— Я никогда бы не легла с вами в постель, мистер Харли. Видите ли, я недавно узнала, что мужчины, которые, казалось, интересуются мной ради меня самой.., на самом деле преследовали свои цели и…
   Голос ее пресекся, и все тело содрогнулось от внезапно нахлынувшей боли, вызванной воспоминанием о предательстве Роуи. “Чертово вино”, — подумала она.
   Джонатан почувствовал, что страстно желает ее, но это желание было смешано с изрядной долей сочувствия. Кто так ранил ее чувства? Муж?
   — Давайте я провожу вас домой, — сказал он отрывисто и поднялся.
   — Да, — отозвалась она. — Хорошая мысль. Мы сходим в клуб как-нибудь в другой раз.
   Он оставил ее в надежных руках Лайэма Гэлэхера. Ему не хотелось видеть ее дом, не хотелось вступать с ней в более близкие отношения. Потому что ей предстояло проиграть, проиграть наверняка.
   — Доброй ночи, Элизабет, — сказал он и слегка коснулся кончиками пальцев ее щеки. — Перед сном примите три таблетки аспирина. Это всегда помогает.
   Она кивнула. У нее было такое ощущение, будто под ногами разверзлась земля. За последние шесть месяцев она впервые была пьяна настолько, что едва держалась на ногах.
   Прежде чем уснуть, Элизабет вдруг осознала, что Джонатан назвал ее по имени. Она не могла припомнить, когда он начал звать ее просто по имени. Должно быть, после того, как они допили вторую бутылку вина.
 
   — Я ждала вас вчера, босс, — сказала Мидж, когда Джонатан пружинистым шагом вошел на следующее утро в офис.
   — Мне следовало позвонить тебе. Прости, Мидж. В Нью-Йорке у меня оказалось много дел.
   "Дел, как бы не так, — подумал он, чувствуя, как в нем поднимается раздражение против самого себя. — Я собирался соблазнить эту женщину, а она меня посадила в калошу. Или я сам позволил посадить себя в калошу”.
   — Вам звонили из Цюриха, — сказала Мидж, понижая голос. — С вами хочет поговорить месье Флокон. Он просил немедленно перезвонить.
   — Хорошо, — ответил Джонатан и скрылся в своем кабинете.
   Пятнадцатью минутами позже Джонатан осторожно положил трубку и сел на стул. В дверях показалась Мидж.
   — Ваши дамы тоже звонили. Хотите узнать их номера телефонов?
   — Да, — ответил он после минутного размышления. — Дай мне номер Кристины.
   Кристина была стройной блондинкой: если закрыть глаза, то…
   Он чертыхнулся, и Мидж улыбнулась.
 
   Кристиан Хантер не хотел видеть Сэйру Эллиотт, но она сидела в его приемной. Не хотел видеть никого, кроме Элизабет. Прошлой ночью он припарковал машину напротив ее дома и видел, как некий мужчина провожал ее. По крайней мере негодяй не поднялся с ней вместе. Этого Кристиан не смог бы перенести.
   Скорее всего знакомый и только. Возможно, их связывали общие дела. Но Элизабет, вне всякого сомнения, была под хмельком, уж он-то знает признаки. Кристиан понимал, что ведет себя, как идиот. Сегодня вечером он увидит Элизабет и просто спросит, что она делала вчера вечером. Он наклонился вперед, чтобы нажать на кнопку вызова. — Пусть войдет мисс Эллиотт, — сказал он. Он заставил себя сосредоточиться на личности молодой женщины, и снова у него возникло тягостное ощущение чего-то знакомого — походка, жесты, мимика. Должно быть, он стареет. И она казалась несколько напряженной, чувствовалось плохо скрытое возбуждение. Неужели снова кокаин?
   Пока они обменивались ничего не значащими любезностями, Кристиан внимательно наблюдал за ней. Она рассказала ему, что уезжала из города, но не сказала — куда. Откинувшись на спинку стула и поигрывая неизменной ручкой, Хантер наконец опросил:
   — Как его имя, мисс Эллиотт? Кэтрин споткнулась на полуслове.
   — В вашей жизни появился новый мужчина. Кто он? Надеюсь, не преступник? Не криминальная личность?
   — Как вы узнали?
   — Могло быть две причины того, что вы изменились, — кокаин или мужчина. Вы сказали мне, что отказались от кокаина.
   — Вы мне поверили?
   — Конечно. А что, я не должен был?
   — Нет, — ответила она резко.
   — В таком случае вам больше не требуются мои услуги. Верно?
   На мгновение Кэтрин закрыла глаза.
   — Он.., этот человек женат.
   Еще одна ложь, и так наспех придуманная.
   — Понимаю. И у него по крайней мере четверо детей?
   — Очень хорошо, он не женат, но помолвлен с другой женщиной, и свадьба назначена на самое ближайшее время — до нее менее двух недель.
   — Ну вот, наконец-то правда!
   И слова внезапно полились сами собой — на минуту Кэтрин забыла о своей ненависти и недоверии к доктору Хантеру. Они оказались погребены под лавиной чувств, которых она и сама не могла понять.
   — Собственно говоря, он мне вовсе не нравится. Я только хотела кое-что узнать от него, но ничего не вышло. Он бесчестный человек, и я знаю об этом. Непорядочный, соглашатель, мразь, но…
   — Вы с ним спали?
   — Нет!
   «Спать с человеком, который был любовником Элизабет? Моей мачехи? Ради выгоды?! О Боже! Нет!»
   В тот вечер, который она провела с ним в Бостоне, “у Барни”, они вели себя, как двое противников в соревновании по вольной борьбе — каждый был насторожен и не доверял другому, но потом что-то изменилось.
   — Погода холодная, — сказала Кэтрин, цедя вторую порцию неразбавленного виски.
   — Только один вечер, Кэтрин. И больше мы никогда не увидимся снова.
   Она подалась вперед, в заведении Барни стоял такой шум, что звенело в ушах.
   — Она убила моего отца, Роуи, я знаю. Он смотрел вниз, на свой стакан с виски.
   — Теперь это уже не имеет значения, Кэтрин. Боже, его тошнило от всей этой истории, особенно тошнотворной была его собственная роль в ней.
   — Даже если и так, ее нельзя второй раз привлечь к ответственности. И что вы хотите доказать? Что Кристиан Хантер солгал? Вам не удастся. Более скользкого типа я не видывал в жизни. Или вы полагаете, что Элизабет внезапно раскиснет и рухнет под гнетом своей вины и будет бить в колокола и кричать, что она и в самом деле убила Тимоти? Да вы просто глупы, Кэтрин, если верите в подобную чушь.
   Он увидел, что в глазах ее заблестели слезы. Бессознательно Роуи протянул руку и сжал ее ладонь.
   — Бросьте, моя дорогая, оставьте все, как есть. У вас впереди целая жизнь. Живите своей жизнью, Кэтрин.
   — У меня ничего нет, — сказала она.
   — Вы очень странная девушка, — заметил он, и, осознав, что все еще держит ее руку, тотчас же выпустил. — Вы красивы, богаты, и мне кажется, что вы меняете шкуру — свою испорченную шкуру избалованной богатой девчонки.
   Последнее было сказано небрежным, легким тоном — в его голосе прозвучало нечто, похожее на подтрунивание, но Кэтрин не откликнулась.
   — Вы действительно так считаете?
   — Да, — сказал он, — действительно так считаю. Она наклонилась еще ближе, чтобы расслышать его слова, и он ее поцеловал. И тотчас же отпрянул назад, но его язык успел скользнуть по ее нижней губе.
   — Простите, Кэтрин, — сказал он, и голос его показался ей несколько неуверенным. — Я не хотел, право. А теперь послушайте меня еще минуту. Право же, даю вам честное слово, я не знаю, убила ли Элизабет вашего отца. Клянусь. Она никогда не делала мне подобного признания. Я не могу вам помочь. Разрешите лишь добавить, что я чувствую, насколько гнусной была моя роль во всем этом деле. Возможно, вас это удивит, Кэтрин, но Элизабет до самого конца казалась мне любящей, очень внимательной и отважной. Нет, не отшатывайтесь от меня лишь потому, что вам не нравится то, что я говорю. Вы должны понять — Элизабет совсем не похожа на ту женщину, какой вы ее считаете и какой она, возможно, стала теперь. Она изменилась, а все потому, что я предал ее. Она стала жестокой, безжалостной, но не меркантильной сукой Карлтон. Деньги никогда не имели для нее значения.
   — Тогда почему же она вышла замуж за старика? Он улыбнулся.
   — Хотите знать? Да я думаю, что Элизабет сама не знает, почему вышла замуж за Тимоти, и не из-за имени или богатства Карлтонов, это уж точно, поверьте мне. Думаю, что корень всей истории в том, что она страдала от гнета своего отца, холодного и властного негодяя. Возможно, ей хотелось обрести, по-настоящему любящего отца, который бы заботился о ней не в финансовом, а в эмоциональном отношении. Боже, да я разговариваю с вами как психоаналитик и, конечно, могу все истолковывать не правильно. Может быть, она отлично знает, почему вышла за вашего отца, и просто не хочет говорить. Право, не знаю.
   — Мне это все не нравится, Роуи.
   — Возможно, что не нравится.
   Неуверенность и усталость в ее глазах тронули его, и он снова поцеловал ее. Они пристально смотрели друг на друга некоторое время.
   — Не ходите больше на прием к Кристиану Хантеру.
   — Но кто убил моего отца?
   — Возможно, что у вашего отца была добрая сотня врагов, ненавидящих его отчаянно. Не говоря уже о других женщинах.
   — Женщинах! Но это же смешно!
   — Вовсе нет. Он был человеческим существом, Кэтрин, а вовсе не богом. У него были другие женщины во время всех его трех браков. И когда он был женат на Элизабет — тоже.
   — Но…
   — Хватит, Кэтрин. Мне пора. Если я останусь, то снова вас поцелую, а я этого не хочу. В прошлом я достаточно часто вел себя, как подонок. Но больше этого не будет.
   — Но она сука!
   — Элизабет?..
   — Да нет, ваша Аманда Монтгомери. Он не обиделся.
   — Послушайте, Кэтрин, — сказал он наконец. — Жизнь состоит из компромиссов. Если мы не решились на какой-то шаг, мы должны быть готовы к тому, чтобы терпеть его последствия. Я знаю, что делаю. Знаю, каковы будут последствия. А теперь поезжайте домой и постарайтесь устроить свою жизнь.
   Он извлек портмоне и бросил бумажку в двадцать долларов на маленький круглый столик.
   Потом ушел.
   Кэтрин слышала, как доктор Хантер говорил что-то. Она вздрогнула и очнулась от своих воспоминаний.
   — Как я сказал, мисс Эллиотт, не думаю, что теперь я мог бы принести вам какую-нибудь пользу.
   Кэтрин выпрямилась на стуле, осторожно сложила руки, чтобы выиграть время. Наконец она произнесла:
   — Я видела вас на суде, когда вы давали показания по делу Элизабет Карлтон.
   На лице его не отразилось ничего, хотя внутренне он весь напрягся. Многолетнее умение не обнаруживать свои чувства сработало и сейчас.
   — То-то мне показалось, что я вас видел где-то, — заметил Хантер, — что вы делали на процессе? У вас вампирические наклонности?
   — Вовсе нет. Кстати, вы выступили очень хорошо, но я знала, что вы лжете.
   — Может быть, вы дочь окружного прокурора? Ах, репортер? Не правда ли, я угадал?
   Кристиан очень внимательно наблюдал за ней, изучал выражение ее лица, стараясь разгадать и понять ее. Кто она такая?

Глава 18

   — Суд присяжных поверил мне, мисс Эллиотт, или как вас там зовут, — сказал Кристиан. Его голос звучал мягко и бесстрастно.
   — Да, поверил. Но они дураки Я все время гадала, почему вы это сделали, почему вы солгали, доктор Хантер. Не из-за денег — это ясно, ведь вы богаты. Вот я и решила, что вы влюблены в Элизабет Карлтон или, возможно, она раскопала какие-то грязные делишки в вашем прошлом и шантажировала.
   — У вас богатое воображение, — ответил Кристиан, вставая. — Думаю, вы сумеете найти выход отсюда.
   Кэтрин поднялась — она была в нерешительности, понимая, что совершила непоправимую ошибку.
   — Вы — чертов лицемер и лгун! Вы выпустили виновную в убийстве женщину на свободу!
   — Дверь, — сказал Кристиан, указывая жестом в сторону выхода.
   — Ненавижу вас!
   Не раздумывая, Кэтрин сорвала свой черный парик и кинула в него.
   Кристиан не был особенно удивлен.
   — Здравствуйте, мисс Карлтон.
   Он бросил ей парик назад, и она его поймала.
   — Пожалуйста, — сказала Кэтрин, упираясь ладонями в столешницу, — пожалуйста, скажите, почему вы солгали.
   Кристиан молча, оценивающе разглядывал ее:
   — Значит, человек, с которым вы встречаетесь, не кто иной, как Роуи Чалмерс. Лучше держитесь от него подальше, мисс Карлтон. А теперь можете удалиться.
   — Но как.., как вы узнали?
   — Вы сказали, что хотели что-то выяснить у него и что он бесчестный человек. Роуи Чалмерс — единственный, который, как мне известно, мог бы кое-что рассказать об Элизабет Карлтон, так сказать, единственный, кто соответствует нарисованному портрету.
   — Пожалуйста! Вы должны сказать мне правду!
   — Очень хорошо, мисс Карлтон. Могу вас уверить, что я не солгал. Элизабет Карлтон не убивала вашего отца.
   И в этот момент Кэтрин поняла, что верит ему. Его мягкий голос звучал так убедительно! Лицо ее исказила гримаса, и она произнесла с некоторым отвращением к себе:
   — Я все испортила, да?
   На нее напал истерический смех — и, повернувшись на каблуках, она вышла из его офиса.
   Кристиан долго стоял молча. Чертова маленькая сучка! Он не мог позволить, чтобы она чем-то навредила Элизабет. Он этого не допустит!
 
   В тот же вечер за обедом, поданным Коги, с его излюбленным суси, Кристиан рассказал Элизабет о фальшивой пациентке.
   — В конце концов она во всем мне призналась. Кстати, девица встречается с Роуи Чалмерсом. Если она попытается снова докучать вам, Элизабет, обещайте, что дадите мне знать.
   Элизабет была напугана.
   — О Боже, — сказала она, забыв о своем обеде. — Да, разумеется, я скажу вам. Как это ужасно для вас, Кристиан!
   Он пожал плечами.
   — Я умею обращаться с такими маленькими потаскушками. Но у нее злой и грязный язык. И мне это не нравится. Не знаю, оставит ли она теперь вас в покое. Не знаю, что связывает ее с Чалмерсом, во всяком случае, она отрицает, что спите ним. Интересно, правда?
   Кэтрин и Роуи? И Аманда Монтгомери… Элизабет содрогнулась, не замечая, что Кристиан пристально наблюдает за ней. Она гадала, рассказал ли Роуи Кэтрин о ноже для колки льда, который Элизабет приставляла к его горлу, и о том, как она насмехалась над ним. От этой мысли сердце ее упало.
   Из-за плеча Элизабет появился Коги с маленьким серебряным подносом, на котором стояли две рюмки коньяка.
   — Восхитительный обед, — сказал Кристиан. — Какие красивые часы, Коги. Кажется, я узнаю их. Они случайно не принадлежали мистеру Карлтону?
   Коги просиял — его чуткие пальцы пробежали по массивному золотому браслету.
   — Да, миссис Карлтон отдала их мне. На мгновение Элизабет очнулась от своего забытья.
   — Когда-то я подарила эти часы Тимоти. Коги так восхищался ими, и мне захотелось, чтобы у него осталось что-нибудь на память о его хозяине.
   — Я снимаю их, только когда принимаю душ или убираю в доме.
   Кристиан понимающе кивнул.
   — А я и не подозревала, что вы знали Тимоти, — покачала головой Элизабет. — Как странно, "мне это даже в голову не приходило.
   — Я встречал мистера Карлтона несколько раз, в том числе и незадолго до его смерти. Я никогда не рассказывал, потому что мне не казалось это особенно важным.
   Когда они остались одни, Кристиан отпил глоточек коньяка и, все еще наблюдая за выражением ее лица, произнес:
   — Я случайно видел вас вчера вечером, Элизабет. С кем вы были? Элизабет вздрогнула:
   — О Боже, Кристиан, какое совпадение. Этот малый — просто деловой партнер. Сейчас, размышляя о вчерашнем вечере, я как раз задавала себе вопрос: почему согласилась с ним поужинать? Но он уже уехал домой, в Филадельфию. Я все думаю о Кэтрин. Бог с ней, пусть делает все, что угодно.
   — Я не доверяю Роуи Чалмерсу.
   — Ради самой Кэтрин, я надеюсь, он оставит ее в покое.
   Кристиан заговорил, и голос его звучал холодно и сухо:
   — У меня такое впечатление, что заинтересованное лицо — именно Кэтрин, а не мистер Чалмерс.
   — Могу вас заверить — Лоретта Карлтон мгновенно обо всем разнюхает и положит этому конец. А теперь, пока вы не заговорили сами, что мне сыграть?
   Кристиан сидел, откинувшись на спинку дивана, глаза были закрыты — прекрасная музыка Мендельсона будто струилась сквозь его тело. Когда Элизабет сыграла до половины третью часть пьесы, Кристиан открыл глаза и посмотрел на нее. Выражение ее лица ему не понравилось — холодное, не выражавшее никаких чувств, будто бегавшие по клавишам пальцы ей не принадлежали, будто музыка не имела к ней никакого отношения. Прекрасно справляющийся со своими задачами автомат.
   Он тихо подошел к ней сзади и начал нежно массировать ее плечи. Она была напряжена, мускулы будто одеревенели. Он склонился к ней, приподнял волосы и поцеловал в затылок.
   — Элизабет, — сказал он нежно, подавляя стон. Он сел рядом с ней на круглый стул и притянул ее к себе на грудь.
   Элизабет была испугана, и мысли ее в ужасе заметались. Ей хотелось сказать ему: нет, пожалуйста, Кристиан, пожалуйста, ничего не ждите от меня! Его язык слегка коснулся ее сжатых губ, будто пробуя их на вкус, пытаясь их разжать, и она попыталась отпрянуть — в глазах светились тревога и страх.
   — Элизабет, — сказал он снова, но она рассмеялась нервным смехом и соскользнула со стула. Расставив перед собой пальцы, она сказала:
   — Пожалуйста, Кристиан, я не могу! Вы должны понять, что…
   Кристиан вздохнул и попытался взять себя в руки.
   — Понимаю, — ответил он и поднялся со стула. Сьюзен ждала его через час. Боже, сегодня девушка будет ему очень нужна. По крайней мере ее репертуар хоть чуть-чуть расширился. Она разучила “Никто не делает этого лучше”. И хоть играла эту вещь не слишком хорошо, но, во всяком случае, ее можно было узнать.
 
   Лоретта Карлтон чувствовала, что усталость гнездится в ее костях. Она теперь уставала просто от необходимости жить. Повернувшись к Майклу, уставившемуся в свой стакан с мартини, Лоретта подумала, что в последнее время он слишком много пьет, но сейчас неподходящий момент, чтобы говорить об этом. Позже, позже.
   — Ты узнал имя человека, с которым Элизабет ужинала в “Пируэте”? — спросила она.
   — Да, его зовут Джонатан Харли, из Филадельфии. Он владеет очень успешно действующей компанией, связанной с передовыми технологиями в области электроники.
   — И что же?
   Так трудно стало находить нужные слова, нанизывая их одно за другим, составляя имеющую смысл фразу. Как она желала, чтобы с ней сейчас разговаривал Тимоти, а не Майкл. Сколько раз в прошлом случалось, что они просто обменивались взглядом и понимали друг друга без слов.
   Майкл пожал плечами.
   — Пока не знаю. Но мне представляется логичным, что АКИ хочет заполучить его компанию. Если помнишь, его имя уже всплывало несколько месяцев назад.
   — Он продаст ее?
   — Возможно. Харли взял огромный заем в банке Филадельфии, по крайней мере я слышал, что это так.
   — Купи его. Если он продаст компанию, пусть продаст ее нам.
   — Да, мама.
 
   Джонатан искренно забавлялся. Майкл Карл-тон, знаменитый и скандально известный, перед ним во плоти и желает купить его компанию. Конечно, в пику Элизабет. Сделка, предложенная им, просто немыслима.
   Майкл настаивал, хотя Джонатан сразу честно заявил:
   — Я никому ее не продам, мистер Карлтон, обещаю вам.
   — Но она перекупила ваш заем и потребует возмещения. Я знаю, в чем ваши текущие затруднения, мистер Харли. Вы даже не представляете, каковы возможности АКИ. Они…
   — Я никому ее не продам, — твердо повторил Джонатан. — Поверьте.
   Майкл готов был удовольствоваться этим обещанием, но что-то не давало ему покоя.
   — Тогда почему вы ужинали с Элизабет в Нью-Йорке, в “Пируэте”?
   Джонатан не очень удивился вопросу.
   — Ваши возможности добывать информацию впечатляют, мистер Карлтон, — ответил он, и голос его был ровным и вежливым. — Я могу еще раз повторить, что не собираюсь продавать свою компанию. Как вы знаете, я основной держатель акций, контролирую компанию и собираюсь это делать и впредь.
   Когда пятью минутами позже Майкл Карлтон ушел, Джонатан остался сидеть, глядя в пространство. Он занимался любовью, а точнее сказать, переспал с Кристиной и Холли после своего возвращения из Нью-Йорка и не получил никакого удовольствия. В этом была ее вина, чертовой бабы, которая, возможно, к тому же еще и убийца. Часом позже он покинул свой офис и отправился бегать трусцой, доводя себя до полного изнеможения.
   Он вовсе не удивился, когда в конце дня Мидж сообщила ему:
   — Босс, миссис Карлтон на линии, я хочу сказать, Элизабет Карлтон.
   Он усмехнулся и взял трубку:
   — Привет, Элизабет, в чем дело?
   Руки Элизабет сами собой сжались в кулаки.
   — Мистер Харли, мне стало известно о вашей встрече с Майклом Карлтоном.
   — Верно.
   Он услышал, как она судорожно втянула воздух, и добавил, желая подразнить ее:
   — Кажется, один из шпионов Карлтона видел нас в “Пируэте”. Думаю, вам пора вычеркнуть этот ресторанчик из числа любимых. Придется вернуться к тако.
   — Ну, и?..
   — Я уверил Майкла, что не собираюсь продавать свою компанию никому, включая и вас, Элизабет.
   Он услышал, как она, не сознавая, вздохнула с облегчением. Глаза его сузились, и он добавил почти нежно:
   — Знаете, Элизабет, это чистая правда.
   — Что бы вы сейчас ни говорили, мне все подойдет. Я только надеюсь, что вы не лжете, мистер Харли.
   — Нет, не лгу. Как вы подозрительны, Элизабет.
   — Не смейте называть меня Элизабет, черт бы вас побрал, — сказала она и бросила трубку.
   — Что это вы свистите так, будто у вас нет никаких забот? — спросила Мидж, просовывая голову в кабинет. — Леди-дракон действует быстро. Да?
   — Организация сети — вот как это называется, — ответил Джонатан невозмутимо. И рассмеялся.
   — Вот мошенники! — откликнулась Мидж, удивляясь этому приступу веселья.
   — Именно. А теперь, думаю, мне следует встретиться с этим мистером Дипом или Дропом?
   — С мистером Дуном.
   — Когда он будет здесь, проводи его ко мне, Мидж.
   — Будет сделано, Крестный отец.
 
   До свадьбы оставалось пять недель. Дженни тихонько напевала, водя пальцем по своему подвенечному платью, сотворенному из шелка и кружев и столь изысканному, что страшно было к нему прикоснуться. Платье от Шанель, На прошлой неделе Дженни летала с матерью в Париж на примерку. И теперь соскучилась по Брэду, очень соскучилась. Она не видела его почти две недели.
   Дженни осторожно потянула за “молнию” на мешке для одежды и кивнула горничной.
   — Отец дома?
   — Да, мисс Дженнифер, мистер Хенкл в своем кабинете.
   Дженни легонько постучала в дверь, потом тихо открыла ее. Она увидела отца на его обычном месте, за антикварным письменным столом красного дерева, но на нем не было очков и он не говорил по телефону — а то и другое было обычным, если он оставался дома.
   — Папа, с тобой все в порядке?
   Сенатор Чарльз Хенкл постарался взять себя в руки. Его нежная, милая, невинная дочь. Ха! Он почувствовал, как горло его сжимается от ярости при мысли о непристойных фотографиях. Отцу не полагается видеть свою дочь, свою единственную дочь, когда ее трахают. И кто это делал? Гомик! Он заставил себя заговорить с ней, ее простодушное лицо выражало беспокойство:
   — Я чувствую себя прекрасно, Дженни. Где твоя мать?
   Странно, подумала Дженни, останавливаясь. Он редко спрашивал о ее матери. Особенно днем.
   — Я не знаю точно, — ответила она. — Видимо, занимается какими-то благотворительными делами, я что-то слышала про обед в связи с пожертвованиями в пользу “Гринпис”.
   — О, — сказал сенатор Хенкл и откашлялся. — Ты чего-нибудь хочешь, Дженни? Я занят.
   — Я хотела только сказать, что на уик-энд уезжаю к Карлтонам, в их дом на Лонг-Айленде. Не найдется ли у тебя времени, чтобы поехать со мной? Хотя бы на ужин.
   — Нет! То есть я хочу сказать, что у меня нет времени, Дженни.
   — В чем дело, папа?
   Он боялся встретиться с ней глазами. Наконец, набрав побольше воздуха в грудь, спросил:
   — Ты действительно хочешь выйти замуж за Брэда Карлтона?
   Дженни удивленно заморгала:
   — Конечно, папа.
   — Ты.., ты его любишь?
   — Конечно.
   Чарльз давно смирился, что его дочь — бесхитростное создание, легко попадающее под чужое влияние. Податливая девочка, и то, что Карлтоны сотворили с ней и с ним, было омерзительно. Но что он мог поделать!
   — Я думала, Брэд тебе нравится.
   В ее тоне слышалось удивление и нерешительность, как у ребенка.
   Перед его внутренним взором снова появились фотографии. Нет, Дженни не ребенок, по крайней мере тело ее было телом взрослой женщины, и молчаливый крик, который он прочел на ее губах, означал, что она умеет наслаждаться.
   — Я просто желаю тебе счастья, — сказал он наконец.
   Ему хотелось бы иметь достаточно мужества, чтобы раскрыть ей глаза на все и — что будет, то будет. Или, если бы он мог, убить Брэда Карлтона. Как его мачеха убила его отца. Ведь ей сошло с рук. Чарльз покачал головой. Боже, о чем только он думает!
   "СЕНАТОР УБИВАЕТ СВОЕГО ЗЯТЯ-ГОМОСЕКСУАЛИСТА”.
   — Я счастлива, — сказала Дженни. — Обещаю тебе, что так оно и будет.
   Она бросилась к отцу и крепко обняла его.
   — Я люблю тебя, папа.
   В этот момент ему отчаянно хотелось показать ей негативы фотографий Брэда и его любовника, а также ее собственные фотографии с Брэдом. Пусть она узнает, что за ублюдки эти Карлтоны на самом деле. Его рука на мгновение в нерешительности зависла над запертым на ключ ящиком письменного стола. Медленно, нехотя он убрал руку.
   — Отправляйся по своим делам, Дженни. У меня действительно уйма работы.