Квятковский Тадеуш. Семь смертных грехов

   – Если ты взял бочку и попробовал, то содержимое ее до самого дна не переменится и у нее будет все тот же характер. Сладкое вино останется сладким, а хочешь терпкого – возьми бочку с более выдержанным. А с женщиной никогда не сладишь: сегодня она сладкая, завтра – терпкая. А если тебе захочется чего-нибудь иного, как тогда, почтенный управитель? Сосешь лапу и ищешь утехи в другом месте.
   – Знавал я женщин добродетельных, которые доставляли мужьям всяческую радость.
   – Это, почтенный управитель, самое редкое исключение. Ты, наверное, был очень скуп, вот тебе так и казалось.
   – Я скуп?
   – Не иначе. Добродетель женщин – результат скупости их любовников.
   – Эх, и несешь же ты околесицу, отец мой, – разозлился управитель, – я тебе говорю, что всему на свете предпочитаю женщин – и все тут.
   – Ну пусть будет по-твоему, – пожал плечами брат Макарий, – давай-ка, раз нечего перекусить, выпьем по маленькой.
   – Неужели мы все сожрали?
   – Тем хуже для еды, если мы о ней уже не помним.
   – Я тоже перекусил бы, пожалуй. Не заглянуть ли нам в буфет?
   – Ты ведь знаешь, почтенный управитель, что я всегда не прочь составить тебе компанию.
   – Мне очень приятно слышать это. Я пью лишь с людьми благородными во всех отношениях.
   – А человеческое благородство познается по искусству угощения. Кто угощает другого вином – порядочный человек, а кто не угощает – с таким не стоит и знаться.
   – У меня от твоих разговоров голова кругом идет, Я не знаю даже, стоит ли мне тебя угощать или нет.
   – Угощать всегда стоит: ведь кто хорошо угостит, тому ангелы поставят на печи, что на небе, отметину, и когда он, может случиться, по пьяному делу попадет на тот свет, ему это зачтется. «Ты, ваша милость, угощал?» – спросит архангел Гавриил или какой-нибудь другой небесный виночерпий. «Угощал», – скажут ангелы, посмотрев на печной шесток. А там, братец мой, черточек видимо-невидимо. «Значит, ваша милость, ты добрый человек и от услуг людям не уклонялся, стало быть, можешь прямиком идти в рай», – скажет архангел Гавриил. Так-то, почтенный управитель. Угощение обеспечивает небесное блаженство, как пить дать.
   – Ну, раз так – вот тебе бочонок, – сказал управитель, – но теперь поторопимся: я сквозь стену чувствую, что там готовы клецки. А перед ужином о еде забывать не следует.
   – Правило хорошее, и его надо соблюдать.
   С этими словами они вышли во двор. Собак еще на ночь не закрывали, поэтому квестарь не решался пи на шаг удаляться от управителя, так как при виде серой рясы псы, ощетинившись, глухо рычали.
   Прошло несколько дней. Закончились полевые работы, и амбары ломились от зерна. Экономы носились с плетками в руках, раздавая удары за дело и без дела. Пастуха Мацека за то, что недосмотрел за господской коровой, которая упала с кручи и переломала ноги, засекли насмерть. Слуги, встретив в лесу отцов-кармелитов, которые удалялись подальше от людского шума для молитв и работы, жаловались им. Те обещали замолвить слово перед владелицей замка и просить, чтобы она не давала воли своим служащим. Но, вернувшись в замок и плотно поужинав с добрым вином, отцы-кармелиты забывали о чужой недоле.
   – Как великодушна наша милостивая пани! – громко говорили монахи и пили за ее здоровье.
   Однажды вечером, когда старая вдова, как обычно, исповедовалась перед отцом Розмарином, а управитель в зарослях малины рассказывал одной придворной даме про свои приключения в турецкую войну, когда святые отцы разбрелись по саду, наслаждаясь запахом левкоев, роз и гвоздики, а дамы сидели на террасах и с шутками и смехом вышивали новое облачение отцу-настоятелю, когда квестарь дремал в своей комнате, – у крепостной стены появилась пышная кавалькада. Впереди на белом коне ехал молодой пан, по виду богатый шляхтич, окруженный свитой, одетой в цвета тенчинских магнатов.
   Стража поспешила закрыть вход в замок, а навстречу прибывшим вышел усатый солдат.
   – Слушай, ты, хам! – закричал вельможа, не слезая с коня, беспокойно переступавшего ногами. – Я приехал в гости к владелице замка. Впускай нас!
   Солдат низко поклонился и сложил руки на груди.
   – Не впущу. Сюда никому нельзя въезжать без разрешения ясновельможного пана управителя.
   – Впусти, а то я тебя плеткой попотчую, – вельможа взмахнул нагайкой, крепко зажатой в руке.
   – Сдирай хоть кожу с меня, пан, а сюда не войдешь.
   Охрана замка, ощетинившись пиками и алебардами, выстроилась перед подъемным мостом.
   Вельможа обернулся к своим и шепотом стал с ними советоваться. Потом он отъехал в сторону, а к солдату приблизился всадник из его свиты.
   – Эй, молодец, пойди скажи госпоже, что ее близкий родственник желает засвидетельствовать ей свое почтение…
   При этом он бросил дукат прямо солдату в руки.
   – Вот это другое дело, – воскликнул усач и побежал через мост, громко стуча сапогами по камням.
   В это время управитель, ничего не подозревая, собрался показать своей даме, как турки набрасывают на шею аркан, а потом немилосердно душат; он уже обхватил руками ее шею и прижался губами к пушистым волосам своей любопытной слушательницы. Тут его и обнаружил солдат.
   – Господин управитель! Господин управитель!
   Шляхтич выругался, убрал руки с шеи дамы и начал рассматривать куст малины, словно он ничего другого не делал, а только любовался очертанием листьев. Наконец проворчал сурово:
   – Что там?
   – Какой-то пан к нашей милостивой госпоже в гости приехал.
   – Гоните прочь!
   – Да он говорит, что родственник.
   Дама, успевшая оправить юбку и спрятаться за кустом, давала знаки управителю уйти.
   Стиснув кулаки, управитель двинулся напрямик через малину. Солдата, который его разыскал, он так стукнул между бровей, что у того шапка слетела с головы.
   – Пойдем, собачий сын, посмотрим этого родственника. Да берегись, если обманул, я тебе палками прикажу кости переломать и выбросить на съеденье собакам.
   Перепуганный солдат уныло плелся за ним. Управитель направился в покои пани Фирлеевой.
   – Не хочу никого видеть, – пискнула вдова.
   – Так ведь он говорит – ваш родственник, милостивая пани.
   – Эти родственники ждут лишь одного – моей смерти, – запричитала вдова.
   – In nomine patris, – с набожным видом перекрестился отец Розмарин.
   – Прогони их, почтенный управитель, – приказала пани Фирлеева, – скажи, что я занята молитвами и для мирских дел у меня нет времени.
   – Будет исполнено, милостивая пани!
   Солдат, приблизившись, зашептал что-то управителю на ухо.
   – Он говорит, что всадники одеты в цвета тенчинского герба.
   – Тем хуже, – проговорила пани Фирлеева, – они моей смерти хотят.
   – In nomine patris, – вновь перекрестился отец-настоятель.
   – Что же мне делать? – спросил управитель.
   – Прогони их, почтенный.
   Управитель поклонился своей госпоже. Отец Розмарин жестом удержал его.
   – Сходи-ка, ваша милость, за милым нашему сердцу квестарем. Он человек сообразительный и поможет тебе, а мы тут помолимся за вас.
   Управитель склонил голову в знак повиновения.
   Квестарь в это время видел сон, будто после долгих поисков он наконец поймал эконома с прекрасной Касей, отхлестал его как следует по заду своей веревкой и сам принялся спасать душу пухленькой девицы; тут брат Макарий вдруг почувствовал, что кто-то тормошит его и оттаскивает от Каси.
   – Караул! – в отчаянии закричал он и так замахал руками, что будившие его управитель и солдат испуганно отскочили в сторону.
   Квестарь, думая, что появился эконом, который опять хочет тайком снискать расположение Каси, вскочил со скамьи и, полусонный, налетел с кулаками на управителя.
   – Отец мой! – кричал, оторопев, управитель. – Отец мой!
   – Вот тебе, балбес! Вот тебе, негодяй! Вот тебе, чертов висельник! – Квестарь лупил так крепко, что управитель с солдатом выскочили из комнаты и спрятались за углом башни.
   Брат Макарий очнулся лишь во дворе. Он сначала открыл один глаз, потом другой и, осмотрев стены и деревья, небо и землю, пришел наконец в себя. Подбоченясь, он громко расхохотался, а живот его под рясой подпрыгивал, как поросенок, стремившийся вырваться из мешка на волю.
   Тут из-за стены вылез управитель.
   – Наверное, отец мой, на тебя помрачение нашло, чего это ты на своих друзей бросаешься?
   Квестарь умирал со смеху и хлопал от радости в ладоши.
   – Хорошо, почтенный управитель, что ты не эконом. Радуйся и благодари создателя.
   – Может быть, ты нездоров? – забеспокоился управитель. – Приложи-ка пиявки к головке, они вытянут худые мысли.
   – Да ну тебя с пиявками! Мне сон приятный снился, а вы, бессовестные, прервали его.
   – В таком случае прости, отец, и пойдем, помоги нам. Мне нужен твой совет.
   – Никаких советов не будет. У меня в горле пересохло. Пойду лучше поищу, чем его промочить.
   Управитель схватил квестаря за рукав и притянул к себе. Они стояли лицом к лицу и мерили друг друга взглядами. Наконец управитель, не выпуская квестаря, сказал:
   – Важное дело, отец. Наша милостивая госпожа приказала…
   Брат Макарий рванулся из рук управителя и посмотрел, цел ли рукав.
   – Нет дела важнее заботы о здоровье, почтеннейший управитель. А меня мутит, понимаешь, уважаемый?
   Взбешенный управитель топнул ногой и крикнул:
   – Слышишь, поп, что тебе говорят? Сейчас же идем со мной!
   – Не пойду! – брат Макарий тоже топнул ногой. – Я у тебя не служу.
   – Собаками затравлю. Ты – трус изрядный, так псы тебе храбрости придадут.
   – Не пойду: Давид и львов во рву усмирил.
   – Почему не пойдешь?
   – А я предпочитаю быть в согласии с брюхом.
   – Милостивая госпожа приказала…
   – Кланяйся ей, почтенный управитель.
   – Отец-настоятель приказал тебе идти.
   – Слишком много приказов сразу. Не пойду!
   – Не пойдешь?
   – Не пойду!
   – Ну погоди же. Найдут на тебя управу в тюрьме, – пригрозил управитель.
   – Эка! – квестарь погладил бороду. – Лучшие сыны нашей родины по милости шляхты были заключены в тюрьму.
   – И головы потеряли! – добавил с угрозой управитель. – Так поглядывай за своей, что-то она у тебя не очень крепко на плечах держится.
   – Я знаю одного милостивого пана, он меня в обиду не даст, – многозначительно прищурился квестарь.
   – Что же это за пан, который сможет тебе помочь, не считаясь со мной?
   – Есть такой!
   – Хотел бы я с ним познакомиться, – управитель насмешливо надул щеки. – И он помог бы тебе?
   – Помог бы!
   – Здесь нет такого.
   – Да ты его, ваша милость, знаешь.
   – Знаю? – удивился управитель. – Может быть, пан Тенчинский, брат нашей милостивой госпожи, владелицы замка?
   – Не угадал.
   – Тогда, может быть, сам светлейший король?
   – Милостиво царствующий у нас светлейший король Зыгмунт далеко отсюда: он ведет войну с немцами.
   – Так кто же? – злобно крикнул управитель. – Ты какую-то чепуху несешь.
   Квестарь указал пальцем на управителя,
   – Ты, ваша милость!
   – Я? – завопил управитель. – Да я тебя в тюрьму упрячу.
   – Не разевай рот, почтенный, ты первый не позволил бы сделать мне ничего дурного.
   – Да я бы тебе от себя еще кое-что добавил, – управитель поднес кулак к самому носу брата Макария. Но тот отстранил кулак.
   – Ты это говоришь сгоряча. Но поскольку, к моему огорчению, жажда у меня прошла, я пойду с тобой. Вижу, что я тебе действительно нужен. Ничего-то вы в этом замке без меня не можете сделать. Надо за вас взяться, да поскорее.
   – Ты, вероятно, не в своем уме, – покачал головой управитель. – А теперь пойдем, давно пора. У тех, что за воротами, наверное, колики случились и желчь разлилась, как пить дать.
   Брат Макарий пошел за управителем. Пройдя мимо помещений для прислуги, расположенных вдоль стены, по которой прохаживалась стража, они через узкие дворики добрались до ворот. По пути квестарь не умолкал:
   – Как же я могу быть глупым, если ты, ваша милость, так охотно проводишь время со мной?
   – Потому что ты – шут!
   – Самые умные люди в нашей стране забавляли тех, кто был глупее их.
   – К тому же ты горький пьяница.
   – В Польше каждый выпить не дурак.
   – Замолчи! – рявкнул управитель. – Заткни свою глотку. Ты – неотесанный мужик, почтенный поп!
   – Да, конечно, я не шляхетского рода.
   Сбитый с толку, управитель лишь махнул рукой на болтовню квестаря. Они остановились в воротах одной из башен замка. Управитель стал прихорашиваться, поправил на себе суконную куртку и, плюнув на ладони, пригладил волосы.
   – Что же за дело предстоит, почтеннейший, что ты так прихорашиваешься? Ведь мне еще ничего не известно. Может быть, тут замешана какая-нибудь прекрасная женщина?
   Управитель сердито смерил его взглядом.
   – Какая женщина! Там родственник нашей госпожи ждет.
   – Ну и пусть себе ждет. Нам-то какое дело? – квестарь пожал плечами, собираясь вернуться.
   – Постой! – закричал управитель. – Надо его отправить восвояси, да поумнее.
   – Это меня не касается, – ответил брат Макарий. – Я думал, что кому-нибудь нужна духовная помощь. В святом писании сказано: «Голодного накорми, жаждущего напои», – и некоторые ошибочно полагают, что тут говорится о спасении души. Я думал, что и ты из таких же философов. А если дело обстоит так, как ты говоришь, то это меня не касается.
   – Да я не сумею ничего поделать.
   – Кишка тонка, почтеннейший? А одна дамочка из придворных, красивая и хорошо сложенная, рассказывала, будто ты уверял ее, что можешь силой с любым померяться.
   – Тут нужна хитрость, понимаешь, поп?
   – Да ведь я, по-твоему, глуп.
   – Это я со зла сказал.
   – Когда же тебе верить, почтеннейший управитель?
   – Ну, хватит, хватит. От твоих разговоров у меня голова трещит. С тех пор как ты поп, здесь, я только и знаю, что болтаю да болтаю. А мне от этого худо делается. Ну, иди, приказываю тебе.
   – Пойду, потому что имею в виду одну красивую и богатую…
   – Ага, и тебе согрешить захотелось. Ох вы, монахи проклятые! Другому и подумать не позволите, а сами первые законы нарушаете.
   – Да ты не знаешь, о чем я думаю.
   – Голову даю на отсечение – о какой-нибудь красотке.
   – Если бы мне нужна была твоя голова, она давно была бы у меня. Но мне и собственной хватит. Мне очень нравится одна бочка. У нее такие красивые клепки, что я ее с первого взгляда полюбил.
   – Давно бы так сказал. Она будет твоей.
   – Verbum nobile?
   – Слово потомственного шляхтича.
   – Тогда, милостивый управитель, я в твоем распоряжении.
   – Ну, пошли. Но помни, на хитрость не скупись. Чем скорее мы отгоним от замка этого родича, тем ближе ты будешь к обещанной бочке. Я ее знаю, в ней прекрасное венгерское. На днище у нее красное клеймо, значит – для гостей.
   – Вот о ней-то я и говорю.
   – Раз сказал, будет сделано.
   – Это придает мне силы и укрепляет дух.
   Миновав стражу, они вышли на мост и остановились в конце его. К ним немедленно подскакал всадник в красивом убранстве, гордо выпрямившийся в седле, несмотря на объемистую фигуру.
   – Милостивая пани Фирлеева здорова? – спросил он, внимательно разглядывая их.
   Управитель поклонился всаднику и попросил прощения за то, что приезжим пришлось долго ждать ответа из замка.
   – Я спрашиваю, здорова ли милостивая пани? – повторил всадник, не спуская с них проницательных глаз.
   – Здорова-здоровехонька, слава богу, – ответил управитель.
   – Мы хотим ее приветствовать и предложить свои услуги к большей славе рода Тенчинских.
   Управитель молча опустил глаза и выжидал, надеясь, что квестарь избавит его от ответа.
   – Может быть, у вас язык отнялся? – закричал всадник.
   Брат Макарий посмотрел на него спокойно и вежливо ответил:
   – Милостивая пани больна.
   Перепуганный этими словами, управитель судорожно глотнул воздух, словно рыба, вытащенная из воды.
   – Что такое? – всадник ударил шпорой коня, который не стоял на месте, стриг ушами и ронял пену. – Один говорит – здорова, другой – больна. Вот я вам покажу, как лгать!
   – Ваша милость!… Ваша милость!… – запыхтел управитель, наливаясь кровью от гнева. – Помни, что говоришь.
   Брат Макарий молитвенно сложил руки и прикрыл глаза.
   – Что вы мне голову морочите? Я шкуру с вас спущу, если сейчас же не скажете мне правду, болваны вы этакие!
   Управитель схватился за бок, но сабли там не оказалось, так как на нем была обычная одежда.
   – Ты, ваша милость, разговариваешь со шляхтичем! – закричал он. – Возьми свои слова обратно!
   Всадник замахнулся нагайкой. Управитель отскочил и рыча, как раненый тур, бросился через мост, расталкивая стражу, с любопытством наблюдавшую за происходящим.
   – Говори ты! – придвинул всадник коня к брату Макарию.
   Тот отвернулся, спокойно обошел коня и направился к всадникам, стоявшим поодаль.
   – Так ведь это же наш поп! – обрадовался пан Тшаска. – Ясновельможный пан, это наш поп, право слово!
   Вельможа ласково улыбнулся и, пришпорив коня, подъехал к приближавшемуся квестарю. Брат Макарий учтиво поклонился.
   – Я вижу, ты свое слово сдержал, – сказал вельможа, останавливаясь перед квестарем. – Обещанную награду ты получишь.
   – Справедливость восторжествовала, – ответил брат Макарий.
   – И иезуиты убрались прочь, не так ли?
   – Убрались, ваша милость. Обрадованный вельможа громко рассмеялся:
   – Ты это сделал?
   – Милостью святого Петра.
   – Да ты, я вижу, со святыми запанибрата.
   – Они меня очень любят.
   В разговор вмешался толстый шляхтич:
   – Этот поп говорил, что милостивая пани Фирлеева больна.
   – Правда? – спросил вельможа брата Макария.
   – Сущая правда.
   – А почему тот бездельник говорил, что здорова? – не унимался шляхтич.
   – Как же так? – удивился магнат.
   – Не люблю, когда меня перебивают, – сказал брат Макарий. – Раз меня не слушают, я уйду в замок.
   – Я бы его палкой проучил, – посоветовал шляхтич. – Это какое-то мошенничество.
   – Успокойся, почтенный, – одернул вельможа своего приближенного. – А ты, отец, рассказывай, что там происходит.
   – Да он смотрит на меня так, словно я его отца зарезал.
   Вельможа знаком приказал шляхтичу удалиться. Тот пробурчал что-то про себя и, высокомерно задрав нос, отъехал в сторону, повернулся к ним спиной и опустил поводья.
   – Рассказывай, отец, я сгораю от нетерпения.
   – Начну с начала. Когда я явился во второй раз в этот замок, – квестарь показал на возвышавшиеся позади него толстые стены Тенчинского замка, – иезуиты…
   – Ну, говори, что иезуиты?… – спросил возбужденно вельможа. – Ты их выгнал?
   Квестарь кивнул печально головой, делая вид, что очень огорчен.
   – Ох, выгнал.
   – Вот и хорошо. Деревню тебе стоило бы дать за это, но, как я припоминаю, ты мирскими благами пренебрегаешь, значит, бог вознаградит тебя.
   – Я тоже так думаю. Так вот, когда я выгнал иезуитов…
   Терпение вельможи уже иссякло, ему хотелось скорее попасть в замок. Поэтому он прервал речь брата Макария:
   – Доскажешь потом. А теперь веди меня к моей родственнице – пани Фирлеевой. У меня к ней спешное дело: надо одну новость сообщить. Весь Краков знает, что ее избавили от этих жадных монахов. Я сам пожертвовал большую сумму, чтобы отслужили благодарственный молебен, а ей хочу передать одно известие, касающееся семейных дел.
   – Ты сможешь, ясновельможный пан, все ей рассказать.
   – i Ах, – обрадовался вельможа, – ты, отец, свою награду заслужил. Жаль только, что ты излишне скромен.
   – Не будем тратить времени. Госпожа с нетерпением ждала твоего приезда.
   – Ты правду говоришь? – радостно воскликнул вельможа.
   – Как на исповеди, – заверил квестарь.
   Вельможа тронул коня. Брат Макарий пошел у стремени. За ними двигался пан Тшаска, а еще дальше – вспыльчивый шляхтич.
   – А вотчины в порядке? – снова спросил вельможа.
   – В полном порядке. Урожай богатый.
   – А пани Фирлеева ничего иезуитам не отписала?
   – Ни одной души.
   – Знаешь, – придержал коня вельможа, – надо будет все-таки придумать тебе какую-нибудь награду, Ты молодец из молодцов. Как только я подумаю, что все это, – он показал рукой вокруг, – все эти богатства, прекрасный замок, огромные вотчины будут моими, у меня просто дух захватывает. Ты не понимаешь, отец, что значит – иметь. А я, признаюсь, уже потерял всякую надежду.
   В это время послышался звук колотушки, и на мосту появилась траурная процессия. Впереди шел отец Лаврентий с деревянным крестом, за ним, надвинув капюшоны, отцы Поликарп и Ипполит, певшие замогильными голосами молитвы. Позади шли четыре работника, несшие окутанное саваном тело Мацека. Стража расступилась, и процессия, не обращая внимания на всадников и брата Макария, обошла их и направилась к слободе. Колотушка стучала в такт траурной мелодии. Фальшивое пение монахов разносилось по всей околице.
   Кони задрожали в испуге. Потрясенный пан Тшаска перекрестился. Вельможа растерянно смотрел на квестаря.
   – Что это такое? Похороны? – спросил он после того, как погребальная процессия скрылась за придорожными кустами.
   – Да тут один умер.
   Пан Тшаска сидел сгорбившись в седле и беспрестанно крестился,
   – Плохая примета, ясновельможный пан, – прошептал он, с трудом раскрывая рот. – Ох, плохая примета.
   – Э-э, глупости, – крикнул вельможа. – Кто-то умер, вот и все. Наверное, старик какой-нибудь.
   – Молодой, еще двадцати лет не было, – объяснил брат Макарий.
   – Кто-нибудь побил его. Видимо, непослушным слугой был.
   – Его очень любили, – продолжал брат Макарий.
   – Что же с ним случилось? – сердито спросил вельможа.
   – Да отцы-иезуиты, уходя отсюда, страшное заклятие на замок наложили: что ни день, то кого-нибудь смерть уносит.
   Пан Тшаска перекрестился и так рванул повод, что конь чуть не встал на дыбы. Вельможа судорожно глотнул слюну.
   – Заклятье? Какое заклятье?
   Брат Макарий благоговейно вздохнул:
   – Да вот какое: кто не ходил на богомолье в Ченстохов и попадет в этот проклятый замок, тот скоро умрет.
   Вельможа беззаботно рассмеялся:
   – Ну, я-то в Ченстохове бывал.
   – Это еще не все, – сказал отец Макарий. – Уцелеть может лишь тот, кто посещает пани Фирлееву с добрыми намерениями. А если задумает что-нибудь недоброе да скроет это, – обязательно умрет. Пани Фирлеева принимает всех. Нашлось несколько таких удальцов – их трупы и сейчас лежат в часовне, ожидая погребения. Ну, ваша милость, пойдем, а то милостивая пани ждет и, наверное, беспокоится.
   – А это кто был? – спросил вельможа.
   – Да человек один, хотел было обделать выгодное дельце, но не успел переехать мост, как его горячка хватила. Ну, полежал да и умер.
   – Это правда? – побледнел вельможа.
   – Правда. Ну, идем, идем, нам пора.
   Однако вельможа потерял охоту въезжать на мост. Сняв шапку, словно ему вдруг стало жарко, он вздохнул.
   Пан Тшаска, вытаращив глаза, со страхом поглядывал то на мост, что находился в нескольких шагах от него, то на кусты, за которыми скрылась процессия.
   – Пошли, пошли, – настаивал брат Макарий. Наконец вельможа принял решение. С гордым видом
   он вытянул руку.
   – Пан Тшаска, поезжай вперед!
   – Боже милостивый, – схватился за голову шляхтич, – за что ты караешь своего сына!
   – Пан Тшаска, ты слышал, что я сказал?
   – Ясновельможный пан, – захныкал шляхтич, – я никогда не был в Ченстохове.
   – Ничего, – возразил магнат, – мы проверим, действует ли заклятье.
   Пан Тшаска неловко соскочил с коня и оказался на коленях. Не пытаясь подняться, он ухватил вельможу за ногу:
   – Пощади старика, сохрани мне жизнь! Я столько лет тебе верно служу! Столько лет!
   Вельможа сердито оттолкнул его:
   – Вижу теперь, как ты верно служишь мне.
   – Ребенком на руках тебя носил. Учил саблей рубить, аркан бросать.
   – Не ной, старик. Слышал мой приказ?
   – Песенкам учил тебя, разным штукам… Вельможа выругался, лицо его исказилось от злости.
   Сощурив глаза, он в бешенстве взглянул на шляхтича.
   – Марш! – крикнул он так, что конь присел на задних ногах и испуганно фыркнул.
   Пан Тшаска поднялся с коленей, вскочил на коня, ударил его шпорами, повернул на месте и, что-то выкрикивая, галопом пустился через кусты.
   – Стой! – закричал вслед ему вельможа, но не успел и глазом моргнуть, как за паном Тшаской последовал другой шляхтич, не обращая никакого внимания на крики своего господина.
   Брат Макарий с невинным видом почесывал бороду.
   – Вот еретики! – покачивал он головой, делая вид, что очень огорчен.
   – Подлые трусы, – заскрежетал зубами вельможа и поднял коня.
   – А ваша милость не пойдет? – спросил квестарь, видя, что и вельможа собирается удирать.
   – Прежде съезжу в Ченстохов, – закричал магнат и галопом последовал за своей свитой.
   – Так ведь ясновельможный пан был там, – рванулся за ним квестарь.
   Вельможа повернулся в седле и погрозил кулаком.
   – Вернусь – рассчитаемся!
   Квестарь засмеялся, с удовольствием наблюдая, как всадники выехали на дорогу и мчались друг за другом во весь опор, так что пыль поднялась столбом.
   На мосту брат Макарий пошутил со стражей,
   – Ну как, милые мои, в кости еще играете?
   Стражники что-то неразборчиво буркнули ему в ответ. Квестарь, смеясь до слез, направился к воротам. Вдруг раздался конский топот, и к мосту подскакал управитель в доспехах, с саблей в руке. Поравнявшись с братом Макарием, он осадил коня.