Ковальчук Игорь. Скиталец

   – Проезжайте. Да поскорее. Король давно требовал к себе графа Герефорда.
   Лицо Дика слегка дрогнуло. Ни слова не говоря, он тронул коня. За ним молча спешили его спутники – Трагери, Серпиана и Олхаур.
   Рыцарь-маг не желал проверять, допустят ли его к королю сразу или сперва помурыжат. Немного магии – и перед ним распахнулись двери дома Филиппа Вижуа, городского головы, давшего приют королю и его приближенным. Лишь у дверей опочивальни он помедлил – заметил притулившегося у окошка Ангеррана Девени, королевского кравчего. Тот сидел пригорюнившись, и англичанин в мгновение ока понял, о чем думает верный слуга его величества. Как пи крути, у другого короля будут другие слуги. Значит, Девени – самое малое – окажется не у дел и соответственно не у кормушки.
   Плохо дело. Пока еще не у Девени – у короля.
   Толкнув створку двери, Дик ощутил запах – знакомый, трудно выносимый, угнетающий, лучше всего говорящий о том, что случилось с королем, мучающимся на широкой постели у окна. Запах гниющей плоти тяжелой волной накатил на рыцаря-мага, заставив голову закружиться, и незаконнорожденный сын Ричарда Львиное Сердце понял: лечить уже поздно. В покоях присутствовали лекарь, слуга короля по имени Рено де Марен и Филипп – королевский секретарь, сидящий у постели с дощечкой, чернильницей и пучком перьев. Последний дежурил здесь на случай, если королю придет в голову внести какие-нибудь изменения в свое завещание.
   Король с трудом приподнял голову и посмотрел на Дика. Несколько мгновений взгляд был пустой, стеклянный – как у человека, не понимающего, что происходит, – а потом его величество понял, в чьи глаза он смотрит, и простонал:
   – Герефорд… Герефорд, где был? Где… ты бы? Где тебя носило?
   Дик подошел, и Рено де Марен посторонился, давая ему место на краю королевской постели – присесть. Ричард смотрел на своего бастарда с каким-то новым выражением. Рыцарь-маг не сразу прочел это выражение – но вдруг понял: безжалостному Плантагеиету очень страшно и он надеется на чудо.
   – Все вон. – Голос короля едва звучал, из губ то и дело вырывался стон, но понять, о чем он говорит, было можно. – Вон. Я буду говорить с Герефордом.
   Лекарь, слуга и секретарь поспешно вышли из королевской опочивальни.
   Дик старался не морщиться от вони, исходящей от гниющего тела короля.
   – Герефорд, – с трудом заговорил король. – Герефорд. Я сделал тебя графом. Ты всегда был мне предан. Ты обладаешь волшебной силой. Скажи мне честно, скажи, глядя мне в глаза: ты можешь спасти мне жизнь?
   – Нет, государь. Не могу.
   – Я знал, что нельзя начинать войну, пока ты не вернулся. Но я сам отпустил тебя на год. Знаю, что виноват. Если б ты был со мной, ничего бы не случилось. Так?
   – Не знаю, государь. Я не всесилен.
   – Ты приносишь мне удачу. Ты всегда мне удачу приносил. Ты и сейчас спас бы меня, если бы был рядом. Я ведь прав?
   – Наверное, государь. Не знаю.
   – Я знаю. Знаю, что прав. Герефорд… Дик. Спаси меня. Спаси меня сейчас. Если спасешь, я сделаю тебя герцогом. Герцогом Нормандским.
   – Государь, я служу вам не за земли. Если бы я мог спасти вас, я бы спас непременно и без всякой награды. Но я не могу.
   – Я знаю, что ты верен мне не за золото, не за владения. Но попытайся.
   – Не могу, государь.
   – Хоть попытайся! – Ричард застонал. У него был сильнейший жар, и в любой момент он мог сорваться с зыбкой грани сознания в адскую пучину бреда.
   Рыцарь-маг поражался, что королю до сих пор удается держаться. Он преодолел брезгливость и положил государю руку на плечо. Второе, здоровое, куда, впрочем, уже доползла гибельная краснота.
   – Я не могу, государь. Даже если попытаюсь, моя магия просто убьет вас. Наверняка.
   Глаза Ричарда закатились. Он закусил губу.
   – Аликс, твоя матушка… Она еще жива?
   – Жива, государь.
   – Это она сказала тебе, что ты – мой сын?
   – Все говорили. Ее муж никак не мог быть моим отцом – он почти за полтора года до родов уехал на войну. За Алисой, супругой Этельвольда Уэбо, родственники тогда следили днем и ночью. Они и подтвердили, что ребенок мог родиться только от вас, государь.
   – Я верю тебе. Я… знаю, что ты говоришь правду… – Плантагенет открыл глаза. – Прикажи всем вернуться.
   Дик подошел к двери и передал приказ его величества. В опочивальню вернулись слуга и секретарь, а вместо лекаря, который, похоже, воспользовался случаем вовремя унести ноги, появились Бодуэн де Бетюн, Адам де Толуорт и Вильгельм де Маршал – приближенные английского короля. Ричард смотрел на них мутным взором, словно уже не совсем понимал, что происходит.
   – Филипп, возьми лист, – сказал он тихо, и писец немедленно откупорил чернильницу. Взял перо на изготовку. – Пиши дополнение к моему завещанию. – Ричард Львиное Сердце помедлил, а затем продолжил: «Сим подтверждаю и признаю, что мой вассал Ричард Уэбо, граф Герефорд, является моим сыном. Будучи в здравом уме и твердой памяти, в присутствии благородных свидетелей признаю его своим законным наследником. Сим еще при жизни передаю под его руку герцогства Нормандское и Аквитанское, графства Анжу, Мэн, Пуатье и Тура и требую, чтобы после моей смерти его короновали государем Английским… – Его величество застонал от боли, прикрыв глаза, и закончил: – Без промедления.
   Взгляды собравшихся, устремленные на Герефорда, выражали недоумение. Да и сам Дик был не то что поражен – окаменел от изумления. Ничего подобного он не ожидал. Знатные сеньоры, присутствовавшие при написании документа, начали переглядываться, а Вильгельм одними губами прошептал: «Бредит!» Он кинул на Герефорда хмурый взгляд, и рыцарь-маг невольно дернул плечом, выдавая, что и сам не понимает, что все это означает.
   Впрочем, тот факт, что Дик Уэбо оказался бастардом Львиного Сердца, не удивил никого. Таких бастардов у короля было множество, особенно во Франции. Мало ли мужчин, парней и мальцов в мире могло похвалиться тем, что их породил король Англии. Но завещание – это уже совсем другое дело. Герефорд ощутил, что помимо густого омерзительного запаха в покоях сгущается ненависть, развернулся и вышел.
   Из затеи Плантагенета, конечно, не могло получиться ничего толкового.

Эпилог

   На следующий день прибыла наконец королева Альенор. Она едва успела проститься с сыном – к вечеру, подтвердив все свои распоряжения, он испустил дух. Дик, присутствовавший при последних минутах отца, видел, как тело Ричарда, сотрясаемое агонией, на миг накрыло темное облачко, такое легкое, что его можно было и не заметить. Рыцарь-маг невольно отступил на шаг, прикрывая лицо рукой, а когда снова взглянул на Львиное Сердце, он уже был недвижим, а тень исчезла.
   Распахнулась дверь, и дождавшийся наконец своей очереди Иоанн влетел в опочивальню брата, растолкал приближенных, словно базарная торговка своих товарок, и нагнулся над телом Ричарда. Сделав вид, что творит молитву, он тем временем нашарил на пальце брата королевский перстень и снял его. Надел и вызывающе оглядел присутствующих – никто не возражал.
   Писец Ричарда, подойдя к принцу Иоанну, что-то прошептал ему на ухо, показал лист пергамента. Принц прочел, выражение его лица на миг изменилось, и он повел взглядом по приближенным покойного. Заметил Герефорда и сузил глаза. Взгляд его стал опасным. Дик сразу понял, что сейчас произойдет. Иоанн выдернул из пальцев писца документ, подписанный братом.
   – Герефорд, не так ли? – притворно сладко спросил он.
   Стоящие рядом с рыцарем-магом графы и герцоги, стараясь двигаться незаметно, попятились от бастарда Львиного Сердца, и корнуоллец в одно мгновение оказался в одиночестве, посреди пустого пространства – насколько позволяла теснота.
   Иоанн насмешливо скривил губы, повертел пергаментом, а потом кинул его на уголья. Хорошо выделанная телячья кожа горит плохо. Вот и на этот раз лишь потемнела, затем скукожилась.
   В первое мгновение Дик испытал облегчение. А потом заметил острый, словно прицеливающийся взгляд принца и понял, что пора уносить ноги. Когда Иоанн повернулся к писцу и начал, утверждая свою власть, отдавать приказы, что делать с телом брата, а что – с королевством, Герефорд выскользнул из покоев и бросился на конюшню. Серпиана ждала там – расчесывала гриву своему скакуну, – а Трагерна пришлось выдергивать из-за стола. Он, как всегда, принялся ворчать, помянул Дику недавнее издевательство, когда его, еще не окрепшего после смертельной раны, заставили колдовать, а теперь еще и доесть не дают…
   – Если немедленно не оторвешь задницу от скамьи, вскоре вообще не сможешь есть, – оборвал его англичанин.
   Сказано было так твердо, что Трагерн немедленно закрыл рот и последовал за ним в конюшню.
   Из Шалюса они сбежали на ночь глядя. Услышав, что произошло, спутники Дика согласились, что никак иначе поступить было нельзя. Серпиана лишь осуждающе покачала головой:
   – Думаю, твой отец хотел как лучше. Но разве он не понимал, в какое положение поставил тебя?
   – Подозреваю, он не совсем понимал, что делает. Первое движение – и вот. Конечно, дурацкая была затея…
   – Ты будешь бороться за трон? – спросил Трагерн. – Ты мог бы.
   – Мог бы. Но мне это ни к чему. Я не хочу править в Британии. Лучше уж к тебе, Энн, под бочок. В твой родной мир.
   – Я не возражаю, – кокетливо ответила она. – Даже Идилин только счастлив будет.
   – Что же теперь? – поинтересовался молодойдруид. – Вернемся на Авалон?
   – Нет. Задержимся вот в этом лесу. – Дик показал рукой и тут же повернул коня. – Чувствуешь?
   Трагерн вытянул шею и даже принюхался.
   – Не очень.
   – А если внимательно?
   – Э… Сид?
   – Именно. Так что давай, веди, чуткий ты наш. Уж ты-то, друид, сумеешь найти вход под холм. А оттуда – в хрустальный грот. Понимаешь, о чем речь?
   Трагерн кивнул и сосредоточился.
   Принц Иоанн, который никогда не отличался чрезмерной доверчивостью, а равно и легкомыслием, конечно, от души посмеялся завещанию брата. Но любимчика-бастарда, который на денек получил право называться чуть ли не наследным принцем, решил на всякий случай прикончить и отправил за ним погоню с приказом – поймать и убить.
   Погоня ни Герефорда, ни его спутников отыскать не сумела…
   Снаружи сил был похож на невысокий холм, густо поросший лесом. Лес был заповедный, старый, пустивший корни в самые глубины земли. Лишь странная магия, окутывавшая это место, древняя, как северные скалы, могучая, как сама жизнь, указывала, что место это – необычное. Дик не следил, как Трагерн раскладывает на влажной земле камни, вынутые из поясного кошеля, засохшие стебельки и цепочку с шеи, похожую на вязь арабских письмен, – он смотрел на валуны, вросшие в землю почти по самую макушку, и думал о существах, которые жили в этих краях давным-давно. А потом земля слева от него дрогнула и медленно раскрыла темный зев, похожий на вход в пещеру.
   В сиде Ричард не успел ничего разглядеть – там было темно, пахло пряностями и чистой кристальной влагой. Зато хрустальный грот он узнал сразу – те же друзы горного хрусталя, соляные столпы, словно отделанные резцом мастера, такие совершенные по форме, почти симметричный свод, где теснились плотно-плотно притиснутые друг к другу валуны, испещренные искрами… И неизвестно откуда льющийся дневной свет. Он наполнял собой грот, преломлялся в тысячах граней и, казалось, звучал, словно музыка арфы.
   Пол без признаков пыли, ровный, будто отполированный, представлял собой что-то вроде естественной мозаики. Куски красного гранита соседствовали с белым мрамором, дальше лежал черный базальт с синей искрой, потом и вовсе агат, рисунок которого напоминал разноцветные следы, оставленные волнами на песке, и глыба кварца с вкраплениями ясного синего лазурита. Глубокие трещины разбегались в разные стороны от того места, где стоял Дик. А впереди золотились тонкие ниточки. Не одна и не две – оглядевшись, рыцарь-маг снова различил целую паутину таких нитей. Они бежали и по полу, и кое-где по стенам, так что оставалось лишь найти узелок.
   И вскоре стало ясно, где он – именно там, где стоит девушка, облаченная в длинное белое одеяние с сияющей серебряной каймой. Вернее, не девушка, а лишь видение – колеблющееся, неверное, как вечерний туман. Она подняла голову, взглянула на Дика – и у того кровь заледенела в жилах. Девушка была прекрасна, но взгляд ее оказался подобен самой смерти – бесконечному и безнадежному пути в никуда.
   – Здравствуй, путник, – сказала она, и Дик невольно отступил на шаг. – Зря ты сюда пришел.
   Не зная, что делать, рыцарь-маг выдернул из-за пояса серпик. Белое золото полыхнуло лунным сиянием и погасло. Девушка холодно усмехнулась:
   – И зря думаешь, что способен убить меня. Пусть даже и древней игрушкой, созданной против меня.
   – Кто ты такая?
   – Тебе не нужно этого знать. Я скажу только одно – тебе не снять печать, положенную нами.
   – Кто вы такие?
   – Хранители.
   Дик сложил пальцы и ударил.
   Магия прошла сквозь видение. Девушка растаяла, как клок тумана на утреннем ветру, и тут же появилась в другом уголке. Она рассмеялась, показав мелкие, как у хищного зверька, острые белые зубы. На том месте, где она стояла, стал виден узелок, в который спутались копчики золотых нитей. Он был покрыт, словно налетом, матовой полупрозрачной дымкой. Кинувшись к нему, Дик занес руку и попытался вцепиться в узел, но не смог его коснуться. Пальцы обожгло холодом – не обычным, как от снега или ледяной воды, а мертвенным, поселившим ужас в самой душе.
   Призрачная девушка снова засмеялась. Она скользнула к рыцарю-магу – почувствовав опасность, он выхватил меч лорда Мейдаля. Серпиана, увидев в руке призрака меч, завопила дико и безнадежно, Трагерн зашарил по поясу, выискивая хоть что-нибудь подходящее, а Олхаур закрыл госпожу собой. Мгновенное наитие пронзило Дика, и он увернулся от удара, вместо того чтобы парировать его.
   Мертвенно-белый клинок ударил в пол, разбросав бесцветные искры. Оттолкнувшись рукой, рыцарь-маг вскочил на ноги и тут же отпрыгнул от призрака девушки. Губы сами приоткрылись, выговаривая слова молитвы. Но против призрака «Pater Noster» не помог, как когда-то помог против Далхана Рэил.
   Девица махала мечом не слишком умело, зато быстро. В какой-то момент Дик не успел увернуться и машинально заслонился клинком. Скользящий блок он не успел бы поставить ни при каких обстоятельствах, а потому защита вышла жесткая. Меч лорда Мейдаля, встретившись с призрачным клинком, налился ало-золотым светом, обжигая ладонь, его держащую, заколебался, как призрак, и исчез.
   Но вместе с ним исчез и меч призрачной девушки. Она, ошеломленная, отшатнулась – и застыла в неподвижности, как изящная статуэтка.
   Не тратя ни минуты, рыцарь-маг бросился к золотому узелку и полоснул по нему серпиком. Заскрипел, отламываясь, сапфир, вставленный в кончик.
   Ему показалось, что он сидит на спине огромной змеи в золотой чешуе, каждая чешуйка которой была размером с добрую городскую площадь.
   Он колотил друидической игрушкой, и бледный налет становился все бледнее. Но тончал и серпик.
   – Ты силен, путник, – прозвучало сзади.
   Дик понял, что говорит призрачная девица. Обернулся – но заметив, что она по-прежнему неподвижна, продолжил свое занятие.
   – Ты силен. Что ж. Пусть будет так. Но знай: ты не сможешь самостоятельно снять наложенную нами защиту. Я вижу: ты серьезный противник. Поэтому я готова предложить тебе сделку.
   – Что за сделка? – Дик прекратил колотить серпом.
   – Я сниму дымку, – сказала она. – Если ты принесешь мне жертву.
   – Какую жертву? – опешил рыцарь-маг.
   – Человеческую. А если точнее, соответствующую жертву.
   – То есть? Что значит «соответствующую»?
   – Это значит, что ты должен закласть женщину. – Призрак покосился на сжавшуюся Серпиану. – Тем более что здесь как раз есть одна.
   – С ума сошла? – вспыхнул Дик. И замолчал.
   На кону стояла судьба мира. Судьба мириадов людей – и его счастье. Его любимая… Заметив его взгляд, девушка побелела.
   – Дик, не надо, – прошептала она. – Дик, я жду ребенка…
   Олхаур, оттолкнув Йерел, на этот раз закрыл госпожу собой от ее собственного мужа. Призрачная девушка чуть скривила губы.
   Выражение лица призрака привело Дика в чувство. Он с ужасом понял, что мгновение назад был готов собственной рукой убить свою жену. И ради чего? Ради призрачной возможности кому-то сделать лучше? Он отвернулся от серого видения и продолжил колотить серпом. Он чувствовал, как под давлением чужой магии тает друидический артефакт, и в каждый удар со злобы на самого себя, посмевшего поддаться чьему-то влиянию, вкладывал частичку собственной души, которая наполняла движения сокрушающей силой. Вопрос теперь был лишь в том, что сдастся раньше – туманная защита, серпик или его собственный дух.
   Когда дымка, лопнув, растаяла, от серпика осталась тонкая-тонкая игла белого золота с одним-единственыым сапфиром. Заревев от ненависти, Дик изо всех сил всадил ее в узелок – и понял, что сейчас умрет. Он больше ничего не мог сделать. За его спиной, закричав с тоской и болью, исчез призрак девушки, а потом рыцарь-маг упал лицом на золотой узелок, где уколом иглы оказалась рассечена пара нитей – и все…
   Дик пришел в себя на мягкой травке. Его голова лежала на коленях Серпианы, а у губ была ее рука. Сверху, из поднебесья, из хрустально-голубого сияния сквозь ветви и листья, на него обрушивались птичьи трели, такие ликующие, словно крылатая братия присутствовала при рождении мира и самому Богу воссылала хвалы. Слабость, объявшая тело Герефорда, на миг заставила его задуматься о том, а способен ли он будет пошевелиться в будущем.
   А потом над ним склонилось ее лицо.
   – Энн… – горько прошептал он. – Энн.
   – Не говори. Тебе нельзя, – сказала она и заплакала.
   – Энн… я умираю?
   – Нет, нет!… – Ее затрясло. – Ты будешь жить. И ходить тоже будешь. Потом. Просто, когда ты пробил эту… дымку… Грот начал рушиться. Мы едва успели выбраться оттуда. На тебя рухнуло несколько больших друз. Ты был ранен… Тебя вытащил Олхаур.
   – Лучше бы… он тебя… вытаскивал…
   – Он и меня вытащил. Но без тебя я бы не пошла.
   – Энн… Я люблю… тебя.
   Она снова залилась безмолвными слезами.
   – Я тоже люблю тебя, Дик. Очень люблю. Ты прости меня…
   – Нет. Ты прости… ты прости… что я… подумал…
   – Прости, что я подумала, будто ты собираешься меня… – Она вздохнула. – Я же знаю, что показалось.
   Он не стал бы спорить, даже если бы мог. Только прикрыл глаза и наслаждался прикосновениями ее рук, ласкавших его волосы. А Серпиана продолжала:
   – И со мной все в порядке. И с Трагерном. После того, что случилось, нас нашел Гвальхир. Он сказал, что со мной и с малышом все нормально. Ты не волнуйся. А печать… Знаешь, ты почти наполовину снял ее. Гвальхир сказал, что этого хватит надолго. Ты слышишь меня? – Она ласково провела рукой по его лбу.
   – Слышу, – выдохнул он. – Потом… Через годы… кто-нибудь… снимет ее… до конца…