Корнуэлл Патриция. Все, что останется

   - О, Господи! Кей, да их, должно быть, не меньше сотни.
   - Сто тридцать три. Я уже сосчитала. Вполне можно управиться. Ты можешь мне помочь?
   - Разумеется. - Он выглядел подавленным.
   В помощь Филдингу я подключила к этой работе своего администратора Розу, еще одного секретаря и анализатора-компьютерщицу. Мы собрались в конференц-зале со списком аптек. Инструкции были предельно ясны. Никому ни слова о том, чем мы заняты, - ни членам семьи, ни друзьям, ни полиции.
   Так как рецепт был восьмилетней давности, а Джилл погибла, была надежда, что рецепты находились не в действующем, а в старом томе дела. Я советовала всем просить фармацевтов проверить по архивным материалам: Если кто-нибудь из них будет уклоняться от выполнения этой просьбы или от выдачи информации, советовала переадресовать разговор с ними ко мне.
   Мы разошлись по своим кабинетам. Два часа спустя к моему столу подошла Роза, нежно массируя свое правое ухо.
   Она протянула мне листок, не в силах скрыть торжествующей улыбки.
   - Аптека на Бульварди-Брод. Там, на имя Джилл Харрингтон, хранятся два закрытых рецепта на либриум.
   Она назвала мне даты. - Имя врача?
   - Доктор Анна Зеннер, - ответила она. Боже мой!
   Скрывая удивление, я поздравила ее.
   - Ты бесподобна, Роза. Возьми отгул на вторую половину дня.
   - Я в любом случае ухожу в четыре тридцать, а сейчас уже опаздываю.
   - Тогда возьми отгул завтра с утра на полдня.
   Мне хотелось обнять ее.
   - И скажи остальным, что работа закончена. Могут перестать звонить.
   - Была ли доктор Зеннер не так давно президентом Ричмондской Академии медицины? - спросила Poза, задумчиво останавливаясь в дверях моего кабинета. - Похоже, я что-то читала о ней. О да. Она еще и музыкант.
   - До позапрошлого года она была президентом Академии. И она играет на скрипке в Ричмондском симфоническом оркестре. Тогда ты ее знаешь.
   Роза выглядела пораженной.
   "Все слишком хорошо", - подумала я, поднимая телефонную трубку.
   В тот же вечер мне домой позвонила Анна Зеннер.
   - Как видно из газет, ты была занята в последнее время, Кей, - сказала она. - Ты заявляешь о себе?
   Интересно, читала ли она "Пост"? В утренней статье было интервью с Хильдой Озимек и ее фотография с подписью "Ясновидящая знала, что все они мертвы". Приводились высказывания родственников и друзей убитых, половину страницы занимала цветная диаграмма, показывающая места, где были найдены машины и тела. Кэмп Пири зловеще обозначался в центре этого участка черепом с перекрещенными костями, словно на пиратской карте.
   - У меня все нормально, - ответила я. - Но может стать еще лучше, если ты мне поможешь.
   Я объяснила, что меня интересовало.
   - Завтра я направлю факсом официальный запрос с указанием статей закона, позволяющих мне затребовать материалы в отношении Джилл.
   Это была проформа. Тем не менее, мне казалось неудобным напоминать ей о предоставленных мне законом правах.
   - Можешь принести запрос сама. Обедаем в четверг в семь часов?
   - Тебе совсем не обязательно беспокоиться...
   - Никакого беспокойства, Кей, - мягко перебила она, - я соскучилась по тебе.
   Глава 13
   Пастельные тона жилых кварталов напомнили мне о Майами-Бич. Дома были окрашены в розовый, желтый, голубой цвета, с отполированными бронзовыми ручками на входных дверях и развевающимися самодельными флагами, вид которых под дождем, перешедшим в снег, казался нелепым.
   Движение в час "пик" было ужасным. Мне пришлось дважды объехать квартал, прежде чем я нашла место для стоянки на приемлемом расстоянии от моего любимого винного магазинчика. Я выбрала четыре бутылки вина, две красного и две белого.
   Затем поехала вдоль Монумент-авеню, где статуи восседающих на конях генералов Конфедерации нависали над машинами, двигавшимися в призрачно-молочном месиве снега. Летом, посещая Анну, я проезжала по этому маршруту раз в неделю, постепенно мои визиты стали нерегулярными осенью и совершенно прекратились зимой.
   Приемный кабинет располагался в доме - приятном старом строении, выкрашенном в белый цвет. Улица была вымощена булыжником, а с наступлением темноты зажигались газовые лампы. Позвонив в дверь и уведомив ее о своем появлении, как делали ее пациенты, я прошла в фойе, ведущее в комнату ожидания. Кожаная мебель стояла вокруг кофейного столика, на котором лежали журналы, старый восточный ковер покрывал паркетный пол. В шкафу, в углу, красовались игрушки для маленьких пациентов. У стены стоял письменный стол, на нем кофеварка, а чуть подальше от стола был камин. В конце длинного коридора распрлагалась кухня, где что-то готовилось, и я вспомнила, что сегодня пропустила ленч.
   - Кей, это ты?
   Послышался незабываемый голос с сильным немецким акцентом и спешащие мне навстречу торопливые шаги. Затем появилась Анна, которая, вытерев руки о фартук, заключила меня в объятия.
   - Ты закрыла за собой дверь?
   - Да, ты сама закрываешь дверь после ухода последнего посетителя, Анна, - привыкла говорить я всякий раз.
   - Ты мой последний пациент. Я прошла за ней на кухню.
   - И все твои пациенты приносят вино?
   - Я бы этого не позволила. Но я не готовлю для них. Ради тебя я нарушаю все мои правила.
   - Да, - со вздохом сказала я, - смогу ли я отблагодарить тебя?
   - Только, конечно же, не своими услугами, надеюсь. - Она поставила пакет на разделочный стол.
   - Обещаю быть очень нежной.
   - Я буду очень голой и очень мертвой, и мне будет совершенно наплевать, насколько нежно ты будешь обращаться со мной. Ты надеешься меня напоить, или ты занялась продажей вин?
   - Забыла поинтересоваться, что будет на обед, - объяснила я, - не знала, какое принести вино, красное или белое. Чтобы не ошибиться, захватила по две бутылки каждого.
   - Напомни, чтобы я впредь никогда не говорила тебе, что буду готовить. Боже мой, Кей! - Она выставила бутылки. - Потрясающий вид. Налить стаканчик сейчас или сначала предпочитаешь чего-нибудь покрепче?
   - Определенно чего-нибудь покрепче.
   - Как обычно?
   - Пожалуйста.
   Глядя на большой горшок, булькающий в духовке, я добавила:
   - Надеюсь, это то, что я думаю. Анна замечательно готовила перец.
   - Следует подогреться. Я положила туда зеленый перец и томаты, которые ты в последний раз привезла из Майами. Я сберегла их. В духовке хлеб и тушеная капуста. Кстати, как твоя семья?
   - Люси неожиданно стала проявлять интерес к мальчикам и машинам, но не думаю, чтобы это серьезно, поскольку она до сих пор отдает предпочтение своему компьютеру, - сказала я. - Сестра подготовила к выпуску в следующем месяце еще одну детскую книгу, но у нее нет никаких идей относительно ребенка, которого, как подразумевается, она растит. Что касается моей матери, то, за исключением обычных сетований на то, что стало с Майами, где больше никто не говорит по-английски, все в порядке.
   - Ты ездила к ним на Рождество?
   - Нет.
   - Твоя мать простила тебя?
   - Нет еще, - ответила я.
   - Не могу сказать, чтобы я ее осуждала. На Рождество семья должна собираться вместе.
   Я ничего не ответила.
   - Но это хорошо. - Она удивила меня, сказав: - Тебе не хотелось поехать в Майами, поэтому ты не поехала. Я говорила тебе, что женщины должны быть эгоистичны. Возможно, ты учишься быть самолюбивой?
   - Думаю, эгоизм довольно легко прививается мне, Анна.
   - Когда ты не будешь больше страдать от этого, я буду знать, что излечилась.
   - Я все еще испытываю чувство вины, поэтому, думаю, еще не вылечилась. Ты права.
   - Да. Пожалуй.
   Я наблюдала, как она откупорила бутылку с характерным звуком - рукава белой хлопковой блузки закатаны до локтей, предплечья сильные и уверенные, как у женщины моложе ее вдвое. Не знаю, как выглядела Анна молодой, но и сейчас, когда ей было почти семьдесят лет, она обращала на себя внимание своими ярко выраженными тевтонскими чертами лица: короткими белыми волосами и светлыми голубыми глазами. Открыв буфет, Анна достала бутылки и через мгновение вручила мне скотч с содовой, а себе приготовила "манхэттен".
   - Что нового, с тех пор как я в последний раз виделась с тобой, Кей?
   Мы перенесли наши напитки на кухню и поставили на стол.
   - Это было до Дня благодарения? Да, мы потом говорили по телефону. Ты беспокоишься насчет книги?
   - Да, ты знаешь о книге Эбби, по крайней мере, столько, сколько и я. Слышала об убийствах. Тебе также известно о Пэт Харви и о расследовании. Я вынула сигареты.
   - Да, я слежу за событиями по новостям. Ты неплохо выглядишь. Хотя немного уставшая. И, возможно, слишком похудевшая.
   - Нельзя быть слишком похудевшей, - сказала я.
   - Были моменты, когда ты выглядела гораздо хуже, с моей точки зрения. Думаю, ты научилась справляться со стрессом от твоей работы.
   - В какие-то дни лучше, в какие-то хуже.
   Анна сделала небольшой глоток своего "манхэттена" и задумчиво уставилась на духовку.
   - А Марк?
   - Я виделась с ним, - сказала я. - Мы говорили по телефону. Он все еще не уверен. Думаю, я тоже. Поэтому, наверное, ничего нового.
   - Ты виделась с ним, это уже новость.
   - Я все еще люблю его.
   - Это не новость.
   - Все это так трудно, Анна. Всегда было трудно. Не знаю, почему не могу покончить с этим.
   - Потому что чувства слишком сильные, но оба вы боитесь обязательств. Вы оба ищете радости и общения, но хотите идти каждый своим путем. Я обратила внимание - на него намекали в газете.
   - Знаю.
   - И?..
   - Еще не разговаривала с ним.
   - Не думаю, что нужно это делать. Если он не видел газеты, наверняка кто-нибудь из Бюро сообщил ему. Если он разочарован, то ты об этом услышишь, не так ли?
   - Ты права, - облегченно сказала я, - услышу.
   - По крайней мере, вы созваниваетесь. Чувствуешь себя счастливее?
   - Чувствовала.
   - У тебя есть надежды?
   - Хочу увидеть, что произойдет, - ответила я. - Но не уверена, что получится.
   - Никто ни в чем не может быть уверен.
   - Да, такова печальная правда, - сказала я. - Ни в чем не могу быть уверена. Знаю только то, что чувствую.
   - Значит, ты пока впереди своры.
   - Что бы ни представляла собой свора, если я впереди нее, тогда это еще одна печальная правда, - согласилась я.
   Анна поднялась, чтобы вынуть хлеб из печи. Я наблюдала, как она раскладывает по тарелкам перец, тушеную капусту, наливает вино. Вспомнив о запросе, который я принесла с собой, я достала его из записной книжки и положила на стол. Анна не взглянула на него до тех пор, пока не накрыла на стол и не села и только затем спросила:
   - Ты намерена продолжить нашу беседу?
   Я достаточно хорошо знала Анну и была уверена, что она не записывала в карту детали доверительных бесед с пациентами. Люди, занимающие должности, подобные моей, имеют предоставленные законом права затребовать медицинские записи, и эти документы в конце кондов могут оказаться в суде. Люди, подобные Анне, слишком щепетильны и никогда не фиксируют конфиденциальные разговоры на бумаге.
   - Почему бы не сделать выводы, - предложила я.
   - Я поставила диагноз, что у нее было устранимое нервное расстройство, - проговорила она.
   Это было равносильно тому, если бы я сказала, что смерть Джилл последовала в результате остановки сердца и прекращения дыхания. Независимо от того, застрелен человек или его сбил поезд, смерть наступает от прекращения дыхания и остановки сердца. Диагноз нервного расстройства был самым всеохватывающим из диагнозов, указанных в Диагностическом и статистическом учебнике психических расстройств. Этот диагноз предоставлял возможность пациенту получить лечение по страховке, не раскрывая ни на йоту сути заболевания или историю его возникновения.
   - Вся человеческая раса страдает нервным расстройством, - сказала я Анне.
   Она улыбнулась.
   - Я уважаю твою приверженность профессиональной этике, - проговорила я, - и у меня нет желания вносить исправления в имеющиеся у меня справки или дополнять их информацией, которую ты считаешь конфиденциальной. Но мне чрезвычайно важно знать о Джилл все, что хоть как-то может пролить свет на ее убийство. Если это относится, например, к образу жизни, то, возможно, из-за этого она оказалась в опасной ситуации.
   - Я также уважаю твою профессиональную этику.
   - Спасибо. Теперь, когда мы выразили взаимное восхищение нашей искренностью и честностью, может быть, отложим формальности в сторону и продолжим беседу?
   - Конечно, Кей, - мягко проговорила она. - Я очень хорошо помню Джилл. Трудно не помнить необычного человека, особенно если он был убит.
   - Что в ней было необычного?
   - Необычного? - Она печально улыбнулась. - Очень красивая, внушающая любовь молодая женщина. Все говорило в ее пользу. Я с нетерпением ждала встреч с нею. Не будь она моей пациенткой, я хотела бы с ней дружить.
   - Сколько времени она посещала тебя?
   - Три-четыре раза в месяц более года.
   - Почему именно тебя, Анна? - спросила я. - Почему не кого-то поблизости в Вильямсбурге, кого-нибудь ближе к дому?
   - У меня много пациентов из других мест. Некоторые приезжают даже из Филадельфии.
   - Потому что они не желают, чтобы их знакомым стало известно о посещениях психиатра?
   Она кивнула.
   - К сожалению, многие приходят в ужас при одной мысли, что об их визитах станет известно. Ты удивишься, узнав, сколько людей, находившихся в этом кабинете, покидают его через заднюю дверь.
   Я сама никому не говорила, что посещала психиатра, и если бы Анна не отказалась брать с меня плату, платила бы ей наличными. Менее всего мне хотелось, чтобы, узнав об этих визитах, кто-то пустил слух среди сотрудников Департамента здоровья и обслуживания населения.
   - Очевидно, Джилл не хотела, чтобы было известно о ее визитах к психиатру, - сказала я. - Возможно, именно поэтому она получила либриум по рецептам в Ричмонде.
   - До твоего звонка я не знала, что она купила либриум в Ричмонде. Но я не удивлена. - Анна взяла свой бокал.
   Перец был совершенно бесподобным, но настолько острым, что на глазах невольно навернулись слезы. Лучшее творение Анны, я так ей и сказала. Затем объяснила то, о чем она, возможно, догадалась.
   - Возможно, Джилл и ее подруга были убиты тем же индивидуумом, который совершил убийства и других пар, - сказала я. - По крайней мере, имеется много общего. Это и объясняет мою заинтересованность.
   - Меня не интересует информация о делах, которыми ты сейчас занимаешься, если, конечно, не считаешь, что мне это необходимо знать. Поэтому задавай вопросы, а я постараюсь вспомнить все, что смогу, о жизни Джилл.
   - Почему она так беспокоилась, что о ее визитах к психиатру может стать известно? Что она скрывала?
   - Джилл родом из состоятельной семьи в Кентукки, и одобрение родителей играло для нее большую роль. Она посещала подобающую ее положению школу, хорошо училась, обещала стать преуспевающим адвокатом. В семье ею гордились. Но не знали.
   - Не знали о чем? Что она посещала психиатра?
   - Да, этого они не знали, - сказала Анна. - Но гораздо важнее, они не знали, что Джилл была вовлечена в гомосексуальные отношения.
   - Элизабет?
   Я знала ответ до того, как задавала вопрос. Подобная возможность уже приходила мне в голову.
   - Да. Джилл и Элизабет стали подругами, когда Джилл училась на первом курсе юридической школы. Затем они стали любовницами. Связь оказалась очень страстной, очень трудной, изобилующей конфликтами. Первой для обеих - так, по крайней мере, мне рассказала Джилл. Ты должна иметь в виду, что я ни разу не видела Элизабет и не слышала ее мнения. Джилл обратилась ко мне, потому что хотела измениться. Она не хотела быть гомосексуальной и надеялась, что терапия поможет ей восстановить гетеросексуальность.
   - Были основания для таких надежд? - спросила я.
   - Не знаю, что могло бы произойти со временем, - сказала Анна. - Все, что я могу тебе сообщить, основано на рассказанном мне самой Джилл. Ее связь с Элизабет была достаточно сильной. У меня сложилось впечатление, что Элизабет воспринимала гораздо спокойнее отношения с Джилл, которая не могла принять их разумом, но не имела сил отказаться от них эмоционально.
   - Должно быть, она переживала сильные душевные страдания.
   - В последние несколько посещений я заметила, что ее переживания стали острее. Она закончила юридическую школу. Перед ней лежало прекрасное будущее. Пришло время принимать решение. У нее начали появляться спазматические колики. Тогда-то я прописала ей либриум.
   - Упоминала ли Джилл в беседах с тобой такое, что бы дало хоть какой-то намек на человека, который мог сделать с ними нечто подобное?
   - Я раздумывала над этим, внимательно изучала все, что знала, после происшедшего. Я виделась с Джилл зa три дня до убийства. Трудно описать, как упорно я анализировала все, что она мне говорила. Надеялась, что удастся что-нибудь вспомнить, какую-нибудь деталь, которая сможет помочь. Но - ничего.
   - Они обе скрывали свою связь от окружающих?
   - Да.
   - Были ли у них парни, с которыми Джилл или Элизабет встречались время от времени? Хотя бы для отвода глаз?
   - Ни одна из них ни с кем не встречалась, так мне сказала Джилл. Никакой ревности, если, конечно, не было чего-то, о чем я не знаю.
   Она посмотрела на мою пустую тарелку.
   - Еще перцу?
   - Спасибо.
   Она встала, поставила посуду в посудомоечную машину. Некоторое время мы молчали. Анна сняла фартук и повесила его на крючок в небольшом шкафчике. Взяв бокалы с вином, мы перешли в ее рабочий кабинет.
   Это была моя любимая комната. Книжные полки занимали две стены, посередине третьей было окно с фонарем, через которое, сидя за столом, можно было видеть, как снег засыпает небольшой дворик. Из этого окна я когда-то наблюдала, как цветут бело-лимонные магнолии, смотрела на последние искры уходящей осени. Сейчас мы беседовали с Анной о моей семье, о разводе и о Марке. Говорили о страданиях и о смерти. Сидя в потертом кресле, я, стесняясь, вела Анну по своей жизни так же, как Джилл Харрингтон.
   Они были любовницами. Это обстоятельство связывало их с другими парами, так что версия о "добром мистере из бара" становилась менее правдоподобной. Об этом я сказала Анне.
   - Согласна, - ответила она.
   - В последний раз их видели в гриль-баре "Якорь". Джилл рассказывала тебе об этом месте?
   - Она не называла. Но упоминала бар, куда они иногда ходили и где разговаривали. Изредка они посещали небольшие ресторанчики, расположенные в стороне от дорог, посетители которых не знали их. Иногда они выезжали на экскурсии на машине. Обычно эти поездки происходили, когда они усиленно спорили о своих взаимоотношениях.
   - Если подобная беседа имела место в ту пятницу в "Якоре", вероятно, одна из них была расстроена, а другая, чувствуя себя отвергнутой, рассержена, - сказала я. - Возможно, что Джилл или Элизабет могли бы подцепить мужчину, пофлиртовать с ним, чтобы заставить другую поволноваться.
   - Не сказала бы, что это невозможно, - ответила Анна. - Но, честно говоря, подобное поведение меня сильно удивило бы. У меня не было впечатления, что Джилл и Элизабет разыгрывали друг друга. Я более склонна предположить, что, когда они разговаривали в тот вечер, их беседа была бурной и, возможно, занятые друг другом, они не обращали внимания на происходившее вокруг.
   - Кто-нибудь, наблюдая за ними, мог подслушать?
   - Да, такая опасность существует, если вести на людях личные разговоры, я говорила об этом Джилл.
   - Если она опасалась, что могут возникнуть подозрения об их связи, то к чему этот риск?
   - Ее решимость не была твердой, Кей. - Анна взяла бокал с вином. Когда они с Элизабет оказывались вдвоем, то довольно легко восстанавливали интимность отношений, обнимая, успокаивая, плача и не приходя ни к какому решению.
   Мне это было знакомо. Когда мы с Марком выясняли отношения у него или у меня в квартире, в конце концов мы неизбежно оказывались в постели. Затем один из нас уезжал, а проблемы так и оставались нерешенными.
   - Анна, ты думала, что их связь может иметь отношение к тому, что с ними приключилось? - спросила я.
   - Если и имеет, то их отношения придают всему делу необычную окраску. Думаю, одинокая женщина в баре, ищущая знакомства, подвергается большей опасности, нежели две девушки, не заинтересованные в том, чтобы привлечь к себе внимание.
   - Давай вернемся к их привычкам и образу жизни, - предложила я.
   - Они жили в одном блоке, но не вместе, во имя соблюдения приличий. Кроме того, так было удобнее. Каждая могла жить собственной жизнью, а затем вечером они встречались на квартире Джилл. Джилл предпочитала оставаться в своей квартире. Помню, как она говорила, что когда родные и некоторые из знакомых не заставали ее дома по вечерам, у них возникали вопросы. - Она помолчала, задумавшись. - Джилл и Элизабет также занимались спортом, были тренированны. Бегали, кажется, но не всегда вместе.
   - Где они бегали?
   - По-моему, недалеко от места, где они жили, был парк.
   - Что-нибудь еще? Театры, магазины, излюбленные места для прогулок?
   - Ничего не приходит в голову.
   - А что говорит твоя интуиция? Что она говорила тебе тогда?
   - Чувствую, что Джилл и Элизабет вели неприятный разговор в баре. Возможно, им хотелось побыть одним, и вряд ли бы они приветствовали чью-либо компанию.
   - И тогда?
   - Ясно, что они где-то встретили убийцу в тот вечер.
   - Ты можешь представить, как это произошло?
   - Мне всегда казалось, что это был некто, кого они знали настолько, что у них не было оснований не доверять ему. Если, конечно, их не принудили под дулом пистолета один или несколько человек в баре, или на автостоянке, или в другом месте, где они могли оказаться.
   - А если неизвестный подошел к ним на автостоянке у бара, попросил подвезти куда-нибудь, сказав, что сломалась машина...
   Она покачала головой:
   - Такое поведение не совпадает с моим впечатлением о них. Если, конечно, этот человек не был им знаком.
   - Или же если убийца был в форме полицейского и, возможно, остановил их, чтобы его подбросили.
   - Это другое дело. Думаю, ты и я попались бы на эту удочку.
   Анна выглядела уставшей, поэтому я поблагодарила ее за обед и уделенное мне время. Я знала, что наша беседа была для нее трудной. Интересно, как бы я чувствовала себя на ее месте?
   Через минуту после того, как я вошла к себе домой, зазвонил телефон.
   - Последнее, что я вспомнила, но, возможно, это не имеет отношения, сказала Анна. - Джилл говорила что-то насчет кроссвордов, которые они разгадывали, когда им хотелось побыть дома, просто побыть вдвоем, в воскресенье утром, например. Неважно, может быть. Но так они иногда проводили время вдвоем.
   - Книга кроссвордов? Или из газет?
   - Не знаю. Джилл читала различные газеты, Кей. У нее всегда с собой что-нибудь да было, когда она приходила на сеансы. Например, "Уолл-стрит джорнэл", "Вашингтон пост".
   Я поблагодарила Анну и сказала, что в следующий раз моя очередь готовить. Затем я позвонила Марино.
   - Восемь лет назад в округе Джеймс-Сити были убиты две девушки, - я сразу перешла к делу. - Возможно, есть связь с другими преступлениями. Ты знаешь детектива Монтану, работавшего там в то время?
   - Да. Я встречался с ним.
   - Нам нужно с ним встретиться, поднять дела. Он умеет держать рот на замке?
   - Черт его знает, - ответил Марино.
   * * *
   Внешний вид Монтаны (гора) вполне соответствовал фамилии: большой, ширококостный, голубые с поволокой глаза, широко посаженные на суровом и честном лице, копна густых седых волос. Акцент выдавал чистокровного выходца из Вирджинии, а его речь изобиловала междометиями "да, мэм". На следующий день он, Марино и я собрались у меня дома, где можно было не опасаться, что кто-нибудь нарушит наше уединение.
   Монтана, должно быть, потратил годовой бюджет отделения на фотографии, сделанные по делу Джилл и Элизабет, поскольку они заняли все свободное пространство на моей кухне. На них было запечатлено место убийства, расположение тел, "фольксваген", оставленный на стоянке у отеля, гриль-бар "Якорь" и, что самое замечательное, каждая комната в апартаментах девушек, включая кладовки и шкафы для одежды. Его кейс был набит справками, картами, записями бесед, диаграммами, описаниями вещественных доказательств, записками с телефонными номерами. Нужно сказать доброе слово в пользу детективов, которым редко приходится сталкиваться с убийствами на своей территории. Дела, подобные этому, случаются один-два раза за всю карьеру, но детективы работают над ними очень тщательно.
   - Кладбище находится рядом с церковью. Он пододвинул фотографию ближе ко мне.
   - Здание церкви выглядит довольно странно, - сказала я, с восхищением глядя на кирпичное, крытое шифером строение, сильно пострадавшее от непогоды.
   - И да и нет. Его построили в семнадцатом веке, оно содержалось в порядке до тех пор, пока не произошло короткое замыкание. Помню, увидел дым - я был тогда в наряде - и подумал, что горит один из стоящих по соседству домов. Какое-то историческое общество проявило интерес и выделило деньги на ремонт. Сейчас церковь выглядит, как прежде, и снаружи, и изнутри. К ней можно подъехать по этой незаметной дороге, проходящей вот здесь, - Монтана протянул другую фотографию, - расположенной менее чем в двух милях к западу от дороги № 60 и в четырех милях к западу от бара "Якорь", где девушек видели живыми в последний раз.
   - Кто обнаружил тела? - спросил Марино, перебегая глазами от одной фотографии к другой.
   - Прихожанин, работающий в церкви. Он пришел утром в субботу убраться в церкви, приготовить кое-что к воскресной службе. Сказал, что как только подъехал, так сразу заметил двух человек, будто бы спавших в траве на территории кладбища футах в двадцати от ворот. Тела были видны со стоянки около церкви. Не похоже, чтобы тот, кто совершил преступление, беспокоился, что их могут обнаружить.