Кроуфорд Элейн. Речная искусительница (Речная нимфа)

   У Джорджи кружилась голова. Он обнимал ее все крепче. Потом он наклонился к девушке и нежно поцеловал в губы.
   Когда Пирс отпустил ее, Джорджи не могла сдержать вздох.
   — Лак, Лак, я думал, что потерял тебя, что ты ушла навсегда, а ты вернулась…
   Он снова нашел губы Джорджи и теперь уже целовал их с жадной одержимостью. Его руки ласкали спину Джорджи, едва прикрытую тонкой рубашкой.
   На мгновение у Джорджи мелькнула мысль, что она должна остановить Пирса, сказать ему правду. Но она знала, что если так сделает, то Пирс оттолкнет ее и будет потерян безвозвратно. Эта мысль пронзила ее, как острый нож.
   Джорджи с отчаянием молилась про себя:
   — Господи, дай мне одну последнюю ночь с ним. Пусть он любит меня сегодня, а завтра, я клянусь, что скажу ему всю правду. Клянусь!
   Джорджи обняла Пирса за шею и стала перебирать пальцами его волосы. Она прижималась к нему все крепче и крепче. Их губы слились в долгом страстном поцелуе. Он прижался к ее животу, и Джорджи с болью почувствовала, как ее истомившееся лоно неудержимо тянется к нему, жаждет слиться с ним воедино.
   Слишком быстро Пирс отпустил ее, чуть-чуть отодвинул от себя и приподнял ее голову. Он не верил своим глазам.
   — Они мне лгали. Все говорили, что тебя здесь нет. Но ты ведь знала, что я приехал за тобой, правда? И ты ждала меня. Ты же любишь меня? Любишь так же сильно, как и я, ведь правда?
   Несмотря на то, что голос Пирса звучал невнятно, в нем слышалось неподдельное восхищение и почтительность.
   Пирс сказал, что любит ее. Да, она тоже его любит.
   Сознание того, что она так жестоко обманывает Пирса, стало снова жечь ее с такой силой, что Джорджи больше не могла этого вынести. Она поклялась, что никогда не будет так неосторожно шутить с Пирсом.
   Потом она протянула руку и погладила Пирса по щеке.
   — Я люблю тебя, но…
   Пирс не дал договорить, закрыв ей рот таким страстным поцелуем, что остатки здравого смысла безвозвратно покинули Джорджи. Пальцы Пирса нежно скользили по ее шее, затем она почувствовала, как он нашел первую пуговицу на рубашке и стал ее расстегивать.
   Джорджи чувствовала громкие удары своего сердца под горячей ладонью Пирса.
   Он оторвался от губ и стал расстегивать вторую пуговицу, третью…
   Рубашка распахнулась, руки Пирса гладили плавные изгибы стройного тела, ласкали полную грудь. Он почувствовал, как затвердели и напряглись соски под нежными прикосновениями пальцев.
   У Джорджи перехватило дыхание.
   — Я знаю, что все это сон, — хрипло прошептал Пирс. — Но ради Бога, не будите меня.
   Кончиком языка он слегка коснулся ее губ, стал целовать шею и грудь.
   У Джорджи закружилась голова и подкосились ноги. Она ухватилась за Пирса, чтобы не упасть.
   Он слегка подался вперед, с трудом удерживая равновесие, а затем взял Джорджи за руки.
   — Может, нам лучше пойти в постель? Где она?
   — У тебя за спиной.
   Он отступил назад, не выпуская девушку из объятий, стал спускать с ее плеч рубашку. Его руки скользили о телу Джорджи, пока не опустились ей на бедра. Пирс остановился.
   — Так на тебе больше ничего нет?
   — Да, я…
   — Не смущайся. Ты не могла сделать мне лучшего подарка. Я не смел надеяться, что ты снова будешь со мной. И вот ты здесь, ждешь меня, по-прежнему хочешь моей любви. — Пирс с упоением гладил бархатистую кожу на животе девушки, продвигаясь все ниже и же.
   Джорджи закрыла глаза, ее тело дрожало от нетерпения в предвкушении долгожданного момента, о котором а грезила по ночам.
   Так и не коснувшись заветного места, его пальцы снова скользнули вверх.
   Джорджи прерывисто дышала. Не выпуская девушку объятий, Пирс снова отступил назад. Тут он наткнулся нанижнюю койку.
   — Наконец, — сказал он, со смехом увлекая Джоржи за собой.
   Джорджи осознавала все безрассудство происходящего. Внутренний голос подсказывал, что нужно остановиться, оттолкнуть Пирса. Но у нее не было сил сопротивляться, и с нескрываемой радостью она позволила Пирсу уложить себя на жесткую нижнюю койку… Раздался гулкий стук. Пирс ударился головой о край верхней полки. Он застонал и выпустил Джорджи из объятий, а затем опустился на тюфяк, ухватившись руками за голову. Джорджи опустилась на колени.
   — Ну, как ты? Все в порядке?
   Напряженно всматриваясь в темноту, Джорджи шарила рукой, пытаясь отыскать ушибленное место на голове ее Пирса. Наконец ей это удалось.
   — Только, ради Бога, не падай в обморок.
   — Подожди минуту. Сейчас все пройдет.
   — Ни о чем не беспокойся, — сказала Джорджи, поглаживая висок Пирса. — Ложись и немного отдохни, а я сниму с тебя туфли.
   Джорджи приобрела богатый опыт, ухаживая за отцом и тремя братьями. Она мгновенно стащила с Пирса туфли, затем расстегнула пряжку на ремне и принялась за брюки.
   Пирс взял ее за руку и приподнялся, опираясь на локоть.
   — Мне уже гораздо лучше.
   — Правда?
   — Да, — он встал на ноги и поднял Джорджи. Его слегка покачивало.
   Джорджи схватила Пирса за руку, пытаясь его поддержать.
   — Эй, Пирс?
   — Да нет, голова тут ни при чем. Просто выпил лишнего. Старался утопить свое горе в вине, а в это время ты была здесь и ждала меня. — Он стал расстегивать брюки, а Джорджи протянула руку к вороту его рубашки. — Не беспокойся, со мной все в порядке. Все будет хорошо. Я же должен как-то оправдаться перед тобой за то, что оставил тебя одну, заставил ждать. Так будет сегодня, завтра — всегда. Больше никогда тебя не оставлю.
   Его слова были, как острый нож. Ведь она-то знала, что это их последняя ночь и другой не будет. Джорджи расстегнула Пирсу рубашку и прижалась щекой к его широкой груди, вдыхая знакомый, неповторимый запах. Тепло его сильного тела вселяло в Джорджи чувство уверенности и безопасности. Она прислушивалась к биению его сердца, к прерывистому дыханию, переходящему в стон.
   — Ты сводишь меня с ума, — он немного отстранил Джорджи и уложил на кровать. Затем, быстро сняв оставшуюся одежду, лег рядом.
   Он закрыл собой все истомившееся тело — девушки, как будто хотел в нем раствориться. Он гладил руками ее лицо, глаза, рот. Их тела слились в исступленном порыве, и все вокруг перестало существовать.
   — Я чувствую тебя всю, — прошептал Пирс, обжигая девушку горячим дыханием. — Ну почему ты ушла? Обещай, что больше так никогда не сделаешь. Как хорошо с тобой…
   Единственное, что оставалось Джорджи — ответить на его любовь. Она исступленно обняла Пирса за шею и вложила всю свою любовь и неутоленную жажду в долгий отчаянный поцелуй.
   Отвечая на страстный порыв своей возлюбленной, Пиpc покрывал поцелуями юное зовущее тело, он впился в губы Джорджи, вдавив ее голову в подушку, а затем поднял ее бедра и крепко прижал к жаждавшей наслаждения плоти.
   Тело Джорджи было объято пламенем. Она сомкнула ги на спине у Пирса.
   — Люби меня, — выдохнула, — как в самый последний раз.
   — И в самый первый, — сдавленно прошептал Пирс, опъяненный радостью обладания.
   Дыхание Пирса стало ровным, он погрузился в дремоту. Джорджи лежала в его объятиях, не в силах расстаться и положить конец их ночи любви. Но выбора не было. Нужно было оставить Пирса до того, как он проснется с лучами солнца и обнаружит ужасную правду. Ей была невыносима мысль о том, что Пирс раскроет ее обман после проведенной вместе ночи счастья. Это будет для него ударом. Нужно сделать все более деликатно.
   Джорджи услышала, как громко хлопнула дверь, потом другая. С палубы доносились приглушенные звуки голосов. Джорджи поняла, что команда готовится к отплытию.
   Нельзя медлить. Она осторожно освободилась от объятий Пирса и тихонечко перелезла через него. Джоржи стояла на полу в полной темноте. Она не могла различить черты любимого лица, и ее охватило щемящee чувство полного одиночества. Никогда в жизни ей е было так скверно. Никогда больше он не прошепчет ее имя, и не скажет о своей любви, как было этой волшебной ночью. Никогда ей не услышать страстного желания в голосе Пирса, не почувствовать прикосновения любимых рук.
   Когда он узнает правду, то с презрением оттолкнет ее и не станет даже разговаривать. А когда корабль придет в Сан-Франциско, он исчезнет из ее жизни навсегда. И разве можно его за это винить? Конечно, нет.
   Джорджи почувствовала, что наступила ногой на какую-то ткань. Наклонившись, она обнаружила; что это рубашка. Его или ее? Какая разница? Она подняла рубашку и натянула на себя. Затем, ухватившись за ступеньку лесенки, она залезла на верхнюю койку.
   Вдруг Джорджи в голову пришла мысль, от которой похолодело все внутри. Ведь других свободных кают на корабле не было. Куда же деться, когда Пирс вышвырнет ее вон?
   Вспомнив о данной клятве, Джорджи возвела глаза к небу.
   — Господи, я знаю, что поклялась тебе, — прошептала она. — Но ты же сам видишь, что сейчас я ничего не могу сказать Пирсу. Он ведь был так пьян, и мне без труда удастся убедить его, что он видел свою Лак во сне. Но клянусь, что как только мы приедем в Калифорнию, я сразу же во всем сознаюсь. Правда, сознаюсь.
   Отложив неизбежное признание до лучших времен, Джорджи почувствовала огромное облегчение. Она взяла холщовый мешок и извлекла длинные повязки. Придется их носить еще несколько недель. А раз они с Пирсом будут жить в одной каюте, их нельзя будет снять и ночью. С каждым днем носить повязки было все труднее. От них невыносимо болела грудь, становившаяся почему-то все более ранимой.
   Джорджи тихонько погладила грудь и вспомнила, что всего лишь несколько минут назад она была охвачена лихорадочной дрожью от горячих и дерзких ласк Пирса.
   В последний раз.
   Джорджи душили рыдания.

Глава 15

   На рассвете Джорджи оделась и тихонько выскользнула из каюты. Она не могла видеть, как Пирс проснется и обнаружит, что Лак рядом нет. Джорджи живо представляла себе реакцию Пирса. Сначала он в недоумении посмотрит на кровать, а потом станет оглядываться по сторонам в поисках следов Лак. Выражение замешательства вдруг сменится безысходным горем, когда он поймет, что Лак была всего лишь плодом его пьяного воображения. Но даже, если ему это не придет в голову, и он выйдет из каюты и отправится на поиски, Джорджи должна сказать ему роковые слова, которые разрушат навсегда романтические иллюзии и решат все проблемы. Другого выхода не было.
   Наступил полдень. Три джентльмена-пассажира вышли к обеду. Пирс так и не появился. Джорджи старалась получить удовольствие от прекрасного обеда, состоявшего из свежей свиной отбивной и тропических фруктов, ведь они совсем недавно покинули порт.
   Закончив трапезу, гармоничная пожилая пара одновременно поднялась со своих мест.
   — После обеда мы обычно совершаем прогулку, — сказала миссис Гейбл, четко произнося каждое слово. — Раз ваш товарищ, по-видимому, не счел нужным встать с постели, не присоединитесь ли вы к нам, молодой человек?
   Джорджи наградила их самой ослепительной улыбкой, хотя не имела понятия, что может означать в данной ситуации слово «прогулка».
   — Конечно же. Это очень интересно.
   Под «прогулкой» подразумевалось несколько кругов по палубе в довольно быстром темпе. Джорджи шла за пожилой четой, когда проход становился слишком узким и было трудно протиснуться между бочонком и рулоном каната, Гейблы резко остановились, и Джорджи едва с ними не столкнулась.
   — Вы путешествуете с джентльменом? — спросила миссис Гейбл. В ее тоне слышалось явное неодобрение.
   У Джорджи пересохло во рту. Она боялась поднять глаза, еще страшнее было стоять, уставившись в палубу. Наконец, она краешком глаза посмотрела на достойную пару.
   У входа в коридор стоял Пирс. С безумным видом он озирался по сторонам. Его волосы были растрепаны и спутанными прядями падали на лоб, рубашка не заправлена в брюки, и что хуже всего, он был босой.
   Джорджи с трудом удержалась, чтобы не броситься к нему, не прижать к груди его обезумевшую от горя голову, и сказать, что его Лак здесь, с ним, теперь уже навсегда. Но она знала, что это только еще больше ухудшит положение. И все-таки, она не могла позволить, чтобы Пирс подвергнулся насмешкам четы Гейблов.
   — Мистер Пирс заболел. Должно быть, у него снова поднялась температура.
   Она бросилась спасать Пирса.
   Подбежав к нему, Джорджи схватила его за руку и потащила в тень, к сходному трапу.
   — Что такое? Подожди! — Пирс вырвался, потом застонал и схватился руками за голову.
   — Я думал, может вы захотите вернуться в каюту обуться, — ласково сказала Джорджи.
   — Что, обуться? — глухо переспросил Пирс, глядя на ноги. — Ах, да, вижу. — Он поднял на Джорджи переполненные болью глаза и в течение нескольких секунд смотрел на нее. Затем он отвел взгляд куда-то в сторону.
   — Лак, — пробормотал Пирс.
   С замиранием Джорджи ждала, что же он скажет дальше.
   Он не сказал ничего. Она медленно выдохнула:
   — Да, что вы хотите о ней сказать?
   Не глядя на Джорджи, Пирс только покачал головой и вздохнул:
   — Ничего, — ссутулившись, он поплелся к своей каюте и закрыл за собой дверь.
   У Пирса громко стучало в висках, как-будто кто-то громко бил в барабан. Голова раскалывалась. Но он был рад боли. Она отвлекала от горьких мыслей. Пирс медленно разделся. Его брюки и рубашка остались лежать на полу, а сам он снова улегся в постель. Теперь осталось только заснуть и все забыть, особенно безумную галлюцинацию прошлой ночи. Он повернулся лицом к стене и закрыл готовые лопнуть от боли глаза.
   В мыслях вновь возник образ Лак. Она шла к Пирсу, ослепительно прекрасная, в пышном кружевном наряде с розами… Ее кокетливый взгляд, звук смеха, то напоминающий звон колокольчика, то низкий грудной, но всегда манящий. Совершенство… Да, она слишком совершенна, чтобы быть реальностью. Особенно для такого, как он.
   Пирс открыл глаза. Разве это возможно? Неужели жена его отца преследовала его все время до самого Орегона? Может быть, это еще один дьявольский заговор, чтобы его уничтожить.
   Мстительная ведьма была причиной всех его мучений. Почему он решил, что несколько тысяч миль остановят Симону Лэйндж?
   После смерти отца, когда она нашла в бумагах мужа подтверждение о существовании Пирса, Симона Лэйндж, бывшая бездетной, не останавливалась ни перед чем, чтобы заклеймить Пирса и объявить его желтокожим ублюдком, где бы он ни находился, будь то школа, за которую Симона отказалась платить, или Новый Орлеан, куда вернулся Пирс, чтобы отыскать свою мать, которую заставили работать в борделе для богатых джентльменов.
   Миссис Уилсон Чейч Лейндж, или как ее чаще называли Симона Моро Лейндж, дочь могущественного Чарльза Моро, объединила власть двух семейств и обрушила сокрушительный удар на голову беззащитного Пирса. Его мать почувствовала укус этой змеи задолго до того, как узнала о существовании Симоны Лэйндж.
   Когда Пирсу было шесть лет, он только знал, что его отослали в школу для мальчиков, и он не сможет вернуться домой. Он ни о чем не подозревал, пока не вернулся через десять лет и узнал, что его слабохарактерного отца заставили бросить мать Пирса на растерзание этой ведьме.
   Сначала его мать обратилась к другу отца, но после того, как Симона Лендж просветила его жену, бедной женщине ничего не оставалось, как стать одной из девиц в публичном доме мадам Ла Рю. И это его мать, красивая и утонченная, всегда элегантная Шини Кингстон.
   У Пирса еще больше застучало в висках при мысли о жизни, которую навязали его матери. Как же эта жизнь ее изменила!
   Когда Пирс вернулся в Новый Орлеан в надежде увидеть в ее глазах ласку и утешение, то не нашел в них ничего, кроме жалости.
   Его мать была по-прежнему красивой, в ней чувствовалась все та же изысканность, но она полностью покорилась своей судьбе. Даже когда Пирсу удалось скопить небольшое состояние, и oн умолял мать поехать с ним в Калифорнию, она отказалась.
   — Нет, — сказала она тоном, не допускающим возражений. Сидя за туалетным столиком, она неотрывно смотрела в зеркало с позолоченной рамой. Ее карие глаза с золотыми искорками неотрывно смотрели на отражение Пирса в зеркале, когда она румянила щеки, готовясь к вечерним развлечениям. — Обязательно найдется кто-нибудь, знавший меня прежде. Я больше не могу пройти через весь этот позор. Я не стану пытаться стать тем, кем я на самом деле не являюсь, и тебе это тоже не удастся. Эта женщина никогда не позволит тебе стать белым, потому что тогда ты будешь законным наследником…
   Даже сейчас у Пирса все сжималось внутри при воспоминании о самой дикой выходке старой карги Лэйндж.
   Он получил хорошие деньги за выгодно проданный хлопок и отправился в Сен-Луис, за сотни миль к северу от вездесущих щупальцев Симоны. Так, во всяком случае, ему казалось. Было прекрасное летнее утро. Пирс шел по тенистой аллее, ведущей к особняку Уингэйтов. Утренние лучи солнца падали на листья, и капли росы на них загорались и сверкали, как бриллианты.
   Пирс постучал медным дверным кольцом. Он был преисполнен самых радужных надежд. Прошлым вечером юная Сэлли Уингэйт приняла предложение стать его женой. У Сэлли не было кокетливого очарования, отличавшего южных красавиц, которых Пирс часто встречал на великолепных речных пароходах, но она была прелестна своей юностью и невинностью. Сэлли просто обожала своего преуспевающего молодого бизнесмена. В тот день Пирс собирался поговорить с отцом девушки и заранее рассчитывал увидеть одобрение в глазах старого джентльмена.
   Но его не пустили дальше крыльца. Благопристойный и важный дворецкий с напыщенным видом сообщил об отказе хозяина принять Пирса. С неприкрытой наглостью он сообщил о причине. Из достоверных источников стало известно, что мистер Кингстон не тот человек, за которого он себя выдает. Совсем не тот. Если он немедленно не удалится, то придется вызвать представителей закона.
   Пирс навсегда запомнил этот урок. Как бы ни казалось это невероятным, но он начал думать, что интриги Симоны Лэйндж настигли его даже в орегонской глуши. Она нарочно подставила ему Лак. Но разве можно было так притворяться? Дорогая одежда, южный акцент? Неужели Лак так в него влюбилась, что забыла о коварном плане миссис Лэйндж и отдала ему самое драгоценное, свою невинность?
   Конечно же нет. Он просто поддался отчаянию и стал слишком подозрительным. Но, если эта ведьма снова задумала какую-нибудь уловку, чтобы уничтожить его в очередной раз, то несомненно, Лак и придурковатый старина Луи помешали ее замыслам.
   — Остановись, мой мальчик, — убеждал сам себя Пирс. — Если бы к этому делу приложила руку старуха Лэйндж, у тебя сейчас был бы гораздо более бледный вид.
   Пирс фыркнул и закрыл глаза» Куда уж хуже? Прошлой ночью он грезил наяву. Это был не просто сон. Он чувствовал, что все происходит на самом деле. Это был явный признак того, что его терзают воспоминания о Лак. Он успокоится только тогда, когда найдет девушку. Но одному Богу известно, где она сейчас…
   Нет, есть еще кое-кто, способный пролить свет на эту тайну. Джорджи. Может быть, он знает, куда делась Лак.
   Несмотря на то, что «Золотая Герцогиня» была очень быстроходным судном, и в течение всего пути ветер был попутным, они уже находились в море более трех недель. Пирс чувствовал, что с каждым днем он все больше и больше удаляется от Лак. До Сан-Франциско было еще далеко.
   Каждый день Пирс часами стоял на верхней палубе, погруженный в невеселые раздумья. Он всегда был в полном одиночестве и старался избегать общества других пассажиров. Если бы он только мог ускорить прибытие в Сан-Франциско!
   Еще больше времени Пирс проводил в каюте. Он все чаще доставал соломенную шляпу, которую ему подарила Лак в праздник Четвертого Июня. Он с нежностью гладил шляпу и задумчиво смотрел на след, оставленный зонтиком Лак.
   Пирс почти не общался с другими пассажирами. Но, судя по взглядам, которые на него бросались, Пирс понял, что является основным объектом для наблюдения.
   Особенный интерес проявляла чета супругов Гейбл. Но тут у Пирса был богатый опыт. В течение многих лет вокруг его особы распускались самые невероятные и грязные сплетни.
   С первого дня их путешествия Пирс заметил, что Джорджи старательно его избегает. Когда Пирс стал расспрашивать мальчика о том, куда могла уйти Лак, он, как всегда, поморщился, потом состроил непроницаемую физиономию и только покачал головой. А когда он спросил Джорджи были ли у Лак друзья в Орегоне, у которых она могла остановиться, то заметил, что у мальчишки беспокойно забегали глаза. Он сказал, что друзей у Лак не было, а потом забормотал что-то невнятное насчет того, что, может быть, Лак решила вернуться к своим братьям на Миссисипи. Пирс отказывался этому верить. Он никогда не вернется на Юг, даже ради Лак.
   И все-таки, Пирс чувствовал, что мальчишка что-то скрывает, потому что с того рокового дня он говорил с Пирсом только в случае крайней необходимости. Весь день Джорджи проводил в компании супругов Гейбл и возвращался в каюту только поздно вечером, когда уже нужно было ложиться спать. Но Пирс решил, что до прибытия в Сан-Франциско он еще раз серьезно поговорит с мальчиком.
   Когда до прибытия в порт оставалось два дня, Пирс проснулся рано, разбуженный сильной качкой. Море в последние дни разбушевалось. Пирс посмотрел вверх и увидел, что верхняя койка слегка прогнулась под худеньким телом мальчика. Пирс дал мальчишке возможность в полной мере насладиться путешествием и не донимал его лишними вопросами. Но теперь времени уже не оставалось.
   — Джорджи, ты не спишь?
   Наверху послышалось движение, и мальчик что-то пробормотал.
   — Джорджи, нам надо поговорить.
   — Я, э-э-э… Нет, я не могу сейчас, — койка Джорджи сильно заскрипела, он быстро перекатился на край и в буквальном смысле соскользнул с лесенки.
   — Что ты…
   Пирс не успел закончить. Джорджи распахнул дверь и стремительно выскочил из каюты в одном нижнем белье.
   Пирс натянул рубашку и брюки. Он не мог понять, как мальчишка догадался о том, что ему предстоит допрос. Но маленький мерзавец не спасется бегством. На сей раз ему не уклониться от разговора.
   Пирс выскочил в распахнутую дверь и побежал по коридору. У него не было времени одеть носки и туфли, но сейчас это было совсем неважно. Он выбежал на палубу и сразу же увидел Джорджи.
   Вернее, он увидел только зад Джорджи, облаченный в красные фланелевые кальсоны. Мальчишка перевесился через канат. Его выворачивало наизнанку. У негодного щенка была морская болезнь.
   Самодовольно усмехаясь, Пирс подошел к мальчику.
   — Я как раз иду на камбуз, чтобы запастись ветчиной и галетами. Хочешь, пойдем вместе.
   Джорджи выпрямился. Теперь он стоял на пути у Пирса. Мальчика качало в стороны.
   — Что-о-о? Ой-й-й! — его вырвало прямо на босые ноги Пирса.
   Тот отскочил назад.
   — Проклятие!
   Пирс повернулся и побежал к бочке с соленой водой, которой мыли палубу. Он пригоршнями черпал воду и лил себе на ноги и на брюки. Потом Пирс снова взглянул на перевесившегося через канат Джорджи. Сейчас от него ничего нельзя добиться. Он вернулся в каюту, чтобы переодеть испачканные брюки. С расспросами придется подождать. Когда-то Пирс и сам страдал от морской болезни. Он знал, что мальчишке потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя.
   Пол каюты качался, и Пирсу стоило большого труда быстро переодеться. Затем, он отправился в столовую, не желая встретиться с Джорджи, который должен был вот-вот вернуться в каюту, сопровождаемый шлейфом сомнительных ароматов.
   Пирс зашел в пустую столовую — результат сильной качки. Он съел легкий завтрак, который тоже был своеобразной данью разыгравшейся непогоде. Во время завтрака он обдумывал, какие предпринять шаги, чтобы как можно скорее отыскать Лак и Пегаса. Наверное, найти лошадь будет легче. Если он принял участие еще в каких-нибудь скачках, то наверняка стал известным на весь Сан-Франциско. Но пока ему не удается разговорить Джорджи, ничего нельзя сказать наверняка…
   Пирс допил кофе и встал с твердым намерением заставить мальчишку заговорить, если он не хочет оказаться выброшенным за борт!
   Когда Пирс вернулся в каюту, к нему в душу закралось смутное подозрение. Он не помнил, когда видел в последний раз документы на Пегаса. Он направился к купленному за бешеные деньги в Сан-Франциско чемодану, отложил в сторону соломенную шляпу и аккуратно сложенную одежду. На дне чемодана Пирс нащупал конверт. Он вздохнул с облегчением и вытащил его из чемодана. Но это был конверт с деньгами. Он стал тоньше и весил гораздо меньше. Пирс вытащил банкноты и монеты, захлопнул крышку чемодана и наклонился, чтобы сосчитать оставшиеся деньги.
   Море успокоилось и качка утихла. Пирс вытащил из конверта несколько монет, а потом сосчитал то, что осталось. Более пятнадцати тысяч долларов. Он поднялся и вздохнул с облегчением. Все совпадало. Ведь он истратил более четырехсот долларов на билеты до Сан-Франциско, одежду для себя и Джорджи, когда они решили пуститься в это дорогое и весьма рискованное путешествие. Затем он положил в конверт оставшиеся деньги и отправил его на дно чемодана, прикрыв одеждой, и продолжил поиски пропавших документов. Он безуспешно осмотрел весь чемодан. Беспокойство Пирса все росло. Он поднял стопку аккуратно сложенных рубашек. Слава Богу! Большой коричневый конверт лежал на самом дне чемодана.
   Пирс схватил конверт и торопливо открыл его. Он вытащил пачку контрактов и квитанций на вклады, а затем быстро пересмотрел все документы. Его лоб покрылся испариной. В пачке не было ни родословной, ни купчей на Пегаса. Пирса охватило недоброе предчувствие. Он разложил документы веером, как при игре в карты, затем пересмотрел их еще раз. Безуспешно… Им все больше овладевало чувство беспокойства. Опустившись на колени, он разложил бумаги на полу и перебрал их еще раз. Сомнений не было. Все документы на Пегаса исчезли.