Страница:
Откуда-то из стены раздался приглушенный стон тяжелых петель. Одна из деревянных панелей шкафа выдвинулась вперед, открыв узкий проход к лестнице. Венеция смогла разглядеть только первые несколько ступеней, все остальное терялось во мраке.
Гейбриел поднял с пола оставленный кем-то фонарь и зажег его. Желтый свет лампы разогнал темноту на лестнице. Дождавшись, пока Венеция робко ступит на верхнюю ступеньку, Гейбриел потянул за петлю и захлопнул потайную дверь.
– Будь осторожна, – проговорил он, начиная спускаться вниз. – Эти ступеньки очень старые. Они были заложены с первым камнем аббатства.
– Куда они ведут?
– К подземному тоннелю, по которому монахи могли бежать в случае неожиданного нападения, – отозвался он.
– Почему вы думаете, что это не простые воры?
– Очень немногие люди, не являющиеся членами общества, знают о существовании Аркейн-Хауса, не говоря уже о месте его расположения. Если помнишь, тебя привезли сюда вечером в закрытой карете. Ты сумеешь самостоятельно найти дорогу назад?
– Нет, – призналась она.
– Все гости Аркейн-Хауса приезжают сюда подобным образом. А эти двое явно знают, что ищут. Я очень сомневаюсь, что это обыкновенные воры, случайно набредшие на богатый дом.
– Поняла.
Гейбриел закончил спуск так неожиданно, что Венеция чуть не налетела на него.
Яркое пламя фонаря высветило коридор с каменными стенами. В тяжелом воздухе слышался запах сырой земли и гниющей травы. По углам в тени что-то неприятно шуршало. То и дело из темноты выступали блестящие маленькие глазки.
«Крысы», – догадалась Венеция.
Этого как раз не хватало для завершения картины готического кошмара. Она приподняла юбки повыше, чтобы знать, куда наступает.
– Сюда, – скомандовал Гейбриел.
Венеция припустилась следом за ним по низкому сводчатому тоннелю. Гейбриел вынужден был пригнуть голову, чтобы не удариться о камни.
Венеция вновь почувствовала странную неловкость. Ей казалось, будто стены вот-вот сдавят ее. Она изо всех сил боролась со страхом, заставляя себя сконцентрироваться на том, что ей говорил Гейбриел.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Проход очень узкий, – натянуто произнесла девушка.
– Мы уже почти пришли, – отозвался молодой человек.
Венеция не ответила. Она была слишком занята тем, чтобы удержать юбки и неуклюжий турнюр, мешавший ей бежать.
Тоннель несколько раз поворачивал. И как раз в тот момент, когда девушка уже была готова закричать от безысходности, они уперлись в глухую каменную стену.
– Господи! – прошептала Венеция, резко остановившись. – Боюсь, проделать обратный путь по этому тоннелю я уже не смогу.
– Возвращаться не придется, – сказал Гейбриел. – Мы пришли.
С этими словами молодой человек взялся за спрятанную в стене тяжелую железную петлю и с силой потянул вниз. Часть стены отъехала в сторону.
В тоннель ворвался прохладный ночной воздух. Венеция сделала глубокий вдох и выдохнула с облегчением.
Гейбриел вышел на улицу, держа пистолет наготове.
– Уиллард? – негромко позвал он.
– Я здесь, сэр.
Из темноты выдвинулась грузная фигура.
Венеция узнала кучера, который встретил ее на станции и привез в Аркейн-Хаус. За последние несколько дней она видела его всего пару раз.
– Отлично, – сказал Гейбриел. – У тебя есть пистолет?
– Да, сэр.
– Миссис Уиллард в безопасности?
– Она в карете, сэр. Скэнтон и Доббс ждут вас у входа в большой склеп, как вы изволили распорядиться.
– Отвезите мисс Милтон и миссис Уиллард в деревню, а потом посадите мисс Милтон на утренний поезд.
– Да, сэр.
Повернувшись к Венеции, Гейбриел понизил голос:
– До свидания, моя милая. Когда все закончится, я разыщу тебя. И помни, что ты сказала мне сегодня ночью, лежа в моих объятиях. Ты моя!
Она не верила своим ушам. Он намеревался встретиться с ней еще раз? Пораженная до глубины души, она открыла было рот, чтобы поинтересоваться, где и когда они встретятся, но Гейбриел не дал ей договорить, крепко прильнув к ее губам. Это был поцелуй человека, стремящегося скрепить данное слово чем-то существенным.
Она не успела даже опомниться. Он резко отвернулся и бросился к темному входу в тоннель.
Венеция с трудом пришла в себя. Весь мир вокруг превратился в негатив. Она поймала последний отблеск мощной темной ауры Гейбриела, а затем он окончательно скрылся из виду.
В следующее мгновение каменная стена встала на свое место, и девушка осталась наедине с Уиллардом.
– Следуйте за мной, мисс Милтон, – проговорил кучер.
Она бросила взгляд на массивную каменную стену.
– С ним все будет в порядке?
– Мистер Джонс сумеет позаботиться о себе.
– Наверное вам следовало бы пойти вместе с ним?
– Мистер Джонс не любит, когда слуги не выполняют его распоряжений, мисс Милтон. Я проработал на этого человека много лет и знаю, что плохого он не посоветует. Пойдемте. Нам предстоит долгий путь в деревню.
Венеция неохотно позволила подсадить себя в блестящую карету. Экономка была уже там. Когда мисс Милтон села напротив, та не проронила ни слова.
Уиллард захлопнул дверцу и взобрался на козлы. Под его весом карета зашаталась, затем послышался удар хлыста. Лошади тронулись с места, и Венеция невольно вжалась в мягкое сиденье. Отодвинув шторку, она долго смотрела на каменную стену, за которой исчез Гейбриел. Потом все исчезло из виду.
Через некоторое время она поняла, что на ней до сих пор надет сюртук Гейбриела. Она поплотнее укуталась в мягкую ткань, до сих пор хранившую едва уловимый запах хозяина.
«Как все не вовремя», – думал Гейбриел.
Пробираясь по старинному тоннелю, он ощущал, что в нем закипают разом гнев и холодное предчувствие охоты. Вечер развивался как нельзя более благоприятно. Ему невероятно понравилось то, что случилось в библиотеке, пусть дело и не обошлось без сюрпризов. Будь на земле хоть немного справедливости, он бы сейчас поднимался вместе с Венецией Милтон в уютную спальню.
Ему жаль была расставаться с девушкой, но в данной ситуации он не мог поступить иначе. Он не знал, что понадобилось в его доме двум незнакомцам и насколько далеко могут зайти события. Тот факт, что они знали местоположение Аркейн-Хауса и действовали весьма уверенно, сам по себе не сулил ничего хорошего.
Молодой человек добрался до потайной лестницы и начал медленно подниматься. Наверху он остановился и прислушался. Все его чувства обострились. В таком возбужденном состоянии он мог обнаружить свою добычу и предсказать ее возможные действия, подобно настоящему хищнику.
Гейбриела беспокоила мысль, что он не сразу почувствовал приближение незнакомцев. Он думал о том, как и когда открыть Венеции правду об их положении. Теперь его очень смущало то, что она первая обнаружила присутствие посторонних. В тот момент его мысли и внимание явно были направлены на что-то другое.
«Удивительно, как ей удалось вообще разглядеть двух людей в густых зарослях, окружавших Аркейн-Хаус? Надо будет при встрече расспросить ее об этом».
Психическая сторона его натуры могла, без сомнений, быть полезной сегодня вечером, что бы ни произошло. Но, к сожалению, Гейбриел не мог совладать с опьяняющей жаждой охоты и преследования, охватывавшей его каждый раз, когда на передний план выходило его второе «я». Вот и сейчас при мысли о противнике кровь в его жилах бурлила.
Отец Гейбриела был твердо уверен, что такого рода проявления второй натуры были присущи только более развитым образчикам человеческой породы, но сын втайне боялся, что дела обстоят с точностью до наоборот. Гейбриел думал, что попросту страдает психическими отклонениями.
Находясь в таком состоянии, он страшно переживал, что под дорогой одеждой, великолепным образованием и изящными светскими манерами скрывается полная противоположность современному джентльмену – примитивное существо, обуреваемое животными инстинктами.
Если теория господина Дарвина верна, то на какой ступени эволюции застрял он, Гейбриел Джонс?
Он отослал Венецию по двум причинам. Во-первых, он хотел, чтобы она и миссис Уиллард, единственная женщина и Аркейн-Хаусе, были в безопасности. Во-вторых, он не мог допустить, чтобы Венеция увидела его в гневе. Вряд ли подобное зрелище способно произвести благоприятное впечатление на будущую жену.
Глава 4
Глава 5
Гейбриел поднял с пола оставленный кем-то фонарь и зажег его. Желтый свет лампы разогнал темноту на лестнице. Дождавшись, пока Венеция робко ступит на верхнюю ступеньку, Гейбриел потянул за петлю и захлопнул потайную дверь.
– Будь осторожна, – проговорил он, начиная спускаться вниз. – Эти ступеньки очень старые. Они были заложены с первым камнем аббатства.
– Куда они ведут?
– К подземному тоннелю, по которому монахи могли бежать в случае неожиданного нападения, – отозвался он.
– Почему вы думаете, что это не простые воры?
– Очень немногие люди, не являющиеся членами общества, знают о существовании Аркейн-Хауса, не говоря уже о месте его расположения. Если помнишь, тебя привезли сюда вечером в закрытой карете. Ты сумеешь самостоятельно найти дорогу назад?
– Нет, – призналась она.
– Все гости Аркейн-Хауса приезжают сюда подобным образом. А эти двое явно знают, что ищут. Я очень сомневаюсь, что это обыкновенные воры, случайно набредшие на богатый дом.
– Поняла.
Гейбриел закончил спуск так неожиданно, что Венеция чуть не налетела на него.
Яркое пламя фонаря высветило коридор с каменными стенами. В тяжелом воздухе слышался запах сырой земли и гниющей травы. По углам в тени что-то неприятно шуршало. То и дело из темноты выступали блестящие маленькие глазки.
«Крысы», – догадалась Венеция.
Этого как раз не хватало для завершения картины готического кошмара. Она приподняла юбки повыше, чтобы знать, куда наступает.
– Сюда, – скомандовал Гейбриел.
Венеция припустилась следом за ним по низкому сводчатому тоннелю. Гейбриел вынужден был пригнуть голову, чтобы не удариться о камни.
Венеция вновь почувствовала странную неловкость. Ей казалось, будто стены вот-вот сдавят ее. Она изо всех сил боролась со страхом, заставляя себя сконцентрироваться на том, что ей говорил Гейбриел.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Проход очень узкий, – натянуто произнесла девушка.
– Мы уже почти пришли, – отозвался молодой человек.
Венеция не ответила. Она была слишком занята тем, чтобы удержать юбки и неуклюжий турнюр, мешавший ей бежать.
Тоннель несколько раз поворачивал. И как раз в тот момент, когда девушка уже была готова закричать от безысходности, они уперлись в глухую каменную стену.
– Господи! – прошептала Венеция, резко остановившись. – Боюсь, проделать обратный путь по этому тоннелю я уже не смогу.
– Возвращаться не придется, – сказал Гейбриел. – Мы пришли.
С этими словами молодой человек взялся за спрятанную в стене тяжелую железную петлю и с силой потянул вниз. Часть стены отъехала в сторону.
В тоннель ворвался прохладный ночной воздух. Венеция сделала глубокий вдох и выдохнула с облегчением.
Гейбриел вышел на улицу, держа пистолет наготове.
– Уиллард? – негромко позвал он.
– Я здесь, сэр.
Из темноты выдвинулась грузная фигура.
Венеция узнала кучера, который встретил ее на станции и привез в Аркейн-Хаус. За последние несколько дней она видела его всего пару раз.
– Отлично, – сказал Гейбриел. – У тебя есть пистолет?
– Да, сэр.
– Миссис Уиллард в безопасности?
– Она в карете, сэр. Скэнтон и Доббс ждут вас у входа в большой склеп, как вы изволили распорядиться.
– Отвезите мисс Милтон и миссис Уиллард в деревню, а потом посадите мисс Милтон на утренний поезд.
– Да, сэр.
Повернувшись к Венеции, Гейбриел понизил голос:
– До свидания, моя милая. Когда все закончится, я разыщу тебя. И помни, что ты сказала мне сегодня ночью, лежа в моих объятиях. Ты моя!
Она не верила своим ушам. Он намеревался встретиться с ней еще раз? Пораженная до глубины души, она открыла было рот, чтобы поинтересоваться, где и когда они встретятся, но Гейбриел не дал ей договорить, крепко прильнув к ее губам. Это был поцелуй человека, стремящегося скрепить данное слово чем-то существенным.
Она не успела даже опомниться. Он резко отвернулся и бросился к темному входу в тоннель.
Венеция с трудом пришла в себя. Весь мир вокруг превратился в негатив. Она поймала последний отблеск мощной темной ауры Гейбриела, а затем он окончательно скрылся из виду.
В следующее мгновение каменная стена встала на свое место, и девушка осталась наедине с Уиллардом.
– Следуйте за мной, мисс Милтон, – проговорил кучер.
Она бросила взгляд на массивную каменную стену.
– С ним все будет в порядке?
– Мистер Джонс сумеет позаботиться о себе.
– Наверное вам следовало бы пойти вместе с ним?
– Мистер Джонс не любит, когда слуги не выполняют его распоряжений, мисс Милтон. Я проработал на этого человека много лет и знаю, что плохого он не посоветует. Пойдемте. Нам предстоит долгий путь в деревню.
Венеция неохотно позволила подсадить себя в блестящую карету. Экономка была уже там. Когда мисс Милтон села напротив, та не проронила ни слова.
Уиллард захлопнул дверцу и взобрался на козлы. Под его весом карета зашаталась, затем послышался удар хлыста. Лошади тронулись с места, и Венеция невольно вжалась в мягкое сиденье. Отодвинув шторку, она долго смотрела на каменную стену, за которой исчез Гейбриел. Потом все исчезло из виду.
Через некоторое время она поняла, что на ней до сих пор надет сюртук Гейбриела. Она поплотнее укуталась в мягкую ткань, до сих пор хранившую едва уловимый запах хозяина.
«Как все не вовремя», – думал Гейбриел.
Пробираясь по старинному тоннелю, он ощущал, что в нем закипают разом гнев и холодное предчувствие охоты. Вечер развивался как нельзя более благоприятно. Ему невероятно понравилось то, что случилось в библиотеке, пусть дело и не обошлось без сюрпризов. Будь на земле хоть немного справедливости, он бы сейчас поднимался вместе с Венецией Милтон в уютную спальню.
Ему жаль была расставаться с девушкой, но в данной ситуации он не мог поступить иначе. Он не знал, что понадобилось в его доме двум незнакомцам и насколько далеко могут зайти события. Тот факт, что они знали местоположение Аркейн-Хауса и действовали весьма уверенно, сам по себе не сулил ничего хорошего.
Молодой человек добрался до потайной лестницы и начал медленно подниматься. Наверху он остановился и прислушался. Все его чувства обострились. В таком возбужденном состоянии он мог обнаружить свою добычу и предсказать ее возможные действия, подобно настоящему хищнику.
Гейбриела беспокоила мысль, что он не сразу почувствовал приближение незнакомцев. Он думал о том, как и когда открыть Венеции правду об их положении. Теперь его очень смущало то, что она первая обнаружила присутствие посторонних. В тот момент его мысли и внимание явно были направлены на что-то другое.
«Удивительно, как ей удалось вообще разглядеть двух людей в густых зарослях, окружавших Аркейн-Хаус? Надо будет при встрече расспросить ее об этом».
Психическая сторона его натуры могла, без сомнений, быть полезной сегодня вечером, что бы ни произошло. Но, к сожалению, Гейбриел не мог совладать с опьяняющей жаждой охоты и преследования, охватывавшей его каждый раз, когда на передний план выходило его второе «я». Вот и сейчас при мысли о противнике кровь в его жилах бурлила.
Отец Гейбриела был твердо уверен, что такого рода проявления второй натуры были присущи только более развитым образчикам человеческой породы, но сын втайне боялся, что дела обстоят с точностью до наоборот. Гейбриел думал, что попросту страдает психическими отклонениями.
Находясь в таком состоянии, он страшно переживал, что под дорогой одеждой, великолепным образованием и изящными светскими манерами скрывается полная противоположность современному джентльмену – примитивное существо, обуреваемое животными инстинктами.
Если теория господина Дарвина верна, то на какой ступени эволюции застрял он, Гейбриел Джонс?
Он отослал Венецию по двум причинам. Во-первых, он хотел, чтобы она и миссис Уиллард, единственная женщина и Аркейн-Хаусе, были в безопасности. Во-вторых, он не мог допустить, чтобы Венеция увидела его в гневе. Вряд ли подобное зрелище способно произвести благоприятное впечатление на будущую жену.
Глава 4
Бат, неделю спустя
Мистер Джонс погиб. Венеция с ужасом взирала на крошечную заметку в газете. Внутри у нее как будто все перевернулось.
Это невозможно! Такого просто не может быть.
Ее тетушка, Беатрис Сойер, шестнадцатилетняя сестра Амелия и девятилетний брат Эдвард, разом взглянули на нее.
Венеция чуть было не пропустила маленькую статейку, опубликованную рядом с новостями судоходства.
Она во второй раз прочитала заметку, теперь уже вслух, чтобы могли услышать остальные:
– «Несчастный случай на севере.
Труп некоего Гейбриела Джонса был обнаружен на месте страшного пожара, случившегося в некоем особняке, известном в округе под названием Эбби. Несчастный случай произошел 16-го числа сего месяца. Мистер Джонс был найден мертвым в окружении коллекции старинных предметов. Очевидно, один из тяжелых экспонатов упал ему на голову, в результате чего наступила смерть.
По всей вероятности, жертва пыталась спасти экспонаты от огня, стремительно распространившегося по дому. Многие предметы погибли в пожаре.
Тело было опознано экономкой дома и ее мужем. Эти двое рассказали полиции, что мистер Джонс поселился в Эбби незадолго до рокового пожара. Слуги мало что знали о хозяине. Они только сказали, что мистер Джонс был очень скрытен и часто вел себя весьма эксцентрично».
Венеция потрясенно опустила газету и обвела взглядом присутствующих.
– Шестнадцатого числа ночью я уехала из Аркейн-Хауса. Этого не может быть! Он сказал, что мы еще встретимся. Нам надо было многое обсудить.
– Правда? – Амелия явно была заинтригована. Ее хорошенькое личико зажглось любопытством. – О чем он хотел с тобой поговорить?
Усилием воли Венеция взяла себя в руки.
– Не знаю.
Беатрис обеспокоенно взглянула на племянницу поверх очков.
– С тобой все в порядке, дорогая?
– Нет! – закричала Венеция. – Я в шоке.
– Держи себя в руках, милая, – сказала Беатрис. На ее круглом лице отразились беспокойство и легкий упрек. – Неприятно, конечно, потерять столь богатого и выгодного клиента, но ты была знакома с этим джентльменом всего несколько дней. К тому же он заплатил тебе вперед.
Венеция аккуратно свернула газету. Ее пальцы дрожали.
– Спасибо, тетя Беатрис, – тихо проговорила она. – Как всегда, ты все расставила по своим местам!
Беатрис переехала в дом к Венеции, перестав работать гувернанткой. Свою жизнь на покое она посвятила разнообразным художественным увлечениям. Когда Венеция, Амелия и Эдвард получили известие об ужасной трагедии, унесшей жизни их родителей, Беатрис была рядом. Ее присутствие помогло осиротевшим детям пройти через все невзгоды и финансовые неурядицы, которые за этим последовали.
– Ты не говорила, что прониклась чувствами к этому мистеру Джонсу, – воскликнула Амелия, возбужденно расширяя глаза. – Ты и недели не провела у него в доме. Он действительно был настоящим джентльменом?
Венеция не стала отвечать на этот вопрос.
– Судя по твоим рассказам, – добавила Амелия, – эти двое слуг, о которых написали в газете, правы. Мистер Джонс вел себя скрытно и эксцентрично.
– Я бы не назвала его эксцентричным, – возразила Венеция.
– А как бы ты его назвала? – поинтересовался Эдвард.
– Необычным, интригующим, – Венеция помедлила, пытаясь подобрать эпитет, – чарующим, таинственным, непостижимым.
И тут Венеция заметила потрясенные выражения лиц домашних. Слишком многое она им открыла.
– Ну, знаешь, девочка моя! – Голос Беатрис зазвенел от беспокойства. – Ты говоришь так, словно мистер Джонс – один из экспонатов музея, которые ты фотографировала.
Эдвард потянулся за джемом.
– Что, мистер Джонс был усеян нечитаемыми письменами с закодированными посланиями, как все эти древние предметы, о которых ты рассказывала?
– В некотором смысле да, – отозвалась Венеция. Она взяла со стола кофейник, стоявший рядом с чайником. Вообще-то она предпочитала чай, но когда беспокоилась или нервничала, пила кофе. По расхожему мнению, тот обладал способностью укреплять нервы. – Он был весьма неординарным человеком.
Амелия нахмурилась.
– Вижу, тебя расстроила эта новость, но тетушка Беатрис права. Не забывай, что мистер Джонс был всего лишь твоим клиентом, Венеция.
– Все так. Но вот что я вам скажу, – начала Венеция, наливая кофе в чашку. – Если он действительно мертв, то это убийство, а не несчастный случай. Я уже говорила вам… в ту ночь, когда я уехала, в дом пытались проникнуть двое. Уверена, это они подожгли дом и убили мистера Джонса. Необходимо произвести расследование.
Беатрис замешкалась.
– В статье ничего не говорилось о взломщиках, а только о пожаре и несчастном случае. Ты уверена, что те два человека, которых ты видела ночью в лесу, были ворами?
– Я могу сказать только одно: те люди замышляли что-то недоброе, – тихо проговорила Венеция. – Кстати, мистер Джонс думал точно так же. Он беспокоился даже сильнее меня. Именно он настоял, чтобы я выбралась из дома по подземному ходу.
Эдвард набил рот тостом.
– Эх, я бы с удовольствием прошелся по этому ходу.
Никто не обратил внимания на его слова. Беатрис о чем-то задумалась.
– Думаю, местные власти провели бы тщательное расследование, если б обнаружили хоть малейший намек на попытку ограбления, – сказала она.
Венеция рассеянно помешивала сливки в кофе.
– Я не понимаю, почему о взломщиках ничего не сказано в газетах?
– А что это за слуги опознали тело мистера Джонса? – с любопытством спросил Эдвард. – Они уж точно должны были рассказать полиции о взломщиках, – добавил он, для пущего эффекта выдерживая паузу. – Если бы речь в самом деле шла о краже.
Три пары глаз уставились на него как по команде.
– Гм-м, – протянула Венеция, – а ты наблюдательный мальчик, Эдвард. Странно, что слуги ничего не сказали на допросе.
Беатрис по-женски фыркнула.
– В газете напечатали крошечную заметку. Вполне возможно, что некоторые сведения попросту опустили.
Венеция вздохнула.
– В таком случае мы можем так никогда и не узнать, что произошло той ночью на самом деле.
– Ну, мы хотя бы знаем, что мистер Джонс покинул этот мир, – заявила Беатрис. – Уж в этом-то репортеры не ошиблись. Не думаю, что из этого района нашей Венеции еще будут поступать столь выгодные заказы.
«Гейбриел Джонс не мог умереть», – подумала Венеция.
Если бы он умер, она бы почувствовала.
А вдруг нет?
Она сделала глоток крепкого кофе. И неожиданно замерла.
– Интересно, а что произошло с фотографиями и негативами, которые я сделала за время работы в Аркейн-Хаусе?
Амелия пожала плечами.
– Скорее всего они погибли в огне.
Венеции такая мысль уже приходила в голову.
– И вот еще что. В газете нет упоминания о фотографе, который в ту ночь также находился в доме.
– За это мы должны благодарить Бога, – с видимым облегчением проговорила Беатрис. – Не хватало нам, чтобы твое имя упоминалось в связи с расследованием убийства, особенно теперь, когда наше финансовое положение впервые за долгое время стабилизировалось.
Венеция осторожно поставила чашку на фарфоровое блюдце.
– Гейбриел Джонс предусмотрительно заплатил мне вперед.
– Будет тебе, – сказала Беатрис. – Венеция, я понимаю, что новость о смерти мистера Джонса выбила тебя из колеи, но надо двигаться дальше. Наше будущее в Лондоне, и у нас еще есть здесь дела. Надо жить и делать то, что должно.
– Конечно, – задумчиво проговорила Венеция.
– Клиенты приходят и уходят, Венеция, – с готовностью добавила Амелия. – Профессиональный фотограф не может позволить себе личных привязанностей.
– Кроме того, – заметила Беатрис без экивоков, – этот человек умер. Что бы на самом деле ни произошло в Аркейн-Хаусе, нас это уже не касается. Давайте поговорим о более насущных вопросах. Ты уже решила, какой псевдоним возьмешь, когда мы откроем галерею в Лондоне?
– Пока я склоняюсь к варианту миссис Рейвенскрофт, – сказала Амелия. – Звучит очень романтично, тебе не кажется?
– А я предпочитаю миссис Хартли-Прайс, – заявила Беатрис. – Эта фамилия звучит более респектабельно.
Эдвард скривился.
– А я считаю, что лучше всего стать миссис Ланселот.
Амелия сморщила носик.
– Ты начитался сказок про короля Артура?
– Кто бы говорил, – парировал мальчик. – Я-то знаю, что это дурацкое имя миссис Рейвенскрофт ты взяла из романа, который сейчас держишь под подушкой.
Венеция решила прервать перепалку.
– Проблема в том, – сказала она, – что я не смогу жить ни под одним из этих имен. Они мне не подходят. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Тебе придется принять решение, причем быстро, – сказала Беатрис. – Ты не можешь называться миссис Милтон, когда твои брат с сестрой носят ту же фамилию. Люди будут думать, что Амелия с Эдвардом – твои дети, а это нехорошо.
– Мы об этом тоже подумали, – вставила Амелия. – Ты должна сказаться вдовой.
– Именно, – поддержала племянницу Беатрис. – Незамужняя дама моложе тридцати лет будет вызывать подозрения у респектабельной публики. Тебе будет трудно привлекать клиентов. Кроме того, как ты будешь вести дела с мужчинами? Вдруг кто-то из них позволит себе лишнее? Положение вдовы защитит тебя от кривотолков.
– Понимаю, – отозвалась Венеция, выпрямившись на стуле. – Я долго думала над тем, какое имя взять, и приняла решение.
– И какое имя ты выбрала? – спросил Эдвард.
– Миссис Джонс, – сказала Венеция.
Тетушка Беатрис, Амелия и Эдвард удивленно уставились нa молодую женщину.
– Ты возьмешь имя умершего клиента? – потрясенно переспросила Беатрис.
– А почему нет? – осведомилась Венеция. Внезапно ее охватила непонятная щемящая грусть. – Кто догадается, что меня вдохновил некий почивший в бозе мистер Джонс? Это ведь довольно распространенное имя.
– Да уж, – задумчиво протянула Амелия. – В Лондоне, должно быть, сотни, а то и тысячи Джонсов.
– Вот именно, – Венеции очень понравилась собственная идея. – Никому не придет в голову связать мое имя с хозяином Аркейн-Хауса, который недолгое время был моим клиентом. Для пущей убедительности мы придумаем историю о том, как наш мистер Джонс ушел из жизни. Скажем, что он преставился где-то в далекой чужой стране.
– Кстати, идея не такая уж плохая, – улыбнулась Беатрис. – Если бы не Гейбриел Джонс и те баснословные деньги, которые он заплатил тебе вперед, мы бы сейчас не сидели тут и не строили планы на будущее.
Венеция почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она несколько раз моргнула, но предательская влага никак не высыхала.
– Простите меня, – резко проговорила она, встав из-за стола, и направилась к двери. – Я забыла заказать новые пластинки для проявки.
Она ощутила на себе сочувственные взгляды родственников, но никто не попытался ее остановить.
Взбежав по лестнице в свою крохотную спаленку в съемном коттедже, Венеция плотно закрыла за собой дверь и посмотрела на платяной шкаф у стены. Потом медленно пересекла комнату, открыла дверцу и извлекла оттуда мужской вечерний сюртук.
Перекинув сюртук через руку, она провела ладонью по дорогой ткани. Так делала она уже много раз, с тех пор как вернулась из Аркейн-Хауса.
Венеция опустила сюртук на кровать, легла рядом и дала волю слезам.
Через некоторое время, когда чувства притупились, а слез больше не осталось, она встала.
Хватит!
Она не могла позволить себе предаваться романтическим мечтам и глупым сентиментальностям. Ей нужно было содержать семью. Будущее брата и сестры зависело от ее успешной деятельности в Лондоне. Она не могла позволить себе похоронить смелые планы, а чтобы добиться успеха, придется много работать. Надо быть внимательной и изворотливой.
«Тетя Беатрис права, – думала девушка, сворачивая мокрое от слез пальто. – Нечего так переживать из-за какого-то клиента».
В конце концов, она знала Гейбриела всего несколько дней, а любила его всего однажды.
Это был сон, ничего больше.
Венеция повесила сюртук в шкаф и закрыла дверцу.
Мистер Джонс погиб. Венеция с ужасом взирала на крошечную заметку в газете. Внутри у нее как будто все перевернулось.
Это невозможно! Такого просто не может быть.
Ее тетушка, Беатрис Сойер, шестнадцатилетняя сестра Амелия и девятилетний брат Эдвард, разом взглянули на нее.
Венеция чуть было не пропустила маленькую статейку, опубликованную рядом с новостями судоходства.
Она во второй раз прочитала заметку, теперь уже вслух, чтобы могли услышать остальные:
– «Несчастный случай на севере.
Труп некоего Гейбриела Джонса был обнаружен на месте страшного пожара, случившегося в некоем особняке, известном в округе под названием Эбби. Несчастный случай произошел 16-го числа сего месяца. Мистер Джонс был найден мертвым в окружении коллекции старинных предметов. Очевидно, один из тяжелых экспонатов упал ему на голову, в результате чего наступила смерть.
По всей вероятности, жертва пыталась спасти экспонаты от огня, стремительно распространившегося по дому. Многие предметы погибли в пожаре.
Тело было опознано экономкой дома и ее мужем. Эти двое рассказали полиции, что мистер Джонс поселился в Эбби незадолго до рокового пожара. Слуги мало что знали о хозяине. Они только сказали, что мистер Джонс был очень скрытен и часто вел себя весьма эксцентрично».
Венеция потрясенно опустила газету и обвела взглядом присутствующих.
– Шестнадцатого числа ночью я уехала из Аркейн-Хауса. Этого не может быть! Он сказал, что мы еще встретимся. Нам надо было многое обсудить.
– Правда? – Амелия явно была заинтригована. Ее хорошенькое личико зажглось любопытством. – О чем он хотел с тобой поговорить?
Усилием воли Венеция взяла себя в руки.
– Не знаю.
Беатрис обеспокоенно взглянула на племянницу поверх очков.
– С тобой все в порядке, дорогая?
– Нет! – закричала Венеция. – Я в шоке.
– Держи себя в руках, милая, – сказала Беатрис. На ее круглом лице отразились беспокойство и легкий упрек. – Неприятно, конечно, потерять столь богатого и выгодного клиента, но ты была знакома с этим джентльменом всего несколько дней. К тому же он заплатил тебе вперед.
Венеция аккуратно свернула газету. Ее пальцы дрожали.
– Спасибо, тетя Беатрис, – тихо проговорила она. – Как всегда, ты все расставила по своим местам!
Беатрис переехала в дом к Венеции, перестав работать гувернанткой. Свою жизнь на покое она посвятила разнообразным художественным увлечениям. Когда Венеция, Амелия и Эдвард получили известие об ужасной трагедии, унесшей жизни их родителей, Беатрис была рядом. Ее присутствие помогло осиротевшим детям пройти через все невзгоды и финансовые неурядицы, которые за этим последовали.
– Ты не говорила, что прониклась чувствами к этому мистеру Джонсу, – воскликнула Амелия, возбужденно расширяя глаза. – Ты и недели не провела у него в доме. Он действительно был настоящим джентльменом?
Венеция не стала отвечать на этот вопрос.
– Судя по твоим рассказам, – добавила Амелия, – эти двое слуг, о которых написали в газете, правы. Мистер Джонс вел себя скрытно и эксцентрично.
– Я бы не назвала его эксцентричным, – возразила Венеция.
– А как бы ты его назвала? – поинтересовался Эдвард.
– Необычным, интригующим, – Венеция помедлила, пытаясь подобрать эпитет, – чарующим, таинственным, непостижимым.
И тут Венеция заметила потрясенные выражения лиц домашних. Слишком многое она им открыла.
– Ну, знаешь, девочка моя! – Голос Беатрис зазвенел от беспокойства. – Ты говоришь так, словно мистер Джонс – один из экспонатов музея, которые ты фотографировала.
Эдвард потянулся за джемом.
– Что, мистер Джонс был усеян нечитаемыми письменами с закодированными посланиями, как все эти древние предметы, о которых ты рассказывала?
– В некотором смысле да, – отозвалась Венеция. Она взяла со стола кофейник, стоявший рядом с чайником. Вообще-то она предпочитала чай, но когда беспокоилась или нервничала, пила кофе. По расхожему мнению, тот обладал способностью укреплять нервы. – Он был весьма неординарным человеком.
Амелия нахмурилась.
– Вижу, тебя расстроила эта новость, но тетушка Беатрис права. Не забывай, что мистер Джонс был всего лишь твоим клиентом, Венеция.
– Все так. Но вот что я вам скажу, – начала Венеция, наливая кофе в чашку. – Если он действительно мертв, то это убийство, а не несчастный случай. Я уже говорила вам… в ту ночь, когда я уехала, в дом пытались проникнуть двое. Уверена, это они подожгли дом и убили мистера Джонса. Необходимо произвести расследование.
Беатрис замешкалась.
– В статье ничего не говорилось о взломщиках, а только о пожаре и несчастном случае. Ты уверена, что те два человека, которых ты видела ночью в лесу, были ворами?
– Я могу сказать только одно: те люди замышляли что-то недоброе, – тихо проговорила Венеция. – Кстати, мистер Джонс думал точно так же. Он беспокоился даже сильнее меня. Именно он настоял, чтобы я выбралась из дома по подземному ходу.
Эдвард набил рот тостом.
– Эх, я бы с удовольствием прошелся по этому ходу.
Никто не обратил внимания на его слова. Беатрис о чем-то задумалась.
– Думаю, местные власти провели бы тщательное расследование, если б обнаружили хоть малейший намек на попытку ограбления, – сказала она.
Венеция рассеянно помешивала сливки в кофе.
– Я не понимаю, почему о взломщиках ничего не сказано в газетах?
– А что это за слуги опознали тело мистера Джонса? – с любопытством спросил Эдвард. – Они уж точно должны были рассказать полиции о взломщиках, – добавил он, для пущего эффекта выдерживая паузу. – Если бы речь в самом деле шла о краже.
Три пары глаз уставились на него как по команде.
– Гм-м, – протянула Венеция, – а ты наблюдательный мальчик, Эдвард. Странно, что слуги ничего не сказали на допросе.
Беатрис по-женски фыркнула.
– В газете напечатали крошечную заметку. Вполне возможно, что некоторые сведения попросту опустили.
Венеция вздохнула.
– В таком случае мы можем так никогда и не узнать, что произошло той ночью на самом деле.
– Ну, мы хотя бы знаем, что мистер Джонс покинул этот мир, – заявила Беатрис. – Уж в этом-то репортеры не ошиблись. Не думаю, что из этого района нашей Венеции еще будут поступать столь выгодные заказы.
«Гейбриел Джонс не мог умереть», – подумала Венеция.
Если бы он умер, она бы почувствовала.
А вдруг нет?
Она сделала глоток крепкого кофе. И неожиданно замерла.
– Интересно, а что произошло с фотографиями и негативами, которые я сделала за время работы в Аркейн-Хаусе?
Амелия пожала плечами.
– Скорее всего они погибли в огне.
Венеции такая мысль уже приходила в голову.
– И вот еще что. В газете нет упоминания о фотографе, который в ту ночь также находился в доме.
– За это мы должны благодарить Бога, – с видимым облегчением проговорила Беатрис. – Не хватало нам, чтобы твое имя упоминалось в связи с расследованием убийства, особенно теперь, когда наше финансовое положение впервые за долгое время стабилизировалось.
Венеция осторожно поставила чашку на фарфоровое блюдце.
– Гейбриел Джонс предусмотрительно заплатил мне вперед.
– Будет тебе, – сказала Беатрис. – Венеция, я понимаю, что новость о смерти мистера Джонса выбила тебя из колеи, но надо двигаться дальше. Наше будущее в Лондоне, и у нас еще есть здесь дела. Надо жить и делать то, что должно.
– Конечно, – задумчиво проговорила Венеция.
– Клиенты приходят и уходят, Венеция, – с готовностью добавила Амелия. – Профессиональный фотограф не может позволить себе личных привязанностей.
– Кроме того, – заметила Беатрис без экивоков, – этот человек умер. Что бы на самом деле ни произошло в Аркейн-Хаусе, нас это уже не касается. Давайте поговорим о более насущных вопросах. Ты уже решила, какой псевдоним возьмешь, когда мы откроем галерею в Лондоне?
– Пока я склоняюсь к варианту миссис Рейвенскрофт, – сказала Амелия. – Звучит очень романтично, тебе не кажется?
– А я предпочитаю миссис Хартли-Прайс, – заявила Беатрис. – Эта фамилия звучит более респектабельно.
Эдвард скривился.
– А я считаю, что лучше всего стать миссис Ланселот.
Амелия сморщила носик.
– Ты начитался сказок про короля Артура?
– Кто бы говорил, – парировал мальчик. – Я-то знаю, что это дурацкое имя миссис Рейвенскрофт ты взяла из романа, который сейчас держишь под подушкой.
Венеция решила прервать перепалку.
– Проблема в том, – сказала она, – что я не смогу жить ни под одним из этих имен. Они мне не подходят. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Тебе придется принять решение, причем быстро, – сказала Беатрис. – Ты не можешь называться миссис Милтон, когда твои брат с сестрой носят ту же фамилию. Люди будут думать, что Амелия с Эдвардом – твои дети, а это нехорошо.
– Мы об этом тоже подумали, – вставила Амелия. – Ты должна сказаться вдовой.
– Именно, – поддержала племянницу Беатрис. – Незамужняя дама моложе тридцати лет будет вызывать подозрения у респектабельной публики. Тебе будет трудно привлекать клиентов. Кроме того, как ты будешь вести дела с мужчинами? Вдруг кто-то из них позволит себе лишнее? Положение вдовы защитит тебя от кривотолков.
– Понимаю, – отозвалась Венеция, выпрямившись на стуле. – Я долго думала над тем, какое имя взять, и приняла решение.
– И какое имя ты выбрала? – спросил Эдвард.
– Миссис Джонс, – сказала Венеция.
Тетушка Беатрис, Амелия и Эдвард удивленно уставились нa молодую женщину.
– Ты возьмешь имя умершего клиента? – потрясенно переспросила Беатрис.
– А почему нет? – осведомилась Венеция. Внезапно ее охватила непонятная щемящая грусть. – Кто догадается, что меня вдохновил некий почивший в бозе мистер Джонс? Это ведь довольно распространенное имя.
– Да уж, – задумчиво протянула Амелия. – В Лондоне, должно быть, сотни, а то и тысячи Джонсов.
– Вот именно, – Венеции очень понравилась собственная идея. – Никому не придет в голову связать мое имя с хозяином Аркейн-Хауса, который недолгое время был моим клиентом. Для пущей убедительности мы придумаем историю о том, как наш мистер Джонс ушел из жизни. Скажем, что он преставился где-то в далекой чужой стране.
– Кстати, идея не такая уж плохая, – улыбнулась Беатрис. – Если бы не Гейбриел Джонс и те баснословные деньги, которые он заплатил тебе вперед, мы бы сейчас не сидели тут и не строили планы на будущее.
Венеция почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она несколько раз моргнула, но предательская влага никак не высыхала.
– Простите меня, – резко проговорила она, встав из-за стола, и направилась к двери. – Я забыла заказать новые пластинки для проявки.
Она ощутила на себе сочувственные взгляды родственников, но никто не попытался ее остановить.
Взбежав по лестнице в свою крохотную спаленку в съемном коттедже, Венеция плотно закрыла за собой дверь и посмотрела на платяной шкаф у стены. Потом медленно пересекла комнату, открыла дверцу и извлекла оттуда мужской вечерний сюртук.
Перекинув сюртук через руку, она провела ладонью по дорогой ткани. Так делала она уже много раз, с тех пор как вернулась из Аркейн-Хауса.
Венеция опустила сюртук на кровать, легла рядом и дала волю слезам.
Через некоторое время, когда чувства притупились, а слез больше не осталось, она встала.
Хватит!
Она не могла позволить себе предаваться романтическим мечтам и глупым сентиментальностям. Ей нужно было содержать семью. Будущее брата и сестры зависело от ее успешной деятельности в Лондоне. Она не могла позволить себе похоронить смелые планы, а чтобы добиться успеха, придется много работать. Надо быть внимательной и изворотливой.
«Тетя Беатрис права, – думала девушка, сворачивая мокрое от слез пальто. – Нечего так переживать из-за какого-то клиента».
В конце концов, она знала Гейбриела всего несколько дней, а любила его всего однажды.
Это был сон, ничего больше.
Венеция повесила сюртук в шкаф и закрыла дверцу.
Глава 5
Три месяца спустя
– Признаюсь честно, я понятия не имею, как это произошло, – сказал Гейбриел, – но похоже, у меня появилась жена.
– Ничего себе! – Калеб в несколько шагов пересек комнату и встал напротив сидевшего за столом брата. – Ты шутишь, братец?
– Думаю, ты достаточно хорошо меня знаешь и понимаешь, что я никогда не стал бы шутить на столь серьезные темы.
Облокотившись на стол, Гейбриел внимательно изучал статью в газете. Он выпрямился и развернул газету так, чтобы Калеб смог прочитать заметку. Молодой человек взял газету со стола и зачитал вслух:
– «Выставка фотографии на Ноктон-стрит.
В четверг вечером залы нового салона фотографии на Ноктон-стрит были полны народу. Большинство присутствующих назвали выставленные образцы великолепнейшими произведениями фотографического искусства. Экспозиция включала в себя традиционные жанры пейзажа, натюрморта, архитектуры и портрета.
Все без исключения фотографии отличались изысканной красотой и мастерством исполнения, вполне заслужив право называться высоким искусством. Однако, по мнению репортера, наиболее заслуживали внимания четыре фотографии. В каталоге они числились в новом цикле «Сны».
Эти снимки хоть и были выставлены в категории «Архитектура», сочетали в себе портрет, архитектуру и некую метафизическую субстанцию. Все это можно было описать лишь как сновидение или фантазию. Один из снимков заслуженно получил первый приз.
Автор этой выдающейся работы, миссис Джонс, также была в числе посетителей выставки. Она лишь недавно стала членом лондонской фотографической братии, но уже успела добиться впечатляющих результатов. В числе ее клиентов многие представители высшего общества.
Молодая вдова сейчас пребывает в глубоком трауре, но это не мешало ей выглядеть весьма элегантно. Черное шелковое платье выгодно подчеркивало блестящие темно-каштановые волосы и глаза янтарного оттенка. В толпе поговаривали, что облик фотографа столь же драматичен, как и ее творения.
Миссис Джонс, скорбящую осупруге, трагически погибшем во время их медового месяца на Диком Западе, хорошо знают в артистических кругах. Она сразу дала всем понять, что потеряла самое дорогое, что было у нее в жизни. Сказала, что никогда уже не сможет полюбить. Все ее внимание, привязанность и эмоции будут отныне сосредоточены на совершенствовании искусства фотографии во благо знатоков и коллекционеров».
– Проклятие! – воскликнул Калеб, закончив чтение. Суровые черты его лица еще больше заострились. – Ты уверен, что это тот самый фотограф, которого ты нанял для съемки экспозиции в Аркейн-Хаусе?
Гейбриел пересек библиотеку и остановился перед палладианскими окнами. Заложив руки за спину, он некоторое время молча изучал дождливый пейзаж.
– Это может быть совпадением.
– Ну конечно!
– Но надо смотреть на вещи реально. Прошло всего три месяца после того, как мисс Милтон провела съемку в Аркейн-Хаусе, и в Лондоне за это время не могла появиться совершенно другая женщина-фотограф, да еще с тем же цветом волос и глаз. Мисс Милтон была весьма сильно возбуждена, улнав, какую сумму выплатил ей Совет. Я сразу понял, что у нее грандиозные планы. Правда, в подробности она меня не посвятила.
– Ты не можешь быть уверен, что это она.
Гейбриел поверх плеча взглянул на газету.
– Ты же читал заметку! Критики считают, что ее работы отличаются «изысканной красотой и мастерством исполнения». В статье также говорится, что в снимках присутствует нечто метафизическое. Точнее фотографии мисс Милтон и не опишешь. Она замечательный фотограф, Калеб. Кроме того, обрати внимание на имя.
– И зачем, по-твоему, она взяла себе псевдоним Джонс?
«Может быть, она ждет от меня ребенка?» – подумал Гейбриел.
Эта мысль потрясла его, пробудив неведомый доселе собственнический инстинкт и неистовое желание защищать и оберегать кого-то.
За этой мыслью последовала еще одна, от которой Гейбриелу сделалось очень неуютно. Если Венеция взяла его фамилию, чтобы прикрыть связанный с беременностью позор, ей сейчас приходится очень несладко.
Об этом он решил Калебу не рассказывать.
– Думаю, она решила, что вдове легче будет построить свою карьеру, – вслух проговорил Гейбриел. – Ты же знаешь, как трудно бывает женщинам завести собственное дело. А если девушка молода, одинока и красива, то это еще труднее.
В комнате повисла тишина. Повернувшись к брату, Гейбриел заметил у него на лице странное выражение.
– Ты находишь мисс Милтон привлекательной? – ровным голосом осведомился он.
– Признаюсь честно, я понятия не имею, как это произошло, – сказал Гейбриел, – но похоже, у меня появилась жена.
– Ничего себе! – Калеб в несколько шагов пересек комнату и встал напротив сидевшего за столом брата. – Ты шутишь, братец?
– Думаю, ты достаточно хорошо меня знаешь и понимаешь, что я никогда не стал бы шутить на столь серьезные темы.
Облокотившись на стол, Гейбриел внимательно изучал статью в газете. Он выпрямился и развернул газету так, чтобы Калеб смог прочитать заметку. Молодой человек взял газету со стола и зачитал вслух:
– «Выставка фотографии на Ноктон-стрит.
В четверг вечером залы нового салона фотографии на Ноктон-стрит были полны народу. Большинство присутствующих назвали выставленные образцы великолепнейшими произведениями фотографического искусства. Экспозиция включала в себя традиционные жанры пейзажа, натюрморта, архитектуры и портрета.
Все без исключения фотографии отличались изысканной красотой и мастерством исполнения, вполне заслужив право называться высоким искусством. Однако, по мнению репортера, наиболее заслуживали внимания четыре фотографии. В каталоге они числились в новом цикле «Сны».
Эти снимки хоть и были выставлены в категории «Архитектура», сочетали в себе портрет, архитектуру и некую метафизическую субстанцию. Все это можно было описать лишь как сновидение или фантазию. Один из снимков заслуженно получил первый приз.
Автор этой выдающейся работы, миссис Джонс, также была в числе посетителей выставки. Она лишь недавно стала членом лондонской фотографической братии, но уже успела добиться впечатляющих результатов. В числе ее клиентов многие представители высшего общества.
Молодая вдова сейчас пребывает в глубоком трауре, но это не мешало ей выглядеть весьма элегантно. Черное шелковое платье выгодно подчеркивало блестящие темно-каштановые волосы и глаза янтарного оттенка. В толпе поговаривали, что облик фотографа столь же драматичен, как и ее творения.
Миссис Джонс, скорбящую осупруге, трагически погибшем во время их медового месяца на Диком Западе, хорошо знают в артистических кругах. Она сразу дала всем понять, что потеряла самое дорогое, что было у нее в жизни. Сказала, что никогда уже не сможет полюбить. Все ее внимание, привязанность и эмоции будут отныне сосредоточены на совершенствовании искусства фотографии во благо знатоков и коллекционеров».
– Проклятие! – воскликнул Калеб, закончив чтение. Суровые черты его лица еще больше заострились. – Ты уверен, что это тот самый фотограф, которого ты нанял для съемки экспозиции в Аркейн-Хаусе?
Гейбриел пересек библиотеку и остановился перед палладианскими окнами. Заложив руки за спину, он некоторое время молча изучал дождливый пейзаж.
– Это может быть совпадением.
– Ну конечно!
– Но надо смотреть на вещи реально. Прошло всего три месяца после того, как мисс Милтон провела съемку в Аркейн-Хаусе, и в Лондоне за это время не могла появиться совершенно другая женщина-фотограф, да еще с тем же цветом волос и глаз. Мисс Милтон была весьма сильно возбуждена, улнав, какую сумму выплатил ей Совет. Я сразу понял, что у нее грандиозные планы. Правда, в подробности она меня не посвятила.
– Ты не можешь быть уверен, что это она.
Гейбриел поверх плеча взглянул на газету.
– Ты же читал заметку! Критики считают, что ее работы отличаются «изысканной красотой и мастерством исполнения». В статье также говорится, что в снимках присутствует нечто метафизическое. Точнее фотографии мисс Милтон и не опишешь. Она замечательный фотограф, Калеб. Кроме того, обрати внимание на имя.
– И зачем, по-твоему, она взяла себе псевдоним Джонс?
«Может быть, она ждет от меня ребенка?» – подумал Гейбриел.
Эта мысль потрясла его, пробудив неведомый доселе собственнический инстинкт и неистовое желание защищать и оберегать кого-то.
За этой мыслью последовала еще одна, от которой Гейбриелу сделалось очень неуютно. Если Венеция взяла его фамилию, чтобы прикрыть связанный с беременностью позор, ей сейчас приходится очень несладко.
Об этом он решил Калебу не рассказывать.
– Думаю, она решила, что вдове легче будет построить свою карьеру, – вслух проговорил Гейбриел. – Ты же знаешь, как трудно бывает женщинам завести собственное дело. А если девушка молода, одинока и красива, то это еще труднее.
В комнате повисла тишина. Повернувшись к брату, Гейбриел заметил у него на лице странное выражение.
– Ты находишь мисс Милтон привлекательной? – ровным голосом осведомился он.