Страница:
Закаркала, насмехаясь над всеми нами, ворона. Я поленился швырнуть в
нее камнем. Над стенами стоял туман. Прошел мелкий, моросящий дождик. Затем
на юге над холмами засверкали молнии. Весь день было жарко и влажно, и вот к
вечеру разразилась жесточайшая гроза.
Не слишком хороша такая ночь для штурма высоких стен. Для обороны оных,
впрочем, тоже.
Однако мне было почти жаль этих придурков внизу.
Шандал с Рыжим наконец одолели подъем с улицы. Оба, кряхтя, тащили
тяжелые кожаные мешки.
- Стар я уже для такой работы, - пробурчал Шандал.
- Зато, если подействует, у всех нас появится шанс состариться.
Оба привалились к зубцам, переводя дух, а затем швырнули свои мешки в
темноту. Там принялись ругаться по-тенеземски.
- Будете знать, идиоты, - огрызнулся Рыжий. - Валите домой, дайте
поспать.
Землю на стены таскала вся Старая Команда.
- Да я знаю, знаю, - отвечал мне Шандал. - Но - что толку от жизни,
если и жить-то устал?
Если вы читали Летопись, то знаете, что наша братия с самого начала не
перестает это говорить. Я только пожал плечами. А что я такого
вдохновляющего мог сказать? Обычно и не пытаешься искать объяснений, что да
почему, а просто берешь - и делаешь.
- Гоблин тебя ищет, - буркнул Шандал. - Но мы тебя тут спрячем.
Рыжий заорал вниз на ломаном тенеземском:
- Эй, я понимаю, чего вы там бормочете! Я кашлянул. Хоть и была моя
вахта, я мог уйти, если бы захотел. Могаба больше и не пытался
контролировать Старую Команду. Мы свое дело делали - удерживали плацдарм. Мы
просто не разделяли его представлений о том, каким положено быть Черному
Отряду. Но если этот Хозяин Теней со своими клоунами когда-нибудь решит
свалить восвояси, предстоит крепкая проба сил.
- Где он?
- Под Тремя, - показал он на пальцах. Мы часто пользовались языком
глухонемых, когда приходилось говорить о делах на открытом месте. Ни мыши,
ни вороны его не понимали. И - ни один из людей Могабы. Я снова кашлянул.
- Скоро вернусь.
- Ага.
Я сошел вниз по крутой, скользкой лестнице, превозмогая боль мускулов,
протестовавших против переноски мешка с землею на обратном пути.
Что же такого Гоблину от меня могло понадобиться? Наверное, обсудить
какой-нибудь пустячный вопрос. Коротышка, подобно своему одноокому дружку,
избегает принимать на себя какую бы то ни было ответственность.
Старой Командой, в общем, руковожу я - у всех остальных нет желания
утруждаться.
***
Мы обосновались в высоких кирпичных строениях неподалеку от стены, к
юго-западу от северных, единственных незабаррикадированных, ворот. И с
первого часа осады продолжали укреплять позиции.
Могаба мыслит наступательно. Он не верит, что войну можно выиграть,
отсиживаясь за стенами. Он желает встретить тенеземцев на стене, отбросить
назад, затем вырваться наружу и перебить их. Он затевает упреждающие рейды и
отвлекающие атаки, дабы держать противника в нервном напряжении. Он не готов
к тому, что тенеземцы могут проникнуть в город в значительном количестве,
хотя каждый раз они оказываются по нашу сторону стены прежде, чем мы сможем
в достаточной мере сосредоточиться и заставить их отступить.
Наступит день и час, когда дела пойдут не так, как хотелось бы Могабе.
Когда-нибудь людям Тенекрута удастся захватить ворота. И тогда мы увидим
настоящие уличные бои. Это неизбежно.
Что ж, Могаба, Старая Команда готова к этому. А ты?
Мы-то станем невидимками. Ваше Высокомерие. Мы в такие игры уже играли.
Мы читали Летопись. Мы будем призраками, несущими смерть. Надеюсь.
Тени - вот в чем проблема. Что они уже узнали? И что еще смогут узнать?
Эти негодяи названы Хозяевами Теней не только за любовь к темноте...
Все входы в помещения Отряда, за исключением трех потайных дверей, были
заложены кирпичом. Как и все наружные окна ниже третьего этажа. Коридоры и
дымоходы превращены в лабиринт смертоносных ловушек. До трех действующих
входов можно добраться, лишь вскарабкавшись по лестницам, простреливающийся
по всей протяженности. Нам огонь большей частью не страшен - где смогли,
обеспечили свою безопасность.
От бездеятельности в дни осады Отряд не страдает. Даже Одноглазый
работает. Если только ему не удается спрятаться от меня.
Пройдя потайным ходом, известным лишь Старой Команде, воронам с
летучими мышами. Теням, соглядатаям нюень бао да любому нару, сумевшему
проследить за нашим обиталищем с северного барбикена, я скатился по
лестничным пролетам вниз, в подвал, где подле одинокого, маленького
светильника подремывал Бадья. Хоть я и старался идти неслышно, веко его
дрогнуло. На оклик он дыхания тратить не пожелал. Позади него к стене был
прислонен ветхий, расшатанный шкаф с криво висящей на одной петле дверцей.
Осторожно отворив дверцу, я скользнул внутрь.
Всякий пробравшийся сюда найдет лишь шкаф, заполненный весьма
ограниченными запасами провизии.
Шкаф этот ведет в туннель, который соединяет все наши помещения. В
одном из них спали среди устрашающего беспорядка и вони медвежьей берлоги
еще несколько человек. Здесь я пошел медленнее, пока меня не признали.
Будь я чужим, был бы не первым из тех, кто никогда не вернется из этих
подземелий.
Теперь я добрался до мест, по-настоящему секретных.
Новый Штормгард вырос поверх старого Джайкура. И на снос старого города
сил впустую не тратили. Множество первоначальных построек оказались в
превосходном состоянии.
Там, где никому не пришло бы в голову искать, мы выкопали обширный
лабиринт. И лабиринт этот становился просторнее с каждым мешком земли,
отправлявшимся на стену или использованным в прочих наших задумках. Однако
муравейник наш уютным не назовешь. Требуется сила воли, чтобы спускаться во
тьму и сырость наших коридоров, где воздух еле движется, свечи едва тлеют и
всегда имеется шанс, что в любом темном углу затаилась визжащая смерть.
К подобной обстановке невозможно привыкнуть.
Ведьмак, Масло, Гоблин с Одноглазым и я прошли через такое прежде, на
Равнине Страха, где, кажется, пять тысяч лет прожили в земле, точно
барсуки...
- Клетус, где Гоблин?
Клетус - один из трех братьев, возглавляющих наши инженерные службы и
артиллерию.
- За углом. В следующей комнате. Клетус, Лофтус и Лонжинус - настоящие
гении. Это они рассчитали, как по дымоходам построек наверху подавать воздух
в самые глубокие туннели, медленно пропускать его по ним, а затем, по другим
дымоходам, выводить наружу. Простая инженерия, однако для меня - словно
волшебство. Ток пригодного для дыхания воздуха, пусть медленный и не слишком
чистый, исправно служит нам. Хотя сырости и вони от этого не меньше. Гоблин
держал светильник, освещая стену, на чисто выскобленные камни которой
Лонжинус нашлепывал известковый раствор, примерно на уровне глаз.
- Что стряслось, Гоблин?
- Дождь этот поганый наверху.
- Ну да. Боги где-то выхлебали реку, а теперь сюда отливают. И что с
того?
- У нас тут около тысячи протечек.
- Что, так плохо?
- Может статься. Дренажа - никакого. Мы сейчас - глубже некуда, если
только с Двадцатым туннелем дела не пойдут на лад.
- По-моему, проблема - чисто инженерная.
- Ну да, - подтвердил Лонжинус, разравнивая раствор. - Клет это
предвидел. Мы с самого начала работали над водонепроницаемостью. Беда в том,
что никак не проверить, все ли в порядке, пока не задождит как следует.
Счастье еще, что такого во время сезона дождей не случилось. Три дня
подобного ливня - и затопит нас тут, к чертям.
- Вы ведь справитесь? Лонжинус пожал плечами.
- Постараемся, Ворчун. Это - все, что мы можем сделать.
В общем, от меня здесь толку мало.
- За этим ты меня и искал? Проблема, даже по Гоблиновым меркам, была
слишком уж незначительной.
- Не только. Лонго, ты ничего не слышишь, С этими словами человечек с
лягушачьей физиономией проделал тремя пальцами левой руки замысловатый жест.
Меж пальцев его что-то едва уловимо замерцало, и Лонжинус вернулся к работе,
словно совершенно оглох.
- Настолько важно, что его требовалось вырубать?
- Болтлив он. Худого, конечно, не желает, просто помимо воли повторяет
все, что слышал.
- Да еще от себя приукрашивает. Знаю. Хорошо. Говори.
- С этим Хозяином Теней что-то произошло. Он изменился. Мы с Одноглазым
полагаем, что около часа назад. Он просто-напросто скрывает это от нас.
- Что?
Гоблин склонился поближе ко мне, словно бы Лонжинус мог подслушивать.
- Он в добром здравии, Мурген. Он почти поправился. Ему просто нужно
было стать на ноги прежде, чем они оба двинутся на нас. Мы также полагаем,
что свою перемену он прячет больше от дружка Длиннотени. Нас-то он не так
боится.
Я так и замер, вспомнив вдруг странное, творившееся сегодня - прямо
сейчас! - на равнине.
- Ах, т-твою мать!..
- Что такое?
- Он идет на штурм сегодня! Прямо сейчас! Они выходили на позиции,
когда я спускался сюда. Я-то думал, все будет как обычно... Словом, лучше
поднять всех по тревоге.
Собрав все оставшиеся силы, я поспешил назад, объявляя общую тревогу
всем встречным.
Тенекрут не спешил. Отряд занял позиции на стене. Ведомая нами орда
таглианцев приготовилась к бою, как только могла. Я разослал предупреждения
Могабе и Глашатаю нюень бао, Кы Даму. Могаба, конечно, тупица и безумец, но
не безнадежный дурак. И, если Гоблин заявляет, что беда близка, выслушает.
Повсюду зазвучали сигналы тревоги. Из-за стены немедля раздались
возгласы злобного разочарования. Тут и гражданское население начало
реагировать. Темные улицы объял страх - судя по ощущениям, куда сильнее
прежнего. Как всегда, джайкури, что постарше, вспомнили первое появление
Хозяев Теней. Тогда первая волна атакующих состояла из смертоносных искр
тьмы.
- Одноглазый! Тени там есть?
- И не может быть. Им сюда от самого Тенелова добираться. Длиннотень,
наверное, этим занимается.
- Хорошо.
Мне уже доводилось видеть, что может натворить Тень. Одно скажу:
джайкури совершенно правильно их боятся.
- Хотя некоторую долю волшбы могу тебе обещать. Уже назрело.
- За что я тебя, коротышку, люблю - здорово умеешь ободрить.
Я окинул взглядом стену рядом с нашим сектором. Разглядеть удалось не
много, однако похоже было на то, что нападающим подготовлена надлежащая
встреча.
Впрочем, если Тенекрут оправился, это ничего не значит.
- Мурген!
- Что?
- Оглянись!
Я оглянулся.
Глашатай Кы Дам в сопровождении сына и нескольких внуков при помощи
жестов испрашивал позволения подняться к бойницам. При оружии был только его
сын, коренастый, бесстрастный мужик; по слухам, мастер в обращении с мечом.
- Добро пожаловать, - кивнул я. С виду Глашатай на тыщу лет старше
нашего Одноглазого, однако ему хватило бодрости взойти наверх без
посторонней помощи. Не отяжелили его годы, что и говорить. Волосы его - те,
что уцелели - были расчесаны на прямой пробор, обрамляя лицо легкими белыми
прядями. Судя по пятнам на коже, он страдал какой-то печеночной хворью. В
целом же кожа его поблекла от старости, и Глашатай был светлее даже
некоторых из нас, северян.
Он слегка поклонился.
Я ответил тем же манером, постаравшись в точности повторить его поклон.
Это должно было означать приветствие меж равными и прибавить несколько очков
в мою пользу - я ведь, хоть и юн годами, все равно являлся старшим,
поскольку он находился на территории Отряда, а в Отряде главный - я.
Я изо всех сил старался быть вежливым с Глашатаем и беспрестанно
напоминал ребятам, чтобы относились к нюень бао уважительно и бережно - даже
в случаях провокаций. Я пытался вдохновить их на более тесные, нежели
обычно, отношения.
В этих чужих краях у нас нигде нет друзей.
Кы Дам обратился взглядом к темнеющей равнине. Осанка его была строга.
Многие джайкури были уверены, что он - волшебник. Гоблин же с Одноглазым
говорили, что его можно назвать ведьмаком в устаревшем смысле этого слова -
как мудрого, много изведавшего человека.
Старик глубоко вдохнул, словно бы укрепляя силы своей ауры:
- В эту ночь будет не так, как всегда. Говорил он на общетаглианском -
и без малейшего акцента:
- Их повелитель восстановил свои силы. Строго взглянув на меня, перевел
взгляд на Гоблина с Одноглазым:
- О. Хм-м.
- Ты совершенно прав. Я в свою очередь обратил внимание на
сопровождавших Глашатая. Мастер клинка казался слишком уж толстым и
неуклюжим для своей репутации.
Внуки выглядели в точности как обыкновенные мужчины нюень бао в
расцвете сил. Будто бы, улыбнувшись либо еще как-то выразив свои чувства,
лишатся собственной души. Словно, выражаясь словами Гоблина, по кактусу у
них в заду сидит.
Оставив Кы Дама вглядываться в ночь, я вернулся к своим делам.
Сопровождавшие его, как могли, старались не путаться под ногами.
Подошел Бадья:
- Все готово, командир.
Судя по возгласам, люди Хозяина Теней также были готовы начинать. Горны
их заревели, точно стадо быков в охоте.
- Ну, это ненадолго, - проворчал я. Они могли бы отложить это дело еще
лет на двадцать. Я бы не возражал. Мне спешить некуда. С улицы к нам взбежал
вестовой из таглианцев, сквозь сбившееся дыхание выдавивший, что меня хочет
видеть Могаба.
- Иду. Скажи, минут через пять. - Я вгляделся в темноту. - Бадья,
остаешься за старшего.
- Ну да. Только еще Одного клоуна Отряде здесь не хватало.
- Сокрушу!
Кы Дам что-то сказал. Мастер меча, сощурившись, принялся вглядываться
во мрак. На пол-удара сердца в холмах что-то блеснуло. Звезда? Отблеск
звезды? Нет. Ночь была холодна, пасмурна и дождлива.
- Каменный Воин, - заговорил Глашатай, - случившееся может быть
значительнее, чем его сиюминутное проявление.
- Возможно. - Что значит это "Каменный Воин"? - Но мы, в отличие от
нюень бао, не воины. Мы - солдаты.
Ум старика тоже не утратил проворства.
- Как пожелаешь, Каменный Солдат. Все может оказаться не тем, чем
выглядит.
Интересно, он по дороге сюда до этого додумался? Собственное
умозаключение Глашатая не порадовало. Резко повернувшись, он заспешил вниз
по лестнице. Да так, что и внуки за ним с трудом поспевали.
- О чем это вы? - поинтересовался Бадья.
- Представления не имею. К тому же меня призывает Его Святейшество,
Князь Черного Отряда.
Направившись к лестнице, я взглянул на Одноглазого. Наш колдун смотрел
в сторону холмов, вглядываясь в то самое место, что привлекло внимание Кы
Дама. Вид он имел при этом озадаченный и безнадежный.
Но на расспросы времени не было. Как не было и желания расспрашивать.
Я и уже имеющимися дурными вестями был сыт по горло.
Росту в Могабе - шесть футов, пять дюймов. Жира нигде - ни унции, разве
что меж ушей. Весь из костей и мускулов, движется с этакой плавной, текучей
кошачьей грацией. Здорово ему пришлось поработать, чтобы не перебрать с
мускулатурой и не потерять гибкости. Лицом он темен, но не эбеново-черен, а
скорее цвета старого красного дерева. Он просто-таки пышет уверенностью,
непоколебимой внутренней силой.
У него всегда наготове острота, но он никогда не улыбается. А если и
выказывает чувство юмора, то чисто поверхностно, исключительно ради
воздействия на публику. Сам он юмора не чувствует и, вероятно, не понимает.
Он, как никто до него, сосредоточен. Сосредоточен на созидании и поддержании
в надлежащем виде Могабы, величайшего воина всех времен.
Достоинства его почти таковы, как ему хочется. Я никогда не видел
человека, способного сравниться с ним.
И прочие нары почти так же впечатляющи и надменно-самоуверенны.
Самомнение Могабы - вот его величайшее слабое место, но, по-моему,
никто не в силах убедить его в этом. Он и его репутация - главная ось, вкруг
коей вращаются все его помыслы.
К несчастью, склонность к самолюбованию и самооправданию - не та черта
характера, что вдохновляет солдат выигрывать сражения.
Меж Могабой и нами, остальными, не осталось ни крупицы приязни. Это он
расколол Отряд на Старую Команду и наров. Могаба представляет себе Черный
Отряд как священный крестовый поход длиною в эпохи. Наши же ребята видят в
нем большую, несчастливую семью, которая старается уцелеть в мире,
задавшемся целью погубить нас.
Спор разгорелся бы куда жарче, не будь под боком серьезного общего
врага в лице Тенекрута.
Теперь даже многие из людей Могабы - и то отнюдь не восхищены его
образом мыслей.
То, о чем Костоправ твердил с того момента, как впервые взялся за перо
и бумагу, можно назвать вопросами тона. А затевать свары с командиром, как
бы он ни был не прав и однобок в суждениях, хорошим тоном не назовешь. Я и
стараюсь держаться в рамках приличий.
Костоправ быстро возвысил Могабу - за его исключительные качества - до
положения третьего человека в Отряде, после него самого и Госпожи. Однако
это еще не делает Могабу командиром в случае их отсутствия Костоправа с
Госпожой. Новый капитан должен быть избран. В ситуациях, подобных
сложившейся здесь, в Дежагоре, обычай велит солдатам решить, нужно ли
устраивать выборы немедля. Если они полагают, что старый капитан
некомпетентен, безумен, дряхл, мертв либо по какой-то другой причине
нуждается в немедленном замещении, тогда выборов не миновать.
Не могу припомнить ни одного примера из Летописи, чтобы солдаты
отвергли старшего кандидата, но, случись выборы сегодня, возможно, появится
такой прецедент. При тайном голосовании даже многие нары могут выразить
Могабе недоверие.
Пока мы в осаде, никаких голосований не будет. Я сам постараюсь свести
на нет любые попытки провести выборы. Может, Могаба и безумен. Может, я и
отношусь без всякого трепета к тому, что для него - святыня. Однако только у
него достаточно воли, чтобы управлять тысячами норовистых таглианских
легионеров и в то же время держать в рамках джайкури. Падет он - на место
его заступит его помощник Зиндаб, затем - Очиба, а уж потом, может быть,
ежели не сумею достаточно быстро слинять, я.
Все время, пока длится осада, солдаты и гражданские куда больше боятся
Могабу, чем уважают, - вот что меня беспокоит. Страх, как неоднократно
сообщала Летопись, - наиблагоприятнейшая почва для предательства.
Совещания штаба Могабы проходили в башне, на самой верхотуре; там
имелась оружейная палата, устроенная Грозотенью ради забавы. Могаба полагал,
что нам, мелкой шантрапе, помимо совещаний заодно и поупражняться не грех.
Своего же боевого поста на стене он оставлять не любил, поэтому я мог
рассчитывать, что совещание надолго не затянется.
Держался он вежливо, хотя всем было очевидно, как это трудно для него.
- Я получил твое донесение, - сказал он. - И нашел его не слишком
внятным.
- Так и было задумано. Дабы посланник не разболтал новость всем и Вся
по пути к тебе.
- Из этого следует, что новость плоха. Он говорил на диалекте
Самоцветных городов, подхваченном Отрядом во время службы синдику Берилла.
Чаще всего мы им пользовались, когда не желали быть понятыми местными.
Могаба же говорил на нем оттого, что до сих пор недостаточно овладел
таглианским и без переводчика обойтись не мог. Он и по-самоцветски говорил с
ужасным акцентом.
- Именно так и обстоят дела, - сказал я. Зиндаб, друг Могабы, перевел
услышанное для присутствовавших таглианских офицеров. - Гоблин и Одноглазый,
- продолжал я, - говорят, что Тенекрут снова в полном здравии и нынче ночью
собирается попышнее отпраздновать этот факт. Таким образом, этой ночью будет
не обычный рейд, но мощнейший удар всеми наличными силами.
Дюжина пар глаз взирали на меня, моля, чтобы все сказанное мною
оказалось чем-нибудь вроде очередной злобной шутки Гоблина и Одноглазого.
Взгляд Могабы сделался ледяным; он смотрел так, словно старался запихать мои
слова назад, в глотку.
Могаба не пользовался услугами этой пары, постоянно вызывавшей
разногласия между ним я Старой Командой. Он был свято уверен, что колдунам,
ведьмакам и прочим волшебникам, уж каким ни на есть жалким, все же не место
среди воинов, коим положено полагаться лишь на собственную силу, сметку,
волю и, может быть, еще на каменную твердость командира, если таковая
имеется в наличии.
Гоблин же с Одноглазым - мало того, что колдуны, мало того, что
неряшливы, недисциплинированны и вообще разгильдяи - так еще менее всех
склонны признавать его, Могабу, лучшим приобретением Черного Отряда на все
прошедшие и будущие времена.
А Тенекрута Могаба особенно ненавидел за то, что тот наверняка никогда
не выйдет с ним, Могабой, на честный бой, каковой впоследствии был бы воспет
в веках.
Могаба хочет занять место в Летописи, причем главное. И он его получит
- однако не так, как ему желательно.
. - У тебя есть соображения, как совладать с этой опасностью?
Голос Могабы не выказывал никаких чувств, хотя выздоровление Тенекрута
наверняка здорово приблизило день и час нашего уничтожения.
Я поразмыслил над всеобщей невысказанной мольбой, однако Могаба явно
был не в том расположении духа.
- Боюсь, что нет.
- Ив книжках твоих нет ничего такого? Он имел в виду Летопись.
Костоправ уйму сил положил на то, чтоб заставить Могабу изучить ее. Ворчун
здорово умел отыскивать в ней похожие случаи и принимать их к сведению - в
основном потому, что не очень доверял своим командно-стратегическим
талантам. А вот у Могабы самоуверенности - хоть отбавляй. Всякий раз он
находил повод уклониться от знакомства с историей Отряда. И лишь недавно для
меня стало очевидным, что он не умеет ни читать, ни писать. В некоторых
землях грамота считается делом немужским. Может, и среди наров в Джии-Зле
было так, несмотря на то, что ведение Летописи - священный долг братии
Черного Отряда.
- Очень мало. Существует лишь проверенная временем тактика, когда
внимание колдуна отвлекается на второстепенную цель, где он причинит меньше
ущерба, чем хочет. И продолжаешь так до тех пор, пока он не выдохнется, либо
пока не сможешь подобраться к нему и перерезать глотку. Последнее нам не
подходит - на этот раз Тенекрут будет осторожнее. Может, даже из лагеря не
высунется, если только мы не выманим его.
Могаба кивнул. Услышанное его не удивило.
- Зиндаб?
Зиндаб - старейший и ближайший друг Могабы. С самого раннего детства.
Ныне - его заместитель и командир Первого Таглианского Легиона, лучшего
среди таглианских подразделений. И старейшего. Когда мы только-только
прибыли в Таглиос, Ворчун назначил Могабу руководить обучением новобранцев,
и этот Легион - его рук дело.
Зиндаба можно считать братом Могабы. Пожалуй, Могаба дорожит его добрым
мнением больше, чем должен бы.
- Можно попробовать удрать, - отвечал тот. - Га-га-га! Шутка.
Могаба шутки явно не понял. А если и почуял, то не нашел в ней ничего
смешного.
- Отвлечь его с помощью артиллерии, - предложил я. - Если приблизится
на выстрел - может, повезет его прищучить.
Так мы поступили во время той великой битвы, закончившейся тем, что нас
заперли здесь. Нам повезло: мы остались живы, чтобы затем немедля влипнуть в
громадную кучу дерьма. Однако устранить Тенекрута полностью не получилось...
- Сыграем на быстроте маневра, - решил Могаба. - Выстрел - смена
позиции. Прямое столкновение будет для нас гибелью. В качестве прикрытия
используем анфиладный огонь, чтобы противник не мог сосредоточиться на
чем-то одном. Глаза в глаза становиться нельзя.
Могаба посмотрел мне в глаза. Ему нужна была помощь Гоблина и
Одноглазого, однако гордость не позволяла просить о ней. Он, помнится,
высказывался в том духе, что волшбы не потерпит, потому как ей в Черном
Отряде - не место. Колдовать - подло, бесчестно, и потому подобает лишь
мошенникам. Настоящий мужчина не может лгать. Все это он втолковывал, в
частности, нашей парочке клоунов всякий раз, когда видел их. И даже сулил им
немалые выгоды в случае, если они оставят "его" Отряд.
Значит, помощи? Ну не забавно ли - какую гибкость приобретает человек,
когда само разрушение заглядывает в глаза?
Хотя Могаба никогда не просил о колдовской помощи впрямую...
В общем, я не стал тянуть кота за хвост. И вообще-то привычки такой не
имею, а тут вдобавок надеялся, что именно от этого его и передернет.
- Все мы, - сказал я, - сделаем все, на что способны.
Могаба моргнул. Среди множества качеств, не приличествующих воину-нару,
значится и красноречие. На каком бы языке он ни изъяснялся.
Хорошо, что говорили мы на берилльском диалекте. Дискуссия наша длилась
достаточно долго, и таглианские офицеры уже начали сомневаться в кратком
переводе Зиндаба. Мы всегда старались являть внешнему миру одно-единственное
выражение лица. Это было особенно важно в отношениях с нанимателем. Потому
что у этих господ в обычае - заранее вычислять, каким образом использовать
нас, как только мы спасем их царственные задницы.
Считая братьев, принявших присягу с тех пор, как мы явились в этот
"благословенный" край, а также наров и Старую Команду, нас сейчас шестьдесят
девять человек. Главная защита Дежагора - десять тысяч плохо обученных
таглианских легионеров, какое-то количество бывших тенеземских рабов, хотя и
добровольцев, но ни на что путное не годных, да немного джайкури, от которых
пользы еще меньше. И с каждым днем они здорово убывают в числе. Старые раны
и новые хвори прорежают наши ряды едва ли не быстрее атак неприятеля.
Могаба наградил меня легким поклоном - так у него выглядит выражение
благодарности. Открыто благодарить не стал.
нее камнем. Над стенами стоял туман. Прошел мелкий, моросящий дождик. Затем
на юге над холмами засверкали молнии. Весь день было жарко и влажно, и вот к
вечеру разразилась жесточайшая гроза.
Не слишком хороша такая ночь для штурма высоких стен. Для обороны оных,
впрочем, тоже.
Однако мне было почти жаль этих придурков внизу.
Шандал с Рыжим наконец одолели подъем с улицы. Оба, кряхтя, тащили
тяжелые кожаные мешки.
- Стар я уже для такой работы, - пробурчал Шандал.
- Зато, если подействует, у всех нас появится шанс состариться.
Оба привалились к зубцам, переводя дух, а затем швырнули свои мешки в
темноту. Там принялись ругаться по-тенеземски.
- Будете знать, идиоты, - огрызнулся Рыжий. - Валите домой, дайте
поспать.
Землю на стены таскала вся Старая Команда.
- Да я знаю, знаю, - отвечал мне Шандал. - Но - что толку от жизни,
если и жить-то устал?
Если вы читали Летопись, то знаете, что наша братия с самого начала не
перестает это говорить. Я только пожал плечами. А что я такого
вдохновляющего мог сказать? Обычно и не пытаешься искать объяснений, что да
почему, а просто берешь - и делаешь.
- Гоблин тебя ищет, - буркнул Шандал. - Но мы тебя тут спрячем.
Рыжий заорал вниз на ломаном тенеземском:
- Эй, я понимаю, чего вы там бормочете! Я кашлянул. Хоть и была моя
вахта, я мог уйти, если бы захотел. Могаба больше и не пытался
контролировать Старую Команду. Мы свое дело делали - удерживали плацдарм. Мы
просто не разделяли его представлений о том, каким положено быть Черному
Отряду. Но если этот Хозяин Теней со своими клоунами когда-нибудь решит
свалить восвояси, предстоит крепкая проба сил.
- Где он?
- Под Тремя, - показал он на пальцах. Мы часто пользовались языком
глухонемых, когда приходилось говорить о делах на открытом месте. Ни мыши,
ни вороны его не понимали. И - ни один из людей Могабы. Я снова кашлянул.
- Скоро вернусь.
- Ага.
Я сошел вниз по крутой, скользкой лестнице, превозмогая боль мускулов,
протестовавших против переноски мешка с землею на обратном пути.
Что же такого Гоблину от меня могло понадобиться? Наверное, обсудить
какой-нибудь пустячный вопрос. Коротышка, подобно своему одноокому дружку,
избегает принимать на себя какую бы то ни было ответственность.
Старой Командой, в общем, руковожу я - у всех остальных нет желания
утруждаться.
***
Мы обосновались в высоких кирпичных строениях неподалеку от стены, к
юго-западу от северных, единственных незабаррикадированных, ворот. И с
первого часа осады продолжали укреплять позиции.
Могаба мыслит наступательно. Он не верит, что войну можно выиграть,
отсиживаясь за стенами. Он желает встретить тенеземцев на стене, отбросить
назад, затем вырваться наружу и перебить их. Он затевает упреждающие рейды и
отвлекающие атаки, дабы держать противника в нервном напряжении. Он не готов
к тому, что тенеземцы могут проникнуть в город в значительном количестве,
хотя каждый раз они оказываются по нашу сторону стены прежде, чем мы сможем
в достаточной мере сосредоточиться и заставить их отступить.
Наступит день и час, когда дела пойдут не так, как хотелось бы Могабе.
Когда-нибудь людям Тенекрута удастся захватить ворота. И тогда мы увидим
настоящие уличные бои. Это неизбежно.
Что ж, Могаба, Старая Команда готова к этому. А ты?
Мы-то станем невидимками. Ваше Высокомерие. Мы в такие игры уже играли.
Мы читали Летопись. Мы будем призраками, несущими смерть. Надеюсь.
Тени - вот в чем проблема. Что они уже узнали? И что еще смогут узнать?
Эти негодяи названы Хозяевами Теней не только за любовь к темноте...
Все входы в помещения Отряда, за исключением трех потайных дверей, были
заложены кирпичом. Как и все наружные окна ниже третьего этажа. Коридоры и
дымоходы превращены в лабиринт смертоносных ловушек. До трех действующих
входов можно добраться, лишь вскарабкавшись по лестницам, простреливающийся
по всей протяженности. Нам огонь большей частью не страшен - где смогли,
обеспечили свою безопасность.
От бездеятельности в дни осады Отряд не страдает. Даже Одноглазый
работает. Если только ему не удается спрятаться от меня.
Пройдя потайным ходом, известным лишь Старой Команде, воронам с
летучими мышами. Теням, соглядатаям нюень бао да любому нару, сумевшему
проследить за нашим обиталищем с северного барбикена, я скатился по
лестничным пролетам вниз, в подвал, где подле одинокого, маленького
светильника подремывал Бадья. Хоть я и старался идти неслышно, веко его
дрогнуло. На оклик он дыхания тратить не пожелал. Позади него к стене был
прислонен ветхий, расшатанный шкаф с криво висящей на одной петле дверцей.
Осторожно отворив дверцу, я скользнул внутрь.
Всякий пробравшийся сюда найдет лишь шкаф, заполненный весьма
ограниченными запасами провизии.
Шкаф этот ведет в туннель, который соединяет все наши помещения. В
одном из них спали среди устрашающего беспорядка и вони медвежьей берлоги
еще несколько человек. Здесь я пошел медленнее, пока меня не признали.
Будь я чужим, был бы не первым из тех, кто никогда не вернется из этих
подземелий.
Теперь я добрался до мест, по-настоящему секретных.
Новый Штормгард вырос поверх старого Джайкура. И на снос старого города
сил впустую не тратили. Множество первоначальных построек оказались в
превосходном состоянии.
Там, где никому не пришло бы в голову искать, мы выкопали обширный
лабиринт. И лабиринт этот становился просторнее с каждым мешком земли,
отправлявшимся на стену или использованным в прочих наших задумках. Однако
муравейник наш уютным не назовешь. Требуется сила воли, чтобы спускаться во
тьму и сырость наших коридоров, где воздух еле движется, свечи едва тлеют и
всегда имеется шанс, что в любом темном углу затаилась визжащая смерть.
К подобной обстановке невозможно привыкнуть.
Ведьмак, Масло, Гоблин с Одноглазым и я прошли через такое прежде, на
Равнине Страха, где, кажется, пять тысяч лет прожили в земле, точно
барсуки...
- Клетус, где Гоблин?
Клетус - один из трех братьев, возглавляющих наши инженерные службы и
артиллерию.
- За углом. В следующей комнате. Клетус, Лофтус и Лонжинус - настоящие
гении. Это они рассчитали, как по дымоходам построек наверху подавать воздух
в самые глубокие туннели, медленно пропускать его по ним, а затем, по другим
дымоходам, выводить наружу. Простая инженерия, однако для меня - словно
волшебство. Ток пригодного для дыхания воздуха, пусть медленный и не слишком
чистый, исправно служит нам. Хотя сырости и вони от этого не меньше. Гоблин
держал светильник, освещая стену, на чисто выскобленные камни которой
Лонжинус нашлепывал известковый раствор, примерно на уровне глаз.
- Что стряслось, Гоблин?
- Дождь этот поганый наверху.
- Ну да. Боги где-то выхлебали реку, а теперь сюда отливают. И что с
того?
- У нас тут около тысячи протечек.
- Что, так плохо?
- Может статься. Дренажа - никакого. Мы сейчас - глубже некуда, если
только с Двадцатым туннелем дела не пойдут на лад.
- По-моему, проблема - чисто инженерная.
- Ну да, - подтвердил Лонжинус, разравнивая раствор. - Клет это
предвидел. Мы с самого начала работали над водонепроницаемостью. Беда в том,
что никак не проверить, все ли в порядке, пока не задождит как следует.
Счастье еще, что такого во время сезона дождей не случилось. Три дня
подобного ливня - и затопит нас тут, к чертям.
- Вы ведь справитесь? Лонжинус пожал плечами.
- Постараемся, Ворчун. Это - все, что мы можем сделать.
В общем, от меня здесь толку мало.
- За этим ты меня и искал? Проблема, даже по Гоблиновым меркам, была
слишком уж незначительной.
- Не только. Лонго, ты ничего не слышишь, С этими словами человечек с
лягушачьей физиономией проделал тремя пальцами левой руки замысловатый жест.
Меж пальцев его что-то едва уловимо замерцало, и Лонжинус вернулся к работе,
словно совершенно оглох.
- Настолько важно, что его требовалось вырубать?
- Болтлив он. Худого, конечно, не желает, просто помимо воли повторяет
все, что слышал.
- Да еще от себя приукрашивает. Знаю. Хорошо. Говори.
- С этим Хозяином Теней что-то произошло. Он изменился. Мы с Одноглазым
полагаем, что около часа назад. Он просто-напросто скрывает это от нас.
- Что?
Гоблин склонился поближе ко мне, словно бы Лонжинус мог подслушивать.
- Он в добром здравии, Мурген. Он почти поправился. Ему просто нужно
было стать на ноги прежде, чем они оба двинутся на нас. Мы также полагаем,
что свою перемену он прячет больше от дружка Длиннотени. Нас-то он не так
боится.
Я так и замер, вспомнив вдруг странное, творившееся сегодня - прямо
сейчас! - на равнине.
- Ах, т-твою мать!..
- Что такое?
- Он идет на штурм сегодня! Прямо сейчас! Они выходили на позиции,
когда я спускался сюда. Я-то думал, все будет как обычно... Словом, лучше
поднять всех по тревоге.
Собрав все оставшиеся силы, я поспешил назад, объявляя общую тревогу
всем встречным.
Тенекрут не спешил. Отряд занял позиции на стене. Ведомая нами орда
таглианцев приготовилась к бою, как только могла. Я разослал предупреждения
Могабе и Глашатаю нюень бао, Кы Даму. Могаба, конечно, тупица и безумец, но
не безнадежный дурак. И, если Гоблин заявляет, что беда близка, выслушает.
Повсюду зазвучали сигналы тревоги. Из-за стены немедля раздались
возгласы злобного разочарования. Тут и гражданское население начало
реагировать. Темные улицы объял страх - судя по ощущениям, куда сильнее
прежнего. Как всегда, джайкури, что постарше, вспомнили первое появление
Хозяев Теней. Тогда первая волна атакующих состояла из смертоносных искр
тьмы.
- Одноглазый! Тени там есть?
- И не может быть. Им сюда от самого Тенелова добираться. Длиннотень,
наверное, этим занимается.
- Хорошо.
Мне уже доводилось видеть, что может натворить Тень. Одно скажу:
джайкури совершенно правильно их боятся.
- Хотя некоторую долю волшбы могу тебе обещать. Уже назрело.
- За что я тебя, коротышку, люблю - здорово умеешь ободрить.
Я окинул взглядом стену рядом с нашим сектором. Разглядеть удалось не
много, однако похоже было на то, что нападающим подготовлена надлежащая
встреча.
Впрочем, если Тенекрут оправился, это ничего не значит.
- Мурген!
- Что?
- Оглянись!
Я оглянулся.
Глашатай Кы Дам в сопровождении сына и нескольких внуков при помощи
жестов испрашивал позволения подняться к бойницам. При оружии был только его
сын, коренастый, бесстрастный мужик; по слухам, мастер в обращении с мечом.
- Добро пожаловать, - кивнул я. С виду Глашатай на тыщу лет старше
нашего Одноглазого, однако ему хватило бодрости взойти наверх без
посторонней помощи. Не отяжелили его годы, что и говорить. Волосы его - те,
что уцелели - были расчесаны на прямой пробор, обрамляя лицо легкими белыми
прядями. Судя по пятнам на коже, он страдал какой-то печеночной хворью. В
целом же кожа его поблекла от старости, и Глашатай был светлее даже
некоторых из нас, северян.
Он слегка поклонился.
Я ответил тем же манером, постаравшись в точности повторить его поклон.
Это должно было означать приветствие меж равными и прибавить несколько очков
в мою пользу - я ведь, хоть и юн годами, все равно являлся старшим,
поскольку он находился на территории Отряда, а в Отряде главный - я.
Я изо всех сил старался быть вежливым с Глашатаем и беспрестанно
напоминал ребятам, чтобы относились к нюень бао уважительно и бережно - даже
в случаях провокаций. Я пытался вдохновить их на более тесные, нежели
обычно, отношения.
В этих чужих краях у нас нигде нет друзей.
Кы Дам обратился взглядом к темнеющей равнине. Осанка его была строга.
Многие джайкури были уверены, что он - волшебник. Гоблин же с Одноглазым
говорили, что его можно назвать ведьмаком в устаревшем смысле этого слова -
как мудрого, много изведавшего человека.
Старик глубоко вдохнул, словно бы укрепляя силы своей ауры:
- В эту ночь будет не так, как всегда. Говорил он на общетаглианском -
и без малейшего акцента:
- Их повелитель восстановил свои силы. Строго взглянув на меня, перевел
взгляд на Гоблина с Одноглазым:
- О. Хм-м.
- Ты совершенно прав. Я в свою очередь обратил внимание на
сопровождавших Глашатая. Мастер клинка казался слишком уж толстым и
неуклюжим для своей репутации.
Внуки выглядели в точности как обыкновенные мужчины нюень бао в
расцвете сил. Будто бы, улыбнувшись либо еще как-то выразив свои чувства,
лишатся собственной души. Словно, выражаясь словами Гоблина, по кактусу у
них в заду сидит.
Оставив Кы Дама вглядываться в ночь, я вернулся к своим делам.
Сопровождавшие его, как могли, старались не путаться под ногами.
Подошел Бадья:
- Все готово, командир.
Судя по возгласам, люди Хозяина Теней также были готовы начинать. Горны
их заревели, точно стадо быков в охоте.
- Ну, это ненадолго, - проворчал я. Они могли бы отложить это дело еще
лет на двадцать. Я бы не возражал. Мне спешить некуда. С улицы к нам взбежал
вестовой из таглианцев, сквозь сбившееся дыхание выдавивший, что меня хочет
видеть Могаба.
- Иду. Скажи, минут через пять. - Я вгляделся в темноту. - Бадья,
остаешься за старшего.
- Ну да. Только еще Одного клоуна Отряде здесь не хватало.
- Сокрушу!
Кы Дам что-то сказал. Мастер меча, сощурившись, принялся вглядываться
во мрак. На пол-удара сердца в холмах что-то блеснуло. Звезда? Отблеск
звезды? Нет. Ночь была холодна, пасмурна и дождлива.
- Каменный Воин, - заговорил Глашатай, - случившееся может быть
значительнее, чем его сиюминутное проявление.
- Возможно. - Что значит это "Каменный Воин"? - Но мы, в отличие от
нюень бао, не воины. Мы - солдаты.
Ум старика тоже не утратил проворства.
- Как пожелаешь, Каменный Солдат. Все может оказаться не тем, чем
выглядит.
Интересно, он по дороге сюда до этого додумался? Собственное
умозаключение Глашатая не порадовало. Резко повернувшись, он заспешил вниз
по лестнице. Да так, что и внуки за ним с трудом поспевали.
- О чем это вы? - поинтересовался Бадья.
- Представления не имею. К тому же меня призывает Его Святейшество,
Князь Черного Отряда.
Направившись к лестнице, я взглянул на Одноглазого. Наш колдун смотрел
в сторону холмов, вглядываясь в то самое место, что привлекло внимание Кы
Дама. Вид он имел при этом озадаченный и безнадежный.
Но на расспросы времени не было. Как не было и желания расспрашивать.
Я и уже имеющимися дурными вестями был сыт по горло.
Росту в Могабе - шесть футов, пять дюймов. Жира нигде - ни унции, разве
что меж ушей. Весь из костей и мускулов, движется с этакой плавной, текучей
кошачьей грацией. Здорово ему пришлось поработать, чтобы не перебрать с
мускулатурой и не потерять гибкости. Лицом он темен, но не эбеново-черен, а
скорее цвета старого красного дерева. Он просто-таки пышет уверенностью,
непоколебимой внутренней силой.
У него всегда наготове острота, но он никогда не улыбается. А если и
выказывает чувство юмора, то чисто поверхностно, исключительно ради
воздействия на публику. Сам он юмора не чувствует и, вероятно, не понимает.
Он, как никто до него, сосредоточен. Сосредоточен на созидании и поддержании
в надлежащем виде Могабы, величайшего воина всех времен.
Достоинства его почти таковы, как ему хочется. Я никогда не видел
человека, способного сравниться с ним.
И прочие нары почти так же впечатляющи и надменно-самоуверенны.
Самомнение Могабы - вот его величайшее слабое место, но, по-моему,
никто не в силах убедить его в этом. Он и его репутация - главная ось, вкруг
коей вращаются все его помыслы.
К несчастью, склонность к самолюбованию и самооправданию - не та черта
характера, что вдохновляет солдат выигрывать сражения.
Меж Могабой и нами, остальными, не осталось ни крупицы приязни. Это он
расколол Отряд на Старую Команду и наров. Могаба представляет себе Черный
Отряд как священный крестовый поход длиною в эпохи. Наши же ребята видят в
нем большую, несчастливую семью, которая старается уцелеть в мире,
задавшемся целью погубить нас.
Спор разгорелся бы куда жарче, не будь под боком серьезного общего
врага в лице Тенекрута.
Теперь даже многие из людей Могабы - и то отнюдь не восхищены его
образом мыслей.
То, о чем Костоправ твердил с того момента, как впервые взялся за перо
и бумагу, можно назвать вопросами тона. А затевать свары с командиром, как
бы он ни был не прав и однобок в суждениях, хорошим тоном не назовешь. Я и
стараюсь держаться в рамках приличий.
Костоправ быстро возвысил Могабу - за его исключительные качества - до
положения третьего человека в Отряде, после него самого и Госпожи. Однако
это еще не делает Могабу командиром в случае их отсутствия Костоправа с
Госпожой. Новый капитан должен быть избран. В ситуациях, подобных
сложившейся здесь, в Дежагоре, обычай велит солдатам решить, нужно ли
устраивать выборы немедля. Если они полагают, что старый капитан
некомпетентен, безумен, дряхл, мертв либо по какой-то другой причине
нуждается в немедленном замещении, тогда выборов не миновать.
Не могу припомнить ни одного примера из Летописи, чтобы солдаты
отвергли старшего кандидата, но, случись выборы сегодня, возможно, появится
такой прецедент. При тайном голосовании даже многие нары могут выразить
Могабе недоверие.
Пока мы в осаде, никаких голосований не будет. Я сам постараюсь свести
на нет любые попытки провести выборы. Может, Могаба и безумен. Может, я и
отношусь без всякого трепета к тому, что для него - святыня. Однако только у
него достаточно воли, чтобы управлять тысячами норовистых таглианских
легионеров и в то же время держать в рамках джайкури. Падет он - на место
его заступит его помощник Зиндаб, затем - Очиба, а уж потом, может быть,
ежели не сумею достаточно быстро слинять, я.
Все время, пока длится осада, солдаты и гражданские куда больше боятся
Могабу, чем уважают, - вот что меня беспокоит. Страх, как неоднократно
сообщала Летопись, - наиблагоприятнейшая почва для предательства.
Совещания штаба Могабы проходили в башне, на самой верхотуре; там
имелась оружейная палата, устроенная Грозотенью ради забавы. Могаба полагал,
что нам, мелкой шантрапе, помимо совещаний заодно и поупражняться не грех.
Своего же боевого поста на стене он оставлять не любил, поэтому я мог
рассчитывать, что совещание надолго не затянется.
Держался он вежливо, хотя всем было очевидно, как это трудно для него.
- Я получил твое донесение, - сказал он. - И нашел его не слишком
внятным.
- Так и было задумано. Дабы посланник не разболтал новость всем и Вся
по пути к тебе.
- Из этого следует, что новость плоха. Он говорил на диалекте
Самоцветных городов, подхваченном Отрядом во время службы синдику Берилла.
Чаще всего мы им пользовались, когда не желали быть понятыми местными.
Могаба же говорил на нем оттого, что до сих пор недостаточно овладел
таглианским и без переводчика обойтись не мог. Он и по-самоцветски говорил с
ужасным акцентом.
- Именно так и обстоят дела, - сказал я. Зиндаб, друг Могабы, перевел
услышанное для присутствовавших таглианских офицеров. - Гоблин и Одноглазый,
- продолжал я, - говорят, что Тенекрут снова в полном здравии и нынче ночью
собирается попышнее отпраздновать этот факт. Таким образом, этой ночью будет
не обычный рейд, но мощнейший удар всеми наличными силами.
Дюжина пар глаз взирали на меня, моля, чтобы все сказанное мною
оказалось чем-нибудь вроде очередной злобной шутки Гоблина и Одноглазого.
Взгляд Могабы сделался ледяным; он смотрел так, словно старался запихать мои
слова назад, в глотку.
Могаба не пользовался услугами этой пары, постоянно вызывавшей
разногласия между ним я Старой Командой. Он был свято уверен, что колдунам,
ведьмакам и прочим волшебникам, уж каким ни на есть жалким, все же не место
среди воинов, коим положено полагаться лишь на собственную силу, сметку,
волю и, может быть, еще на каменную твердость командира, если таковая
имеется в наличии.
Гоблин же с Одноглазым - мало того, что колдуны, мало того, что
неряшливы, недисциплинированны и вообще разгильдяи - так еще менее всех
склонны признавать его, Могабу, лучшим приобретением Черного Отряда на все
прошедшие и будущие времена.
А Тенекрута Могаба особенно ненавидел за то, что тот наверняка никогда
не выйдет с ним, Могабой, на честный бой, каковой впоследствии был бы воспет
в веках.
Могаба хочет занять место в Летописи, причем главное. И он его получит
- однако не так, как ему желательно.
. - У тебя есть соображения, как совладать с этой опасностью?
Голос Могабы не выказывал никаких чувств, хотя выздоровление Тенекрута
наверняка здорово приблизило день и час нашего уничтожения.
Я поразмыслил над всеобщей невысказанной мольбой, однако Могаба явно
был не в том расположении духа.
- Боюсь, что нет.
- Ив книжках твоих нет ничего такого? Он имел в виду Летопись.
Костоправ уйму сил положил на то, чтоб заставить Могабу изучить ее. Ворчун
здорово умел отыскивать в ней похожие случаи и принимать их к сведению - в
основном потому, что не очень доверял своим командно-стратегическим
талантам. А вот у Могабы самоуверенности - хоть отбавляй. Всякий раз он
находил повод уклониться от знакомства с историей Отряда. И лишь недавно для
меня стало очевидным, что он не умеет ни читать, ни писать. В некоторых
землях грамота считается делом немужским. Может, и среди наров в Джии-Зле
было так, несмотря на то, что ведение Летописи - священный долг братии
Черного Отряда.
- Очень мало. Существует лишь проверенная временем тактика, когда
внимание колдуна отвлекается на второстепенную цель, где он причинит меньше
ущерба, чем хочет. И продолжаешь так до тех пор, пока он не выдохнется, либо
пока не сможешь подобраться к нему и перерезать глотку. Последнее нам не
подходит - на этот раз Тенекрут будет осторожнее. Может, даже из лагеря не
высунется, если только мы не выманим его.
Могаба кивнул. Услышанное его не удивило.
- Зиндаб?
Зиндаб - старейший и ближайший друг Могабы. С самого раннего детства.
Ныне - его заместитель и командир Первого Таглианского Легиона, лучшего
среди таглианских подразделений. И старейшего. Когда мы только-только
прибыли в Таглиос, Ворчун назначил Могабу руководить обучением новобранцев,
и этот Легион - его рук дело.
Зиндаба можно считать братом Могабы. Пожалуй, Могаба дорожит его добрым
мнением больше, чем должен бы.
- Можно попробовать удрать, - отвечал тот. - Га-га-га! Шутка.
Могаба шутки явно не понял. А если и почуял, то не нашел в ней ничего
смешного.
- Отвлечь его с помощью артиллерии, - предложил я. - Если приблизится
на выстрел - может, повезет его прищучить.
Так мы поступили во время той великой битвы, закончившейся тем, что нас
заперли здесь. Нам повезло: мы остались живы, чтобы затем немедля влипнуть в
громадную кучу дерьма. Однако устранить Тенекрута полностью не получилось...
- Сыграем на быстроте маневра, - решил Могаба. - Выстрел - смена
позиции. Прямое столкновение будет для нас гибелью. В качестве прикрытия
используем анфиладный огонь, чтобы противник не мог сосредоточиться на
чем-то одном. Глаза в глаза становиться нельзя.
Могаба посмотрел мне в глаза. Ему нужна была помощь Гоблина и
Одноглазого, однако гордость не позволяла просить о ней. Он, помнится,
высказывался в том духе, что волшбы не потерпит, потому как ей в Черном
Отряде - не место. Колдовать - подло, бесчестно, и потому подобает лишь
мошенникам. Настоящий мужчина не может лгать. Все это он втолковывал, в
частности, нашей парочке клоунов всякий раз, когда видел их. И даже сулил им
немалые выгоды в случае, если они оставят "его" Отряд.
Значит, помощи? Ну не забавно ли - какую гибкость приобретает человек,
когда само разрушение заглядывает в глаза?
Хотя Могаба никогда не просил о колдовской помощи впрямую...
В общем, я не стал тянуть кота за хвост. И вообще-то привычки такой не
имею, а тут вдобавок надеялся, что именно от этого его и передернет.
- Все мы, - сказал я, - сделаем все, на что способны.
Могаба моргнул. Среди множества качеств, не приличествующих воину-нару,
значится и красноречие. На каком бы языке он ни изъяснялся.
Хорошо, что говорили мы на берилльском диалекте. Дискуссия наша длилась
достаточно долго, и таглианские офицеры уже начали сомневаться в кратком
переводе Зиндаба. Мы всегда старались являть внешнему миру одно-единственное
выражение лица. Это было особенно важно в отношениях с нанимателем. Потому
что у этих господ в обычае - заранее вычислять, каким образом использовать
нас, как только мы спасем их царственные задницы.
Считая братьев, принявших присягу с тех пор, как мы явились в этот
"благословенный" край, а также наров и Старую Команду, нас сейчас шестьдесят
девять человек. Главная защита Дежагора - десять тысяч плохо обученных
таглианских легионеров, какое-то количество бывших тенеземских рабов, хотя и
добровольцев, но ни на что путное не годных, да немного джайкури, от которых
пользы еще меньше. И с каждым днем они здорово убывают в числе. Старые раны
и новые хвори прорежают наши ряды едва ли не быстрее атак неприятеля.
Могаба наградил меня легким поклоном - так у него выглядит выражение
благодарности. Открыто благодарить не стал.