Кумин Вячеслав. Падение рая

   «Но это и не бородатые», – подумал Роман, вспомнив резкую, гортанную речь боевиков. Впрочем, прошло немало времени, прежде чем он вспомнил, кто вообще такие эти «бородатые».
   Проходило время, а он все продолжал «оживать». Вернулось обоняние, но запахи он чувствовал не такие, какие ожидал почувствовать. Роман много раз бывал в больницах, и уж тем более в армейских госпиталях, и там не пахло, а просто воняло дезинфекцией, этой специфической смесью хлорки и медицинских препаратов.
   Однажды, очнувшись, он обнаружил, что может шевелиться. Сначала пальцами, а потом руками и ногами, но не сильно, что-то сковывало его движения. Только спустя какое-то время он понял, что виной тому не его общая слабость, а то, что он привязан ремнями к койке.
   «Так где же я в конце концов? – вяло подумал Роман Камышов с начавшей проступать не то чтобы паникой, но беспокойством. – В госпитале или тюрьме? Или в тюремном госпитале? Тогда у кого?.. Бородатые не стали бы со мной так долго возиться… да и свои тоже. Положили бы рядом со всеми, а тут я в одиночной палате или все же камере?»
   Вопросов возникло много, а вот с ответами на них были большие проблемы. Катастрофически не хватало информации, где он и что, собственно говоря, с ним случилось.
   Боль постепенно стихала, а однажды, почувствовав, что привычной повязки на голове уже нет, он открыл глаза. А точнее сделал попытку их открыть. Яркий свет заставил веки инстинктивно сомкнуться вновь. Роман продолжал попытки открыть глаза, и вскоре ему это удалось. Глаза наконец-то смогли воспринимать свет, который оказался не таким уж ярким, можно даже сказать это был полумрак.
   Он осмотрелся. Обычная комната с большим окном в стене, в котором было видно только ночное небо, открытые жалюзи позволяли смотреть наружу.
   «Что-то не так… – озабоченно подумал Роман, глядя в окно. – Но что именно?»
   Роман вспоминал, но это давалось ему с трудом. Наконец он понял, что не так как надо – звезды, а точнее искусственные спутники Земли.
   В юности Камышов любил смотреть на ночное небо и наблюдать за яркими точками спутников, проносившихся с запада на восток за какую-то минуту. Были и такие, которые двигались очень медленно, но все с запада на восток, или, в крайнем случае, с северо-запада на юго-восток. Были еще и такие, которые летали с юга на север.
   А эти двигались хаотично, будто светлячки в погоне друг за дружкой, во всех направлениях. И что главное – их много, многие десятки, если не сотни. Тогда как «правильных» спутников засечь одновременно можно не больше трех-четырех и то если повезет.
   «Что же это, черт возьми, значит?!» – мысленно воскликнул Роман.

6

   Очнулся Камышов от ощущения того, что рядом с ним кто-то стоит. Но, открыв глаза, смог разглядеть только два светлых силуэта на темном фоне. Все виделось как сквозь пелену.
   Роман слышал их голоса, но по-прежнему не понимал ни слова. Это начинало его раздражать, вкупе с ограничением свободы.
   – Он уже практически в норме… это невероятно! – произнес пораженный положительными результатами, директор Ришман. – Все ткани прижились просто отлично.
   – Исследования над животными не прошли зря, – подтвердила Амели.
   – Кстати… как мы будем с ними общаться? Они ведь наверняка говорят на неизвестном нам языке.
   – Я об этом подумала, сэр.
   С этими словами Амели достала из кармана небольшой приборчик и повесила его на грудь, пояснив:
   – Труд десятков поколений ученых. Автоматический переводчик. Лингвисты из бреда нашего подопечного выяснили его язык, загрузили словарный запас из архива базы данных и теперь все должно работать как надо.
   – Молодец.
   – Спасибо, господин директор.
   – Осталось только выяснить, действительно ли он работает?
   Пока шел это разговор, зрение у Камышова улучшилось, и он смог разглядеть женщину и мужчину, которых узнал по голосам. Они часто переговаривались над ним.
   – Кто вы? – спросил Роман и в недоумении замолчал, не узнав собственного голоса. Он был абсолютно чужим.
   Повисла короткая пауза, и в следующий миг приборчик перевел фразу. Это сильно удивило Камышова, о таком он читал только в научно-популярных журналах, которые однажды нашел в одном из проверяемых домов во время зачистки и взял почитать на досуге. Впрочем, солдаты нашли им более утилитарное применение – бумаги никогда не хватало.
   А то, что это именно автопереводчик, а не диктофон или еще что-то в этом роде, он убедился, когда с такой же заминкой пришел ответ женщины:
   – Врачи. Это директор Чалино Ришман, а я доктор Амели Стоун…
   – Ясень пень, что врачи, – уже раздраженно сказал Камышов. – Я спрашиваю, кто вы такие?
   – Мы не понимаем вас… – беспомощно развел руками директор. – Если можете, конкретизируйте свой вопрос. Видимо, базы данных нашего прибора не хватает…
   – Черт… Как же им?.. Кто вы такие? Кто вы по национальности? На кого работаете? «Красный крест»? Или вы торговцы органами?! Куда я вообще попал?!
   – Пожалуйста, успокойтесь, вам вредно нервничать. Мы постараемся ответить на все ваши вопросы, но чуть позже.
   – Ладно. Отстегните меня от кровати, если, конечно, я не ваш пленник.
   – Вы не наш пленник.
   – А чей?
   – Вы вообще не пленник.
   – Хорошо, тогда отстегивайте.
   Амели приблизилась, чтобы выполнить просьбу пациента, тем более, что именно для этого они сюда и пришли. Но ее остановил директор:
   – Может, не стоит, посмотрите в каком он эмоциональном возбуждении. Как бы не сделал чего такого, чего делать не следует…
   – Вы ведь не сделаете ничего такого? – обратилась Амели к Камышову.
   Роман молча перевел взгляд с Ришмана на доктора и отрицательно мотнул головой.
   – Не сделаю… для этого я слишком слаб. За свою жизнь можете не беспокоиться… впрочем, как и за свою честь.
   Камышов хмыкнул, увидев, как покраснела докторша и нахмурился директор. Но трепыхаться действительно не имело смысла, и не только потому, что он действительно слаб, но и оттого, что все выглядело совершенно непонятным, а преждевременными действиями можно только навредить не только себе, но и его людям, если, конечно, хоть кто-нибудь выжил, кроме него самого.
   – Поверим вам на слово… – сказала Амели и отстегнула первый ремень. После чего трансформировала кушетку в некоторое подобие кресла. – Только не снимайте датчики и не вытаскивайте иглу из руки, там лекарство…
   – Очень кстати, так гораздо удобнее, а то я вряд ли смогу удержаться на ногах, – сказал Роман. – Это все очень странно, такая слабость во всем теле, будто я пролежал без движения целую вечность, а такого быть не должно.
   Директор с доктором переглянулись, что не укрылось от Камышова, который стал быстро терять силы и начал широко зевать. Долгий разговор сильно утомил его.
   – Вам лучше отдохнуть.
   – Тут вы сто раз правы…

7

   Прежние посетители пришли на следующий день. Перед этим медсестра сняла с него почти все датчики и вынула иглу, сказав, что вечером придется ее вернуть на место. Камышов не особенно и возражал.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Нормально, Амели.
   – Доктор Стоун, – тут же поправил Камышова директор Ришман, возмущенный таким откровенным панибратством.
   – Пусть так… – согласился Роман.
   – Вы, кажется, хотели получить ответы на свои вопросы? – напомнила доктор, проверив все показания медицинских приборов. – Мы можем дать вам ответы на некоторые из них.
   – Отлично. Первый: где я?
   – В Орланде.
   – Хм-м… – Роман пытался вспомнить, где это, и, наконец, сдавшись, переспросил: – Где это? Что-то говорит мне, якобы это довольно далеко от моей родины, да и язык ваш мне не знаком. Еще эти хреновины…
   Роман показал на автопереводчики.
   – Насколько нам удалось разобраться, Орланд находится на территории, которую вы называли Австралией.
   Роман недоверчиво уставился на посетителей.
   – Это что, шутка, да?
   – Нет…
   – Охренеть, я в самой что ни на есть Австралии! И что же я тут делаю… Называли? – опомнился Камышов. – Я не ослышался?
   – Нет.
   – А как же Австралию называют сейчас? – осторожно спросил Роман, еще сильнее подозревая, что его разыгрывают, а, по его мнению, это не очень кстати при его состоянии.
   – Округ Келлендж, – просветил Камышова директор Ришман.
   – Стоп, тут что-то не так. Из целого государства, расположенного на целом материке, получился какой-то долбаный округ?! Это шутка, да?!
   – Нет, дело в том, что… – попыталась объяснить Амели.
   – А как же вы сейчас называете Россию?!
   – На месте этого государства сейчас расположены три округа. Немал…
   – Не важно, как они называются, – слабо махнул рукой Роман.
   Камышов замолчал, приходя в себя. Последняя информация буквально опустошила его, он ощутил даже физическую слабость, словно каждая клетка в его организме налилась свинцом. Такого он не мог себе представить даже в самом страшном сне.
   – А теперь самый главный вопрос: сколько я спа… был мер… – никак не мог подобрать нужное слово Роман, – отсутствовал, одним словом?
   Камышов не дождался ответа и, перебив директора Ришмана, попытался ответить сам:
   – Наверное, я впал в кому и провел в ней несколько десятилетий. Мне, наверное, сейчас лет семьдесят, восемьдесят, это объясняет слабость, атрофию мышц и все такое… Я прав? За несколько десятилетий многое могло случиться… государства распадались, объединялись, превращаясь в округа. Ведь так? – с надеждой спрашивал Роман Камышов.
   – Две тысячи лет, – после некоторого молчания сказал директор Ришман. – Вы отсутствовали две тысячи лет.
   – Мать твою, туды-растуды… не может быть… этого просто не может быть!!!
   – Может, не нужно было так сразу? – осуждающе спросила Амели, когда они вышли из палаты. Их пациент отключился после последней фразы, заставив ученых испытать легкий шок, автопереводчик перевел все, ничего не утаивая и не смягчая. – Как-нибудь помягче бы.
   – Извини. Пожалуй, действительно не очень хорошо получилось. В следующий раз буду более осмотрительным.
   – Ладно. Сказанного не вернуть. Да и как тут помягче было выразиться?.. – согласилась Амели.
 
   Прошло еще несколько дней. Питающие растворы кололи реже, стали давать жидкую пищу, как нормальному человеку.
   Приходившие доктора между сеансами терапии и прочих медицинских процедур, подбирая слова, чтобы не травмировать еще ослабленную психику пациента, рассказывали все, что он пропустил за время вынужденного отсутствия или пребывания в царстве мертвых.
   – Все это очень познавательно и интересно, но этим экскурсом в историю вы совершенно выбили меня из колеи.
   – Что вы имеете в виду? – удивилась Амели.
   – А то, что во время лавины я был не один. И я хотел бы узнать судьбу своих людей. Они погибли? – спросил Камышов и тут же сам ответил на свой вопрос: – Хотя о чем это я, конечно, погибли, как и я… Я хотел бы узнать: вы и моих людей разморозили, как и меня?
   – Ваши спутники были вашей собственностью? – удивленно спросил директор Ришман.
   – Почему? – пришла очередь удивляться Роману.
   – Ну, вы сказали «мои люди».
   – Это выражение такое. В данном случае обозначает, что они были моими подчиненными, а я соответственно – их командиром и несу… нес за них ответственность. И то, что я не поинтересовался их судьбой раньше, можно расценивать как пренебрежение служебными обязанностями.
   – В вашем случае, я думаю, это простительно, ведь на вас столько всего свалилось, – посочувствовала доктор Стоун. Но под нахмурившимся взглядом Камышова неуверенно добавила: – Как бы вам объяснить так, чтобы…
   – Скажите, как есть. Я переживу. Не впервой. С ними ничего не получилось?
   – Хорошо. Мы и остальных найденных с вами людей попытались оживить, но не все операции прошли удачно… Но большинство удалось благополучно вернуть к жизни.
   – Скольких вам удалось оживить, учитывая, что они не останутся растениями?
   – Вы имеете в виду – недееспособными? – сориентировалась доктор Стоун.
   – Именно.
   – Оживленных – двадцать два вместе с вами, двое до сих пор в коме, и надежд на благополучный исход очень мало. Еще восемь неудачно.
   – Что-то я не понимаю, моих людей вместе со мной всего двадцать пять человек. Откуда еще семеро взялось?
   – Вы были все вместе…
   – Бородатые, наверное, – догадался Роман.
   – Что, простите? – переспросил директор.
   – Ничего. Мне необходимо увидеть своих людей.
   Камышову вдруг стало нехорошо. А вдруг удачно прошли операции именно у боевиков, и тогда в лучшем случае с ним останется только половина из его взвода. Он, конечно, понимал, что потери неизбежны, но будет обидно, если среди оживленных окажется много боевиков, а не его солдат.
   – Ну, чего вы ждете?! Везите меня по их палатам! Давайте же!
   – Это трудновыполнимо… они сейчас на интенсивных процедурах. Вы должны понять, вы очнулись раньше остальных, а потому находитесь в лучшей физической форме.
   – Понятно. Когда я смогу их увидеть?
   – Я думаю, завтра, – сказала доктор Стоун. – Надеюсь, ваша встреча ускорит выздоровление многих из вас.
   Доктора ушли, а Камышов остался сидеть в палате. Уже потом он сообразил, что мог бы попросить принести ему фотографии всех тех, кого они смогли оживить, ведь это не составит большого труда. Он мог бы попросить об этом и сейчас, нажав на кнопку вызова, но решил все-таки подождать личной встречи.
   А чтобы ждать было не так невыносимо мучительно, он стал делать физические упражнения, на какие только имелись силы. Пару раз присесть и столько же отжаться от стены было уже большим прогрессом, несмотря на то, что руки и ноги после подобной тренировки тряслись, как после пятидесятикилометрового марш-броска.

8

   На директора Ришмана и на доктора Стоуна давили сверху, намекая, дескать, прошло уже довольно много времени и размороженные должны по мере своих сил помогать в деле борьбы с агрессорами.
   Опытные партии военных роботов прямо с конвейеров отправлялись в объятую войной систему, а точнее – в настоящее побоище, поскольку там практически никто не сопротивлялся. Как они себя поведут в реальном бою, никто не знал, а потому нужно использовать все возможности, и размороженные относились к таковым.
   Потому Амели и согласилась устроить встречу своих пациентов друг с другом, действительно считая, что общение друзей поможет им быстрее прийти в нормальное состояние.
   Специально для этого приехала правительственная комиссия во главе с министром обороны Пфайффером, ему предстояло решить, стоит ли оживленных привлекать к работе и смогут ли они вообще что-либо сделать, а главное – станут ли они что-то делать. Ведь многие считали, будто кровожадные варвары из темных веков, погибшие с оружием в руках, могли запросто, при первой же возможности, переметнуться почти к таким же нецивилизованным оуткастам и стать их пособниками.
   Все это следовало просчитать прибывшей в институт комиссии.
   – Где же ваши подопечные? – поинтересовался министр обороны Глен Пфайффер.
   Комиссия находилась в отдельной комнате, чуть сверху, за светонепроницаемым окном. Решено было понаблюдать за подопечными так, чтобы они не знали, что на них смотрят.
   – Уже везут, господин министр, – ответил директор Ришман, кивнув доктору Стоун.
   – Замечательно, посмотрим, на что они способны. Варваррры…
 
   Роман привычно сел в кресло-каталку, думая, будто его опять везут на мало приятные процедуры, хотя он уже мог передвигаться самостоятельно. Но на этот раз привычный маршрут оказался другим.
   – Куда меня везут? – удивленно спросил Роман, но, не увидев на шее медбрата черного автопереводчика, замолчал.
   В следующую секунду он решил, что его везут на встречу с бойцами, хотя ожидалось, что это произойдет только вечером, но, видимо, планы изменились, чему Роман только порадовался.
   На одном из перекрестков в коридоре появилось второе кресло-каталка еще с одним пациентом.
   – Чуй? – тихо позвал ефрейтора Камышов, боясь обознаться. Но тот расслышал и повернулся на голос. – Чуй, мать твою, это ты!
   – Так точно, лейтенант.
   – Хреново выглядишь!
   – Зато вы неплохо.
   Каталки поравнялись, и соратники крепко, насколько вообще могли, пожали друг другу руки.
   – Что происходит, командир? Такое впечатление, будто я не дома. Уж больно все здесь чужое и необычное, даже слишком. Словно я не в военном госпитале с облупившейся штукатуркой и протекшими потолками, а в больничке для богатеев. Но мне как-то трудно поверить в щедрость нашего родного министерства. И эти козлы молчат, как рыбы. В морду бы им дать… – мечтательно добавил Чуй.
   – Тебе ничего не рассказали? – удивился лейтенант Камышов.
   – О чем я и говорю, молчат, как рыбы. Между собой о чем-то шепчутся, только я ни слова не понимаю.
   – Я потом все объясню. Ты мне лучше скажи, почему ты оказался рядом с нами, и тебя лавиной задело?
   – И не только лавиной… я чуть не поджарился до золотистой корочки.
   – Вот и я про что… Так почему?
   – Вертолет прилетел, и надобность во мне как в снайпере отпала. Потом я же видел, что есть раненые, хотел помочь их оттащить. Тут-то все и началось. Плюхнулся в какую-то дрянь… потом вспыхнул огонь, и ток прошел через все тело. Казалось, во мне сейчас все взорвется. Потом закружило, начало бросать из стороны в сторону и темнота.
   – Я рад, что ты жив.
   – А уж как я-то рад. Кому расскажешь о таком – не поверят.
   – М-да… было бы кому рассказывать.
   – Ты о чем?
   Но ответить Камышов не успел. Прямо перед ними открылись двери, и кресла-каталки одно за другим въехали в просторное помещение с подозрительными зеркалами во всю стену. Сразу же вспоминались всякие дебильные реалити-шоу под общим неформальным названием «Замочная скважина».
 
   Встреча проходила бурно. Люди жали друг другу руки, трясли за плечи, обнимались, крепко хлопали друг друга по спине. И жутко матерились.
   – Что они делают?! – в изумлении спросил министр обороны. Каждое выражение автопереводчик переводил дословно, а приборчики лингвистической цензуры захлебывались в писке, выписывая штрафные квитанции.
   – По всей видимости, это выражение дружеского приветствия, сэр… – находясь в таком же шоке, ответила Амели.
   – Но почему они ругаются?!
   – Я не знаю… сэр.
   Вдруг гомон оборвался, и наступила абсолютная тишина. Привезли еще троих пациентов, но на них почему-то радость встречи не распространялась.
   – В чем дело? – снова спросил министр Пфайффер, чувствуя, здесь что-то не так. – Что происходит?
   – Я не понимаю…
   Тройка новичков сбилась в кучку, зашептавшись о чем-то между собой и косо поглядывая на более многочисленную вторую группу. Язык для автопереводчика оказался незнакомым, и потому он молчал.
   – Сука! – вдруг сказал один из тех, кто так недавно бурно проявлял радость, сжимая своих товарищей в могучих объятьях.
   Напряжение в наблюдательной ложе росло, все чувствовали, сейчас произойдет что-то непоправимое. И действительно, тот, кто сказал бранное слово, вдруг резко встал с кресла-каталки и бросился к новичкам.
   – Не надо, Осип, стой! Отставить! – закричал лейтенант Камышов, но было уже поздно.
   Солдат преодолел расстояние, отделявшее его от столь ненавистного ему противника, и со всей силы ударил в лицо одного из боевиков. Кулак пришелся точно в нос. Но противник даже не успел закричать. Солдат в один момент оказался у него за спиной, схватил боевика за волосы и профессиональным движением переломал шейные позвонки, чуть приподняв и резко крутанув голову.
   Остальные двое попытались откатиться обратно к двери, но получалось у них плохо.
   – Так-то лучше, – сказал рядовой Осип Долгин и похлопал труп по спине, отчего тот наклонился и с мокрым шлепком упал на пол.
   – Ну всё, гниды, я сейчас и с вами разберусь, – добавил Долгин, направляясь к оставшимся двоим.
   – А я ему помогу, – тяжело вставая, поддержал своего товарища еще один солдат.
   – Отставить! – снова прокричал лейтенант. – Хватит!!!
   – Хорошо лейтенант, не будем, – согласился Долгин и отступил на шаг. – Живите, падлы…

9

   Несколько секунд члены комиссии стояли неподвижно, тупо глядя в окно, за стеклом которого только что разыгралась такая ужасающая сцена. После чего всех, почти одновременно, согнуло пополам в приступе неконтролируемой рвоты. А некоторые, в том числе и сам министр обороны, просто упали в обморок. Один генерал даже бился в эпилептическом припадке, брызгая слюной.
   После лошадиных доз успокоительного все пришли в себя и стали решать, как им поступить с пациентами.
   – Их нужно немедленно изолировать! – кричал министр Пфайффер. – Это дикие звери, варвары, которым место в клетке!
   И многие слабыми кивками показали свое согласие с таким вариантом решения проблемы. Да что уж многие – все были согласны. Слишком неконтролируемыми оказались размороженные субъекты.
   – Посмотрите на них! – продолжал кричать министр обороны. – Они едва очухались, только-только начали шевелиться и сразу же принялись убивать! Я требую, чтобы их до конца жизни изолировали от общества! Навсегда!!!
   Зал одобрительно загудел, за исключением директора Ришмана и доктора Стоун, которая после речи Пфайффера, взявшего небольшой тайм-аут, встала на защиту своих подопечных:
   – Но, господин министр, президент приказал использовать все возможности…
   – Но это же варвары! Маньяки!
   – Но, сэр, ведь именно по этой причине мы их и оживили, за их знания и навыки.
   – Да, конечно… – вынужден был признать ее доводы Глен Пфайффер.
   – Давайте хотя бы узнаем, почему они так поступили, сэр. Может быть, все окажется не таким уж и ужасным. Конечно, смертоубийство – это преступление, но стоит учесть, что они все еще живут по своим законам и не знают наших, они думают, будто находятся в своем времени.
   – Да, конечно, это можно признать смягчающим обстоятельством, – сказал министр. – Давайте узнаем мотивы их поведения…

10

   Поредевший взвод до сих пор находился в той комнате, куда их привезли для встречи друг с другом. Двоих боевиков милостиво отпустили, и те ушли, забрав тело убитого с собой.
   Медбратья, которые привезли их на креслах-каталках, опасались заходить внутрь, несмотря на все заверения пациентов о том, что они их не тронут. Впрочем, странные пациенты не особенно и опечалились. Побеседовать им было о чем. В основном говорил лейтенант Камышов, перерассказывая остальным то, что узнал от доктора Стоун и директора Ришмана, – историю прошедших тысячелетий. Впрочем, он основательно ее подсократил, отбросив, по его мнению, пустую информацию.
   Солдаты слушали молча, не перебивая, с хмурыми лицами. Роман не был уверен, понимают ли они его и слышат ли вообще, но рассказ продолжал. Он знал, его людям трудно принять то, что они пролежали во льдах две тысячи лет и уже нет никого из тех, кого они знали и любили. Нет ничего привычного, кроме тех двух бородачей, которых он им помешал убить.
   – Как же им удалось нас оживить? – спросил сержант Галс. – Это же фантастика чистой воды! Я такое только в третьесортных комедийных фильмах видел. Но реальность…
   – Видимо, не такая уж и фантастика. Что касается оживления, то это просто стечение обстоятельств. Мы искупались в антифризе, наглотались его, да еще вместе с какой-то гадостью. Сквозь нас прошел ток, нас опалил огонь, а в довершении всего нас завалило снегом, где и создались благоприятные условия для сохранения тел. Нас наверняка искали, но так и не нашли тогда…
   – Видно, не особенно-то и старались, – подал голос подрывник Адам Марцев. – Мы ж не знаменитости какие, чтобы километры льда бурить годами, лишь бы тела отыскать. Курить охота, убил бы за сигарету…
   – Попридержи язык, – шепотом предупредил лейтенант, глазами показав на зеркала под потолком. – Итак уже натворили дел.
   – Понял.
   – В тела ввели раствор с нано…
   – Нанороботы, – подсказал сержант Галс.
   – Да, закачали ианороботов, они нас восстановили, после чего оживили. Вот такие дела, – подвел итог Роман Камышов. – Земля теперь – единое государство с округами, земляне – единый народ без национальностей и расовых предрассудков. Колонизировано чуть больше десятка миров. Не так уж плохо… всегда мечтал побывать в космосе, посмотреть на другие формы жизни и все такое. Глядишь, может, и возьмут в звездные разведчики, а, разведка? Что молчим?
   – Может, и неплохо…
   – А теперь вопрос из вопросов, лейтенант, – заговорил старшина Фрейндлих.
   – Какой?
   – А на кой хрен нас, собственно, разморозили, да еще всех разом? Взяли бы одного, потом другого, ведь технология могла дать сбой, и весь драгоценный материал пропал бы зря.
   – Тебе, старшина, не в разведке, а в контрразведке служить, – хмуро ответил Роман. Он понял, что не задал себе и докторам главного вопроса, того, который, можно дать голову на отсечение, первым пришел в голову Виктору. – Признаться, я об этом не задумывался.
   Такая непонятная ситуация взволновала всех. Солдаты загудели, заспорили друг с другом, что-то живо обсуждая, но шум мгновенно прекратился, едва одна из панелей стала прозрачной и за ней показались люди.
   – Эй, может, пожрать принесете, а? А то мы тут уже изголодались, – завелся один из солдат. Его поддержали остальные.