Кук Робин. Кома

   Сьюзен глотнула Гранд Марнье. Густая жидкость скользнула ей в горло, по ногам начало подниматься тепло. Она глубоко вздохнула и ощутила, что взлетает.
   – Очень трудно, наверно, быть студенткой медицинской школы, – продолжал Беллоуз, – даже если не создавать дополнительных помех.
   Сьюзен подняла голову и взглянула на Беллоуза. Он пристально смотрел на огонь.
   – А точнее, что ты подразумеваешь под этим утверждением? – спросила Сьюзен с внезапно появившейся резкостью в голосе. Беллоуз задел чувствительную область.
   – Только то, что сказал. – Беллоуз не отрывал взгляда от огня. Танцующие языки пламени поглотили его внимание. – Я только думаю, что это особенно трудно – быть женщиной и обучаться в медицинской школе. Я никогда не думал над этим, пока ты не заставила меня поразмыслить над другим объяснением поведения Гарриса. Сейчас чем больше я думаю над этим, тем больше убеждаюсь, что прав, потому что... ну, если честно, я не могу сказать, что я сам реагировал на тебя как на обычного студента. Как только я увидел тебя, я реагировал на тебя как на женщину, может быть, немного как подросток. Я подразумеваю, что я считаю тебя очень привлекательной – не соблазнительной. – Беллоуз быстро добавил два последних слова и повернулся, чтобы посмотреть, как Сьюзен оценила его ссылку на их разговор в кафетерии.
   Сьюзен улыбнулась. Желание защищаться, возникшее после первых слов Беллоуза, растаяло.
   – Вот почему я так по-дурацки реагировал, когда ты вошла в раздевалку вчера и застала меня в трусах. Если бы я подходил к этому асексуально, я бы не пошевелился. Но очевидно, что это было не так. Во всяком случае, я думаю, большинство твоих преподавателей и инструкторов реагировали на тебя сначала как на женщину, а потом как на учащуюся в медицинской школе.
   Беллоуз снова перевел взгляд на огонь. В этот момент он напоминал кающегося грешника на исповеди. Сьюзен почувствовала волну теплого чувства к нему, поднимающуюся в ней. Она вновь ощутила потребность дружески обнять его. Сьюзен была очень земным человеком, хотя и не выказывала своих чувств очень часто, особенно с тех пор, как занялась медициной. Еще до того, как поступать в медицинскую школу, Сьюзен решила, что физические аспекты ее личности должны быть подавлены, если она будет медиком. Поэтому и сейчас, вместо того, чтобы потянуться к Марку, она отхлебнула Гранд Марнье.
   – Сьюзен, ты настолько заметна в любой группе, что если ты не придешь на мою лекцию, мне придется отчитываться за тебя.
   – Роскошь анонимности, – начала Сьюзен, – всегда была не для меня в медицинской школе. Я понимаю, что ты говоришь, Марк. Но я чувствую, что мне нужен еще один день. Еще один. – Сьюзен подняла палец и кокетливо склонила голову. Затем рассмеялась, – Ты знаешь, Марк, очень утешительно слушать, как ты рассуждаешь о том, что трудно быть студенткой, потому что так оно и есть. Некоторые девочки из моего класса отрицали это, но они обманывали самих себя. Они пользовались одним очень старым и самым простым способом обойти проблему – говорили, что ее просто нет. Но она есть. Я помню цитату из сэра Вильяма Ослера. Он говорил, что существуют три класса человеческих существ: мужчины, женщины и женщины-врачи. Я смеялась, когда читала это в первый раз. Сейчас я больше не смеюсь. – Несмотря на это, феминистское движение все еще рассиживается на образе дурочки с широко открытыми глазами и прочей галиматье. Как только женщина проникает в область, где требуется капелька конкуренции и агрессивности, мужчины приклеивают ей ярлык кастрирующей суки. А если она отступает, ведет себя пассивно, ей говорят, что она не соответствует требованиям конкуренции. Поэтому приходится принуждать себя идти на компромисс, болтаясь где-то посередине, что очень трудно, так как чувствуешь себя все время как на экзамене, не как личность, а как представительница женщин вообще.
   После этих слов воцарилось молчание, каждый переваривал, что ему сказали.
   – Что меня раздражает больше всего, – продолжала Сьюзен, – это что проблем все больше, а не меньше, чем дальше я углубляюсь в медицину. Я не представляю, как это женщины управляются с работой и семьей. Им всегда приходится все время извиняться за то, что они уходят рано с работы, и извиняться за то, что приходят поздно домой. Я считаю, когда мужчина работает допоздна, проблем нет, он для этого и создан. Но женщина-врач – ее роль так расплывчата. Общественные нравы и правила поведения для женщин делают ее очень трудной. Как тебе удалось заставить меня об этом говорить? – внезапно спросила Сьюзен, удивившись горячности, с которой она говорила.
   – Ты только согласилась с моим тезисом, что быть студенткой очень трудно. А как насчет согласия с последней частью, о том, что не надо создавать дополнительных помех?
   – Черт, Марк, не подталкивай меня прямо сейчас. Ты же сам понимаешь, что раз уж я ввязалась в это дело, то должна его как-то разрешить. Может, это как раз связано с экзаменом для женщин. Бог мой, мне бы так хотелось утереть нос этому Гаррису! Если бы я увидела Бермана еще раз, я смогла бы отказаться от этого, сохранив лицо, или... лучше сказать, доверие к себе или представление о себе. Но давай поговорим о другом. Ты не возражаешь, если я тебя обниму?
   – Я возражаю? – Беллоуз быстро сел, взволновавшись. – Нисколько.
   Сьюзен наклонилась к нему и обняла с силой, которая удивила ее саму. Инстинктивно его руки обвились вокруг нее, и он подумал, какая тонкая у нее талия. Бессознательно он похлопал ее, как бы утешая. Она откинулась назад.
   – Я надеюсь, ты не боишься, что я икну.
   Несколько мгновений они изучали друг друга в свете огня. Затем их губы нашли друг друга, сначала робко, потом со страстью, и, наконец, самозабвенно.

Среда, 25 февраля
5 часов 45 минут

   Оглушительный звон будильника взорвал темноту, воздух в комнате вибрировал от пронзительных звуков. Сьюзен, вырванная грохотом из глубокого сна, подскочила и села на кровати. Сначала она подумала: "Интересно, почему мои глаза не открываются?", но потом сообразила, что глаза открыты, но ничего не могут видеть в глубокой темноте, царящей в комнате. Несколько секунд она не могла понять, где находится. Ею владело единственное желание найти этот будильник и прихлопнуть ужасный дребезжащий звон.
   Вдруг, так же внезапно, как и начался, грохот будильника прекратился с металлическим щелчком. В этот момент Сьюзен осознала, что она не одна. События предыдущего дня пронеслись перед ее мысленным взором, и она вспомнила, что все еще находится в квартире Марка. Она снова плюхнулась на спину, натягивая на себя одеяло, чтобы прикрыть наготу.
   – Ради Бога, что это за шум? – спросила Сьюзен в темноту.
   – Это будильник. Я предполагаю, тебе знаком этот предмет, – произнес голос рядом с ней.
   – Будильник. Марк, сейчас же еще середина ночи.
   – Черта с два. Уже полшестого, пора выкатываться.
   Марк откинул одеяло и поставил ноги на пол. Затем включил лампу возле кровати и принялся тереть глаза.
   – Марк, у тебя крыша поехала. Пять тридцать, Господи, – голос зазвучал невнятно, так как Сьюзен засунула голову под подушку.
   – Я должен посмотреть своих больных, перехватить что-нибудь поесть и быть готовым к обходу в шесть тридцать. Операции начинаются ровно в семь тридцать. – Марк встал и потянулся. Не обращая внимания на свою наготу и холод, стоящий в комнате, он отправился в ванную.
   – Ваш хирургический мазохизм превосходит всякое воображение. Почему бы вам не начинать работу в какое-нибудь более приличное время? Почему в семь тридцать?
   – Всегда было в семь тридцать, – сказал Беллоуз, притормаживая в дверях.
   – Отличная причина. В семь тридцать, потому что всегда было в семь тридцать. Боже, такие аргументы типичны для медицины. Половина шестого утра. Черт, Марк, почему ты меня не предупредил, когда приглашал остаться на ночь вчера? Я бы вернулась в общежитие.
   Беллоуз вернулся к кровати и сверху посмотрел на холмики, обозначающие лежащее под одеялом тело Сьюзен. Подушка все еще находилась на ее голове.
   – Если бы ты относилась к своему хирургическому циклу посерьезней, мне не пришлось бы говорить тебе, что это обычный модус операнди. Пора вставать, прекрасная королева.
   Беллоуз схватил кончик шерстяного одеяла и сильным рывком сорвал его со Сьюзен. Ее тело обнажилось, только голова оставалась скрытой под подушкой.
   – Милосердия, – подпрыгивая, закричала Сьюзен. Она вырвала одеяло, обернула его вокруг себя наподобие кокона, а затем повалилась обратно в кровать.
   – Но сегодня первый день твоей новой жизни. Ты ведь собиралась стать нормальной студенткой медицинской школы.
   Этот призыв к войне заставил Сьюзен еще плотнее завернуться в кокон.
   – Мне нужен еще один день, только один. Ну же, Марк, только один. Ты ведь способен понять, как это важно для меня. Если я не получу сегодня истории болезни, а я думаю, что не получу, то все кончится. И кроме того, если я повидаю Бермана, я, может быть, брошу все это. Тогда у тебя будет нормальная студентка медицинской школы. Но мне нужен еще один денечек.
   Беллоуз отпустил одеяло. Сьюзен упала на спину, одна ее грудь обнажилась, как у амазонки.
   – Ладно, еще один день. Но если Старк будет сегодня на обходе, он узнает, что ты прогуливаешь. Я не смогу сочинить какую-нибудь правдоподобную байку. Надеюсь, ты понимаешь это?
   – Ну, сымпровизируй что-нибудь, всемогущий хирург. Я уверена, ты сможешь придумать хоть что-то.
   – Сьюзен, я только смогу сказать, что говорил тебе о том, что ты должна ходить на обходы.
   – О'кей, делай как знаешь. Но я смогу посвятить еще один полный день этому расследованию. Я слишком много усилий уже в это вложила.
   Сьюзен уютно устроилась в теплой кровати. Она еще услышала, как в ванной зашумел душ. И еще успела подумать, что следовало бы дождаться, пока Беллоуз выйдет из ванной.

* * *

   Когда Сьюзен проснулась второй раз, было уже совсем светло. Резкие порывы ветра ударяли в оконные стекла, осыпая их каплями дождя, стучавшими подобно падающим на стекло рисинкам. Направление ветра за ночь сменилось с северо-западного на восточное, что было нетипично для Бостона. Благодаря теплу от Гольфстрима, температура поднялась чуть выше нуля, поэтому снежинки долетали до земли уже в виде мелких капель. Пассажиры городского транспорта вздохнули с облегчением, а лыжники огорчились.
   Сьюзен с трудом заставила себя поверить, что часы, показывающие почти девять утра, не врут. Беллоуз принял душ, оделся и тихо вышел, чтобы не разбудить ее. Сьюзен изумилась этому, потому что ее сон был обычно очень чуток. Она проверила ванную и гостиную, ища малейшего признака присутствия Беллоуза. Ничего, она была одна.
   Сьюзен нашла чистое полотенце, потом принялась тщательно мыться, с теплотой вспоминая события предыдущей ночи. Беллоуз оказался гораздо более нежным и неутомимым любовником, чем Сьюзен могла ожидать. Она осталась совершенно довольна, хотя питала серьезные сомнения относительно того, будут ли продолжаться их отношения дальше. Приверженность Беллоуза хирургии казалось настолько всепоглощающей, что все его остальные увлечения отходили на второй план, как маловажные хобби.
   В холодильнике Сьюзен нашла сыр и апельсин. Запивая тост соком, она перелистывала страницы телефонного справочника. Удостоверившись, что ничего не забыла, Сьюзен покинула квартиру Беллоуза, тщательно заперев за собой дверь. День обещал быть очень хлопотным.
   Дождь уже немного утих к тому времени, когда Сьюзен оказалась на улице. Погода не собиралась улучшаться, но так хоть было не так противно ходить под открытым небом. Сьюзен повернула налево к Маунт Вернону и пошла в направлении здания законодательного органа штата – Стейт Хауза. Она пересекла северный конец района Бостон Коммон и попала в район магазинов в деловой части города.
   Продавец в розничном магазине компании "Бостон Юниформ" подумал, что Сьюзен – самая ранняя и скоропалительная покупательница из всех юных девушек, приходивших сюда покупать униформу медицинской сестры. Она оказалась совершенно безразличной к разнообразным фасонам этой простой белой одежды. Сьюзен сказала, что ей нужен десятый размер, а фасон для нее неважен.
   – У нас здесь есть одна модель, которая может вам понравиться, – попытался заинтересовать ее продавец, принося образец формы.
   Сьюзен взяла форму, приложила к себе и посмотрела в зеркало.
   – Примерочные находятся там сзади, если вам захочется посмотреть эту модель на себе.
   – Я беру ее.
   Продавец остался с разинутым ртом от скорости, с которой совершилась покупка.
   Дождь снова вяло зарядил, когда Сьюзен шла вверх по Вашингтон-стрит, направляясь к административному центру города. Едва она дошла до пешеходной части города, выложенной кирпичом, рядом с супергеометрическими архитектурными формами Сити Холла, как ветер принес в город еще одну нагруженную влагой тучу. Дождь припустил всерьез, и Сьюзен бросилась бежать в укрытие.

* * *

   Девушка из информационного киоска сказала Сьюзен, что строительный департамент находится на восьмом этаже. Его было легко найти. Гораздо труднее было добиться там осмысленной информации. Сьюзен пришлось прождать двадцать пять минут возле главной приемной, чтобы услышать, что она попала не туда. Подобное случилось еще два раза, прежде чем ее направили вглубь одного огромного зала. Там она прождала еще четверть часа, несмотря на то, что была единственной посетительницей. Позади стойки стояли пять столов, три из них были заняты двумя мужчинами и одной женщиной. Двое мужчин, похожих как два близнеца, с одинаковыми большими красными носами, в похожих очках с пластмассовой оправой и безвкусных галстуках, были заняты тем, что изощрялись в раздраженных нападках на "Патриотов". У женщины была прическа мышиного цвета, вызывающая в памяти шестидесятые годы, и шокирующе красная помада на губах, совершенно скрывавшая естественный рисунок рта. Она была полностью поглощена карманным зеркальцем, рассматривая свое лицо под всевозможными углами.
   Низенький мужчина случайно наткнулся глазами на Сьюзен и пришел к выводу, что она не исчезнет, если на нее не обращать внимания. Он встал, походил без цели, наконец, подошел к перегородке и вынул сигарету изо рта. При этом немного пепла с кончика сигареты свалилось на его галстук. Он раздавил окурок в дешевой переполненной металлической пепельнице.
   – Что я могу сделать для вас? – спросил сей бюрократ, мельком посмотрев на Сьюзен. И повернулся, не дождавшись ее ответа. – Эй, Гарри, я вспомнил. Что ты собираешься делать с запросом GRI 5? Помнишь, он был зарегистрирован как срочный и попал в твой ящик два месяца назад? – Затем он снова посмотрел на Сьюзен. – Ну что ж, милочка? Дай, я сам догадаюсь. Ты хочешь пожаловаться на своего квартирного хозяина. Правильно, ты обратилась как раз по адресу.
   Он снова отвернулся к своему коллеге:
   – Гарри, если ты собираешься пойти за кофе, захвати мне одинарный и по-датски. Я тебе потом заплачу. – Затем его красные глаза обратились на Сьюзен. – Ну же...
   – Я бы хотела посмотреть поэтажный план одного здания – института Джефферсона. Это относительно новый госпиталь в южной части Бостона.
   – План. А зачем вам план? Сколько вам лет, пятнадцать?
   – Я студентка медицинской школы и интересуюсь планировкой и устройством больниц.
   – Такой ребенок! Глядя на вас, не скажешь, что вы способны интересоваться хоть чем-то. – Он противно захихикал.
   Сьюзен закрыла глаза, проглатывая уже готовый резкий ответ.
   Государственный муж направился к стеллажу с огромными томами.
   – А в каком это шкафу? – спросил он с видимой скукой.
   – Не имею ни малейшего представления.
   – Ладно, – сказал мужчина, делая поворот кругом. – Тогда сначала нужно выяснить, в каком это шкафу.
   Маленькая книжка на стойке сообщила им требующуюся информацию.
   – Шкаф 17.
   С нарочитой медлительностью он повернулся к стеллажу с огромными томами. Из бокового кармана он вытащил смятую пачку сигарет и сунул незажженную сигарету в рот. Несколько раз ошибившись, он, наконец, извлек каталог шкафа номер 17. Остальные книги были сметены прочь. Откинув крышку тома, он послюнил указательный палец. Затем принялся с сухим щелканьем перелистывать страницы, облизывая палец желтым от табака языком каждые пять страниц. Найдя ссылку, он списал несколько цифр на клочок бумаги. Поманив Сьюзен следовать за собой, он пошел вдоль длинного ряда наполненных папками шкафов.
   – Гарри! – вновь воззвал бюрократ, по дороге продолжая разговор с коллегой; незажженная сигарета дергалась вверх вниз в углу его рта. – Перед тем, как спуститься вниз, позвони Гроссеру и выясни, будет ли Лестер сегодня. Кому-нибудь придется заняться регистрацией этого дела, которое лежит у него; если он не придет, это будет подольше, чем твой GRI 5.
   Найти правильный выдвижной ящик и вытащить большой пакет планов было уже совсем простым делом.
   – Вот вы где, цветики. Вон в той комнате за перегородкой есть ксерокс, если вам надо. Он оплачивается десятицентовыми монетами. – Он махнул в нужном на правлении незажженной сигаретой.
   – Может быть, вы покажете мне, какие из этих планов – планы этажей? – сказала Сьюзен вытащив из папки ее содержимое.
   – Вы интересуетесь планировкой больниц и не знаете, как выглядят планы этажей? Боже мой. Вот планы этажей... цокольный этаж, первый этаж и второй этаж. – Он зажег сигарету от карманной зажигалки.
   – Как расшифровываются эти аббревиатуры?
   – Господи, здесь же все есть прямо в нижнем углу. ОП означает операционные, П – палаты, Комп К – компьютерную комнату и так далее, – мужчина тыкал пальцами с раздражительным нетерпением.
   – А ксерокс?
   – Вон там. Разменный аппарат висит на стене. Когда вы закончите с планами, просто положите их в металлический ларь на стойке.
   Сьюзен тщательно отксерокопировала поэтажные планы и фломастером пометила помещения на копии. Затем она отправилась в Мемориал.

* * *

   Сьюзен вошла в Мемориал через главный вход. Был одиннадцатый час. Неизбежные толпы посетителей уже наводнили холлы. Все места, пригодные для сидения, были заняты людьми всех возрастов, ждущих, ожидающих чего-то. Не было людей, ищущих приема в поликлинике или в отделении скорой помощи. Были люди, ожидавшие выписывающихся или поступающих родственников, были выписавшиеся пациенты, ожидавшие, когда за ними приедут забрать их домой. Разговоров почти не было, никто не улыбался. Все люди были как разделенные океаном острова, объятые трепетом перед госпиталем и совершавшимися в нем таинствами.
   Плотная толпа преградила Сьюзен дорогу, и ей пришлось пробиваться сквозь нее. Пластиковые буквы сообщали: "Неврологическое отделение, Беард-2". Сьюзен отправилась в лифтовой холл и здесь вместе с толпой принялась ждать лифта. Человек, стоявший рядом с ней, повернулся, и Сьюзен отпрянула от трудно скрываемого ужаса. Глаза мужчины – или это была женщина? – были окружены синими кругами кровоизлияний. Нос был раздут и перекошен, из ноздрей торчали тампоны. Несколько проволочек выходили из носа и были приклеены пластырем к щекам. Выглядело это существо как монстр. Сьюзен старалась не отрывать взгляда от лифтового указателя, чувствуя себя неподготовленной к больничному вернисажу.
   Доктор Дональд Мак-Лири был одним из самых молодых полноправных членов врачебного персонала отделения неврологии, и из-за вечной нехватки места ему не предоставили персонального кабинета на одиннадцатом этаже. Сьюзен пришлось пешком подняться на двенадцатый этаж, пока она не нашла табличку с надписью: "Доктор Дональд Мак-Лири", выведенной черными буквами. Она открыла дверь и проскользнула в крошечную приемную. Дверь нельзя было открыть настежь, так как этому мешал шкаф с папками. Стол средних размеров казался великаном в такой маленькой комнате. Сидящая за ним пожилая секретарша подняла на Сьюзен глаза. Толстый слой грима, включающего румяна, помаду и искусственные ресницы, покрывал ее лицо. Полностью обесцвеченные волосы были уложены в прилизанные кудельки. Одета она была в облегающий розовый брючный костюм, бугрящийся ненатуральными выпуклостями.
   – Извините, доктор Мак-Лири у себя?
   – Да, у себя, но он занят, – секретарша была раздражена этим вторжением. – Вам назначено прийти?
   – Нет, но я только хотела задать ему один маленький вопрос. Я студентка медицинской школы, у меня сейчас цикл по хирургии в Мемориале.
   – Я спрошу доктора.
   Секретарша встала и обвела Сьюзен взглядом с ног до головы. Оценив гибкую фигуру Сьюзен, она еще больше разозлилась и прошла во внутренний кабинет, дверь в который находилась справа от Сьюзен. Оставшись одна, Сьюзен огляделась в поисках историй болезни, за которыми пришла.
   Почти сразу же женщина вернулась, села за свой стол, вставила в печатную машинку лист бумаги и напечатала несколько строк. Только потом она посмотрела на Сьюзен.
   – Вы можете войти. Он сказал, что у него есть немного времени для вас.
   И секретарша возобновила свою работу, не дожидаясь ответа Сьюзен. Отпустив про себя несколько подходящих эпитетов в ее адрес, Сьюзен открыла дверь и вошла во внутренний кабинет.
   Беспорядок в офисе доктора Мак-Лири навевал воспоминания о кабинете доктора Нельсона, здесь тоже громоздились беспорядочные стопки журналов и бумаг. Некоторые из этих стопок давно развалились, и никто, видимо, не сделал попытки их подправить.
   Доктор Мак-Лири был худым серьезным мужчиной с глубокими бороздами на скулах. Между острым большим носом и подбородком помещался маленький ротик, который сухо поджался, едва доктор Мак-Лири разглядел Сьюзен сквозь стекла очков и нахмуренные густые брови.
   – Сьюзен Уилер, я полагаю? – сказал доктор Мак-Лири без тени теплоты в голосе.
   – Да, – Сьюзен была изумлена, что он знает ее имя. Она не могла понять, было ли это благоприятным признаком или нет.
   – Вы пришли сюда по поводу тех десяти историй болезни, которые хранятся у меня? – доктор Мак-Лири слегка повернулся и махнул рукой в сторону большой пачки больничных историй в книжном шкафу.
   – Десять. Это все, что у вас есть?
   – Десяти для вас недостаточно? – саркастически спросил доктор Мак-Лири.
   – Нет. Я только думала, что их должно быть больше. Это все истории коматозных больных?
   – Возможно. И что вы скажете, если так?
   – Я не знаю. Доктор Старк сказал мне, что эти истории сейчас у вас, и я подумала, что я могла бы зайти и спросить вас, можно ли на них взглянуть или помочь вам сделать выписки их них.
   – Молодая леди, я невропатолог с достаточным образованием и опытом. Моя специальность – неврология, и я проверяю те многочисленные диагностические процедуры, которые производились этим больным ординаторами нашего отделения. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
   – Я и не хотела сказать, что вам нужна помощь, доктор Мак-Лири, и меньше всего в вашей профессиональной области. Я хочу сказать, что я не знаю почти ничего о неврологии. Но все эти больные столкнулись с трагедией, очень похожей на смерть, и есть что-то странное во всем этом деле. Я думаю, что эти случаи следует рассматривать в общей связи скорее, чем каждый по отдельности.
   – И вы думаете, что будете тем человеком, который займется этим.
   – Ну, кто-то должен же этим заняться.
   Мак-Лири сделал паузу, и у Сьюзен возникло нехорошее ощущение, что разговор быстро начинает приобретать неблагоприятный оборот.
   – Так, разрешите мне сказать вам следующее, – продолжил доктор Мак-Лири со сталью в голосе. – Проблемы такого уровня сложности в настоящее время находятся далеко вне уровня вашей компетенции. Кроме того, вашими усилиями уже вызвано непропорциональное количество неприятностей в госпитале. И вы становитесь скорее помехой, чем помощью. А сейчас я попрошу вас сесть, – Мак-Лири указал на один из стульев, стоящих перед его столом.
   – Прошу прощения? – Сьюзен поняла все слова, но тон привел ее в замешательство. Мак-Лири не просил, он приказывал.
   – Я говорю, сядьте! – гнев в его голосе сейчас послышался совершенно явственно.
   Сьюзен села на единственный стул без довеска в виде стопки журнальных статей.
   Мак-Лири поднял телефонную трубку и набрал номер. Он сверлил Сьюзен взглядом немигающих, похожих на бусинки, глаз. Рот был с силой сжат, пока он ждал, когда его соединят.
   – Офис главного администратора, пожалуйста... Я хочу говорить с Филипом Ореном.
   Потянулась долгая пауза. Выражение лица доктора Мак-Лири не менялось.
   – Мистер Орен, это доктор Мак-Лири. Вы совершенно правы. Она сейчас сидит передо мной... Истории? Конечно нет, вы шутите... Хорошо... Отлично...
   Мак-Лири повесил трубку, все еще глядя в упор на Сьюзен. Сьюзен, как ни старалась, не могла заметить даже искры человеческого выражения на его лице. Она подумала, что он вполне достоин своей секретарши. После тягостного молчания, Сьюзен начала приподниматься со стула.