Квик Аманда. Двое в лунном свете

   – Я никогда не позволяю своим клиентам вмешиваться в расследование, – спокойным, почти равнодушным тоном заметил Эмброуз.
   – Но я – не один из ваших обычных клиентов, сэр! – воскликнула Конкордия. – Дело в том, что я сама замешана в этом деле и очень много знаю. Вы должны понять, что если бы я не проводила расследование того, что на самом деле происходит в замке Олдвик, то мне не пришлось бы составлять план побега.
   – Да, кое-что вам будет дозволено, однако…
   – Вдобавок ко всему, – перебила его Конкордия, – вы должны признать, что это именно я снабдила вас кое-какой информацией, касающейся схемы Ларкина.
   Доводы мисс Глейд не производили на Эмброуза должного впечатления.
   – Ха! – только и произнес он.
   Надо признать, он не самым лучшим образом отреагировал на ее слова, однако в данный момент Эмброуз не смог придумать ничего лучшего.
   – Я сочту ваше замечание как признание своей правоты, – сказала она. – К тому же, когда расследование пойдет вперед, мы с девочками, возможно, сумеем рассказать что-то важное, поделиться своими наблюдениями, которые могут оказаться полезными для дела. Не станете же вы это отрицать?
   – Нет.
   Конкордия улыбнулась с довольным видом. Эмброуз приподнял брови.
   – Мне сразу следовало принять во внимание, что спорить с профессиональной учительницей – пустое дело, – признался он.
   Мисс Глейд его замечание явно понравилось.
   – Ну а теперь, когда мы с вами обговорили условия нашего сотрудничества, нам, вероятно, следует перейти к более важным делам.
   – К каким, например? – пробормотал Эмброуз.
   – Ну разумеется, к разгадыванию разных загадок, касающихся моего дела. Что вы намереваетесь делать дальше?
   А дальше ему больше всего хотелось встать с места, подойти к Конкордии, поднять ее со стула, впиться в ее губы своими губами и целовать до тех пор, пока на ее лице не останется и следа оттого триумфа, который она только что пережила.
   Вместо этого Эмброуз заставил себя перейти к тому единственному делу, которое ее, похоже, интересовало.
   – Вы как-то упоминали, что получили свое место в замке через агентство, которым заправляет некая миссис Джервис, – напомнил Уэллс.
   – Совершенно верно.
   – А вам, случайно, не известно, пользовалась ли услугами этого же агентства несчастная мисс Бартлетт?
   Похоже, его вопрос удивил Конкордию.
   – Не знаю, – задумчиво произнесла она. – Я как-то не задумывалась об этом. Но почему вы спрашиваете?
   – Если и вы, и Бартлетт были наняты в замок через агентство Джервис, это стало бы для нас интересной ниточкой расследования.
   – Боже правый! – воскликнула Конкордия. – Не хотите же вы сказать, что миссис Джервис может иметь к делу какое-то отношение?
   – Пока я не представляю, может так быть или нет, но я твердо намереваюсь это выяснить. У вас есть адрес ее фирмы?
   – Да, разумеется. Но едва ли вы сможете навести справки о мисс Бартлетт или о ее работе в замке Олдвик, если миссис Джервис каким-то образом связана с этим Ларкином и занимает определенное место в его игре. Она наверняка что-то заподозрит и сообщит ему.
   – Хотите – верьте, хотите – нет, но это приходило мне в голову, – признался Эмброуз.
   – Еще бы! – Наморщив нос, Конкордия потянулась к чайнику. – Вы должны простить меня за то, что я пытаюсь давать вам советы и учить чему-то, имеющему отношение к вашей профессиональной деятельности, сэр. Думаю, это во мне говорит голос учительницы – никак не могу отказаться от привычки давать указания.
   К собственному удивлению, Эмброуз рассмеялся.
   – Вы ничуть не обидели меня, – ответил он.
   – Что вы будете делать дальше, могу я полюбопытствовать?
   – Для начала я изучу у этой миссис Джервис папки с делами.
   – Вот уж не думаю, что она будет в восторге от вашей затеи, – заметила Конкордия.
   – Вообще-то я не собираюсь спрашивать у нее разрешения.
   Чашка Конкордии застыла в воздухе.
   – Неужели вы хотите проникнуть в контору в ее отсутствие?
   – Думаю, это будет наиболее результативным поступком, – сказал Уэллс. – Но пожалуй, я дождусь завтрашнего вечера. А сегодня я собираюсь потолковать с одним знакомым, который немного знает Ларкина. К тому же, похоже, весь день будет идти дождь.
   Конкордия оторопело смотрела на него.
   – Боже мой, но погода-то ко всему этому какое отношение имеет?!
   – Предпочитаю не заниматься подобными делами в дождливую погоду, если обстоятельства позволяют, – пожав плечами, ответил Эмброуз. – Это слишком опасно, можно оставить где-нибудь следы.
   – Понятно, – кивнула Конкордия.
   Голова у нее пошла кругом.
   – Но даже если забыть о погоде, ваш план кажется мне весьма рискованным. Что, если вас поймают?
   Эмброуз поднял вверх палец.
   – Это самая хитрая часть моего плана, – вымолвил он. – Я не намерен допустить такого поворота дел.
   Лицо Конкордии обрело неодобрительное выражение.
   – Судя по всему, вы уже имеете определенный опыт в подобных делах, – заметила она.
   – В моей профессии подобные умения всегда полезны, – кивнул Эмброуз.
   – Должна признаться, вы для меня – большая загадка, сэр.
   – То же самое могу сказать и о вас, мисс Глейд, – промолвил Эмброуз, глядя Конкордии в глаза. – В вас мне тоже многое непонятно. Рассказывая мне о всяких интересных вещах, вы упоминали, что пошли работать в замок после того, как вас уволили из школы для девочек, не так ли?
   Лицо Конкордии напряглось, однако голос остался очень холодным и спокойным.
   – Совершенно верно, сэр. Мне сказали, что я не получу рекомендации.
   – Почему вас уволили?
   Положив на тарелку кусочек тоста, Конкордия задумчиво посмотрела на своего собеседника:
   – Не понимаю, какое это имеет отношение к событиям в замке. Зачем вам знать, по какой причине меня когда-то уволили из школы для девочек?
   – Стало быть, в дело был замешан мужчина? – спросил Эмброуз, наклонив голову.
   Конкордия смяла салфетку, лежавшую у нее на коленях, ее глаза наполнились гневом.
   – Ну разумеется, иного вывода вы сделать не могли, – проговорила учительница. – Мужчина… Обычное дело, не так ли? Как просто запятнать чью-то репутацию, не говоря уже о том, что такими словами можно просто уничтожить учителя. Сплетни о любовном приключении – кого-то якобы застали в интересной, компрометирующей позе, да что там, даже любая неучтивость – и карьере учительницы конец!
   – Простите меня, мисс Глейд, я не хотел пробуждать в вас эти неприятные воспоминания, – извинился Эмброуз Уэллс.
   – Да будет вам! Именно это вы и хотели сделать, сэр, – с горечью промолвила Конкордия. – Без сомнения, вы рассчитывали на то, что я разгневаюсь на ваше замечание и выложу вам все, что вы хотите знать. Что ж, вам это удалось. Только мое увольнение не имело никакого отношения к любовному приключению с мужчиной.
   – Так, может, с женщиной?
   Несколько мгновений Конкордия изумленно смотрела на Уэллса, а затем тихо и мелодично рассмеялась.
   Эмброуз впервые услышал ее смех и был совершенно очарован им.
   Конкордия торопливо прижала салфетку к губам.
   – Простите меня, – пробормотала она сквозь слой льна.
   Отодвинув в сторону пустую тарелку, Эмброуз сложил перед собой руки.
   – Вы сочли мой вопрос смешным? – спросил он.
   – Нет, не вопрос. – Мисс Глейд уже взяла себя в руки и опустила салфетку. – Больше всего меня рассмешил ваш небрежный вид, когда вы затронули столь интересный вопрос. Едва ли найдется на свете много мужчин, которые смогли бы говорить о любовной связи двух женщин с таким… такой… – она помолчала, подбирая подходящее слово, – невозмутимостью.
   – Я же не первый день живу на этом свете, мисс Глейд. И прекрасно знаю, что любовь и страсть некоторых людей отличаются от обычных проявлений этих чувств. Кстати, не могу не заметить, что мой вопрос не столько шокировал вас, чего можно было бы ожидать, сколько удивил.
   Отмахнувшись от него, Конкордия выбрала себе еще один кусочек обжаренного хлеба.
   – Я выросла в семье, которую трудно назвать традиционной, – призналась она.
   – Я тоже.
   Конкордия оценивающе оглядела своего собеседника. Эмброузу казалось, будто его взвешивают на невидимых весах. Он почувствовал, что прошел испытание, когда женщина опустила несъеденный тост и откинулась на спинку стула.
   – Я ценю широту ваших взглядов и восхищаюсь ею, – проговорила Конкордия. – Могу честно сказать вам, что я потеряла работу не из-за недостойной связи. Мои проблемы уходят корнями в нетрадиционное воспитание, о котором я упомянула.
   – Поня-ятно…
   – Вы можете узнать, что вас только что наняла женщина, которая на протяжении всей ее карьеры скрывала от нанимателей свое прошлое, – сообщила она.
   – Ваш рассказ становится все более интересным, мисс Глейд.
   – С сожалением вынуждена заметить, что выбор у меня был невелик, – продолжала учительница неестественно спокойным тоном. – Профессий, которыми могут заниматься женщины, совсем немного. А уж те женщины, у которых за плечами тяжелый груз прошлого, и подавно почти не имеют шанса хорошо устроиться.
   – Можете мне не верить, но я отлично понимаю, что вы имеете в виду, – заметил Эмброуз.
   – Заняв вакансию в школе для девочек, я придумала себе псевдоним, – продолжала Конкордия, – назвалась Ирен Колби. Прежде подобные вещи легко сходили мне с рук, но на сей раз все было иначе. Каким-то образом правда выплыла наружу, и как только это случилось, меня, разумеется, немедленно уволили.
   История была весьма печальной, однако Эмброуз не смог сдержать улыбки.
   – Так вы несколько раз использовали псевдонимы для того, чтобы устроиться на работу? – спросил он. – Как вы изобретательны, мисс Глейд! Я восхищаюсь вашей находчивостью. А что остальные члены вашей семьи? Все они столь же необычны, как вы?
   – У меня нет близких родственников, сэр, – призналась Конкордия. – Мои родители умерли десять лет назад, когда мне было шестнадцать. Есть у меня какие-то кузены с отцовской стороны, но, кажется, я с ними даже не знакома. К тому же они не считают меня законным членом семьи.
   – Почему же?
   – Вероятно, потому, что я и есть незаконная, – легко произнесла учительница.
   Слишком легко, подумал он.
   – Опять все дело в нетрадиционном воспитании?
   – М-м… Да. – Наклонив голову набок, Конкордия посмотрела на него: – Может, оставим эту тему, а?
   – Я же говорил вам, что люблю получать ответы на свои вопросы, – напомнил Эмброуз.
   Конкордия помедлила с ответом, словно он был для нее жизненно важен, а затем, похоже, пришла к определенному решению.
   – Мои родители были печально известными вольнодумцами, мистер Уэллс, – начала она. – Оба не верили в брак – вероятно, потому, что к моменту своего знакомства оба уже имели неудачный семейный опыт. Они оба рассматривали институт брака как клетку, где в особенно жестоких условиях содержатся женщины, к которым очень несправедлива жизнь.
   – Понимаю, – кивнул Уэллс.
   – Не думаю, что вы это понимаете. – Она холодно улыбнулась, словно бросая Эмброузу вызов. – Мой отец – Уильям Гилмор Глейд. Моя мать – Сибил Марлоу.
   Эти имена показались Эмброузу смутно знакомыми. Однако понадобилось несколько мгновений, прежде чем он вспомнил старый скандал, в который были вовлечены эти люди.
   – Это не те ли Марлоу и Глейд, которые организовали общество «Чистый родник»? – спросил Уэллс, против воли заинтригованный ее рассказом.
   – Вижу, вы слышали об обществе, – заметила Конкордия.
   – Десять лет назад все слышали о Марлоу, Глейде и обществе «Чистый родник», – отозвался Эмброуз.
   Уголки ее рта напряглись.
   – Когда общество было расформировано, в скандальной прессе появилось множество статей о тех ужасах, которые якобы происходили в «Чистом роднике». Все эти выдумки приводились с чудовищными подробностями всяких мерзостей, – сказала мисс Глейд.
   – Да, я припоминаю кое-какие статьи об этом, – произнес Уэллс.
   – Но большая часть этих статей – полная выдумка! – возмущенно воскликнула Конкордия.
   – Естественно. – Эмброуз махнул рукой, словно желая показать, что он не верит в подобные выдумки. – Пресса никогда не славилась правдолюбием. Ее больше интересуют скандалы и сплетни, чем факты. – Помолчав, он слегка нахмурился. – А почему общество распустили?
   – Оно развалилось почти сразу после смерти моих родителей, которые погибли в Америке, в ужасной снежной буре, – спокойно промолвила учительница. – А они были основателями и руководителями «Чистого родника». Без них остальные члены общества не смогли отстаивать свои идеи и бороться за поставленную цель.
   – А что ваши родители делали в Америке?
   – Они отправились туда на корабле, чтобы основать в Америке подобное общество. – Конкордия взяла в руку чашку. – Они считали, что Америка окажется более восприимчива к их вольнолюбивой философии.
   – Примите мои соболезнования по поводу того, что вы потеряли родителей в столь юном возрасте. Должно быть, вам пришлось нелегко.
   – Да. – Конкордия произнесла это короткое слово быстро и совершенно спокойно, выражение ее лица при этом было холодным и непроницаемым.
   Но Эмброуз чувствовал, какая буря бушует в ее душе – она ждала, что он станет смеяться над ней или, возможно, даже проклинать ее и ее родителей.
   – Я не слишком хорошо знаком с философией «Чистого родника», – проговорил Уэллс, тщательно подбирая слова. – Но, полагаю, ваши родители защищали то, что кто-то назвал бы чересчур либеральным взглядом на отношения полов.
   – Это благодаря прессе люди больше почти ничего не вспоминают об обществе. – В голосе Конкордии звучали гневные нотки. – Но мои родители во многих других вещах придерживались прогрессивных взглядов. Например, они верили в то, что женщины должны получать образование в соответствии с теми же стандартами, что и мужчины. Они считали, что женщин должны принимать в колледжи, университеты и присваивать им профессии по тем же правилам, по каким присваивают мужчинам.
   – Понятно, – кивнул Эмброуз.
   – Моя мать всегда мечтала учиться в медицинской школе. – Конкордия сумела быстро взять себя в руки, и ее лицо больше не выражало боли и гнева. – Когда ей отказали в приеме, родители заставили маму выйти замуж за нелюбимого человека.
   – А ваш отец? – поинтересовался Эмброуз.
   – Папа был замечательным человеком, философом, ученым, который страстно увлекался всевозможными современными идеями. И у него тоже позади был неудачный брак. Папа познакомился с мамой на лекции о правах женщин… – Конкордия задумалась, как ни странно, на ее лице мелькнула печальная улыбка. – Они оба всегда говорили, что это была любовь с первого взгляда.
   – Судя по вашему тону, вы не слишком-то верите в этот феномен, – усмехнулся Эмброуз.
   – Напротив! – горячо воскликнула Конкордия. – И мои родители могли служить тому доказательством. Но им пришлось заплатить слишком большую цену за свою любовь. Два брака развалились, в обществе вспыхнул грандиозный скандал – вот что им пришлось пройти на пути к собственному счастью.
   – К тому же они повесили вам на шею груз незаконного рождения.
   Конкордия тихо и грустно засмеялась.
   – Это не самое страшное, – вымолвила она. – С наиболее серьезными проблемами я сталкиваюсь, когда люди узнают, что я выросла и была воспитана в «Чистом роднике».
   – Эти проблемы возникают вследствие вашего поведения? – удивился Эмброуз.
   – Именно так, мистер Уэллс. – Конкордия резко поставила чашку на стол, отчего тонкий фарфор мелодично зазвенел. – Как только люди узнают, что я – незаконнорожденная дочь Уильяма Гилмора Глейда и Сибил Марлоу, они тут же делают вывод, что я, как и мои родители, придерживаюсь весьма свободных взглядов на отношения мужчин и женщин.
   – Теперь я понимаю, почему вы предпринимали столь титанические усилия к тому, чтобы скрыть от работодателей свое прошлое, – заметил Эмброуз.
   – На свете найдется немного людей, которые захотели бы нанять учительницу, воспитанную в столь прогрессивной среде, – вздохнула Конкордия. – Словом, как только в школе узнали мое настоящее имя и прошлое, меня немедленно уволили.
   Эмброуз задумался.
   – Надо сказать, для целей Александра Ларкина вы подходили идеально, – сказал он наконец. – Вы так не считаете?
   – Прошу прощения?
   – Вам отчаянно была нужна работа, но связей у вас при этом не было никаких, – проговорил Уэллс. – Ларкин мог беспрепятственно использовать вас. Если бы вы пропали, никто не стал бы разыскивать вас, задавать какие-то вопросы.
   Конкордия поежилась.
   – При мысли об этом у меня мурашки по телу побежали, – призналась она.
   – Вот интересно, предъявляли ли точно такие же требования к мисс Бартлетт?
   – Что вы хотите… – Конкордия не договорила. – Ох, кажется, я понимаю! Похоже, все именно так и было, да? Мисс Бартлетт исчезла из замка, и, насколько мне известно, никто не наводил о ней справок. – Конкордия помолчала. – А потом никто не интересовался мной. В конце концов, я всего лишь учительница, на которую в замке и внимания-то почти не обращали.
   Эмброуз медленно кивнул, его охватило знакомое волнение. Такое чувство он всегда испытывал в те мгновения, когда бывал близок к тому, чтобы найти ответы на свои вопросы.
   – Что-то подсказывает мне, что вы – ключ к разгадке этого дела, Конкордия, – тихо промолвил он. – Думаю, что Ларкин совершил фатальную ошибку, когда дело коснулось вас. Возможно, это приведет его к краху.
   – Что вы хотите этим сказать? – спросила Конкордия удивленно.
   – Он недооценивает учительниц.

Глава 10

   Жене владельца гостиницы сразу не понравился мужчина, который задавал так много вопросов ее мужу. И даже не потому, что он не стал скрывать своего презрения к скромной гостиничной обстановке, когда вошел в дом несколько минут назад. Богатые высокомерные джентльмены, которые демонстративно относились к ее аккуратненькой, уважаемой гостинице так, словно это какая-то жалкая хибара, встречались здесь нередко. В худшем случае они напивались и пытались приставать к горничным, а иногда пачкали простыни. Но этот человек даже на них не был похож. Хозяйка сомневалась, что он из тех, кто способен даже на эти мелкие, но раздражающие преступления. Незнакомец был слишком аккуратен и чересчур безупречен. Накануне он приехал на поезде из Лондона и провел ночь в деревне возле замка Олдвик, объехал по утру руины и нанял экипаж, чтобы наводить справки.
   Впрочем, несмотря на все его расспросы, никто в округе ничего толком ему сказать не мог, так что привез незнакомец лишь тонкий слой пыли на своем дорогом пиджаке. Зато воротник его рубашки остался чистым и накрахмаленным.
   Слишком безупречен, отметила хозяйка. Он из тех типов, которые путешествуют со своими простынями и полотенцами, потому что не верят в чистоту гостиниц вроде той, которую держали они с мужем.
   Жена владельца гостиницы сидела в конторе, делая вид, что занимается счетами, пока Нед разговаривал с этим человеком. Но дверь была открыта. Со своего места женщина краем глаза видела стойку и слышала все, о чем они толковали.
   – Четыре молодые леди и их учительница останавливались здесь на ночь? – Задав этот вопрос, мужчина бросил на стойку несколько монет. – Вы говорите, они уехали вчера утром?
   Нед не прикоснулся к монетам.
   – Они что-то говорили о том, что едут на станцию, чтобы поспеть на утренний поезд в Лондон, – сказал он.
   – А они упоминали о пожаре в замке? – резким тоном спросил незнакомец.
   – Нет, сэр. Старый замок довольно далеко отсюда, – ответил Нед. – Мы услыхали о пожаре лишь после того, как они уехали вчера на станцию. – Нед покачал головой. – Говорят, замок сгорел дотла и один человек погиб в огне.
   – Да, это верно. – В голосе незнакомца зазвучали нетерпеливые нотки, словно смерть этого человека произвела на него большее впечатление, чем сообщение о страшной трагедии в замке. – Однако причину смерти погибшего до сих пор не установили, – добавил он.
   – Прошу прощения, сэр? – переспросил хозяин гостиницы.
   – Не важно, эти дела вас не касаются, – оборвал его незнакомец. – А еще что-то вы можете мне рассказать о молодых леди и их учительнице?
   – Боюсь, что нет, сэр. Как я уже говорил, они приехали очень поздно, а уехали довольно рано, – терпеливо отвечал на вопросы Нед.
   Лицо незнакомца напряглось.
   – Хотел бы я знать, что они сделали с лошадьми? – пробормотал он вопросительным тоном, обращаясь скорее к самому себе, чем к Неду.
   – А вот это я вам сказать могу, – с готовностью проговорил Нед. – Они оставили лошадей в свободном деннике конюшни, что рядом с железнодорожной станцией.
   Незнакомец бросил на стойку еще несколько монет.
   – А как учительница расплатилась за комнаты, в которых они остановились? Она заплатила вам деньгами?
   – Понятия не имею о том, в каком состоянии находятся ее финансы, сэр. – Нед даже не пожал плечами, а как-то неловко приподнял одно плечо. – По счету платила не она.
   Нельзя было сказать, что лицо незнакомца мгновенно обрело какое-то иное выражение, но перемена была очевидна. Жена владельца гостиницы вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать.
   – Кто расплатился за комнаты? – леденящим тоном спросил он.
   – Как это кто? – пожал плечами Нед. – Тот самый мужчина, которого учительница наняла, чтобы он охранял их в пути. – Он не терял самообладания и говорил совершенно спокойным голосом.
   Рука незнакомца с силой сжала золоченую ручку прогулочной трости. Несколько мгновений он молча смотрел на Неда холодными, как у рыб, глазами.
   – Она наняла телохранителя? – переспросил незнакомец.
   – Я сразу подумал о том, что это весьма разумный поступок с ее стороны, сэр, – заметил Нед. – Ведь эта дама со своими ученицами была вынуждена путешествовать ночью.
   – А как звали телохранителя? – спросил незнакомец.
   – Кажется, Смит. – Открыв регистрационную книгу, Нед пробежал пальцем по строчкам. – Да, вот, смотрите. Мистер Смит. Он ночевал в пятой комнате. А учительница и девочки занимали номера три и четыре.
   – Дайте-ка-мне взглянуть. – Незнакомец так резко развернул к себе регистрационную книгу, словно хотел выхватить ее из рук Неда, и стал внимательно вглядываться в запись. – Судя по почерку, это писала учительница.
   – Да, – согласился хозяин гостиницы. – Она записала в журнал всю их компанию – учениц, Смита и себя саму.
   – Как выглядел этот Смит? – продолжал допытываться незнакомец. – Опишите мне его.
   Нед опять недоуменно пожал плечами.
   – Да в его внешности не было ничего примечательного, – ответил он задумчиво. – Среднего роста, я бы сказал. Да нет… Честно говоря, я даже не знаю, что описывать – ничем не примечательный человек. – Он оглянулся назад. – Лиззи, ты не припомнишь, как выглядел мужчина, сопровождавший учительницу и четырех молодых девушек, которые прошлой ночью останавливались у нас?
   Женщина заставила себя медленно повернуться в их сторону, как будто вопрос мужа оторвал ее от какой-то важной работы.
   – Кажется, у него были русые волосы, – вежливо проговорила она.
   – Это что, все? Больше ничего не помните? – сердито осведомился незнакомец.
   – Боюсь, что так, сэр, – промолвила Лиззи в ответ. – Как Нед и сказал, в его внешности не было абсолютно ничего примечательного.
   – А где же, черт возьми, она смогла найти этого человека? – раздраженно спросил незнакомец. – Она его здесь наняла?
   Хозяин гостиницы и его жена вежливо, но равнодушно смотрели на него, давая понять, что не могут больше ничем ему помочь.
   – Я зря трачу с вами время, – злобно пробормотал незнакомец.
   И, не говоря больше ни слова, он резко развернулся, вышел из гостиницы и направился к поджидавшему его экипажу.
   Собрав со стойки монеты, Нед направился в кабинет. Он положил руку на плечо Лиззи, отчего той сразу стало спокойнее, и они вместе наблюдали затем, как экипаж с грохотом выехал со двора гостиницы, свернул на дорогу и покатил в сторону деревни и железнодорожной станции.
   – А мистер Смит был прав, когда сказал, что кто-то, возможно, будет наводить справки об учительнице, – промолвил Нед.
   Его жена зябко поежилась.
   – Слава Богу, что мистер Смит не попросил нас лгать в обмен на деньги, что он дал тебе, – сказала женщина. – Не думаю, что нам было бы легко обмануть этого человека.
   Просьба Смита, с которой тот прошлым утром обратился к хозяевам, была простой и прямолинейной. Он положил на стойку десять фунтов и очень вежливо сказал Неду:
   «Вам наверняка будут задавать вопросы. Вы можете спокойно ответить, что учительница наняла меня для того, чтобы я сопроводил их на станцию и посадил в лондонский поезд. Но я был бы весьма признателен вам, если бы вы как можно неопределеннее описали мою внешность».
   – В некотором роде мы все же солгали, – заметил Нед. – Мы сказали этому господину из Лондона, что во внешности мистера Смита не было ничего примечательного.
   – Но это действительно так, – отозвалась Лиззи. – Во всяком случае, ни его рост, ни черты на себя внимания не обращают.
   – И все же было в его внешности что-то… – Нед не договорил, его слова так и повисли в воздухе.