Крузи Дженнифер. Без ума от тебя

   — Нет, — отрезала Дарла. — Это будет мой подарок тебе на новоселье. Считай его предварительным взносом за аренду, потому что, если Макс в ближайшее время не зашевелится, я перееду к тебе. Ты по крайней мере обращаешь на меня внимание.
   Когда Дарла положила трубку, Куинн согнала с колен Кэти и позвонила Эди.
   — Предложение насчет спектакля все еще в силе? — спросила она.
   — Разумеется, — обрадовалась Эди. — Мы начинаем в понедельник, в шесть часов вечера. Заказ — твой, и это громадное облегчение для меня. Я уже думала, что в этом году опять придется привлечь кого-нибудь из родителей.
   — Надеюсь, ты способна подумать и о других вещах. К пятнадцатому апреля мне нужны две тысячи долларов.
   — К этому времени ты их не получишь, — ответила Эди. — Пятнадцатого тебе выплатят половину за вычетом налогов, а остаток — в конце мая. Не возьмешься ли за освещение сцены? Это еще семь с половиной сотен.
   — Но я не разбираюсь в сценическом освещении!
   — Я тоже — и тем не менее занималась им. Ну что, берешься?
   — Так и быть. Берусь.
   Куинн положила трубку и торопливо произвела расчеты. Если к пятнадцатому ей заплатят половину по двум контрактам, если она пустит в ход свою кредитную карту и в следующем месяце положит зубы на полку…
   Все равно не хватит.
   — Как жаль, что я ухнула две тысячи на запасные зубные щетки, — сказала Куинн, и Кэти тревожно взглянула на нее. — Отныне никаких трат на предметы длительного пользования.
   Кэти вздохнула и разлеглась у ее ног, положив морду на лапы.
   — Разделяю твои чувства, — сказала ей Куинн.
 
   В начале следующей недели Билл попытался образумить Куинн ради ее же блага.
   — Этот дом никуда не годится, — твердил он. — Дом разваливается на части, ты не сможешь его ремонтировать. Почему бы нам с тобой…
   — Билл, никаких «нас с тобой» не существует, — отрезала Куинн. — А дом в полном порядке. Если что-нибудь сломается, этим займется мой отец, Макс или Ник. Или я сама. Я научусь ремонтировать вещи. Я не покину свой дом. А теперь уходи, мне пора начинать урок.
   — Ник… — Билл покачал головой. — Да еще Макс. Не нравится мне все это. Пойдут сплетни.
   — Билл… — Куинн зажмурилась, лишь бы не видеть его. — Уходи.
   Билла раздражало то, что теперь он не мог обстоятельно поговорить с Куинн, поскольку та отдавала все свои силы и энергию какой-то дурацкой постановке, затеянной Эди. А еще она втравила в это дело Джессона и Кори, посулив взамен дополнительный кредит. С другой стороны, у Билла появился повод навестить Куинн на следующий день после школьных занятий..
   — Репетиции начинаются не раньше шести часов, — сказала она, когда Билл попытался втянуть ее в разговор об участии мальчиков в постановке. — Если это помешает бейсбольным тренировкам, я не стану удерживать их силком.
   Когда же Билл заглянул к ней и на следующий день и Куинн заявила: «Билл, нам не о чем говорить. Прошу тебя, уходи», — он понял: необходимо что-то предпринять, чтобы вернуть ее. Терпение — очень хорошо, но пора совершить активные действия. Билл сознавал, что главная его задача — избавиться от проклятой собаки и проклятого дома.
   Назавтра во время большой перемены он отправился к дому Куинн. В этой жуткой развалюхе наверняка что-нибудь да неладно, наверняка кроются какие-нибудь опасности, и он, обнаружив их, уговорит Куинн съехать. Билл хотел лишь немного побродить вокруг дома, но, подумав, что вульгарная соседка может его засечь, оставил машину в переулке и незаметно проник на участок, вновь воспользовавшись дальними воротами.
   Однако, очутившись за оградой, Билл понял, что осмотр двора ничего ему не даст. Нужно попасть внутрь, выявить опасности, которые подстерегают Куинн, найти веские причины, которые побудили бы ее покинуть этот дом. Он толкнул входную дверь, но та оказалась заперта и даже не шелохнулась, когда Билл приналег на нее и подергал ручку замка. Его усилия привели лишь к тому, что мерзкая собачонка залаяла, а потом даже зарычала, ощерившись. Эта гадкая тварь опасна, она может укусить Куинн, не зря Билл пытался сплавить ее на живодерню. Бросив взгляд на соседний участок и убедившись в том, что за ним не следят, Билл обошел дом. Сзади к нему примыкал незастроенный участок. Здесь было безопаснее.
   Билл попытался открыть боковую дверь, но и та оказалась на запоре. Он осмотрел подвальные оконца — протиснуться сквозь них, конечно, нелегко, зато потом можно выйти через дверь, — но и они были закрыты на щеколду. Однако, когда Билл толкнул одно из них, стекло треснуло и разбилось. Он просунул внутрь руку, отпер окно и проник в подвал.
   Когда он поднимался по лестнице из подвала, собака лаяла как безумная, но все же не решилась напасть на него. Билл огляделся в кухне — уютной, выкрашенной в белый и голубой цвета. Копия гравюры Куинн «Ночная кухня» висела возле красного дуршлага, точь-в-точь как в их прежней квартире. Билл пытался не обращать внимания на гавкающую тварь, но в конце концов ему надоело, он распахнул дверь и пинком вышвырнул собаку во двор. Даже если горластая шлюха из соседнего дома выглянет наружу, то не увидит ничего, кроме собаки. Беспокоиться не о чем.
   Билл вошел в столовую и окунулся в теплый солнечный свет, проникавший через высокое окно справа — его окно! Он любовно осмотрел сломанную задвижку. Свет лился и через такие же окна в гостиной у переднего фасада здания, и через ведущий туда коридор. Однако дом все равно выглядел мрачным и дряхлым; старая штукатурка покрылась трещинами, а краска на деревянных деталях облупилась, и даже солнечный свет не оживлял убогих комнат.
   Но к несчастью, трещин на штукатурке и облупившейся краски недостаточно, чтобы выманить отсюда Куинн. Нужно найти более вескую причину.
   Билл вошел в гостиную и неторопливо осмотрелся. У окон стояли старое красное кресло и восьмиугольный столик. Рядом с креслом помещалась большая корзина, сплетенная из широкого лыка. Билл уселся и открыл корзину. Пряжа и спицы, вязанье Куинн.
   Ей еще предстоит сшить одеяло для будущего ребенка. Когда она вернется в их квартиру, они вместе будут смотреть телевизор, а Куинн будет вязать для малыша.
   Мягкая ярко-синяя пряжа казалась невесомой в его руках. Стало быть, Куинн знает, что у них будет мальчик. Такой, как Джессон Бэрнс. Они назовут его Билл-младший, но, выбирая имя, никак нельзя забывать о матери ребенка. Что ж, годится и для мальчика, и для девочки. Значит, Уильям Куинн Хиллиард. Отлично! Билл стиснул пряжу в пальцах. Замечательное имя!
   Он бросил пряжу в корзину и поднялся.
   Над камином висели полки с книгами по искусству. Билл чуть напрягся, подумав: «Эти книги должны стоять в нашей квартире», — провел ладонью по гладкой поверхности полок и каминной доски, прикоснулся к циферблату массивных часов, погладил полированную крышку восьмиугольного столика. Прикоснувшись к этим вещам, он почувствовал, что они принадлежат ему.
   У противоположной стены громоздилась старая красная тахта, взятая из дома матери Куинн. Нелепое громоздкое сооружение размером почти с их кровать. От этой мысли руки Билла сжались в кулаки, хотя к тому не было никаких причин. Если Куинн так уж нравится эта тахта, пусть она стоит в их квартире. Какое красивое коричневое покрывало! По вечерам они с Куинн, растянувшись на этой тахте, станут смотреть телевизор — прогноз погоды, спортивные репортажи, будут щелкать программами, хохоча над вечерними шоу. А потом он выключит телевизор пультом дистанционного управления и протянет к ней руку…
   Дыхание Билла участилось, и он усилием воли направил мысли в иное русло. Дело не в сексе, они никогда не увлекались сексом, у них было множество других, более важных забот — семья, школа. Билл еще раз посмотрел на кресло — уж лучше думать о нем — и вновь заметил пряжу. Наклонившись, он взял клубок, самый маленький — Куинн не заметит его исчезновения, — и сунул в карман куртки. Пусть пока напоминает ему о том, что вскоре Куинн предстоит вязать вещи для младшего Билла.
   Бросив взгляд на часы, стоявшие на полке, он выпрямился. Пора в путь.
   Он подошел к парадной двери, и вспомнил, что черный ход безопаснее и там стоит его машина. Но, поворачиваясь, увидел на полке ключ. Он сунул его в замок парадной двери, и ключ открыл ее.
   Билл взвесил ключ на ладони.
   Обзаведясь собственным ключом, он сможет приходить сюда в любое время, осматриваться, обдумывать планы их совместного будущего.
   Лишь бы Куинн не заметила исчезновения ключа.
   Пора возвращаться в школу, он потратил слишком много времени, чтобы проникнуть в дом, и уже опаздывал.
   Билл вышел к автомобилю, открыв ворота ровно настолько, чтобы собака, заливавшаяся лаем, смогла выскочить на улицу, где и оставил ее. По пути в школу он заглянул в слесарную мастерскую Ронни Хедапола и попросил сделать дубликат ключа. Добравшись до школы, Билл подошел в вестибюле к телефону-автомату, позвонил в питомник и сообщил, что по Эппл-стрит бегает злобная собака, которая укусила его. Да, она прокусила ему кожу, и ее необходимо усыпить. Чтобы придать жалобе официальный характер, он назвался Харви Роберт-сом и назвал вымышленный адрес, после чего повесил трубку с чувством выполненного долга, хотя так и не сумел отыскать в доме серьезных изъянов.
   Через два часа Билл покинул школу якобы на обед, забрал ключ и вновь поехал к дому Куинн. Собаки поблизости не оказалось, а новый ключ идеально подошел к замку. Положив оригинал на место, он с облегчением вернулся в школу, где обнаружил записку от Бетти из питомника. Билл перезвонил ей, и Бетти сообщила, что его собаку забрали, поскольку та кого-то покусала.
   — Она доставила нам немало хлопот, — сказал Билл. — Мне неприятно это говорить, но для всех нас будет лучше, если собаку усыпят. Завтра я приеду и расплачусь.
   Повесив трубку, Билл подумал, что сказал истинную правду. Как только все вернется на круги своя, всем станет лучше.
 
   — Так что, Луиза все еще встречается с Мэтью? — спросила Куинн, когда они с Дарлой после школы сели за пиццу.
   — Да, но не похоже, что это особенно радует ее. Отделавшись от Барбары, Луиза потеряла смысл жизни. Она прожужжала мне все уши о ней, как будто я собираюсь объединиться с Барбарой и организовать дуэт «Банковские Шлюхи».
   — Звучит заманчиво.
   — Не очень. — Дарла положила в коробку недоеденный ломтик пиццы. — Макс не станет мне изменять. Черт побери, ему не хватает энергии даже на меня, а уж тем паче на Барбару.
   — Я уже думала об этом. И решила, что ночная рубашка, так возмутившая Билла, вполне могла оставить равнодушным Макса. Похоже, тебе придется пойти в лобовую атаку.
   — Что же мне — схватить его за горло и сказать: «Трахни меня, или я тебя прикончу»?
   — Я возлагаю надежды на черное шелковое белье, — сказала Куинн. — Знаешь, тут нужно что-то невероятно вульгарное. Предмет, соблазнительный для мужчин и смехотворный для женщин.
   — Ну, не знаю…
   — Ведь ты уже многому научилась: знаешь, что Макса нельзя соблазнять у окна либо в присутствии посторонних, а также когда он слишком утомлен. На мой взгляд, ты на пороге успеха. Не сдавайся.
   — Ты действительно так думаешь?
   Куинн подалась вперед и закрыла коробку из-под пиццы.
   — Не думаю, а знаю. Едем сейчас же в магазин. Мне нельзя задерживаться слишком долго, Кэти осталась дома одна, но я готова пожертвовать еще одним часом, чтобы спасти твою семью.
   — А как же я?
   — Эй, не вешай нос. Купи предмет, который сведет твоего мужа с ума.
   — У него уже есть такой, — отозвалась Дарла. — Это я.
 
   Через пять дней после того, как Ник помог Куинн переехать, ему наконец удалось загнать мысли о ней в дальний уголок сознания, но они то и дело напоминали о себе, приводя его в смущение. Ник говорил себе, что все дело в переменах. Перемены всегда внушают тревогу. Лучше всего — забыть о существовании Куинн. Однако это было нелегко и стало почти невозможным, когда в мастерской по окончании тренировок появился Билл.
   — Нельзя ли потолковать с тобой минутку-другую? — спросил он, и Ник, оторвавшись от джипа Пита Кантора, ответил:
   — Конечно. Что случилось?
   — Насчет Куинн, — сообщил Билл.
   И Ник подумал: «Черт побери, я даже не прикоснулся к ней».
   — Я знаю, ты помогал ей, — продолжал Билл. — Я благодарен тебе, но этот переезд не пойдет Куинн на пользу.
   Ник, освободившись от чувства вины, настроился по-иному.
   — В чем дело?
   — Этот дом… — Билл говорил веско, как умудренный опытом, но полный сострадания викинг, — …это плохая мысль. Куинн живет там одна, а дом в любую минуту может рассыпаться на куски.
   — Мегги считает, что дом крепкий. — Ник вновь взялся за работу. — Я бы на твоем месте не волновался.
   — Откуда ей знать? — Билл покачал головой. — Мы просто обязаны забрать Куинн оттуда.
   Ник замер.
   — Билл, но ей нравится этот дом. Едва ли она согласится оттуда уехать.
   — Если бы ты не помог перевезти ее вещи… — начал Билл напряженно, почти злобно.
   — Разумеется, я помог ей. — Ник нахмурился. — Мы все помогали Куинн.
   — Помогли — и хватит. Это не доведет до добра. Люди уже начинают трепать языками — ну, те, которые не знают, что вы с Куинн как брат с сестрой. Неужели ты хочешь погубить ее репутацию?
   — Что ты несешь, черт побери?
   — Ты помогаешь ей переехать, и все начинают думать, что она одна из твоих… — Билл умолк, подбирая слово.
   — Ну? — с угрозой выдохнул Ник.
   — …подружек, — нашелся Билл. — Одна из тех девчонок, с которыми ты встречаешься.
   Ник умерил свой гнев.
   — Билл, мне плевать на то, что говорят люди. А если Куинн не плевать, она сама скажет мне, чтобы я отвалил. Я не видел Куинн с того дня, когда мы вселили ее в новый дом, и не собираюсь в ближайшее время наносить визиты. Если тебя волнует именно это, можешь успокоиться.
   Лицо Билла прояснилось.
   — Спасибо, Ник. Я знал, что ты меня поймешь.
   «Стало быть, ты знаешь больше моего», — хотел сказать Ник, но промолчал, глядя в спину удаляющегося Билла. На сегодня хватит и одного разговора с ним. А если вникнуть в суть разговора, хватит и на всю жизнь.
   Десять минут спустя кто-то постучал в заднюю дверь, и Ник подумал: «Опять? Только этого не хватало». Открыв дверь, он увидел Куинн с побелевшим от мороза лицом и, невзирая на все обещания, которые дал Биллу, так обрадовался, что едва не протянул к ней руки.
   — Что случилось? — нарочито беззаботным тоном осведомился он, стараясь держаться на расстоянии.
   Куинн, протиснувшись мимо него, вошла в мастерскую в сапожках с пряжками, джинсах и стеганой голубой парке, в которой она казалась огромной и неуклюжей. Куинн сейчас походила на клоуна, и он ничего не имел бы против этого, но его снедало желание узнать, что на ней под верхней одеждой. Однако, увидев выражение ее лица, Ник отогнал фривольные мысли.
   — Кэти увезли на живодерню. — Куинн была явно близка к истерике. — Я позвонила сообщить об ее исчезновении, но мне сказали, что я не могу забрать собаку, поскольку лицензия выписана на другого человека, а Кэти кого-то укусила. Ее собираются усыпить…
   — Подожди минутку. — Ник едва подавил желание положить руку ей на плечо. — Давай с самого начала. Как она оказалась на живодерне?
   — Не знаю. Ворота были заперты, и все же Кэти оказалась на улице, а теперь ее убьют.
   На лице Куинн был написан такой ужас, что Ника замутило.
   — Сегодня? — спросил он.
   Куинн покачала головой.
   — Точно не знаю. Я ездила туда, но мне сказали, что без владельца лицензии ничего сделать нельзя, а Билл велел им усыпить ее, потому что она покусала человека и вообще опасна. Кэти не отдадут мне, ведь лицензия выписана на Билла. Я, конечно, ему позвонила, но он не взял трубку. Может, Билл уже там и подписывает документ об усыплении, потому что ненавидит Кэти…
   — Кого она укусила? — Ник пытался уразуметь случившееся. Кэти не из кусачих собак.
   — Не знаю. Говорят, кто-то позвонил и сообщил, что собака бегает без присмотра, они поехали проверить и нашли Кэти. — Куинн сглотнула в жалкой попытке обрести спокойствие. — И теперь, когда она у них…
   — Проклятие! Поедем, потолкуем с ними. — Ник надел куртку, сознавая, что совершает огромную ошибку. Тем не менее он радовался, что Куинн опять рядом с ним.
   — Они отказали. — Ее голос дрогнул. — Я уже побывала там, но мне отказали. Даже не позволили увидеть Кэти.
   — Тогда мы будем уговаривать их, пока не позволят, — заверил ее Ник, не имея ни малейшего представления, как это сделать. Однако его слова прозвучали так убедительно, что Куинн улыбнулась.
   — Спасибо. Я знаю, от меня тебе одни неприятности, но без твоей помощи мне не обойтись.
   — Никаких неприятностей, — солгал Ник. — Едем спасать собаку.
 
   Грузовик благополучно преодолел путь до питомника, и у Ника выдалось несколько минут, чтобы поразмышлять о Куинн, сидевшей рядом. Оказаться с ней наедине в сумерках было невыразимо приятно, но потом Ник понял, что ему было бы столь же приятно находиться рядом с ней где угодно и именно потому он так старательно держал дистанцию. Разумеется, в этом Нику очень мешали мысли, часто посещавшие его в последнее время. Особенно связанные с ярким и пестрым нижним бельем Куинн. Ник прямо-таки воочию видел, как срывает с нее это белье, прежде чем повалить на огромную тахту…
   «Хватит, — сказал он себе. — Собака Куинн попала в беду. Куинн расстроена. Вожделеть ее в такую минуту может только отпетый мерзавец».
   Такой, как Ник Зейглер.
   Она протерла окно рукавом, и Ник попытался увидеть в ней прежнюю Куинн, такую, какой эта женщина была до тех пор, пока не заполнила целиком его мысли. «Это же Куинн», — твердил себе Ник, но слова утратили былую силу. Рядом с ним сидела Куинн, к которой он воспылал страстью.
   — Вот летний кинотеатр, питомник сразу за ним, — сказала Куинн, и ее негромкий встревоженный голос ударил ему в солнечное сплетение. «Это же Куинн», — вновь сказал он себе, и солнечное сплетение ответило: «Конечно. Чего же ты ждешь?»
   — Здесь поворот направо… вот он! — Куинн схватила Ника за руку. Притормаживая и паркуя грузовик у здания, Ник изо всех сил старался не думать о ней. Питомник казался вымершим, вокруг не было видно ни одной машины, и у Ника возникло дурное предчувствие, что говорить будет не с кем. Он посмотрел на часы на приборной доске. Пятнадцать минут седьмого. Поздновато.
   — Сиди здесь. — Ник выпрыгнул из кабины.
   — Еще чего, — отозвалась Куинн из-за его спины, и он с такой остротой ощутил ее близость, что с огромным трудом подавил желание повернуться и заключить Куинн в объятия.
   — Эгей! — крикнул Ник и постучал в дверь.
   — Все ушли, питомник закрыт, — сказала ему на ухо Куинн, и, ощутив тепло ее дыхания, Ник вздрогнул.
   Он толкнул дверь, но та была крепко заперта.
   — Ничего не выйдет, — заявил Ник, но Куинн потребовала:
   — Сломай дверь. Они забрали мою собаку.
   — Куинн, я не намерен ломать двери, особенно те, что принадлежат правительству. Возьми себя в руки.
   Но она посмотрела на него ореховыми глазами, которые в сумерках казались огромными, и Ник понял: он должен немедленно сделать что-нибудь, иначе набросится на нее.
   — Там моя собака.
   — Черт побери! — Ник двинулся в обход здания к той его части, где помещались клетки. Не меньше дюжины собак подскочили к решеткам, провожая Ника и Куинн злобным лаем. Кэти сидела в последней клетке.
   — О Господи! — Куинн подбежала к клетке и упала на колени. — Милая моя, мне так тебя жалко!
   Маленькая крыса и вправду выглядела донельзя жалостно. Она дрожала от холода, ее юркое тощее тельце прижалось к решетке в тщетных стараниях добраться до Куинн.
   — Ладно, — сказал Ник. — Завтра утром мы первым делом приедем сюда и…
   — Ее убьют, — отозвалась Куинн.
   — Но если мы приедем пораньше…
   — Нет, — отрезала Куинн. — Я не брошу Кэти.
   — Куинн, будь разумной… — начал было Ник, но она подняла голову и воскликнула:
   — Именно так сказал бы Билл! Но сейчас речь не о разуме, а о преданности и любви, о доверии и предательстве. Я не брошу свою собаку. Ее собираются убить!
   — И поэтому ты будешь сидеть здесь, пока не замерзнешь до смерти?
   — У тебя в грузовике есть одеяло. Оставь его мне.
   — Я не брошу тебя, — взорвался Ник. — За кого ты меня принимаешь?
   — Ну а я не брошу Кэти. Кем бы ты ни был, нас с Кэти двое.
   — А, черт! — Ник посмотрел на Куинн, непоколебимую и неотразимую, и перевел взгляд на Кэти, зябко жавшуюся к сетчатой решетке.
   Сам того не желая, он начал шевелить мозгами. Забор, высотой около шести футов, был ничем не защищен сверху. Как ни досадно, преодолеть его вполне возможно. Предприятие совершенно противозаконное, но осуществимое.
   — Все в порядке, — промолвила Куинн. — Оставь мне одеяло и возвращайся домой. Я понимаю, ты ничего не можешь поделать.
   Подумать только — когда-то эта женщина была тихой заводью в его жизни.
   — Ладно, — бросил Ник. — Я отправляюсь за грузовиком, а ты отойди от забора.
   — Я же сказала, что не оставлю Кэти.
   — Я тоже, но, чтобы вытащить ее оттуда, мне придется подогнать к ограде машину.
   Куинн замерла на месте от удивления.
   — Ты собираешься достать ее оттуда?
   — Либо спасти ее, либо мерзнуть тут вместе с тобой. Ты мне нравишься, но есть предел тем жертвам, которые я готов принести, лишь бы быть с тобой.
   «Да есть ли он, этот предел?»
   Куинн медленно поднялась на ноги.
   — Ты самый прекрасный мужчина во всей вселенной! — Она посмотрела ему в глаза с таким обожанием, что даже на морозе Ника обдало жаром. — Отныне я никогда и ни в чем тебя не упрекну. Клянусь!
   — Очень хорошо. Ради одного этого стоит сесть в тюрьму. А теперь отодвинься, а я схожу за машиной.
   Подогнав грузовик кузовом к забору, преодолеть это препятствие было совсем нетрудно. Куда сложнее оказалось подманить Кэти. Она забилась в дальний угол клетки, как только Ник спрыгнул на бетонный пол. Куинн звала собаку и уговаривала ее, пока та не вернулась к решетке, робкая, нерешительная, настороженная. Как только Ник взял собаку на руки, она облила его струйкой мочи.
   — Мне очень жаль, что так получилось, — извинилась Куинн, стоявшая в кузове грузовика. Ник протянул ей собаку, она взяла ее и сказала: — Ох, Кэти… — и прижала к себе. Ник с горечью подумал, что, пока он стоит за забором, дрожа в обмоченной куртке, собаку целуют и ласкают.
   — Ты заплатишь мне за это, — заявил он и взялся за край ограды, собираясь перебраться на другую сторону.
   — Я сделаю все, что хочешь, — отозвалась Куинн, и в голове Ника закопошились тысячи мыслей.
   Он едва успел спрыгнуть в кузов, когда из-за угла здания показалась патрульная полицейская машина.
 
   Дарла оскорбленно взирала на зеркало в ванной. Забудем о том, что тряпка, которую она нацепила, называлась «веселая вдова» — не самое лучшее предзнаменование в сложившихся обстоятельствах. Забудем о том, что тряпка из черного шелка царапалась, облегая груди так плотно, что те оттопырились кверху, будто подпертые палкой. Забудем о том, что прилагавшиеся к ней трусики оказались так узки, что их почти не было видно.
   Подумаем лучше о том, что в этой штуке она выглядит кровожадной, стервозной садисткой.
   Дарла подбоченилась — что не принесло ей ни малейшего облегчения, — бросая мысленный вызов своему отражению. «Удачное слово», — подумала она. Вызывающая, скандальная, властная стерва.
   Если Макс не проявит склонности к подчинению, ей конец.
   А может, нет.
   Дарла опустила руки и попыталась принять более миролюбивый вид, решив, что все дело в злости. Она злится, поскольку ей приходится прилагать невероятные усилия, чтобы соблазнить собственного мужа. Злится из-за того, что вынуждена надеть эту кошмарную тряпку, которая, как заверила ее Куинн, смотрится очень сексуально. «С Максом случится сердечный припадок, — сказала Куинн. — Если не возражаешь, я позаимствую эту штуку, если сумею прибрать Ника к рукам». Еще Дарлу злило то, что она должна приноравливаться к давним привычкам Макса, вспоминать, как он соблазнял ее в прежние времена.
   Макс был парень не промах. «Не вздумай лапать меня ниже пояса, — предупреждала его Дарла, твердо намеренная в этот раз быть пай-девочкой и не давать матери повода заподозрить ее в том, что она очутилась в неприятном положении. — Я серьезно, Макс». И Макс отвечал: «Ага». Он целовал ее, и прикосновения его рук были такими жаркими, что Дарла обмякала всем телом, и уже минуту спустя они целовались взасос, их руки бродили где вздумается, Макс приговаривал: «Тебе понравится», — и Дарла соглашалась на все…
   — Макс! — Дарла открыла дверь ванной, собираясь выйти в спальню. — Подойди сюда на минутку.
   Итак, все пошло не по плану. Дарла тщетно пыталась припомнить, в чем этот план состоял, но на самом деле хотела вспоминать лишь одно — какие ощущения доставляли ей прикосновения его рук…
   — Что? — спросил Макс.
   Он появился в дверях спальни, держа в руке иллюстрированный спортивный журнал. Мгновение спустя легкое неудовольствие на его лице сменилось ужасом.
   — Святой Иисусе! — пробормотал он.
   — Христос здесь ни при чем, — заметила Дарла. — Это языческий наряд. Мы отправляемся в преисподнюю. Попробуем выжать из этого путешествия все, что возможно.
   Она подошла к мужу, и тот, выронив журнал, машинально положил ладони ей на талию. Пояс Дарла затянула туже обычного, талия стала тоньше, отчего прикосновения его рук казались на редкость чувственными, и она поцеловала Макса, прижимаясь к нему бедрами.