одной рукой.
   - Да так, ничего особенного. - Я с трудом перевела дух. - Линия жизни у вас странная.
   - В смысле?
   Я не стала говорить, что широкая, глубокая, красная линия жизни на самом деле означает жестокость, злобность, алчность и патологическую склонность к преступлениям, а просто сказала:
   - Она не соответствует вашему внешнему облику.
   - Чушь, - уверенно проговорил он. - А жить мне сколько осталось?
   - Честно?
   - Ну конечно, дурочка.
   - Нисколько.
   Машина резко вильнула, ее занесло, и мы чуть не слетели в кювет, но Виктор чудом успел затормозить на самом краю. Повернувшись ко мне всем телом, с багровым от злости лицом, он прохрипел, рассматривая свою ладонь:
   - Ты что несешь, идиотка?!
   - Это не я, это на вашей руке написано, - робко пролепетала я, ткнув пальцем. - Вот, у вас линия жизни очень короткая.
   - Да? - Он посмотрел туда. - Действительно. Но ведь живу же! Значит, бодяга все это. А как насчет богатства?
   Я опять не стала говорить, что богатство ему полагается, правда, нажитое неправедным путем, а сказала:
   - С богатством у вас все нормально.
   - Ну и слава Богу. - Он довольно заулыбался, включил скорость и вырулил с обочины на трассу.
   Дальше мы ехали молча. Я обдумывала увиденное и пыталась понять, что же за человек сидит рядом со мной. Конечно, есть люди, которые, зная о своей судьбе, стараются как-то сдерживать свои врожденные дурные наклонности, но ведь Виктор ничего о себе не знал, а значит, и не сдерживал ничего... До этого момента у меня даже не возникало мысли о том, что он мог быть как-то причастен ко всем этим убийствам, да и все-факты были против этого, но теперь я задумалась. И начала перебирать в уме все подробности последних событий. Но так ничего даже мало-мальски подозрительного в его поведении не обнаружила. Девушку в квартире Семы он прирезать не мог, так как с его комплекцией вряд ли забрался бы на козырек подъезда и потом в окно. Настоящую Ольгу в гримерной он тоже убить не мог, потому как сидел передо мной в студии. Это было очевидно и неоспоримо. Любу тем более он не мог задушить, потому что пришел после меня. Да и волосатый психопат тогда здесь при чем? Нет, решила я, в конце концов, этот человек невиновен, а линии на его руке просто еще не проявили себя должным образом. А значит, мне нечего опасаться, что он в любой момент может воткнуть мне нож в спину. И я успокоилась, пообещав себе на всякий случай быть с ним поосторожнее...
   Дачный участок находился недалеко от Пушкина. Виктор свернул направо, проехал вдоль лесочка и нырнул в узкую улочку между одинаково аккуратными дачными домиками. В большинстве из них горел свет, кое-где звучала музыка, за заборами стояли машины, ходили дачники в купальниках и плавках, и никто не обращал на нас внимания.
   - Это где-то в конце должно быть, - проговорил Виктор, внимательно вглядываясь в дома. - Зеленая дача с деревянным петухом на крыше. Не видишь нигде?