— Мы с Глемом собирались пойти сюда с этой женщиной. Похоже, они с дружком быстро нашли, кого еще прикончить. — Его глубоко посаженные глаза остановились на Пирсе.
Другой мужчина, с наставленным на Пирса ружьем, подошел поближе, замыкая круг.
— Джентльмены, — сказал Пирс. — Вы делаете поспешные выводы. Не я, а этот человек привел меня сюда и хотел убить. Это я был безоружен.
— Скажите тоже, — недоверчиво сказал бородач, вызывающе выставляя грудь вперед. — Тогда откуда у него в голове пуля?
— У меня дома есть отличная новая веревка, — сказал парень в обвислых красных подштанниках.
— Он не застрелен. Можете вызвать врача, и он подтвердит мои слова. Я просто вбил ему нос в голову, после того, как этот негодяй выстрелил в мою жену.
Все взоры устремились на Лак. Она сняла с раны пропитанный кровью носовой платок, и несколько мужчин шумно вздохнули.
Бородач выплюнул изо рта табачную жвачку и обратился к Пирсу:
— А откуда мы знаем, что это пулевая рана? Так можно просто ткнуть палкой. Может, вы все специально подстроили?
Пирс поднял рубашку и показал свою рану.
— Он и в меня стрелял. Вы сами подобрали мой револьвер, вон там на холме, где его бронила моя жена.
— О, Господи! — воскликнул коренастый мужчина. — Это же мистер Блэкуэлл! Они прикончили джентльмена, который привез лошадь для субботних скачек.
— Хэнк, может ты все-таки сбегаешь домой и принесешь сюда веревку? — сказал пожилой мужчина, поглаживая бороду.
Самый рослый и плечистый из толпы ударил кулаком по ладони.
— Да, неси веревку. Я сделал ставки на Бархатного Грома. Поставил все, что заработал за месяц продажи воловых шкур.
Лак испуганно прижалась к Пирсу. Он обнял ее за талию.
— Ребята, вы пугаете мою жену, а на ее долю сегодня и так выпало слишком много волнений. Если вы пороетесь у Блэкуэлла в карманах, то наверняка найдете доказательство того, что у него были веские причины хотеть моей смерти.
Внимание толпы сосредоточилось на мертвом теле.
— Сейчас посмотрим. — Погонщик волов вместе с каким-то парнем подошел к телу Блэкуэлла и наклонился над ним. — А что мы должны найти?
— Документы. Он украл мою скаковую лошадь вместе с купчей, которую я получил на аукционе в Орегоне. Я хотел его догнать и привлечь к суду. Когда мы сегодня приехали в ваш город, он увидел меня первым, а я был безоружен.
— Эти? — Высокий плечистый мужчина вытащил длинный конверт.
Седобородый взял конверт и вытащил из него сложенные бумаги. Он отложил в сторону несколько заказов на поставки от какого-то шорника из Западных Штатов. — Ничего нет…» Подождите-ка… вот они!
Пирс вздохнул с явным облегчением и почувствовал, как тело Лак вдруг обмякло у него в руках. Он обнял ее крепче и заглянул в лицо. На лбу девушки выступили капельки пота. Нужно было поскорее кончать с этим отвратительным делом.
— Если вы взглянете на вторую страницу, то увидите там мое имя, Пирс Кингстон, а рядом имя аукционера. Ручаюсь, что Блэкуэлл подписал ниже свое имя, а потом подделал мою лодпись.
— Да, — сказал седобородый, сплевывая очередную порцию жвачки.
Пирс отвернул полу пиджака и вытащил из кармана контракт на покупку.
— Моя подпись на этом документе подтвердит, что я говорю правду. Сравните.
— Да, вижу. Блэкуэлл не очень-то чисто сработал. Он пропустил букву «s» в вашей фамилии.. Где вы остановились?
— В городском отеле.
— Хорошо, — он повернулся к юноше с загорелым лицом и облупившимся носом. — Глем, беги в город и приведи представителя закона, а заодно и кого-нибудь из похоронного бюро. А мы проследим, чтобы все было в порядке. Кингстон, почему бы вам не увести отсюда жену? Вид у нее, прямо скажем, неважный. Это не самое подходящее зрелище для дамы.
— Благодарю вас, — Пирс вдруг понял, что Лак за все время не произнесла ни единого слова. Пирсу стало любопытно, не решила ли она наконец послушаться мужа, хотя бы на сей раз, или ей было так плохо, что она просто не могла ничего сказать.
Пирс решил больше не испытывать судьбу и, схватив жену в охапку, сказал:
— Мы с женой так вывалялись в грязи, что больше всего на свете хотели бы как следует вымыться.
— Да, — сказал бородач, — грязи на вас предостаточно. Я сам прослежу, чтобы вам вернули бумаги, как только все выясниться. Между прочим, если вы не знаете, ваша лошадь находится в платной конюшне в другой части города. Ведь вы же выставите ее на скачках?
— Конечно. Разве я могу разочаровать людей.
— А если вы хотите искупаться в лучшей ванне к Западу от Миссисипи, — вмешался погонщик волов, — идите к мистеру Бэллу в «Бумеранг». У него ванны гораздо лучше и больше. Просто не сравнить с малюсенькими лоханками в отеле. Правда, ребята?
Мужчины, улыбаясь, закивали головами. Враждебно настроенная толпа, собиравшаяся линчевать Пирса, вдруг превратилась в славных дружелюбных парней. Кое-кто многозначительно поднял брови, поглядывая на Лак.
— Вот ваша шляпа, — сказал коренастый парень.
— Спасибо, — Пирс взял шляпу свободной рукой. На другой руке висела почти бесчувственная Лак. Шляпа была грязной и мятой и выглядела так же скверно, как и сам Пирс, после того, как Лак ударила его камнем по голове. Немного подумав, он молча натянул шляпу на голову.
Лак еще крепче ухватилась за шею Пирса и посмотрела на окружавших их мужчин. В знак благодарности она ослепительно улыбнулась. Несмотря на то, что лицо Лак было грустным, а волосы растрепанными, ее улыбка была подобно солнечному лучу. Восхищенные мужчины почтительно молчали.
— Искупаться в ванной, — это именно то, что нам надо больше всего. Нам с мужем будет очень приятно. — Она склонила к Пирсу очаровательную головку, и ее густые золотистые ресницы взметнулись вверх, поддразнивая Пирса.
— Правда, милый?
Пирс отлично знал, что Лак играет с ним и нарочно дразнит, но ничего не мог поделать со вспыхнувшим чувством ревности, когда Лак плавно проплыла мимо почтительно расступившихся мужчин, бросавших на Лак восторженные взгляды. Они приподнимали шляпы и неуклюже расшаркивались.
— Всего хорошего, мэм.
— До встречи на скачках, мэм.
— Надеемся, вам станет получше.
Пирса охватило страстное желание поскорее увести отсюда свою красавицу-жену и запереться с ней где-нибудь наедине. Но он сдержался и остановился, чтобы дружески попрощаться с мужчинами. Пирс услышал, как загорелый парень говорил своему приятелю в красных подштанниках.
— Ну что, видел? Я же говорил, что она настоящая леди, а не какая-нибудь лгунья, которая хочет заманить нас в засаду.
Пирс с трудом подавил смешок. Если бы они только знали…
Ванны мистера Бэлла оказались огромными лоханями не менее четырех футов в высоту и восьми в длину. Три из них были почти до краев наполнены водой и закрыты занавесками. Они стояли на закрытой задней веранде, примыкавшей к просторному игорному залу. На холодной плите стояли огромные железные чайники. По обе стороны от плиты стояли обычные бочки с водой.
На веранду падал свет из единственного высоко расположенного окна. Было прохладно, как в пещере. Приятный контраст со знойным полднем.
Лак благодарно улыбнулась служителю, лысоватому мужчине со следами оспы на лице. Он взял деньги и вручил Пирсу и Лак по куску мыла, по мочалке и полотенцу.
— Все полностью в вашем распоряжении. Но я вам советую купаться в последней ванне, — сказал служитель с явным британским акцентом. — Там вы будете предоставлены сами себе, и никто вас не побеспокоит. Для моих постоянных клиентов еще слишком рано, а случайных посетителей я не пущу, чтобы не беспокоить леди. — Он улыбнулся Джорджи. Его красивые добрые глаза полностью компенсировали все дефекты внешности.
Джорджи улыбнулась ему в ответ, а Пирс дал служителю чаевые и сердечно поблагодарил.
Пирс повел Джорджи в другой конец веранды. Они подошли к длинной скамейке, стоявшей вдоль боковой стены, и положили на нее свои полотенца. Потом Пирс стал задергивать занавески, а Джорджи подошла к огромной ванне и окунула в воду кончики пальцев. Вода была чуть теплой. О чем еще можно мечтать после таких приключений?
Джорджи сняла шляпку и повесила ее на крючок, потом поставила ногу на скамейку и стала развязывать шнурки на туфельках. Ей не терпелось поскорее освободиться от жаркой и неудобной одежды. Пирс наконец задернул парусиновые занавески.
— Поспеши. Вода просто изумительная.
Пирс повернулся и улыбнулся Джорджи, а потом отработанным движением бросил шляпу, и она повисла на крючке рядом со шляпой Джорджи. Затем он стал развязывать черный галстук.
— Я вижу, ты наконец пришла в себя и стала прежней.
Джорджи уселась на скамейку и по очереди сбросила туфельки, а потом лукаво посмотрела на Пирса.
— Что ты имеешь в виду?
— После случая в ущелье ты была послушнее ягненка. — Он снял галстук и стал расстегивать пуговицы на рубашке. — Я даже испугался, думая с тобой что-то неладно.
Джорджи встала. Прохладный пол приятно ласкал ноги. Она бочком подошла к Пирсу.
— Такая малышка, как я, — протянула Джорджи распевным южным говором, — могла напугать сильного и прекрасного рыцаря, вроде тебя?
Пирс насторожился, ожидая какого-нибудь подвоха, и подозрительно посмотрел на девушку. Джорджи обняла его за шею и, откинув назад голову, посмотрела ему в лицо.
Пирс решил, что на сей раз обойдется без подвохов, и улыбнулся ей в ответ.
— Ты заслуживаешь любую награду из того, что может предложить бедная беспомощная девушка, которую ты так самоотверженно бросился спасать. — Она слегка отклонилась и посмотрела на Пирса наивными глазами, в которых вспыхивали насмешливые огоньки. — Или, — саркастически усмехнулась Джорджи, — можно было сделать все по-другому? Ведь у тебя был грандиозный план.
Улыбка исчезла с лица Пирса. Он прижал к себе Джорджи.
— Я не шучу. Не смей подвергать себя опасности, как это случилось в ущелье. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
Джорджи отстранилась.
— Ты хочешь сказать, если что-нибудь случится с ребенком? Не волнуйся. С этого момента…
— Нет, — сказал Пирс, снова обняв Джорджи, — речь идет о тебе. Ты каким-то образом пробралась в мою жизнь, а заодно украла и сердце. Самое удивительное, что я просто не представляю, как это тебе удалось. Ты ведешь себя, как леди, только тогда, когда захочешь. На каждом шагу врешь, как из шапки валишь. Но, когда Блэкуэлл в тебя выстрелил… Лак, Джорджи… Ты никогда не говорила, какое имя тебе нравится больше.
— Не имеет значения, раз ты знаешь, что я ношу и то, и другое.
— Уж поверь, от меня не ускользнула ни одна мелочь, имеющая к тебе отношение. Особенно твоя нежная шейка, — Пирс наклонился к девушке.
Джорджи шутливо уклонилась от объятий и посмотрела ему в глаза.
— Так значит, ты не жалеешь, что женился на мне?
— Жалею? Нет. С того момента, как я понял, что именно Джорджи придает Лак особое очарование. Ведь ко мне на помощь прибежала не беспомощная красавица, а несносный сорванец, неугомонный юнга с парохода папаши Пэкинга.
Неужели Пирс и правда ее любит? Не выдуманный образ, а настоящую, живую Лак Эллен Джорджет?
— Что ж, может, я и останусь пока с тобой. Теперь мне кажется, что ты нуждаешься в присмотре гораздо больше, чем папа. Он, по крайней мере, всегда знает, когда нужно удирать, не то что ты. Неужели ты и правда думал, что сможешь договориться с Блэкуэллом? — Джорджи встряхнула головой. — Ты слишком уж честный и прямолинейный. Не сносить тебе головы, если только я о тебе не позабочусь. Как это ты умудрялся зарабатывать на жизнь игрой в карты? Просто в толк не возьму. Ну, хватит болтать. Нас ждет изумительная вода.
Джорджи повернулась к Пирсу.
— Ну-ка расстегни мне платье. Я просто умру, если сейчас же не сброшу с себя весь этот хлам.
Пирс протянул руку к верхней пуговице на застежке.
— Может быть, я и слишком честен, но ты всегда стараешься за двоих, чтобы компенсировать этот недостаток. Уж тебя-то в честности никто не заподозрит.
— Знаешь, врать становится трудновато.
— Ты не понял, глупыш. Несколько часов назад я дала себе клятву, что больше не совру ни единого раза. Очень трудно бывает потом вывернуться и привести все в порядок. И потом, я терпеть не могу, когда надо мной смеются… Но я надеюсь, что не надоем тебе, когда перестану врать. Ведь я не стану от этого скучной занудой?
Пирс усмехнулся и стал спускать платье с плеч, а потом с неожиданной нежностью прижался губами к спине Джорджи.
Джорджи тихонько вскрикнула.
Пирс наклонился к ее уху.
— Невозможно, — выдохнул он, целуя Джорджи в плечо и развязывая тесемки на ее нижних юбках. Справившись с этим делом, он отбросил юбки на пол.
— Что невозможно? — спросила Джорджи, не совсем понимая смысл его слов. У нее кружилась голова от ласк Пирса. Она стала возиться со шнурками на корсете.
Пирс мягко отстранил ее руки и стал расшнуровывать корсет.
— Скучной? Ты никогда не будешь скучной, даже если захочешь. — Пирс наконец справился с тяжелым и жестким корсетом и избавил от него Джорджи.
Она вздохнула, вышла из вороха лежавшей на полу одежды и увидела, что он еще одет и только начинает расстегивать рубашку.
— Поспеши. Ты же еще одет.
Пирс стал расстегивать пряжку на ремне.
— Какая дерзкая просьба! Означает ли это, что прекрасная дама испытывает хоть какие-то чувства к несчастному джентльмену? Может быть, ты найдешь в своем сердце искру любви к недостойному картежнику?
О, Господи! Он хочет, чтобы Джорджи призналась ему в любви. Но можно ли ему полностью довериться? Ведь сам он никогда не произносил слов любви.
— Как сказать. А что ты ко мне чувствуешь?
— И я это слышу из уст леди, которая только что поклялась никогда больше не врать?
— Да, но это совсем другое.
— Не понимаю, почему.
— Видишь ли, ты можешь… Ну, хорошо. Я люблю тебя! Доволен?
Пирс пододвинулся ближе и повернул к себе ее лицо. Его глаза были такими глубокими и синими, как полночное небо.
— Скажи мне это снова, — прошептал он совсем близко от ее губ.
Джорджи чувствовала, как бьется у нее пульс на висках. Она знала, что это чувствует и Пирс. Он знал, как сильно ее волнует близость с ним. У Джорджи пересохло во рту.
Пирс ждал.
— Я люблю тебя, — с дрожью в голосе прошептала Джорджи.
Пирс вздохнул, как будто с него свалился тяжкий груз.
— Я тоже тебя люблю, — тихо сказал Пирс, глядя ей в лицо.
— Я люблю твои глаза, цвет волос, а больше всего то, что ты носишь под сердцем моего ребенка. Джорджи на мгновение окаменела, а потом вырвалась из рук Пирса.
— Ну какая же я дура! Тебя интересует только ребенок. Если бы ты хоть чуть-чуть подумал обо мне, то отвез бы меня домой. Ты же знаешь, как мне нужно сейчас быть дома.
Взгляд Пирса вдруг стал ледяным.
— Я сказал, что не вернусь туда, тем более, что скоро должен родиться ребенок. Именно поэтому я постараюсь держаться, как можно дальше от Луизианы.
Джорджи схватила свое платье и стала его быстро натягивать. Будь он проклят со своим чудовищным эгоизмом и самодовольством. Больше она ни минуты не намерена терпеть его издевательства. Хороша любовь! А она-то столько времени казнила себя за ложь! Да кто теперь смеет называть ее лгуньей?
Пирс схватил ее за руку и резко повернул к себе.
— Ну, хорошо. Твоя взяла. Я надеялся, что мне никогда не придется с тобой об этом говорить. Но видно, ничего не поделаешь. Ты хочешь знать правду? Что ж, слушай. Знаешь, кто я? Обычный ублюдок.
— И ты думаешь, для меня это новость? — Она попыталась вырваться, но Пирс крепко держал ее за плечи.
— Нет, я серьезно. Моего отца звали Уинстон Чейс Лэйндж с плантации Лэнгтри, к северу от Батон Рут.
— Так ты Лэйндж?
— Дай мне сказать. Моя мать была его любовницей, а не женой. В юности я ничего не знал о тайне своего рождения. Понятия не имел, что я незаконнорожденный. Долгие отлучки отца всегда объяснялись его занятостью. А потом началось самое страшное. Когда мне было шесть лет жена моего отца из могущественного клана Моро узнала об отношениях своего мужа с моей матерью. Чтобы как-то защитить меня, а заодно и себя, отец отослал меня учиться в Пенсильванию. Я тебе об этом говорил. Я сразу же возненавидел школу. Мне было тяжело жить вдали от матери. Один из старшеклассников пожалел меня и стал писать письма моей матери. Но мама не разрешала мне приезжать домой. Теперь я знаю, что должен ее за это благодарить. Я все понял десять лет назад. Директор школы вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что отец умер и что его фамилия была не Кингстон, а Лэйндж. Его жена Симона не собиралась платить за мою учебу.
— Ну и что. Многие пережили такое же потрясение, а потом добились очень многого в жизни. Взять хотя бы моего отца. Он очень страдал от пренебрежительного отношения некоторых снобов.
Пирс отпустил ее, и взгляд его темно-синих глаз стал таким же непроницаемым, как в день их первой встречи. Руки Джорджи стали липкими от пота. Пирс отвел взгляд в сторону.
— Я еще не все тебе рассказал, — его голос был каким то зловещим. — Мне очень хотелось скрыть от тебя самое главное. По сравнению с этим вся твоя ложь покажется невинной детской шалостью. Дай мне закончить свой рассказ. Когда я вернулся домой, то узнал, что моя мать, которую все считали утонченной и элегантной леди, живет в борделе. Она была там уже несколько лет, с тех пор, как Симона Лэйндж узнала о ее существовании и о ее связи с Лэйнджем, моим отцом… Голос Пирса вдруг оборвался, и наступило тягостное молчание.
Значит, его мать была проституткой. Как же ему тяжело говорить об этом.
— Любимый, тебе столько пришлось пережить. — Она взяла Пирса за руку.
Он отпрянул в сторону.
— Я не обвиняю свою мать. При существующих на Юге кастовых предрассудках у нее просто не было выбора. Либо пойти в публичный дом, либо умереть с голода. Хотя она и не была больше рабыней, но молодой женщине, в жилах которой текла хоть капля негритянской крови, не было места в приличном обществе.
— Ты что-то сказал про негритянскую кровь. — Джорджи почувствовала, что от этих слов у нее кровь застыла в жилах. Должно быть, она не могла скрыть своего потрясения и была рада, что Пирс отвернулся и не смотрит на нее.
Он тупо уставился на стену, как будто ждал, что она сдвинется с места.
— Жена моего отца постаралась на славу и все узнали, что в моих жилах тоже течет негритянская кровь, пусть даже самая малая доля. Никого не интересовало мое прекрасное образование и безупречные манеры, всем было наплевать, что я учился с юношами из лучших семей из восточных штатов. Я стал пэрией. Мне пришлось зарабатывать на жизнь игрой в карты в том же борделе, где была моя мать.
Пирс громко усмехнулся. В нем не осталось и следа от былой веселости.
— Вот так все рушится в одночасье.
Наконец, он посмотрел на Джорджи, а она изо всех сил старалась скрыть свое потрясение.
— Я хотел забрать свою мать из публичного дома, позаботиться о ней. Но она наотрез отказалась. Она сказала, что больше это не имеет никакого значения… Никакого значения.
Пирс замолчал. Его лицо было искажено горем и стало пепельно-серым. У Джорджи сердце разрывалось от жалости. Ей так хотелось утешить любимого, чтобы он навсегда забыл о выпавших на его долю страданиях.
Пирс вздохнул и снова отвел взгляд.
— Когда у меня не стало сил смотреть на унижения матери, я уехал и стал зарабатывать игрой в карты на пароходах. Поначалу все шло хорошо. Люди, с которыми мне приходилось встречаться, не смотрели на меня, как будто я дерьмо у них под ногами. Но шпионы Симоны Лэйндж выследили меня и постарались, чтобы всем стало известно о моем происхождении. В общем сделали все, чтобы я вдруг не зарвался и не забыл свое место. Если какая-нибудь девушка из хорошей семьи начинала проявлять ко мне интерес, ей сразу же запрещали смотреть в мою сторону. Я уехал далеко на север, но все было бесполезно. Ее агенты находили меня везде и старались уберечь «невинные души» от моего тлетворного влияния. Еще вчера я ощущал себя нормальным человеком. А теперь меня втоптали в грязь… Меня можно стряхнуть, как пыль с ботинок. Но несмотря на происки Симоны Лэйндж, несколько деловых людей решили, что я надежный партнер. Они рискнули и позволили мне вступить в дело. Видишь ли, я до мелочей изучил все тонкости бизнеса в восточных штатах, когда жил в Филадельфии. Мои знания оказались очень ценными. Когда я скопил достаточно денег, чтобы скрыться от мстительных и злобных происков Симоны Лэйндж, я поклялся никогда не возвращаться на Юг.
Наконец он повернулся к Джорджи. Горькие морщины, исказившие его красивое лицо, понемногу разгладились.
— А теперь, когда на карту поставлено будущее моего ребенка, ничто не сможет изменить моего решения. Единственное, о чем я жалею, что не сумел уговорить мать уехать со мной. — Пирс тяжело вздохнул. — Ну вот, теперь ты все знаешь. Когда родится ребенок, можешь возвращаться в Луизиану и жить, как захочешь. Я не стану тебя задерживать. Но я не позволю тебе забрать ребенка. Никогда не допущу, чтобы он стал жертвой жестоких предрассудков.
Итак, Джорджи стала женой сына рабыни, получившей вольную. Человека, в жилах которого текла негритянская кровь. Джорджи хорошо знала, что как истинная дочь Юга, она должна прийти в ужас. Но разве Пирс чем-то отличался от мужчины, который целовал ее пять минут назад? Он был все тем же Пирсом, в которого она влюбилась с первого взгляда, тем же ослепительным широкоплечим красавцем, при виде которого ее бедное сердце готово было выскочить из груди. Ее по-прежнему влекла бесшабашная дерзость Пирса и его несносный упрямый нрав. А при воспоминании о проведенных вместе ночах любви остатки благоразумия разбивались вдребезги.
Должно быть, такие же чувства испытывала ее мать, девушка из почтенной пресвитерианской семьи и непоколебимыми устоями, когда она сбежала из дома с французом-католиком, не имевшим ни кола, ни двора, с бродягой, чья жизнь проходила на пароходах. Дедушка Уинстон так никогда ее и не простил, не смирился с ее замужеством и не признал мужа-язычника, на которого он до конца своих дней смотрел, как на грязь под ногами у добропорядочных людей. Но разве мама любила отца меньше только потому, что он был французом и католиком, а не шотландцем-протестантом? Мама не могла любить его сильнее, даже несмотря на все его грехи. А отец… он просто боготворил маму, хотя иногда она бывала резкой и прямолинейной. Их любовь продолжалась до самой смерти мамы, в их жизни не было места для взаимных упреков и сожалений.
Вековые предрассудки оказались бессильными перед любовью.
Джорджи, наконец, собралась с силами и взглянула на Пирса, который с отсутствующим видом теребил пуговицу у себя на рубашке. Черты его лица вдруг как-то обмякли…
Казалось, он полностью смирился с поражением и ждал окончательного приговора. Он был уверен, что Джорджи его отвергнет. А она не могла перенести страданий этого красивого и сильного мужчины, который всегда предупреждал ее малейшее желание и спешил к ней на помощь в самые тяжелые моменты жизни. Ведь они столько пережили вместе. Неужели Пирс думает, что она отвергнет его из-за каких-то глупых предрассудков и считает ее любовь минутным капризом, легкомысленной забавой.
Нет, надо с этим покончить навсегда. И немедленно.
— Да, поторопись же ты наконец. Раздевайся. Служитель дал нам всего один час. Разве ты забыл?
Джорджи сняла сорочку, а потом быстро сбросила с себя оставшуюся одежду. Пирс, не отрываясь, молча смотрел на нее.
— И это все, что ты можешь мне сказать? — спросил Пирс. — Побыстрее раздевайся. После того, что я тебе рассказал?
— Если бы ты все рассказал вчера, а еще лучше на прошлой неделе, мы бы уже весело плескались в ванной. Да сними же наконец свои дурацкие ботинки, — Джорджи протянула руку, вырвала у него рубашку и швырнула ее на скамейку.
Пирс тупо уставился на валявшуюся на скамейке груду одежды. Джорджи взобралась на табуретку, которая стояла рядом с громкой лоханью, и нырнула в чудесную прохладную воду, которая так давно ее привлекала. Живительная влага сразу же уменьшила усталость, изнуряющая жара куда-то исчезла, так же как и грызущие душу сомнения, когда Джорджи вспомнила о том, как добр был ее Пирс с маленьким негром-жокеем. Теперь-то она знала, почему он так хотел выкупить «девственницу в Сан-Франциско».
Сердце Джорджи переполняло сострадание к возлюбленному. Всем своим существом она разделяла его страдания. Теперь она поняла, почему Пирс не хотел возвращаться в Луизиану. Он просто не мог этого сделать. Да и самой Джорджи совсем не хотелось, чтобы ее ребенок стал жертвой страшных предрассудков, царивших в высшем свете Юга. Разве можно это сравнить со свободой, которая ждет их на Западе? Там Пирса оценят по достоинству и не станут копаться в его происхождении. Джорджи ни минуты не сомневалась, что мужественное самопожертвование матери Пирса значит для нее во сто крат больше, чем трусливое предательство его отца. Да, с этой минуты она постарается своей любовью искупить все страдания и незаслуженный позор, выпавший на долю Пирса.
При этой мысли Джорджи улыбнулась, подплыла к краю ванны и украдкой посмотрела на Пирса, который уже успел снять ботинки и носки. Он быстро сбросил с себя оставшуюся одежду и стал во весь рост. Джорджи отчетливо видела каждый мускул на его стройном теле.
— Послушай, я когда-нибудь говорила, что без одежды ты выглядишь еще красивее? — игриво сказала Джорджи, пытаясь отвлечь его от мрачных мыслей.
Пирс не ответил на ее улыбку, но было видно, что он польщен словами девушки. Он подошел и наклонился к ней.
— Нет. Кажется, мы никогда не обсуждали мою внешность.
Джорджи встала на ноги, с ее тела ручьями струилась вода.
— Какое досадное упущение. Ну, давай, ныряй в ванну, и мы поговорим на эту тему.
На лице Пирса не появилось и тени улыбки, когда он наконец залез в ванну. С застывшим выражением он смотрел на Джорджи, которая была явно разочарована такой реакцией.
— Сначала мне хотелось бы кое-что узнать. Ты можешь остаться моей женой и любить незаконнорожденного сына бесчестного двоеженца и… моей матери?
Джорджи подплыла к нему совсем близко и нежно погладила по горячей щеке.
— Конечно. Навсегда. Пока нас не разлучит смерть. Тебе так досталось за чужие грехи. В том, что ты мне рассказал совсем нет твоей вины. Ну, да ничего, ведь у тебя есть славный и смышленый сынок Луи Пэкинга, на которого всегда можно положиться в трудную минуту. Ну, а теперь, если тебя устраивает такая компания, то поцелуй меня, глупенький. Целуй меня, пока я не лишусь чувств.
Джорджи не пришлось повторять снова просьбу. Грусть Пирса исчезла без следа, он прижался к ней всем телом и их губы слились в бесконечно долгом поцелуе. Руки Пирса гладили каждый плавный изгиб ее тела. Он все еще не мог поверить своему счастью и боялся, что Джорджи выскользнет из рук и куда-нибудь исчезнет. При этой мысли он так сильно прижал девушку к себе, что едва и вправду не лишилась чувств.
Тяжело и прерывисто дыша, Джорджи отстранилась от Пирса и вытянула вперед руку.
— Мне кажется … может нам лучше … не так быстро.
— Прости меня. Я был слишком грубым. Но мне так хорошо. Понимаешь, я счастлив. — Он протянул к ней руки. — Иди ко мне, мы просто немного поплаваем и остынем.
Джорджи подплыла к нему, а он лег на спину и положил ее сверху. Они медленно поплыли по огромной ванне.
— Да, просто чудесно, — пробормотал Пирс, чувствуя, как щека Джорджи прижалась к его груди.
Джорджи возбуждала его близость, сердце снова забилось сильнее, а глаза застелил туман. Она знала, что и Пирс чувствует то же самое. Нет, нужно немного успокоиться и подумать о чем-нибудь другом. Сейчас ей меньше всего хотелось потерять сознание… Надо представить себе, что они плавают как корабли. Да, надо думать о пароходах. О, Боже! Опять эти пароходы. Ну, конечно же, пароходы!
Джорджи протянула руку и ухватилась за край ванны, а потом стала на ноги.
— Пирс, у меня возникла прекрасная идея.
— И у меня тоже, — с ленивой усмешкой Пирс легонько провел пальцем по ее руке.
— Нет, послушай. Я о пароходах. Мы выставим Пегаса на скачках еще пару раз или больше, а если к этому прибавить те деньги, что у тебя есть, то мы сможем заказать уйму запчастей для пароходов. При такой таксе за проезд, мы заработаем целое состояние. Мы сможем купить еще несколько пароходов. Если то, что мы до сих пор здесь видели, тебе хоть о чем-нибудь говорит, ты должен догадаться, что города будут строиться рядом с бухтами и вдоль рек. Мы можем заняться перевозом и создать целую империю. Представь, фирма по перевозу Кингстон и Компани. А твоя мать будет гордиться тобой. Я не сомневаюсь, что она к нам приедет. Особенно, если я пошлю к ней своего папочку. Уж он-то ее наверняка уговорит. Мама всегда говорила, что он может заговорить зубы кому угодно. Он такой славный. Я отправлю его за твоей мамой. Да, нужно, чтобы папа был с нами. Когда дело касается пароходов, тут ему нет равных.
Пирс широко раскрыл глаза, потом зажмурился и камнем пошел на дно ванны.
Это несколько озадачило Джорджи и она схватила Пирса за руку.
— Любимый, что с тобой?
Он вынурнул, потряс головой и слабо улыбнулся.
— Ты назвала меня любимым?
— Не знаю, наверное назвала. Но речь сейчас не об этом. Как ты думаешь, сколько раз должен пробежать Пегас, чтобы мы смогли заработать столько, сколько нам нужно? Я хочу как можно скорее написать папе.
Пирс шутливо притянул ее к себе.
— Я думаю, есть только один способ заставить тебя замолчать. — Он наклонился, чтобы поцеловать Джорджи, но она увернулась.
— Так как на счет моего плана?
— Ты имеешь в виду мою ферму с лошадьми и пароходы?
Джорджи погладила его по лицу и энергично закивала головой.
— Да. Давай так и сделаем. Пирс тихо застонал.
— Завтра. Завтра мы напишем твоему отцу, а сейчас иди ко мне, — он подбросил ее в воде, а потом поднял и прижал к себе, — У меня тоже есть кое-какие планы, которые должны тебе понравиться.
Джорджи почувствовала, как страсть разгорается в ней с новой силой, стоило ей только подумать о том, куда их сейчас заведут планы Пирса в прохладной, ласкающей тело воде.
Пирс всем телом потянулся к ней и жадно впился в ее губы. Джорджи не сомневалась, что и это обещание он выполнит.
В конце концов, ее Пирс никогда не лгал.
Другой мужчина, с наставленным на Пирса ружьем, подошел поближе, замыкая круг.
— Джентльмены, — сказал Пирс. — Вы делаете поспешные выводы. Не я, а этот человек привел меня сюда и хотел убить. Это я был безоружен.
— Скажите тоже, — недоверчиво сказал бородач, вызывающе выставляя грудь вперед. — Тогда откуда у него в голове пуля?
— У меня дома есть отличная новая веревка, — сказал парень в обвислых красных подштанниках.
— Он не застрелен. Можете вызвать врача, и он подтвердит мои слова. Я просто вбил ему нос в голову, после того, как этот негодяй выстрелил в мою жену.
Все взоры устремились на Лак. Она сняла с раны пропитанный кровью носовой платок, и несколько мужчин шумно вздохнули.
Бородач выплюнул изо рта табачную жвачку и обратился к Пирсу:
— А откуда мы знаем, что это пулевая рана? Так можно просто ткнуть палкой. Может, вы все специально подстроили?
Пирс поднял рубашку и показал свою рану.
— Он и в меня стрелял. Вы сами подобрали мой револьвер, вон там на холме, где его бронила моя жена.
— О, Господи! — воскликнул коренастый мужчина. — Это же мистер Блэкуэлл! Они прикончили джентльмена, который привез лошадь для субботних скачек.
— Хэнк, может ты все-таки сбегаешь домой и принесешь сюда веревку? — сказал пожилой мужчина, поглаживая бороду.
Самый рослый и плечистый из толпы ударил кулаком по ладони.
— Да, неси веревку. Я сделал ставки на Бархатного Грома. Поставил все, что заработал за месяц продажи воловых шкур.
Лак испуганно прижалась к Пирсу. Он обнял ее за талию.
— Ребята, вы пугаете мою жену, а на ее долю сегодня и так выпало слишком много волнений. Если вы пороетесь у Блэкуэлла в карманах, то наверняка найдете доказательство того, что у него были веские причины хотеть моей смерти.
Внимание толпы сосредоточилось на мертвом теле.
— Сейчас посмотрим. — Погонщик волов вместе с каким-то парнем подошел к телу Блэкуэлла и наклонился над ним. — А что мы должны найти?
— Документы. Он украл мою скаковую лошадь вместе с купчей, которую я получил на аукционе в Орегоне. Я хотел его догнать и привлечь к суду. Когда мы сегодня приехали в ваш город, он увидел меня первым, а я был безоружен.
— Эти? — Высокий плечистый мужчина вытащил длинный конверт.
Седобородый взял конверт и вытащил из него сложенные бумаги. Он отложил в сторону несколько заказов на поставки от какого-то шорника из Западных Штатов. — Ничего нет…» Подождите-ка… вот они!
Пирс вздохнул с явным облегчением и почувствовал, как тело Лак вдруг обмякло у него в руках. Он обнял ее крепче и заглянул в лицо. На лбу девушки выступили капельки пота. Нужно было поскорее кончать с этим отвратительным делом.
— Если вы взглянете на вторую страницу, то увидите там мое имя, Пирс Кингстон, а рядом имя аукционера. Ручаюсь, что Блэкуэлл подписал ниже свое имя, а потом подделал мою лодпись.
— Да, — сказал седобородый, сплевывая очередную порцию жвачки.
Пирс отвернул полу пиджака и вытащил из кармана контракт на покупку.
— Моя подпись на этом документе подтвердит, что я говорю правду. Сравните.
— Да, вижу. Блэкуэлл не очень-то чисто сработал. Он пропустил букву «s» в вашей фамилии.. Где вы остановились?
— В городском отеле.
— Хорошо, — он повернулся к юноше с загорелым лицом и облупившимся носом. — Глем, беги в город и приведи представителя закона, а заодно и кого-нибудь из похоронного бюро. А мы проследим, чтобы все было в порядке. Кингстон, почему бы вам не увести отсюда жену? Вид у нее, прямо скажем, неважный. Это не самое подходящее зрелище для дамы.
— Благодарю вас, — Пирс вдруг понял, что Лак за все время не произнесла ни единого слова. Пирсу стало любопытно, не решила ли она наконец послушаться мужа, хотя бы на сей раз, или ей было так плохо, что она просто не могла ничего сказать.
Пирс решил больше не испытывать судьбу и, схватив жену в охапку, сказал:
— Мы с женой так вывалялись в грязи, что больше всего на свете хотели бы как следует вымыться.
— Да, — сказал бородач, — грязи на вас предостаточно. Я сам прослежу, чтобы вам вернули бумаги, как только все выясниться. Между прочим, если вы не знаете, ваша лошадь находится в платной конюшне в другой части города. Ведь вы же выставите ее на скачках?
— Конечно. Разве я могу разочаровать людей.
— А если вы хотите искупаться в лучшей ванне к Западу от Миссисипи, — вмешался погонщик волов, — идите к мистеру Бэллу в «Бумеранг». У него ванны гораздо лучше и больше. Просто не сравнить с малюсенькими лоханками в отеле. Правда, ребята?
Мужчины, улыбаясь, закивали головами. Враждебно настроенная толпа, собиравшаяся линчевать Пирса, вдруг превратилась в славных дружелюбных парней. Кое-кто многозначительно поднял брови, поглядывая на Лак.
— Вот ваша шляпа, — сказал коренастый парень.
— Спасибо, — Пирс взял шляпу свободной рукой. На другой руке висела почти бесчувственная Лак. Шляпа была грязной и мятой и выглядела так же скверно, как и сам Пирс, после того, как Лак ударила его камнем по голове. Немного подумав, он молча натянул шляпу на голову.
Лак еще крепче ухватилась за шею Пирса и посмотрела на окружавших их мужчин. В знак благодарности она ослепительно улыбнулась. Несмотря на то, что лицо Лак было грустным, а волосы растрепанными, ее улыбка была подобно солнечному лучу. Восхищенные мужчины почтительно молчали.
— Искупаться в ванной, — это именно то, что нам надо больше всего. Нам с мужем будет очень приятно. — Она склонила к Пирсу очаровательную головку, и ее густые золотистые ресницы взметнулись вверх, поддразнивая Пирса.
— Правда, милый?
Пирс отлично знал, что Лак играет с ним и нарочно дразнит, но ничего не мог поделать со вспыхнувшим чувством ревности, когда Лак плавно проплыла мимо почтительно расступившихся мужчин, бросавших на Лак восторженные взгляды. Они приподнимали шляпы и неуклюже расшаркивались.
— Всего хорошего, мэм.
— До встречи на скачках, мэм.
— Надеемся, вам станет получше.
Пирса охватило страстное желание поскорее увести отсюда свою красавицу-жену и запереться с ней где-нибудь наедине. Но он сдержался и остановился, чтобы дружески попрощаться с мужчинами. Пирс услышал, как загорелый парень говорил своему приятелю в красных подштанниках.
— Ну что, видел? Я же говорил, что она настоящая леди, а не какая-нибудь лгунья, которая хочет заманить нас в засаду.
Пирс с трудом подавил смешок. Если бы они только знали…
Ванны мистера Бэлла оказались огромными лоханями не менее четырех футов в высоту и восьми в длину. Три из них были почти до краев наполнены водой и закрыты занавесками. Они стояли на закрытой задней веранде, примыкавшей к просторному игорному залу. На холодной плите стояли огромные железные чайники. По обе стороны от плиты стояли обычные бочки с водой.
На веранду падал свет из единственного высоко расположенного окна. Было прохладно, как в пещере. Приятный контраст со знойным полднем.
Лак благодарно улыбнулась служителю, лысоватому мужчине со следами оспы на лице. Он взял деньги и вручил Пирсу и Лак по куску мыла, по мочалке и полотенцу.
— Все полностью в вашем распоряжении. Но я вам советую купаться в последней ванне, — сказал служитель с явным британским акцентом. — Там вы будете предоставлены сами себе, и никто вас не побеспокоит. Для моих постоянных клиентов еще слишком рано, а случайных посетителей я не пущу, чтобы не беспокоить леди. — Он улыбнулся Джорджи. Его красивые добрые глаза полностью компенсировали все дефекты внешности.
Джорджи улыбнулась ему в ответ, а Пирс дал служителю чаевые и сердечно поблагодарил.
Пирс повел Джорджи в другой конец веранды. Они подошли к длинной скамейке, стоявшей вдоль боковой стены, и положили на нее свои полотенца. Потом Пирс стал задергивать занавески, а Джорджи подошла к огромной ванне и окунула в воду кончики пальцев. Вода была чуть теплой. О чем еще можно мечтать после таких приключений?
Джорджи сняла шляпку и повесила ее на крючок, потом поставила ногу на скамейку и стала развязывать шнурки на туфельках. Ей не терпелось поскорее освободиться от жаркой и неудобной одежды. Пирс наконец задернул парусиновые занавески.
— Поспеши. Вода просто изумительная.
Пирс повернулся и улыбнулся Джорджи, а потом отработанным движением бросил шляпу, и она повисла на крючке рядом со шляпой Джорджи. Затем он стал развязывать черный галстук.
— Я вижу, ты наконец пришла в себя и стала прежней.
Джорджи уселась на скамейку и по очереди сбросила туфельки, а потом лукаво посмотрела на Пирса.
— Что ты имеешь в виду?
— После случая в ущелье ты была послушнее ягненка. — Он снял галстук и стал расстегивать пуговицы на рубашке. — Я даже испугался, думая с тобой что-то неладно.
Джорджи встала. Прохладный пол приятно ласкал ноги. Она бочком подошла к Пирсу.
— Такая малышка, как я, — протянула Джорджи распевным южным говором, — могла напугать сильного и прекрасного рыцаря, вроде тебя?
Пирс насторожился, ожидая какого-нибудь подвоха, и подозрительно посмотрел на девушку. Джорджи обняла его за шею и, откинув назад голову, посмотрела ему в лицо.
Пирс решил, что на сей раз обойдется без подвохов, и улыбнулся ей в ответ.
— Ты заслуживаешь любую награду из того, что может предложить бедная беспомощная девушка, которую ты так самоотверженно бросился спасать. — Она слегка отклонилась и посмотрела на Пирса наивными глазами, в которых вспыхивали насмешливые огоньки. — Или, — саркастически усмехнулась Джорджи, — можно было сделать все по-другому? Ведь у тебя был грандиозный план.
Улыбка исчезла с лица Пирса. Он прижал к себе Джорджи.
— Я не шучу. Не смей подвергать себя опасности, как это случилось в ущелье. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
Джорджи отстранилась.
— Ты хочешь сказать, если что-нибудь случится с ребенком? Не волнуйся. С этого момента…
— Нет, — сказал Пирс, снова обняв Джорджи, — речь идет о тебе. Ты каким-то образом пробралась в мою жизнь, а заодно украла и сердце. Самое удивительное, что я просто не представляю, как это тебе удалось. Ты ведешь себя, как леди, только тогда, когда захочешь. На каждом шагу врешь, как из шапки валишь. Но, когда Блэкуэлл в тебя выстрелил… Лак, Джорджи… Ты никогда не говорила, какое имя тебе нравится больше.
— Не имеет значения, раз ты знаешь, что я ношу и то, и другое.
— Уж поверь, от меня не ускользнула ни одна мелочь, имеющая к тебе отношение. Особенно твоя нежная шейка, — Пирс наклонился к девушке.
Джорджи шутливо уклонилась от объятий и посмотрела ему в глаза.
— Так значит, ты не жалеешь, что женился на мне?
— Жалею? Нет. С того момента, как я понял, что именно Джорджи придает Лак особое очарование. Ведь ко мне на помощь прибежала не беспомощная красавица, а несносный сорванец, неугомонный юнга с парохода папаши Пэкинга.
Неужели Пирс и правда ее любит? Не выдуманный образ, а настоящую, живую Лак Эллен Джорджет?
— Что ж, может, я и останусь пока с тобой. Теперь мне кажется, что ты нуждаешься в присмотре гораздо больше, чем папа. Он, по крайней мере, всегда знает, когда нужно удирать, не то что ты. Неужели ты и правда думал, что сможешь договориться с Блэкуэллом? — Джорджи встряхнула головой. — Ты слишком уж честный и прямолинейный. Не сносить тебе головы, если только я о тебе не позабочусь. Как это ты умудрялся зарабатывать на жизнь игрой в карты? Просто в толк не возьму. Ну, хватит болтать. Нас ждет изумительная вода.
Джорджи повернулась к Пирсу.
— Ну-ка расстегни мне платье. Я просто умру, если сейчас же не сброшу с себя весь этот хлам.
Пирс протянул руку к верхней пуговице на застежке.
— Может быть, я и слишком честен, но ты всегда стараешься за двоих, чтобы компенсировать этот недостаток. Уж тебя-то в честности никто не заподозрит.
— Знаешь, врать становится трудновато.
— Ты не понял, глупыш. Несколько часов назад я дала себе клятву, что больше не совру ни единого раза. Очень трудно бывает потом вывернуться и привести все в порядок. И потом, я терпеть не могу, когда надо мной смеются… Но я надеюсь, что не надоем тебе, когда перестану врать. Ведь я не стану от этого скучной занудой?
Пирс усмехнулся и стал спускать платье с плеч, а потом с неожиданной нежностью прижался губами к спине Джорджи.
Джорджи тихонько вскрикнула.
Пирс наклонился к ее уху.
— Невозможно, — выдохнул он, целуя Джорджи в плечо и развязывая тесемки на ее нижних юбках. Справившись с этим делом, он отбросил юбки на пол.
— Что невозможно? — спросила Джорджи, не совсем понимая смысл его слов. У нее кружилась голова от ласк Пирса. Она стала возиться со шнурками на корсете.
Пирс мягко отстранил ее руки и стал расшнуровывать корсет.
— Скучной? Ты никогда не будешь скучной, даже если захочешь. — Пирс наконец справился с тяжелым и жестким корсетом и избавил от него Джорджи.
Она вздохнула, вышла из вороха лежавшей на полу одежды и увидела, что он еще одет и только начинает расстегивать рубашку.
— Поспеши. Ты же еще одет.
Пирс стал расстегивать пряжку на ремне.
— Какая дерзкая просьба! Означает ли это, что прекрасная дама испытывает хоть какие-то чувства к несчастному джентльмену? Может быть, ты найдешь в своем сердце искру любви к недостойному картежнику?
О, Господи! Он хочет, чтобы Джорджи призналась ему в любви. Но можно ли ему полностью довериться? Ведь сам он никогда не произносил слов любви.
— Как сказать. А что ты ко мне чувствуешь?
— И я это слышу из уст леди, которая только что поклялась никогда больше не врать?
— Да, но это совсем другое.
— Не понимаю, почему.
— Видишь ли, ты можешь… Ну, хорошо. Я люблю тебя! Доволен?
Пирс пододвинулся ближе и повернул к себе ее лицо. Его глаза были такими глубокими и синими, как полночное небо.
— Скажи мне это снова, — прошептал он совсем близко от ее губ.
Джорджи чувствовала, как бьется у нее пульс на висках. Она знала, что это чувствует и Пирс. Он знал, как сильно ее волнует близость с ним. У Джорджи пересохло во рту.
Пирс ждал.
— Я люблю тебя, — с дрожью в голосе прошептала Джорджи.
Пирс вздохнул, как будто с него свалился тяжкий груз.
— Я тоже тебя люблю, — тихо сказал Пирс, глядя ей в лицо.
— Я люблю твои глаза, цвет волос, а больше всего то, что ты носишь под сердцем моего ребенка. Джорджи на мгновение окаменела, а потом вырвалась из рук Пирса.
— Ну какая же я дура! Тебя интересует только ребенок. Если бы ты хоть чуть-чуть подумал обо мне, то отвез бы меня домой. Ты же знаешь, как мне нужно сейчас быть дома.
Взгляд Пирса вдруг стал ледяным.
— Я сказал, что не вернусь туда, тем более, что скоро должен родиться ребенок. Именно поэтому я постараюсь держаться, как можно дальше от Луизианы.
Джорджи схватила свое платье и стала его быстро натягивать. Будь он проклят со своим чудовищным эгоизмом и самодовольством. Больше она ни минуты не намерена терпеть его издевательства. Хороша любовь! А она-то столько времени казнила себя за ложь! Да кто теперь смеет называть ее лгуньей?
Пирс схватил ее за руку и резко повернул к себе.
— Ну, хорошо. Твоя взяла. Я надеялся, что мне никогда не придется с тобой об этом говорить. Но видно, ничего не поделаешь. Ты хочешь знать правду? Что ж, слушай. Знаешь, кто я? Обычный ублюдок.
— И ты думаешь, для меня это новость? — Она попыталась вырваться, но Пирс крепко держал ее за плечи.
— Нет, я серьезно. Моего отца звали Уинстон Чейс Лэйндж с плантации Лэнгтри, к северу от Батон Рут.
— Так ты Лэйндж?
— Дай мне сказать. Моя мать была его любовницей, а не женой. В юности я ничего не знал о тайне своего рождения. Понятия не имел, что я незаконнорожденный. Долгие отлучки отца всегда объяснялись его занятостью. А потом началось самое страшное. Когда мне было шесть лет жена моего отца из могущественного клана Моро узнала об отношениях своего мужа с моей матерью. Чтобы как-то защитить меня, а заодно и себя, отец отослал меня учиться в Пенсильванию. Я тебе об этом говорил. Я сразу же возненавидел школу. Мне было тяжело жить вдали от матери. Один из старшеклассников пожалел меня и стал писать письма моей матери. Но мама не разрешала мне приезжать домой. Теперь я знаю, что должен ее за это благодарить. Я все понял десять лет назад. Директор школы вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что отец умер и что его фамилия была не Кингстон, а Лэйндж. Его жена Симона не собиралась платить за мою учебу.
— Ну и что. Многие пережили такое же потрясение, а потом добились очень многого в жизни. Взять хотя бы моего отца. Он очень страдал от пренебрежительного отношения некоторых снобов.
Пирс отпустил ее, и взгляд его темно-синих глаз стал таким же непроницаемым, как в день их первой встречи. Руки Джорджи стали липкими от пота. Пирс отвел взгляд в сторону.
— Я еще не все тебе рассказал, — его голос был каким то зловещим. — Мне очень хотелось скрыть от тебя самое главное. По сравнению с этим вся твоя ложь покажется невинной детской шалостью. Дай мне закончить свой рассказ. Когда я вернулся домой, то узнал, что моя мать, которую все считали утонченной и элегантной леди, живет в борделе. Она была там уже несколько лет, с тех пор, как Симона Лэйндж узнала о ее существовании и о ее связи с Лэйнджем, моим отцом… Голос Пирса вдруг оборвался, и наступило тягостное молчание.
Значит, его мать была проституткой. Как же ему тяжело говорить об этом.
— Любимый, тебе столько пришлось пережить. — Она взяла Пирса за руку.
Он отпрянул в сторону.
— Я не обвиняю свою мать. При существующих на Юге кастовых предрассудках у нее просто не было выбора. Либо пойти в публичный дом, либо умереть с голода. Хотя она и не была больше рабыней, но молодой женщине, в жилах которой текла хоть капля негритянской крови, не было места в приличном обществе.
— Ты что-то сказал про негритянскую кровь. — Джорджи почувствовала, что от этих слов у нее кровь застыла в жилах. Должно быть, она не могла скрыть своего потрясения и была рада, что Пирс отвернулся и не смотрит на нее.
Он тупо уставился на стену, как будто ждал, что она сдвинется с места.
— Жена моего отца постаралась на славу и все узнали, что в моих жилах тоже течет негритянская кровь, пусть даже самая малая доля. Никого не интересовало мое прекрасное образование и безупречные манеры, всем было наплевать, что я учился с юношами из лучших семей из восточных штатов. Я стал пэрией. Мне пришлось зарабатывать на жизнь игрой в карты в том же борделе, где была моя мать.
Пирс громко усмехнулся. В нем не осталось и следа от былой веселости.
— Вот так все рушится в одночасье.
Наконец, он посмотрел на Джорджи, а она изо всех сил старалась скрыть свое потрясение.
— Я хотел забрать свою мать из публичного дома, позаботиться о ней. Но она наотрез отказалась. Она сказала, что больше это не имеет никакого значения… Никакого значения.
Пирс замолчал. Его лицо было искажено горем и стало пепельно-серым. У Джорджи сердце разрывалось от жалости. Ей так хотелось утешить любимого, чтобы он навсегда забыл о выпавших на его долю страданиях.
Пирс вздохнул и снова отвел взгляд.
— Когда у меня не стало сил смотреть на унижения матери, я уехал и стал зарабатывать игрой в карты на пароходах. Поначалу все шло хорошо. Люди, с которыми мне приходилось встречаться, не смотрели на меня, как будто я дерьмо у них под ногами. Но шпионы Симоны Лэйндж выследили меня и постарались, чтобы всем стало известно о моем происхождении. В общем сделали все, чтобы я вдруг не зарвался и не забыл свое место. Если какая-нибудь девушка из хорошей семьи начинала проявлять ко мне интерес, ей сразу же запрещали смотреть в мою сторону. Я уехал далеко на север, но все было бесполезно. Ее агенты находили меня везде и старались уберечь «невинные души» от моего тлетворного влияния. Еще вчера я ощущал себя нормальным человеком. А теперь меня втоптали в грязь… Меня можно стряхнуть, как пыль с ботинок. Но несмотря на происки Симоны Лэйндж, несколько деловых людей решили, что я надежный партнер. Они рискнули и позволили мне вступить в дело. Видишь ли, я до мелочей изучил все тонкости бизнеса в восточных штатах, когда жил в Филадельфии. Мои знания оказались очень ценными. Когда я скопил достаточно денег, чтобы скрыться от мстительных и злобных происков Симоны Лэйндж, я поклялся никогда не возвращаться на Юг.
Наконец он повернулся к Джорджи. Горькие морщины, исказившие его красивое лицо, понемногу разгладились.
— А теперь, когда на карту поставлено будущее моего ребенка, ничто не сможет изменить моего решения. Единственное, о чем я жалею, что не сумел уговорить мать уехать со мной. — Пирс тяжело вздохнул. — Ну вот, теперь ты все знаешь. Когда родится ребенок, можешь возвращаться в Луизиану и жить, как захочешь. Я не стану тебя задерживать. Но я не позволю тебе забрать ребенка. Никогда не допущу, чтобы он стал жертвой жестоких предрассудков.
Итак, Джорджи стала женой сына рабыни, получившей вольную. Человека, в жилах которого текла негритянская кровь. Джорджи хорошо знала, что как истинная дочь Юга, она должна прийти в ужас. Но разве Пирс чем-то отличался от мужчины, который целовал ее пять минут назад? Он был все тем же Пирсом, в которого она влюбилась с первого взгляда, тем же ослепительным широкоплечим красавцем, при виде которого ее бедное сердце готово было выскочить из груди. Ее по-прежнему влекла бесшабашная дерзость Пирса и его несносный упрямый нрав. А при воспоминании о проведенных вместе ночах любви остатки благоразумия разбивались вдребезги.
Должно быть, такие же чувства испытывала ее мать, девушка из почтенной пресвитерианской семьи и непоколебимыми устоями, когда она сбежала из дома с французом-католиком, не имевшим ни кола, ни двора, с бродягой, чья жизнь проходила на пароходах. Дедушка Уинстон так никогда ее и не простил, не смирился с ее замужеством и не признал мужа-язычника, на которого он до конца своих дней смотрел, как на грязь под ногами у добропорядочных людей. Но разве мама любила отца меньше только потому, что он был французом и католиком, а не шотландцем-протестантом? Мама не могла любить его сильнее, даже несмотря на все его грехи. А отец… он просто боготворил маму, хотя иногда она бывала резкой и прямолинейной. Их любовь продолжалась до самой смерти мамы, в их жизни не было места для взаимных упреков и сожалений.
Вековые предрассудки оказались бессильными перед любовью.
Джорджи, наконец, собралась с силами и взглянула на Пирса, который с отсутствующим видом теребил пуговицу у себя на рубашке. Черты его лица вдруг как-то обмякли…
Казалось, он полностью смирился с поражением и ждал окончательного приговора. Он был уверен, что Джорджи его отвергнет. А она не могла перенести страданий этого красивого и сильного мужчины, который всегда предупреждал ее малейшее желание и спешил к ней на помощь в самые тяжелые моменты жизни. Ведь они столько пережили вместе. Неужели Пирс думает, что она отвергнет его из-за каких-то глупых предрассудков и считает ее любовь минутным капризом, легкомысленной забавой.
Нет, надо с этим покончить навсегда. И немедленно.
— Да, поторопись же ты наконец. Раздевайся. Служитель дал нам всего один час. Разве ты забыл?
Джорджи сняла сорочку, а потом быстро сбросила с себя оставшуюся одежду. Пирс, не отрываясь, молча смотрел на нее.
— И это все, что ты можешь мне сказать? — спросил Пирс. — Побыстрее раздевайся. После того, что я тебе рассказал?
— Если бы ты все рассказал вчера, а еще лучше на прошлой неделе, мы бы уже весело плескались в ванной. Да сними же наконец свои дурацкие ботинки, — Джорджи протянула руку, вырвала у него рубашку и швырнула ее на скамейку.
Пирс тупо уставился на валявшуюся на скамейке груду одежды. Джорджи взобралась на табуретку, которая стояла рядом с громкой лоханью, и нырнула в чудесную прохладную воду, которая так давно ее привлекала. Живительная влага сразу же уменьшила усталость, изнуряющая жара куда-то исчезла, так же как и грызущие душу сомнения, когда Джорджи вспомнила о том, как добр был ее Пирс с маленьким негром-жокеем. Теперь-то она знала, почему он так хотел выкупить «девственницу в Сан-Франциско».
Сердце Джорджи переполняло сострадание к возлюбленному. Всем своим существом она разделяла его страдания. Теперь она поняла, почему Пирс не хотел возвращаться в Луизиану. Он просто не мог этого сделать. Да и самой Джорджи совсем не хотелось, чтобы ее ребенок стал жертвой страшных предрассудков, царивших в высшем свете Юга. Разве можно это сравнить со свободой, которая ждет их на Западе? Там Пирса оценят по достоинству и не станут копаться в его происхождении. Джорджи ни минуты не сомневалась, что мужественное самопожертвование матери Пирса значит для нее во сто крат больше, чем трусливое предательство его отца. Да, с этой минуты она постарается своей любовью искупить все страдания и незаслуженный позор, выпавший на долю Пирса.
При этой мысли Джорджи улыбнулась, подплыла к краю ванны и украдкой посмотрела на Пирса, который уже успел снять ботинки и носки. Он быстро сбросил с себя оставшуюся одежду и стал во весь рост. Джорджи отчетливо видела каждый мускул на его стройном теле.
— Послушай, я когда-нибудь говорила, что без одежды ты выглядишь еще красивее? — игриво сказала Джорджи, пытаясь отвлечь его от мрачных мыслей.
Пирс не ответил на ее улыбку, но было видно, что он польщен словами девушки. Он подошел и наклонился к ней.
— Нет. Кажется, мы никогда не обсуждали мою внешность.
Джорджи встала на ноги, с ее тела ручьями струилась вода.
— Какое досадное упущение. Ну, давай, ныряй в ванну, и мы поговорим на эту тему.
На лице Пирса не появилось и тени улыбки, когда он наконец залез в ванну. С застывшим выражением он смотрел на Джорджи, которая была явно разочарована такой реакцией.
— Сначала мне хотелось бы кое-что узнать. Ты можешь остаться моей женой и любить незаконнорожденного сына бесчестного двоеженца и… моей матери?
Джорджи подплыла к нему совсем близко и нежно погладила по горячей щеке.
— Конечно. Навсегда. Пока нас не разлучит смерть. Тебе так досталось за чужие грехи. В том, что ты мне рассказал совсем нет твоей вины. Ну, да ничего, ведь у тебя есть славный и смышленый сынок Луи Пэкинга, на которого всегда можно положиться в трудную минуту. Ну, а теперь, если тебя устраивает такая компания, то поцелуй меня, глупенький. Целуй меня, пока я не лишусь чувств.
Джорджи не пришлось повторять снова просьбу. Грусть Пирса исчезла без следа, он прижался к ней всем телом и их губы слились в бесконечно долгом поцелуе. Руки Пирса гладили каждый плавный изгиб ее тела. Он все еще не мог поверить своему счастью и боялся, что Джорджи выскользнет из рук и куда-нибудь исчезнет. При этой мысли он так сильно прижал девушку к себе, что едва и вправду не лишилась чувств.
Тяжело и прерывисто дыша, Джорджи отстранилась от Пирса и вытянула вперед руку.
— Мне кажется … может нам лучше … не так быстро.
— Прости меня. Я был слишком грубым. Но мне так хорошо. Понимаешь, я счастлив. — Он протянул к ней руки. — Иди ко мне, мы просто немного поплаваем и остынем.
Джорджи подплыла к нему, а он лег на спину и положил ее сверху. Они медленно поплыли по огромной ванне.
— Да, просто чудесно, — пробормотал Пирс, чувствуя, как щека Джорджи прижалась к его груди.
Джорджи возбуждала его близость, сердце снова забилось сильнее, а глаза застелил туман. Она знала, что и Пирс чувствует то же самое. Нет, нужно немного успокоиться и подумать о чем-нибудь другом. Сейчас ей меньше всего хотелось потерять сознание… Надо представить себе, что они плавают как корабли. Да, надо думать о пароходах. О, Боже! Опять эти пароходы. Ну, конечно же, пароходы!
Джорджи протянула руку и ухватилась за край ванны, а потом стала на ноги.
— Пирс, у меня возникла прекрасная идея.
— И у меня тоже, — с ленивой усмешкой Пирс легонько провел пальцем по ее руке.
— Нет, послушай. Я о пароходах. Мы выставим Пегаса на скачках еще пару раз или больше, а если к этому прибавить те деньги, что у тебя есть, то мы сможем заказать уйму запчастей для пароходов. При такой таксе за проезд, мы заработаем целое состояние. Мы сможем купить еще несколько пароходов. Если то, что мы до сих пор здесь видели, тебе хоть о чем-нибудь говорит, ты должен догадаться, что города будут строиться рядом с бухтами и вдоль рек. Мы можем заняться перевозом и создать целую империю. Представь, фирма по перевозу Кингстон и Компани. А твоя мать будет гордиться тобой. Я не сомневаюсь, что она к нам приедет. Особенно, если я пошлю к ней своего папочку. Уж он-то ее наверняка уговорит. Мама всегда говорила, что он может заговорить зубы кому угодно. Он такой славный. Я отправлю его за твоей мамой. Да, нужно, чтобы папа был с нами. Когда дело касается пароходов, тут ему нет равных.
Пирс широко раскрыл глаза, потом зажмурился и камнем пошел на дно ванны.
Это несколько озадачило Джорджи и она схватила Пирса за руку.
— Любимый, что с тобой?
Он вынурнул, потряс головой и слабо улыбнулся.
— Ты назвала меня любимым?
— Не знаю, наверное назвала. Но речь сейчас не об этом. Как ты думаешь, сколько раз должен пробежать Пегас, чтобы мы смогли заработать столько, сколько нам нужно? Я хочу как можно скорее написать папе.
Пирс шутливо притянул ее к себе.
— Я думаю, есть только один способ заставить тебя замолчать. — Он наклонился, чтобы поцеловать Джорджи, но она увернулась.
— Так как на счет моего плана?
— Ты имеешь в виду мою ферму с лошадьми и пароходы?
Джорджи погладила его по лицу и энергично закивала головой.
— Да. Давай так и сделаем. Пирс тихо застонал.
— Завтра. Завтра мы напишем твоему отцу, а сейчас иди ко мне, — он подбросил ее в воде, а потом поднял и прижал к себе, — У меня тоже есть кое-какие планы, которые должны тебе понравиться.
Джорджи почувствовала, как страсть разгорается в ней с новой силой, стоило ей только подумать о том, куда их сейчас заведут планы Пирса в прохладной, ласкающей тело воде.
Пирс всем телом потянулся к ней и жадно впился в ее губы. Джорджи не сомневалась, что и это обещание он выполнит.
В конце концов, ее Пирс никогда не лгал.