Коултер Кэтрин. Герцог

   — А что думает Брэнди по поводу моего приезда? — спросил герцог, на секунду взглянув на Брэнди. Великолепная линия бровей и носа. Упрямый подбородок. Волосы заплетены в косы. И та же старая накидка на плечах.
   — Она сказала, что не знает. Может, вы мне ответите?
   Ну не мог же Ян сказать маленькой девочке, как чуть не умер от скуки при одной только мысли, что еще один Сезон придется провести в Лондоне. Поэтому ему все равно было куда уезжать: в Турцию или в Шотландию. Нет, определенно нельзя было ей этого говорить. И он быстро ответил:
   — Я приехал потому, что вы — мои родственники и мне хотелось повидать вас.
   Брэнди посмотрела в лицо герцога и поняла, что тот врет.
   Ян сложил руки на груди и вздернул брови, стараясь выглядеть невинным, как Фиона, которая в это время делала из своей салфетки куклу.
   — Ну что, Фиона, я ответил на твой вопрос?
   — Конечно, Ян. Скажи, а можно мне посмотреть на твоих лошадей?
   — Только если ты пообещаешь мне, что не будешь подходить к ним сзади. Я еще слишком молод для седых волос.
   — О, я обещаю.
   «Да, эта девочка солгала не хуже, чем я», — подумал Ян.
   — Малышка, — сказала Брэнди по-матерински мягко, и ее голос напомнил герцогу о двоюродной бабушке, у которой было семеро детей, — у его светлости много дел, наверное, нам не стоит отвлекать от них.
   «Мама, да и только», — подумал герцог.
   Он почувствовал, что Брэнди начинает ему нравиться. А почему бы и нет? Ведь они родственники, и она еще такая молодая.
   — Знаете, — сказала Брэнди, — вы же не виноваты, что Пендерлиг достался вам. И не ваша вина, что вы — англичанин. Кому-то надо быть англичанином. И вы совершенно не обязаны были приезжать.
   Она налила ему чай.
   — Спасибо, — ответил он и поднял чашку, как поднял бы бокал, в сторону Брэнди, — вы правы, не обязан.
   Ян снова повернулся к Фионе, и Брэнди обрадовалась, что вновь может смотреть на него, не отрывая взгляда. Герцог был высокий. Выше любого другого мужчины, когда-либо встречавшегося Брэнди, и ей это нравилось. И он так красиво одевался. Наверное, герцог принял их за дикарей. Ведь ее собственному платью уже больше пяти лет. Брюки его светлости были точно по фигуре. А рубашка — белее снега, того, который успевает растаять раньше, чем станет грязным. Пиджак как влитой сидел на нем и был ему к лицу. Все на этом человеке выглядело элегантно, даже ботинки. Взглянув на свою юбку, Брэнди поняла, что про нее можно сказать то же самое, только наоборот. Герцог был лучше их всех и связан с ними только слабыми кровными узами.
   Ян увидел, как изменилось выражение ее лица. Его удивило, что девушка сделалась словно бы больной. Но он ничего не сказал, а просто предложил:
   — Как только я приехал сюда, мне захотелось погулять. Давайте пойдем на море, и вы покажете мне все что пожелаете.
   — Мы именно это и собирались сделать, — обрадовалась Фиона, отвязывая салфетку. — Вы любите строить на песке замки?
   Он подумал о своей чертовой привычке носить чистые вещи и о том, что Мэбли вряд ли приедет сегодня со всем багажом.
   — Нет, знаешь, Фиона, не обижайся, но я бы предпочел держаться подальше от мокрого песка, иначе мне придется стирать мои вещи, а я понятия не имею, как это делается.
   — Я тоже, — обрадовалась Фиона.
   «Как же он вежлив», — подумала Брэнди и улыбнулась герцогу.
   — Малышка, иди надень накидку, — обратилась Брэнди к сестричке.
   Фиона вылетела из гостиной с криками:
   — Оглянуться не успеете, как я уже вернусь.
   — А вам не жарко ходить в этой накидке? — осторожно спросил герцог.
   К его удивлению, девушка ответила таким взглядом, будто бы он сказал ей, что у нее лицо в прыщах.
   — Нет, — ответила она, — просто мне все время холодно. — Да-да, и я ношу эту накидку, не снимая, до августа, а иногда и целое лето и до самой зимы. Получается, почти круглый год.
   Брэнди наклонилась, одна из длинных кос высвободилась и упала в тарелку с недоеденной кашей.
   — Господи, ваши волосы, Брэнди, — почти закричал герцог и схватил косу.
   Удивленная, Брэнди отскочила так быстро, что он даже не успел отпустить ее волосы. Коса натянулась, и девушка заскрипела зубами от боли.
   Герцог поднес ей стакан воды.
   — Вот, возьмите, окуните ее в воду. Простите, ради Бога, я не хотел напугать вас или сделать вам больно.
   — Я знаю, — сказала она, вытирая волосы салфеткой. — Вы готовы, Ян?
   — Ага, — ответил он на шотландский манер и сам себе удивился.
   — Вы дразнитесь, ваша светлость?
   — Его светлость никогда не дразнится. Он слишком вежлив для этого. Кроме того, любит свою родню. Ну что, идем?
   Втроем они вышли из замка и через полянку и аллею качающихся рододендронов пошли к высокому берегу моря.
   Очень скоро дошли до края обрыва, и Ян стал смотреть на спокойное, ровное море. Там, где было мелко, вода казалась изумрудной. И чем дальше в море, тем вода становилась более голубой и темной. Ян посмотрел вверх, почувствовал, как ветер ласкает его лицо, теребит волосы, и глубоко вдохнул.
   — Осторожней, маленькая, и не выпачкайся, пожалуйста.
   Этот крик вывел герцога из сладостного состояния. Он посмотрел вниз и увидел, как Фиона со всех ног бежит на пляж, поближе к морю.
   — Надеюсь, девочка не сломает себе ножки, — обратился он к Брэнди. — Эти камни выглядят опасными.
   — Она как маленькая горная козочка, не волнуйтесь.
   — У вас великолепный дом, Брэнди.
   — Теперь он ваш, не так ли? — Она прикрыла глаза рукой, чтобы разглядеть, добралась ли Фиона до пляжа.
   — Вас это беспокоит? — спросил он тихо. Брэнди какое-то время не отвечала, но в конце концов вымолвила:
   — Нет, это не моя забота. Прошло слишком много лет, хотя некоторые шотландцы этого не понимают. В ваших силах кое-что изменить здесь. Но никто не смирится с тем, что вы — англичанин, я уже говорила вам это. Правда, я женщина, и не стоит придавать большое значение тому, что сказала. Мое мнение никого не волнует, и я не смогу повлиять на то, примут вас в этом доме или нет.
   — Мне очень интересно узнать ваше мнение, Брэнди. И не смейте больше так говорить о себе.
   Она рассмеялась и стала теребить края накидки. Слишком серьезно произнесла свою небольшую речь.
   — Вы же слышали, как бабушка разговаривает со мной. И если Краббс — старый болван, то почему бы мне не называться слабоумной дурочкой. Она хочет выдать меня замуж и избавиться таким образом.
   Брэнди пожала плечами.
   — Мне все равно, вы — наследник или кто-то другой. Ведь кому-то надо завещать замок, иначе наш род прервется.
   Герцог никогда не слышал, чтобы женщина так просто говорила о подобных вещах. До сих пор Ян считал, что они только и умеют носики пудрить. Но это, по-видимому, не так. А вот обязанность мужчины — защищать женщину, заботиться о ней, создать ей все условия, чтобы она ни в чем не знала нужды. Но как она спокойно говорила о себе такие вещи…
   Ветер теребил волосы Брэнди, выбившиеся из тугих кос. Длинные белокурые пряди.
   — Я скоро женюсь, и если у меня не будет сына, или если я погибну, то наследником станет мой кузен Джилз, который не состоит с вами в кровном родстве.
   — О нет, пожалуйста, не надо так говорить.
   — Нет, я не собираюсь умирать, но я же не буду жить вечно. И никто не знает, что случится завтра. А я еще не в том возрасте, чтобы составлять завещание.
   — О, а я не знала, что вы еще не женаты. Думаю, и бабушка не в курсе, иначе об этом знал бы уже весь Пендерлиг. Смотрите берегитесь.
   — Мне уже двадцать восемь, и для вас я слишком стар.
   — Вовсе нет, мне скоро исполнится девятнадцать, так что вы совсем не стары.
   Герцог понимал, что она права. Брэнди была лишь немного моложе Фелисити, женщины, на которой он собирался жениться в августе. И его невеста так не похожа на эту девушку в накидке. А Марианна… Герцог почувствовал знакомую боль. Ей сейчас исполнилось бы двадцать шесть лет, и, наверное, у них было бы уже несколько детей. Интересно, на кого они были бы похожи. Конечно, дочки — на нее, такие же красивые и зеленоглазые. А сыновья — гордые и сильные, как он сам. Ян улыбнулся Брэнди и посмотрел на кричащих чаек в голубом небе. Девушка сказала:
   — Вы знаете, Фиона все время пытается построить Пендерлиг из песка. Бедный ребенок, ее все время обижают.
   Герцог заставил себя не думать о Марианне и взглянул на Фиону. Он подумал, что рыжие волосы наверняка уже полны песка.
   — Вы так не похожи друг на друга. Откуда у Фионы эти рыжие волосы?
   — Она единственная, кто похож на наших предков. Бабушка говорит, что ее волосы и глаза совершенно такие же, как у сестры моей матери, тети Антонии. Констанция — просто копия мамы. А я… бабушка говорит, что я похожа на нее.
   — Может быть, поэтому она не называет вас старым болваном?
   — Бедный Краббс. Бабушка так отвратительно с ним обращается, и я не понимаю почему. Слава Богу, он не наш родственник, а то бы она вообще не давала ему прохода.
   — Вы хотите сказать, называла бы его слабоумным дурачком?
   — Точно.
   — Да, кстати, о родственниках. Кто такой Персиваль?
   — Он незаконнорожденный.
   — Я спрашиваю, кем он вам приходится.
   — Он незаконнорожденный.
   Герцог увидел, что девушка говорит совершенно серьезно, но в ее глазах затаился смех. Он подыграл ей.
   — Судя по всему, этот бастард имеет виды на замок?
   — Да, бабушка очень неплохо к нему относится, а он хороший подлиза и умеет угождать.
   Ян резко посмотрел на нее, но она этого не заметила. Брэнди опустилась на колени и стала собирать цветы.
   Он тоже встал на колени рядом с ней, совершенно позабыв о том, что у него осталась последняя пара брюк, и начал собирать цветы.
   — Так все-таки кем он вам приходится?
   Брэнди подняла глаза и сказала как бы между прочим:
   — Его отец, Давонан, — мой дядя, один из сыновей бабушки. В молодом возрасте он соблазнил дочку богатого торговца в Эдинбурге. А когда та забеременела, отказался на ней жениться. И, судя по тому, что я слышала от старой Марты, дядя Давонан уехал в Париж и умер там десять лет назад вместе со своим любовником.
   — Любовником? У него их было много?
   — Да, много. Он почему-то предпочитал мужчин. Но надо сказать, — продолжала она с болью в голосе, — что Перси в этом совершенно не похож на своего отца.
   — И совершает поступки, которые вас беспокоят, не так ли, Брэнди?
   — Да, именно так.
   Ян подумал о том, как спокойно она говорила о своем дяде. Многие английские леди не осмелились бы затронуть эту тему, а некоторые даже и не знают, что такое вообще может быть. Наверное, ее открытость связана с тем, что Брэнди еще ребенок. «Конечно, она невинна», — подумал герцог.
   — Мне кажется, Перси обращает внимание больше на женщин, чем на детей. Возможно, он тоже ведет себя не совсем сообразно с природой.

Глава 9

   Она бросила ему цветы и вскочила на ноги.
   — Я говорила вам, ваша светлость, мне уже восемнадцать, почти девятнадцать и я не ребенок. А что, я похожа на девочку, по-вашему?
   — Нет, совсем нет. Я оговорился. Хотел сказать, что Персиваль обращает больше внимания на опытных женщин, а не на невинных кузин. Ведь вы невинны, Брэнди?
   — Вы хотите спросить, девственница ли я?
   — Да, это тоже можно назвать невинностью.
   — Конечно же, я девственница. Кто в этой дыре может лишить меня невинности, кроме Перси. Но я избегаю его общества.
   — Хорошо. Теперь мы будем вместе его избегать. Он насмехается надо мной, а меня это задевает. Так бы и врезал ему. Что скажете?
   — Ему бы не повредила хорошая зуботычина, — сказала она, наклонившись за цветком.
   — Это мысль. Скажите, а почему ваш кузен так недоброжелательно ко мне относится? Он, должно быть, ненавидит всех англичан, и ему противно слышать о том, что англичанин будет владеть замком?
   Брэнди хранила молчание. Она боялась сказать Яну, что на самом деле считала Перси грязным шотландцем. Ведь герцог англичанин. И он нравился ей.
   — Я слышала от Констанции, что бабушка собирается узаконить права Перси на наследство. Она хочет, чтобы он женился и стал хозяином замка.
   — Ага.
   — Что значит «ага»?
   — Это значит то, что он хочет узаконить свое положение и отобрать у меня мое наследство.
   Она кивнула.
   — Он подлец. Если бабушка действительно узаконит его права, то я не знаю, каких шагов от него ожидать. Ему нельзя доверять.
   — Нет, не думаю, что он что-нибудь сможет сделать. А как ко всему этому относятся Клод и Бертран? Вы же знаете, мои родители мало осведомлены о своих шотландских родственниках. И количество моих кузенов, честно говоря, меня удивило.
   — Вы разве не знали о Клоде и Бертране, которых лишили наследства?
   Он уставился на нее.
   — Лишили наследства? Господи, здесь еще интереснее, чем на Друри-лэйн.
   — Что это еще за Друрилэйн?
   — Это улица в Лондоне, где находятся театры.
   Она на секунду задумалась, но затем сказала то, что удивило герцога:
   — Честно говоря, я не знаю причины, по которой дедушку Дугласа лишили наследства. Он был старшим братом дедушки Ангуса и законным наследником. Я слышала когда-то от старой Марты, что папа дедушки Ангуса, старый граср, выгнал Дугласа из дома и завещал все имущество Ангусу. После того как Дуглас умер, дедушка разрешил Клоду и Бертрану поселиться неподалеку от замка. Бертран последние лет шесть-семь управлял всем графством. — И добавила, блеснув глазами: — Бертран — хороший человек, как бы вы там ни думали. Было нелегко кормить нас всех и в то же время потакать причудам бабушки. И сейчас ему очень тяжело выкручиваться.
   Интересно, она хотела, чтобы он выкинул Бертрана к чертовой матери, или была влюблена в своего лишенного наследства кузена? Герцог даже и не знал, что думать. Брэнди была слишком молода, нет, не молода, но слишком неопытна для нелюдимого Бертрана. Видимо, она очень закомплексована. Брэнди нужен мужчина, который бы понял ее. Ведь, несмотря на невинность, девушка запросто говорит о своем дяде, «предпочитающем мужчин».
   — Понимаю, — ответил герцог.
   — Я также слышала, что бабушка собирается узаконить права Клода и Бертрана.
   — Странная женщина ваша бабушка. Она хочет, чтобы мы все передрались и упали замертво к ее ногам?
   — Да, ей бы это понравилось. Я люблю ее, но в ней есть какая-то злоба. Признавая права Перси, Бертрана и Клода, она, думаю, исправляет ошибки прошлого. Что происходило между ними много лет назад, не знаю. Наверное, дядя Дуглас совершил тогда нечто в высшей степени ужасное. И еще, вы, наверное, заметили, что бабушка несколько эксцентрична?
   Это было уже интереснее. Герцог спросил:
   — А ты-то, Брэнди, какая?
   Она одарила его очаровательной улыбкой, пожала плечами и ответила:
   — Я, ваша светлость, думаю, что для вас я не больше, чем провинциальная девушка, бедная родственница.
   Ее манера говорить обо всем «между прочим» сразила его наповал. Ему захотелось защищать девушку, заботиться о ней, приодеть ее, приласкать. Ян искренне мечтал, чтобы Брэнди переехала в Лондон и вышла замуж за хорошего человека, а по вечерам болтала с Фелисити о том о сем. Он сказал:
   — Теперь я буду вас защищать, Брэнди, и вы не просто провинциальная девушка, по крайней мере, для меня. В августе я женюсь на леди, которая, как мне кажется, будет рада научить вас манерам и правилам поведения в обществе. Вы не хотели бы переехать в Лондон?
   Переехать в Лондон и сесть на его шею? А новая супруга герцога будет учить, как себя вести в приличном, насквозь лживом английском обществе? Брэнди почувствовала гнев и, снова швырнув ему цветы, закричала:
   — Нет, я не хочу ехать в Лондон. Как вы осмелились предложить мне такое. Вы хотите показывать меня, как диковинку, вашим дружкам и шипеть на меня, когда я недостаточно глубоко присяду в реверансе? Нет, ваша светлость, подавитесь вашей благотворительностью, она не нужна мне.
   Герцог ничего не ответил. Он был огорчен. Да, она сказала достаточно, чтобы втоптать в грязь влиятельного английского герцога.
   — Я пойду посмотрю, где Фиона, а вы можете отправляться обратно в замок.
   И Брэнди поскакала к обрыву, вскоре исчезнув из виду.
   Герцог хотел было крикнуть, но язык не повиновался его светлости. Как она могла так бесцеремонно отвергнуть столь благородное предложение? Не захотела понять его? У Яна и в мыслях не было держать ее на привязи и показывать «как диковинку». Проклятье! Девчонку стоило выпороть, задать ей хорошую взбучку.
   Ладно, черт с ней. Он подошел к краю обрыва и увидел, как Брэнди подбежала к Фионе. Фелисити и Джилз были правы шотландцы — настоящие дикари.
   Он закричал, приложив руки ко рту:
   — Вас, юная леди, надо как следует выпороть и научить хорошим манерам. А теперь идите сюда, и я объясню, почему я хочу вас выпороть.
   К удивлению, Брэнди оставила Фиону и зашагала к нему. Когда она поднялась наверх, гнев герцога еще не успел достаточно остыть. Подойдя к Яну, девушка вытащила что-то из кармана и швырнула прямо ему в лицо.
   Он увидел две сверкающие гинеи, те самые, которые вручил Фионе, после того как та чуть не угодила под копыта его лошадей.
   — Вы думаете, мне необходимо научиться манерам… Ха!
   И снова убежала вниз.
   — Черт бы тебя побрал, Брэнди. Это не моя вина, а твоя…
   Герцог остановился на полуслове. Брэнди убежала уже далеко, кроме того, глупо кричать ей вдогонку. Пришлось признать, что она умыла его, отправила в нокаут, словно джентльмен Джексон. Проклятье!
   Он пнул монеты ногой, затем поднял и стал нервно подкидывать на ладони. Ян не помнил, чтобы в жизни его так прикладывали. Чертова девчонка выставила английского герцога полным дураком. Он увидел, как сестры лепят из песка нечто, напоминающее очертаниями Пендерлиг. Ян отряхнул брюки и отвернулся. «Почему она против отъезда в Лондон?» — думал его светлость. Затем вспомнил все, о чем сегодня говорил с Брэнди, и не обнаружил ничего предосудительного или оскорбительного. Так выпороть ее? Нет, недостойно.
   Он пошел к замку. Его первое утро в гостях у родственников закончилось не совсем удачно.
   — Ваша светлость?
   Герцог увидел Бертрана, его волосы сверкали на солнце и развевались по ветру.
   — Доброе утро, Бертран. — Ян скорчил приветственную гримасу и мигом выкинул из головы чертову девчонку.
   — Наслаждаетесь весенним утречком? — спросил Бертран.
   Мужчины пожали друг другу руки. Герцог взглянул на перемазанные в земле брюки и сказал:
   — Мой багаж скоро прибудет, а до этого момента не могли бы вы одолжить мне брюки?
   — Может быть, одну из юбок моего отца?
   Герцог попытался представить себя в национальной шотландской одежде и не смог.
   — Глупо об этом говорить, но у вас ноги просто созданы для юбки. Что касается меня, мне не очень это нравится. Вы знаете, поддувает: снизу у наших юбок нет шва, как у штанов. И надо быть здоровым человеком, чтобы выдержать…
   Бертран рассмеялся. Он еще не видел герцога столь напуганным.
   — Ладно, не бойтесь вы никаких юбок.
   — Я просто отчищу с брюк траву, и черт с ними. Что касается ног, то благодарю за комплимент. Бертран улыбнулся и сказал:
   — Думаю, вам небезынтересно будет посмотреть книги учета последних лет и поговорить с кем-нибудь из крестьян, дабы убедиться, что действительно в Пендерлиге, кроме нас, живут и другие люди.
   — С большим удовольствием, — ответил герцог и подумал, что Бертран хороший малый, по крайней мере, открытый и неглупый и совершенно не стесняющийся родства с ненавистным англичанином.
   — Брэнди сказала мне, что вы уже давно заправляете всем имуществом.
   — Да, я здесь за управляющего. Если хотите, пойдемте ко мне, нам никто не помешает, так как мой отец сейчас в замке с леди Аделлой.
   «Они небось все сейчас обсуждают нового графа», — подумал герцог.
   — Хорошо, Бертран, пойдемте. И, если не трудно, называйте меня просто Ян, ведь мы родственники.
   Домик, где жили Бертран и Клод, был очень маленький. Двухэтажный каменный коттеджик, увитый лианами. С восточной его стороны находился миленький садик, совершенно не похожий на запущенный парк замка.
   — Вероятно, ваши дела идут хорошо…
   — Фрейзер неплохо позаботился о нашем саде. Мы ведем здесь практически натуральное хозяйство, очень многое дает нам земля. Слава Богу, холмы защищают от ветров с моря.
   Бертран отворил большую дверь, но, прежде чем войти, подошел вплотную к герцогу и прошептал:
   — Постарайтесь, если нетрудно, не упоминать Мораг в присутствии Фрейзера. Они женаты, но терпеть друг друга не могут. По-моему, супруги прожили вместе всего неделю.
   — Мораг — это та женщина, которая чешется?
   — Да, из-за того, что никогда не моется. Это и разрушило их счастливый союз. Не понимаю, как Фрейзер не замечал этого до свадьбы. Может быть, тогда она и мылась хотя бы иногда, кто знает. Но отец и я стараемся не допускать их друг к другу.
   Герцог поднял глаза и увидел лысого человека с ножницами садовника в руках.
   — Господин Бертран, ваш отец еще в замке. Ушел около часа назад, когда явился гонец от леди Аделлы и сказал, что она хочет поговорить с ним.
   — Да, Фрейзер, я знаю. Это мой кузен, его светлость, герцог Портмэйн, и с недавнего времени граф Пендерлиг.
   — Ваша светлость, — поклонился Фрейзер, улыбаясь.
   — Фрейзер, подай, пожалуйста, чай. Нам придется поработать.
   — Конечно, господин Бертран. — Он отсалютовал герцогу ножницами и зашагал в том направлении, откуда только что пришел.
   — Хороший человек, — сказал Бертран, заходя в залитую солнцем комнату, обставленную антикварной мебелью. На большом дубовом письменном столе лежала куча бумаг и конторских книг.
   Бертран посмотрел на книги, а затем на свои ноги. Убрал прядь рыжих волос за ухо и с трудом произнес:
   — Трудно говорить вам об этом, но Холирод-Хаус не входит в ваше наследство, Ян.
   — Ну и ладно, — спокойно сказал герцог, — давайте посмотрим, что у нас там.
   Бертран сел напротив герцога и, открыв книгу на какой-то странице, нудным голосом стал читать записи.
   После нескольких минут этой тягомотины герцог прервал его с улыбкой:
   — Хорошо, Бертран, но слова я понимаю лучше, чем цифры. Итак, Пендерлиг может сам содержать себя?
   Бертран захлопнул книгу и ответил:
   — Конечно, может, если только убедить крестьян, что наступил новый век. Видите ли, у нас отличная земля, на ней хорошо растет кукуруза. Но у наших крестьян нет ни опыта, ни инструментов, чтобы ее обрабатывать. Чаще всего они ловят рыбу, или пасут немногочисленных черных овец.
   Раздался легкий стук в дверь и появился Фрэйзер, держа в руках поднос с чаем.
   — Ваш чай, господин Бертран, ваша светлость, извольте. Поклонившись, он вышел из комнаты, насвистывая.
   — Сливки, Ян?
   — Да, пожалуйста, — сказал герцог, пытаясь придумать выход. — На этой земле можно пасти большее количество овец?
   Он выпил глоток чая. Великолепный китайский чай. «Фрейзер не так плох», — подумал герцог.
   — Да, конечно, но содержание овец стоит довольно дорого. Кроме того, от черных овец получают грубую шерсть, годную лишь для ковриков и подстилок. Если бы завести шевиотовых^[1] овец, чтобы можно было делать одежду…
   — А у вас есть хорошие специалисты по стрижке овец?
   — Нет, но в сезон мы нанимаем для этого людей. Так делают почти все владельцы овец.
   — А шерсть идет в Глазго, на фабрики?
   — Да, но не в Глазго. Фабрики появились у нас только недавно. И несколько — здесь поблизости.
   Герцог замолчал. Бертран сел прямо, держа руки между колен, и глядел на нового графа, пытаясь понять, не огорчил ли он чем-нибудь его светлость.
   Ян поставил чашку и поднялся с места, прошелся по комнате, а затем снова уселся перед Бертраном.
   — Я думаю, Бертран, нам стоит наведаться на одну из фабрик в Стирлингшире. Овцы или кукуруза — надо решить, что больше подойдет для Пендерлига.
   Бертран удивился.
   — Вы знаете про Стирлингшир?
   — Да, и про Клэкманшир тоже. Я же не просто так сюда приехал. Однако в Англии я не смог достаточно узнать про индустрию Шотландии. Вам придется помочь мне в этом, Бертран. У себя в Англии я считался хорошим хозяином, и здесь не намерен изменять своим правилам. Я вижу, вы удивлены, думали, что английский герцог не станет утруждать себя заботами об имуществе в Шотландии, не так ли?
   — Честно говоря, да.
   — Ладно, Бертран, — не без гордости сказал герцог, — я не собираюсь поступать со своей землей так, как это делают некоторые землевладельцы в Англии. С моими капиталами и вашей головой Пендерлиг сможет не только содержать себя, но и дальше развиваться. И если вы считаете, что необходимо встретиться с крестьянами, я готов провести сегодняшний день с ними. Посмотрим и решим, чем можно им помочь. Кроме того, я хочу подлатать замок.
   Бертран не верил своим ушам. Ему и в голову не приходило, что герцог заинтересуется Пендерлигом, тем более станет вкладывать в него деньги. Просто в голове не укладывалось, что так может быть.
   — Чувствую себя полным дураком, — сказал он наконец. — Но не беспокойтесь, Ян, я не подведу вас. Ведь когда-то Пендерлиг был богатым графством, но алчные люди и бездарные хозяева все извели, в частности мой дядюшка Ангус.
   — Все это в прошлом, Бертран, и с этим мы ничего уже не можем поделать. Но нам принадлежит будущее. Брэнди говорила, что вы хороший хозяин. И вас ждет блестящая карьера, поверьте моему слову.