Крисуэлл Милли. Неограненный алмаз

   – Украшать зал яблоками – это так провинциально, – сморщила нос Арабелла в ответ на предложение Каролины Таунсенд. – А что вы думаете по этому поводу, леди? – повернулась она в другую сторону. Обе дамы поспешили закивать в знак согласия.
   Свой вопрос Арабелла задала лишь из вежливости. Такой почтенной леди, как она, никто бы и не подумал возразить.
   Порозовев, Каролина поспешила исправить свою оплошность:
   – Конечно, вам лучше знать. Вы – единственная из нас, кто жил на востоке. Вы знаете, как сделать лучше.
   Эти наивные провинциалки принимали за чистую монету то, что Арабелла и Генри прибыли к ним, на Дикий Запад, с цивилизованного востока. В действительности же Арабелла с мужем проживали в заросшем полынью маленьком местечке в Арканзасе и лишь ненадолго останавливались в Сан-Франциско и Денвере, да и то по дороге в эти края. Но и этих остановок было достаточно, чтобы стряхнуть с себя деревенскую пыль и приобрести некоторый светский лоск, совершенно ослепительный для местного провинциального общества.
   Арабелла по-матерински похлопала Каролину по руке.
   – Ну конечно же, откуда вам знать?
   – Тогда что вы предлагаете, Арабелла? – спросила Ливиния Чайлуз.
   Арабелла ответила не сразу – в дверях появилась горничная и сделала ей какой-то знак рукой. Чуть помедлив, Арабелла произнесла:
   – Не могу сейчас сказать. У меня ужасно болит голова. – Со страдальческим выражением лица она прижала руки к вискам. – Если бы вы зашли ко мне завтра, я бы имела время подумать.
   Знак, поданный горничной, означал, что прибыл Джекоб Морган и что он уже поднимается по черной лестнице. Поэтому требовалось покончить со всей этой светской жизнью как можно скорее. Дамам не следовало знать, что почтенная вдова мистера Поттса принимает у себя любовника.
   Произнося обычные прощальные пожелания, дамы покинули дом, и Арабелла, вздохнув с облегчением, поспешила к лестнице.
   По дороге она взглянула на себя в зеркало. То, что она увидела, ей понравилось – в свои тридцать восемь она была еще довольно привлекательна. Синее атласное платье весьма шло к ее голубым глазам, и вовсе недаром Джекоб был столь к ней щедр.
   Она слегка покусала губы, чтобы они были краснее. Затем поспешила открыть боковую дверь, откуда разом вывалились два волкодава. В их сопровождении она и появилась в спальне. Джекоб уже лежал в кровати под балдахином.
   – Боже праведный! – воскликнул Джекоб, поспешно отодвигаясь к изголовью. – Для чего ты, черт побери, привела этих чудовищ? Ты же знаешь, что они меня ненавидят!
   Улыбаясь, Арабелла начала расстегивать платье.
   – Мне доставляет удовольствие, если кто-то смотрит, как мы занимаемся любовью. Это приводит меня в экстаз.
   – А у меня при их виде начинается крапивница. Или аллергия на собачью шерсть. – Он начал чесать руки.
   Освободившись от одежды, Арабелла встала перед кроватью.
   – Может, я помогу своему маленькому мальчику почувствовать себя лучше? – томно произнесла она.
   Это была игра, одна из многих, от которых Арабелла просто впадала в неистовство. Она была крайне чувственна, а Джекоб был очень изобретателен в своих ласках, и они составляли прекрасный дуэт. Когда был жив Генри, о таких безумных страстях она не могла и мечтать. Он был не намного теплее своих покойников.
   К изумлению Джекоба, одна из собак деловито взобралась на кровать и улеглась у ног.
   – Вот черт! – вырвалось у Джекоба, но он тут же замолчал – Арабелла накрыла его рот губами.

Глава 7

   Если у вас есть подружка, заведите и лошадь такой же масти; когда жена обнаружит на вашем плече волос, у вас будет оправдание.

   Пруденс поднялась со стула и подошла к окну. Потерев запотевшее стекло, она вгляделась в серый пейзаж за окном. Ливень нещадно бил по стеклам, ветер гнул верхушки деревьев, из щелей несло так, что от холода ее руки покрылись гусиной кожей.
   – Полли и Луанн следует подождать, когда дождь стихнет, и только потом идти в хлев. Но свиньи не могут ждать пищи до утра, – сказала она Саре, растирая руки.
   Сара, вызвавшаяся готовить вместо так и не сдавшейся Ханны, оторвалась от приготовления тушеного мяса и повернулась к Пруденс.
   – Полли обещала Уиллу, что приготовит им еду, когда они вернутся из города. Уилл и Брок отправились за какими-то покупками.
   – Надеюсь, с ними ничего не приключится. Уже темно, и становится все холоднее. Да и дождь наверняка усилится.
   – С ними все будет в порядке. Мартин говорил мне, что мистер Питерс – просто воплощение здравого смысла. Если буря не утихнет, они могут остаться в городе.
   Пруденс подумала, что Брок может переночевать и не в одиночестве. Эта мысль почему-то больно кольнула ее сердце, и Пруденс поспешила ее отогнать.
   – Как себя чувствует полковник Карстерс?
   Как бы ни был галантен и предупредителен кавалерийский офицер, ему не следовало здесь задерживаться. Его присутствие рождало слишком много проблем: и с Ханной, которая стала свирепой, как тигр, и с Сарой, которая расцвела, как весенний пион.
   – По-видимому, хорошо. – Сара нахмурилась. – Особенно если судить по тому, что он перестал спать днем.
   – А ведь тебе нравится полковник, Сара, не так ли?
   Сара опустила голову и тихо ответила:
   – У него прекрасные манеры.
   – У них у всех поначалу прекрасные манеры. – Пруденс вернулась к столу, где она до того лущила горох, и возобновила свое занятие. Билли тоже показывал Клэр прекрасные манеры.
   Сара знала, что о мужчинах с Пруденс лучше не спорить. Мнение хозяйки дома по этому вопросу было однозначным и безапелляционным. И она переменила тему:
   – Я хотела бы с вами обсудить кое-что. Пруденс подняла на нее глаза, полные подозрения:
   – Это касается полковника Карстерса?
   – Бог мой, совсем нет! – энергично возразила Сара. – Это касается Полли.
   – Полли? А что с ней? Вы не поладили? Пруденс поселила девушку в одной комнате с Сарой. Маленькой, растерянной, оторванной от близких Полли требовалось присутствие рядом зрелого человека, и Сара, отзывчивая и добрая, вся излучающая материнство, подходила для этой роли лучше всех.
   Сара отрицательно покачала головой:
   – Да нет. Мы ладим прекрасно.
   – Тогда в чем дело?
   – Я не совсем в этом уверена, но мне кажется, что Полли вовсе не беременна.
   Зеленые глаза Пруденс от изумления стали круглыми:
   – Не беременна? Но зачем же тогда она сюда приехала? Она же так сильно переживает, что разлучена с родителями!
   – Думаю, Полли просто убедила себя, что у нее будет ребенок. Медицине известны такие случаи.
   Пруденс задумчиво кивнула:
   – Да, я читала об этом в журналах.
   Такое случалось с женщинами, которые либо очень хотели иметь ребенка, либо крайне этого боялись. При этом они испытывали такие же ощущения, что и при реальной беременности, и только при гипнозе или во сне эти симптомы пропадали.
   – Меня удивляет, что она выглядит так же, как и шесть недель назад, когда приехала сюда. А когда она засыпает, ее живот становится плоским, как пирог. Все это очень странно.
   – Думаю, мне следует осмотреть ее. Но она очень застенчива, и мне не хотелось бы ее смущать. Я знаю, что Полли сильно привязалась к ребенку Мэри, и если твоя догадка правильна, она может расстроиться.
   – Тогда мы должны подождать еще несколько недель, – решила Сара. – Полли здесь достаточно хорошо, да и Уиллу тоже, особенно с тех пор, как появился мистер Питерс.
   «Следует к тому же подумать, как к этой новости может отнестись Уилл», – подумала Пруденс.
   В это время дверь распахнулась, и на кухне появились промокшие и раскрасневшиеся от холода Луанн и Полли.
   – Пошел снег, – объявили они, стряхивая воду с плащей.
   «Еще и снег пошел», – мрачно отметила про себя Пруденс. Неприятности, как правило, не приходят в одиночку. Пока они еще не очень серьезные – значит, самая большая впереди.
 
   Брок с тревогой взглянул на настенные часы магазина Миллера, а затем – в окно. Куда запропастился Уилл? Он велел парню вернуться к четырем часам, но тот не появился и в половине пятого.
   – Вы будете платить наличными, мистер Питерс? – поинтересовался солидный владелец магазина, укладывая в заполненный табаком, мукой и зубным порошком ящик банки с персиками. – Мы не любим продавать товар в кредит.
   – Не беспокойтесь, мистер Миллер, – ответил ему Брок, – я заплачу наличными.
   Владелец на миг замер.
   – Вот как? Вы – друг мисс Даниелс или как? Его улыбочка была слишком слащавой, чтобы Брок сдержался. Он взял владельца магазина за ворот рубахи.
   – Мне не нравятся ваши расспросы. Я уже говорил вам, что я – управляющий мисс Даниелс. Если вы будете проявлять любопытство, я надену этот ящик вам на голову. Надеюсь, теперь вы все правильно расслышали?
   Перепуганный Миллер поспешно кивнул. Он видел, что этот человек сделал с Фрэнком Фитцсиммонсом, к тому же владельцу магазина всегда есть что терять.
   – Да, сэр... мистер Питерс. Вы меня неправильно поняли. Мисс Даниелс – прекрасная женщина. Я всегда предоставлял кредит ее отцу, когда тот был жив.
   Оттолкнув его, Брок разжал руку.
   – Если это правда, то почему вы так к ней относитесь? Почему в этом городе все ее ненавидят?
   – Мы не любим не Пруденс, а то, что она держит на ранчо этих женщин. Это не нравится городским дамам. Они находят это безнравственным. Кроме того, священник запретил общаться с этими грешницами.
   Брок подумал, что ему стоит еще раз поговорить со священником.
   – А нравственно преследовать женщин, попавших в беду? – Тут он бросил взгляд на часы. Черт побери! Где же запропастился Уилл?
   Он подошел к окну и вгляделся в темнеющее небо. Сумерки опустятся совсем скоро, и им следует отбыть немедленно.
   Звякнул звонок. Брок обернулся и, к своему большому облегчению, увидел Уилла. Однако тут же нахмурился – под обоими глазами Уилла темнели синяки; из верхней губы сочилась кровь. Было ясно, что он с кем-то подрался. Но с кем? Как считал Брок, знакомых в городе у паренька не было.
   Брок достал из заднего кармана носовой платок и протянул Уиллу.
   – Как ты, парень?
   Уилл прижал платок к губам:
   – Знаю, что вы в это не поверите, мистер Питерс, но я победил.
   В его словах было столько неподдельной гордости, что Миллер рассмеялся; его брюхо при этом заколыхалось.
   – Могу представить, приятель, как выглядит проигравший.
   Уилл улыбнулся разбитыми губами, но тут же скривился и облизнул их.
   – Я встретил Бобби Фитцсиммонса в конюшне, куда относил пояса и перчатки, как вы просили, мистер Питерс.
   Брок положил руку на его плечо. Эту победу он воспринял почти как свою:
   – Как все произошло?
   – Фитцсиммонс рассказывал о Мэри, как он добился успеха. Для него это было развлечением.
   Называл ее дурой за то, что она решила, будто он мог в нее влюбиться – в грязную дочку пьяного фермера. Все смеялись, когда он рассказывал. – Глаза Уилла вспыхнули гневом. – Я ему вмазал как следует, мистер Питерс. Возможно, сломал ему нос... По крайней мере надеюсь на это.
   Брок дружески толкнул Уилла кулаком в плечо.
   – Отлично сработано, Уилл. Я тобой горжусь. А теперь едем домой. Нас ждет ужин.
 
   Но ужин к этому времени давно закончился, и все отправились отдыхать, кроме Пруденс, которая в тревоге расхаживала по красному половику в прихожей.
   – Где же они? – воскликнула она в сотый раз. Посмотрев на каминные часы, Пруденс подошла к окну и вгляделась во тьму.
   Но за стеной дождя не было видно ничего. Разочарованно вздохнув, Пруденс повернулась к камину и протянула к нему замерзшие руки.
   Может быть, все ее тревоги напрасны и Брок лежит сейчас в теплой мягкой постели, шепча кому-нибудь «моя голубка». Может, то же делает и Уилл. Она слышала, как Брок говорил Шорти, что из Уилла надо сделать настоящего мужчину. Нетрудно понять, что он имел в виду.
   Она нахмурилась: что она так волнуется? Вряд ли эти двое сейчас испытывают такое же беспокойство. Однако свою тревогу Пруденс никак не могла отогнать.
   Сильная привязанность приводит к сильной боли, часто говорила она своим подопечным, стремясь убедить их быть сдержанными в отношениях с мужчинами. Клэр привязалась всем сердцем. Она любила. И она умерла. Пруденс не собиралась этого забывать. Каким бы обворожительным, добрым и обходительным ей кто-либо ни казался. Как бы ни захватывала ее сердце чья-то улыбка. Как бы ни действовал на ее волю чей-то мелодичный смех. И как бы присутствие другого человека ни рождало страстное желание того, что недостижимо, – вечной любви.
   Вдруг вдалеке послышался стук копыт, едва различимый в шуме дождя, и Пруденс снова бросилась к окну, разом забыв обо всех своих убеждениях. Закрывшись ладонями от света, она вгляделась в чуть заметные силуэты.
   Они вернулись!
   Чувствуя, как всю ее охватывает радость, Пруденс постаралась взять себя в руки. Прежде чем хлопнула входная дверь, она уже вполне справилась с собой, но все же не выдержала и поспешила в прихожую. С одежды Брока стекали струйки воды, на ресницах и бровях блестели капли.
   – Брок! – воскликнула она и, сама не зная как, оказалась рядом с ним. – Я очень волновалась о тебе... и Уилле. С ним все в порядке?
   Снимая куртку, Брок бросил на нее короткий взгляд и кивнул:
   – С Уиллом все в порядке. Спасибо за заботу. – Он с удивлением заметил, что она от этих слов сильно смутилась.
   И тут у него вдруг что-то перехватило в груди. Его давно уже нигде не ждали, очень давно. И он вдруг понял, как ему этого не хватало.
   Брок поспешил отогнать от себя эти мысли и постарался скрыть свои чувства под грубоватостью.
   – Я так голоден, что поел бы даже твоей стряпни, Рыжая.
   Она улыбнулась.
   – Не беспокойся. После ужина осталось тушеное мясо, приготовленное Сарой. Но сначала согрейся у огня. Ты посинел от холода.
   Брок направился к камину. От тепла руки словно покалывали тысячи иголок. Будь дорога длинней на час, эти пальцы можно было бы отломить, как сосульки. В пути лошадь Уилла захромала, и им пришлось спешиться и пройти несколько миль пешком.
   – Уилл отправился спать? – прервала она затянувшееся молчание.
   Брок кивнул:
   – Он так устал, что даже не захотел есть.
   – Я уже подумала, что вы остались в городе. – Заметив, как пристально он на нее смотрит, Пруденс отвернулась к огню.
   Повисла тягостная пауза. Оба не знали, как ее прервать. Обращаться к этому замерзшему взъерошенному человеку как к своему работнику Пруденс не могла – в этот момент она чувствовала себя не хозяйкой ранчо, а просто женщиной. И Броку от ее неуверенности стало не по себе. Ему внезапно захотелось взять ее на руки. После Кэтрин он никогда ни к кому не испытывал подобных чувств.
   Конечно, он посещал шлюх. Но о том, чтобы к кому-то привязаться, не могло быть и речи. К Пруденс же он чувствовал что-то напоминавшее его отношения с Кэтрин. А он этого не хотел – рана, что зажила с такой болью, не должна кровоточить.
   – Ты думала, что я переночую в публичном доме? – чуть улыбнулся он уголками губ. – Но на всю ночь там не задерживаются.
   – Ты там был? – вырвалось у Пруденс. Вдруг она поняла, что этот вопрос слишком ее выдает, и сжала в досаде губы. Какое ей дело до того, где он спит и с кем. И спит ли вообще.
   – Где это – там? Ты имеешь в виду – в чьей-нибудь кровати?
   – Мне лучше подогреть тебе суп, – поспешно проговорила она, отворачиваясь.
   – Рыжая, – мягко взял ее за руку Брок и понизил голос, – спасибо тебе за заботу.
   Она не обернулась, но отодвинулась в сторону. И Брок вдруг подумал, что не хочет отпускать эту руку. Может, когда-нибудь он позволит это себе. И даже может быть, что это произойдет совсем скоро.

Глава 8

   Жизнь так устроена: одни получают поцелуи, другие – пощечины.

   В центре стола гордо красовались зрелые тыквы.
   К большому неудовольствию Пруденс, ливень не давал возможности посетить церковь в это воскресенье. К тому же рассердила новость о том, что в свободный вечер Брок решил объявить соревнование по вырезанию из тыкв голов страшилищ на приближающийся Хэллоуин. Но Хэллоуин – праздник чертей и ведьм – будет еще только через несколько недель, и жуткими нарядами, страшными тыквенными головами и всякой чертовщиной можно будет заняться и много позже. Но Брок объяснил свое решение тем, что такое соревнование нужно, дабы избавить обитателей ранчо от воскресной скуки.
   Сейчас Пруденс задавала себе вопрос, как Броку удалось ее на это уговорить. Однако никто из сидящих за столом ее недовольство не разделял.
   Поскольку тыкв было немного, над каждой трудились несколько человек, составив команды: Луанн и Полли, Барт и Кристи, Лорел и Слим, Мэри и Уилл, Элиза и Шорти. Сара, конечно, должна была помогать Моуди. Их большая тыква в середине стола. Седьмая тыква стояла одиноко на самом краю. «По-видимому, – подумала Пруденс, – она предназначается мне и Броку».
   Пруденс перевела взгляд на своего управляющего и увидела, что он внимательно смотрит на нее. В его карих глазах играли озорные огоньки, отчего щеки Пруденс порозовели.
   – Рыжая, ты можешь мне помочь. – Он похлопал по стулу рядом с собой. – У меня тыквенные головы всегда получались замечательно.
   Не желая вступать в перепалку, Пруденс опустилась на предложенный стул, но вскоре пожалела об этом. Места вокруг было мало, и в тесноте ее плечо постоянно касалось плеча Брока. Кроме того, от Брока шел резкий запах одеколона и кожи его куртки, и это удивительно на нее действовало, никак не давая сосредоточить внимание на работе.
   – Добрый вечер, – произнес Моуди, входя в комнату на костылях. За ним следовала Сара. – Вы надеетесь победить меня? – скептически прищурился он. – В детстве я только тем и занимался, что вырезал тыквенные головы. – Он с трудом опустился на стул, и тот легонько скрипнул.
   – Слышала, Рыжая? – чуть толкнул Брок свою напарницу. – Вызов брошен. Покажем старине Моуди, на что мы способны.
   – Думай, кого ты называешь стариной, приятель. Этим костылем я могу ударить сильнее, чем прикладом.
   Над столом пробежал смех. Затем Барт спросил:
   – Кстати, а какой будет приз победителю? Мне этого никто не говорил.
   – День освобождения от работы, – радостно объяснил Уилл. – Тот, кто сделает лучшую голову, получит день освобождения от всех работ.
   – Вот как? – повернулась к Броку Пруденс и направила на него обвиняющий взгляд. – Могу я узнать, кто это объявил?
   – Виноват, – сознался Брок.
   – А кто будет судьей? – заинтересовалась Полли. – Мы все участники, поэтому здесь нет незаинтересованных лиц.
   – Быть судьями пожелали Джо и Ханна, – объяснил Брок. – Я обещал им за это пачку табака «Булл Дархэм».
   – Тогда у меня нет никаких шансов, – мрачно отложил костыли полковник. – Саре надо взять другого партнера.
   Брок отрицательно покачал головой:
   – В этом нет необходимости. Ханна решила простить вас, Моуди. С этого вечера она снова будет нам готовить.
   Эту весть за столом встретили с большим воодушевлением, послышались радостные возгласы и даже аплодисменты.
   – Мне на это следовало бы обидеться, – мрачно произнесла Пруденс. Ответом ей был дружный смех.
   Наконец работа была закончена. Участники соревнования с тревогой следили за лицами Джо и Ханны, внимательно изучавших их работы. Лица судей были непроницаемыми до того момента, когда Джо взял в руки творение Брока.
   – Это никуда не годится, – объявил Джо и глянул на Брока так гневно, что Пруденс встревожилась. В самом деле, тыква своим большим носом и узкими глазами напоминала самого Джо. Но индеец только сердито фыркнул и, скрестив руки на груди, пошел дальше. Пруденс вздохнула с облегчением – Джо не знал, что и она приложила к этому творению свою руку.
   Когда Ханна взглянула на тыкву Моуди, она не смогла удержаться от смешка – глаза тыквы были сведены вместе, во рту виднелся только один зуб.
   – Кто бы мог подумать? – тихо прошептал Моуди на ухо Саре. – Похоже, ей понравилось мое творение. Возможно, я дам ему ее имя.
   Сара сжала его руку.
   – Только не это, Мартин Карстерс, если вы не хотите снова обедать в одиночестве.
   – Я этого не боюсь, – ответил Моуди, – если со мной будете вы.
   И Сара в который раз не нашлась, что ему ответить.
 
   Набросив на себя старую отцовскую куртку и надев ботинки из шкуры мула, Пруденс отважилась выйти из дома, чтобы прохладный ночной воздух остудил ее голову.
   Дождь и снег перестали сыпать с неба, но по-прежнему было холодно, и Пруденс заметила, что от ее дыхания в воздухе остаются клубы пара.
   Старательно обходя подернутые тонким льдом лужи, Пруденс направилась к надгробным плитам, но не успела она сделать и несколько шагов, как ее окликнули. На фоне неба она разглядела силуэт Брока.
   Всего через несколько секунд он уже был рядом и взял ее за локоть.
   – Что ты делаешь здесь, Рыжая? В такую тьму ты можешь оступиться и упасть.
   Пруденс была тронута столь искренним вниманием, однако то, как по-хозяйски Брок взял ее за руку, ее возмутило, и она ответила более резко, чем намеревалась:
   – Я могу сама о себе побеспокоиться. Этой дорогой я хожу уже много лет.
   – Но такая погода случается не каждый день.
   – Однако и ты не сидишь дома, – заметила она.
   – Мне надо было посмотреть лошадь Уилла. Она хромает, а я решил, что ему лучше не выходить в такую погоду.
   Ее гнев исчез быстрее, чем лед в августе.
   – Это очень разумно с твоей стороны. Я тоже хотела бы взглянуть.
   – Тогда возьмись за мою руку, – сказал Брок. – Я тебя проведу.
   – Не будь смешным, – ответила она, отвергая эту опеку, и решительно двинулась вперед, но всего через несколько шагов ее нога поехала на льду, и только руки Брока, схватившие ее за талию, спасли ее от падения. Пруденс тут же попыталась вырваться из его крепких рук, но они ее не выпустили, и она так и прошла к конюшне, чувствуя себя в твердых объятиях Брока, как в тесном корсете.
   – Открой дверь, – распорядился он. Она решительно сложила руки на груди.
   – Отпусти меня и открой сам.
   Он разочарованно вздохнул. Здесь было холодней, чем в погребе, а хозяйка ранчо еще спорит с ним, кто будет открывать дверь.
   – Ты самая упрямая женщина из всех, кого я встречал. А теперь живо открой дверь.
   Этот голос был таким властным, что она немедленно повиновалась. Но когда они вошли в тепло конюшни, Брок ее не освободил. Вместо этого он повалился на кипу сена и увлек ее за собой.
   Конюшня, полная знакомых запахов лошадей, кожи и сена, тишины и уюта, казалась раем по сравнению с холодом за дверью. Но Пруденс совсем не чувствовала себя уютно.
   – Отпусти меня немедленно, – зашипела она, стараясь высвободиться. Однако он только крепче обнял ее.
   – Что с тобой, Рыжая? Ты что, никогда не была в мужских руках?
   – Конечно, была.
   Единственным человеком, которому это позволялось, был Джекоб, но в этом Пруденс признаваться не хотела.
   Брок ткнулся холодным носом в ее шею, и по ее коже пробежала дрожь.
   – От тебя исходит удивительный запах, Рыжая, как от сирени весной. Теперь каждый раз, видя сирень, я буду вспоминать о тебе.
   Она замерла, прекратив сопротивление. Никто еще, в том числе и Джекоб, не говорили ей таких волшебных слов.
   – Может, я и упрямая, – признала она, – но не больше тебя. Ты всегда поступаешь по-своему.
   Он улыбнулся, подумав, что сейчас-то он точно хочет поступить по-своему.
   – Если бы ты не была такой своенравной, у меня не было бы такого желания тебя обуздать.
   Она машинально кивнула. Отец не раз говорил ей, что упрямство и вызывающее поведение... не те качества, которыми девушка может гордиться. Она не боялась бросить вызов обществу – но к чему это привело? Ее подвергли анафеме, она потеряла всех друзей – и тех, с кем выросла, и тех, с кем училась в школе. Она считала преимуществом то, что ей не нужно приспосабливаться к чужим правилам и прислушиваться к чужому мнению, но сегодняшняя забава с тыквами вдруг напомнила ей, как много радости и веселья она потеряла.
   – Мне понравилось сегодняшнее соревнование, Брок. Неплохо ты придумал. – Это признание изумило Брока. Он ожидал, что ему выговорят за то, что он смущает дух ее подопечных.
   – Думаю, оно всем понравилось.
   В неярком свете лампы было видно, как оживилось ее лицо.
   – Меня очень удивила Лорел. До этого я ни разу не видела на ее губах улыбку, – сказала Пруденс и сама улыбнулась.
   – Возможно, Лорел просто чувствовала себя одиноко.
   Пруденс в задумчивости прикусила губу.
   – Не думаю. Мы очень хорошо к ней относимся, почти как к члену семьи.
   – У Лорел был муж. Он умер, и никто ей не заменит его чисто мужского участия: дружбы, покровительства, совета.
   Этого не хватало и ему с тех пор, как умерла Кэтрин, – понимания друга. Он мог рассказать ей обо всем и получить поддержку. Теперь у него этого не было.
   – Может, поэтому она позволяет Слиму помогать себе?
   – Скорее, наоборот, – улыбнулась Пруденс. – Это она его опекает. Он очень неповоротлив. Думаю, из-за этого у него не было ни друзей, ни подруг.
   Брок притянул ее к себе. Заглянув в ее изумленные глаза, он почувствовал, что тонет в них.