Лоретта поднялась с постели и подошла к ряду длинных окон. Медленно отодвинула драпри и выглянула в залитый лунным светом двор. Как ни странно, она подумала о Кристиане Хантере. Как ей хотелось уничтожить его за то, что он сделал! Она пыталась до него добраться, но его капиталовложения были столь разнообразными, а холдинги такими основательными. Безупречная репутация. В первый раз Лоретта позволила себе усомниться — а что, если он не лгал, что, если он говорил на процессе правду?
   Она медленно отвернулась от окон и услышала, как за ее спиной драпри мягко опустилось на место. Нет, этот человек должен был солгать. Просто не было никого другого, кто мог бы убить Тимоти. Никого, кроме Элизабет.
   Тимоти.
   Лоретта вздохнула, подошла к термостату на стене и включила его. В последнее время она постоянно мерзла. Ей казалось, что холод пронизывал ее до костей и заползал даже в кости. Она почувствовала, как тепло заструилось, овевая ее ноги, просачиваясь сквозь ткань ее старого и очень удобного халата. Как приятно. Она солгала Кэтрин. К сожалению, солгала. Тимоти женщины были необходимы только для секса. Будь он жив, он продолжал бы обращаться со своей юной дочерью, как с бесполезной куклой, как с красивой безделушкой, не представлявшей особой ценности, если не считать замужества, и, возможно, она ничего не смогла бы с этим поделать, ничего.
   Однажды он, смеясь и обнимая ее после того, как она представила ему весьма точный анализ какой-то деловой операции, сказал:
   — Черт возьми, если бы ты не была моей матерью, я немедленно женился бы на тебе. Никогда другая женщина не посмеет тебя тронуть.
   И, подумать только, чего он ни сделал для Элизабет! Красивая игрушка, не более, конечно, невероятно талантливая, и в том-то и состояла ее притягательность для Тимоти. И эта бессердечная тварь окрутила его, заставила изменить завещание. А потом убила.
   Теперь благословенное тепло согрело кровь, и Лоретта почувствовала, что ее охватывает сонливость. Она побрела назад, в постель, и медленно улеглась, натянув на себя толстое одеяло. Но ум ее продолжал работать, и мысли уносили назад, к одной жестокой сцене, свидетельницей которой она стала, но о которой никогда и никому не упоминала.
   Тимоти, такой сильный и беспощадный, случалось, бывал низким, особенно по отношению к своей первой жене Эйлин. К нежной и слабой Эйлин. И совершенно бесхарактерной, если не бесхребетной. Он никогда и пальцем ее не тронул, пока она не родила ему двух сыновей. Но когда врачи сказали, что больше детей не будет, он ополчился на нее.
   — На что ты годна, глупая корова?
   Эйлин съеживалась, вздрагивала, стараясь укрыться от жалящих слов, а Лоретта, стоявшая за дверью с дюжиной красных роз в руке, как раз собиралась поставить их в вазу в коридоре.
   — Боже, ты мне отвратительна, — заорал Тимоти. — Я бы убил тебя, глупая сучка, если бы мне сошло это с рук!
   Нет, думала Лоретта, закрывая глаза, не буду об этом вспоминать. Но картина обступала ее помимо воли, и она слышала ужасные слова:
   — Тимми, пожалуйста, я…
   — Тимми! Боже, ты, тошнотворная шлюха! Ты портишь моих сыновей своим глупым сюсюканьем.
   Послышался звук удара. Потом что-то похожее на хныканье и поскуливание.
   — Я хочу, чтобы ты убралась отсюда. Эйлин. Я не хочу больше слышать твоего хныканья никогда! Не хочу видеть твоего лица! Никогда!
   — Но, Тимм… Тимоти, я…
   Снова звук удара, снова крик.
   "Я должна была положить этому конец, — думала Лоретта. — Боже мой, я должна была остановить его!” Но тогда она не двинулась с места, потому что в эту минуту он закричал:
   — Еще одно слово из твоей глупой пасти о моей матери и я сдеру с тебя шкуру, понятно? Ты недостойна жить с ней в одном доме.
   Теперь в ней взмыла гордость, заставив ее удалиться, а розы были забыты. Ее сын, ее защитник. Он прав. Эйлин — бесполезная глупая женщина. Пусть Тимоти сам разбирается.
   И он все поставил на места. Эйлин пришлось уехать в Испанию. После этого она могла видеть своих сыновей — Брэда и Трента — два раза в год. Пять лет спустя она умерла. И никто не знал — отчего.
   Лоретта содрогнулась. Однажды вечером Тимоти упомянул о ее смерти между супом и вторым.
   Потом появилась Шарлотта, и он женился на ней. И она родила Кэтрин. Но Шарлотта по крайней мере еще жива и жила, согласно последним данным Лоретты, в Лондоне. Она только раз получила известие от Шарлотты, после смерти Тимоти. В телеграмме было всего несколько слов: “КАКАЯ ЖАЛОСТЬ. ТОЧКА”. Лоретта ясно представляла, как глаза Шарлотты зажглись злорадным блеском.
   А потом он встретил Элизабет. И она убила Тимоти.
 
   Элизабет устала, она так устала, что все, чего ей хотелось — рухнуть в кровать и спать неделю. Поддерживаемая с флангов Адрианом и Коем, она нанесла неожиданные визиты трем крупнейшим базирующимся в Америке компаниям: текстильной компании в Атланте, компании по обработке дерева в Сиэтгле и в штаб-квартиру цепи бакалейных магазинов в Кливленде.
   В своем защищенном и изолированном мирке на Парк-авеню она никогда не представляла, каковы масштабы ее власти. Теперь ей это известно. Мужчины — главы компаний узнавали ее, но не знали, как себя вести. Они оказывали ей постоянное и бесконечное внимание, но, как она скоро заметила, серьезные вопросы задавали Адриану или Кою. На заседании с президентом бакалейных магазинов Коппертона она непроизвольно хмыкнула, поняв, что это своего рода “ритуал добрых старых приятелей-мужчин”. Нелепо и смешно.
   Очень скоро она заметила еще одно — на ответственных постах, дающих власть, очень мало женщин. В Атланте она встретила очень одаренную женщину, которая даже мечтать не смела о том, чтобы занять положение более высокое, чем менеджер по вопросам торговли. Элизабет улыбнулась. Она позаботится о Мелиссе Грейвз. Настанет момент, и президент компании, снисходительный идиот, вынужден будет удалиться.
   Внезапно она почувствовала, что усталость прошла, и решительно направилась в свой кабинет. Да, подумала она, оглядывая его, — мое. Все следы пребывания здесь Тимоти исчезли. Она заново декорировала кабинет, и теперь он выглядел так, что сразу становилось ясно — комната принадлежит женщине. В глубине души Элизабет понимала, что каждое изменение вызвало бы отчаянное сопротивление Тимоти, даже ненависть, и он назвал бы ее бесполезной идиоткой.
   Она села за красивый письменный стол Луи XVI и взяла трубку. Набрала известный только ей номер и начала диктовать.
   Закончив диктовать, снова села в кресло и задумалась. Мелисса Грейвз реализует свои мечты. “И помогу ей я, женщина, обладающая властью”. Она ею обладала.
   Она заснула, но мозг ее продолжал работать.
   В следующую среду утром ровно в десять Элизабет восседала за круглым столом, предназначенным для конференций, в своем офисе. Кой и Адриан сидели лицом к ней. Через пятнадцать минут она зачитала свое решение.
   — Послушайте, Элизабет, это несерьезно… — ошарашенно произнес Адриан.
   Элизабет только терпеливо смотрела на Коя, желая выслушать мнение второго своего ведущего сотрудника.
   — Да? — поощрила она его.
   — Элизабет, эта женщина, как там ее? Грейвз?
   Ведь у нее нет опыта, что она может видеть дальше следующего обеда для своего мужа. Ради Бога!
   — Но разве она не менеджер по вопросам торговли? — спросила Элизабет, и голос ее звучал мягко.
   — Да, но вдруг вот так, ни с того ни с сего, повысить ее в должности и сделать вице-президентом компании по вопросам торговли! Абсурд!
   Элизабет улыбнулась ему. Бедный Кой ничего не знал! Она пригласила Мелиссу Грейвз в Нью-Йорк, та прилетела, и они встретились в частном порядке. Чего Элизабет только не наслушалась, когда женщина наконец поняла, что может ей доверять.
   — Согласна, Кой…
   — Ну, теперь мы можем перейти к другим вопросам. Ситуация в парижской штаб-квартире…
   — Действительно, — мягко перебила его Элизабет. — Я согласна, что Мелисса Грейвз не годится в вице-президенты. Адриан, пожалуйста, просмотрите контракт с Пирсоном. Я хочу, чтобы вы расторгли его к концу месяца. Мелисса Грейвз займет его место.
   Кой воззрился на нее. Рот его задергался, но он не мог произнести ни слова.
   Элизабет сказала очень мягко:
   — Кой, Мелисса Грейвз так талантлива, что оторопь берет. Ее затирали, потому что круговая порука “старых добрых друзей мужчин” все еще действует, особенно на юге.
   — Вы не можете этого сделать!
   Элизабет только улыбнулась ему, потом сказала самым милым тоном:
   — Прошу прощения, Кой, но я могу поступать, как мне нравится. Вы еще не поняли?
   По-видимому, нет, потому что он метнул отчаянный взгляд в сторону Адриана, ища у него поддержки.
   Адриан, умудренный опытом, только пожал плечами.
   — Почему бы вам не изучить ее личное дело, Кой? Думаю, вы очень удивитесь, когда ознакомитесь с ним, если у вас есть желание рассмотреть его объективно. А также стоит посмотреть, каковы результаты работы Пирсона за прошлый год. Если не ошибаюсь, именно вам принадлежат слова, что этот человек столь же способен к нововведениям, как кочан капусты. Вы сказали это Адриану, но я подслушала. Потом возвращайтесь и изложите мне ваше мнение.
   Кой нерешительно поднялся на ноги. Он старался не встретиться с ней взглядом — был слишком потрясен, а возможно, и слишком сердит.
   — Я прочту их личные дела, — сказал он, повернулся на каблуках и проследовал к дверям офиса.
   — Просмотрите также показатели их эффективности, Кой.
   Адриан только присвистнул и молчаливо остался ждать, когда Кой покинет офис.
   — Кой старше, Элизабет. Видите ли, если можно так выразиться, он был изолирован от повседневной работы и ее результатов. Он не привык иметь дело с женщинами в бизнесе.
   — Если не считать секретарш, приносящих ему кофе?
   — Не наседайте на него так. Вы привели его в паническое состояние.
   — Мне ненавистна мысль о том, что я могу его потерять, Адриан.
   — Ну, не думаю, что дело дойдет до этого. А теперь, Элизабет, не угодно ли вам просмотреть личные карты состава трех компаний, которые мы навестили? Посмотрим, какое положение занимают там женщины и каковы их успехи.
 
   Джонатан Харли уставился на своего адвоката и давнего друга Джоша Симпсона.
   — Они настаивают на встрече, — сказал Харли.
   — Ну, если мы послушаем, что они скажут, это нам не повредит, — отозвался Джош.
   — Речь идет не о “них”, — с горечью сказал Джонатан. — Речь об этом чертовой бабе! Элизабет Карлтон. Той, что убила мужа!
   — Если я правильно помню, она была оправдана примерно год назад. Джонатан фыркнул.
   — Это означает, что она невиновна. Так решили двенадцать мужчин и женщин. Суд присяжных.
   — Мне плевать, если бы она убила даже десятерых мужчин. Я просто не хочу, чтобы зарубили дело моей жизни.
   — Но ты можешь потерять все, — сказал Джош мягко. — Ты хоть имеешь представление о богатстве и могуществе АКИ?
   — Да, эта женщина, эта Карлтон, эта шлюха — какова, собственно, ее роль в концерне? Я слышал разговоры о том, что она все решает сама.
   — Ты читал статью о женщине, работавшей в одной из их компаний в Атланте, которую она сделала президентом компании? Кажется, Элизабет Карлтон выкинула пинком под зад мужчину, который занимал этот пост, и посадила женщину на его место. У нее есть планы относительно женщин, которых она намерена продвинуть и в других компаниях АКИ, насколько можно судить по слухам.
   — Через полгода гигант рухнет, — сказал Джонатан.
   — Джонатан, тебе ведь только тридцать пять.
   Ради Бога, мой мальчик, ты ведь вырос, когда женское движение развернулось вовсю. Ты учился в Йеле, где полно женщин! Ты ведь был еще на первом курсе, когда женщины впервые получили свои степени, верно? И не надо брызгать слюной, изрыгая свои неолитические воззрения. Ради Бога!
   Джонатан поставил кофейную чашку. Он был так разгневан, что у него возникло желание швырнуть эту чашку и разбить ее о стену.
   — Знаю, — ответил он наконец. — Я, собственно, и не придерживаюсь антифеминистских взглядов. Но чего я не могу понять — почему она прицепилась ко мне.
   — Ну, тут ответ простой. Ты добился успеха. Они хотят выкупить твою компанию, но президентом оставят тебя. Если пожелаешь. В результате этой сделки ты получишь уйму денег, если, конечно, пойдешь на то, чтобы продать компанию, а в крайнем случае ты мог бы уехать в Калифорнию и основать там другую компанию, занимающуюся электроникой.
   — Нет.
   Джош постукивал своим карандашом по письменному столу.
   — Ладно. Я бы все-таки посоветовал тебе хотя бы во время первой встречи сдерживать свои чувства. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что непроницаемое лицо и блеф в этом случае, как и в покере, важнее, чем если бы у тебя были хорошие карты. Куш слишком значителен.
   — Ты думаешь, эта женщина приедет?
   — Может приехать. И лучше, Джонатан, тебе сохранять хладнокровие. Джонатан чертыхнулся.
   — Пожалуйста, старина, следи за своим языком.

Глава 13

   Кэтрин Карлтон нажала на кнопку звонка. Руки у нее повлажнели.
   После второго звонка дверь отворилась. Ей открыла женщина много старше ее, одетая в строгое черное платье, и вопросительно посмотрела.
   — Слушаю, мисс.
   — Мне хотелось бы повидать мистера Чалмерса.
   — Он в гимнастическом зале. — ответила миссис О'Брайен. — Когда он там занимается, то никого не принимает.
   — Это очень важно, — сказала Кэтрин, вздернув подбородок. Тон у нее был самый патрицианский. — Я не хочу ждать.
   И это подействовало. Миссис О'Брайен отступила.
   — Вы только скажите мне, где он, и я сама доложу о себе.
   Миссис О'Брайен указала направление, куда Кэтрин должна была пройти по длинному коридору в сторону от гостиной.
   Кэтрин услышала, как он считает вслух, покряхтывая от напряжения. Она заглянула в небольшой гимнастический зал, столь же хорошо оборудованный, как и у ее дяди Майкла. Роуи Чалмерс лежал плашмя на спине на скамейке и поднимал тяжести. На нем не было ничего, кроме синих спортивных шорт, и Кэтрин обратила внимание на то, как хорошо он сложен.
   — Мистер Чалмерс, — сказала она ясным голосом, когда он досчитал до пятидесяти.
   Роуи медленно сел, пристально глядя на Кэтрин. Он потянулся за полотенцем и вытер пот с лица. Продолжая смотреть на нее, отер полотенцем грудь. Что ей понадобилось? Он получил от Карл-тонов все, что хотел.
   — Ну? — сказал он холодно.
   Но Кэтрин не собиралась отступать.
   — Я хотела поговорить с вами, мистер Роуи Чалмерс.
   — Ах, теперь я мистер Роуи Чалмерс? Как вы вежливы! Больше вы не называете меня “жеребцом” или каким-нибудь другим лестным именем из вашего отменного лексикона?
   — Верно, — ответила Кэтрин спокойно.
   — В таком случае говорите, зачем пришли. Я ведь не могу так просто выкинуть за дверь кого-нибудь из Карлтонов. По крайней мере в ближайшие пять минут, а у вас только это время и есть, леди.
   Она продолжала стоять в дверях гимнастического зала, чувствуя неуверенность и даже страх. Но я должна узнать, продолжала она твердить про себя снова и снова.
   — Могу я сесть?
   — Конечно. — Он жестом указал на стул с жесткой спинкой в десяти футах от него.
   Кэтрин направилась к стулу и села, плотно сжав колени и сложив руки поверх сумки на коленях.
   — Ну?
   Внезапно у нее вырвалось:
   — Я слышала, что вы собираетесь жениться через пару недель?
   Темная бровь Роуи изогнулась дугой.
   — О, значит, вы умеете читать. Это удивительно. Может быть, вы все-таки действительно учились в Гарварде и заработали свой диплом, а не купили его.
   Она почувствовала, как краска гнева заливает ее щеки.
   — Говорят, она богатая наследница. Роуи рассмеялся:
   — Если вы здесь, мисс Карлтон, ради интересов семьи, я предлагаю вам уйти сейчас же. Если вы собираетесь грозить мне или шантажировать меня потому, что я собрался жениться, валяйте. Я не могу вам помешать. Но Аманда знает все о моих отношениях с Элизабет Карлтон.
   — Нет, — возразила Кэтрин. — Я здесь не ради семьи и, собственно говоря, не для того пришла, чтобы разговаривать о вашем предстоящем браке. Просто это случайно вырвалось. Простите мою бестактность.
   — Так в чем же дело?
   Роуи поднялся, накинул на плечи полотенце и подошел к Кэтрин.
   — Я не преследую никакой тайной цели.
   — Так чего же, черт возьми, вы добиваетесь?
   — Вам незачем быть таким грубым!
   — Грубым? Это к вам-то, одной из кровопийц Карлтонов? Ах, Господи, я, кажется, обидел “леди”.
   Кэтрин с шумом вдохнула воздух, а вместе с ним и запах его тела, его пота.
   — Я здесь для того, чтобы поговорить об Элизабет Карлтон.
   — Вы же должны знать, что я уже не встречаюсь с ней.
   — Да, знаю.
   — Вы же присутствовали на этом семейном конклаве, когда я говорил им, что между нами все кончено.
   — Вам известно, как она узнала о ваших отношениях с нами?
   — Нет, неизвестно. И, откровенно говоря, и не хочу знать. Больше не хочу. По правде говоря, я рад, что она все узнала. Мне осточертела эта двойная жизнь.
   — Но у вас же была любовная связь. Разве нет? Разве эти отношения не доставляли вам удовольствия?
   — А теперь мелкие женские пакости, да? Он пожал плечами.
   — Ваше смирение и медоточивость вызвали у меня оторопь. Но теперь вы стали сами собой — маленькой себялюбивой сучкой.
   — Замолчите! — Кэтрин вскочила со стула. — Вы, подонок, получили от нас три миллиона долларов!
   — Да, и этого оказалось недостаточно.
   — Так вот почему вы женитесь на богатой наследнице?
   — Вы снова правы. Ну, теперь мы покончили с нашим делом?
   Кэтрин тряхнула головой. Она проиграла, потому что выбрала неверный тон, не нашла подхода. Он ненавидит ее и всю ее семью, и она не могла осуждать его за это.
   — Пожалуйста, — сказала она и дотронулась рукой до его плеча. — Элизабет.
   Роуи смотрел сверху вниз на белую руку с красивыми, ухоженными ногтями.
   — Мне нечего сказать об Элизабет.
   — Пожалуйста, только один вопрос. Он молча смотрел на нее.
   — Помню, однажды в доме у бабушки вы сказали, что считаете Элизабет невиновной. Вы думали, что она не убивала моего отца. Я должна знать, мистер Роуи Чалмерс, Роуи, вы действительно верили в то, что говорили? Вы действительно верили, что она не убивала отца?
   Он продолжал смотреть на нее, но лицо его ничего не выражало. Она заметила, как по его левой щеке стекает струйка пота.
   — Я должна знать!
   Роуи ответил очень спокойным тоном:
   — Да, я так сказал. И я действительно верил в то, что говорю.
   — А теперь? — Кэтрин затаила дыхание.
   — Теперь, — ответил он медленно. — По правде говоря, не знаю.
   — Почему?
   Он рассмеялся и отошел от нее. Указывая на дверь гимнастического зала, добавил:
   — Это не ваше дело, мисс Карлтон. А теперь уходите. Ваши пять минут истекли.
   — Да, — ответила Кэтрин. — Я ухожу. Благодарю вас.
   Роуи, не двигаясь, смотрел ей вслед. Не Замечая, что делает, слегка потирал пальцами горло.
 
   — Новая пациентка, доктор Хантер. Мисс Сэйра Эллиотт. Она не хочет говорить мне, почему настаивает на визите к вам.
   — Она здесь?
   — Да, доктор.
   — Ладно. Я с ней побеседую. Пусть войдет, миссис Хайтауэр. “Всего на минуту”, — решил он. Ему не нужны новые пациенты. Их проблемы надоели ему, утомили. Он откровенно скучал. Дверь отворилась, и миссис Хайтауэр пропустила стройную молодую женщину среднего роста. Тонированные очки, коротко подстриженные волосы были черными и вьющимися.
   Он поднялся с места:
   — Мисс Эллиотт?
   — Да. — Голос у нее был тихим и звучал беспомощно.
   — Пожалуйста, сядьте.
   Кэтрин села в удобное коричневое кожаное кресло напротив его письменного стола.
   Она внимательно разглядывала его лицо, стараясь понять, узнал ли он ее, но, похоже, что нет.
   Черный парик — неплохая идея. Выглядел он достаточно профессионально, а взгляд выражал некую смесь отрешенности и участия.
   — Чем могу быть вам полезен, мисс Эллиотт?
   — Я принимала некоторое время кокаин, несколько месяцев, а теперь испытываю трудности — никак не могу отвыкнуть.
   Голос Кристиана звучал холодно, когда он наконец заговорил:
   — Я не занимаюсь распространением наркотиков, мисс Эллиотт.
   — Нет, — согласилась она поспешно, приподнимаясь в кресле. — Я ищу у вас помощи. Теперь я уже некоторое время не принимаю кокаин, но у меня все-таки осталась.., как бы это выразить? Некоторая психологическая зависимость. Я назвала бы это так. Можете вы мне помочь?
   Посетительница была богато одета, и речь ее свидетельствовала о том, что она из богатой семьи — тут пахло “старыми деньгами”. И большими Довольно хорошенькая, но уж слишком худа, вне всякого сомнения, следствие увлечения кокаином. Кристиан хорошо разбирался в людях и редко ошибался в их оценке. О кокаине она сказала правду. Богатая маленькая девочка, которую подцепили на кокаиновый крючок. Он ломал голову, как выкурить ее из своего кабинета.
   — Послушайте, мисс Эллиотт. Сейчас у меня больше пациентов, чем требуется, — я не в силах с ними справиться. Но я могу направить вас к одному из своих коллег, очень хорошему специалисту. Я думаю… — Внезапно он замолчал, внимательно вглядываясь в ее лицо. Оно исказилось, сморщилось, и по щекам покатились слезы.
   — Мисс Эллиотт, я… Да, ну же.
   Он протянул ей носовой платок.
   Девушка сняла очки, и он увидел, что тушь с ее ресниц потекла. В этом было что-то милое и трогательное. “Нет, — твердо сказал он себе, — тебе она не нужна. Отправь ее к Мэтьюзу”.
   Кэтрин промокнула глаза и увидела, что на носовом платке расплылись черные пятна.
   — Простите — сказала она. — Я отдам в стирку и возвращу.
   — Уверяю вас, это совершенно не важно. Можете оставить его себе.
   — На нем ваши инициалы.
   — Да.
   — Пожалуйста, не выгоняйте меня, доктор Хантер. Мне сказали, что вы лучший доктор в Нью-Йорке. Пожалуйста, мне нужна помощь.
   Господи, ей приходилось умолять человека, вызволившего Элизабет! Кэтрин чуть не задохнулась. Милостивые небеса! Как она его ненавидела!
   Кристиан откинулся на спинку стула, поигрывая карандашом и наблюдая за нею. Шмыгает носом, как ребенок. И, кажется, она моложе, чем показалось вначале. Двадцать с небольшим, да, пожалуй, так.
   — У вас кровоточит полость носа, — сказал он. На мгновение ему показалось, что это ее совсем добило. Потом она осторожно поднесла к носу платок.
   — Через пару месяцев кровотечения прекратятся.
   По крайней мере так должно быть. Он не имел представления, насколько далеко зашла ее кокаиномания.
   — Я испортила ваш платок.
   — Не имеет значения. Послушайте, мисс Эллиотт, право же, я не знаю, что я мог бы для вас сделать. Ведь вы сами знаете симптомы отлучения от кокаина. У вас есть еще затруднения со сном?
   Она кивнула, и он заметил, что под глазами у нее круги.
   — Я не должен ничего вам прописывать, чтобы наладить сон. С этим вы должны справиться сами. В основном вы знаете, что делать, и не должны отступать от своего решения “завязать”, есть поликлинические отделения для наркоманов.
   — Я знаю, что я…
   — Да?
   — Моего друга уби.., арестовали несколько недель за то, что он занимался распространением наркотиков. Я просто не знаю, как мне теперь быть.
   Она опустила голову. Кэтрин сознавала, что чуть было все не испортила. Конечно, доктор Кристиан Хантер читал о Чэде.
   "Боже мой”, — думал он, глядя на эту достойную жалости молодую женщину. Вслух же сказал обыденным тоном:
   — Я так понимаю, что он снабжал вас кокаином.
   Она кивнула. Кристиан вздохнул.
   — Очень хорошо, мисс Эллиотт, я согласен, что вам необходим собеседник, тот, кто слушал бы вас.
   Он перелистал страницы своей регистрационной книги.
   — Вы можете прийти, скажем, завтра в десять утра?
   — Да, — ответила Кэтрин. — Могу. — И поднялась одновременно с ним. Они пожали друг другу руки.
   — Благодарю вас, доктор Хантер.
   Он наблюдал за нею, пока она выходила из его кабинета. И лицо его на мгновение затуманилось. Знакомая походка, или только кажется? Невозможно, ведь он никогда в жизни не видел ее. Итак, новая пациентка. Но ей не требуется много внимания или особое лечение — просто доброжелательный разговор. Его роль будет сродни роли исповедника, но трудно представить, что она способна выстаивать часами на коленях в церкви, замаливая грехи. Ну, ничего, он оценит потраченное на нее время в чудовищную сумму. Зазвонил телефон, он поднял трубку, и сердце его забилось учащенно — Элизабет.
   — Я просто хотела сказать, что сегодня вечером немного запоздаю, Кристиан.
   — А что, придется задержаться на работе? Он услышал ее вздох:
   — Да, большей частью мне это нравится, если, конечно, не вынуждает отказываться от других приятных занятий.
   Приятных, только приятных, о любви здесь речь не шла. Ничего, он не будет ее торопить. Ее злополучные отношения с Роуи Чалмерсом и то, что из этого получилось, сделали ее особенно уязвимой и настороженной. Но она изменилась, и он не был настолько слеп, чтобы не видеть этого, хотя Элизабет и старалась скрыть от него новоявленную, а иногда и пугающую жестокость.
   — В таком случае могу я заехать за вами в девять?
   — Было бы прекрасно. Благодарю, Кристиан, за вашу чуткость.
   — Для меня это радость, Элизабет.
   Он повесил трубку. Надо позвонить Сьюзен и сказать, что он придет поздно. Он молил Бога, чтобы она не играла “Когда ты видишь звезду и загадываешь желание”. Песня в тональности фа-мажор, а Сьюзен никогда не могла этого запомнить.