Крисуэлл Милли. Неограненный алмаз

   Когда оба немного успокоились, Брок набросил на Пруденс одеяло, погладил ее по щеке и нежно поцеловал.
   На стене над ними продолжали играть отблески огня. Теперь Рыжая принадлежала ему всецело. Она была той женщиной, которую он будет любить, беречь и охранять. Он понял, что любит ее, действительно любит, как никого не любил после смерти Кэтрин.
   Брок мягко улыбнулся, глядя на спокойно спящую рядом женщину.
 
   Утренняя тишина внезапно была прервана звоном разбитого стекла.
   – Что? Что это? – мгновенно проснувшись, тревожно спросила Пруденс. Одеяло сползло с ее плеча, обнажив грудь, и она поспешила прикрыться его краем.
   Брок выскользнул из-под одеяла, нисколько не стесняясь своей наготы, и подбежал к окну. В слабом свете утра он сумел разглядеть двух всадников, стремительно уносящихся от дома. На полу, в осколках стекла, лежал большой камень, к которому была привязана записка. Брок развернул ее, и его лицо помрачнело.
   – Что там? Что там написано?
   – Отлично! Просто великолепно, – пробормотал Брок и передал записку Пруденс. Записка имела более чем угрожающий характер:
   «Покиньте город, вы, дочери сатаны. Покиньте до того, как Бог сойдет с небес, чтобы сокрушить вас карающей десницей».
   Пруденс со страхом посмотрела на Брока:
   – Боже! Кто мог это написать! – В таком городе, как Абсолюшен, подобное послание мог составить почти каждый. По стилю записка напоминала речь Энтвистла. – Не думаю, что преподобный может зайти так далеко, чтобы действительно угрожать жизни этих несчастных женщин.
   Натягивая брюки, Брок отрицательно покачал головой.
   – Это не Энтвистл, Рыжая. Готов поставить на это последний доллар. Скорее всего это работа твоего сумасшедшего соседа.
   Пруденс побледнела:
   – Джекоба? Но зачем ему это? – Однако тут Пруденс вспомнила угрозы Моргана, когда он покидал ранчо. Все еще не веря, она покачала головой. Даже Джекоб не может зайти так далеко.
   – Я поеду за ними, чтобы все выяснить.
   – Нет! – крикнула она. – Я запрещаю! Поспешно застегивая рубашку, он удивленно поднял брови:
   – Запрещаешь мне? Ты мне не мать. Ты не можешь запретить мне делать что-либо.
   Ее подбородок дрогнул.
   – Но я твой работодатель. И в таком качестве я запрещаю тебе вмешиваться. – Он мог быть изувечен и даже убит. Что бы она ни говорила раньше, этот человек значил для нее больше всех на свете.
   Брок присел на кровать. Надо объяснить этой женщине, что над ней нависла угроза. И что надо немедленно выяснить, откуда она идет. Если всадников послал Морган, то лучше остановить его именно сейчас.
   – Я у тебя здесь в качестве управляющего. Именно поэтому в круг моих обязанностей входит заботиться о безопасности всех находящихся на ранчо.
   – Пожалуйста, Брок. – Она положила руки на его плечи. – Прошу тебя, не надо ехать к Джекобу.
   Он накрыл ее руку своей и мягко улыбнулся.
   – Ты хочешь, чтобы мы вернулись к тому, чем занимались вчера? – Вчерашний вечер был непередаваемым. Он превзошел все, о чем Брок мог только мечтать. Он хотел сказать ей об этом, но Пруденс его опередила.
   – Нет! – выкрикнула она. Ее лицо покраснело. – Я прошу тебя, не говори больше об этом. Одной ошибки с меня хватит!
   Он отшатнулся, как будто его ударили, не веря своим ушам.
   – Ты называешь нашу ночь ошибкой? – Он покачал головой. – Не может быть, Рыжая. Ты хотела сказать совсем другое.
   «Да», – хотела ответить она, но что-то внутри ее – может, страх – не дало ей сказать правду.
   – Нет, я хотела сказать именно это. И корю себя за глупое поведение.
   – Вот как? – резко спросил он. – Может, оно и глупое, но только сейчас.
   Пруденс открыла рот, не сразу найдясь, что ответить:
   – Убирайся из моей комнаты. И больше сюда не приходи. Все, что произошло прошлой ночью, было ошибкой. И если ты хоть немного джентльмен, ты не будешь об этом вспоминать никогда.
   Он внимательно посмотрел на нее.
   – Знаешь, если бы я вчера сам не ощутил, как сильно бьется твое сердце, я бы подумал, что у тебя его нет вообще. – Не добавив ни слова, он выскочил из комнаты и с силой хлопнул дверью.
   Пруденс в отчаянии бросилась на подушку. Что это на нее нашло? Горестно покачав головой, она подняла глаза на дверь. То, что было прошлым вечером, было удивительно, волшебно. Почему она все разрушила? По ее щеке побежала слеза, и она вытерла ее краем простыни.
   И тут она поняла – почему. Почему она так ответила Броку. Потому что Брак в душе бродяга Он – человек без корней. Рано или поздно ему надоест ее ранчо и она сама, он вскочит в седло и уедет Он сам говорил ей, что остановился здесь только временно и что не желает пускать корней.
 
   Брок мчался во весь опор, хотя густой снег и слепил ему глаза. В нем бушевала ярость.
   Чертова хозяйка ранчо! Какими унизительными были ее слова! Это после всех его розовых мечтаний! Брок вытер снег со лба и тут заметил, что лошадь его почти храпит.
   – Прости, Уилли.
   Не стоило вымещать свою ярость на лошади. Но все же он должен навестить Моргана, и если камень – его работа, то вытрясти из него душу.
   Когда Брок проскакал ворота ранчо Моргана, его никто не встретил. Очевидно, его не ждали. Брок прищурился и различил сквозь снег двух спешившихся ковбоев, которые направлялись к дому.
   Впрочем, зачем он сюда явился? Чтобы прострелить Моргану голову? Жизнь на ранчо, похоже, заставила его совсем забыть о своем адвокатском прошлом. Правильнее было бы возбудить дело об угрозах, поскольку у него есть свидетели. Это было бы разумнее, чем являться к владельцу крупнейшего в округе ранчо с револьвером на поясе.
   Ковбои на крыльце остановились, оглядываясь на него. Брок подъехал к крыльцу.
   – Морган дома?
   – Кто его хочет видеть? – мрачно уставился на него высокий ковбой с густыми черными бровями.
   – Передайте ему, что с ним хочет поговорить Брок Питерс. Если он желает себе добра, пусть выйдет.
   Второй ковбой, который был ниже ростом и носил на глазу черную повязку, исчез в доме и почти сразу вернулся с Морганом.
   – Что, черт побери, тебе нужно? – не веря своим глазам, пробормотал Морган. – Ты прервал мой завтрак.
   Брок наклонился в седле, внимательно глядя Моргану прямо в глаза.
   – Ты начал пугать молодых женщин, Морган. Я не сразу сообразил, что это делаешь ты. Обычно ты воровал скот.
   Лицо Моргана перекосилось:
   – Черт, я не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Я говорю о камнях, которые ты кидаешь в окна. О записке с угрозами Пруденс Даниелс.
   – Тебе следовало бы не соваться в дела Абсолюшена, Питерс. Ты не знаешь, во что ввязываешься.
   – Думаю, знаю. Мне уже приходилось встречаться с такими, как ты.
   – Проводите мистера Питерса, – приказал Морган.
   Оба ковбоя сделали шаг вперед, но тут же замерли – Брок вытащил револьвер и нацелил его Моргану прямо в грудь. Рука Брока так закоченела, что пистолет едва в ней держался, спусковой крючок нажать он бы не смог. Но Морган, конечно, этого не знал.
   – Я уйду, когда захочу. Убери своих собак. Морган махнул рукой, и ковбои отступили.
   – Говори, что тебе нужно, и убирайся с моей земли.
   – Если Пруденс Даниелс или какой-либо из ее женщин будет причинен вред, тебе придется ответить за это передо мной и всеми работниками ранчо.
   – У меня душа в пятках, – язвительно ответил Морган, однако по его глазам было видно, что он принял слова Брока всерьез.
   – У тебя будет в пятках и все остальное, Морган, если ты еще раз осмелишься появиться на нашем ранчо. А если твой скот пересечет нашу границу, мы его убьем. Я дам приказ стрелять по всему, что движется от твоего ранчо. Скажи это своим людям.
   Не давая Моргану возможности ответить, Брок хлестнул Уилли вожжами и поскакал прочь. Когда он отъехал на расстояние, достаточное для того, чтобы не бояться выстрела в спину, он перевел лошадь на медленный шаг и глубоко вздохнул.
   Все это напоминает сцену из дешевого романа, подумал Брок, похлопывая лошадь по холке. Но в романах герою в качестве награды за его отвагу достается прекрасная девушка, с которой тот скачет к рассветному солнцу... Он же не получил ничего.
   Брок покачал головой. Ни одному автору дешевого романа не мог прийти на ум такой персонаж, как упрямая, своевольная, ненавидящая весь мужской род старая дева вроде Пруденс Даниелс.
   «Одной ошибки с меня хватит». Воспоминание об этих словах наполнило Брока стыдом. Ему следовало подумать, прежде чем положить к ее ногам свое сердце. Слава Богу, что он не сказал о своей любви. Как бы она посмеялась над ним! Совершенно ясно, что она не испытывала к нему никаких чувств.
   «Одной ошибки хватит»...
   – Ладно, ты правильно сказала, Рыжая. Будь уверена, что и я больше не совершу ошибку.

Глава 19

   То, что у мальчика привычка, у взрослого мужчины становится чертой характера.

   – Здесь теперь слишком чисто, чтобы спать, – произнес Шорти, входя в законченный наконец дом работников. Вместо запаха пота, сухого навоза, старых ботинок и табака, к которым он привык, в новом доме, как в лесу, пахло сосной. – Такое может только сниться!
   Брок улыбнулся в ответ на эту похвалу и положил молоток на пол. В дом он вложил всю свою душу – и когда уедет, ему будет недоставать его, как чего-то родного.
   – Я разместил койки по стенам, чтобы было просторнее. Печка будет стоять в центре.
   Шорти глянул на кровати. Ему, как старшему, предоставлялось право выбрать себе место. Он подтащил узел с постельными принадлежностями к дальней стене и в удивлении остановился, глядя на пустую койку Брока.
   – А где твоя постель, Брок? Мы же решили, что наши кровати будут рядом.
   Брок подумал, как хорошо, что сейчас здесь нет никого, кроме них двоих. Ему не хотелось объясняться со всеми ковбоями – особенно с Уиллом. Парень привязался к нему, как к отцу. Да и ему будет его не хватать.
   – Я уезжаю, Шорти. Сейчас соберу вещи, оставлю Пруденс записку и отправлюсь.
   Это решение было принято после долгих размышлений – похоже, только так можно избавиться от дальнейших душевных терзаний и болезненных ударов по самолюбию.
   Шорти выпустил клуб дыма из трубки и нахмурился:
   – Ну, если так... Когда ты это решил? Брок вздохнул, подтащил стул и оседлал его:
   – Прошлой ночью. После похорон Луанн... – Настоящую причину своего отъезда Брок раскрывать не хотел. – Так будет лучше.
   – А как же мисс Пруденс? Я думал, ты и она... мы все думали, что вы симпатичны друг другу.
   Так он думал и сам. Но, видимо, на этом ранчо никто толком не знает характер хозяйки.
   – Да, я привязался к ней, Шорти, как не привязывался ни к одной женщине уже долгое время. Но, я думаю, Рыжая не способна любить. Она боится стать слишком близкой кому-нибудь. Мне знаком этот страх. Долгие годы я тоже боялся привязаться к кому-нибудь.
   Седые брови Шорти поднялись в удивлении:
   – До сих пор?
   Секунду подумав, Брок решительно поднялся на ноги.
   – Ну, мне пора. Я думал, что у нас с Пруденс что-нибудь получится. Я ошибся. Между нами – только тяжелые воспоминания о прошлом.
   – Я знаю Пруденс давно, – пробурчал Шорти. – Это кактус, но кактус с нежным сердцем. Насколько я понял, ее сердце неровно стучит, когда появляешься ты, Брок. Мы-то видим, как она смотрит на тебя. Если это не любовь, то что?
   – Может, ты прав, а может, и нет. Я не юноша, чтобы гадать на ромашке.
   Шорти тронул ус.
   – А тут и гадать не надо.
   Брок пожал плечами, не желая делиться с посторонним человеком своими переживаниями.
   – Мой отец говорил мне, что самая горячая любовь – у дикобраза с кактусом, – продолжил Шорти.
   Брок взял шляпу, сгреб куртку и двинулся к двери:
   – У тебя всегда есть что сказать к месту. Мне будет не хватать твоих прибауток.
   Он открыл дверь и на секунду задержался на пороге, вдыхая свежий лесной воздух Этого ему будет не хватать тоже.
   Шорти в досаде сплюнул и покачал головой. По крайней мере он высказал то, что думал. Может, Брок поразмыслит над этим. С упрямцами надо поступать, как с ослами. Не надо тащить их в ворота загона – надо просто развернуть их к воротам и оставить немного подумать. Осел сам захочет посмотреть, куда они ведут.
 
   Работая спицами, Пруденс прикусила губу от напряжения. Она не вязала, тем более мужские носки, многие годы. С тех самых пор, как умер ее отец. Вспомнить былое увлечение ей помогли надвигающееся Рождество и... кое-кто, кому бы она хотела сделать подарок.
   Брок. Ее сердце всегда начинало биться чаще, когда она о нем вспоминала. А если уж начинала всерьез о нем думать, то несчастное сердце превращалось в барабан.
   В конце концов ей пришлось признаться себе, что она любит Брока Питерса. И напрасно разум посылал ей предупреждение, что ничего, кроме разлуки и боли, это ей не принесет – сердце победило разум окончательно.
   Брок был совсем не таким, как Билли. Брок не похож ни на одного человека из всех, кого она когда-либо встречала. Он добр, заботлив, внимателен. Он любит ее. В глубине души она понимала, что он ее любит.
   Может, эта любовь была иная, чем к жене. Но с женой его связывали прожитые годы, ее же он только начинал любить. Пока чувство не могло быть очень сильным, но это – лишь начало. Кроме единственной ночи, их, в общем, мало что объединяет. Но позднее, после свадьбы, у них будет общая жизнь и ребенок.
   Внезапно дверь гостиной открылась, и Пруденс с удивлением увидела стоящего на пороге Брока. Она вспыхнула, словно ее застигли врасплох. Его лицо тоже было красным – но от холода. Видимо, он сильно замерз, потому что, не здороваясь, принялся отогревать руки, дыша на них. Пруденс поспешно спрятала свое вязанье в мешочек.
   – Брок! – Ее голос дрогнул. От его внезапного появления она растерялась и не знала, что сказать.
   Несколько растерялся и Брок. Его удивила эта домашняя, уютная, полная умиротворенности сцена – девушка, задумчиво вяжущая у камина. Он видел Пруденс с пером и книгой расходов, с антисептиками и бинтом, но никогда не видел ее со спицами.
   – Надеюсь, я не помешал? Мне нужно кое-что сказать.
   Пруденс почувствовала, как тревожно забилось ее сердце – от мысли, что, возможно, сейчас последует предложение руки и сердца. Слишком серьезен был Брок.
   – Ты не мешаешь. Я просто ищу себе занятие в пасмурный день.
   Солнце не показывалось из-за туч уже несколько недель, и настроение у всех на ранчо было таким же хмурым, как погода.
   Брок снял шляпу и положил ее на стул, затем присел на софу.
   – Я пришел сказать, что через день или два уезжаю. Когда-то я говорил, что останусь до тех пор, пока ты не найдешь нового управляющего, но недавно понял, что слишком здесь засиделся.
   Пруденс почувствовала себя так, будто ее ударили.
   Уезжает! Брок уезжает! «Нет! – крикнуло что-то в ней. – Скажи ему. Скажи ему, что ты его любишь». Но гордость не позволила ей произнести то, о чем молило сказать сердце.
   – Ты всегда говорил, что рано или поздно уедешь, – выдавила она, как только овладела собой. – Я этого ждала.
   – Конечно, ждала, – чуть помедлив, хмуро кивнул он. – Очень ждала. Я никогда не надоедал леди, если она этого не хочет.
   – Брок, я...
   В этот момент в комнату вошел Моуди. За ним следовал городской шериф Честер Пибоди. Моуди мгновенно понял, что его вторжение чему-то помешало, и смущенно перевел взгляд с Брока на Пруденс.
   – Мисс Пруденс, этот джентльмен хотел бы с вами поговорить. Он сказал, что это срочно.
   Шериф Пибоди был невысоким крепким человеком с красным носом – независимо от погоды – и слегка выпученными глазами.
   Шериф снял шляпу и, ступая вперед, любезно улыбнулся:
   – Извините за вторжение, мисс Даниелс. – Он чуть кивнул Броку. – Но у меня к вам неотложное дело.
   Еще одно дело? Замечательно. Все плохие новости всегда приходят вместе. Выпрямившись, Пруденс поднялась.
   – Что у вас, шериф? Должно быть, это и в самом деле серьезное дело. Когда я просила вас приехать разобраться с кражей моего скота, вы так и не появились.
   Щеки шерифа покраснели, и он смущенно кашлянул.
   – Не надо вести себя так вызывающе, мисс Пруденс. – Он достал из кармана какой-то документ и вручил ей: – Я только выполняю свои обязанности.
   Пруденс достала из кармана очки, протерла стекла кончиком фартука и водрузила их на нос.
   «Мы, нижеподписавшиеся, требуем, чтобы мисс Пруденс Даниелс немедленно покинула свое ранчо. Мы считаем, что на этом ранчо мисс Даниелс дает приют женщинам сомнительного поведения, а это идет вразрез с христианскими ценностями. Мы считаем, что действия мисс Даниелс несут угрозу морали и благосостоянию общества».
   Пруденс быстро пробежала глазами подписи. К своему удивлению, она обнаружила, что в списке представлена большая часть города.
   Увидев, как побледнело ее лицо, Брок взял бумагу и быстро пробежал ее глазами. Его лицо исказила ярость.
   – Что за чушь! Что это вы принесли, шериф? Честер Пибоди нервно сжал в руках шляпу.
   – Я только выполняю свою работу. А моя работа – служить интересам общества.
   – Эта бумажка не имеет никакой законной силы. Все, что вы можете вручить, – это вызов в суд, но он должен быть выписан судьей.
   – Окружной судья будет послезавтра. А откуда вы столько знаете о законах? Мне сказали, что вы – управляющий, мистер Питерс.
   – Я не всегда был ковбоем, шериф. Когда-то я был адвокатом с солидной практикой.
   Пруденс в изумлении опустилась на софу. Адвокат! Брок Питерс был адвокатом?
   Моуди, для которого это не было новостью, повернулся к шерифу:
   – Брок знает толк в законах. Так что послушайте его.
   Честер в замешательстве пригладил свои взъерошенные волосы.
   – Но Джекоб Морган сказал, что эта петиция полностью законна. Он сказал, что единственное, что мне нужно, – это вручить бумагу.
   Пруденс сузила глаза:
   – Так это работа Джекоба Моргана? Шериф кивнул, и Брок фыркнул:
   – Я должен был сразу сообразить, что все организовано этим ублюдком.
   – Мистер Морган только выразил то, что думают все граждане, мистер Питерс. И когда окружной судья вернется в город, мы сделаем бумагу полностью законной. Как нам жить в Абсолюшене, решает большинство горожан. Так было всегда, и так будет всегда.
   Брок взял шерифа за шиворот и потащил из комнаты.
   – Передайте каждому тупому жителю Абсолюшена и ублюдку Моргану, что мисс Даниелс и все женщины на этом ранчо смогут себя защитить. Если судья пришлет повестку в суд, у них будет профессиональный адвокат.
   Глаза Пруденс стали круглыми от удивления.
   – Я думала, ты собрался уезжать. Моуди чуть улыбнулся:
   – Брок говорил мне, что никогда не отказывался от дел, какими бы сложными они ни были.
   От этих слов Пруденс почувствовала себя уязвленной. Брок остается не из-за нее. Но все-таки остается.
   После того как Моуди и шериф покинули комнату, Брок повернулся к Пруденс.
   – Я останусь представлять твои интересы в этом деле, если ты дашь свое согласие. Никогда не думал, что мне придется вспомнить профессию адвоката.
   Пруденс хотела спросить, что прервало его адвокатскую карьеру, но его лицо было слишком хмурым, и она не осмелилась напоминать ему о прошлом.
   – Не понимаю, чего Джекоб хочет добиться, выживая меня с моей земли. Он уже владеет почти всем в округе.
   У Брока были свои догадки на этот счет, но он не стал высказывать их вслух.
   – Я буду снова жить в комнате твоего отца, Рыжая. Я уже достаточно хорошо знаю Моргана и думаю, что рядом с тобой должен постоянно кто-нибудь быть для разного рода неожиданностей.
   – Да, конечно. – С того момента, как в ее окно влетел камень, Пруденс не покидало чувство тревоги, хотя она и старалась всячески его скрыть. В окно мог влететь не только камень, но и пуля.
   Подняв шляпу, Брок двинулся к двери.
   – Ты можешь не бояться моих непрошеных вторжений, Рыжая.
   Пруденс молча проводила его взглядом, раздумывая, способна ли она сама удержаться от непрошеных вторжений.
 
   – Вы подписали петицию мистера Моргана? – спросила Арабеллу Каролина Таунсенд, ставя на стол чашку, и потянулась за кусочком сахара. – Я поставила подпись с большим удовольствием. В самом деле, эта Даниелс собрала у себя всякую дрянь.
   У Арабеллы округлились глаза. Так это Джекоб – автор петиции?
   – Не может быть! Это сделал Морган? Очень странно. – «Более чем странно», – подумала она, пытаясь понять причины, побудившие Джекоба начать поход против столь привлекательной девушки. Судя по всему, он имеет денежный интерес. Но только ли? Джекоб был ненасытен во всем – в деньгах, за обеденным столом и в постели.
   Маргарет Лауэри надула губки:
   – Пора от них избавиться – от Пруденс и ее ужасных женщин. – Слово «женщин» было произнесено с отвращением. – Они появляются в городе каждое воскресенье и каждый раз идут прямо по главной улице. Когда я в последний раз шла в церковь, мне пришлось выбрать другую дорогу, чтобы Лулу с ними не встретилась. Не хватало еще, чтобы мой ребенок видел перед собой такой пример!
   Арабелла знала то, что знал весь город и не знала только мать Лулу – что другой такой стервы, как ее Лулу, Абсолюшен не видел за всю свою историю. Но стоит ли лишать людей иллюзий?
   Арабелла любезно улыбнулась:
   – Но я думаю, это хорошо, что своих подопечных мисс Даниелс водит в церковь. Все-таки Божий храм предназначен и для святых, и для грешников.
   – Арабелла! – в унисон выкрикнули обе дамы, изумленные до самой глубины своих мелких душонок.
   – Я думала, – начала Каролина, – что у тебя самые стойкие моральные убеждения во всем городе и что ты первая поставила подпись под петицией. Неужели ты ее не подписывала?
   Арабелла легкомысленно махнула рукой.
   – Мистер Морган меня не просил. Думаю, он меня недолюбливает. А Генри он просто ненавидел. – Последнее было правдой – Джекоб его ненавидел. Но только за то, что Генри имел все права на Арабеллу, которую Джекоб считал своей собственностью.
   Маргарет наклонилась к ней и похлопала по руке:
   – Я уверена – ты не права. Мистер Морган – замечательный человек. Он так добр к моей Аулу.
   Глаза Арабеллы остановились:
   – В самом деле? Ему нравится Лулу?
   – Да, так нравится, – в восхищении возвела к потолку очи Маргарет, – что посоветовал держать ее за запертыми дверями. Он считает, что в нее влюблены парни всего города. – Маргарет наклонилась к Арабелле и доверительно понизила голос: – Я иногда задаюсь вопросом, не влюбился ли в нее сам мистер Морган. Лулу призналась мне, что раз или два бывала в его доме.
   Тонкая фарфоровая чашка треснула в руке Арабеллы. Чай пролился на синее платье.
   – О, какая я неловкая! – воскликнула она. – Посмотрите, что я наделала. – И добавила, поднимаясь: – Мне надо переодеться. Извините, но наша вечеринка, по-видимому, закончилась.
   У нее были более важные дела – подготовиться к встрече с Джекобом Морганом, который должен будет объяснить, зачем его навещала Лулу и почему у него возникло столь внезапное желание избавиться от Пруденс Даниелс.
   Да, сегодня Джекобу придется многое объяснить.
 
   Сара с изумлением оглядела себя в зеркало. Свадебное платье, которое помогла ей сшить Пруденс, выглядело просто великолепно. Материал стоил немалых денег, и Сара спрашивала себя, не сошла ли она с ума.
   Но ее очень привлек белый цвет этой материи. Может, хотя бы цвет даст ей почувствовать себя иначе, чем обычно, когда она постоянно ловила на себе осуждающие взгляды. Просторное платье поможет ей скрыть живот. Сара опустила голову, глядя, как он увеличился за последнее время, и вздохнула. Женщине на седьмом месяце беременности не следовало бы надевать белое.
   – Что-то не так? – спросила Пруденс, сидя на полу. Подворачивая подол платья, она воткнула еще пару булавок и прищурилась, оценивая, насколько ровен край.
   – Все просто великолепно, мисс Пру. Мечта становится явью. Но... – Сара с сожалением покачала головой. – Оно белое, а такой цвет должны носить девушки.
   Пруденс поднялась на ноги и воткнула оставшиеся булавки в красную подушечку.
   – Ты никогда не была замужем?
   – Никогда.
   – Тогда ты имеешь все права надеть белое. Кроме того, на свадьбе будут только те, кто живет на ранчо.
   – Но кто проведет церемонию? Не могу представить, чтобы преподобный Энтвистл на это согласился. Он первым поставил подпись на петиции.
   – Брок и Моуди сказали, что эту задачу они берут на себя. Я уверена, что они найдут способ убедить преподобного отца выполнить свои обязанности. – Она не собиралась объяснять, каким именно образом они намерены это сделать. Невесте не обязательно знать.
   – Никак не могу поверить, что выхожу замуж. Думаю, я поступаю правильно. Я люблю Мартина, но не уверена, честно ли обременять его чужим ребенком.
   – Ты напрасно мучаешь себя сомнениями. Я вижу, как к тебе относится Моуди.
   – Тогда почему ты не можешь увидеть, как к тебе относится Брок Питерс? – Сара заметила, что ее удар достиг цели – Пруденс смутилась и отвернулась в сторону.
   – Тебе это кажется, – возразила Пруденс, расправляя свое платье. – Брок собирался покинуть ранчо всего несколько дней назад. Если бы шериф Пибоди не приехал со своей дурацкой петицией, Брока давно бы здесь не было.
   Сара скинула с себя подвенечный наряд, набросила на плечи старое платье и присела рядом с Пруденс.
   – Ты думаешь головой, Пру, там, где надо думать сердцем. Брок любит тебя. И, думаю, ты его тоже.
   Пруденс заставила себя рассмеяться.
   – Не будь смешной. Мы друзья, и не больше того. Я не позволю себе влюбиться в человека, который не хочет чем-либо себя обременять и способен покинуть тебя в любой момент. И вообще, ты ничего не знаешь о наших отношениях, – сказала Пруденс «Я и сама их не понимаю», – добавила она про себя.