Страница:
Бергман насторожился. Он был готов к тому, что Карлос начнет изворачиваться, врать, и вроде как все именно по этому сценарию и происходило. Но было в голосе колумбийца что-то такое, что заставило Бергмана — на секунду, не более — поверить.
— А кто тогда, Карлос? — непонимающе развел руками Бергман. — Кому еще в этом городе это надо?!
— Тому же, кто и моих людей кончил, — угрюмо вздохнул колумбиец.
Бергман оторопел.
— И ты не считаешь, что это дело рук Висенте?
Карлос кивнул.
— Это не Висенте. Я проверял.
Остатки волос на голове Бергмана зашевелились. Он категорически отказывался верить в то, что столько трупов да еще в столь краткий срок мог навалять один-единственный человек — пусть и с женщиной в качестве наводчицы.
— Господи! — выдохнул он в прижатые к лицу ладони. — Кто же ты, сволочь?
— Вот ты это и выясни, Тедди, — невесело усмехнулся глава колумбийской мафии. — Иначе за что я тебе налоги плачу?
Нэнси смотрела на все это с печалью. Да, она знала об убийствах и поджогах, но в отличие от горожан она знала хотя бы то, кто стоит за поджогом школьного архива и стрельбой по совсем уже сдвинувшемуся психу Тальботу. А главное, пробыв замужем за полицейским без малого тринадцать лет, Нэнси понимала: все это ни к чему, пустое, и вовсе не оружие спасает человека, когда приходит беда.
Впрочем, нет, некоторая польза от массовой паники была. Резко возросло количество заключенных страховок, оживился оружейный бизнес, люди принялись хватать ссуды в банках, даже не представляя, как будут расплачиваться, а молодая хьюстонская фирма, лишь недавно ставшая торговать охранными системами, резко пошла в гору и, как говорили, уже решила открывать в этом городке филиал.
Впрочем, не только финансовые структуры сообразили, какие выгоды может принести этот кратковременный массовый психоз, и местное телевидение вовсю транслировало высосанные из пальца «новости» о маньяке вперемежку с политической рекламой, в которой главный конкурент Хью Тревиса на предстоящих выборах в мэрию — Дэвид Лоу уже поднимал вопрос о необходимости увеличения налогов для улучшения охраны общественного порядка.
Нэнси от всего этого буквально выворачивало. В городе все знали, что Дэвид Лоу — пустозвон и дешевый политический авантюрист. Но страх, которому обыватели не могли посмотреть в глаза, заполонил город по самые крыши, медленно, но верно превращая людей в послушное стадо, готовое пойти за кем угодно — лишь бы повели.
***
Мэр города мистер Хью Тревис был одним из немногих, кто видел всю картину, как она есть, а потому и тревожился много сильнее, чем этот бездарь Бергман.
Самым паршивым было то, что старая кондитерская и еще более древняя, стоящая в городе чуть ли не со времен Гражданской войны табачная фабрика остро нуждались в реконструкции. Да, формально обе принадлежали шурину мэра, но платил-то за все сам Хью Тревис, а прямо сейчас у него не было, считай, ни гроша. И едва он договорился с Висенте Маньяни о передаче ему контрольного пакета акций, а фактически о продаже, как началась эта свара.
В принципе, мэру было глубоко наплевать, кто заварил эту кашу, но одно было плохо: едва начиналась стрельба, почти остепенившийся Висенте принимался вспоминать молодость и медленно, но верно сползал туда, откуда и вышел, — в откровенный криминал. Как результат, все его вполне дельные экономические новшества отступали перед законами итальянской чести, и хорошие сделки оказывались проваленными, а его несостоявшиеся партнеры оставались в дураках.
Хью Тревис оставаться в дураках не хотел. Он видел то, чего пока не видел почти ни один из участников этой дурацкой пикировки, — надвигающиеся перемены. Он видел, что не пройдет и двух-трех лет, и Висенте или его преемник, если Висенте не доживет, будет вынужден окончательно завязать с криминальным бизнесом и перевести все капиталы огромной семьи в иные, абсолютно легальные сферы. Просто потому, что окончившие колледжи, почти не говорящие на итальянском внуки и правнуки некогда беспощадных мафиози давно не хотят умирать — ни за честь, ни за деньги.
Видел мэр и то, что освобождающееся пространство торговли наркотиками и женским мясом с неизбежностью закона тяготения займут дерзкие, еще не насытившиеся колумбийцы — это вопрос времени. И единственное, чего не видел мэр, — как сделать этот процесс рокировки властью и капиталами безболезненным и взаимно полезным, побыстрее сбагрить фабрики итальянцам, а самому уехать на далекие острова и до конца своих дней лежать под пальмой со стаканом в одной руке и смуглой упругой туземкой — в другой.
Само собой, сразу же после убийства двух колумбийских сутенеров он с глазу на глаз встретился с Висенте Маньяни и, само собой, получил заверения в том, что лично он, Висенте, к этому никак не причастен.
— Ты же не первый год меня знаешь, Хьюго, — уважительно приглашая присаживаться, развел руками итальянец. — Если я что говорю, значит, оно так и есть. Конечно же, Карлоса надо бы наказать — просто, чтобы место свое знал, но я пока приказа начинать войну не отдавал. И не потому, что я боюсь. Ты меня понимаешь?
— Я тебя очень уважаю, Висенте, — как бы подтверждая только что сказанное, кивнул Тревис. — Ты никогда от опасности не бегал…
Маньяни самодовольно улыбнулся и превратился в слух.
— А потому и обращаюсь непосредственно к тебе.
Итальянец мгновенно насторожился.
— Мне в этом городе уже недолго осталось, — осторожно принялся развивать свою мысль мэр. — Но мне далеко не все равно, кто займет это кресло после меня…
— И что? — прищурился Маньяни.
— Мне кажется, что самой достойной кандидатурой мог бы стать ты.
Итальянец оторопело моргнул.
— Я?!
— А что? Тебя в городе знают… уважают… ты сам посуди, не отдавать же такое место этому дураку Дэвиду Лоу?
Глава клана задумался, а Тревис, выдержав необходимую паузу, добавил:
— Знаешь, как говорят на Востоке, судьба послушных ведет, а непослушных тащит. Тебе не избежать этого поста, Висенте, через два года или через шесть, но рано или поздно ты займешь это место.
— И что я для этого должен сделать? — недобро прищурился итальянец.
— Поговори с Карлосом, — умоляюще сощурился мэр. — Я хочу, чтобы вы обо всем договорились по-хорошему.
— Стоп-стоп, — упреждающе поднял руку Висенте. — А тебе-то что с того? У тебя-то какой интерес?
Мэр улыбнулся.
— А мой интерес самый прямой. Если федералы сюда заявятся, здесь ведь не только колумбийцам станет жарко; меня они тоже поджарят. И, видит бог, я этого не хочу.
Да, в последнее время слуги нечистого стали осторожны. Они выставляли посты наблюдения чуть ли не на каждом перекрестке, а в подпольные казино и бордели чужому человеку и вовсе невозможно было пробиться. Но Салли знал, что делал, и каждую ночь смерть пожинала новый урожай, и мертвые еще при жизни, разлагающиеся духовно язычники и отступники от Слова Его с ужасом погружались туда, откуда для них был только один путь, — в ад.
И только в субботу — святой день — Салли оставлял этот грешный город в покое и целиком посвящал все свое время поискам той, за которой сюда и приехал.
В отличие от мужа, Нэнси не придала этому известию особого значения, но когда пришло письмо, мир словно перевернулся. Перепуганный до чертиков директор, естественно, заручившись поддержкой совета, извещал всех остальных, не состоящих в совете уважаемых родителей, что в школе вводится особый режим посещений, и это означает охрану на входе, жесткую и последовательную борьбу за дисциплину и пропускной режим, нарушение которого будет караться так же последовательно и беспощадно — вплоть до отчисления из школы.
Нэнси знала, откуда дует ветер. Джимми уже не раз упоминал, что в борьбе за бюджет мэр намерен продемонстрировать, что городская полиция уже не справляется с текущей криминальной ситуацией. Вариантов продемонстрировать это было множество: поднять шум вокруг мифического маньяка, горячо обсуждать давно канувшую в Лету перестрелку итальянцев и колумбийцев и — вот, как сейчас, — самими дисциплинарными мерами убедить горожан в том, что подростки — чуть ли не само вселенское зло.
Самое ужасное, это срабатывало. После каждой истерической по своему накалу полицейской рекламной кампании горожане начинали соглашаться с тем, что в городе стало жить опасно и только сверхзащищенность и сверхвооруженность способна хоть как-то изменить ситуацию. Пропитанные слухами и телевизионной жвачкой люди начинали запугивать сами себя почти до икоты, а страховые и охранные фирмы, на треть принадлежащие все тому же мэру и все тем же итальянцам, набирали сумасшедшие обороты и все больше, больше средств вкладывали в то, чтобы самый выгодный сектор их бизнеса освещала специфически подобранная информация.
И словно подтверждая ее мысли, вошедший в дом с веранды сонный, вялый Джимми принялся щелкать массивным переключателем купленного на днях новенького телевизора, и с экрана хлынули последние криминальные новости вперемешку с призывами позаботиться о безопасности своей и своих детей — естественно, ценой жалких остатков былой американской свободы.
— Надо бы и нам охранную систему поставить, — нарушил гнетущее молчание муж. — Береженого и бог бережет.
Нэнси обмерла и вдруг вспомнила коронный трюк Джимми — еще когда они только сюда приехали.
Среди местных недорослей как раз пошла мода дразнить копов, сознательно превышая скорость и не подчиняясь командам остановиться. Ребятишки прекрасно знали, что полицейские стрелять не будут даже по колесам. В маленьком городке, где все знали всех, это было бы и невозможно. Дело дошло до того, что на пульт поступало до шести извещений об очередных нарушителях в день!
Конечно, формально этим должны были заниматься «дорожники», но и муниципальная полиция в стороне не оставалась, и порой в погоню за этими придурками выходило до десятка патрульных машин!
Вот тогда Джимми и придумал этот трюк. Узнав, что нарушитель движется в его сторону, он просто выходил на неширокую, размеченную еще двести пятьдесят лет назад дорогу и просто стоял, перекрывая собой самый ее центр.
Попытаться его объехать на скорости в восемьдесят-девяносто миль в час означало вылететь на высокий тротуар с изрядным риском опрокинуться, и мальчишки начинали тормозить, порой останавливая машину в двух-трех футах от упертого до тупости копа.
Когда Бергман узнал об этом безумном состязании своего подчиненного со смертью, он орал на Джимми так, что было слышно за два квартала. Но ни разу Джимми не показал, что ему страшно, и не отошел в сторону.
— Что скажешь? — напомнил о себе муж. — У нас в отделении уже все кредит на охранные системы взяли… Может, и мы?
— Лучше за детьми съезди, пока в отгулах сидишь, — отрезала Нэнси, — заодно и тещу навестишь.
Она уже поняла, чем будет занята в ближайшее время.
— Дыру не протри! — весело окликнул его водитель, и Салли, вздрогнув, виновато улыбнулся.
— Извините, сэр.
Главное было не упустить ее снова, как тогда, возле пиццерии. Давая огромной машине выехать с автозаправки, Салли отошел в сторонку, а затем не выдержал и, убедившись, что дорога пуста и клиентов пока не будет, побежал к своему автофургону. Сунулся в раскаленное солнцем нутро старой машины и торопливо принялся перебирать свои сокровища — удавку, бритву, шило и пакет.
Они были почти в порядке, только вот шило… попав точно в ребро сутенера, острый кончик тонкого изящного инструмента слегка изогнулся, и Салли до сих пор не мог решить, будет ли его править, — хрупкий каленый металл мог и не выдержать повторного изгиба.
Салли вспомнил этих двух последних сутенеров. Наживающиеся на грехе крепкие, как на подбор, парни оказались похожи один на другого, как близнецы. Оба не придали никакого значения подъехавшему старому автофургону; оба с интересом и пониманием отнеслись к просьбе Салли подобрать ему двух пухленьких девочек, и оба до примитивности легко попались на его удочку.
Салли просто предложил им пройти к автофургону за деньгами и ударил шилом сзади — под левую лопатку. Дальнейшее было делом техники. Каждый тут же получил еще по два удара в почки и прочный полиэтиленовый пакет на голову — чтоб не слишком громко хрипел.
Наказывать мужчин вообще оказалось намного скучнее, Салли не мог с ними проделать и половины тех трюков, что выпадали на долю женщин. Отчасти потому, что мужчины были физически крепче, и карать их следовало быстрее — слишком уж велик риск… но, скорее всего, потому, что господь намного охотнее отдавал ему именно насквозь порочных, буквально источающих соблазн наследниц Евы.
Едва он подумал о них, к горлу Салли подступил комок. В самом деле, все, совершенно все в этих тварях призывало человека к греху — и мягкое сдобное тело, и едва прикрытые одеждой прелести. Но главное, наследницы Евы определенно пытались конкурировать с господом, исторгая из себя все новую и новую жизнь!
— Салли! — заорали с автозаправки. — Бегом сюда! У нас клиент!
Во-первых, практически сразу, как только она въехала в этот район, к ней прицепились негры.
— Эй, крошка! — перегородил один из них дорогу медленно едущему по замусоренной улице «Форду». — Куда тебя занесло?
Нэнси ощутила, как сладостно екнуло в груди сердце, и лучезарно улыбнулась.
— В гости еду, брат!
Негр оторопел и, что-то пробубнив себе под нос, отошел в сторону. Нэнси тут же притормозила.
— Извини, я не расслышала… Еще раз не повторишь?
Негр глянул в сторону с интересом наблюдающих за перепалкой дружков и еще больше смутился.
«Молоденький еще… — мгновенно определила Нэнси. — Необтесанный…»
— Я тебя в гости не звал, — наконец-то выдавил он.
— А я пока не к тебе еду, — еще лучезарнее улыбнулась Нэнси, ощущая, как все ее естество переполняет смешливость. — Но если пригласишь, подумаю.
— Давай, Берт! Не теряйся! — захохотали наблюдатели. — Смотри, какая крошка тебя клеит!
— Да ну ее, — буркнул бедолага и окончательно смутился.
«Мальчишка», — подумала Нэнси и рванула с места. Некоторое время колесила по кварталу, а потом обнаружила наполовину испачканную какой-то черной дрянью табличку с нужным номером дома и ударила по тормозам. Заглушила и тщательно закрыла машину и через несколько секунд уже стучала в пошарпанную, когда-то покрытую краской дверь. И, господи, как же ей было хорошо!
— Давай к делу, — мгновенно переключила она разговор подальше от охов и ахов.
— Я оружейный магазин ограбить хочу, — как на духу, выпалила Нэнси.
Клэр недоверчиво замерла.
— А почему именно оружейный?
— А он охраняется лучше, — не стала скрывать Нэнси.
Бывшая сокамерница хохотнула и сокрушенно покачала головой.
— А от меня ты чего хочешь?
— Научи, — заглянула ей в глаза Нэнси. — Решимости-то у меня хватает, а знаний нет. Расскажи, как это делается…
Бывшая сокамерница жестом пригласила присаживаться и села напротив.
— Тогда начнем по порядку. Что брать будешь? Кассу? Оружие? Что вообще тебе надо?
«Жизни!» — едва не выпалила Нэнси, но… удержалась.
Сердце у Салли болезненно сжалось, а в глазах поплыли большие разноцветные круги, — он узнал бы эту машину из тысяч подобных.
— Ну, вот и свиделись, милашка, — пробормотал он и, бросив на сиденье тряпку, чтобы не обжечься, запрыгнул в машину. Вывел ее к дороге, а едва знакомый «Форд» со свистом миновал заправку, не мешкая выехал вслед.
«Может быть, все-таки поиграть с ней в лошадку? — мерцали в голове горячие, суматошные мысли, от которых все внутри него сладко сжималось. — Или в святого Себастьяна?»
Ответа, как всегда, не было. Обычно господь позволял ему самому выбрать правильное решение.
«Форд» стремительно погасил скорость, пересек условную черту города и начал разворачиваться на кольце. Салли облизнул губы — в самом худшем случае он узнает, где эта стерва живет, а в лучшем… От предвкушения у него даже закружилась голова.
«Форд» снова сбросил скорость и начал прижиматься к обочине, а затем резко вывернул и оказался на стоянке возле оружейного магазина.
«Патроны! — понял Салли. — Ну, конечно! Она хочет взять патронов для своей „беретты!“ Ну, ничего, тебе это сегодня уже не поможет!»
Шлюха стремительно вышла из машины, прижав сумочку к животу, прошла мимо столпившихся у витрин обывателей и скрылась внутри. Салли шумно выдохнул и откинулся на горячую спинку сиденья. Да, в тот раз ее выручило оружие, но сегодня… сегодня он был к этому готов.
«Резинка ей понадобилась! — внезапно вспомнил он, как лихо эта дрянь обвела его вокруг пальца той ночью, и стиснул зубы. — Ну, ничего, будет тебе сегодня „резинка“! Все у тебя сегодня будет…»
Был, конечно, и второй, более простой и еще более наглый вариант. Она представила, как кладет всех этих крепких мордатых мужчин, картинно клацающих незаряженным — строго по правилам торговли — оружием, лицами в пол, и внутри повеяло сладостным холодком.
«Ладно, теперь — в туалет!» — запретила себе отвлекаться Нэнси и тихонько шмыгнула в длинный, совершенно пустой служебный коридор. Пробежала несколько метров и резко свернула направо. Хлопнула дверью, щелкнула задвижкой и плотно прижалась горячим потным лбом к холодной кафельной стене.
Она не случайно выбрала именно это место. После разговора с мужем, проанализировав каждое его слово, Нэнси пришла к неоспоримому выводу — именно здесь, в приторговывающем охранными системами оружейном магазине и находился самый центр страха.
Нэнси не взялась бы выразить свои чувства словами, но почему-то хорошо знала, что именно отсюда страх распространял свои щупальца по всему городу, подминая под себя всех, кто попадается на пути, — таких, как Джимми и Рональд; таких как ее подруга Бетси и этот недоделанный психотерапевт мистер Левадовски, — всех!
Ах, если бы она сумела показать мнимость силы оружия — особенно здесь, где его больше, чем где-либо еще! Если бы смогла доказать, что ни в чем, кроме самого себя, человек не найдет ни опоры, ни защиты!
Пусть не всем… пусть хотя бы своему мужу…
— Как дела, Теодор?!
Начальник полиции попытался вспомнить, кто это, и не сумел.
— Что, не узнаешь? — хохотнули в трубке. — Это же я, Джон Мак-Артур!
Бергман поморщился. Лет восемь назад его подчиненный Джон Мак-Артур, в целом неплохой офицер, попался на том, что, скажем так, оказывал покровительство небольшому притону, в котором, как полагал Бергман, Мак-Артур и сам бывал нередко.
Бергман тогда был помоложе и пожестче, а потому без долгих разговоров предложил Джону переводиться куда подальше и по-хорошему. Тот и перевелся — в Сан-Антонио.
С тех пор они встречались нечасто, но достаточно регулярно — два-три раза в год, и после каждой такой встречи у Бергмана оставался на душе гадливый осадок — словно сырую улитку съел.
— Слышишь, Теодор, — уже серьезнее произнес Мак-Артур, — тут у меня агенты интересную наводку дали.
— И что? — старательно соображая, как от него отделаться побыстрее, как можно безразличнее спросил Бергман.
— Так по твоему округу наводка…
— По моему? — удивился Бергман. Прежде Мак-Артур ему не помогал.
— Ага. Короче, около семи-восьми часов у тебя оружейный магазин будут грабить. Итальянский.
— Чего-о? — не поверил Бергман. — Кто это еще такое надумал?
— Я не знаю наверняка, — цокнул языком Мак-Артур. — Знаю только, что женщина на дело идет. Причем одна.
— Одна? — оторопел Бергман. — Как это одна?
Весь его долголетний полицейский опыт говорил, что женщина на грабеж одна не пойдет. Но тот же опыт — только недавний — буквально кричал о причастности неких таинственных женщин его города ко всякой касающейся итальянцев и колумбийцев мерзости.
«Нет, вряд ли она будет одна… — решил Бергман. — В таком деле без поднаторевших на грабежах мужиков не обойтись…» — и тут же представил, во что это может вылиться, если кто-то хотя бы раз выстрелит!
— Ты поторопись, Теодор, — прокашлялся в трубку Мак-Артур. — Я так понимаю, она где-то уже на подходе. Так что сейчас начнется!
В трубке пошли гудки, и Бергман с грохотом бросил ее на рычаги и выскочил в приемную.
— Все патрульные машины — к итальянскому оружейному магазину! — жестко распорядился он. — Ожидается ограбление.
Превозмогая охватившую тело нервную дрожь, она выправила из-под широкой легкой юбки штанины черного трико, заправила юбку внутрь и достала из сумочки спортивную кофту и серую заношенную шапочку Рональда. Быстро облачилась, приоткрыла дверь и прислушалась. Из магазина доносился ровный, чуть напряженный гул.
Нэнси набрала в грудь побольше воздуха, с шумом выдохнула и на негнущихся ногах вышла в коридор. Ужас от того, что она собиралась проделать, заполонил ее всю и теперь лихим сквозняком гулял где-то между бедер.
«Давай, Нэнси! Ну! Посмотри им всем в глаза!» — подтолкнула она себя и сделала первый шаг по коридору. Затем еще один, и еще, и еще! И где-то на середине коридора в лицо наконец-то ударила кровь.
— Вперед! — выдохнула она. — И посмей только сдаться!
Чтобы отвлечься, он принялся придумывать какую-нибудь игру с использованием столь любимого этой шлюхой предмета, как презерватив, но его все время что-нибудь отвлекало — то нагло усевшиеся на тротуаре четыре вороны, то очередной взрыв нервического хохота, время от времени доносящийся от кучки стоящих у витрины крепких загорелых мужчин, а теперь еще эти копы…
Салли невольно перевел на них взгляд и изумленно задрал брови вверх. Полицейские совершенно не собирались уезжать; хуже того, они уже повываливались из раскаленных солнцем патрульных машин, разбились на кучки и, поводя руками в сторону магазина, явно что-то горячо обсуждали!
— Боже! За что-о?! — простонал он. — За что, госпо-оди?!
— А кто тогда, Карлос? — непонимающе развел руками Бергман. — Кому еще в этом городе это надо?!
— Тому же, кто и моих людей кончил, — угрюмо вздохнул колумбиец.
Бергман оторопел.
— И ты не считаешь, что это дело рук Висенте?
Карлос кивнул.
— Это не Висенте. Я проверял.
Остатки волос на голове Бергмана зашевелились. Он категорически отказывался верить в то, что столько трупов да еще в столь краткий срок мог навалять один-единственный человек — пусть и с женщиной в качестве наводчицы.
— Господи! — выдохнул он в прижатые к лицу ладони. — Кто же ты, сволочь?
— Вот ты это и выясни, Тедди, — невесело усмехнулся глава колумбийской мафии. — Иначе за что я тебе налоги плачу?
***
В течение нескольких дней городок изменился настолько, что Нэнси его не узнавала. Меж обывателями поползли слухи о банде маньяков-пироманов, то ли охотящихся на проституток, то ли на тех, кто не посещает церковь, то ли просто поджигающих все, на что упадет взгляд. В результате в считанные дни был раскуплен весь арсенал местного оружейного магазина, в церковь было не протолкнуться, а в домах сновали деловитые мастера по установке отнюдь не дешевой охранной и противопожарной сигнализации.Нэнси смотрела на все это с печалью. Да, она знала об убийствах и поджогах, но в отличие от горожан она знала хотя бы то, кто стоит за поджогом школьного архива и стрельбой по совсем уже сдвинувшемуся психу Тальботу. А главное, пробыв замужем за полицейским без малого тринадцать лет, Нэнси понимала: все это ни к чему, пустое, и вовсе не оружие спасает человека, когда приходит беда.
Впрочем, нет, некоторая польза от массовой паники была. Резко возросло количество заключенных страховок, оживился оружейный бизнес, люди принялись хватать ссуды в банках, даже не представляя, как будут расплачиваться, а молодая хьюстонская фирма, лишь недавно ставшая торговать охранными системами, резко пошла в гору и, как говорили, уже решила открывать в этом городке филиал.
Впрочем, не только финансовые структуры сообразили, какие выгоды может принести этот кратковременный массовый психоз, и местное телевидение вовсю транслировало высосанные из пальца «новости» о маньяке вперемежку с политической рекламой, в которой главный конкурент Хью Тревиса на предстоящих выборах в мэрию — Дэвид Лоу уже поднимал вопрос о необходимости увеличения налогов для улучшения охраны общественного порядка.
Нэнси от всего этого буквально выворачивало. В городе все знали, что Дэвид Лоу — пустозвон и дешевый политический авантюрист. Но страх, которому обыватели не могли посмотреть в глаза, заполонил город по самые крыши, медленно, но верно превращая людей в послушное стадо, готовое пойти за кем угодно — лишь бы повели.
***
Мэр города мистер Хью Тревис был одним из немногих, кто видел всю картину, как она есть, а потому и тревожился много сильнее, чем этот бездарь Бергман.
Самым паршивым было то, что старая кондитерская и еще более древняя, стоящая в городе чуть ли не со времен Гражданской войны табачная фабрика остро нуждались в реконструкции. Да, формально обе принадлежали шурину мэра, но платил-то за все сам Хью Тревис, а прямо сейчас у него не было, считай, ни гроша. И едва он договорился с Висенте Маньяни о передаче ему контрольного пакета акций, а фактически о продаже, как началась эта свара.
В принципе, мэру было глубоко наплевать, кто заварил эту кашу, но одно было плохо: едва начиналась стрельба, почти остепенившийся Висенте принимался вспоминать молодость и медленно, но верно сползал туда, откуда и вышел, — в откровенный криминал. Как результат, все его вполне дельные экономические новшества отступали перед законами итальянской чести, и хорошие сделки оказывались проваленными, а его несостоявшиеся партнеры оставались в дураках.
Хью Тревис оставаться в дураках не хотел. Он видел то, чего пока не видел почти ни один из участников этой дурацкой пикировки, — надвигающиеся перемены. Он видел, что не пройдет и двух-трех лет, и Висенте или его преемник, если Висенте не доживет, будет вынужден окончательно завязать с криминальным бизнесом и перевести все капиталы огромной семьи в иные, абсолютно легальные сферы. Просто потому, что окончившие колледжи, почти не говорящие на итальянском внуки и правнуки некогда беспощадных мафиози давно не хотят умирать — ни за честь, ни за деньги.
Видел мэр и то, что освобождающееся пространство торговли наркотиками и женским мясом с неизбежностью закона тяготения займут дерзкие, еще не насытившиеся колумбийцы — это вопрос времени. И единственное, чего не видел мэр, — как сделать этот процесс рокировки властью и капиталами безболезненным и взаимно полезным, побыстрее сбагрить фабрики итальянцам, а самому уехать на далекие острова и до конца своих дней лежать под пальмой со стаканом в одной руке и смуглой упругой туземкой — в другой.
Само собой, сразу же после убийства двух колумбийских сутенеров он с глазу на глаз встретился с Висенте Маньяни и, само собой, получил заверения в том, что лично он, Висенте, к этому никак не причастен.
— Ты же не первый год меня знаешь, Хьюго, — уважительно приглашая присаживаться, развел руками итальянец. — Если я что говорю, значит, оно так и есть. Конечно же, Карлоса надо бы наказать — просто, чтобы место свое знал, но я пока приказа начинать войну не отдавал. И не потому, что я боюсь. Ты меня понимаешь?
— Я тебя очень уважаю, Висенте, — как бы подтверждая только что сказанное, кивнул Тревис. — Ты никогда от опасности не бегал…
Маньяни самодовольно улыбнулся и превратился в слух.
— А потому и обращаюсь непосредственно к тебе.
Итальянец мгновенно насторожился.
— Мне в этом городе уже недолго осталось, — осторожно принялся развивать свою мысль мэр. — Но мне далеко не все равно, кто займет это кресло после меня…
— И что? — прищурился Маньяни.
— Мне кажется, что самой достойной кандидатурой мог бы стать ты.
Итальянец оторопело моргнул.
— Я?!
— А что? Тебя в городе знают… уважают… ты сам посуди, не отдавать же такое место этому дураку Дэвиду Лоу?
Глава клана задумался, а Тревис, выдержав необходимую паузу, добавил:
— Знаешь, как говорят на Востоке, судьба послушных ведет, а непослушных тащит. Тебе не избежать этого поста, Висенте, через два года или через шесть, но рано или поздно ты займешь это место.
— И что я для этого должен сделать? — недобро прищурился итальянец.
— Поговори с Карлосом, — умоляюще сощурился мэр. — Я хочу, чтобы вы обо всем договорились по-хорошему.
— Стоп-стоп, — упреждающе поднял руку Висенте. — А тебе-то что с того? У тебя-то какой интерес?
Мэр улыбнулся.
— А мой интерес самый прямой. Если федералы сюда заявятся, здесь ведь не только колумбийцам станет жарко; меня они тоже поджарят. И, видит бог, я этого не хочу.
***
Салли работал, как заведенный. Впрочем, нет, даже не работал — служил всевышнему. Каждый божий вечер он выезжал в город, ставил фургон на стоянку и начинал стремительный деловитый обход злачных мест. И не было дня, чтобы он не обнаруживал еще одно, доселе ему неизвестное гнездо порока.Да, в последнее время слуги нечистого стали осторожны. Они выставляли посты наблюдения чуть ли не на каждом перекрестке, а в подпольные казино и бордели чужому человеку и вовсе невозможно было пробиться. Но Салли знал, что делал, и каждую ночь смерть пожинала новый урожай, и мертвые еще при жизни, разлагающиеся духовно язычники и отступники от Слова Его с ужасом погружались туда, откуда для них был только один путь, — в ад.
И только в субботу — святой день — Салли оставлял этот грешный город в покое и целиком посвящал все свое время поискам той, за которой сюда и приехал.
***
За три дня до окончания весенних каникул, в воскресенье, Дженкинсам позвонили. Секретарь школы сообщил, что в связи со сложившимся в городе чрезвычайным положением школа вынуждена отреагировать соответственно и что официальное письмо с решениями совместного заседания администрации и родительского совета они должны получить вот-вот.В отличие от мужа, Нэнси не придала этому известию особого значения, но когда пришло письмо, мир словно перевернулся. Перепуганный до чертиков директор, естественно, заручившись поддержкой совета, извещал всех остальных, не состоящих в совете уважаемых родителей, что в школе вводится особый режим посещений, и это означает охрану на входе, жесткую и последовательную борьбу за дисциплину и пропускной режим, нарушение которого будет караться так же последовательно и беспощадно — вплоть до отчисления из школы.
Нэнси знала, откуда дует ветер. Джимми уже не раз упоминал, что в борьбе за бюджет мэр намерен продемонстрировать, что городская полиция уже не справляется с текущей криминальной ситуацией. Вариантов продемонстрировать это было множество: поднять шум вокруг мифического маньяка, горячо обсуждать давно канувшую в Лету перестрелку итальянцев и колумбийцев и — вот, как сейчас, — самими дисциплинарными мерами убедить горожан в том, что подростки — чуть ли не само вселенское зло.
Самое ужасное, это срабатывало. После каждой истерической по своему накалу полицейской рекламной кампании горожане начинали соглашаться с тем, что в городе стало жить опасно и только сверхзащищенность и сверхвооруженность способна хоть как-то изменить ситуацию. Пропитанные слухами и телевизионной жвачкой люди начинали запугивать сами себя почти до икоты, а страховые и охранные фирмы, на треть принадлежащие все тому же мэру и все тем же итальянцам, набирали сумасшедшие обороты и все больше, больше средств вкладывали в то, чтобы самый выгодный сектор их бизнеса освещала специфически подобранная информация.
И словно подтверждая ее мысли, вошедший в дом с веранды сонный, вялый Джимми принялся щелкать массивным переключателем купленного на днях новенького телевизора, и с экрана хлынули последние криминальные новости вперемешку с призывами позаботиться о безопасности своей и своих детей — естественно, ценой жалких остатков былой американской свободы.
— Надо бы и нам охранную систему поставить, — нарушил гнетущее молчание муж. — Береженого и бог бережет.
Нэнси обмерла и вдруг вспомнила коронный трюк Джимми — еще когда они только сюда приехали.
Среди местных недорослей как раз пошла мода дразнить копов, сознательно превышая скорость и не подчиняясь командам остановиться. Ребятишки прекрасно знали, что полицейские стрелять не будут даже по колесам. В маленьком городке, где все знали всех, это было бы и невозможно. Дело дошло до того, что на пульт поступало до шести извещений об очередных нарушителях в день!
Конечно, формально этим должны были заниматься «дорожники», но и муниципальная полиция в стороне не оставалась, и порой в погоню за этими придурками выходило до десятка патрульных машин!
Вот тогда Джимми и придумал этот трюк. Узнав, что нарушитель движется в его сторону, он просто выходил на неширокую, размеченную еще двести пятьдесят лет назад дорогу и просто стоял, перекрывая собой самый ее центр.
Попытаться его объехать на скорости в восемьдесят-девяносто миль в час означало вылететь на высокий тротуар с изрядным риском опрокинуться, и мальчишки начинали тормозить, порой останавливая машину в двух-трех футах от упертого до тупости копа.
Когда Бергман узнал об этом безумном состязании своего подчиненного со смертью, он орал на Джимми так, что было слышно за два квартала. Но ни разу Джимми не показал, что ему страшно, и не отошел в сторону.
— Что скажешь? — напомнил о себе муж. — У нас в отделении уже все кредит на охранные системы взяли… Может, и мы?
— Лучше за детьми съезди, пока в отгулах сидишь, — отрезала Нэнси, — заодно и тещу навестишь.
Она уже поняла, чем будет занята в ближайшее время.
***
Когда до боли знакомая машина этой шлюхи на скорости в семьдесят миль в час промчалась мимо заправки в сторону Сан-Антонио, Салли протирал стекла огромного, сверкающего свежей краской и никелем «БМВ» 1967 года выпуска. Но на этот раз он дурить не стал. Проводил взглядом сверкнувший на солнце «Форд» и принялся протирать стекло с утроенной энергией. Теперь Салли понимал, что деться из этого города этой шлюхе решительно некуда, и еще до ночи она вернется домой — причем по той же дороге.— Дыру не протри! — весело окликнул его водитель, и Салли, вздрогнув, виновато улыбнулся.
— Извините, сэр.
Главное было не упустить ее снова, как тогда, возле пиццерии. Давая огромной машине выехать с автозаправки, Салли отошел в сторонку, а затем не выдержал и, убедившись, что дорога пуста и клиентов пока не будет, побежал к своему автофургону. Сунулся в раскаленное солнцем нутро старой машины и торопливо принялся перебирать свои сокровища — удавку, бритву, шило и пакет.
Они были почти в порядке, только вот шило… попав точно в ребро сутенера, острый кончик тонкого изящного инструмента слегка изогнулся, и Салли до сих пор не мог решить, будет ли его править, — хрупкий каленый металл мог и не выдержать повторного изгиба.
Салли вспомнил этих двух последних сутенеров. Наживающиеся на грехе крепкие, как на подбор, парни оказались похожи один на другого, как близнецы. Оба не придали никакого значения подъехавшему старому автофургону; оба с интересом и пониманием отнеслись к просьбе Салли подобрать ему двух пухленьких девочек, и оба до примитивности легко попались на его удочку.
Салли просто предложил им пройти к автофургону за деньгами и ударил шилом сзади — под левую лопатку. Дальнейшее было делом техники. Каждый тут же получил еще по два удара в почки и прочный полиэтиленовый пакет на голову — чтоб не слишком громко хрипел.
Наказывать мужчин вообще оказалось намного скучнее, Салли не мог с ними проделать и половины тех трюков, что выпадали на долю женщин. Отчасти потому, что мужчины были физически крепче, и карать их следовало быстрее — слишком уж велик риск… но, скорее всего, потому, что господь намного охотнее отдавал ему именно насквозь порочных, буквально источающих соблазн наследниц Евы.
Едва он подумал о них, к горлу Салли подступил комок. В самом деле, все, совершенно все в этих тварях призывало человека к греху — и мягкое сдобное тело, и едва прикрытые одеждой прелести. Но главное, наследницы Евы определенно пытались конкурировать с господом, исторгая из себя все новую и новую жизнь!
— Салли! — заорали с автозаправки. — Бегом сюда! У нас клиент!
***
Только вырвавшись из дома, уже в Сан-Антонио, Нэнси поняла, как же ей не хватало свободы, новых людей вокруг, других зданий, да и просто свежего воздуха! В поисках адреса своей сокамерницы она исколесила всю городскую окраину, и — бог мой! — как же ей было хорошо!Во-первых, практически сразу, как только она въехала в этот район, к ней прицепились негры.
— Эй, крошка! — перегородил один из них дорогу медленно едущему по замусоренной улице «Форду». — Куда тебя занесло?
Нэнси ощутила, как сладостно екнуло в груди сердце, и лучезарно улыбнулась.
— В гости еду, брат!
Негр оторопел и, что-то пробубнив себе под нос, отошел в сторону. Нэнси тут же притормозила.
— Извини, я не расслышала… Еще раз не повторишь?
Негр глянул в сторону с интересом наблюдающих за перепалкой дружков и еще больше смутился.
«Молоденький еще… — мгновенно определила Нэнси. — Необтесанный…»
— Я тебя в гости не звал, — наконец-то выдавил он.
— А я пока не к тебе еду, — еще лучезарнее улыбнулась Нэнси, ощущая, как все ее естество переполняет смешливость. — Но если пригласишь, подумаю.
— Давай, Берт! Не теряйся! — захохотали наблюдатели. — Смотри, какая крошка тебя клеит!
— Да ну ее, — буркнул бедолага и окончательно смутился.
«Мальчишка», — подумала Нэнси и рванула с места. Некоторое время колесила по кварталу, а потом обнаружила наполовину испачканную какой-то черной дрянью табличку с нужным номером дома и ударила по тормозам. Заглушила и тщательно закрыла машину и через несколько секунд уже стучала в пошарпанную, когда-то покрытую краской дверь. И, господи, как же ей было хорошо!
***
Бывшая сокамерница пришла в себя быстро.— Давай к делу, — мгновенно переключила она разговор подальше от охов и ахов.
— Я оружейный магазин ограбить хочу, — как на духу, выпалила Нэнси.
Клэр недоверчиво замерла.
— А почему именно оружейный?
— А он охраняется лучше, — не стала скрывать Нэнси.
Бывшая сокамерница хохотнула и сокрушенно покачала головой.
— А от меня ты чего хочешь?
— Научи, — заглянула ей в глаза Нэнси. — Решимости-то у меня хватает, а знаний нет. Расскажи, как это делается…
Бывшая сокамерница жестом пригласила присаживаться и села напротив.
— Тогда начнем по порядку. Что брать будешь? Кассу? Оружие? Что вообще тебе надо?
«Жизни!» — едва не выпалила Нэнси, но… удержалась.
***
Салли уже закончил смену, как всегда, тщательно подмел все до единой площадки, протер витрины маленького магазинчика при автозаправке, а заветный «Форд» все не появлялся. И только к семи вечера, когда солнце повернуло и начало светить прямо в лобовое стекло его автофургона, раскаляя старые сиденья, на горизонте появилось маленькое пятно.Сердце у Салли болезненно сжалось, а в глазах поплыли большие разноцветные круги, — он узнал бы эту машину из тысяч подобных.
— Ну, вот и свиделись, милашка, — пробормотал он и, бросив на сиденье тряпку, чтобы не обжечься, запрыгнул в машину. Вывел ее к дороге, а едва знакомый «Форд» со свистом миновал заправку, не мешкая выехал вслед.
«Может быть, все-таки поиграть с ней в лошадку? — мерцали в голове горячие, суматошные мысли, от которых все внутри него сладко сжималось. — Или в святого Себастьяна?»
Ответа, как всегда, не было. Обычно господь позволял ему самому выбрать правильное решение.
«Форд» стремительно погасил скорость, пересек условную черту города и начал разворачиваться на кольце. Салли облизнул губы — в самом худшем случае он узнает, где эта стерва живет, а в лучшем… От предвкушения у него даже закружилась голова.
«Форд» снова сбросил скорость и начал прижиматься к обочине, а затем резко вывернул и оказался на стоянке возле оружейного магазина.
«Патроны! — понял Салли. — Ну, конечно! Она хочет взять патронов для своей „беретты!“ Ну, ничего, тебе это сегодня уже не поможет!»
Шлюха стремительно вышла из машины, прижав сумочку к животу, прошла мимо столпившихся у витрин обывателей и скрылась внутри. Салли шумно выдохнул и откинулся на горячую спинку сиденья. Да, в тот раз ее выручило оружие, но сегодня… сегодня он был к этому готов.
«Резинка ей понадобилась! — внезапно вспомнил он, как лихо эта дрянь обвела его вокруг пальца той ночью, и стиснул зубы. — Ну, ничего, будет тебе сегодня „резинка“! Все у тебя сегодня будет…»
***
Оружейный магазин, как всегда, был переполнен — даже огромные кондиционеры не справлялись. Нэнси протиснулась через возбужденно оценивающих те или иные достоинства «магнумов» и «браунингов» горожан и замерла неподалеку от кассы. Она явно недооценила ситуацию; народу здесь было чересчур, и даже чтобы подойти к кассе, требовалось пробиться через очень и очень многих.Был, конечно, и второй, более простой и еще более наглый вариант. Она представила, как кладет всех этих крепких мордатых мужчин, картинно клацающих незаряженным — строго по правилам торговли — оружием, лицами в пол, и внутри повеяло сладостным холодком.
«Ладно, теперь — в туалет!» — запретила себе отвлекаться Нэнси и тихонько шмыгнула в длинный, совершенно пустой служебный коридор. Пробежала несколько метров и резко свернула направо. Хлопнула дверью, щелкнула задвижкой и плотно прижалась горячим потным лбом к холодной кафельной стене.
Она не случайно выбрала именно это место. После разговора с мужем, проанализировав каждое его слово, Нэнси пришла к неоспоримому выводу — именно здесь, в приторговывающем охранными системами оружейном магазине и находился самый центр страха.
Нэнси не взялась бы выразить свои чувства словами, но почему-то хорошо знала, что именно отсюда страх распространял свои щупальца по всему городу, подминая под себя всех, кто попадается на пути, — таких, как Джимми и Рональд; таких как ее подруга Бетси и этот недоделанный психотерапевт мистер Левадовски, — всех!
Ах, если бы она сумела показать мнимость силы оружия — особенно здесь, где его больше, чем где-либо еще! Если бы смогла доказать, что ни в чем, кроме самого себя, человек не найдет ни опоры, ни защиты!
Пусть не всем… пусть хотя бы своему мужу…
***
Бергману позвонили в начале восьмого часа пополудни.— Как дела, Теодор?!
Начальник полиции попытался вспомнить, кто это, и не сумел.
— Что, не узнаешь? — хохотнули в трубке. — Это же я, Джон Мак-Артур!
Бергман поморщился. Лет восемь назад его подчиненный Джон Мак-Артур, в целом неплохой офицер, попался на том, что, скажем так, оказывал покровительство небольшому притону, в котором, как полагал Бергман, Мак-Артур и сам бывал нередко.
Бергман тогда был помоложе и пожестче, а потому без долгих разговоров предложил Джону переводиться куда подальше и по-хорошему. Тот и перевелся — в Сан-Антонио.
С тех пор они встречались нечасто, но достаточно регулярно — два-три раза в год, и после каждой такой встречи у Бергмана оставался на душе гадливый осадок — словно сырую улитку съел.
— Слышишь, Теодор, — уже серьезнее произнес Мак-Артур, — тут у меня агенты интересную наводку дали.
— И что? — старательно соображая, как от него отделаться побыстрее, как можно безразличнее спросил Бергман.
— Так по твоему округу наводка…
— По моему? — удивился Бергман. Прежде Мак-Артур ему не помогал.
— Ага. Короче, около семи-восьми часов у тебя оружейный магазин будут грабить. Итальянский.
— Чего-о? — не поверил Бергман. — Кто это еще такое надумал?
— Я не знаю наверняка, — цокнул языком Мак-Артур. — Знаю только, что женщина на дело идет. Причем одна.
— Одна? — оторопел Бергман. — Как это одна?
Весь его долголетний полицейский опыт говорил, что женщина на грабеж одна не пойдет. Но тот же опыт — только недавний — буквально кричал о причастности неких таинственных женщин его города ко всякой касающейся итальянцев и колумбийцев мерзости.
«Нет, вряд ли она будет одна… — решил Бергман. — В таком деле без поднаторевших на грабежах мужиков не обойтись…» — и тут же представил, во что это может вылиться, если кто-то хотя бы раз выстрелит!
— Ты поторопись, Теодор, — прокашлялся в трубку Мак-Артур. — Я так понимаю, она где-то уже на подходе. Так что сейчас начнется!
В трубке пошли гудки, и Бергман с грохотом бросил ее на рычаги и выскочил в приемную.
— Все патрульные машины — к итальянскому оружейному магазину! — жестко распорядился он. — Ожидается ограбление.
***
Немного отдышавшись, Нэнси, как и была — с прикушенной губой — вытащила из сумочки черный капроновый чулок и аккуратно натянула его на голову. Глянула в зеркало и едва не расхохоталась. Узкие раскосые глаза, расплющенные полоски бровей и две расквашенные блямбы вместо губ — это было не похоже ни на что!Превозмогая охватившую тело нервную дрожь, она выправила из-под широкой легкой юбки штанины черного трико, заправила юбку внутрь и достала из сумочки спортивную кофту и серую заношенную шапочку Рональда. Быстро облачилась, приоткрыла дверь и прислушалась. Из магазина доносился ровный, чуть напряженный гул.
Нэнси набрала в грудь побольше воздуха, с шумом выдохнула и на негнущихся ногах вышла в коридор. Ужас от того, что она собиралась проделать, заполонил ее всю и теперь лихим сквозняком гулял где-то между бедер.
«Давай, Нэнси! Ну! Посмотри им всем в глаза!» — подтолкнула она себя и сделала первый шаг по коридору. Затем еще один, и еще, и еще! И где-то на середине коридора в лицо наконец-то ударила кровь.
— Вперед! — выдохнула она. — И посмей только сдаться!
***
Салли ждал долго — за это время можно было понакупить не только патронов, но и черт знает чего! А она все не шла и не шла. И даже когда к магазину тихо, без сирен, одна за другой подкатили четыре полицейские машины, он еще надеялся, что это — так, случайность.Чтобы отвлечься, он принялся придумывать какую-нибудь игру с использованием столь любимого этой шлюхой предмета, как презерватив, но его все время что-нибудь отвлекало — то нагло усевшиеся на тротуаре четыре вороны, то очередной взрыв нервического хохота, время от времени доносящийся от кучки стоящих у витрины крепких загорелых мужчин, а теперь еще эти копы…
Салли невольно перевел на них взгляд и изумленно задрал брови вверх. Полицейские совершенно не собирались уезжать; хуже того, они уже повываливались из раскаленных солнцем патрульных машин, разбились на кучки и, поводя руками в сторону магазина, явно что-то горячо обсуждали!
— Боже! За что-о?! — простонал он. — За что, госпо-оди?!