Корнуэлл Патриция. Все, что останется

   - Господи Иисусе, - пробормотал он, и в этот момент я пожалела о том, что накормила его завтраком. У него был такой вид, как будто его сейчас стошнит. - Если это корыто приземлится целым и невредимым, я напьюсь от радости.
   - Я сделаю то же самое, - сказал, обернувшись, сидевший впереди нас мужчина.
   В этот момент Марино наблюдал за странным явлением, происходившим в проходе. Прямо перед нашими глазами из находившейся рядом с краешком ковра металлической полоски вдруг неожиданно появилось похожее на привидение облако. Прежде, во время моих предыдущих полетов, мне ничего подобного видеть не приходилось. Создавалось впечатление, будто облака маленькими струйками просачивались в салон самолета. Когда Марино, выругавшись, указал на это стюардессе, она оставила его вопрос без внимания.
   - В следующий раз я насыплю в твой кофе фенобарбитал, - процедила я сквозь зубы.
   - В следующий раз, если у тебя вдруг снова появится желание посетить гадалку, попроси, чтобы тебя сопровождал кто-нибудь другой.
   Когда через полчаса мы уже летели над Спартанбургом, испытывая тряску и проваливаясь в воздушные ямы, мелкий холодный град начал барабанить по стеклам. Из-за тумана мы не могли приземлиться, и теперь я реально осознала возможность нашей гибели. В этот момент я стала вспоминать маму, свою племянницу Люси, пожалела о том, что не поехала домой на рождественские праздники, будучи поглощена своими собственными заботами, да и помимо этого, не очень хотелось отвечать на вопросы, касающиеся наших с Марком отношений. Я помню, как в ответ на приглашение я ответила матери, что очень занята и, пожалуй, я не смогу выбраться.
   - Но это же Рождество, Кей! - громко крикнула мать. Мне было тяжело вспомнить, когда в последний раз я слышала свою мать кричащей на кого-либо. Но я знала: когда она начинала сердиться, голос ее казался очень странным, а слова произносились с большими паузами. - Люси будет очень огорчена, сказала она. Я же, предварительно выслав чек на достаточно крупную сумму, позвонила затем Люси, поздравив с наступающим Рождеством. Она очень скучала по мне, но я тосковала по ней еще больше.
   Неожиданно сквозь развернувшиеся облака выкатилось солнце, яркими лучами осветив иллюминаторы самолета.
   В одну минуту все пассажиры, включая меня, стали вслух благодарить Всевышнего, бурно аплодируя при этом пилотам. Наше возрождение было отмечено громкими возгласами и задушевными разговорами с сидевшими в соседних рядах пассажирами, словно мы знали друг друга долгие годы.
   - Наверное, чародейка Хильда помогла нам, - с сарказмом заметил Марино, лицо которого вспотело от волнения.
   - Вполне возможно, - ответила я, глубоко и облегченно вздохнув, поскольку в этот момент самолет наконец приземлился.
   - Обязательно передай ей от меня огромное спасибо.
   - Мог бы и сам ее поблагодарить.
   - Конечно, - ответил Марино, зевнув и приободрившись.
   - По-моему, она очень милая женщина. Может быть, хоть раз в жизни ты поговоришь открыто.
   - Конечно, - снова повторил он.
   Выяснив в справочной службе номер телефона Хильды Озимек и позвонив ей, я ожидала услышать настороженный голос очень практичного человека, взвешивающего каждое слово своего оппонента на денежных весах. Вместо этого я услышала мягкий, удивительно доверчивый женский голос. Она не задавала никаких вопросов и не требовала доказательств подтверждения моей личности. Только один раз в голосе ее прозвучало беспокойство, когда она предупредила, что не следует встречаться в аэропорту.
   Поскольку я оплачивала поездку, а роль шофера предстояло выполнять Марино, я поручила ему выбрать машину на свой вкус. Подобно шестнадцатилетнему мальчишке, стремящемуся впервые показаться на людях за рулем нового автомобиля, он выбрал блестящий, черный, с солнцезащитной крышей, магнитофоном, автоматически открывающимися окнами и одноместными кожаными сиденьями новенький "кадиллак". Мы ехали в западном направлении с откинутой крышей, но по мере моего подробного рассказа о поездке в Вашингтон и встрече с Эбби в салоне автомобиля становилось все жарче.
   - Я знаю, что тела Деборы - Харви и Фреда Чини двигали, - пояснила я. - Сейчас я поняла, зачем.
   - А я не понял, - ответил Марино. - Не можешь мне сразу толком все объяснить?
   - Ты и я прибыли на место стоянки в зоне отдыха еще до того, как кто-либо осмотрел внутренности джипа, - начала я. - Однако мы не увидели червонного валета ни на приборной доске, ни на сиденье, ни где-нибудь в другом месте.
   - Ты хочешь сказать, что карта находилась в бардачке или в каком-то другом месте, и полицейские не могли никак ее обнаружить до тех пор, пока к делу не подключились ищейки. - Включив авторегулятор скорости, он добавил: - Об этих карточных делах я слышу впервые. Правда ли это?
   - Давай предположим, что это правда, а затем выслушаем аргументы в пользу этой правды.
   - Слушаю тебя.
   - Уэсли прибыл на стоянку зоны отдыха после нас, поэтому и он не мог обнаружить карту. Позже, когда джип обыскали полицейские, можешь быть уверен, Уэсли либо находился поблизости, либо позвонил Морелю, поинтересовавшись у него, было ли что-то найдено в джипе. Если он узнал, что ничего подобного в машине не обнаружили, в чем я совершенно уверена, то это привело его к глубокомысленным раздумьям. Ему предстояло выяснить: либо убийство Деборы и Фреда не связано с убийствами предыдущих пар, либо, если все обстояло совершенно иначе, на этот раз карта могла находиться на месте убийства, рядом с трупами.
   - Ты думаешь, именно по этой причине они передвинули тела до твоего приезда? Полицейские искали карту?
   - Бентон точно искал. Именно это я и имею в виду. Иначе какой мне смысл говорить об этом. И Бентону, и полицейским было строго-настрого запрещено прикасаться к телам убитых до приезда врача медицинской экспертизы. Но ведь Бентону тоже не очень хотелось, чтобы карта с червонным валетом отправилась в морг вместе с трупами. Ему совершенно не нужно, чтобы я или кто-то другой узнал об этой находке.
   - Но ведь куда разумнее просто попросить нас держать язык за зубами, вместо того чтобы заниматься такою ерундой на месте найденных трупов, возразил Марино. - Ведь он находился в лесу Не один. Рядом было полно других полицейских. Они бы заметили найденную Бентоном карту.
   - Очевидно, ты прав, - сказала я. - Но ведь он тоже понимал, что, чем меньше людей знают об этой находке, тем лучше. А если бы карта была найдена мною среди других личных документов Деборы и Фреда, то все эти факты должны были быть освещены в моем письменном отчете. Со временем адвокаты, врачи-криминалисты, семьи, страховые компании и ряд других людей должны познакомиться с этими отчетами.
   - Ну ладно, согласен, - нетерпеливым голосом перебил Марино. - Что из этого следует? Какой вывод ты можешь сделать?
   - Не знаю. Но если предположения Эбби действительно верны, то эта карта является очень крупной для кого-то уликой.
   - Не обижайся, доктор, но я никогда и в грош не ставил эту Эбби Торнбулл, даже когда она работала в Ричмонде. Не думаю, что у нее лучше идут дела в газете "Пост".
   - Но она никогда не была врушкой, - возразила я.
   - Ну конечно, ты же ее так хорошо знала.
   - Упоминание об игральных картах я нашла в копии отчета следователя из Глоусестера.
   - А может быть, и Эбби об этом когда-то пронюхала. Теперь она кричит на каждом углу, что это ее заслуга, что она раздобыла сведения о картах. Все ее усилия устремлены на написание книги.
   - Она очень изменилась, не похожа на себя. Очень напуганная, озлобленная. Но все-таки я не могу согласиться с тобой по поводу ее характера.
   - Ну конечно, - сказал Марино. - Она приезжает в Ричмонд с видом появившейся после долгой разлуки подруги, уверяет тебя в том, что ей абсолютно ничего от тебя не нужно. Но сразу же после ее отъезда из газеты "Нью-Йорк тайме" ты узнаешь о том, что она пишет какую-то дурацкую книгу об убийствах этих парочек. Да, это настоящая подруга, доктор.
   Закрыв глаза, я слушала тихонько звучавшую по радио деревенскую песенку. Пробивавшиеся через ветровое стекло солнечные лучи пригревали мои коленки, а после столь раннего утреннего подъема я чувствовала себя так, будто приняла крепкую дозу спиртного. Я не заметила, как задремала. Тем временем наша машина медленно двигалась вдоль немощеной дороги посреди одному Богу известного места.
   - Добро пожаловать в славный город Шесть миль, - торжественно произнес Марино.
   - Какой город?
   На горизонте не было видно ни единого магазинчика или автозаправочной станции. Тротуары так тесно засажены деревьями, а видневшиеся на фоне окутанного дымкой далекого горного хребта Блу Ридж убогие домишки находились на таком большом расстоянии друг от друга, что даже если бы грянул пушечный выстрел, его вряд ли бы услышали в соседних домах.
   Хильда Озимек, работавшая психологом для ФБР и пророком для ЦРУ, жила в крошечном, с белыми ставнями, домике. Во дворе лежала выкрашенная в белый цвет шина от колеса, внутри которой весной, очевидно, цвели тюльпаны и анютины глазки. Напротив крыльца валялись засохшие кукурузные стебли, в стороне стоял проржавевший "шевроле" с плоскими фарами. Паршивый пес, страшный, как смертный грех, начал свирепо облаивать нас, заставив остановиться около машины. Быстро проскочив мимо собаки, мы увидели, как со скрипом открылась входная зашторенная дверь и на пороге, слегка щурясь от ярких, но холодных лучей утреннего солнца, появилась хозяйка дома.
   - Спокойно, Тутти, - сказала она, потрепав пса по шее. - Ну иди, иди на место. - Свесив голову и виляя хвостом, пес поковылял на задний двор.
   - Доброе утро, - сказал Марино, тяжело поднимаясь по деревянным ступенькам.
   Хорошо, хоть начал вежливо, ведь я на это совершенно не надеялась.
   - Правда, прекрасное утро, - начала Хильда Озимек. На вид этой совершенно деревенской женщине было около шестидесяти. Черные рейтузы из полиэстера обтягивали ее широкие бедра, бежевый пуловер застегнут на все пуговицы, вплоть до горла, а ноги обуты в толстые носки и мокасины. У нее были светло-голубые глаза, а волосы подвязаны какой-то старой красной косынкой. Во рту не хватало нескольких зубов. Глядя на нее, у меня создалось впечатление, что она никогда не смотрела на себя в зеркало и не обращала внимания на свое физическое естество. Может быть, в повседневной жизни она и делала это в исключительных случаях, когда, например, испытывала боль или ухудшение здоровья.
   Нас пригласили в небольшую гостиную с обветшалой мебелью и книжными шкафами. Всюду в беспорядке были разбросаны книжные фолианты с очень странными названиями. Я увидела книги по религии, психологии, биографические и исторические сочинения, неожиданный набор романов моих любимых писательниц: Алисы Уо-кер, Пэт Конрой и Кери Хюльм. О необычных наклонностях нашей хозяйки можно было догадаться лишь по нескольким сочинениям Эдгара Кэйса, разложенным на столах и полках, и полудесятку кристалликов. Марино я устроились на стоявшей рядом с керосиновым обогревателем кушетке, а Хильда уселась на мягкий стул напротив. Солнечные лучи, пробиваясь через висевшие на окнах жалюзи, чертили на ее лице белые полоски.
   - Надеюсь, вы хорошо добрались; мне так жаль, что я не могла вас встретить, но я больше не вожу машину.
   - У вас в городе очень четкие указатели, - бодро начала я. - Мы достаточно просто нашли ваш дом.
   - Вы не обидитесь, если я задам вам вопрос по поводу того, как вы тут живете? Я на целую милю в округе не встретил хотя бы подобия какого-нибудь магазинчика, - сказал Марино.
   - Многие приезжают сюда просто почитать или поговорить. Как бы там ни было, я всегда куплю то, что мне нужно, уж если очень понадобится, съезжу на автомобиле.
   В комнате напротив зазвонил телефон, сигналы которого тут же заглушил автоответчик.
   - Чем могу быть вам полезна? - спросила Хильда.
   - Я привез фотографии, - ответил Марино. - Доктор говорит, вы хотели взглянуть на них. Но сперва мне бы очень хотелось выяснить кое-какие детали. Только, пожалуйста, без обид, миссис Озимек. Я никогда не относился серьезно к таким вещам, как чтение мыслей на расстоянии. Может быть, вы мне поможете получше понять этот феномен.
   Для меня было совершенно непривычно слышать от Марино такие прямолинейные и одновременно лишенные малейшего намека на агрессивность вопросы; и я взглянула на него, слегка оторопев. Он изучающе смотрел на Хильду широко открытыми глазами, и на лице его отражалась странная смесь любопытства и меланхолии.
   - Ну, первое, о чем я должна вам сказать, это то, что я не угадываю мысли на расстоянии, - ответила Хильда деловым тоном. - И надо сказать, что я испытываю неловкость, когда меня называют ясновидящей, но за неимением более подходящего для меня термина меня называют, да и я называю себя сама именно так. Все мы обладаем каким-то даром. Взять, например, шестое чувство, которое является проявлением способностей мозга, очень редко используемым кем-либо из нас. Я называю это повышенной интуицией. По биотокам, которые исходят от людей, я передаю лишь смоделированные в моем мозгу впечатления.
   - Именно то же происходило с вашим сознанием, когда вы общались с Пэт Харви? - предположил Марино.
   Она подтвердила это предположение, утвердительно кивнув головой.
   - Сначала она привела меня в комнату Деборы, где показала мне фотографию пропавшей дочери, после чего отвезла меня на место стоянки зоны отдыха, где был найден джип.
   - И какое же у вас создалось после этого впечатление? полюбопытствовала я.
   Отвернувшись от нас, она с минуту напряженно думала.
   - Но ведь я же не могу припомнить все случаи. Вот в чем дело. Это то же самое, когда я что-то предсказываю. Люди, возвращаясь ко мне, рассказывают мне обо всем, что я им говорила, включая произошедшие с той поры события. И я не всегда вспоминаю, что я говорила, если мне не напомнить об этом.
   - Вы не помните, что вы говорили миссис Харви? - разочарованным голосом спросил Марино.
   - Когда она показала мне фотографию Дебби, я сразу же поняла, что девушки уже нет в живых.
   - А что вы можете сказать о парне, друге Деборы? - продолжал Марино.
   - Я видела его фотографию в газете и уверилась в том, что он тоже мертв. Я знала, что они оба мертвы.
   - Вы прочли об этих случаях исчезновения молодых людей в газетах? спросил Марино.
   - Нет, - ответила Хильда. - Я не выписываю газет.
   Но фотографию того парня я видела, потому что у миссис Харви была вырезка из газеты, чтобы показать мне. У нее не было настоящей фотографии парня, а была лишь фотография дочери, понимаете?
   - А не могли бы вы получше объяснить, как БЫ поняли, что этих молодых людей уже нет в живых?
   - Это я просто почувствовала. У меня сразу возникло такое ощущение, как только я потрогала их изображения.
   Залезая в задний карман своих брюк и достав оттуда кошелек, Марино спросил:
   - Если я вам дам сейчас фотографию одного человека, сможете ли вы проделать то же самое? Ну, поделиться со мной своими впечатлениями?
   - Я попробую, - сказала она, забирая у Марино фотографию.
   Закрыв глаза, круговыми движениями кончиков пальцев она водила по поверхности фотографии. Уже через минуту она начала свои объяснения.
   - У меня возникло сильное чувство вины. Сейчас я не могу сказать, присутствовало ли это чувство вины в момент съемок фотографии или меня одолевают эти чувства в настоящее время. Но это я ощущаю достаточно сильно: какой-то конфликт, кругом чувство вины. Она решилась на какой-то сомнительный поступок очень быстро, но зато все оставшееся время сомневалась в правильности содеянного. Все время.
   - Она жива? - спросил Марино, откашливаясь.
   - Я чувствую, она жива, - ответила Хильда, продолжая гладить поверхность снимка. - У меня в голове возникла картина больничной обстановки. Что-то, связанное с медициной. Сейчас я не знаю, больна ли она сама или кто-то из ее близких. Но проявление какой-то заботы, оказание медицинской помощи, все это присутствует или обязательно будет иметь место в недалеком будущем.
   - Еще что-нибудь можете сказать?
   Закрыв глаза, Хильда опять потерла пальцами о поверхность фотографии.
   - Существует какой-то конфликт, - повторила она. - похоже на чье-то прошлое, но ей тяжело преодолеть это чувство. Боль. И все равно она чувствует, что у нее нет выбора. Это все, что я могу сказать, - закончила она, взглянув на Марине.
   Когда он забирал фотографию, лицо его покрылось ярким румянцем. Молча положив кошелек в свой карман, он вытащил из него диктофон и большой конверт с серией ретроспективных фотографий, начиная с заваленной лесной дороги в округе Нью-Кент и кончая лесным массивом, в котором были обнаружены тела Деборы и Фреда. Разложив эти снимки на кофейном столике, гадалка провела по каждому кончиками пальцев. В течение долгого времени Хильда не произносила ни слова, сидя с закрытыми глазами и не реагируя на сигналы звонившего в соседней комнате телефона. Каждый раз включался автоответчик, а она сидела совершенно отрешенная. В этот момент мне казалось, что Хильда гораздо одареннее других ясновидящих.
   - А вот сейчас мною начинает овладевать страх, - быстро начала она. Я не знаю пока, то ли этот страх овладел человеком во время съемок этого кадра, то ли точно такое же чувство он испытал здесь, только какое-то время назад. Везде страх. - Не открывая глаз, она продолжала кивать головой. - От каждой фотографии определенно веет каким-то страхом. Да, все фотографии пронизаны очень сильным чувством страха.
   Подобно незрячему, Хильда, двигая пальцами от одной фотографии к другой, читала то, что казалось ей таким же осязаемым, как черты человеческого лица.
   - А здесь я чувствую смерть, - произнесла она, ощупывая три другие фотографии. - Очень сильно это чувствую. - Это были фотографии той просеки, где найдены трупы. - Но смерть находится в другом месте. - И ее пальцы стали передвигаться в сторону фотографий с изображением заваленной ветками дороги и участка лесного массива, где я, мокнув под дождем, бродила, с трудом выбравшись на просеку.
   В этот момент я бросила взгляд на Марино. Он сидел, подавшись корпусом вперед, опершись локтями на колени и устремив пристальный взгляд на Хильду. Пока что она не сделала каких-либо драматических для нас открытий. Ни Марино, ни я не считали, что Дебору и Фреда убили на лесной дороге, мы и до встречи с Хильдой предполагали, что убийство произошло где-то рядом с просекой, там, где были найдены тела.
   - Я вижу мужчину, - продолжала Хильда. - Легкой комплекции, не очень высокого, но и не маленького, среднего роста и стройного, но не костлявого. Я не знаю, кто он, но, поскольку сейчас у меня нет абсолютно четкого представления о происходивших там событиях, этот человек, предположительно, встречался с этой парой. Я чувствую дружественную обстановку, слышу чей-то смех. Похоже, что он очень дружелюбно отнесся к молодым людям. Возможно, они где-то встретились с ним, и я не могу объяснить причину, но меня одолевает такое предположение, что они все вместе смеются. Доверяют ему.
   Тут заговорил Марино:
   - Можете ли вы рассказать об этом человеке поподробнее? Как он выглядел?
   Продолжая водить по поверхности фотографии, она рассказала:
   - Я вижу что-то темное. Вполне возможно, что у него была черная борода или что-то темное на лице. Может быть, на нем была темная одежда. Но совершенно очевидно для меня, что он имел непосредственное отношение к этой паре и к представленному на фотографии месту.
   Открыв глаза, она пристальным взглядом уставилась на потолок.
   - Я вижу, что вначале их встреча носила очень миролюбивый характер. Ничто не предвещало беспокойства. А затем возникает страх. Это место, деревья - все пронизано страхом.
   - А еще что? - спросил Марино, с таким напряжением следивший за рассказом ясновидящей, что вздулись жилы на его шее. Если бы он наклонился еще хотя бы на полдюйма вперед, он, несомненно, слетел бы с кушетки.
   - Два обстоятельства, - продолжала она. - Может быть, они не настолько существенны, но у меня они все-таки вызывают кое-какие ассоциации. У меня возникает образ другого, не представленного на фотографии места, и у меня есть чувство, что это место каким-то образом связано именно с девушкой. Возможно, ее отвезли или отвели в какое-то место. Вот сейчас это место может быть где-то рядом, а может быть, это и не оно. Точно я не знаю, но у меня есть чувство, что там было слишком много каких-то цепляющихся предметов. Здесь была паника, шум, движение. Отсюда веет чем-то нехорошим. Затем происходит какая-то потеря. Я вижу какой-то металлический, военный предмет. Здесь я больше ничего не ощущаю, ничего плохого, и предмет сам по себе совсем безвредный.
   - А кто потерял эту металлическую штуку? - спросил Марино.
   - У меня складывается впечатление, что этот человек все еще жив. Передо мной нет образа этого человека, но я чувствую, что это мужчина. Он осознает, что эта вещь не очень нужная, и не очень тревожится об этом, проявляя лишь слабое беспокойство по этому поводу, только время от времени вспоминая об этой утерянной вещице.
   Зазвонил телефон, и она снова умолкла.
   - Вы об этом рассказали Пэт Харви, когда встречались с ней прошлой осенью?
   - Когда она захотела встретиться со мной, - ответила Хильда, - тела еще не были обнаружены и у меня не было этих фотографий.
   - Поэтому тогда у вас отсутствовали какие-либо впечатления?
   Она стала напряженно вспоминать.
   - Она привезла меня на стоянку зоны отдыха, указав мне на место, где был найден джип. Я постояла там немного. Да, я помню, что там был нож.
   - Какой нож? - спросил Марино.
   - Я видела нож.
   - Какой нож? - спросил он, и тут я вспомнила, как хозяйка собаки, Гейл, попросила у Марино швейцарский армейский нож для того, чтобы вскрыть дверцы джипа.
   - Длинный нож, - ответила Хильда, - похожий на охотничий или военный. Кажется, у ножа была какая-то необычная рукоятка, черного цвета и резиновая, с лезвиями, способными прорезать поверхность таких твердых вещей, как дерево.
   - Я не совсем хорошо вас поняла, - произнесла я, хотя до меня очень четко дошел смысл сказанных ею слов. Мне не хотелось торопить ее.
   - У ножа были зубчики, как у пилы. Я хочу сказать, лезвия зазубрены, ответила Хильда.
   - Такая картина предстала в вашем воображении, когда вы находились на остановке зоны отдыха? - спросил Марино, изумленно глядя на нее.
   - У меня не было тогда чувства, что там было что-то пугающее, сказала она. - Увидев нож, я поняла, что нож был оставлен в джипе уже после того, как исчезла пара. Я чувствовала, что их не было на стоянке зоны отдыха, их там никогда не было. Она замолчала, снова закрыв глаза и нахмурив брови. - Я помню, меня охватила тревога, возник образ какого-то очень обеспокоенного и спешащего человека. Передо мной была картина кромешной темноты и спешащего в ночи человека, образ которого мне не удалось уловить.
   - А сейчас вы видите этого человека? - спросила я.
   - Нет, я его не вижу.
   - Его! - сказала я. Она снова замолчала.
   - У меня такое ощущение, что это мужчина. На этот раз Марино заговорил первым:
   - Вы обо всем этом сказали Пэт Харви, находясь там на стоянке зоны отдыха?
   - Только некоторые детали, - ответила Хильда. - Я не помню всего, что я говорила.
   - Мне надо немного походить, - пробормотал Марино, поднимаясь с кушетки. Казалось, Хильда вовсе не удивилась и не забеспокоилась, увидев, как Марино вышел, с грохотом закрыв за собой входную дверь.
   - Хильда, - обратилась к ней я, - когда вы встречались с Пэт Харви, у вас не создалось какого-то особенного впечатления? Чувство того, что она, может быть, предполагает, что могло приключиться с ее дочерью?
   - Было очень сильное ощущение вины и ответственности этой женщины за все случившееся. Но этого и следовало ожидать. Имея дело с родственниками пропавших или убитых, я всегда ощущаю, присутствие чьей-то вины. Вот только аура у нее была не совсем обычная.
   - Аура?
   Я хорошо была знакома с медицинским понятием "аура", означающим предчувствие начинающегося приступа. Но мне казалось, что Хильда вовсе не это имела в виду.
   - Для многих людей аура невидима, - объяснила она. - Я вижу ауру в различных цветовых гаммах. Стоит человек, а его окружает аура или какой-то цвет. Аура Пэт Харви была серой.
   - А что это значит?
   - Серый цвет означает что-то среднее между жизнью и смертью, объяснила она. - Я связываю этот цвет с болезнью; когда у человека болит тело и душа, то в определенной степени страдает мозг. Так, как будто бы что-то делает ее жизнь совершенно бесцветной.