Он вытянул руки, и увидел свежий, чуть кровоточащий еще шрам на запястье.
 
 
   Иост обернулся.
   — Еще рано, — сказал он, — поспал бы еще... Арнис?!
   Он увидел. Вскочил, подошел к Арнису, взял его за плечи.
   — Что с тобой?
   — Все хорошо, — Арнис посмотрел ему в глаза, — все хорошо. Если хочешь, принеси блинкер.
   — Да нет, я вижу...
   — Этого следовало ожидать, — сказал Арнис, — мы были в подпространстве.
   — Что у тебя с рукой?
   — А, да... надо заклеить, — Арнис сел, вытащил аптечку.
   — Давай, я заклею, тебе же неудобно, — Иост достал кусочек псевдокожи, приладил на ссадину, — откуда это?
   Арнис хмыкнул.
   — Сагон порезал.
   — Это все? Ты не ранен?
   — Это все. Просто, чтобы я не забыл... наш разговор.
   — Ох ты, Господи! — вздохнул Иост, — так... ты сядь. Я тебе сейчас чаю принесу. Есть хочешь?
   — Нет.
   Иост пошел на кухню и через четверть минуты появился с горячей кружкой.
   — Спасибо, — сказал Арнис безжизненным голосом.
   — Ты пей, — Иост сел рядом, — Господи, как же тебя угораздило-то...
   — Вот что... — Арнис отхлебнул чай и поставил кружку, — я сейчас отчет напишу. Или, хочешь, я тебе расскажу, и сделаем запись...
   — Ты делай, как тебе удобнее. Может, написать проще будет? Мне, конечно, хотелось бы услышать, но как тебе лучше.
   — Хорошо. Я тогда напишу, — кивнул Арнис.
 
 
 
   — Ты знаешь, я не буду уходить, — сказал Иост, — посплю здесь, в Посту.
   Арнис с признательностью посмотрел на него. Хоть и прошло несколько часов, и вроде бы, уже удалось как-то успокоиться... уже исчезло это ощущение ветра, пронизывающего до холода в кишках — все равно остаться одному ему было бы страшно.
   Хотя в Пространстве, возможно, сагон его и не достанет. Дело не в этом.
   — Да еще и спать не хочется, — добавил Иост, — давай поговорим с тобой.
   — Давай.
   Арнис уже закончил рутинную проверку систем и теперь спокойно сидел в пилотском кресле, а Иост устроился в соседнем. Они только что позавтракали вместе. Арнис нашел в себе силы поесть — через отвращение. Есть не хотелось совершенно, но это рекомендовалось. И действительно, как раз после этого и стало полегче на душе.
   Безумие, подумал Арнис, в каком диком безумии мы живем... Почему реальная драка с шибагами никаких эмоций у меня не вызывает, кроме веселья. И вот этот сон... все-таки сон... обычный разговор — почему он так меня вымотал? Страшно подумать, что до Квирина еще три недели. Я не выдержу. Мне восстанавливать нужно психику.
   Он повернулся к Иосту. Тот смотрел на него серыми добрыми глазами, в которых светилась жалость. Арнис чуть улыбнулся.
   — Арнис, — тихо сказал Иост, — тебе о чем лучше сейчас говорить? Может, лучше отвлечься? Ты на Артиксе был когда-нибудь? А, что я спрашиваю, ты же был с Ильгет.
   — Да, — Арнис оживился, — это, наверное, лучшее, что в моей жизни было. Просто сказка. А ты...
   — Я был с родителями. В 15 лет. С родителями, братом и сестрой. Мы жили на островах, там такой чудесный отель... прямо под открытым небом. Хижины из пальмовых листьев. Костры. Мы плавали на плотах по океану, ловили таких рыб огромных... Нет, наверное, не получится так? — Иост заметил, что глаза Арниса потухли, он весь словно ушел в себя.
   — Знаешь, Иост, спасибо тебе. Но не получится сейчас меня отвлечь. Я пока ни о чем другом не могу думать.
   — Все-таки лучше бы я подежурил.
   — Да какая разница? Мы же оба здесь сидим, считай, что оба и дежурим. А заснуть... я сейчас не смогу заснуть. А ты спи... ну не можешь же ты все три недели не спать теперь!
   — Мы можем спать вместе, — решил Иост, — прямо здесь, в Посту. Когда ты сможешь заснуть, тогда и я. А может, тебе принять таблетку?
   — Ну что ты... Я думаю, естественный сон сам придет. Я боюсь, правда... Сколько нам еще переходов предстоит?
   — За все время? Сейчас прикинем... восемь еще.
   Арнис заметно вздрогнул.
   — Эх... согласился бы ты, я бы тебя отвез на базу.
   — Тебе одному не разрешат дежурить, ты не ско.
   — Да, ну и что? У тебя психическая травма, это же ясно. Зря не соглашаешься.
   Арнис глубоко вздохнул.
   — Ничего. Я думаю, обойдется. Я смогу. А бежать — не хочу... это даже лучше, если я с ним снова встречусь. Я хочу понять его... понять. В чем тут дело. Понимаешь, Иост? Сколько можно воевать — мы должны разобраться!
   — Арнис... уже 700 лет разбираемся!
   — Я это слышал, — упрямо сказал Арнис, — и все же...
   Иост помолчал.
   — А если это не в человеческих силах — разобраться? — спросил он, — ведь мы не можем их понять, они — сверхлюди.
   Арнис пожал плечами.
   — Но мы должны попытаться. Проще всего сказать — это не в человеческих силах.
   — Знаешь, Арнис... мы все рисковать привыкли. Жизнью там... это все понятно. И правильно, наверное. Но... тут ты большим рискуешь. Ведь это все равно, что с сатаной разговаривать. Хочешь свою душу навсегда погубить?
   Арнис молчал какое-то время. Потом сказал.
   — Видишь, мы так и так этим рискуем. Не только жизнью. Мы в любом случае можем встретиться с сагоном. Так вот я хочу не вслепую с ними встречаться. А знать уже, в чем дело... А разве мало душ они погубили — тех, кто вовсе не стремился ни в чем разобраться? И — разве у меня или у тебя может быть уверенность, что в следующей беседе мы выстоим? Что он нас не сломает?
   — Может быть, ты и прав, — пробормотал Иост. Потом он сказал.
   — Ты знаешь, я ведь ничего не знал о твоих занятиях. Каюсь... ты как-то заговаривал, да я не заинтересовался.
   — Ну что ты... я и не стремился особо афишировать.
   — А вот сейчас увидел случайно эту твою таблицу... Сильно. Тут уже монографию писать можно.
   — Да не монографию... Просто, Иост, понимаешь, научный подход нужен. Слава Богу, я социолог. Диплом только что не защитил. Все это надо анализировать всерьез. В общем, да... работа большая. Конечно, она еще далеко не закончена. Но уже какие-то контуры появились... — Арнис помолчал и добавил мрачно, — причем в этот раз сагон мои выводы подтвердил.
   — Ты знаешь, я не совсем понял. У тебя с ним такой разговор получился... Я понимаю, ведь слова — это поверхностное, там еще многое в мыслях оставалось. Так ведь я не знаю, что у тебя за выводы. Ты уже что-то понял, зачем они пришли к нам. Расскажи. Или это пока тайна?
   — Ну что ты, Иост... конечно, нет. Ведь ты можешь сам в любой момент напороться, тебе лучше знать это.
   Арнис помолчал.
   — А выводы такие. Сагонов ведь очень мало. Когда-то это была процветающая цивилизация. Но с началом развития вот этих способностей... появления сверхлюдей — сама по себе их цивилизация была разрушена. Осталась только небольшая часть. Порядка сотен. Но зато это были сверхлюди, живущие сразу в нескольких мирах, и они постоянно перевоплощались... ну, это ты знаешь.
   — Да, конечно.
   — Так вот... сейчас для меня уже очевидно одно — сагоны ставят целью найти людей... способных к превращению в новых сагонов. Эту идею, собственно, Ландзо почерпнул от Цхарна. И сейчас я выяснил, что так оно, видимо, и есть. Ведь посмотри, как получается... для сагонов нет ничего важнее, чем завоевать хоть одну человеческую душу. Неважно как. Обмануть, соблазнить чем-то, в конце концов, просто сломать пытками, страхом. Сколько раз мы убивали сагонов только потому, что они выходили на ментальный поединок с кем-то из нас. Да сагону ничего не стоит убить меня... или Ильгет. Или тебя. Ему не смерть нужна и не боль. Ему зачем-то нужна человеческая душа, и настолько нужна, что ради завоевания ее он готов рискнуть работой многих десятилетий, проиграть войну за очередную планету.
   — Да, согласен, — кивнул Иост, — это очевидно.
   — И многочисленные свидетельства подтверждают это. Все, что сагоны ищут здесь — не рабы, не жизненное пространство, не биоэнергия... Они ищут личностей, обладающих определенными качествами, неизвестно, какими. Готовых к превращению в сагона. К эволюции, так сказать. К развитию.
   Арнис помолчал.
   — Сначала я думал... предполагал, что это связано с малой численностью сагонов. С тем, что они не размножаются естественным путем, а искусственный все же очень труден. Ну, ты знаешь эти теории. Они производят своих клонов и проводят их по пути психофизического развития до превращения во взрослого сагона. Процесс длится десятки, если не сотни лет, и требует совместных усилий многих взрослых сагонов.
   — Да-да...
   — Ну вот, я думал, что из человека, тщательно отобранного, сагона все же сделать легче. Чем из абстрактного клона, который ведь еще неизвестно, обладает ли какими-то там духовными силами. В принципе, многое говорит за это. Ведь посмотри, как они Ландзо отбирали. Он едва ли не один из миллионов лервенцев, кто решился на побег из этой общины. Через жуткие препятствия прошел. А потом... все, вроде бы, хорошо, жил на Квирине. Так ведь он снова на Родину вернулся. Это, согласись, надо быть особым человеком... И только тогда, проведя его еще через ряд испытаний, Цхарн решил за него взяться всерьез.
   — Ну не знаю, — сказал Иост, — Ландзо у нас орел, конечно, но вот взять меня. Я самый обычный человек. Ну, пилотировать всегда любил. Но это много кто любит. Я ничем особым не выделяюсь среди квиринцев. И чего меня сагон достал — понятия не имею. Подвигов я тоже особых не совершал, даже в ДС.
   — Ладно, друг, не скромничай. Откуда мы знаем-то? Сагоны, они другими глазами видят все. И потом, не факт, что это какое-то преимущество. Может, наоборот, мы хуже всех... меня, например, сагон так и убеждал, что я хуже всех, что я сволочь, и поэтому у меня другого пути нет, как с ними связаться. Так вот, я думал, что это связано с их жаждой экспансии. То есть завоевать нас они хотят, стремятся, но вот сил-то мало. Вот и делают из некоторых людей новых сагонов.
   — Логично, — согласился Иост, — и что же? Ты сменил точку зрения?
   — Видишь ли, — произнес Арнис с трудом, — мне противно об этом говорить, но... Похоже, Хэрон прав. И вообще... это не только он мне сегодня сказал. Понимаешь... ты знаешь теорию прогрессорства?
   — Ну да, слышал, конечно.
   — Ну вот. Они хотят помочь нам. Из благородных побуждений. Они хотят из нас... из тех, кто пригоден к дальнейшему развитию... сделать новых сагонов. С их точки зрения, это шаг вперед. Ну и в общем-то, действительно... мир сагона гораздо богаче, чем мир человека.
   Иост покачал головой.
   — Что ж ты... не согласился?
   — Я... ты знаешь, я и сам не знаю, почему я не согласился, — тускло сказал Арнис, — логических аргументов у меня нет. Ну, с Ильгет не хочется расставаться... хотя и она может эволюционировать. У меня тут есть в коллекции беседы с женщинами... Они тоже могут стать сагонами, какая разница, мужское тело там нацепить... Не знаю, Иост. Просто почувствовал — нельзя.
   — Прости. Зря я так.
   — Нет, все нормально. Мне и самому интересно, почему я отказался. Если бы я знал... Но я бы и сейчас отказался.
   — Ну, Арнис... это же очевидно! Сагоны! Какое прогрессорство... они ж людей миллионами уничтожают.
   — Да, но с их точки зрения это все же благо. Ведь и мы убиваем... ради того, чтобы другие спаслись. Сагоны считают, что ради эволюции одного человека допустимо убить миллион к эволюции неспособных. Мы так не думаем... но мы тоже готовы убивать во имя своих целей, так что мы в этом плане ничуть не лучше.
   — Ну хорошо, но как они ломают людей... обманывают...
   — Иост, это война. У нас тоже всякое случается. С их точки зрения, такая цель оправдывает риск. А может, и правда, сагоном можно через большое страдание стать.
   Арнис помолчал.
   — А самое-то противное, знаешь что... получается, наша Дозорная Служба — это прямо-таки питомник будущих сагонов. Они нас отбирают, а мы объединяемся... мы, те, кто способны стать сагонами. И воюем против них. А они нас поодиночке переубеждают. Или пытаются переубедить. Мы им просто задачу облегчаем. Видишь... наверное, нельзя человека развить против его воли. Поэтому они стараются нас именно убедить.
   — Но некоторых ломают.
   — Да, но... может быть после ломки... тут же дело не в силе характера. Может, это тоже метод — привести в состояние полной покорности, и из него уже развивать дальше.
   — Это мерзко, — сказал Иост решительно, — это все мерзость! Какое они право имеют решать за нас... лезть в наши дела!
   — Ты сейчас судишь с позиции нашего Этического Свода. А у них своя этика, понимаешь? И не факт, что наша обязательно выше. В конце концов, принцип невмешательства — это сомнительная достаточно вещь. В нем многие сомневаются. Может быть, мы не пытаемся перестроить жизнь Галактики лишь потому, что у нас сил мало. Иначе тоже занимались бы прогрессорством в других мирах... подтягивали бы их до уровня Федерации.
   Арнис говорил тускло, голос казался безжизненным. Иост вздохнул.
   — Ты логичен, друг. Куда ни посмотри — ты во всем прав. Ну что ж, нам и правда сагонами становиться?
   — Нет, — Арнис посмотрел на него, — никогда. Я никогда не стану сагоном.
   — Почему? Сагон всегда неправ, если он прав — смотри пункт первый?
   Арнис не отвечал.
   Сверхчеловек, этакий микрокосм, достигший высокой стадии развития, не может не проникнуться сочувствием к нижестоящим на лестнице эволюции и не попытаться как-то подтянуть их на свой уровень. Но конечно, к такому развитию способны очень немногие — ведь и на собственной планете сагонов, хоть они и мутанты, хоть у них парапсихология была уже развита — лишь немногие стали развиваться. Следовательно, человечество все равно будет расколото на две неравные части.
   Оно уже расколото! Сагоны — ведь тоже часть разобщенного человечества, их Прародина — Терра, как и наша.
   — Знаешь, — сказал наконец Арнис, — я не хочу от Христа отрекаться. Не могу.
   Иост кивнул.
   — Да, в этом все дело, наверное.
   — Я все понимаю, все знаю. Да, я стану, наверное, крутым очень... тела вот смогу менять. Боли не чувствовать. Ходить между звезд пешком. Вообще материальный мир не будет иметь для меня значения. Столько нового откроется, и смерти уже не будет. Я это понимаю. Но вот как о Христе подумаю, так... нет, не могу. Без Него — не могу дальше. Так мне Ландзо однажды сказал — он ведь тоже делал выбор — я выбрал тех, кто за меня отдавал жизнь. А какой сагон пожертвовал за меня своей жизнью?
 
 
   Арнис вернулся.
   И через две недели, чуть раньше срока родился Эльм.
   Ильгет снова переживала счастливое время материнства. К тому же и любимый был рядом, поэтому и трудностей не существовало совсем. Ильгет знала, что в Космосе Арнис встретил сагона. Но вернулся уже почти спокойным, хоть и посещал два раза в неделю психолога. На всякий случай.
   Он, казалось, забыл о страшной встрече. Во всяком случае, не говорил о ней, не вспоминал. Да и вообще выглядел счастливым. Ильгет казалось — вернулись прежние времена... А ведь вспоминала о них с такой тоской!
   Дара пошла в школу, и в основном ее возил туда Арнис — на 2-3 часа поначалу. Остальное же время он проводил полностью с Ильгет и малышом. Ну разве что еще Дэцин еженедельно собирал отряд для учений, психотренинга — словом, поддержания формы. Хотя новых акций и не предвиделось.
   Ильгет наслаждалась. Это было почти так же, как после рождения Арли — только еще лучше, потому что и старшие дети разделяли эту радость, играя с малышом по вечерам, и так забавно было наблюдать за ними. Ильгет насмотреться не могла на малыша, когда он кушал, причмокивая, молоко из ее груди. Глазки Эльма были серыми, в папу, хоть и потемнее, чем у Дары. И вообще он как-то выглядел темнее сестры, скорее на Арли похожим — чуть смугленький, плотный. Как и другие дети, Эльм был спокойным, уже к двум месяцам перестал просыпаться для ночного кормления. Возможно, это происходило не столько из-за темперамента детей — они все же были совершенно разными — сколько из-за того, что время их бодрствования было заполнено гимнастикой, плаванием, разными полезными играми, и это утомляло малышей, и кроме того — сразу воспитывало правильное отношение к родителям.
   Арнис снова просыпался раньше Ильгет — всегда — и приносил проснувшегося малыша, уже переодетого, ей в постель. Потом он приносил завтрак, и они валялись втроем, играя с малышом, а позже Арнис поднимался, будил остальных детей, бежал с ними на зарядку, собирал в школу... Если Эльм засыпал, Ильгет вставала и готовила завтрак для детей, доставала их одежду. Потом, как правило, Эльм спал, Арнис уходил в школу вместе с Дарой, а Ильгет, приняв душ, садилась за циллос. Она на время отказалась от работы в СИ, и теперь делала только то, что душе хочется. Писала мало — грудной ребенок как-то не располагает к сочинительству. Больше читала, лазила по Сети.
   Потом возвращались первыми Арнис с Дарой. И начинался день, полный неожиданных радостей, новых успехов детей и маленьких огорчений... И Арнис все время был рядом. Лишь когда Эльм спал днем, отец позволял себе посидеть за циллосом, заняться своими делами. Ильгет знала, конечно, о его работе с классификацией контактов, и начала понемногу ему помогать.
   Но ей снова казалось, что ребенок слишком много спит. Или — что его просто разрывают на части. То Белла приходила, чтобы повозиться с малышом, забрать его гулять куда-нибудь. То Арнис с ним занимался, гимнастикой или просто носил по комнате и разговаривал. Ильгет даже ревновать начинала — Арнис полностью взял все воспитание и развитие на себя. Вечером старшие дети прямо брали Эльма к себе в комнаты, клали его на мягкий теплый пол и развлекали всячески. Особенно увлеклась Лайна — она так мечтала о младшем братике. Арли, видимо, еще не доросла до таких материнских инстинктов. Эльм очень рано научился улыбаться, потом смеяться и гулить.
   А Ильгет только и оставалось — кормить Эльма, млея от неземного наслаждения. Иногда только это наслаждение прокалывало острым ужасом. Она смотрела на бесконечно милое, нежное личико ребенка, и вдруг понимала, что вот это его блаженство — может не продлиться.
   Все мертвые дети, убитые, которых ей приходилось видеть, вдруг всплывали в памяти, жгли ее. Ильгет сейчас чувствовала себя единым целым с малышом, она так хорошо понимала его, его мир был таким теплым и прекрасным, и даже малейшее неудобство — проснулся, а мамы рядом нет — казалось ему ужасом кромешным, и он громко плакал... Но мама и папа тут же появлялись, и мир вновь наполнялся блаженством. А что, если мама уже не появится?
   Мысль о смерти ребенка, о мучительной смерти была невыносимой. Ильгет вдруг ощущала бесконечное отчаяние — ибо отчаяние ребенка бесконечно, ему нечем утешиться — непонимание, отчего это так, невыносимую душевную боль... Даже тогда, когда она сама корчилась под болеизлучателем, не понимая, за что и почему — тогда она не была настолько беззащитной. Она была взрослой, и так или иначе была готова к этому. Но смерть ребенка, муки ребенка...
   Ну что ты, ведь он же будет жить на Квирине, уговаривала себя Ильгет. К тому времени, как он подвергнется хоть какой-то опасности, он станет взрослым уже. На Квирине ему ничто не грозит...
   Если ДС удержит сагонов, если они не нападут вскоре.
   Как хорошо жить на Квирине, веря, что это — незыблемая крепость!
   Боец ДС в это уже не верит, он понимает, что мир и счастье держатся порой на волоске.
   Раньше такого не было, Ильгет казалось, что это — предчувствие, интуиция, что вот именно этому ребенку предстоит что-то страшное. Но возможно, она просто слишком много пережила и увидела... Нельзя доверять предчувствиям, тем более — таким.
   И еще Ильгет испытывала грусть, когда вдруг думала, что кормит малыша в последний раз. Почему так? Ей 35 лет, еще могут быть дети. Но — вдруг их больше не будет? Почему-то казалось, что да, не будет больше. Значит, вот это в последний раз в жизни она испытывает такое счастье.
   Ну знаешь, голубушка, говорила себе Ильгет, думала ли ты когда-нибудь, что у тебя вообще будет ребенок!? И вот пожалуйста, родила уже третьего, а всего их пять, прекрасных, умных, здоровых детей.
   Да нет, грех жаловаться на судьбу! Просто легкая грусть — все когда-нибудь бывает в последний раз...
   Эльма окрестили очень рано, и крестными снова стали Иост и Иволга — кто же еще? Весь отряд собрался на праздник по этому поводу, даже принципиально неверующий Ойланг, к которому теперь присоединился Венис. Ойланг говорил, похлопывая его по плечу.
   — Ну вот, друг, составим оппозицию, наконец, этим религиозным фанатикам! По крайней мере, я не один трезвомыслящий человек в этом отряде.
   — Любопытно, — сказал Арнис, услышав это, — ведь во всем квиринском обществе христиане составляют не более 20 процентов! Это включая тех, кто лишь числит себя таковыми. А вот в ДС...
   — Ну, это для нас вполне естественно, — сказала Иволга, усмехнувшись про себя. Ильгет посмотрела на нее — она-то знала, при каких условиях произошло обращение Иволги.
   — Остается лишь удивляться, что не все мы еще — такие фанатики, — добавила Иволга.
   Однако трезвомыслящие охотно отпраздновали вместе с «религиозными мракобесами» день крещения Эльма.
   Да и вообще отряд частенько теперь собирался. Чаще всего как раз после воскресной службы (Ойли и Вениса приглашали отдельно). Новые акции пока не грозили, и просто приятно было провести вместе время. Покататься верхом в лесу, погулять в Бетрисанде, на пляж сходить. Некоторые члены отряда отправлялись в Космос, потом возвращались. Иволга вдруг решила снова поработать спасателем — ей скучновато было сидеть на земле, дети уже выросли — и к осени ушла в патруль. Вместе с Ойлангом — с кем же еще, ведь всегда лучше работать с бойцом ДС. Айэла стала ходить в рейсы на трейлере — бортинженером, как раньше. Остальные работали здесь, на Квирине. Гэсс по-прежнему — в ближнем космосе, на оборонных кольцах. А вот его жена Мари снова улетела в патруль в качестве спасателя.
   Венис всерьез занялся своим образованием под началом Сириэлы... Сириэла теперь посещала все отрядные сборища, и ясно было, что с Венисом ее объединяет нечто большее, чем врачебная деятельность. Марцелл продолжал заниматься биофизикой, и в августе отправился на межпланетный симпозиум на Артикс.
   Иост вскоре вступил в орден Святого Петроса, и теперь осваивал новую жизнь, которая нравилась ему все больше. Он переселился в монашеское общежитие, неподалеку от храма Святого Петроса, оставив себе лишь право при необходимости уходить в Космос — и заниматься подготовкой к акциям ДС. Среди «мирских монахов» Святого Петроса таких, как он, было много. Имя он себе оставил прежнее, благо, оно было библейским — в честь святого Иоста, мужа Пресвятой Девы.
   Ландзо летал в патрули вместе со своим учителем и другом — Валтэном. Жениться он, похоже, не собирался — или не было кандидаток.
   Все вели себя так, словно вздохнули с облегчением — не было больше войны. Все хорошо, можно жить нормально, работать, развлекаться...
   И только Арнис упорно продолжал систематизировать сведения о сагонах. Казалось, его ничто больше не волнует. Лишь маленький Эльм — и страстное желание понять, что движет врагами от века. Все было не так уж просто. Сам Арнис был убежден в гипотезе, изложенной Иосту — но что-то и противоречило ей, были какие-то зацепки среди многочисленных свидетельств о сагонах, которые позволяли думать иначе.
   Арнис хотел бы подключить к этой работе своего учителя-социолога, Тэрвелла Тина, но многие сведения относились к разряду секретных... хотя что уж скрывать от столетнего Тина, он вряд ли когда-то покинет Квирин.
   Арнису приходилось справляться в одиночку — помощь Ильгет не в счет, в методологии исследования она ничего не понимала. С ней можно было, конечно, порассуждать о целях и планах сагонов, об их психологии...на чисто любительском уровне.
   Арнис видел одну ошибку Ильгет да и других тоже. Друзья относились к сагонам с резким эмоциональным отталкиванием. Да и как еще относиться к врагам?
   Это своего рода защита — но в информационной войне эмоции всегда вредны. Резкая отрицательная эмоция может легко перейти в свою противоположность. Арнис старался сохранять трезвый рассудок, думая о сагонах — как бы это ни было трудно.
   Деятельность накладывает на человека неизгладимый след. Если много лет заниматься одним и тем же, очень трудно сменить свой взгляд на это. После многих лет войны ненависть и отталкивание по отношению к сагонам въелись в кость и плоть. Но сагон, с его силами, вполне способен эту ненависть обратить в свою противоположность.
   Надо попробовать разобраться логически...
   Но логически пока выходило с трудом. По логике сагоны были правы. Противно было подумать об этом — гибель человеческого мира... Но если это — ради рождения чего-то большего? Может быть, ради приближения к Богу... Да, не тому Богу, как о Нем учит церковь. Но может быть, церковь ошибается?
   Арнис старался гнать от себя страшные мысли. Ему меньше всего хотелось посвящать во все это Ильгет — пусть он неправ, пусть она должна знать об этом, ведь в следующий раз ей самой придется говорить с сагоном. Просто страшно было подумать — внушить ей вот сейчас эти тягостные сомнения.
   Во всяком случае, не во время грудного вскармливания...
 
 
   На Квирине в 60 лет люди еще летают. Это не возраст. Часто гибнут молодые по статистике, потом, после некоего возрастного порога, почему-то эстаргов выживает больше. Может быть, становятся осторожнее, просто опытнее? А уж если посчастливится дожить до 60-70 лет — тебе обеспечена не просто спокойная и долгая, но и вполне активная старость. Трудно определить на вид, 100 лет человеку или еще только 55. Геронтология позволяет продлить активную счастливую жизнь до 100 и даже до 120 лет. Ну конечно, после 70 в Космосе работать невозможно. Но активный спорт, туризм, просто полеты на безопасные планеты в качестве пассажира — да сколько угодно.