Квик Аманда. Двое в лунном свете

   – Ты хочешь сказать, что справедливость так и не восторжествовала?
   Похоже, ее гнев весьма удивил Эмброуза.
   – На это потребовалось некоторое время, – проговорил он. – Можно сказать, что справедливость лишь отчасти одержала верх, но это не было истинной местью.
   – Что ты имеешь в виду? Я не понимаю.
   – Разумеется, не обнаружив меня, убийца стал предельно осторожен, – принялся объяснять Эмброуз. – И он уехал в Америку на четыре года. Но когда он вернулся, я его ждал. У меня был разработан хороший план.
   – И что случилось?
   Уголки его рта напряглись.
   – Возвращаясь в Англию, он был болен туберкулезом и умирал, – сказал молодой человек.
   – Стало быть, ты дал природе сделать свое дело, не так ли? – предположила Конкордия.
   – Природе и лондонскому смогу. – Эмброуз пожал плечами. – Я решил, что убить его – значит проявить милосердие.
   – Ты виделся с ним?
   – Нет. – Эмброуз отрицательно помотал головой. – Но я послал ему записку, в которой сообщал, что постоянно наблюдаю за ним… За тем, как он умирает… Он продержался еще шесть месяцев.
   – А что было с тобой после того, как твоего отца убили? – поинтересовалась Конкордия. – Ты стал жить у родственников?
   – Да не было у меня близких родственников, – горько ответил Уэллс. – Дедушка умер за год до убийства отца, а больше никого в живых не осталось.
   – И ты попал в приют? – спросила она. – Или в работный дом?
   – Нет, – бросил Эмброуз.
   – Но как же ты жил? Тебе ведь было всего тринадцать лет!
   – Однако я не был невинным ягненком, Конкордия, – приподняв брови, промолвил молодой человек. – Я же из старого рода мошенников и преступников. Мой дед был светским человеком, но на жизнь он зарабатывал себе тем, что крал бриллианты у тех богатеев, которые приглашали его в свои гостиные и бальные залы. Мой отец был профессиональным мошенником. К тринадцати годам я был вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Так что, учитывая мои таланты, образование и прошлое, можно было не сомневаться в том, куда заведет меня будущее.
   – Понятно, – откашлявшись, пробормотала Конкордия.
   – В тот же вечер, когда отца убили, я изменил свое имя, – сказал Эмброуз. – Вскоре после его смерти я начал зарабатывать тем, что забирался через окна в богатые дома и воровал там ценности. – Лицо Уэллса оставалось безучастным, словно он говорил не о себе, а о ком-то еще. – А что ты думаешь? Я профессиональный вор, Конкордия. С младых ногтей я учился мошенничать и воровать, и весьма преуспел в этом.
   – Но больше ты этим не промышляешь! – едва не выкрикнула она. – Теперь ты стал профессионалом в другом деле – имеешь собственное сыскное агентство.
   Эмброуз лишь пожал плечами.
   – Да разница-то невелика, честно говоря, – заметил он. – Для сыска требуются те же умения, к тому же я по-прежнему занимаюсь работой все больше в ночное время.
   – Ты отлично понимаешь, что между тем, чем ты занимаешься сейчас, и тем, что ты делал много лет назад, для того, чтобы выжить, пролегает громадная пропасть! – воскликнула Конкордия возмущенно.
   Эмброуз опустил глаза на ее руки, сжимавшие его рубашку. Подняв голову, она заметила какое-то странное выражение в его глазах.
   – Не пытайся сделать из меня героя, – медленно проговорил он. – Я далеко не рыцарь в сверкающих латах.
   Конкордия наградила его кривой усмешкой.
   – Нет, Эмброуз, ты именно рыцарь, – возразила она. – Да, стоит признать, что латы твои в некоторых местах поизносились и поистерлись, но это неудивительно, ведь ты так давно носишь их.
   Уэллс медленно улыбнулся.
   – Всему, что у меня есть, я обязан Стоунеру, – сообщил он.
   – Но все-таки кто же он, Эмброуз?
   – Полагаю, можно было бы сказать, что он занимается чем-то вроде того, что и ты.
   – То есть Стоунер – учитель? – удивилась Конкордия.
   – Да, пожалуй, его можно так назвать… Да! – кивнул Уэллс. – Если бы не знакомство с ним, я бы по-прежнему промышлял воровством бриллиантов, картин и антиквариата.
   – Сомневаюсь. – Встав на цыпочки, Конкордия ласково потерлась губами о его губы.
   А затем повернулась и направилась к двери.
   – Спокойной ночи, Эмброуз.
   – Но, Конкордия…
   Но она уже отперла замок и распахнула дверь.
   – Кем бы ни был Джон Стоунер, он не волшебник, – промолвила она. – Не смог бы он сделать из тебя героя, если бы не твои большие задатки.

Глава 29

   Когда Конкордия ушла, Эмброуз налил себе еще один бокал бренди. А затем уселся по-турецки на ковер перед камином и, глядя на тлеющий, почти гаснущий огонь, стал вспоминать давнюю беседу в кухне Джона Стоунера. Он почти дословно помнил разговор, который состоялся много лет назад, словно это было лишь вчера.
 
   – Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я оказался почти в такой же ситуации, в какой находитесь вы. – Стоунер подлил ароматного чая в крохотные чашечки. – Я был одинок, у меня не было близких. Зарабатывал себе на жизнь в игорных заведениях… Потом, когда мне не стало хватать средств на то, чтобы платить ренту, я стал мошенничать, причем достиг в этом деле немалых успехов.
   – Вы мошенничали, играя в карты?
   – Что я могу сказать? – пожал плечами Стоунер. – Это талант. Но мошенничать в карточной игре – рискованное дело, очень рискованное. Однако в те годы для джентльменов было обычным делом отправиться с утреца на дуэль, если у них возник спор по поводу игры в вист.
   – Дедушка часто говорил мне то же самое, – кивнул юноша. – Кажется, даже была такая пословица: «Пистолеты для двоих, завтрак для одного».
   Стоунер задумчиво улыбнулся.
   – В те годы мир был совсем иным, – промолвил он. – Королева, да благословит ее Господь, еще не взошла на трон, еще не забылось Ватерлоо, платья женщин были куда откровеннее современных. И куда красивее, должен заметить, – добавил Стоунер.
   – Более откровенные? – удивился Эмброуз, заинтересованный воспоминаниями Стоунера.
   – Не обращайте внимания, – покачал головой хозяин дома.
   Откашлявшись, он продолжил:
   – Как бы там ни было, мое будущее выглядело почти беспросветным – до тех пор, пока мне не посчастливилось повстречать одного джентльмена, члена тайного общества, основанного на принципах древней философии, которая включала в себя изучение боевых искусств и некоторые упражнения по медитации.
   Эмброузу стало еще более любопытно.
   – А его-то кто обучил столь странным вещам? – поинтересовался он.
   – Он узнал их от группы монахов, которые жили на отдаленном от земли острове на Дальнем Востоке, – ответил Стоунер. – Впрочем, не буду докучать вам излишними деталями. Достаточно лишь сказать, что тот джентльмен дал мне возможность путешествовать по миру, съездить на этот остров и постичь те боевые искусства, которым обучали его монахи.
   – И вы… научились всему?
   – Да, – кивнул Стоунер. – Я провел почти пять лет, обучаясь в Золотых храмах Ванзагары. После этого я отправился путешествовать, чтобы посмотреть мир. Египет, Америка, южные моря… Я очень долго не был в Англии. Вернувшись, я обнаружил, как многое тут переменилось.
   – Кроме женских платьев, вы хотите сказать?
   – Да, – снова кивнул Стоунер, погрузившийся в меланхоличные воспоминания.
   Глаза его затуманились, казалось, мыслями он улетел куда-то далеко-далеко.
   – Я узнал, что в мире никто больше не интересуется древней философией ванза.
   – А что было с тем джентльменом, который помог вам отправиться на остров к монахам? – не унимался Эмброуз.
   – Ничуть не сомневаюсь в том, что он сам и, возможно, некоторые другие последователи ванза, которые изучали эту философию в молодые годы, сохранили тайны общества и передали их своим сыновьям, – ответил Стоунер. – Но их наследники считали себя людьми современными. Не было у них терпения для того, чтобы постигать древнее искусство и философию, тратить на них время.
   – А что же сейчас? – возбужденно воскликнул Эмброуз. – В наши дни можно отправиться в Ванзагару, в Золотые храмы?
   Стоунер отрицательно покачал головой.
   – Двадцать лет назад остров был уничтожен землетрясением, – проговорил он. – Монастырь, в котором я постигал древнюю философию и боевые искусства, исчез навсегда.
   Как ни странно, Эмброуз испытал непонятное чувство горького разочарования.
   – Как жаль, – неожиданно для самого себя произнес он.
   С чего это его вдруг стала заботить утраченная философия и какие-то там монахи? В конце концов, он тоже современный человек.
   – Вернувшись пять лет назад в Англию, я понял, что мне здесь нет места, – продолжал Стоунер.
   – Почему?
   – Возможно, потому, что я отсутствовал слишком долго. Впрочем, не исключено, что и по другой причине: я оставался позади, когда весь мир двигался вперед, – предположил Стоунер. – Как бы там ни было, я мог заниматься лишь своими книгами и исследованиями.
   Наступило молчание. Эмброуз испытывал неловкость из-за того, что его охватила неожиданная симпатия к хозяину дома.
   «Держи себя в руках, – говорил он себе. – Стоунер только что сбил тебя с ноги привязал к стулу. И как только он перестанет развлекать тебя всяческими побасенками, он немедленно передаст тебя в руки констеблей. Поэтому нечего расслабляться и сочувствовать ему».
   – А изучить искусство ванза трудно? – услышал Эмброуз собственный голос.
   Стоунер недолго раздумывал над ответом.
   – Видите ли, для того чтобы постичь боевые искусства, требуется немного природного таланта. Однако я уверен, что любой человек, который может взобраться по стене дома с такой же легкостью, с какой это делаете вы, может их освоить.
   – Хм! – хмыкнул Эмброуз, отпив глоток чаю и раздумывая над тем, насколько полезно искусство ванза может быть в его профессии.
   – Хотелось бы заметить, – вновь заговорил Стоунер, – боевые искусства —это всего лишь один аспект ванза. Причем далеко не самый важный.
   – Попрошу вас не обижаться, сэр, но что-то мне в это не верится, – покачал головой Эмброуз. – Особенно после того, как вы обошлись со мной несколько минут назад.
   – В основе философии ванза лежит умение держать себя в руках, властвовать над своими эмоциями, – улыбнулся Стоунер – Мастер ванза – это в первую и в последнюю очередь мастер собственных страстей. Вдобавок к этому он умеет заглянуть под поверхность любого явления и рассмотреть аспекты любой ситуации, а потом приниматься за дело.
   Эмброуз задумался над его словами. И решил, что ему бы понравилось быть мастером хоть чего-нибудь, пусть даже и собственных страстей. К тому же, похоже, способность заглядывать под поверхность могла бы весьма пригодиться ему.
   В кухне вновь наступила тишина.
   Эмброуз поерзал на стуле, проверяя крепость веревок, которыми были связаны его лодыжки и запястье. Ни одна не поддалась.
   – И как вы поступите теперь? – спросил он. – Отдадите меня полиции?
   – Нет, не думаю, что сделаю это, – сказал Стоунер, покачав головой.
   Его слова внушали некоторую надежду.
   – Если вы отпустите меня, сэр, то, клянусь, вы никогда больше меня не увидите.
   Стоунер ничего не ответил на эти слова, лишь задумчиво посмотрел на молодого человека.
   – Насколько мне известно, я последний мастер ванза в Англии, – наконец проговорил он. – А возможно, не только в Англии, но и во всем мире.
   – Должно быть, это очень странное чувство, – предположил Эмброуз.
   – Верно, – согласился хозяин дома. – И сегодня, наблюдая за тем, как вы карабкаетесь по стене моего дома, я подумал, что мне, должно быть, стоит завести ученика.
   Эмброуз замер на месте.
   – Меня? – оторопело спросил он.
   – Уверен, что вы стали бы отличником.
   Эмброуз почувствовал, как по его жилам побежали электрические искорки. Ощущение было почти таким же, какое он испытал, убегая из отцовского дома. Тогда он смог взять с собой лишь самые необходимые вещи, понимая при этом, что его жизнь коренным образом переменится.
   – Вы должны кое-что знать, сэр, – заговорил он, тщательно подбирая слова. – У меня есть друг… Точнее, вы, должно быть, назвали бы его моим деловым партнером.
   – Вы говорите о том молодом человеке, который следит за домом с противоположной стороны улицы? – улыбнулся Стоунер.
   Эмброуз был потрясен.
   – Так вы и его приметили?
   – Разумеется. Похоже, вы оба очень умны, но лишены мудрости, которая обретается лишь с годами под руководством опытного человека.
   – Дело в том, что я не могу оставить партнера и стать вашим учеником, – пожав плечами, заметил Эмброуз. – Мы с ним друзья.
   Стоунер согласно кивнул.
   – Не вижу причины тормозить дело, – сказал он. – Я вполне могу иметь и двоих учеников. Все равно у меня нет более важного и интересного занятия, которое помогло бы мне убить время.

Глава 30

   На следующее утро Эмброуз, проходя мимо комнаты Конкордии, остановился и прислушался. Ни звука, ни шороха. Должно быть, она все еще спит.
   Что ж, это очень хорошо, убеждал себя молодой человек, быстро направляясь к лестнице. После того, что произошло ночью в библиотеке, ей необходим отдых.
   А вдруг она все-таки не спит? Что, если Конкордия съежилась клубочком на кровати и тихонько плачет, сожалея о том, что между ними было?
   Хотя нет… Не станет Конкордия прятаться от него, независимо от того, какие чувства испытывает после ночных событий. Она из тех женщин, которые смело смотрят жизни в лицо и отважно идут вперед, несмотря ни на что.
   А вот сам Эмброуз вовсе не был преисполнен отваги. С тех пор как он проснулся, неприятные мысли так и одолевали его, не давая покоя. Он свалял дурака.
   Данте с Беатриче уже бежали вверх по лестнице, приветственно виляя хвостами. Эмброуз замедлил шаг, чтобы почесать собакам за ушками.
   «О чем, черт возьми, я только думал, так много рассказывая Конкордии о своем прошлом?» – спрашивал себя Уэллс.
   Ведь он хранил почти ото всех свою тайну больше двух десятилетий. Единственными людьми, которые знали почти всю правду или догадывались о ней, были Джон Стоунер и Феликс Денвер. Так почему прошлой ночью он забыл об осторожности?
   Сопровождаемый собаками, Эмброуз вновь зашагал вниз по ступенькам.
   И даже не свалить своей болтливости на огонь страсти, заставивший его забыть все на свете. Эмброузу было отлично известно это состояние, он нередко испытывал страсть и знал, что она не делает его более откровенным. Более того, дело обстояло как раз наоборот. За долгие годы взрослой жизни Эмброуз научился быть особенно сдержанным в обществе женщин.
   Вероятно, все дело в шоке, который он испытал при виде старой газеты. Именно шок заставил его забыть об осторожности.
   Однако было бы неверно сваливать все на какую-то газету. Спустившись вниз, Эмброуз направился к библиотеке. Вообще-то он большой умелец справляться с неловкими ситуациями.
   Оказавшись в библиотеке, Эмброуз замер на месте, пораженный эмоциями, которые его обуревали. В нем вновь запылало то пламя, которое объяло все его существо накануне ночью. Ни одну женщину в жизни он не хотел так сильно, как хотел Конкордию Глейд.
   По лестнице застучали быстрые шаги. Феба, Ханна, Теодора и Эдвина спускались вниз к завтраку. Признаться, этим утром Эмброуз без малейшего удовольствия думал о встрече с доблестными ученицами Конкордии. Оставалось только надеяться на то, что они крепко спали, когда он с их учительницей занимался любовью в библиотеке.
   Занимался любовью…
   Эти слова как-то неприятно зазвенели, даже загремели у него в голове, а потом внезапно затихли. Он действительно занимался любовью с Конкордией Глейд.
   Подойдя к столу, Эмброуз взял в руки блокнот Катберта в кожаном переплете, который нашел в конторе.
   – Доброе утро, мистер Уэллс, – вежливо поздоровалась с ним Эдвина, застывшая в дверях библиотеки. – Мы можем войти? Нам надо поговорить с вами.
   Эмброуз оторвался от блокнота. Эдвина была не одна. За ней с ноги на ногу переминались Теодора, Ханна и Феба. На юных серьезных девичьих личиках застыло решительное выражение.
   Пожалуй, стоит оставить надежды на то, что всю прошлую ночь они тихо проспали в своих постелях и не догадывались о том, что произошло в библиотеке.
   – Здравствуйте, юные леди, – отозвался Эмброуз, закрывая блокнот. – Чем могу быть вам полезен?
   – Мы хотим поговорить с вами о мисс Глейд, – в своей обычной прямолинейной манере заявила Феба.
   Где-то в глубине существа Эмброуза зазвучал лозунг, который он не то чтобы впитал с молоком матери, но совершенно явно унаследовал его суть от своих отца и деда: «Если тебя загнали в угол, то никогда не признавай вины – это первое правило».
   – Понятно, – нейтрально ответил Уэллс.
   Руководство операцией взяла на себя Теодора, которая чуть отстранила подругу и первой вошла в комнату.
   – Прошлой ночью мы видели, как мисс Глейд очень поздно поднималась наверх, – сказала она. – Ее одежда была в полном беспорядке, можно было бы даже сказать, что она была почти раздета.
   «Правило номер два: парируй обвинение, направляя его против обвинителя».
   – В самом деле? – приподняв брови, спросил Эмброуз. – Я удивлен, что после бессонной ночи вы все выглядите такими свежими и отдохнувшими, особенно если учесть, что вы шпионили за своей учительницей поздней ночью.
   – Мы и не думали шпионить. – быстро промолвила Ханна. – Мы просто увидели, как она поднимается по лестнице.
   – Потому что Данте подошел к моей комнате и стал царапать когтями дверь, – объяснила Феба. – Я подошла к двери, чтобы впустить его, и увидела мисс Глейд.
   – Феба разбудила остальных, – заключила Эдвина.
   Эмброуз кивнул.
   – Ну да, и это, по-вашему, объясняет, почему вы все толпились на лестничной площадке, когда мисс Глейд поднималась к себе, чтобы лечь спать, – саркастическим тоном вымолвил он.
   Девочки обменялись смущенными взглядами.
   – Дело в том, – серьезно заговорила Эдвина, – что у нее были распущены волосы.
   – В точности как у Люсинды Роузвуд из «Розы и шипов», – добавила Ханна. – После того, как она встречалась в саду с мистером Торном. Именно там мистер Торн овладел ею, если хотите знать.
   – Ну да, в саду, – кивнул Эмброуз.
   – А потом он ее бросил, – печально вздохнула Ханна. – Помните? Я уже рассказывала вам эту часть книги за завтраком.
   – Насколько я помню, ты также упоминала, что тебе удалось прочитать только половину романа, – сказал Уэллс. – У тебя уже была возможность дочитать его до конца?
   – Вообше-то нет, – призналась Ханна. – Но и без того совершенно понятно, что для Люсинды Роузвуд все кончилось плохо. И мы не хотим, чтобы мисс Глейд ждала такая же судьба.
   Эдвина приосанилась.
   – Одним словом, в сложившихся обстоятельствах мы все считаем, что вы просто обязаны попросить мисс Глейд стать вашей женой, – без обиняков заявила она.
   – Понятно, – опять сказал Эмброуз.
   Девочки в нетерпеливом ожидании уставились на него. Напряженное молчание прервала сама Конкордия.
   – Всем доброе утро! – крикнула она от двери. – А что это вы все делаете в библиотеке? Завтракать пора!
   Девочки как по команде оглянулись, чтобы посмотреть на нее. Они были немного смущены неожиданным появлением учительницы.
   – Доброе утро, мисс Глейд, – поспешила поздороваться Эдвина. – Мы как раз шли в столовую комнату.
   – По пути мы заметили в библиотеке мистера Уэллса и заглянули сюда, чтобы поговорить с ним, – добавила Феба.
   Теодора наградила Конкордию сияющей улыбкой.
   – Мистер Уэллс как раз рассказывал нам историю некоторых артефактов – из тех, что вы видите на балконе, – проговорила она.
   – Совершенно верно, – присоединилась к вранью Ханна. – Очень познавательный рассказ.
   – В самом деле? – улыбнулась Конкордия. – Как это мило с его стороны.
   – Честно говоря, мы вовсе не обсуждали древние артефакты, – вмешался Эмброуз.
   – Правда? – Конкордия удивленно оглянулась на него.
   – Ваши милые ученицы с утра пораньше зажали меня в угол, чтобы сообщить, что при сложившихся обстоятельствах, с их точки зрения, я обязан сделать вам предложение, мисс Глейд.
   От изумления Конкордия лишилась дара речи. Она сильно покраснела и уцепилась рукой за косяк двери, словно боялась не удержаться на ногах.
   – Сделать мне предложение? – хрипло переспросила она.
   Конкордия в ужасе оглядела своих учениц.
   – Вы обсуждали с мистером Уэллсом мое замужество?
   – У нас не было выбора, – сказала Ханна, расправляя плечи. – Прошлой ночью мы видели вас на лестнице, мисс Глейд.
   – У вас волосы были распущены, – добавила Феба.
   – Судя по вашему виду, можно было сказать, что вас изнасиловали, – заявила Теодора. – Так что вполне естественно, что мы сказали мистеру Уэллсу о том, чтобы он женился на вас.
   – Именно так должен поступить джентльмен, если он овладел леди, – объяснила Эдвина. – Однако бывают случаи, когда джентльмены ведут себя неподобающим образом, и тогда леди оказывается обесчещенной навсегда. Но мы не хотим, чтобы такое произошло с вами, – заключила она.
   Конкордия обратила потрясенный взор на Эмброуза.
   У него было такое ощущение, будто он тонет.
   – Я только что пытался объяснить юным леди, что наша ситуация довольно сложна, – спокойно проговорил он. – Я хотел сказать им, что вы современная женщина без старых предрассудков, которая не чувствует себя обязанной следовать побитым молью светским правилам и условностям, которые свет диктует женщинам.
   – Совершенно верно. – Конкордия с явным усилием взяла себя в руки. – К тому же не следует забывать, что внешность обманчива. – Учительница, нахмурив брови, оглядела по очереди Фебу, Ханну, Эдвину и Теодору. – Сколько раз я говорила вам, что нельзя делать какие-то выводы, не получив существенных доводов и доказательств в их пользу?
   – Но, мисс Глейд, – напомнила ей Феба, – у вас волосы были распущены.
   – Вечером у меня голова разболелась от шпилек, – заявила Конкордия. – Вот я их и вынула.
   Ханна нахмурилась:
   – Но, мисс Глейд…
   – Однако даже если не говорить о внешности, – перебила ее Конкордия, – я хотела бы напомнить вам о необходимости уважать права других людей на личную жизнь. И юным леди, которые все еще ходят в школу, негоже вмешиваться в дела взрослых. Я достаточно понятно выражаю свои мысли?
   Судя по недовольному перешептыванию девочек, которые принялись тихо переговариваться, едва завязался этот неприятный разговор, было понятно, что они не привыкли слышать столь серьезные замечания от их обожаемой мисс Глейд.
   – Да, мисс Глейд, – прошептала Эдвина.
   Губы Ханны задрожали.
   – Да, мисс Глейд, – повторила она.
   Феба прикусила губу. Теодора с несчастным видом наклонила голову.
   – Простите нас, пожалуйста, мисс Глейд, – тихо проговорила она. – Мы только хотели помочь.
   Конкордия немедленно смягчилась.
   – Знаю, – кивнула она. – Но могу вас уверить, что между мною и мистером Уэллсом прошлой ночью не произошло ничего такого, что потребовало бы вашего вмешательства. Разве это не так, мистер Уэллс?
   – Я хотел бы напомнить всем присутствующим, что подобные ситуации задевают репутацию не одного человека, – вымолвил Эмброуз.
   Все вопросительно посмотрели на него.
   – Прошу прошения? – не поняла его Конкордия.
   Судя по звуку ее голоса, она говорила сквозь стиснутые зубы.
   – Видите ли, дело в том, что общество, как правило, бывает обеспокоено только репутацией леди, – начал объяснять свою позицию Эмброуз. – Но я считаю, что о чести джентльмена тоже неплохо бы подумать.
   Лицо Конкордии обрело каменное выражение.
   – Мистер Уэллс, с моей точки зрения, наша беседа постепенно заходит в тупик, – заявила она. – Предлагаю немедленно перейти в столовую для завтраков и сменить тему разговора.
   Эмброуз и глазом не моргнул.
   – Так вот, – продолжил он, – поскольку речь идет о моей чести, потому что именно я тот джентльмен, который имеет отношение к этому делу, я не могу не заметить, что и у меня есть некоторые права в этом разбирательстве.
   – Признаться, я никак не могу взять в толк, каким это образом были задеты ваши права, сэр, – сказала Конкордия сдавленным голосом.
   – Ну-у… На самом деле мне бы не хотелось, чтобы вы считали, что я не уважаю ваши современные взгляды, мисс Глейд, – проговорил Уэллс. – Поэтому, с моей точки зрения, нам бы следовало прийти к компромиссному решению. Предлагаю альтернативный выход из ситуации – не такой, к каким прибегают обычно.
   Фебу, Эдвину, Теодору и Ханну его слова явно очень заинтересовали.
   – О чем это вы говорите? – спросила Конкордия со скрытой угрозой в голосе.
   – Мне кажется, – начал Эмброуз, – что существует очень современный, хотя, вероятно, и не совсем приемлемый для каждого из вовлеченных лиц, способ разрешить ситуацию. И все же, думаю, он устроит каждую сторону.
   – Мистер Уэллс, – мрачно вымолвила Конкордия, – прекратите говорить загадками. Вероятно, прошлой ночью вы совсем не выспались.
   – Нет, я спал отлично, благодарю вас, – заверил учительницу Уэллс.
   Ханна сделала шаг вперед. Ее личико светилось любопытством.
   – О каком это способе вы говорили, сэр? – спросила она.
   Эмброуз улыбнулся Конкордии.
   – Думаю, каждый останется удовлетворен, если мы позволим самой мисс Глейд решить, хочет она сделать мне предложение или нет, – объяснил он наконец.