Она смахнула в танце волосы с лица и улыбнулась молодому гоцианцу, танцевавшему рядом с ней. Он радостно подвинулся к ней поближе, приняв ее улыбку за знак расположения. Однако он ошибся – женщина смотрела на Майкла.
   Не поворачивая головы и говоря почти шепотом, Джойи сказал ему:
   – Когда кончится танец, англичанка подойдет к бару и закажет выпить. Причем постарается оказаться поближе к тебе. Она всегда так делает. Ты заметил, что она пьет, Майкл?
   – Виски с содовой, – тоже шепотом ответил Майкл, – «Джонни Уокер» с черной этикеткой.
   – Правильно. – Джойи сделал жест в сторону бармена. – Винс всю неделю пытался с ней заговорить, но только время зря потратил. Ты слышал, о чем он ее спрашивал и что она ему отвечала?
   – Да, слышал, – пробормотал Майкл. Глаза его неотступно следили за женщиной.
   – Как ее зовут?
   – Сэффрон.
   – Где она живет?
   – В Девоне.
   – А где она остановилась у нас?
   – Квартиру с подругой сняла в Марсалфорне.
   – Где она работает?
   – В банке. И ходит на курсы менеджеров.
   – Когда уезжать собирается?
   Майкл вздохнул.
   – Завтра днем.
   – Ну, милый мой, тебе о ней известно вполне достаточно, – прошептал Джойи. – Так что все должно случиться сегодня ночью. Ты ведь знаешь, что половина местных парней каждый вечер за ней увиваются, и все без толку. Знаешь и то, что ты ей нравишься… Как думаешь поступить?
   – Не знаю, лучше ты мне скажи.
   Джойи слегка улыбнулся.
   – Ты, Майкл, вот что сделай – смени-ка на полпути обороты. Сначала будь с ней холоден, как лед, а потом постепенно оттаивай. Тогда у тебя, думаю, появится шанс обойти всех других ее ухажеров. За последние пару недель она достаточно красивых слов наслушалась не от одного десятка поклонников. – Джойи кивнул головой в сторону танцплощадки. – Видишь всех этих ребят. Они здесь не зря толпятся. Вон тот, например, – Сэмми. У него женщин больше было, чем ты за всю свою жизнь горячих завтраков съел. Теперь слушай меня внимательно. – Он склонился к самому уху Майкла. – Сначала ты закажешь большую порцию «Джонни Уокера» с содовой и поставишь стакан рядом с собой. Скажи Винсу, что это для Сэффорн, но когда будешь это говорить, взгляни на него так, чтобы у бармена сердце похолодело. Он не дурак – сразу поймет, что здесь ему ничего не светит. Когда танец кончится – а это, я думаю, скоро произойдет, – она подойдет к стойке, встанет рядом с тобой и закажет выпить. Винс покажет на ее напиток, который будет стоять около тебя, и скажет, что ты уже заказал для нее. Она слегка смутится или сделает вид, что смущена. Ты тут же скажешь: «Сэффорн, можно мне с тобой поговорить?» Не забудь только назвать ее по имени. Потом медленно, не глядя на нее, ты пойдешь туда. – Джойи указал рукой в противоположную сторону танцплощадки, за которой в неярком свете между деревьями стояли столы и стулья. – Пока будешь идти туда, не оборачивайся, спокойно подойди к столику и сядь. Если она за тобой пойдет, считай, полдела сделано.
   – А если нет?
   – Если нет, ты будешь выглядеть и чувствовать себя, как идиот, – рассмеялся Джойи. – Давай заказывай виски с содовой и будь готов.
   – Что мне дальше делать, если она за мной все-таки пойдет?
   – Если она подойдет к тебе и сядет за твой столик, ничего ей сначала не говори, просто гляди на нее своими черными глазищами – прямо в упор. Смотри и молчи. Заставь ее начать разговор. Она тебе скажет что-нибудь вроде: «О чем ты хотел со мной поговорить?» Тогда глубоко вздохни и скажи: «Это вопрос очень деликатный… Мне нелегко на эту тему разговаривать». И снова посмотри ей прямо в глаза. Если у нее на лице промелькнет хоть тень интереса или если она скажет что-то типа: «Не смущайся, Майкл, выкладывай все как есть», – можешь считать, что на три четверти ты уже добился своего.
   Юноша был заинтригован.
   – Что же я ей должен буду в таком случае сказать?
   – Скажи, что ты еще ни разу в жизни не был близок с женщиной.
   – Ты что, двинулся?
   Джойи рассмеялся.
   – Именно так ты ей и скажи. Она рассмеется и спросит, сколько тебе лет. Тут можешь слегка приврать. Ты выглядишь на все восемнадцать-девятнадцать, поэтому не сильно согрешишь, если скажешь, что в следующем месяце, скажем, двадцать пятого числа, тебе исполнится девятнадцать.
   – Ну а дальше что?
   – Скажешь, что слышал о ее завтрашнем отъезде. А после этого, Майкл, ты больше не вымолвишь ни слова, ни единого слова.
   – А если она меня спросит о чем-нибудь?
   Голос Джойи был чрезвычайно выразителен.
   – Не говори ничего. Ни слова. Просто смотри на нее. Прямо в глаза. Либо она встанет и уйдет, либо пригласит тебя в свою квартиру в Марсалфорне.
   Танец кончился. От танцплощадки англичанка направилась прямо к стойке бара. Джойи чуть отодвинулся от Майкла. Девушка встала между ними. Джойи повернулся к ней спиной.
   Англичанка подозвала бармена.
   – Винс, как всегда, пожалуйста.
   Винс указал на стоявший перед ней стакан и на Майкла. Она повернула голову. Вид у нее был слегка озадаченный. Стоя к ним спиной, Джойи услышал слова Майкла.
   – Сэффорн, можно мне с тобой поговорить?
   Джойи немного подождал и обернулся. Майкл шел через танцевальную площадку к столикам под деревьями, Сэффорн следовала за ним.
   Через пять минут Джойи видел, как они поднимаются по ступеням лестницы к выходу. Тогда он все свое внимание переключил на танцплощадку, где скучала очаровательная шведка. Ведь, что ни говори, это была последняя неделя его свободы.
* * *
   – Это и в самом деле правда?
   – Да.
   Они стояли на балконе квартиры в Марсалфорне, глядя, как в спокойной воде залива отражаются огни городка. Было уже за полночь. Майкл принял решение.
   – Это правда, – сказал он. – Соврал я тебе в другом.
   – В чем?
   – Мне в следующем месяце не девятнадцать исполнится, а семнадцать.
   Сэффорн рассмеялась и налила в стаканы остатки «Джонни Уокера».
* * *
   – У меня первый раз был просто ужасным, – сказала она. – Это случилось на заднем сиденье небольшого автомобиля. Просто кошмар какой-то. Я была здорово поддатой.
   Они лежали в постели, она внимательно разглядывала его тело. Потом англичанка откинула с его лба прядь черных волос и улыбнулась.
   – Для тебя, Майкл, кошмаром это не будет… это будет прекрасно.

Глава 14

   Они встретились на ужине в ресторане, расположенном в четырех кварталах от Капитолийского холма. Их проводили к уединенному столику в конце зала. Сенатор заказал острый бифштекс с большими листьями салата, Кризи – курицу, приготовленную в вине, с жареным картофелем и цветной капустой.
   Когда официантка отошла от столика, мэтр по винам подал им объемную карту вин в кожаном переплете.
   – Как вы относитесь к вину? – спросил сенатор.
   – Положительно.
   Грэйнджер передал Кризи меню.
   – Можете заказывать все, что угодно, на сумму до ста десяти тысяч долларов.
   – Вы не шутите?
   – Я совершенно серьезен.
   Несколько минут Кризи внимательно изучал карту вин.
   Внешность мэтра по винам как нельзя более соответствовала его должности: это был высокий, с иголочки одетый мужчина, с прилизанными волосами и тонкой ниточкой усов. Через плечо Кризи он следил за движением его пальца по списку.
   Закрыв карту, Кризи сказал:
   – Принесите нам бутылочку «Ротшильд» сорок девятого года.
   Удовольствие мэтра явственно отразилось на его физиономии.
   – Перелить его в графин, сэр?
   – Будьте добры. – Кризи бросил взгляд через стол и произнес: – Сенатор, эта бутылочка пробьет ощутимую брешь в ваших ста десяти тысячах долларов.
   – Очень на это надеюсь, – улыбнулся Грэйнджер. – Сам я в вине не слишком-то разбираюсь. Вы научились ценить вина, когда служили в Легионе?
   Кризи кивнул.
   – Там я начал в них разбираться. На самом деле мало кто знает, что такое Легион. Для большинства людей это слово почему-то ассоциируется только с подвигами и пустыней. Хотя все совсем не так просто. Войска его были оснащены по последнему слову техники. Легионеры, если хотели, могли до самой смерти оставаться в его рядах. В этом отношении Легион был единственной в своем роде армией. Ведь для многих из нас он оказался чем-то вроде сиротского приюта. Легиону во Франции принадлежат виноградники, где и сейчас изготавливают вино. Когда легионер уходил со службы, он мог там выращивать виноград и делать вино или подыскать себе работу по вкусу в ремесленных мастерских, которые также были созданы при Легионе. Кормили там лучше, чем в любой армии мира, причем не только офицеров, но и солдат.
   – Вас оттуда, кажется, уволили? – как бы невзначай спросил сенатор.
   – Да. Я служил в воздушно-десантном полку. Полковника нашего мы готовы были носить на руках. Он был самым храбрым человеком из всех, с кем меня сводила жизнь. К своим людям он относился так же, как и они к нему. Наш полковник решил встать на сторону генералов, готовивших заговор. Мы тогда даже обсуждали возможность сбросить десант на Париж. – Кризи смолк, улыбнувшись нахлынувшим воспоминаниям. – После того как заговор провалился, мы взорвали наши казармы и с песней Эдит Пиаф «Я ни о чем не жалею» вышли из городка. Офицерам пришлось либо скрываться, либо предстать перед военным трибуналом. Всех сержантов уволили, рядовых легионеров разбросали по другим подразделениям.
   Сенатор тихо проговорил:
   – Да, я читал ваше личное дело. Вы ведь были сержантом… Интересно, остались бы вы в Легионе, если бы тогда вас не уволили?
   Кризи задумался лишь на миг, потом решительно кивнул.
   – Думаю, да. Только не в армии, а на каком-нибудь винограднике к северу от Марселя. Собирал бы виноград и делал вино. – Он улыбнулся. – Но, конечно, не совсем такое, как мы сейчас будем пить.
   Подошел мэтр, держа в руках бутылку так, как акушерка новорожденного. Очень аккуратно он поставил ее на сервировочный столик, потом вынул пробку и поднес к носу, словно драгоценную реликвию. С удовлетворением кивнув, он сказал Кризи:
   – Мне кажется, сэр, вино хорошее. – После этого мэтр положил пробку на тарелку, поставил ее на стол перед Кризи и произнес: – За все эти годы, сенатор, вы ни разу не заказывали вина, подобного этому.
   Как и мэтр, Кризи размял пробку между пальцев, потом понюхал и одобрительно кивнул.
   – Будьте добры, попросите повара отложить наш заказ на полчаса, чтобы дать вину время подышать.
   Мэтр отошел от стола с видом хирурга, который только что провел сложную, но удачную операцию.
   На Кризи был хорошо сидевший серый в легкую полоску костюм, кремовая рубашка и коричневатый галстук. Он сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул визитную карточку и передал ее Грэйнджеру.
   – Здесь, сенатор, название банка в Люксембурге. На оборотной стороне карточки – номер счета. Я бы хотел, чтоб вы перевели четверть миллиона долларов на этот счет в ближайшие семь дней. В отличие от Ролинза, никаких отчетов о том, куда пошли ваши деньги, я писать не буду. Каков бы ни был исход операции, после ее завершения вы получите причитающуюся вам часть неизрасходованных денег. Мои четверть миллиона уже лежат на этом счете. Если захотите это проверить, позвоните человеку, имя которого указано на визитке, и назовите ему код: «Запад есть Запад, Восток есть Восток». После этого он сообщит вам о движении всех средств на этом счете.
   Сенатор бросил взгляд на карточку и спокойно проговорил:
   – Кризи, после того как вы прислали мне палец, я решил не задавать вам лишних вопросов. Мы, естественно, будем постоянно держать связь и обмениваться информацией. Вполне понятно, что мне необходимо быть в курсе того, как у вас продвигается дело. Надеюсь, кое-какими сведениями и я смогу вам быть полезен.
   – Думаю, позже ваша информация мне очень пригодится, – сказал Кризи. – Кстати говоря, какими новостями в последний раз с вами поделился ваш друг Кертис Беннет?
   – Откуда вы знаете Кертиса?
   – Он мною интересовался.
   – Как вы узнали об этом?
   – Извините, сенатор, но это секрет.
   – Я вас понимаю. Кстати говоря, «сенатор» – чересчур формальное обращение. Зовите меня лучше просто Джим, как все мои друзья. И если не возражаете, давайте, перейдем на ты.
   – Согласен.
   – А мне тогда как лучше тебя называть?
   Кризи слегка улыбнулся.
   – Просто Кризи.
   – У тебя что, имени нет? Ах, да, конечно, я же видел его в твоем личном деле.
   Улыбка Кризи стала шире.
   – У моего отца, наверное, было слишком развито чувство юмора. Все мои друзья называют меня Кризи. Так что интересного тебе рассказал Беннет?
   – Он считает, что взрыв устроила одна из двух палестинских группировок – либо банда Абу Нидаля, либо ФНОП-ГК, возглавляемый Ахмедом Джибрилем. Похоже, они смогут точно установить, какая именно из них совершила преступление, лишь через несколько месяцев.
   – Я тоже так думаю.
   Кризи внимательно смотрел через плечо сенатора. Не меняя голоса, он сказал:
   – Сиди как сидишь, Джим, не оборачивайся. За столиком за твоей спиной сидит женщина. Либо ее заинтересовала моя скромная персона, либо она на кого-то работает. Через пару минут пройди, пожалуйста, в туалет и взгляни на нее повнимательнее.
   Возвращаясь из мужской комнаты, сенатор учтиво раскланялся с сидевшей рядом женщиной. Она ему улыбнулась как старому знакомому.
   Усевшись на свое место, сенатор сказал:
   – Ничего в ней таинственного нет, я ее знаю. Она работает аналитиком в комиссии конгресса по правосудию… Очень неглупая женщина. Я ее здесь уже несколько раз встречал.
   – Разве аналитики конгресса могут себе позволить ходить в такие рестораны? – спросил Кризи.
   Сенатор покачал головой.
   – Нет, жалованья, которое им платят, для этого явно недостаточно, но она на него и не живет. Она родом из богатой семьи из Мэриленда.
   Кризи взглянул на женщину. Ей было явно за тридцать. Высокая, миловидная, с короткими черными волосами, грациозной шеей. На лице ее отражался незаурядный ум. Она посмотрела на него, и их взгляды встретились. Первой в сторону отвела глаза она.
   Мужчинам принесли заказанные блюда, и, как только их разложили на тарелки, подошел мэтр по винам. Он взял бокал Кризи и наполнил его ровно на дюйм.
   Кризи отпил небольшой глоток и прищурил глаза, смакуя вино. Мэтр кивнул с выражением гордого достоинства на лице, налил вино в бокал сенатора, потом долил Кризи.
   – Дайте, пожалуйста, еще один бокал, – попросил Кризи.
   Мэтр подал ему бокал. Кризи взял графин, наполовину наполнил бокал и передал мэтру.
   Они втроем выпили. У мэтра вырвался вздох удовлетворения, и он сказал:
   – Благодарю вас, сэр, и желаю вам приятного аппетита.
   Держа бокал в руке, он направился на кухню. Кризи догадался, что он понес повару вино на пробу.
   Первым ушел сенатор. Было еще только десять. Он извинился, сославшись на то, что на утро у него назначена важная встреча в конгрессе и ему надо лечь пораньше.
   – Я, пожалуй, останусь ненадолго, – сказал Кризи. – Возьму еще кофе, может быть, с коньяком.
   Сенатор понимающе ему подмигнул.
   – Желаю удачи, Кризи. Думаю, что она прекрасная женщина.
   – Дело, Джим, не только в этом… Просто меня интересует, чем занимаются аналитики комиссии по правосудию.
   Коньяк он решил выпить в баре. Сенатор назвал ему имя женщины. Проходя мимо ее стола, Кризи задержался, наклонился и негромко сказал:
   – Мисс Паркиз, если вам вдруг захочется что-нибудь выпить после ужина, я буду в баре.
   Он тут же отошел, не оставив ей времени для ответа.
   Стойка бара была сделана из красного дерева, свет лампочек приглушали коричневатые абажуры с бахромой. Вдоль стен стояли уютные мягкие диванчики. Кризи сел и заказал коньяк. Когда официант принес напиток, Кризи хотел было заплатить, но официант его остановил.
   – Вам просил это передать мистер Генри с наилучшими пожеланиями… наш мэтр по винам.
   – Передайте, пожалуйста, мистеру Генри мою искреннюю благодарность.
   Женщина рассчитала время с поразительной точностью. Прошло уже десять минут. Кризи взглянул на часы и решил, что если она не появится в ближайшие две минуты, ждать ее дальше бессмысленно. Она вошла в бар ровно через две с половиной минуты.
   Мисс Паркиз оказалась выше, чем он предполагал, – около пяти футов десяти дюймов. Когда она двигалась, ее вязаное шерстяное платье подчеркивало ее изящные формы. Черные замшевые туфли на шпильках гармонировали с черной замшевой сумочкой. Она приблизилась грациозной походкой к столику Кризи и опустилась на диванчик. Не рядом с ним, а футах в пяти, напротив. Они сидели и смотрели друг на друга, пока не подошел официант.
   Она заказала «Драмбюи» и сказала Кризи:
   – Вы, должно быть, птица высокого полета.
   – Почему вы так решили?
   – Сенатор Грэйнджер очень бережно относится к своему времени, даром его никогда не тратит.
   Кризи улыбнулся.
   Официант принес «Драмбюи» и вновь отказался взять у Кризи деньги. Женщина пригубила ликер и спросила:
   – Сенатор сказал вам, как меня зовут?
   – Да… Трэйси.
   Голос у нее был низким, гортанным. Она подняла руку и отбросила прядь волос со лба, пригладила их рукой и чуть подвинулась на диванчике.
   – А вас как зовут? – спросила она.
   – Кризи.
   – Это имя или фамилия?
   – Это единственное имя, на которое я отзываюсь.
   Она снова улыбнулась.
   – Вы тоже политику делаете?
   – Нет, никогда в нее не лез. Я на пенсии.
   – А чем вы раньше занимались?
   – Был наемником.
   Пристально на него взглянув, она задала неизбежный вопрос:
   – Вы убивали людей?
   – Не помню.
* * *
   Он сказал ей, что остановился в гостинице «Хайэтт». Она ответила, что у нее квартира в соседнем квартале. Они решили пойти к ней.
   В спальне они разделись. Женщина внимательно рассматривала шрамы на его теле и лице, потом взглянула ему в глаза.
   – Не бойся, – сказал Кризи, – садистских наклонностей у меня нет.
   Она улыбнулась, глаза ее были почти закрыты.
   – Хоть я и не мазохистка, – прямо ответила она, – мне нравится, когда со мной обращаются властно… Не грубо, но властно.
   Тело ее было длинным, грудь высокой.
   Когда он ею овладел, большие стенные часы пробили одиннадцать ударов.
* * *
   На Гоцо в отличие от Вашингтона было четыре часа утра. В этот момент Майкл второй раз в жизни переживал близость с женщиной. Сейчас он уже мог себя контролировать гораздо лучше. В первый раз она умело вела Майкла. Тихим мягким шепотом объясняла ему, что, как и почему надо делать.
   Она научила его целоваться и была несказанно удивлена, когда Майкл признался, что целует женщину первый раз в жизни, что никогда раньше не касался женской груди. Она рассмеялась – не над ним, а вместе с ним. Сэффорн заставила и его засмеяться, зацеловав с головы до пят.
* * *
   Кризи вглядывался в лицо женщины, ускоряя жесткий ритм своего тела. В спальне горел яркий свет – ей так хотелось. Он сжимал в руках ее груди, вдавливая соски большими пальцами. Она выгибала спину и шептала что-то своим глубоким, низким голосом. Кризи пристально смотрел ей в глаза, следил за тем, как страсть играет на ее раскрытых губах. Он целовал ее, касаясь языком ее языка. Он чувствовал, как все тело ее напрягается в конвульсиях блаженства, как она подходит к апогею страсти. Ее длинные изящные пальцы судорожно впивались в его спину.
   Он точно знал, когда надо остановиться. Чувствовал тот момент, когда наслаждение переходит в раздражающий зуд. Он остался внутри в том же состоянии напряжения, но, опершись на ладони, ослабил давление своего тела, не сводя взгляда с ее лица. Женщина раскрыла глаза и улыбнулась ему. Теперь ее пальцы гладили его спину. Тело ее чуть заметно вздрагивало, не давая уйти только что испытанному блаженству. Она продолжала наслаждаться, ощущая его в себе.
   – Почему ты не кончил вместе со мной? – прошептала она.
   – Обо мне не беспокойся, все будет в порядке… продолжай двигаться, как теперь… делай точно то же самое, что и теперь – не больше и не меньше.
   Он почувствовал, как мышцы ее сжались, обхватив его сильнее. Он при этом оставался совершенно неподвижен. Несколько следующих минут они не сводили друг с друга глаз, лица их разделяли лишь несколько дюймов.
   Потом она увидела, как расширились его зрачки, грудь его наполнилась воздухом так, что вдавила ее в подушку. В то же мгновение женщина почувствовала, как ее наполняют соки его тела.
* * *
   В квартире в Марсалфорне Сэффорн посмотрела на Майкла и сказала:
   – Подумай о чем-нибудь, что тебе не нравится, о чем-то, что ты просто ненавидишь.
   На лице его отразилось удивление. Он плавно и ритмично двигался внутри нее. Прерывисто дыша, она чуть отстранила его от себя.
   – Но почему?
   Он тоже быстро дышал. Плоть его была подобна готовой разорваться бомбе с тикающим часовым механизмом.
   – Думай о самой для тебя противной вещи, – снова прошептала она. – Быстро!
   Одной рукой она как тисками сдавливала ему шею, другой направляла его движения, впившись ему в ягодицу.
   Он подумал о шпинате. Шпинат Майкл терпеть не мог. В приюте его слишком часто заставляли есть эту зеленую кашу. Если он отказывался, его оставляли без сладкого.
   Мысль о шпинате позволила ему продержаться еще три минуты, и этого оказалось достаточно. Он ощутил пробежавшую по ее телу дрожь, почувствовал, как ее длинные ноги обхватили его, а руки сжали еще сильнее. Сразу вслед за ней он испытал такое же острое ощущение.
   – Вот так это и должно всегда происходить, – позже сказала она.
* * *
   В Вашингтоне женщина, лежавшая в просторной постели, умиротворенно смотрела, как Кризи одевается.
   Застегивая рубашку, он взглянул на часы.
   – Через пять часов я улетаю из Вашингтона, – сказал он, – а еще через три – из Штатов.
   – Ты ведь вернешься?
   – Возможно. Но скорее всего ненадолго.
   – Если вернешься, позвони мне.
   В голосе ее звучал не вопрос, а утверждение.
   Он завязывал галстук.
   – Обязательно.
   Она улыбнулась, но ее лицо тут же приняло серьезное выражение. Женщина перекатилась на постели, чтобы быть ближе к нему, взглянула на него и сказала:
   – Кризи, мне было очень хорошо. Я почувствовала что-то вроде потрясения. Тебе как-то удалось заставить трепетать каждый нерв моего тела… Но эмоционально я была пуста.
   Узел галстука был завязан. Он сверху взглянул на нее. Ничего не выражавшие глаза на изборожденном шрамами лице. Совершенно спокойно он проговорил:
   – Сегодня мы оба друг друга использовали, и нам было хорошо. Это случится еще, и нам снова будет хорошо. Но, Трэйси, не ищи в нашей связи чувств. Я в жизни смог полюбить только одну женщину. Несколько месяцев назад она погибла. Все мои чувства умерли вместе с ней. Если тебе нужно время от времени возбуждать нервные окончания, я именно тот человек, который поможет тебе в этом. Если ты ищешь чувств, тебе придется поискать их в другом месте.
   Она придвинулась к краю кровати и обхватила его руками за колено. Взгляд ее был задумчивым.
   – Где живут наемники?
   Он ей улыбнулся. Улыбка была теплой и искренней. Она ему нравилась.
   – Наемники живут в норах, Трэйси. Как грызуны или ящерицы.
   – Тогда я оставлю тебе номер телефона, – сказала женщина.
   Он надел пиджак.
   – Не надо… если вернусь, я тебя найду.
* * *
   Сэффорн отвезла Майкла домой на взятом напрокат желтом джипе, отчаянно визжавшем шинами на поворотах.
   – Ты приедешь сюда следующим летом? – с надеждой спросил он.
   Она уверенно вела джип по узеньким, извилистым улочкам Рабата.
   – Нет. В следующем году я собираюсь поехать в Гонконг.
   – А когда-нибудь ты сюда вернешься?
   Она чуть повернула голову и улыбнулась ему.
   – Может быть, как-нибудь. Я никогда не строю планы больше чем на год вперед.
   Она везла его, как он ей говорил, – через Керчем и дальше по проселочной дороге, взбиравшейся лентой на холм. Машину она остановила чуть ниже дома, стоявшего на самой вершине, и с интересом стала его рассматривать. Всходило солнце, весь остров купался в его красноватых лучах.
   – Как здесь красиво, – восхитилась она. – И дом этот просто великолепный.
   Потом она наклонилась к нему, нежно поцеловала в губы и провела рукой по его щеке.
   – До свидания, Майкл. Желаю тебе удачи.
   Не успела она немного спуститься вниз по дороге, как услышала, что он громко окликнул ее. Она остановила джип и посмотрела назад.
   – Спасибо тебе! – крикнул Майкл.
   Она улыбнулась и ответила:
   – Не за что.
* * *
   Леони проснулась от шума подъехавшего к дому джипа. Через распахнутое окно до нее донеслись фразы, которыми Майкл обменялся с какой-то женщиной. Она взглянула на будильник – начало седьмого. Будильник стоял на семь, в это время она обычно вставала, чтобы приготовить Майклу завтрак. Сначала Леони подумала, что Майклу надо дать утром отоспаться, но потом решила этого не делать. Кризи заставил бы его встать как обычно и сто раз проплыть бассейн, когда бы Майкл ни вернулся домой. Она повернулась на другой бок, поправила подушку и снова задремала.
   Будильник зазвонил ровно в семь. Через полминуты она услышала осторожный стук в дверь и тихий голос Майкла:
   – Леони, ты уже проснулась?
   – Да, – отозвалась она.
   – Можно войти?
   – Заходи.
   Дверь отворилась, и он вошел с подносом в руках. Майкл поставил его на тумбочку у кровати. На подносе стояли большая чашка чая, тарелка с двумя обжаренными в масле ломтиками хлеба и баночка с вареньем. Именно так она каждый день завтракала.