Игорь и Катя жили на Тихвинской улице в большом старом доме. После рождения дочери они от завода получили восемнадцатиметровую комнату в коммунальной квартире. Из высокого окна видна красная полуразрушенная церковь. Зимой ее до половины заносило снегом, который постепенно приобретал цвет ржавчины. Весной и осенью в округлых, со свистом продуваемых ветром развалинах поселялись галки. Их крики будили по утрам. Игорь все собирался купить ружье и как-нибудь шурануть по шумливым птицам прямо из форточки. Третий год как он женат. Каким-то образом узнал про беременность Кати Семен Линдин, подкараулил Игоря за проходной и, схватив за грудки, стал визгливо выкрикивать в лицо, что он, Игорь, прохвост и подонок! Обрюхатил девушку, а теперь бегает от нее… Игорь не стерпел и набил ему морду. Об этом узнал Алексей Листунов. В отличие от придурка Линдина, он не стал ни в чем упрекать приятеля, лишь посоветовал жениться на Кате, мол, лучшей жены он не найдет, а жениться все равно когда-нибудь придется. Алексей уже два года был женат на учительнице немецкого языка. Поразмыслив, Игорь пришел к выводу, что если он хочет остаться на заводе и получить квартиру, то надо жениться. И потом, признаться, ему надоела неустроенная холостяцкая жизнь. Взрослый мужчина, а все еще болтается по общежитиям, питается в захудалых столовках. От всех этих мыслей ему стало тошно, казалось, все зло от женщин.
   Наверное, он и без скандала с Семеном Линдиным и совета Листунова женился бы на Кате. Прошло время, Игорь снова с удовольствием поглядывал на улице на незнакомых девушек, как-то, набравшись смелости, позвонил Лене Быстровой. С замиранием сердца ожидал, что она, услышав его голос, бросит трубку на рычаг… Лена очень обрадовалась его звонку, отчитала за то, что надолго пропал, – ее мужа не было в Москве полтора месяца, – она рада была бы увидеть Игоря. У Игоря камень с души свалился. Когда он рассказал Лене, что женился, та никак на это не прореагировала, лишь заметила, что теперь они на равных. По-прежнему, когда Быстрова не было в Москве, Игорь наведывался на площадь Восстания. Катя же все внимание отдавала дочери, которую назвали Жанной. Никаких чувств к писклявой девочке он пока не испытывал. Иногда готов был из дома убежать, чтобы не слышать ее плача. Особенно злился, когда крикунья будила ночью. А Катя души не чаяла в дочери. У нее только и разговоров было, как Жанночка покушала, как спала, как улыбнулась…
   Выйдя из комиссионки, Игорь сразу не пошел домой, а завернул к пивному ларьку в Вадковском переулке. Отстояв в очереди, взял две кружки с шапками пены, бутерброд с сыром и отошел в сторонку. Одну кружку поставил на серую бочку, а вторую в два присеста осушил. День был жаркий. Солнце разогрело железные крыши домов, неподалеку с тихим шорохом проносились машины, пахло выхлопными газами и расплавленным асфальтом. Нахальные голуби сновали под ногами, склевывали крошки. У голой желтой стены дома играли в классы две девчушки в коротких сарафанах. У одной на тонкой ноге была царапина. Вторая, прежде чем толкнуть носком сандалии плитку, смешно поджимала губы и щурила круглые глаза.
   – Угощайтесь воблой, – услышал Игорь приятный голос.
   У его бочки тоже с двумя кружками пристроился худощавый мужчина лет сорока. На смятой газете лежали несколько белесых воблин. Между ног человека стоял коричневый фибровый чемодан с сияющими на солнце уголками.
   «Приезжий, – лениво подумал Игорь. – Ишь ты, со своей воблой пожаловал в столицу!»
   Он поблагодарил незнакомца и взял вяленую рыбину. Со знанием дела поколотил ее о край бочки, помял в руках, отвернул голову, ловко разодрал от хвоста на две продольные части и быстро содрал сухую кожуру. Человек с интересом наблюдал за его манипуляциями.
   – Давайте и вам разделаю? – предложил Игорь.
   Он почувствовал расположение к человеку, угостившему его воблой. Не каждый тут на такое способен. Наверное, в чемодане у него еще есть… Может, продаст пяток? Он уже было раскрыл рот, чтобы спросить, но человек, стрельнув глазами направо-налево, негромко проговорил:
   – Помните березовую рощу, инициалы на дереве? И цинковую банку в земле? Ради бога, спокойнее, Игорь! Я думал, у вас нервы крепче. Я от Карнакова Ростислава Евгеньевича, вашего отца… Еще раз прошу вас: возьмите себя в руки, на нас уже обращают внимание.
   Игорь чуть не выронил кружку. Он вытаращил глаза на незнакомца, пошевелил губами, но не смог выдавить из себя ни слова.
   – Хлебните пива, – улыбнулся тот.
   – Он жив? – жадно отпив из кружки, севшим голосом осведомился Игорь.
   – Я думаю, нам лучше в другом месте поговорить, – сказал незнакомец.
   – Пойдемте ко мне? – предложил Игорь.
   – Лучше в скверик, – показал глазами незнакомец. – Там скамейки и никого нет.
   Они допили пиво и пошли в сквер. Девочка с поджатой оцарапанной ногой – она приготовилась толкнуть в расчерченный мелом на асфальте квадрат обломок плитки – взглянула на них большими кошачьими глазами и недовольно произнесла:
   – Ходят тут… пьяницы!
   Незнакомец – он назвался Родионом Яковлевичем Изотовым – рассказал, что на днях виделся с Карнаковым, он еще крепок и полон сил, кое-что передал для сына, сам пока не может приехать в Москву…
   – Где он? – прервал Изотова Игорь.
   – Возможно, вы скоро повидаетесь с отцом, – не ответив на вопрос, спокойно продолжал тот. – Ростислав Евгеньевич надеется, что вы помните все то, о чем толковали на подмосковной даче… Кстати, взяли из тайника деньги и браунинг?
   «Всё знают!» – подумал Игорь, еще не сообразив, как ему следует отнестись ко всему этому. Можно, конечно, заявить, что он ничего не помнит – сколько ему тогда было? – и никаких дел с ними не хочет иметь… Но стоит ли? Он ведь часто вспоминал отца, разговоры с ним, удивлялся, что нет никаких известий от него. Уже смирился с тем, что они никогда больше не увидятся. И вот его разыскали – значит, понадобился… Игорь отлично понимал, что вот сейчас решается его судьба… Уже одно то, что среди бела дня к нему подошел посланец отца, свидетельствовало о том, что они не опасаются Игоря, убеждены, что он не наделает глупостей, не вскочит со скамейки и не позовет милицию… Да и при чем тут милиция? Скорее, пахнет КГБ. Ясно, что Изотов пожаловал от отца. Да, он ведь, сказал, что привез от него что-то…
   Собеседник, перехватив взгляд Игоря, брошенный на чемодан, чуть приметно усмехнулся, но не торопился передавать посылку. Деньги из тайника пропали, остался лишь браунинг с патронами. Да и что вспоминать «старые» деньги! Вон теперь магнитофон «Акай» стоит тысячи! Так что нет никакого смысла дурака валять и прикидываться наивным. И все-таки он решил набить себе цену.
   – Столько лет прошло… – произнес он. – Я бы теперь, наверное, и не узнал отца.
   – Вы очень похожи на него, – ответил Изотов и, помолчав, со значением прибавил: – И мы на вас надеемся, Игорь Ростиславович.
   Тот чуть не рассмеялся: так впервые в жизни называли его. В паспорте он записан Игорем Ивановичем.
   – Кто вы? – прямо взглянул на Изотова Найденов.
   – У вас будет, если захотите, любой заграничный магнитофон и еще что-либо получше, – сказал Родион Яковлевич. – Мы вас долго не беспокоили, Игорь Ростиславович… А сейчас вы нам нужны.
   – Вам?
   – Думаю, что вы не пожалеете об этом.
   – Вы следили за мной?
   Игорь уже обратил внимание, что новый знакомый прямо не отвечает на некоторые его вопросы. Не сердится, не проявляет нетерпения – просто решительно и умело направляет беседу в нужное ему русло.
   – Сегодня вы должны решить для себя: готовы ли вы с нами работать? Разумеется, можете и отказаться. В таком случае я встану и уйду, мы больше никогда не встретимся.
   «Да я же его видел в комиссионке! – вдруг осенило Игоря. – Правда, он был в костюме…» Найденов пристально вглядывался в лицо Изотова, оно было ничем не примечательно. Такие лица не запоминаются… И все-таки, видел он его на Садово-Кудринской или нет?
   – Я вас видел в комиссионке, – напрямик сказал он. – Вы стояли у витрины с фотоаппаратами…
   Изотов с интересом посмотрел на него, улыбнулся:
   – Только не покупайте «Акай», что стоит на верхней полке, – у него стершаяся головка.
   – Я часто захожу в магазин, но при мне еще никто не выложил четыре тысячи за стереомагнитофон, – сказал Игорь.
   – Вы сможете приобрести любую аппаратуру, – весомо заметил Изотов.
   – Но я ничего не знаю про вас, отца… – Игорь вдруг отчетливо представил себе, на что он собирается пойти. Ведь это измена Родине! А как Советская власть расправляется с врагами народа, он хорошо наслышан… – Решиться на такое! И во имя чего? Я ведь буду рисковать своей жизнью… Я работаю, у меня жена, дочь, товарищи – и все это может в любой момент оборваться, а я загремлю в тюрьму или даже на тот свет!
   – Я ведь сказал: я могу встать и уйти, – повторил Изотов. – Ваш отец поручился за вас, поэтому я и обратился к вам… Конечно, риск есть, и большой, но подумайте и о том, что вы здесь теряете и что взамен приобретаете там… – Он неопределенно кивнул в сторону шумного проспекта, закрытого парковыми деревьями.
   Родион Яковлевич спокойно, без нажима стал рассказывать о жизни в свободном мире, где человек со средствами может позволить себе буквально все. Разве можно сравнить жизнь советского человека с жизнью европейца или американца?..
   Изотов долго говорил, и перед мысленным взором Игоря открывались вожделенные картины новой богатой жизни, где существуют роскошные виллы, комфортабельные автомобили, различная техника и, конечно, ослепительные женщины… А трезвые мысли, что за эту так красиво расписанную Изотовым жизнь ему, Игорю, нужно будет рассчитываться предательством, изменой, собственной шкурой, он гнал прочь…
   Когда собеседник умолк, взгляд Игоря снова остановился на обшарпанном чемодане с металлическими уголками.
   – Все это мне известно, – вяло заметил он. – У нас ведь показывают фильмы о распрекрасной западной жизни. Красиво живут богатые, а бедняки?..
   – Неудачников, лодырей, пьяниц везде хватает. Вот они главным образом и составляют ряды безработных… А способный, энергичный, деятельный человек не пропадет никогда. В Америке иногда за день-два делаются целые состояния!
   – Наслышаны, – усмехнулся Игорь. – Все миллионеры когда-то были разносчиками газет или продавцами сосисок и кока-колы.
   – Ну если ты такой грамотный, то я молчу, – усмехнулся Изотов.
   – Вы можете мне сказать: кто вы? На кого я должен работать? – снова спросил Игорь.
   – Какое это имеет значение? Разведок на свете много… Слышал ты про натовское разведывательное сообщество? Про ЦРУ? Интеллидженс сервис?
   – Слышал, читал… Но признаться, даже в голову не приходило, что буду работать на них!
   – Работать… – покачал головой Изотов. – Ох как до этого еще далеко, Игорь Ростиславович! Пока просто будем дружить, поближе познакомимся, а там видно будет…
   – Может, я еще вам не подойду?
   – И такое может быть, – на этот раз прямо ответил на вопрос собеседник. – Вы думаете, мы вербуем первого встречного? Ваш провал тянет за собой и провал других, а это для нас – трагедия!
   – Сумею ли я?
   – Я редко ошибаюсь, – улыбнулся Изотов. – Вас, Игорь Ростиславович, ожидает прекрасное будущее!
   – Значит, я буду с отцом и вами в одной упряжке?
   – Все в свое время узнаете, Игорь Ростиславович…
   – Называйте меня Игорем Ивановичем или просто Игорем, – сказал он и сбоку посмотрел на Изотова.
   Лицо правильное, глаза голубоватые, нос прямой, располагающая улыбка, по-русски говорит чисто, без акцента. Совсем не похож на иностранца. Про таких в детективных романах пишут: «Особых примет нет». Вот, значит, какие они… Встретишь на улице – и в голову не придет, что он оттуда!.. Может, стоило поартачиться, не сразу соглашаться? Да и согласился ли он по-настоящему? Изотов никаких бумаг не предлагает подписывать, не вручает оружие, шпионский фотоаппарат и прочую хитрую технику… Как-то даже не верится, что все это серьезно, причем настолько серьезно, что даже подумать страшно!.. А может, его просто разыгрывают? Играют, как кошка с мышкой?
   И все-таки в глубине души Игорь понимал, что все это серьезно и чревато огромными изменениями в его жизни. Сопротивлялся бы он, торговался, протестовал – все равно должно было случиться то, что случилось. Зеленым мальчишкой он был, когда отец на подмосковной даче заронил первые зерна, вот сейчас только давшие всходы. Ведь думал он об отце, о другом мире, который, чего греха таить, всегда привлекал его…
   – Вы так смело заговорили об этом со мной, – сказал Игорь, – будто заранее были уверены, что я соглашусь!
   – Вы сами давно сделали выбор, Игорь… Иванович, – проговорил Изотов. – И вы ждали меня… – он улыбнулся, – конечно, не именно лично меня… Вы ждали известий от отца. В тайнике под березой с вашими инициалами вы оставили для нас свой адрес…
   – Для отца, – вставил Игорь.
   – Если бы я не был уверен в вас, разве бы я подошел? – снова с улыбкой посмотрел на него Изотов. – Мы стараемся ошибок не совершать.
   «Мы! – усмехнулся про себя Найденов. – И много их, интересно, в Москве?»
   – А к вам я не пошел, потому что будет лучше, если ваша жена Катя ничего не будет знать обо мне. – Он умолк и испытующе посмотрел Найденову в глаза. – Женщины болтливы и мстительны. Надеюсь, вы с женой о своих делах не откровенничаете?
   – Пусть вас это не беспокоит.
   – Если мы начнем сотрудничать, все, что касается лично вас, будет нас беспокоить, – внушительно заметил Изотов. – Так что будьте готовы к этому.
   – Вы ведь даром денег мне не дадите? Я должен что-то делать для вас, а я ничего не умею! На ЗИЛе вряд ли есть что-либо для вас интересное. Да и вообще наши машины разве можно сравнить с американскими или какой другой страны? «Догоним и перегоним Америку»… В этот лозунг только дураки верят. У нас на заводе даже начальство не скрывает, что нашим автомобилям далеко до заграничных…
   – Мне нравится, как вы рассуждаете, – рассмеялся Изотов. – Игорь Ростиславович, как говорится, не гоните коней… И в Библии сказано: всему свое время… Мы многому вас научим. Я рад, что не ошибся в вас Автомобили автомобилями, а русские первые запустили человека в космос. Гагарин на весь мир гремит. О России теперь не скажешь, что тут лаптем щи хлебают!
   – Американцы небось тоже что-либо подготовили? – поинтересовался Игорь. – Не потерпят же они превосходства в космосе русских?
   – Американцы еще удивят мир, – ответил Изотов. – Я думаю, они первыми высадятся на Луне.
   – Думаете или знаете?
   – Игорь Ростиславович, а не сходить ли нам поужинать в ресторан? Например, в «Украину»? Там, говорят, подают котлеты по-киевски – пальчики оближешь. И вот вам первый урок: в ресторане ни слова о делах. Расскажете мне поподробнее о своей семейной жизни. Да, я ведь не поздравил вас с рождением дочери!
   – Вряд ли я вам о себе сообщу, чего вы не знаете, – с ноткой восхищения в голосе сказал Игорь.
   – Я должен знать о вас все, – посерьезнев, проговорил Изотов. – И про ваших знакомых, не говоря уже о жене.
   – Пешком? Или на метро до Смоленской?
   – Поймаем такси, – усмехнулся Изотов.

3

   Абросимов стоял в своем кабинете у раскрытого окна и курил. Взгляд его был устремлен на развороченную дорогу – там тарахтел бульдозер, расширяя обочину. Поблескивали на солнце груды вывороченного из земли булыжника, дорожники в брезентовых куртках двигались с лопатами и ломами в руках. Нелепой громадой посередине улицы застыла черная машина. Центральная улица асфальтировалась. Со временем все Климово будет заасфальтировано. Из окна видны покрашенные какой-то бледно-голубой краской четырехэтажные, похожие один на другой, жилые дома. Люди радуются, въезжая в новые отдельные квартиры, но, пожив немного, начинают сетовать на низкие потолки, крошечные кухни. Какие идиоты разрабатывали подобные проекты? Действительно, в кухне не повернуться, а ведь там обычно завтракают, обедают, ужинают. Старую мебель выбрасывают на свалку, – не пролезает в двери новых квартир, – а новой не хватает в магазинах. Мебельная фабрика все еще не может перейти на выпуск малогабаритной продукции. Такое же творится и в больших городах.
   Теперь в моде стенки. За ними из Климова ездят в Прибалтику, а оттуда пересылают в контейнерах. Какой-то квартирный бум! Дома стали строить быстро, собирают из железобетонных панелей, а в столице прямо из готовых секций. Чехи уже подкинули нам малогабаритные пианино, югославы, венгры, румыны, немцы шлют малогабаритные гарнитуры, эти самые стенки из прессованных опилок. Из-за низких потолков нужны другие люстры, светильники.
   Чудно! Люди остались прежними, больше того, после войны народилось новое поколение: высоченные парни, рослые девицы, их называют акселератами, а квартиры вдруг сплюснулись, уменьшились. Наши специалисты ездят за границу, перенимают там лучшее, передовое, но все ли подходит нам, русским? Вот хотя бы такая деталь: исстари русские люди славились большими семьями и гостеприимством. В горнице всегда стоял большой дубовый стол с десятком стульев. Семья и гости усаживались вокруг стола с пирогами. Теперь же появились низкие журнальные столики, придвинутые к тахте, глубокие кресла. Сидят гости чуть ли не на полу и любуются на свои колени, торчащие перед самым носом. Да и много ли людей усядутся за такой столик?
   Вот и стали знакомые чаще устраивать вечеринки и встречи в ресторанах, а не у себя дома.
   Начальство требует строить для колхозников кирпичные жилые дома в деревнях, а спросили крестьян – нужны ли они им? Века живут сельские люди в деревянных избах, и ни к чему им многоэтажные громадины. При избе хлев, сарай, приусадебные постройки, огород. Где все это разместить, если людей переселить в четырехэтажный дом городского типа?..
   – Поташов приехал, – коротко доложила секретарша.
   – Пусть заходит. – Дмитрий Андреевич сел за письменный стол, притушил в пепельнице темного стекла окурок, нахмурился. Разговор предстоял тяжелый.
   Поташов, поздоровавшись с порога, – сунулся было пожать руку секретарю райкома, но, наткнувшись на колючий взгляд, присел на один из стульев с высокими спинками, стоявших в ряд у окон. Стульев в кабинете было много, они с обеих сторон спрятались под зеленое сукно длинного стола, за которым обычно сидели члены бюро или приглашенные на совещания. В кабинете первого секретаря райкома размещалось до пятидесяти человек. Райком партии находился в старом одноэтажном здании на Советской улице. Здесь же размещался и райисполком. За десять лет, что работает тут Дмитрий Андреевич, штаты как-то незаметно разбухли, стало тесно, а новое типовое двухэтажное здание еще не готово, строители обещали сдать этой осенью. Кстати, Поташов Антон Антонович тоже причастен к строительству – он возглавляет районную контору «Сельхозснаб».
   Поташову пятьдесят лет, губастое лицо круглое, с толстым носом, мясистым подбородком и небольшими карими глазами, большая лысина глянцевито светится. Роста невысокого, живот заметно оттопыривает двубортный, хорошего материала пиджак. Поговаривали, что Антон Антонович сильно когда-то выпивал, а потом как отрезал. Быстро стал продвигаться по службе, вот теперь начальник «Сельхозснаба». И дела, надо сказать, у него обстоят неплохо.
   – Ты знаешь, зачем я тебя пригласил, Антон Антонович? – напрямик спросил Абросимов.
   – Догадываюсь, Дмитрий Андреевич, – спокойно ответил Поташов.
   – Ты ведь воевал?
   Он знал, что Поташов воевал, и воевал хорошо, раз имеет два ордена и четыре медали. И в партию вступил на фронте в 1942-м, в трудный для нашей страны год.
   – Я думаю, вы меня вызвали не за тем, чтобы мы предавались фронтовым воспоминаниям? – раздвинул в улыбке толстые губы Поташов.
   – Верно, не для того… Как же ты, коммунист, фронтовик, докатился до этого? Запустил свою жадную лапищу в государственный карман? – ронял тяжелые, как булыжники, слова секретарь райкома.
   – Если бы это было так, полагаю, я не у вас бы сидел в кабинете, а в другом месте.
   – Может, ты честным трудом заработал эти десять тысяч? Во столько, кажется, оценили твою дачу на берегу озера в Солнечном Бору?
   – Обижаете… Я думаю, на все двенадцать тысяч потянет, – заметил Поташов.
   – Ты смеешься надо мной? – изумленно посмотрел на него Абросимов. – Или тебе совершенно не дорог партийный билет?
   Разговор принял совсем не тот оборот, которого он ожидал. Считал, что директор «Сельхозснаба» начнет выкручиваться, втирать очки, оправдываться, а он сидит себе на стуле как каменная глыба, и ни один мускул не дрогнет на его невозмутимом лице.
   – Партийный билет я на фронте получил и расставаться с ним не собираюсь, – веско ответил Поташов. – Денег я у государства не крал – это легко проверить, документы у меня в порядке. Финорганы два месяца копали и ничего криминального не нашли.
   Это верно, начальник ОБХСС уже сообщал, что злостного хищения не обнаружено, иначе, верно говорит щельмец, не здесь бы он сидел – за решеткой!
   – Где же ты десять… сам говоришь, двенадцать тысяч взял? – поинтересовался Дмитрий Андреевич, закуривая. В глазах его искреннее любопытство.
   Поташов держался на редкость хорошо, секретарь райкома, помимо своей воли, чувствовал к нему даже некоторое уважение – так можно уважать достойного противника. В том, что дача построена не на личные сбережения директора «Сельхозснаба», он не сомневался. Так же как не сомневался в этом и начальник районного ОБХСС.
   – Своих собственных денег я не вложил в дачу ни копейки, – спокойно заявил Поташов.
   – Значит, признаешься, что построил за государственный счет? – все больше удивляясь, констатировал Абросимов. Он пожалел, что не пригласил начальника милиции. В ОБХСС Поташов ни в чем не признался.
   – Давайте начистоту, Дмитрий Андреевич, – заявил директор. – Ни милиция, ни вы – никто не может обвинить меня в мошенничестве или присвоении крупных сумм. Так ведь?
   – А твоя партийная совесть?
   – Давайте ее пока оставим в покое… Дача стоит на берегу озера, а денег у государства я не воровал, – продолжал Поташов. – Такая вот получается петрушка!
   – Еще прижмут! – пригрозил Абросимов. – Вызову опытного следователя из областного центра.
   – Хоть из Москвы, – усмехнулся директор. – Доказательств нет и не будет.
   – Ты их в землю закопал? Или на дне озера утопил?
   – Государство, Дмитрий Андреевич, не понесло никакого денежного и материального урона из-за этой дачи, – отозвался Поташов.
   – Она тебе с неба свалилась, как небесная манна?
   – Да нет, пришлось, конечно, мозгами пошевелить, проявить инициативу…
   – Ты это называешь инициативой?
   – Хорошо, назовите смекалкой, – рассмеялся Поташов. – Или частным предпринимательством.
   – Хватит мне-то мозги туманить, – устало откинулся на спинку кресла Абросимов. – Рассказывай все как на духу, Антон Антонович!
   – Были у меня на складе излишки строительных материалов, давным-давно списанные областным управлением «Сельхозтехника», – ровным голосом стал рассказывать Поташов. – Куда их деть? Выбрасывать жалко… И пришла мне в голову идея…Стал звонить друзьям, приятелям, дескать, подкиньте, ребята, чего не жалко: кирпича, цемента, вагонки, шифера. Ну, ставил магарыч на рыбалке, не без этого… А потом, глядишь, мужики и подкинут на площадку машину одного, другого. А тут в моей конторе как-то кончился стройматериал, простой на объектах. Я рабочих и направил на строительство дачи. Средний заработок им идет от государства, работают они или бьют баклуши. И вот – за пару лет и воздвиг.. Два этажа – шесть комнат, кухня. Мог бы я паровое отопление отгрохать, предлагали мне дружки задаром бесхозные трубы и батареи, да малогабаритных стояков у нас пока не делают…
   – Да, ведь это грабеж среди бела дня! – воскликнул Абросимов. – Какая же творится у нас бесхозяйственность, если все это возможно?!
   – Вот-вот – усмехнулся Поташов. – Теперь вы, товарищ первый секретарь, смотрите в корень.
   – Но ты же жулик! Отовсюду урывал себе государственные стройматериалы!
   – Мне их давали и даже расписки не требовали, потому что они не учтены, никто за них не в ответе, – вставил Поташов. – Я не привез на дачу ни одного кирпича, ни одной доски, взятой без спросу.
   – Я каждый день только и слышу от строителей: нет кирпича, нет леса, нет раствора… – сокрушенно заговорил Абросимов. – Звоню в обком партии, в областные организации, вымаливаю стройматериалы, а они, оказывается, у нас на складах бесхозные лежат! Какая-то фантастика.
   – Как-нибудь возьмите специалиста и поездите по нашим организациям – не только неучтенный кирпич и шифер обнаружите, бесхозный локомотив на запасных путях… – подлил масла в огонь Поташов. – Я удивляюсь, что еще мало воруют. При нашей организации труда и учета можно вагонами воровать! Да что вагонами – целыми составами!
   – А тебя это радует? – косо взглянул на него секретарь райкома.
   – Честного человека такое положение дел не может радовать, – серьезно ответил директор. – У меня сердце кровью обливается, глядя на все это безобразие!