Крисуэлл Милли. Неограненный алмаз

   Ее немало удивило, как меняет человека одежда. Кто бы мог подумать, увидев этого серьезного адвоката, что совсем недавно он был грубоватым ковбоем?
   – Все в порядке, мисс Даниелс? – повернулся к ней Брок, заметив ее внимательный взгляд.
   Пруденс кивнула, отметив, как странно, официально прозвучали в его устах слова «мисс Даниелс». Обычно он называл ее «Рыжая». Но, видимо, сейчас следовало во всем соблюдать формальности.
   Судя по суровому выражению лиц сидящих за столом судей, дело обещало быть нелегким. Хотя ни одна из четырех женщин-присяжных не ставила своей подписи под обращением Энтвистла, по их взглядам можно было сделать вывод, что они уже вынесли обвинительный приговор.
   У мужчин же на лице была написана скука, как на службе в церкви. Один рыжеволосый человек с тонким пенсне на переносице постоянно поправлял воротничок, который нещадно душил его. Пруденс узнала в нем мистера Тургуда, школьного учителя.
   Из-за своего стола поднялся обвинитель, Томас Рид, и Пруденс затаила дыхание.
   – Уважаемые члены суда! – начал он. – Граждане нашего города подписали петицию, в которой потребовали удалить мисс Даниелс, а также проживающих у нее беременных женщин с ее ранчо. В петиции сказано, что мисс Пруденс дает приют женщинам сомнительного поведения, чем наносит ущерб нравственным ценностям, которых придерживаются граждане Абсолюшена. Мы надеемся доказать вам, господа присяжные заседатели, призванные защищать закон, что мисс Даниелс должна быть лишена своего имущества и изгнана с этой территории.
   Следом за обвинителем поднялся Брок, чтобы в своей вступительной речи коротко представить позицию защиты.
   Затем наступил черед свидетелей. Ни у кого не вызвало удивления, что первым из них был преподобный Энтвистл.
   Преподобный начал пространно распространяться о своей борьбе против сил зла и греха, и Пруденс с радостью отметила, что заунывный голос священника погрузил кое-кого из присяжных в дремоту. Одна из присяжных, сидящая в заднем ряду пожилая женщина, начала тихонько похрапывать, и соседка поспешно дернула ее за рукав. Подобная реакция была легко объяснима – граждане города привыкли досматривать сны под этот монотонный голос на воскресных службах.
   – Действительно ли мисс Даниелс представляет собой угрозу нашему городу, преподобный Энтвистл? – спросил Рид.
   Этот вопрос пробудил весь зал. Повисла напряженная тишина.
   – Протестую, ваша честь. Мистер Рид спрашивает то, что имеют право установить только присяжные. Мы же имеем право высказывать только факты, а не собственное мнение.
   – Протест отклоняется. Мнение священника в данном случае важно, поскольку он является духовным лидером местного общества. – Купер повернулся к Энтвистлу: – Вы можете ответить на вопрос, святой отец?
   – По моему мнению, – поднял острый подбородок Энтвистл, и на губах его зазмеилась тонкая улыбка, – мисс Даниелс представляет Собой очень плохой пример для жителей города, особенно для детей. Я определенно считаю мисс Даниелс угрозой моральным устоям города.
   Пруденс сидела с каменным лицом. В высказываниях священника не было ничего нового; за прошедший год она уже достаточно хорошо поняла, насколько он ограничен.
   Когда преподобный окончил свою речь и повернулся, чтобы покинуть трибуну, из-за стола поднялся Брок.
   – Одну минуту, преподобный. У меня есть к вам несколько вопросов.
   Недовольство, с которым священник вернулся обратно, вызвало смешки в зале, и судья постучал молоточком, взывая к тишине.
   – Это правда, преподобный Энтвистл, что мисс Даниелс каждое воскресенье приводила своих подопечных в церковь, чтобы послушать вашу проповедь?
   Преподобный нервно покрутился на месте:
   – Да, это так.
   – Вы согласны, что этим самым она показывала хороший пример и своим подопечным, и своим работникам?
   – Но это женщины с плохой репутацией и греховодницы!
   От этих слов Сара вдруг выпрямилась и застыла неподвижно; Пруденс взяла ее за руку.
   – Разве Библия не говорит, преподобный: «Пусть первым кинет камень тот, кто сам без греха»? Вы сами без греха, святой отец?
   Худенький человечек не сразу нашелся, что ответить. Он принялся нервно вытирать со лба пот.
   – Я... у меня церковный сан.
   Взявшись за перила, Брок наклонился вперед.
   – Это верно. Значит, вы – без греха? Бросив взгляд на присяжных, Брок заметил, что этот вопрос заинтересовал всех; даже дама во втором ряду окончательно проснулась. Священник никак не мог ответить, и это замешательство вызвало со стороны присяжных неприязнь, которая росла с каждой секундой его молчания. Признание вины может быть выражено не только вслух, но и молча, заключил Брок.
   – Я снимаю свой вопрос. Можете идти, преподобный.
   В зале поднялся шум, и судья вновь призвал присутствующих к порядку. Затем он объявил, что на сегодня разбирательство закончено. Пруденс облегченно вздохнула. В эту минуту она хотела только одного – скорее оказаться дома, подальше от недружелюбных косых взглядов. Однако завтра все повторится, и она мысленно помолилась Богу, чтобы он дал ей силы пережить это испытание.
 
   Собравшись вечером за столом, все молчали. Каждый был погружен в свои мысли. Наконец Моуди решился нарушить тишину:
   – Думаю, Брок, сегодняшний день был удачным Ты хорошо справился с его преподобием.
   – Я тоже так считаю, – добавила Сара. – Я смотрела на женщин-присяжных – поведение священника им не понравилось.
   Брок заметил, как помрачнела Пруденс. Напоминание об унижениях этого дня вконец испортило ей настроение.
   Брок, пригубив бордо, обратился к ней:
   – Как ты себя чувствуешь, Рыжая? Ты была очень тихой весь вечер.
   Она чуть улыбнулась:
   – Со мной все в порядке. Я только немного устала. Никогда не подозревала, что судебное разбирательство отнимает столько сил. Все эти люди, взгляды, замечания... А репортеры... – Она покачала головой. – Я никогда не знала...
   – Коровья лепешка – это рай для навозных мух, – высказался Шорти, отрезая кусок жареного мяса. – Суд то же самое. Людям просто нужна пища для сплетен. Вам не следует обращать на них внимания, мисс Пру, ни в коем случае.
   – Мне тоже хотелось присутствовать сегодня в суде, – объявила Мэри. – Очень жаль, что мы с Уиллом не были на сегодняшнем заседании. – По виду Уилла, увлеченно накладывающего мясо в тарелку, не было заметно, что он о чем-то сожалеет.
   – Ты еще побываешь в суде, Мэри, – произнес Брок. – Все женщины с ранчо дадут показания.
   От этих слов Пруденс поперхнулась и закашлялась, и Слим легонько похлопал ее по спине.
   – Ты сошел с ума! Ты хочешь, чтобы там выступили все женщины? – вспылила Пруденс.
   – О, это так интересно! – хлопнула в ладоши Элиза и получила в ответ суровый взгляд Пруденс.
   – Я этого не позволю! Кроме Мэри, все женщины беременны! Выступление в суде может отразиться на их здоровье. И слышать об этом не хочу!
   – Боюсь, что этого не избежать. Как твой адвокат, я утверждаю, что так будет лучше.
   – Но их там закидают камнями!
   Он заметил страх в ее глазах и уступил:
   – Если они сами этого не захотят, я, конечно, не буду настаивать.
   Пруденс выдохнула с облегчением, но радоваться ей пришлось недолго. Сара тут же заявила:
   – Конечно, я дам показания. Это – мой дом. И я не собираюсь сдавать его без боя.
   – Я тоже так думаю, – немедленно добавила Элиза, и Шорти гордо приосанился.
   – Тогда считайте, что и я в этом участвую, – присоединилась к единому фронту Мэри. – Я не чувствую никакой любви к этому городку и ненавижу жалкого Энтвистла. Я хочу сказать все, что думаю, этой старой облезлой вороне прямо в глаза.
   Не высказалась только Лорел, да и то потому, что была немой. Во время разговора она нервно складывала на коленях и опять разворачивала салфетку, а когда подняла глаза, то увидела, что все взгляды устремлены на нее. Догадавшись, что от нее ожидают ответа, Лорел вдруг выскочила из-за стола и выбежала из комнаты.
   – Вот, смотри, что ты наделал, – обвинила Брока Пруденс.
   Но едва закончился ужин и Пруденс собралась заняться своими обычными делами, Лорел внезапно появилась в комнате снова. В ее глазах горели огоньки. Она протянула Броку лист бумаги.
   Он глянул на лист, и его лицо расплылось в улыбке – на листке было написано «Я тоже хочу помочь».
   После этого все взгляды обратились к Пруденс, которая с мрачным видом откинулась на спинку стула.
   – Ладно, – наконец согласилась она. – Мы все поедем в суд.
 
   Когда следующим утром фургон с ранчо подъезжал к зданию суда, Пруденс не смогла сдержать возгласа изумления. Перед строением из красного кирпича с транспарантами в руках стояли Арабелла Поттс и несколько ее подруг.
   Среди них была и владелица швейной мастерской Берта Уилкис, Каролина Таунсенд и Маргарет Лауэри. Особенно Пруденс удивило присутствие последних двух дам, поскольку их подписи стояли под петицией священника. Брок хмыкнул:
   – Никогда бы не поверил в это, если бы не увидел собственными глазами. – Он остановил лошадей прямо перед демонстрантами. – Доброе утро, леди. Как вы себя чувствуете в такой прекрасный день?
   На лице Каролины было написано явное недружелюбие, но одного взгляда в сторону Арабеллы было достаточно, чтобы она продолжила маршировать по кругу с высоко поднятым транспарантом.
   – Доброе утро, мисс Даниелс, – приветливо произнесла Арабелла. – Мы здесь для того, чтобы выразить вам нашу поддержку. Верно, леди? – Все дамы поспешили закивать головами.
   – Спасибо. Нам это сейчас крайне необходимо.
   – Бог мой, тише, – вдруг произнесла Арабелла, глядя Пруденс через плечо. – Сюда идет Джекоб Морган.
   Пруденс обернулась и, увидев Джекоба, одарила его ледяным взглядом.
   Умело скрывая свою злость под маской любезности, Джекоб приподнял шляпу, приветствуя участниц пикета.
   – Что это значит, Арабелла? Если ты стараешься меня унизить, тебе это удалось. А теперь прекрати вести себя как ребенок и отзови своих демонстрантов. Что это за балаган?
   – Если это балаган, то он мне очень нравится. Я не получала такого удовольствия уже много лет. Наверное, я стану лидером движения суфражисток. – Она повысила голос, чтобы ее слышали остальные пикетчицы. – Мужчины правили слишком долго. Пора их согнать с насеста. Верно, дамы?
   – Да, – последовал дружный ответ. Разъяренный Морган в бессильной ярости сунул кулаки в карманы.
   – Ну, ладно, – зло выдохнул он и стремительно пошагал по Мэйн-стрит к гостинице.
   Когда пятнадцатью минутами позже Джекоб вернулся в сопровождении Уильяма Таунсенда и Сета Лауэри, маленькая группка Арабеллы увеличилась до пяти человек. Мюриел Фокс, чей муж был владельцем мясной лавки, и жена Томаса Рида Аманда тоже несли плакаты.
   – Смотрите, – показал пальцем Джекоб. – Я говорил вам, что ваши жены сошли с ума.
   – Каролина, – удивленно развел руки Уильям, заставив ее смутиться. – Положи плакат и немедленно возвращайся домой. У тебя там куча дел.
   Каролина, которая ни разу за всю их совместную жизнь не возразила своему мужу, решительно замотала головой, отчего Уильям в изумлении разинул рот.
   – Мужчины слишком долго сидели на насесте. Пора выслушать и женщин, – и она посмотрела на Арабеллу, ища в ее глазах одобрение, которое тут же и получила.
   – Тебе тоже лучше вернуться домой, Сет, – сказала Маргарет Лауэри. – Мы делаем очень важное для всех женщин дело.
   К ним подошел репортер и приподнял шляпу:
   – Вы не возражаете, если я сделаю несколько фотографий для «Роки маунтин ньюс»?
   Мюриел Фокс живо откликнулась:
   – Давайте, молодой человек. Это важное событие нужно зафиксировать для потомков.
   Фотограф начал делать снимки. Объектив запечатлел для истории Арабеллу, мило улыбающуюся Джекобу, чьи глаза вылезли из орбит от ярости. Кокетливо выставив ножку, Арабелла лукаво спросила красного от злобы Джекоба:
   – Как вы думаете, я хорошо получусь на фотографии, мистер Морган?
   Джекоб процедил что-то сквозь зубы: Арабелле послышалось нечто неприличное, однако она не была в этом уверена.
 
   Подняв воротник, чтобы хоть немного укрыться от пронизывающего ветра, Брок направился к маленькому кладбищу. Что-то подсказало ему, что Пруденс, которой не было в доме, он найдет именно там.
   Сегодняшнее судебное заседание сделало ее мрачной и замкнутой, что было неудивительно – ей пришлось услышать грязные нападки на ее умершую сестру. Морган и Рид притащили на суд доктора, от мастерства которого она умерла и который со своим искусством опустился уже до обслуживания борделей Денвера.
   Поднявшись на холм, Брок увидел Пруденс, стоящую на коленях у могилы сестры. Она плакала, закрыв лицо ладонями.
   – Рыжая, – окликнул он ее, но порыв ветра унес его слова, и он позвал ее еще раз, погромче: – Рыжая, с тобой все в порядке? Ты здесь совсем закоченеешь.
   Она подняла залитое слезами лицо, беспомощная, как маленькая девочка, и Броку нестерпимо захотелось уткнуть ее носом в свое плечо, погладить по голове и сказать, что мир не так уж плох.
   Так и произошло, когда он подошел ближе и протянул к ней руки. Она поднялась с колен и разрыдалась у него на груди. Затем тихо произнесла сквозь слезы:
   – Спасибо, что пришел. Я очень на это надеялась.
   Он приподнял ее голову за подбородок и стал вытирать следы слез.
   – Ну что ты, что ты! Почему ты плачешь? Пруденс закусила губы и с болью произнесла:
   – Как жестоко они говорили о Клэр. Сколько грязи... Она была прекрасным, чистым человеком.
   Он погладил ее по щеке.
   – Жаль, что тебе пришлось пройти через это. Я думал, они будут нападать на тебя, и совсем не ожидал, что тронут мертвых.
   – Мертвые не могут себя защитить.
   – В мире много жестокости и несправедливости, но мы должны сделать его лучше. Все, что обрушивается на нас, должно делать нас сильнее. Завтра заседания не будет. Жена Рида убедила его, что в Рождество ему следует побыть дома. А уж Рид склонил к этому судью Купера.
   Пруденс восприняла эту новость с облегчением.
   – Я вчера видела миссис Рид, когда она покидала здание суда. Она стояла в пикете вместе с другими дамами. – Пруденс в недоумении покачала головой. – Не могу в это поверить. Миссис Почте убедила всех этих женщин поддержать нас.
   – Если Арабелла Поттс берется за дело, она может все, – решительно сказал Брок.
   Пруденс почувствовала укол ревности.
   – Она к тому же очень привлекательна?
   – В земном смысле этого слова, – уклончиво ответил Брок.
   – Мужчинам это нравится?
   Не ответив, Брок обнял ее за плечи и повел к дому.
   – Мужчины любят опытных женщин, – сделала она вывод. Наверное, именно поэтому она его разочаровала, и Брок заглядывается теперь на «земных женщин».
   – Вот как? С чего ты это взяла? Она пожала плечами:
   – Иначе бы заведение мадам Евы не процветало.
   Брок раскатисто рассмеялся:
   – Вот как? Ты когда-то сама говорила, что у мужчин есть определенные потребности.
   Они дошли до крыльца, и Брок остановился.
   – Странный у нас получился разговор, – став серьезным, он открыл дверь.
   Пруденс прошла внутрь. В доме было совсем тихо. По-видимому, все уже спали.
   – Я пойду наверх, – сказал Брок, расстегивая куртку. – Завтра свадьба Сары и Моуди. Это будет хлопотный день.
   Он повесил куртку на вешалку и повернулся к лестнице. Пруденс тихо произнесла:
   – Пожалуйста, не уходи так скоро. Ты можешь выпить со мной.
   – Выпить? – не поверил своим ушам Брок. – Но у нас запрещено пить. Ты сама запретила.
   Вот так. Созданные ею правила теперь оборачиваются против нее.
   – У женщин нет правил, есть только настроение. А сейчас у меня настроение – выпить немного шерри. – Она направилась в гостиную. Брок молча последовал за ней.
   Открыв шкаф, она шерри не обнаружила.
   – Здесь только бренди. Придется пить его.
   – Бренди опасно для дам, – сдавленным голосом заметил Брок с дивана. – Они могут после него наделать глупостей.
   Не ответив, Пруденс наполнила два стакана и села с ними на диван. В камине мирно потрескивали дрова; огонь отбрасывал на стены красноватые отблески.
   Пруденс сделала маленький глоток и заметила осуждение на лице Брока:
   – Бренди пьют сразу помногу.
   Пруденс сделала еще несколько осторожных глотков и вдруг почувствовала, как бренди приятным теплом разливается по всему телу.
   – Как много вещей, – произнесла она, когда смогла перевести дух, – поначалу кажутся неприятными, но потом выглядят иначе.
   – Ты имеешь в виду танцы или что-то еще? Этот вопрос смутил Пруденс, и она постаралась скрыть свое замешательство, поднеся стакан ко рту.
   – Что-то еще. Расскажи мне, почему ты перестал быть адвокатом. У тебя это так хорошо получается, а ты бросил свою профессию, чтобы стать ковбоем. – Закрыв глаза, она откинулась на подушки и потому не видела, как на лицо Брока легла тень.
   Он ответил не сразу.
   – Я бросил практиковать, когда умерла моя жена. Мне стало трудно выносить одиночество и воспоминания, которые в Сакраменто у меня вызывало почти все.
   Пруденс медленно приоткрыла глаза и тихо спросила:
   – Ее звали Кэтрин? Брок удивился:
   – Откуда ты знаешь?
   – Ты говорил это на кладбище. Я слышала, как ты шептал ее имя. – Она подумала, что слышала и его тоску по умершей жене. Как ей хотелось, чтобы и ее любили так же преданно.
   – Кэтрин умерла, когда ухаживала за нашим больным сыном. У него была холера. Она заразилась, и они умерли оба.
   – Мне очень жаль, Брок. Я никогда не знала, что у тебя был ребенок.
   – С того времени прошло восемь лет. Все эти годы я помнил о них, пока... – Он запнулся, чуть не сказав «пока не встретил тебя».
   – А что было после того, как ты покинул Сакраменто? Полностью оставил судебную практику?
   Он кивнул:
   – Я странствовал по свету, делал все, что придется. Но я устал бродяжничать. Думаю, мне пора расстаться с тем, что невозвратно ушло.
   Пруденс не смогла сдержать радостного возгласа. На мгновение в ней вспыхнула надежда, но лишь на мгновение – до его следующих слов.
   – Суд заставил меня понять, как я стосковался по своей работе. Когда дело будет закончено, я собираюсь найти какой-нибудь хороший город и осесть там, завести практику.
   Пруденс поспешно поднесла ко рту стакан, чтобы скрыть свои чувства. Конечно, на ранчо Брок никогда не останется. Он уже распланировал свое будущее, и в его планах она не значится.
   – Спасибо, что поделился со мной своим прошлым, Брок. Мне жаль, что тебе это так тяжко вспоминать.
   Он с волнением взял ее руки в свои.
   – Думаю, за эти восемь лет я только сейчас понял одну важную вещь. Не надо убегать от жизни. Это никогда не приносит счастья.
   – А теперь ты счастлив?
   Их взгляды на миг встретились, но этот миг показался ей вечностью. Он отвел глаза:
   – Нет, но мог бы быть. Доброй ночи. – Он поцеловал ей руку. – До утра.
   Пруденс смотрела ему вслед, борясь с желанием броситься за ним и попросить объяснить, что означают его загадочные слова. Но она не сделала этого. Ее остановила мысль, что женщиной, которая даст Броку счастье, является не она.
   И потому мисс Пруденс Даниелс сделала то, чего от нее никто не мог ожидать: она осушила до дна бутылку бренди.

Глава 24

   Попытки загасить горести вином только разжигают их.

   Выйдя следующим утром на кухню, Шорти не поверил своим глазам – на диване, обхватив голову руками и глядя в потолок, лежала Пруденс. Под воспаленными глазами виднелись синие тени.
   – Могу я приготовить вам кофе, мисс Пру? – осведомился Шорти. – Вы неважно выглядите после сна. – «А спала ли она вообще?» – подумал он про себя.
   Пруденс кивнула, но это движение отозвалось в голове болью, и она со стоном схватилась за макушку.
   – Не говори об этом никому, – произнесла она хриплым голосом. – Я умру, если кто-то узнает, что я так себя веду.
   Шорти разгладил усы, скрывая улыбку.
   – Ваш секрет останется со мной, мэм. Но если вам нужен хороший собеседник, чтобы посоветоваться, то я готов вас выслушать.
   – Спасибо за предложение, но я справлюсь со всем сама. – Она знала твердо одно: на нетрезвую голову личные проблемы решать не следует.
   Вскоре пришла Ханна, и кухня сразу наполнилась перезвоном котелков и сковородок. Эти звуки извергли еще один стон из груди Пруденс и вынудили ее подняться с дивана.
   – Мне нужно пойти переодеться, – сказала она и поспешно закрыла рот, чтобы не икнуть. Затем распахнула дверь и торопливо направилась вверх по лестнице.
   Ханна с понимающим видом повернулась к Шорти:
   – У мисс Пруденс сегодня сильно болит голова. Что-то произошло с ней вечером.
   В этот момент в кухне появился Брок; он выглядел немногим лучше.
   – Доброго всем утра.
   Шорти и Ханна секунду смотрели на него, затем друг на друга и вдруг оба рассмеялись.
   – Да! – согласился Шорти. – Определенно произошло.
 
   Сара в волнении шагала по ковру взад и вперед; бархатный свадебный шлейф тянулся за ней следом как хвост. Наконец она остановилась у окна, напряженно вглядываясь вдаль, на дорогу, затем бросила взгляд на часы и с сожалением вздохнула.
   – Уже почти четыре часа, Пруденс. Как ты думаешь, что могло задержать Мартина и Брока? – Она в отчаянии закусила губу. – Мартин не мог передумать?
   – Конечно, нет, Сара! Не будь смешной. Ты же сама прекрасно знаешь, что полковник и Брок поехали за священником, и знаешь, кто этот священник. Убедить его очень трудно. – Пруденс потерла виски. Голова все еще болела, несмотря на микстуру, предложенную Ханной.
   – Боже милостивый! – раздался голос Элизы из столовой, где в этот момент делались последние приготовления к свадебному ужину. – Я слышала, что невесты нервничают в день свадьбы, но ты наверняка превзошла всех, Сара.
   Сара смущенно улыбнулась:
   – Наверное, я и в самом деле слишком волнуюсь. Но что, если они не сумеют убедить священника прийти?
   Именно в этот момент распахнулась входная дверь и в комнату ввалились Моуди, Брок и Шорти, таща за собой на веревке Иезекииля Энтвистла с мешком на голове. По сдавленным звукам, доносившимся из мешка, можно было догадаться, что его рот заткнут кляпом.
   Сара в изумлении поднесла руки ко рту.
   – Боже милосердный!
   Пруденс хотелось смеяться, глядя на эту сцену, но она все же сдержалась. Вид этого обычно надутого священника с нахлобученным на голову мешком из-под зерна доставлял ей несказанное удовольствие.
   – Моуди, тебе надо срочно переодеться, – заметил Брок. Он перевел глаза на Пруденс, которая надела к свадебной церемонии свое лучшее платье, и на секунду задержал взгляд. Зеленое шерстяное платье удивительно шло к ее зеленым глазам. Никогда раньше Брок не видел никого прелестнее.
   – Ты прекрасно выглядишь, – пробормотал он.
   Пруденс зарумянилась. Этой похвалы она не ожидала. Тем более восхищения в его глазах.
   – Спасибо.
   – Я думаю, – произнес Шорти, – что и невеста выглядит неплохо.
   – В самом деле, – согласился Брок, переводя взгляд на Сару: выражение тревоги на ее лице развеселило его. – Сара, тебе, наверное, следовало бы занять место у рождественской елки. Сейчас сюда спустится Моуди, и мы начнем церемонию.
   Большая голубая ель была украшена свечками и красными бархатными лентами.
   В комнате снова появился Моуди, и Шорти стянул мешок с преподобного отца, вынул кляп и размотал веревки, которыми были связаны руки.
   – Это возмутительно, – выкрикнул Энтвистл, как только кляп был вынут. – Я сообщу об этом властям!
   Шорти вынул из кобуры пистолет и направил его прямо на священника, отчего тот сразу замолк.
   – Как пистолет ускоряет свадьбу! – удивился Шорти. – А теперь становись перед рождественской елкой. Эти ребята хотят пожениться и совсем не намерены слушать твою болтовню. Ты меня понял?
   Кипящему от злости Энтвистлу не оставалось ничего, кроме как повиноваться.
   – Мне понадобится Библия, если только она есть у кого-нибудь из вас, безбожники.
   Элиза принесла свою и вручила ее Энтвистлу в руки.
   – Думайте, кого вы называете безбожниками, преподобный. Мой отец был баптистским священником, и ему бы очень не понравилось, что его дочь так называют.
   Энтвистл раскрыл книгу и приступил к своим обязанностям.
   Брачная церемония заняла совсем мало времени, после чего священника снова связали и проводили к лошади.
   Довезти Энтвистла до дома вызвались Барт и Слим; они же заверили Брока, что убедят Энтвистла держать язык за зубами. Пруденс выразила надежду, что для этого они не прибегнут к отрезанию языка, и Барт заверил ее в этом.
 
   – Как? Вы же к нему почти не притронулись, мисс Пру! – воскликнула Мэри. – Уилл и я съели три порции гуся и кукурузы. Вы же не съели ничего.
   При воспоминании о жирном гусе Пруденс стало тошно, но она постаралась не подать виду.
   – Свадебный ужин был просто замечательным. Как я поняла, Сара и Моуди были очень довольны.
   – Вы в самом деле так думаете? Мы с Лорел очень старались.
   – В самом деле.
   Польщенная Мэри отправилась делиться похвалой с Лорел, и Пруденс вдруг сообразила, что осталась с Броком наедине.