Кунин Владимир Владимирович. Толчок восемь баллов

   — Ах, Родион Иванович…
   — Просто Родик.
   — Ах, Родик! Как я вам сочувствую!
   Но Родик успокоительно подмигнул ему:
   — Отдышался, огляделся… Батюшки! А ведь государство тоже не без слабостей!.. И оказалось, что если эти слабости обратить в свою маленькую пользу — и у нас можно жить очень припеваючи!
   — Чем же вы сейчас занимаетесь, Родик? — спросил Герстнер.
   — Путешествую, как видите. Скупаю мертвые души, исключительно для положения в обществе. Чтобы иметь достойное реноме. Изредка в провинции принимают за ревизора… Время от времени представляюсь внебрачным сыном великого полководца Голенищева-Кутузова… Сюжеты из собственной жизни за умеренную плату уступаю многим литераторам. Посредничаю… Но все в пределах правил. В рамках государственных законов, кои необходимо знать досконально!

***

   К трактиру подкатила карета Потоцкого. Граф вышел из кареты, прижимая ларец к толстенькому животику. Навстречу богатому господину выскочил трактирщик. Граф то-то спросил у него. Трактирщик сразу провел его внутрь заведения и указал на столик Герстнера и Родика. Зайцев насторожился, вытянул шею…

***

   Карета ждала Потоцкого у самых дверей трактира. Лакей услужливо держал дверцу кареты распахнутой.
   И тогда раздался голос секретного агента Тихона Зайцева: «Секретно. Его высокопревосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Настоящим имею сообщить, что в пути господина Герстнера посетили их сиятельство граф Потоцкий. Имели непродолжительную беседу. В суть оной беседы проникнуть не удалось, кроме как наблюдал проводы их сиятельства…»

***

   С треском распахнулись трактирные двери, и Потоцкий, вместе с ларцом, по воздуху влетел из трактира прямо в собственную карету с такой силой, что пролетел ее насквозь и выпал на проезжий тракт через противоположную дверцу.
   Встал, отряхнулся, и как ни в чем не бывало светски раскланялся с проезжавшей мимо дамой. Потом влез в карету и крикнул:
   — Трогай!
   В карете граф вытащил из заднего кармана заначку тысяч в тридцать и с великим сожалением вернул ее в ларец…

***

   Дорогу пересекала быстрая неширокая речушка. Через нее было перекинуто некое строение, напоминающее мост. На берегу у моста стоял шалаш. У шалаша человек могучего телосложения доил грязную козу диковатого вида. Рядом лежали два мельничных жернова, соединенные длинным железным ломом.
   Но вот гигант услышал скрип колес, чавканье лошадиных копыт, вскрикивание ямщика и сказал козе:
   — Вот, Фрося, и наш рупь едет. Надо размяться.
   Он встал, присел пару раз, легко выжал над головой чудовищную штангу из жерновов и отхлебнул козьего молока.
   Из-за поворота показалась пролетка Герстнера и Родика. У моста ямщик осадил лошадей.
   — Что встали? — поинтересовался Родик.
   — Дальше никак, барин. Дальше — рупь, — пояснил ямщики крикнул: — Эй, Федор!
   — Чаво?
   — Не видишь «чаво»? Это, ваши благородия, Федор. При мосте живет и при нем кормится. Потому как без его ни в жисть не проехать.
   — Вот уж точно — кошелек или жизнь, — вздохнул Родик.
   — Не, барин, ему только рупь нужон, — сказал ямщик. Герстнер полез было за кошельком, но Родик остановил его:
   — У меня для таких дел специально рубль припасен, Антон Францевич. — Вытащил серебряный рубль. — Держи, Голиаф!
   Федор поймал рубль, засунул его за щеку, сбросил портки, рубаху и в одних подштанниках полез в воду. Зашел под мост и принял его на свои могучие плечи.
   — Ехай живее! Закочанеешь тут! — крикнул он из-под моста.
   Лошади опасливо ступили на неверный настил. Когда пролетка достигла середины моста, Федору пришло в голову проверить рубль на зуб. Он вытащил его изо рта, прикусил и завопил возмущенно:
   — Фальшивый!!!
   Зашвырнул неправильный рубль далеко в воду и вышел из-под моста.
   Мост рухнул, а вместе с ним в воду полетели лошади, повозка, багаж, Отто Франц фон Герстнер, возница и отставной корнет Родион Иванович Кирюхин…
   Деревянные обломки моста плыли по реке. Бились в воде лошади.
   Герстнер уцепился за колесо перевернутой кибитки — колесо вертелось, и Герстнер судорожно перебирал спицы.
   Неподалеку вынырнул Родик, захлебываясь, восторженно прокричал:
   — Антон Францыч!.. Я вот о чем подумал… Такой человек нам просто необходим!..

***

   Тайный и очень озябший агент Тихон Зайцев сидел за кустом и наблюдал в подзорную трубу за колымагой, на запятках которой была приторочена штанга силача Федора.
   Колымага проехала. Тихон отвинтил окуляр у подзорной трубы, налил в него из трубы порцию водки и выпил для согрева. Закусил близвисящим листочком и стал писать донесение: «Сикретно. Его сиятельству графу Бенкендорфу. Настоящим доношу, что в экипаж господина Герстнера был взят вольноотпущенный крестьянин Федор. Служил в батраках на мельнице. Из-за неуплаты ему заработанных денег побил мельнику лицо, забрал в счет жалованья мельничные жернова и совместно с козой Ефросиньей открыл собственное дело при разрушенном мосте…»

***

   Теперь в колымаге ехали четверо — Герстнер, Родик, Федор и коза Фрося. Коза злобно блеяла и пыталась кого-нибудь укусить.
   — Не коза, а стерва какая-то! — в сердцах сказал Родик.
   Не, Родион Иваныч, она вообще-то животная добрая. — Федор мягко погладил Фросю. — Только нервная очень. Шутка ли, два года мы с ей при этом мосте состояли! Поневоле озвереешь. Таперича ей повеселее будет — как вашу железную дорогу соорудим, я сразу же в цирк подамся — «Силовой аттракцион Джакомо Пиранделло»…
   — Как?! — поразился Герстнер.
   — Джакомо Пиранделло, Это мне один проезжий барин такое звание сочинил. Так, говорит, будет красивше. Я его за это без рубля через мост переправил,
   — А коза тебе зачем, Пиранделло? — спросил Родик,
   — Козье молоко силу дает, Родион Иваныч. И потом, с ей не скушно. Все-таки живая тварь рядом…

***

   — А Герстнер едет и едет в Петербург! — Князь Меншиков раздраженно передвинул флажок на карте. — По нашим дорогам, в наших экипажах, на наших лошадях! Фантастика!.. Вот и Потоцкий вернулся ни с чем. Спасибо, что деньги привез обратно…
   — За кого вы меня принимаете? — возмутился Потоцкий.
   — Быть может, не давать Герстнеру лошадей? — спросил Татищев.
   — Он иностранец, — возразил Бутурлин. — Или вы хотите, чтобы о нас там говорили черт знает что?
   — Боже мой! — вздохнул Воронцов-Дашков. — До каких же пор мы будем вылизывать задницы итальянским тенорам и в пояс кланяться заезжим немецким парикмахерам? Откуда же в нас это отвратительное, унизительное, отнюдь не русское качество?! Все боимся, что про нас «там» кто-то что-то скажет! Ну нельзя так, господа! Ну побольше к себе уважения…
   — И в кнуты его!!! — закричал Потоцкий. — Да так, чтобы живого места не осталось!..
   — Вы, граф, в своем уме? — спросил его Бутурлин.
   Но светлейший отреагировал несколько иначе:
   — А что? Не грех басурмана и попугать. А может быть, и поучить слегка. Для острастки. И по всему пути его следования распорядиться — лошадей не давать. Глядишь, безлошадный да пуганый — и повернет обратно! Неплохо, неплохо…

***

   Катила наша колымага сквозь лес по проселку, и вдруг прямо перед лошадиными мордами рухнуло огромное дерево и перегородило дорогу. С криком и улюлюканьем выбежали десятка два мужиков с бандитскими мордами. У каждого за поясом ямщицкий кнут, в руках вилы, колья…
   — А ну вылазь, сучье племя! — закричал главарь.
   Из кареты вылезли Родик, Герстнер и Пиранделло с козон.
   — Который? — спросил главарь у ямщика.
   Тот предательски показал на Герстнера и усмехнулся. Родик мгновенно выхватил из-под камзола два пистолета:
   — Назад!!!
   Толпа испуганно попятилась. Главарь сказал Родику:
   — Мы тебя, барин, не тронем. Нам немец нужен.
   — Я не немец, — возразил Герстнер. — Я австрийский чех…
   — Нам без разницы. Нам тебя велено поучить и попугать, чтобы ты у нас дороги из железа не делал, а вертался бы к себе обратно.
   — Один шаг — и стреляю!.. — звонко прокричал Родик.
   — Как вам не стыдно, Родик! — строго сказал Герстнер. — Ни одну из самых светлых идей нельзя утверждать силой оружия…
   Он встал на подножку кареты и, широко улыбаясь, начал:
   — Дорогие друзья! Железные дороги — это спасение от расстояний! Железные дороги — это развитие торговли и рост благосостояния народа!.. А перевозка пассажиров по железной дороге есть самое демократическое учреждение, какое только можно придумать для преобразования государства!..
   Но тут главарь банды поднял большую лесную лягушку-:! запустил ее в физиономию Герстнера. Инженер растерянно замолчал.
   — Мерзавец!!! — Родик вскинул пистолет.
   Стой, стой, Родион Иваныч! — испугался Пиранделло. — Опусти пистолет, Христом Богом молю! Не ровен час выстрелит. Грех надушу… — Он передал поводок Герстнеру и сказал: — Держи Фросю крепче, Антон Францыч. А то она их всех порвет.
   Подошел к главарю, за спиной которого теснилась вся банда.
   — Чего балуешь?
   — А те чё? — Главарь легонько пихнул Федора в грудь.
   — А ничё. — Федор тоже его пихнул.
   — А ты кто такой? — И главарь пихнул Федора посильнее.
   — Я? — Федор на секунду задумался. — Я — Пиранделло!
   Банда оскорбительно захохотала. Главарь усмехнулся:
   — Кто-о-о?! — И снова пихнул Федора в грудь.
   — Пиранделло я!!! — обиженно крикнул Федор и так пихнул главаря, что тот отлетел на несколько метров, врезался в свою банду и свалил на землю всех до единого.
   Федор вышел на дорогу, легко поднял огромное дерево и понес его к обочине. Но в это время банда уже очухалась и бросилась на него, вздымая колья и вилы.
   Держа в руках пятисаженное дерево в обхват толщиной, Федор просто повернулся вокруг своей оси и этим деревом шарахнул банду так, что вся она с воем улетела в придорожный лесок. А главарь оказался висящим на ближайшей березе. И шапка главаря упала с его головы на землю.
   Тут Герстнер не сдержал Фросю, и та со злобным кобелиным лаем бросилась вслед за бандой…

***

   Со штангой на запятках колымага ехала вдоль берега небольшого озерца. Вместо сбежавшего кучера лошадьми теперь правил Пиранделло. Рядом на облучке сидела коза Фрося в трофейной шапке главаря.
   С дерева, висящего прямо над озером, за колымагой следил Тихон Зайцев. Когда колымага проехала под ним, Тихон засуетился, ветка, на которой он сидел, обломилась, и тайный агент с воплем ужаса полетел в воду.
   — Помогите!., — услышан Пиранделло и резко осадил лошадей.
   Родик и Герстнер тревожно выпрыгнули из колымаги…

***

   В ожидании лошадей они сидели на постоялом дворе и отпаивали горячим козьим молоком мокрого, дрожащего, закутанного в клетчатый плед Тихона Зайцева.
   — Как же это ты, секретный агент тайной полиции, плавать не умеешь? — спросил Родик.
   — Да когда было плавать-то учиться, ваше благородие Родион Иванович? Ведь все пишем да следим, следим да пишем… — шмыгал носом Тихон.
   — Господи! — поразился Родион. — Я же всю жизнь считал, что тайный агент Третьего жандармского отделения и плавает как рыба, и стреляет, как Робин Гуд! Из пистолета — бац! И с сорока шагов — белке в глаз!..
   Зайцев горестно махнул рукой:
   — Да я с пяти шагов слону в задницу не попаду…
   — Дай-ко я тебе еще молочка подолью горячего, — жалостливо сказал Пиранделло. — Козье молоко от всех напастей!
   Мимо пробежал станционный смотритель, покосился лукаво.
   — Как с лошадьми, любезный? — спросил его Родик.
   — Лошадей нет, извиняюсь, и не предвидится, ваше благородие.
   — Черт знает что… — пробормотал Родик и спросил у Тихона: — А документ у тебя какой-нибудь есть?
   — А как же! — Тихон нашарил нагрудный кожаный мешочек, вытащил подмоченную бумаженцию. — А то случись чего!..
   Родик прочитал документ, на секунду задумался и сказал:
   — Вот что, Тиша. Поедешь с нами. Харчи наши, жалованье казенное. Доносы тебе поможем писать. А сейчас… — И крикнул станционному смотрителю: — Эй, любезнейший! Быстро четверку лучших лошадей тайному агенту Третьего отделения собственной его величества канцелярии! Покажи ему документ, Тихон. Покажи, покажи!..

***

   Запряженная четверкой лошадей, ехала вместительная карета с огромной штангой на запятках.
   Теперь в карете сидели пятеро — Герстнер, Родик, Пиранделло, коза и Тихон Зайцев. Все работали; Герстнер делал пометки на грифельной доске, Родик отмечал проезжаемые места на карте, Пиранделло вычесывал Фросю, Зайцев писал очередное донесение Бенкендорфу.
   — Дальше как, Родион Иванович?.. — спросил Тихон и показал уже написанное.
   — Не «сикретно», а «секретно», грамотей. А дальше так: «С величайшими опасностями и риском для жизни мне удалось внедриться в наблюдаемую группу». Написал? Точка. Теперь проси жалованье за истекшие полгода и подписывайся: «Агент ноль, ноль, ноль, семь». Или «восемь»? А, Тихон? Как там у вас это делается?
   — Нет. Я обычно пишу: «Преданный Отечеству и вашему высокопревосходительству Тихон Зайцев».
   — Очень хорошо! Вот так и пищи. Не меняй стиль.

***

   Перед самым Петербургом карета наших героев попала в плотный туман. Тревожно блеяла Фрося, бестолково суетились вокруг кареты путешественники, отчаянно причитал возница:
   — Ой, беда-то… Помоги, сохрани и выведи, Господи!..
   И вдруг совсем рядом в тумане возникло некое странное свечение в человеческий рост с неясными очертаниями. И насмешливый девичий голос проговорил:
   — По таким пустякам — и сразу к самому Господу? Все замерли. Свечение растаяло, и на его месте возникла прелестная девушка лет восемнадцати.
   — Что это вы так приуныли? — улыбнулась она.
   — Заблудились… — хрипло сказал Пиранделло,
   — Эка важность! — Девушка что-то пошептала лошадям, погладила их и крикнула путникам: — Садитесь!
   Она сразу же уютно устроилась в карете и приказала вознице:
   — Погоняй!..
   Лошади легко понесли карету в сплошной белой мгле. Фрося положила голову девушке на колени и блаженно прикрыла глаза.
   — Батюшки!.. Она же никого к себе не подпускала! — перекрестился Пиранделло.
   — Ура! — заорал возница. — На большак вылезли!!! Герстнер церемонно снял шляпу. Девушка предупредила вопрос:
   — Меня зовут Мария.
   — Местная? — сразу попытался уточнить Зайцев.
   — Это как посмотреть, — рассмеялась Мария. Родион Иванович увидел, как Мария зябко передернула плечами.
   — Озябла, Машенька?
   — Ага. Ждала вас долго.
   Пиранделло тут же сбросил с плеч кафтан, набросил его на девушку… Зайцев поспешно вытащил свою подзорную трубу, отвинтил окуляр, налил в него из трубы водки, проворковал:
   — На-ко хлебни, Манечка…
   Не чинясь, Маша выпила и пустила трубу по кругу. Когда очередь дошла до Герстнера, тот с инженерным интересом осмотрел трубу:
   — Как же вы смотрите через водку, Тихон?
   — А через ее завсегда лучше видно, Антон Францыч.
   — Какой талантливый народ! — Герстнер выпил, передал трубу Родику.
   Тот налил себе в окуляр:
   — Твое здоровье, Машенька. Тебя нам словно Бог послал…
   — Вообще-то так оно и было, — весело ответила Маша.
   Родик выпил и, потрясенно глядя на Машу, проговорил:
   — Да, есть еще женщины в русских селеньях…

***

   В Петербурге у отеля «Кулон» Родик руководил разгрузкой экипажа. Зайцев стоял на крыше кареты, сверху подавал багаж. Фрося охраняла поклажу — бросалась на каждого проходящего.
   — Жить будем здесь — каждому по комнатке. Штаб назначаю в апартаментах Антона Францевича. До утверждения проекта — никаких увольнений!
   — Родик, я готов поверить в то, что вы действительно внук фельдмаршала Кутузова! — восхитился Герстнер.
   — Нет, Антон Францевич, это легенда для провинциалов.
   — А ежели мне отлучиться потребуется? — сверху спросил Зайцев.
   — Считай себя мобилизованным, а посему на казарменном положении! — жестко отрезал Родик.
   — Исхитряйся как-нибудь. На то ты и тайный агент, — усмехнулся Пиранделло.
   — Ты еще мне будешь указывать!.. — обиделся Тихон.
   — Не ссорьтесь, друзья мои, — сказал Герстнер. — Мы с вами начинаем грандиозное дело. И жить должны в мире и согласии.
   — И в любви к ближнему, — добавила Маша и каждого одарила таким ласковым взглядом, что Пиранделло, не рассчитав собственных сил, резко рванул свою штангу с запяток.
   Освободившись от гигантской тяжести, задние рессоры кареты мгновенно выпрямились, и карета скатапультировала тайного агента на балкон второго этажа, где Тихон и повис на руках в пяти метрах от земли.
   — Вы куда, Тихон? — удивился Герстнер.
   — Не балуй, — сказал Пиранделло.
   Тихон в тоске смотрел вниз и скулил от ужаса.
   — Отпусти руки, Тиша, не бойся, — ласково сказала ему Маша. — Отпусти. Я жду тебя…
   Тихон разжал пальцы и под напряженным взглядом Маши опустился на землю. У всех рты раскрылись от изумления!
   — Что надо сказать, Тихон? — спросила Маша.
   — Слава те Господи… — еле выдавил из себя Зайцев.
   — Правильно, — похвалила его Маша и спросила у Родика: — Что дальше делать, Родион Иванович?

***

   На Крестовском острове у Меншикова рядом с дворцом была устроена купальня-бассейн с подогревом воды. Рядом — стол с самоваром, два кресла и лакей с полотенцами. Светлейший плавал на спине, граф Потоцкий — по-собачьи. Потоцкий тихо информировал светлейшего:
   — …Уйма рекомендательных писем и, конечно, последние донесения внедрившегося к ним агента сделали свое дело…
   — То, что он добился приема у Бенкендорфа — полбеды. Беда, если Александр Христофорович представит его государю, — сказал Меншиков.
   — А что, если… — И Потоцкий осекся.
   — Говори, говори. Ум хорошо, а полтора лучше.
   — А что, если преподнести Бенкендорфу ту шкатулочку…
   Светлейший едва не утонул. Отплевался и заорал на Потоцкого:
   — В Сибирь захотел?! В рудники? И нас всех в кандалы!.. Кому «шкатулочку»?! Второму человеку после царя?! Неподкупному Бенкендорфу?! Надо же додуматься!!!

***

   Шеф корпуса жандармов граф Бенкендорф принимал у себя господина Герстнера и светски болтал с ним по-немецки:
   — Я слышал, что за короткое время пребывания в России вы сумели даже создать круг единомышленников?
   — Это прекрасные люди, ваше сиятельство! Истинные патриоты своего отечества. Моя благодарность им просто не знает границ! И мне очень хотелось бы…
   Лучезарно улыбаясь, Бенкендорф встал. Вскочил и Герстнер.
   — Превосходно! — вежливо перебил его Бенкендорф. — Всегда приятно услышать о соотечественниках добрые слова. Благоволите оставить мне вашу записку о выгодах построения железных дорог в России, и коль скоро я сочту это дело полезным — сразу же представлю его на высочайшее рассмотрение.
   — Ваше сиятельство, я пребываю в неведении еще многих законов государства Российского и поэтому позволю себе спросить: почему сугубо гражданский инженерный проект вызывает такой интерес именно вашего ведомства?
   Бенкендорф широко и светски улыбнулся:
   — Ах, господин Герстнер! Кому еще, как не корпусу жандармов, помочь осуществлению ваших грандиозных замыслов? Ведь тайная полиция всегда была, есть и будет самым прогрессивным институтом в России!

***

   У дверей в царские покои Бенкендорф ждал выхода государя. Из покоев доносились страстные вздохи и стоны, сопровождаемые маршевой мелодией музыкальной шкатулки.
   Бенкендорф посмотрел на часы. И в ту же секунду оборвались все звуки, замолкла музыкальная шкатулка, дверь распахнулась, и в приемную вышел самодержец всея Руси Николай Первый.
   — Доброе утро, ваше величество, — поклонился Бенкендорф.
   — Доброе утро, Александр Христофорович. Я очень занят. Уйма дел… Потрудитесь изложить все кратчайшим образом.
   — Слушаюсь, ваше величество. Австрийский инженер Герстнер предлагает соединить железными дорогами на паровой силе ряд городов Российской империи…
   — Но он же сумасшедший!.. Ну почему ко мне?! Направьте его во врачебную управу!
   — Осмелюсь заметить, ваше величество, Герстнер представил вполне убедительные резоны для полезности введения железных дорог на благо процветания России…
   — Россия и так процветает! — нетерпеливо перебил царь. В эту секунду из-за двери послышался нежный женский голос:
   — Ну где же вы, Николя?..
   Оглядываясь на дверь, Николай торопливо проговорил:
   — Александр Христофорович, голубчик… Обсудите проекты этого… Ну как его?!
   — Герстнера, — подсказал Бенкендорф.
   — …проекты этого Герстнера в соответствующих инстанциях, создайте необходимые комиссии, сделайте организационные выводы — и только потом ко мне! И не в такое раннее время, Александр Христофорович!
   — Николя!.. — послышалось из-за двери.
   Николай ринулся в покои, на ходу расстегивая мундир. Когда он распахнул двери, Бенкендорф увидел кровать под балдахином, в которой томилась обнаженная фрейлина…

***

   На Крестовском острове, в тщательно сокрытой от посторонних глаз беседке, собрались акционеры русского извоза.
   — Мы для него — инкогнито! Мы оплачиваем его работу, а остальное его не касается. Кто мы, что мы — он никогда не узнает, — жестко проговорил князь Меншиков.
   — Неужели нельзя было найти специалиста из своих? — пожал плечами граф Татищев.
   Нет! Как выяснилось — нельзя! Потому что у нас все делается тяп-ляп! А он — ювелир!.. Послужной список его интриг превосходит всякое воображение: дворцовый переворот в Абиссинии, беспорядки в Ирландии, расстройство военного союза Люксембурга с Китаем против Англии, загадочная гибель короля Саудовской Аравии…
   — Ну хорошо, хорошо… Достаточно. Когда он будет здесь?
   — Я здесь уже. — В дверном проеме появился маленький, худенький человечек с ангельским лицом, белокурыми волосиками и широко распахнутыми доверчивыми голубыми глазами. За ним волочилась непомерно длинная шпага.
   — Ага..: — несколько растерялся князь Меншиков. — Господа! Позвольте представить вам… э-э-э…
   — Иван Иванович, — помог ему вооруженный ангел. — В России я натурализовался как Иван Иванович Иванов.
   — Дорогой Иван Иванович, мне не хотелось бы называть имен…
   — И не надо, — мило улыбнулся Иван Иванович. — Вы — князь Меншиков, вы — князь Воронцов-Дашков, вы — графы Бутурлин, Татищев и Потоцкий. Ваш негласный доход от извозного промысла — более ста миллионов рублей в год. И железные дороги Герстнера могут лишить вас этих денег. Так?
   Ошеломленное молчание было ему ответом.
   — А вот вам и последняя информация: ваш государь благосклонно разрешил создание комиссий по обсуждению проекта Герстнера.
   — Кошмар!.. — Все схватились за головы.
   — Итак — цареубийство? — деловито спросил вооруженный ангел.
   — Нет! Нет!.. Только не это!.. — испуганно закричали все.
   — Жаль… — сразу погрустнел Иван Иванович. — Время политических свобод… Император гуляет без охраны… Ах, как эффектно можно было бы обставить эту акцию!.. И недорого.
   — Ни в коем случае! — категорично прервал его Воронцов-Дашков. — Россия достаточно натерпелась от смены правителей!
   — Очень, очень жаль, — мягко и печально повторил ангел со шпагой. — А ведь скоро даже ничтожные государственные деятели, болтая о равенстве и демократии, начнут окружать себя такой толпой телохранителей, что исполнение самого примитивного политического убийства станет буквально непосильной задачей. Естественно, и цена… — Ангел присвистнул и ввинтил палец куда-то вверх.
   Вошел здоровенный молодой лакей — принес самовар, чашки, блюдца, сахар. Иван Иванович тут же стал прихорашиваться, не отводя от лакея томного взора. Лакей перехватил его взгляд, смутился…
   — Может быть… Герстнера? — осторожно спросил граф Потоцкий.
   Иван Иванович обиделся, как виртуоз-скрипач, которому предложили сыграть на балалайке «Светит месяц».
   — Ну пожалуйста… Хотя это не та фигура, господа, ради которой стоило приглашать меня! Тем более что сегодня в России уже немало сторонников железных дорог…
   Ангел со шпагой помолчал и с надеждой спросил:
   — А может быть, вообще террор?
   — Что-о-о?.. — Все впервые услышали это слово.
   — Террор. Новая, очень прогрессивная форма насильственного убеждения, при которой клиент сам отказывается от ранее намеченных планов. Мы, профессионалы, считаем, что за этой формой большое и светлое будущее, — пояснил Иван Иванович.
   Князь Меншиков сразу оценил преимущества прогресса:
   — Прекрасно! Мы примем самое живое участие в работе всех комиссий по обсуждению проекта Герстнера, а господин Иванов параллельно с нами займется осуществлением своего прогрессивного метода. Пусть расцветают все цветы! Итак — террор!!!

***

   Герстнер, Родик, Пиранделло с козой, Зайцев и Маша торопливо сбегали вниз по лестнице отеля «Кулон» к выходу на улицу, где их ожидала карета.
   — Скорей, скорей! — торопил всех Герстнер. — Мы уже десять минут назад должны были уехать…
   — Антон Францыч! Не волнуйтесь… В России вы никуда не опоздаете, — успокаивает его Родик. — Назначено заседание комиссий в десять, хорошо, если к двенадцати соберутся…
   — Я не хочу этого слышать!!! Это разгильдяйство!
   Герстнер рывком открыл дверь на улицу, и тут же перед его носом раздался страшный взрыв. Стоявшая у отеля карета взлетела в воздух…