Кренц Джейн Энн. Нежный огонь любви

   Ее реакция на его ласки была по сути своей экспериментом.
   Расчет проснулся с такой головной болью, что она вполне могла бы поспорить с той, которую Зельда получила от вопленника. Он с превеликой осторожностью открыл глаза. По кабине распространялся аромат горячего кофеида. Не шевелясь, он уставился на койку Зельды.
   Будь в мире хоть капля справедливости, то у человека, выпившего столько «Розы Ренессанса», как он вчера, был бы провал в памяти. Но Расчет давным-давно усвоил, что справедливости в мире почти не бывает — по крайней мере в том крошечном уголке Вселенной, в котором находится система Девятой Строфы.
   Болеутоляющее. Нужна пригоршня шипучек. Расчет медленно сел и только теперь заметил, что даже не потрудился раздеться перед тем, как провалиться в забытье. Рядом вдруг материализовался какой-то красный вихрь — и в его руке оказалась кружка кофеида. Расчет решил, что не будет вставать в позу и
   Отказываться. Сначала надо немного прийти в себя — благородные извинения подождут.
   — Спасибо, — пробормотал он. — Ты знаешь, где у меня болеутоляющее?
   — Сейчас принесу таблетку.
   Чересчур жизнерадостное красное утреннее одеяние порхнуло к ящику, в котором хранилась корабельная аптечка.
   — Несколько, — тихим голосом проинструктировал Расчет. — Мне нужно несколько таблеток.
   Зельда принесла две. Он не стал спорить. Ему было не до споров. Положив таблетки под язык, он стал ждать, пока болеутоляющее подействует. Когда таблетки рассосались, он сделал большой глоток горячего кофеида. Огромный пузырь болотного газа с Ренессанса, заполнивший его голову, начал медленно сжиматься. Расчет едва успел: еще несколько секунд, и пузырь лопнул бы. Подняв голову, он увидел, что Зельда отошла к пульту управления.
   — Смышленая девица, — проворчал он. — Накорми зверя кофеидом и болеутоляющим, а сама поскорее смойся. И где это почти-голубка успела научиться разумным методам человеческого общения?
   — Я уже несколько раз говорила вам, Расчет: я быстро учусь.
   Однако она с улыбкой повернулась к нему от экрана компьютера.
   — И многому ты вчера научилась? Глупая шутка. Еще не успев договорить, Расчет пожалел о своих словах.
   — Очень многому. Есть хотите?
   — Нет. — Ее улыбка раздражала его. — То есть я хотел сказать: «Нет, спасибо». Пока не хочу.
   — Когда захочется, скажете. Я положу упаковку в подогреватель.
   Она снова повернулась к экрану. Расчет поразмыслил над ее словами.
   — Тут что-то не так, — объявил он в конце концов.
   — Вы плохо себя чувствуете, только и всего. Он заскрипел зубами.
   — Я хочу сказать — что-то не так. — Он кинул на нее подозрительный взгляд. — Ты случайно не решила, будто я не помню о том, что вчера произошло?
   Она не повернулась к нему, продолжая внимательно смотреть на экран.
   — Я полагаю, что память у вас не хуже моей.
   — Это уж точно.
   Расчет медленно встал. Лучше сразу покончить с этим. Держась за край верхней койки, он недружелюбно посмотрел на свою спутницу:
   — Зельда!
   — Да, Расчет? — Она вопросительно-вежливо повернула к нему голову.
   — Я сожалею о том, что вчера произошло, — начал он официальным тоном. — Ты пассажирка моего корабля. Ты имеешь право рассчитывать на мою защиту. Как пилот и командир, я обязан владеть собой. Уверяю тебя, что случившееся вчера больше не повторится.
   Он чувствовал себя настоящим героем мучеником.
   Несколько долгих секунд Зельда смотрела на него: пристально и — он готов был поклясться в этом! — нежно. А потом наклонила голову, показывая, что принимает его извинение.
   — Благодарю вас, Расчет, но вам нет необходимости брать на себя вину за происшедшее. Я не отношусь к случившемуся как к чему-то серьезному.
   Он изумленно уставился на нее:
   — Что?!
   — Ну да.
   Изящным движением руки она отмела вчерашнюю страстную сцену, словно какой-то пустяк.
   Расчет перестал ощущать себя благородным героем-мучеником. В нем начало подниматься раздражение.
   — Тогда ты, видимо, не понимаешь, какими могли быть последствия.
   — Я понимаю, что могло бы произойти, если бы дело дошло до логического конца. Я изучала принципы репродукции человека.
   Расчет сжал кулаки.
   — Я все время забываю о твоем прекрасном образовании.
   Она улыбнулась просто ослепительно.
   — Вот именно. А я рассматриваю вчерашние события как раз в этом свете. Они оказались весьма поучительными. Потому что хоть я и изучала физиологическое взаимодействие мужчины и женщины, но до сих пор не имела возможности проверить это на практике. Я прекрасно понимаю, что с таким исследованием связан определенный риск. Но признаю, что во мне достаточно много волчьего, чтобы испытывать любопытство к подобной области. Однако когда достигну цели моего поиска, то скорее всего больше никогда не заинтересуюсь этим направлением исследований. Как мы оба знаем, голуби не слишком интересуются сексом. Когда я стану голубкой, то потеряю к нему интерес. Но мне интересно все новое и поэтому я добровольно участвовала в том, что происходило вчера. Конечно, я прекрасно понимаю, какой риск с этим связан, и даю вам слово, что в будущем стану вести себя осмотрительнее.
   Расчет слушал ее, и ему все больше хотелось что-нибудь разбить или сломать.
   — Посмотрим, правильно ли я тебя понял, — чуть слышно проговорил он, когда Зельда замолчала. — Ты берешь на себя ответственность за вчерашнюю
   Дурь?
   Она снова наклонила голову грациозным движением, выражающим согласие. Это начинало по-настоящему бесить Расчета.
   — И ты рассматриваешь происшедшее просто как расширение кругозора?
   — Как эксперимент, — пояснила она, улыбаясь еще любезнее.
   — Эксперимент! — эхом откликнулся он, медленно вставая с койки. — Научный эксперимент.
   С этими словами он двинулся к ней. Его головная боль прорывалась сквозь барьер, созданный болеутоляющим. Наверное, это отразилось на его лице, потому что ослепительная улыбка Зельды померкла. На смену ей пришло беспокойство. Когда он приблизился к ней, она встала, но не сдвинулась с места.
   — Э-э… Расчет…
   Он проигнорировал ее неуверенные слова и, медленно протянув руку, взял ее за подбородок.
   — Выслушай меня, милая моя поддельная голубка. Главный здесь я. Ты об этом слышала еще в первый день. И я беру на себя полную ответственность за то, что было вчера. Никакого научного эксперимента ты не проводила. Тебя обольщали. И еще вот что: ты никогда не будешь проводить со мной научных экспериментов, ясно? Я не допущу, чтобы ты использовала меня для расширения своего кругозора!!! Если мы когда-нибудь окажемся в постели вдвоем, то по обычным волчьим причинам. Потому что наше взаимное желание иным способом утолить нельзя. Этого не произойдет потому, что ты проводишь какие-то там эксперименты! Тебе все ясно, Зельда Джунгли?
   — Яснее неба в звездную ночь, Тэйг Расчет.
   Он помедлил еще секунду, проверяя, окончательно ли согнал с ее лица эту ослепительную любезную улыбочку. Убедившись, что это так, он отпустил ее подбородок и заковылял в душ.
   Научный эксперимент. Голуби чертовы! Одно было совершенно ясно. Расчет дал себе слово резко ограничить послеобеденное потребление эля. К нему снова вернулось ощущение геройства и мученичества.
   Однако с ними пришло еще одно чувство. Дразнящая, томительная, разъедающая душу жажда, которая никак не желала проходить. Наоборот, она все усиливалась, стоило только Расчету вспомнить, как Зельда откликнулась на его ласки. Кажется, ему придется привыкнуть к этому чувству: пока Зельда рядом, он все время будет остро ощущать желание.
   Зельда изо всех сил старалась придерживаться обычного распорядка дня. Утренняя сцена не выходила у нее из головы, так что первые несколько часов ее не покидало чувство, будто она ходит по тонкой кристаллической пластине. Один неверный шаг — и все разобьется вдребезги.
   Слово «волк» имело несколько значений. Во-первых, так называлось древнее мифическое животное — по преданиям, очень хищное и прекрасно приспособленное к жестокой борьбе за выживание. Второе значение было почти таким же древним и относилось к неблагозвучному, неприятному аккорду в музыке, являющемуся разновидностью дисгармонии. Оба значения прекрасно подходили к большинству не-голубей, и Расчет был ярким тому примером. Но в этот день он, казалось, не меньше Зельды старался избегать конфликтов, так что к вечерней трапезе все, похоже, наладилось.
   Когда Зельда после обеда предложила сыграть в «Свободный рынок», ей поначалу показалось, что Расчет собирается отказаться. Он взглянул на начатую за едой бутылку эля, но потом, похоже, передумал.
   — Хорошо, — согласился он, доставая игровое
   Поле.
   Зельде, которой страшно хотелось доставить ему приятное, вдруг пришла в голову идея.
   — Я знаю, что вам не очень-то интересно играть без настоящих сделок.
   Пожав плечами, он разложил кубарики.
   Она нерешительно покашляла, чувствуя себя необычайно храброй.
   — Я подумала, — осторожно начала она, — что можно было бы попробовать немного оживить игру, делая настоящие ставки.
   Рука Расчета замерла над сардитовыми жетонами. На секунду в его глазах зажглось какое-то чувство, тотчас же сменившееся вежливым интересом:
   — Какие ставки?
   — Ну, у меня практически ничего нет — да и глупо было бы ставить что-то ценное: вы ведь все равно обязательно выиграете. Но вот, например, кто готовит еду… Мы делали это более или менее по очереди, но можно решить, что проигравший будет отправлять упаковки в подогреватель, например, в течение полного корабельного дня.
   Расчет опустил глаза, якобы сосредоточившись на пересчете кусочков сардита.
   — Интересное предложение.
   — Ну так как?
   — Хорошо. Ставим. Проигравший будет готовить еду весь следующий цикл.
   Зельда ощутила прилив странного возбуждения — такого чувства она во время игры в «Свободный рынок» никогда не испытывала. Кивнув, она села поудобнее, решив вести игру внимательнее обычного. Скорее всего она проиграет — она всегда проигрывает Расчету, — но, может быть, на этот раз не так быстро.
   Однако случилось нечто совершенно невероятное — она выиграла! Сначала Зельда сама себе не поверила и только изумленно смотрела на лежащую перед ней гору жетонов. Все они перекочевали на ее сторону стола! Внезапно она почувствовала настоящее ликование:
   — Я выиграла!
   Расчет откинулся на спинку стула. Губы его скривились.
   — И правда выиграла! Ну и как ощущения? Она радостно улыбнулась, не скрывая восторга:
   — Очень приятные. И вы завтра весь день будете готовить еду?
   — Похоже, что так.
   — А вы не огорчены? — спросила она.
   — Игрок всегда расплачивается за риск. — Он собрал кубарики и фишки. — Хочешь сыграть еще партию?
   Зельда хотела, но не знала на что.
   — Я больше не могу придумать ставок!
   — А как насчет одного из моих Смеющихся божков против огнебериллового гребня? — небрежно предложил Расчет.
   Зельда была шокирована.
   — Это слишком дорогие вещи!
   — Игра станет только интереснее. Она покачала головой:
   — Не могу.
   — Если судить по тому, как ты сейчас играла, то ты вряд ли потерпишь поражение. Похоже, ты «Свободный рынок» уже освоила.
   Да, похоже, она действительно научилась неплохо играть. Странное ликование все еще разливалось по ее телу. Она бесшабашно кивнула:
   — Хорошо, Расчет. Ставки сделаны.
   Он тоже улыбнулся, обнажив все свои зубы.
   И хладнокровно и методично разгромил ее в следующей партии.
   Когда игра закончилась, Зельда продолжала сидеть неподвижно, потрясенная своим проигрышем. Она поздно поняла, что была слишком уверена в своей победе. Видимо, для этой уверенности никаких оснований не было. Расчет молчал, дожидаясь, чтобы она освоилась с мыслью о проигрыше. Зельда печально смотрела, как он забирает у нее последний жетон, а потом подняла глаза:
   — Вы выиграли.
   — УгуОн сидел и выжидающе смотрел на нее.
   — Вы, наверное, хотите получить гребень.
   — Проигрыши принято отдавать сразу же.
   — Конечно.
   Зельда гордо подняла голову, полная решимости проигрывать красиво. Вытащив огнеберилловый гребень из волос, она протянула его Расчету.
   Он взял гребень и начал крутить его в руках. Пойманное внутри огнебериллов пламя мерцало и переливалось.
   — Красивый.
   — Мне подарили его родители, когда провожали в дорогу.
   Зельда вдруг впервые за много дней вспомнила нежное понимание на лице матери. Ее отец тоже был полон сочувствия. Их понимание ограничивалось естественной эмоциональной отстраненностью, которую голуби инстинктивно соблюдали по отношению к волкам. Родители почти с самого ее рождения знали, что придет день расставания. Их волчонок будет искать свое место в жизни. Они могли дать ей убежище, но были не в состоянии дать ей цель в жизни.
   Расчет поднял голову:
   — Так твои родители знают, что ты сейчас летишь
   На Ренессанс?
   Удивившись такому вопросу, Зельда какое-то время колебалась, но потом честно призналась:
   — Нет, не думаю. Я дала им понять, что начну свои поиски на Возлюбленной. Они сомневались бы в разумности полета на Ренессанс.
   — Особенно в качестве пассажирки почтового корабля.
   — Они могли бы не одобрить мой поступок, — твердо сказала Зельда, — но не стали бы спорить с моим решением. Я человек взрослый. Они уважают этот статус. Просто не хотелось причинять им лишнее беспокойство. Ренессанс очень опасен.
   Расчет внимательно посмотрел на нее:
   — Твои родители не слишком-то хорошо тебя знают, а?
   — Они добрые и чуткие люди, позаботившиеся о том, чтобы я получила превосходное образование и выучила все Килнианские законы, — гордо сообщила ему Зельда.
   — Но что бы они ни делали, они не могли превратить тебя в голубку. Ты — волчица. Поэтому они по-настоящему тебя не знают.
   — Вы тоже меня по-настоящему не знаете, Расчет, так что не надо делать поспешных выводов, — с удивлением услышала Зельда собственный ответ. — И никогда не сможете узнать меня так, как знают друг друга голуби. Волки не способны к такого рода общению.
   Она встала с кресла и с изумлением обнаружила, что вся дрожит. Не говоря больше ни слова, она удалилась на свою койку с драгоценным томиком «Безмятежности и ритуала» Ниско.
   Расчет не пытался задержать ее. Он убрал фишки, сложил игровое поле, а потом бережно спрятал огнебе-рилловый гребень в мешочек на своей портупее, которая висела в изголовье его койки. Он решил, что этим вечером тоже будет читать. Какое-то время он вполне сможет обойтись без эля.
   Когда он в конце концов вытянулся на койке, готовясь заснуть, он в последний раз мысленно представил себе, как держит Зельду в объятиях. В этой фантазии на ней не было ничего, кроме огнебериллового гребня в волосах. Но даже пламя огнебериллов меркло рядом с огнем, горевшим в ее глазах.
   Следующие два дня Зельда прилежно работала над порученной ей программой. Проблемы первой недели полета оказались гораздо серьезнее, чем ей это представлялось сначала. Иногда перед ней вставали неприятные картины того, насколько ужасным оказалось бы ее положение, если бы она согласилась лететь с кем-нибудь вроде Удиры.
   Конечно, две недели полета вместе с Тэйгом Расчетом не лишены определенного риска, и настроение у него меняется каждую минуту, но она постепенно училась существовать в этой атмосфере ненадежности. И надо было признать, что Расчету удавалось сдерживать себя. Казалось, он полон мрачной решимости добраться до Ренессанса, не потеряв над собой контроля и не давая воли гневу. Зельда догадывалась, что он очень высоко ставит свое чувство самоконтроля. Он был пилотом, командиром корабля — и это понятие имело для него огромное значение. Его чувство ответственности было очень сильным.
   До Ренессанса оставалось всего четыре дня полета, когда случилось нечто ужасное. Зельда только-только включила душ, предвкушая вечернее омовение, без которого просто не представляла жизни. Редкие брызги несколько секунд вырывались из душа, а потом и они исчезли. Она в отчаянии смотрела на последние исчезающие с пола капли. Достаточно трудно было ограничивать количество и время
   Мытья — вообще обойтись без него было совершенно немыслимо!
   — Расчет!
   Он мгновенно оказался у двери и с тревогой спросил:
   — Что случилось?
   Чуть приоткрыв дверь и прячась за ней, она выглянула:
   — Душ сломался. Вода не идет. Его тревога мгновенно сменилась ироническим интересом:
   — Да что ты говоришь?
   — Расчет, но это же серьезно! До Ренессанса еще четыре дня! Что мы будем делать?
   — Изведем много дезодоранта? Она возмущенно посмотрела на него:
   — Это не смешно!
   — Да, тебе, конечно, не смешно. Для любого, кто проводит в душе по два часа в день, это, надо полагать, настоящая катастрофа.
   — Я не провожу здесь по два часа — и это действительно настоящая катастрофа. В моей жизни еще не было ни одного дня, чтобы я по-настоящему не вымылась.
   — Ничего страшного. Мы с Фредом насчет лишнего пота не тревожимся. Привыкли приспосабливаться ко всему. Через пару дней мы все друг к другу принюхаемся.
   Зельда ужаснулась:
   — Я никак не могу четыре дня обходиться без мытья! Вы должны что-то придумать, Расчет.
   — Например?
   — Например, починить душ! Вы все время твердите мне, что вы тут главный. Ну, вот теперь у вас есть возможность показать, как хорошо вы владеете ситуацией.
   Он прислонился к переборке, скрестив руки на груди.
   — И что я с этого буду иметь?
   — Чистую пассажирку.
   — Я думал о чем-нибудь более полезном. Зельда посмотрела на него с опаской:
   — Что вы хотите?
   — Поцелуй моей пассажирки. Зельда изумленно заморгала:
   — И это все, что вы хотите получить за исправленный душ?
   — Так мы договорились?
   — Может, вы его не можете исправить? Может, вы именно поэтому меня дразните?
   — Договорились? — настаивал Расчет.
   — А вы его можете починить? — не сдавалась она.
   — Леди, может, я и не получил такого великолепного образования, как вы, но руки у меня умелые. Вот в таком отчаянном положении кое-какие практические навыки в тысячу раз важнее всякой заумной голубиной философии, которой тебе набили голову.
   Зельда улыбнулась:
   — Я глубоко уважаю знания любого рода.
   — Так договорились?
   Она решительно кивнула:
   — Договорились.
   Расчет оторвался от переборки:
   — Посторонись.
   Двадцать минут спустя душ снова заработал. Зельда ликовала:
   — Вы просто волшебник, Тэйг Расчет! Где вы приобрели такие умения?
   Он на несколько секунд включил воду, проверяя, нормально ли она льется.
   — То там, то здесь, — туманно ответил он. — Мне всегда удавалось заставить механизмы работать. На Ренессансе это очень полезно.
   — Почему?
   — Эта планета буквально жрет технику. От одних только жары и влажности проблем хватает, а там еще куча едких растений и минералов. Хороший механик на Ренессансе получает столько, сколько запросит. Машины там постоянно ломаются.
   — Вы какое-то время работали механиком?
   — Я же тебе говорил. Я год работал премиальником.
   — Премиальник — это механик? — спросила она.
   — В некотором роде. Он делает то, за что ему платят. — Он отступил. — Душ ждет, отанна.
   — Спасибо вам, Расчет.
   Секунду помедлив, она шагнула к нему, приподнялась на цыпочки, положила руки ему на плечи и прикоснулась губами к его губам.
 
   Зельда исчезла в душе прежде, чем Расчет успел ее поймать и потребовать более крепкого поцелуя. Он стоял и глядел на закрывшуюся за ней дверь, пытаясь убедить себя в том, что так даже лучше. Нет смысла подбрасывать угля в огонь, полыхающий в его теле.
   Но какой-то упрямый голосок глубоко внутри целую минуту не желал соглашаться с доводами рассудка. Эта планета чересчур зеленая — было первое впечатление, которое Зельда составила о Ренессансе. Пока корабль приближался к ней, бесконечная зелень прерывалась голубыми просторами океанов. Но когда они совершили посадку, то во все стороны раскинулась почти ничем не разбавленная пышная густо-зеленая листва. Порт Попытайся Опять был всего лишь капелькой не-зелени, брошенной в безграничные джунгли в устье крупной реки. И Зельда не сомневалась, что если его строители и ремонтники улетят, то город моментально исчезнет. Джунгли без всякого труда захлестнут жалкие, хрупкие с виду строения из сверкающего триатона и диазита, поглотят все, что попадется им на пути, и маленькая ранка в зелени быстро затянется. Прочнейший триатон представлял собой сплав, составленный из металлов, которые с огромным трудом добывались в небольших полярных областях планеты. Это был один из немногих материалов, способных выдерживать разъедающее действие здешнего климата. Его открытие стало настоящим подарком разведыва-ельным компаниям, которым иначе пришлось бы затрачивать немалые суммы на импорт тяжелых и дорогостоящих материалов.
   Трудно было поверить, что Попытайся Опять — самый большой портовый город планеты, решила Зельда, пока «Окончательный Расчет» опускался на посадочную площадку. Это был маленький, неопрятный, стремительно растущий поселок, единственное место на всем Ренессансе, где работники конкурирующих разведывательных и разрабатывающих компаний могли проводить время вместе, не опасаясь враждебности или открытого насилия. Ренессанс был суровой планетой, и люди, работающие здесь, во многом походили на саму планету. Порт Попытайся Опять практически не имел утвержденных законов, но в нем действовало несколько законов неписаных. Один из них заключался в том, что представители всех компаний, находясь в городе, мирно сосуществуют друг с другом. Чуть ли не единственным писаным законом был тот, согласно которому этот порт — единственное место на планете, где запрещается носить бластер. За пределами города вооружение было делом обычным.
   Вырубка в джунглях, которую представлял собой Попытайся Опять, была нужна всем. Это было место отправки и получения грузов, источник припасов и экипировки, место, где люди могли бы отдохнуть в безопасности. Место для города было расчищено вдоль берегов широкой илистой реки, которая служила дорогой в глубь огромного континента.
   Не успела Зельда выйти из корабля, как почувствовала, что воздух Ренессанса какой-то странный.
   — Привыкнешь, — пообещал ей Расчет.
   — Но это же все равно что дышать супом! Идя за Расчетом к зданию космопорта, Зельда мысленно укоряла себя за преувеличение: здесь было не так уж плохо. Тем не менее влажная духота резко отличалась от чистого и бодрящего воздуха порта Валентин, не говоря уже о полных ароматов садах Клеменции. Зельда с отчаянием заметила, что тонкая ткань ее строгого дневного одеяния уже намокла и липнет к телу. Можно было подумать, что легкий и нежный материал ее зеленого платья больше не пропускает воздух. И вообще, напрасно она надела именно зеленое платье. Зелени кругом и так больше чем достаточно.
   Она постаралась забыть о состоянии своей одежды и сосредоточила внимание на новом и непривычном окружении. Несмотря на удушливую жару и безжалостную стену джунглей, она ощутила прилив радостного возбуждения. Ренессанс был первым пунктом на ее пути. Ее поиск по-настоящему начался!
   — Оставайся рядом, пока я буду отправлять посылку во временный сейф. Я буду занят, и мне будет некогда следить за тем, куда ты забредешь.
   Распоряжение Расчета прозвучало как-то рассеянно, они уже входили в кондиционированное здание космопорта.
   Зельда ничего не ответила. Она была слишком занята тем, что разглядывала окружающую ее толпу людей и горы багажа. Недавно совершил посадку рейсовый корабль. Прибывшие на Ренессанс — в основном работники компаний — представляли собой живописное зрелище. На большинстве были мундиры, по которым можно было сразу же определить, на кого они работают. То здесь, то там среди щеголеватых франтовских форменных одеяний попадались тускло-серые и коричневые летные костюмы вроде того, что был на Расчете. Зельда решила, что это были либо независимые пилоты, либо ищущие работу. Если не бояться работы, то на Ренессансе можно получать немалые деньги.
   Но нигде в толпе не было таких строгих одежд, как на Зельде. Она почувствовала себя страшно одинокой. Заметно было, что ее присутствие вызывает любопытство. Если голуби и покидали Клеменцию, они никогда не путешествовали поодиночке. Их практически всегда можно было увидеть в обществе других голубей: они ходили по людным помещениям космопортов небольшими, тесными группами. Понятно, что ее одиночество казалось окружающим весьма странным.
   Зельда придвинулась ближе к Расчету, который перегнулся через конторский стол. Краем глаза она заметила его сурово сжатые губы и с любопытством подумала, чем молодая женщина по ту сторону стола вызвала недовольство ее спутника. При ближайшем рассмотрении юная особа оказалась весьма привлекательной: ее длинные светло-русые волосы свободно падали на плечи, обрамляя хорошенькое личико. На ней была форма компании, обслуживающей космопорт, — Зельда не сомневалась, что костюм специально подогнан к ее полногрудой фигуре. Заинтересовавшись происходящим, Зельда стала прислушиваться к разговору Расчета со служащей.