Ладлэм Роберт. Иллюзии "Скорпионов"

   — Вы оставите мне свой номер телефона?
   — Это будет слишком бесцеремонно с нашей стороны, лучше мы позвоним сами.
   — Он получит ваше сообщение сразу по окончании совещания.
   Капитан Моссада положил трубку телефона и откинулся на сиденье.
   — Будем звонить ему в кабинет и домой каждые пять минут. Как ты сказала, мы обязательно должны передать ему фамилию сенатора Несбита, даже если придется сделать это по телефону. — Капитан наклонился вперед, чтобы положить карточку с номерами обратно в «дипломат», и внезапно, повернув голову влево, посмотрел в окно лимузина. Второй лимузин прижимал их к обочине. Его заднее стекло было опущено... и в темноте салона виднелось оружие!
   — Ложись! — закричал капитан, накрывая своим телом майора, и в этот момент раздались длинные автоматные очереди. Пули разбивали стекла и прошивали корпус лимузина, вонзаясь в тела на заднем сиденье, в разбитое окно влетела граната. Лимузин потащило на обочину, он врезался в металлическое ограждение и взорвался.

Глава 34

   Шоссе из аэропорта Даллес представляло собой жуткое зрелище! Тридцать семь автомобилей сбились в кучу, врезавшись друг в друга, дорогу охватил огонь, вспыхнувший от разлившегося и вспыхнувшего бензина. Через несколько минут послышались звуки сирен, в утреннем небе появились вертолеты, санитары аз подъехавших машин «скорой помощи» бросились извлекать из машин пострадавших.
   Погибли не только посланцы Моссада из Тель-Авива, эта авария оборвала жизни двадцати двух ни в чем не повинных мужчин и женщин, которые возвращались к своим семьям. Это была трагедия, порожденная мерзким заговором, порожденная много лет назад ребёнком, которого заставили смотреть, как отрубали головы его родителям в Пиренеях. Это безумие произошло в десять часов пятьдесят две минуты в солнечный летний день.

* * *

   11 часов 35 минут
   Бажарат потеряла терпение и была чуть ли не на грани помешательства. Она не могла связаться с сенатором Несбитом! Сначала ей ответила телефонистка, потом младшая секретарша, потом личная секретарша в наконец помощник сенатора.
   — Говорит графиня Кабрини, — резким тоном сказала Бажарат. — Я точно знаю, что сенатор хотел поговорить со мной.
   — Конечно, графиня, но, к сожалению, его нет в офисе. Вы, должно быть, помните, графиня, что сенат распущен на летние каникулы и распорядок работы у нас не такой жесткий, как во время заседаний.
   — Вы хотите сказать, что не можете найти его?
   — Мы пытаемся, графиня. Возможно, он играет в гольф или навещает друзей...
   — Но есть домоправительница и шофер, молодой человек. Они наверняка знают, где он.
   — Домоправительница знает только, что сенатор уехал на машине, а автоответчик в машине сообщает, что владелец вышел.
   — Это просто невыносимо. Мне нужно срочно поговорить с сенатором.
   — Уверен, что и он хотел бы поговорить с вами, графиня, но если вы беспокоитесь по поводу аудиенции в Белом доме, то могу заверить вас, что все четко расписано. Ровно в семь пятнадцать к отелю «Карийон» подъедет автомобиль, это немножко рано, но специально делается запас времена на случай интенсивного движения транспорта.
   — Вы все-таки убедили меня. Большое спасибо.

* * *

   12 часов 17 минут
   Хоторн снял трубку телефона.
   — Да?
   — Это Палиссер. Удивлен, что от вас никаких известий.
   — Никаких известий? Да я оставил для вас с полдюжины сообщений!
   — Оставили сообщения?.. Странно, но о ваших звонках сразу должны были сообщать мне.
   — Знаю, телефонистки так и говорили. Уверяли, что сразу сообщают вам о моих звонках.
   — Никто ничего не сообщал. Но, с другой стороны, я был очень занят — кризис в международной политике, но благодаря удаче и нескольким угрозам нам удалось преодолеть его... Что случилось с генералом Майерзом? Честно говоря, во время заседания он вел себя как идиот. Все время твердил о «прелестных бомбочках»!
   — Что это значит?
   — Предлагал нанести ракетные удары по определенным объектам, в которых могут находиться лидеры обеих конфликтующих сторон, и говорил он это вполне серьезно.
   — Еще бы, теперь совершенно ясно, что он «Скорпион». Я записал нашу беседу. Генерал располагает информацией, которую мог получить только через «Скорпионов». Он един из них, в этом больше нет сомнения. Верьте мне, я «ив». Арестуйте его и накачайте наркотиками!
   — У нас тоже кое-что есть. Мой друг из Израиля, полковник Моссада, считает, что у нас большая утечка информации, поэтому прислал сюда двоих своих людей, полагаю, что с очень важными данными. Иначе он не предпринимал бы таких мер предосторожности. Давайте подождем, когда они свяжутся со мной, а потом начнем наступление по всем фронтам.
   — Это мне подходит. Мы объединим усилия и разорвем в клочья эту суку.
   — Что за выражения, коммандер? Из ваших уст да в уши Господа? Ладно, будем надеяться на успешный исход операции.
   Хоторн положил трубку. Телевизор в номере был включен, и на экране как раз показывали телевизионную съемку с вертолета автокатастрофы на шоссе, ведущем в аэропорт Даллес. Горящие автомобили, некоторые из которых неожиданно взрывались, обугленные тела на обочине — трагедия, которую невозможно описать словами.
   Тучный шеф безопасности службы иммиграции почувствовал короткие, резкие импульсы бипера, который носил при себе как «Скоршюв-14». Он вышел из кабинета и быстро направился к ближайшему телефону-автомату.
   — Говорит четырнадцатый, — доложил он, набрав номер.
   — Я номер первый, — прозвучал в ответ хриплый голос. — Отличная работа, четырнадцатый. Показывают во всех новостях.
   — Надеюсь, что это была именно та парочка, — сказал «Скорпион-14». — Ключевой приметой было совещание по иррригационным проектам в пустыне Негев.
   — Именно так. Об этом мне сообщил мой источник из Иерусалима, а он чертовски умен, этот старый ублюдок. Я позвоню ему и передам новость, у нас с ним одни цели, и мы объединим усилия.
   — Не надо говорить мне об этом, первый, я ничего не хочу знать.
   — Не беспокойся.
   За восемь тысяч миль от Вашингтона, в Иерусалиме, в доме на улице Бек-Иегуда сидел за столом грузный мужчина семидесяти с небольшим лет и просматривал содержимое лежащей перед ним папки. Лицо мужчины было испещрено глубокими морщинами, глаза маленькие и злые. Зазвонил его личный секретный телефон. Мужчина подумал, что если это кто-то из членов семьи, то надо побыстрее отделаться от него, потому что линия должна быть свободной.
   — Да? — резко бросил в трубку старый израильтянин.
   — Шалом, Мустанг.
   — Черт бы тебя побрал, Жеребец, почему так долго?
   — Нас не прослушивают?
   — Не задавай глупых вопросов. Говори.
   — Маршрут посланцев был изменен...
   — Послушай, ты не в командном бункере, говоря нормальным языком!
   — Лимузин, в котором ехала парочка, был расстрелян, потом взорван...
   — Документы? — быстро спросил израильтянин. — Инструкции, удостоверения личности?
   — Ничего не могло сохраниться после взрывов, а если в остались клочки, то криминалистам понадобится несколько дней, чтобы собрать их вместе. Но будет уже поздно.
   — Понятно. Что еще можешь сообщать?
   — Наш человек на ЦРУ сказал, что это произойдет сегодня вечером. Лондон перехватил телефонный звонок.
   — Боже мой, значит, Белый дом будет предупрежден?
   — Нет, не будет. Наш человек перекрыл каналы информации. Здесь, в Вашингтоне, никто не знает об операции МИ-6, так что сегодняшний вечер ничем не будет отличаться, от обычного.
   — Браво, Жеребец! Это нам и нужно, так ведь?
   — Да, спасибо, Мустанг.
   — Ужас расползется по миру как гигантский пожар! А если в Лондоне и Париже тоже все пройдет удачно — да позволит Господь в своей мудрости свершиться этому, — то мы, солдаты" снова придем к власти.
   — Как это было совсем недавно. Но этого не случилось бы, не будь твоего звонка мне, старый друг.
   — Друг? — переспросил израильтянин. — Нет, мы не друзья, генерал, ты самый рьяный антисемит, каких я знал. Мы просто нуждаемся друг в друге, ты по своим причинам, а я по своим. Ты хочешь вернуть себе баллистические и прочие игрушки, а я хочу, чтобы Израиль увеличивал свою военную мощь, что невозможно без помощи Америки. Когда все закончится и мы нагоним ужаса на арабов из долины Бекаа, ваша администрация и конгресс сами откроют для нас свои сундуки!
   — Мы рассуждаем одинаково, Мустанг, и ты просто не знаешь, как я тебе благодарен за твой звонок.
   — А ты знаешь, в чем тут дело?
   — По-моему, ты только что объяснил это.
   — Нет-нет, я не об этом. Ты знаешь, как все произошло?
   — Я тебя не понимаю.
   — Этот умник-примиренец полковник Абраме из всемогущего Моссада доверяет мне. Можешь себе представить: этот так называемый гениальный организатор считает меня своим единомышленником, думает, что я тоже хочу мира с этими грязными арабами. И только потому, что я был лучшим военным в истории этой страны, а теперь даю советы этим идиотам из правительства, чтобы поддерживать свою репутацию и оставаться на виду у публики... Он сказал мне, клянусь Торой, так и сказал: «Идет большая утечка информации, и я больше не могу доверять нашим каналам»... Тогда я его спросил: «А кому ты можешь доверять?» И он мне ответил на это: «Только Палиссеру. Когда я служил военным атташе в посольстве, мы часто беседовали с ним, я проводил уик-энды в его доме на берегу моря. Мы с ним мыслим одинаково»... И тут я ему посоветовал: «Пошли курьеров — двух, а не одного, на всякий случай, — но пусть они поговорят только с Палиссером. Сделай им документы инженеров — сейчас все инженеры, — а прикрытием будут ирригационные проекты в пустыне Негев»... Он набросился на эту идею как голодный щенок, все восхищался моей изобретательностью. Да, в этом мне не откажешь. Так что теперь сенатору Несбиту ничто не грозит!
   — А потом ты позвонил мне.
   — Да, позвонил тебе, — согласился израильтянин. — Мы встречались дважды, мой друг, и я увидел в тебе человека, полного ненависти сродни моей, и вызвана наша ненависть была схожими причинами. Моя интуиция подсказала мне, что стоит рискнуть и сообщить тебе обо всем, но я просто привел тебе факты, а выводы ты уже сделал сам.
   — Интуиция не подвела тебя.
   — Выдающиеся солдаты, особенно испытанные боевые командиры, всегда могут заглянуть друг другу в душу, не так ли?
   — В одном только ты не прав. Я не антисемит.
   — Наверняка антисемит, да и я тоже! Для меня на первом месте солдаты, а потом уж еврея, точно так же как для тебя на первом месте солдаты, а уж потом неевреи!
   — Если подумать, то ты прав.
   — Что ты будешь делать... вечером?
   — Держаться поближе, а может быть, даже буду в Белом доме. После того как все произойдет, мне надо будет быстро и решительно взять все в свои руки.
   — А это произойдет именно там?
   — А где же еще?.. Думаю, нам надо оставить эту тему.
   — И я так считаю. Желаю удачного дня, Жеребец.
   — Шалом, Мустанг. — Генерал Майерз, председатель Объединенного комитета начальников штабов, положил трубку.

Глава 35

   14 часов 38 минут
   Эйнджел Кейпел появилась из выхода № 17 аэровокзала в сопровождении толпы пассажиров и журналистов, шумно задававших свои вопросы. Заметив среди встречающих младшего барона и его тетушку, Эйнджел попросила служащего аэропорта отвести их в отдельную комнату.
   — Извини меня, Паоло, — сказала она, — тебе, наверное, неприятна вся эта бестолковая суета.
   — Они все любят тебя. Как же мне может это не нравиться?
   — А вот мне не нравится. Меня единственно утешает, что через месяц после завершения телесериала все уже позабудут обо мне.
   — Никогда.
   Бажарат оборвала их разговор, протянув Эйнджел запечатанный конверт.
   — Отец Данте Паоло не хочет, чтобы он прочитал содержащиеся здесь инструкции раньше завтрашнего утра.
   — Почему?
   — Ничего не могу вам на это ответить, потому что сама не знаю, Анджелина. У моего брата свои причуды, и я не задаю ему вопросов. Знаю только, что я буду очень занята делами, а Данте Паоло сказал мне, что хочет завтра утром отправиться в Нью-Йорк, чтобы побыть с вами и вашей семьей.
   — Разумеется, если ты позволишь, Эйнджел, — испуганно добавил Николо.
   — Позволю? Боже праведный, это будет грандиозно! У нас есть домик на озере в Коннектикуте, и мы сможем все вместе отправиться туда на уик-энд. Благородный юноша, ты увидишь актрису, которая умеет готовить!
   Открылась дверь, и появился служащий аэропорта, который проводил их в эту комнату.
   — Мисс Кейпел, мы связались с вашей студией и все уладили. Отсюда в Нью-Йорк вы полетите на частном реактивном самолете. Гораздо удобнее, публика будет меньше докучать вам.
   — Внимание публики не утомляет меня. Ведь это мои зрители.
   — Но они покидают свои места и толпятся в проходах во время полета.
   — О, я понимаю. Значит, их поведение доставляет больше неприятностей вам, а не мне.
   — Мы должны обеспечивать безопасность пассажиров в полете, мисс Кейпел.
   — Тут я не могу с вами спорить, сэр.
   — Большое спасибо. Если не возражаете, то самолет мог бы вылететь прямо сейчас. Эйнджел повернулась к Николо:
   — Эй, благородный юноша, можешь поцеловать меня на прощание, если хочешь. Здесь нет ни фотографов, ни моего отца.
   — Спасибо, Эйнджел. — Смущенный Николо нежно поцеловал ее, и юная телезвезда вышла из комнаты в сопровождении служащего аэропорта, унося с собой толстый коричневый конверт с двадцатью четырьмя тысячами долларов.

* * *

   15 часов 42 минуты
   — Вы взяли его? — спросил Хоторн по телефону. — Черт побери, прошло уже почти три часа, а от вас ни слуху ни духу?
   — А у меня никаких вестей от двух израильтян, которые привезли важную информацию, что гораздо больше беспокоит меня, коммандер, — ответил госсекретарь Палиссер, с трудом сдерживая гнев.
   — А как насчет Майерза?
   — Он под наблюдением. Это все, на что согласился президент, пока не будет неопровержимых доказательств. Он ясно дал мне понять, что арест такого героя, как Майерз, отнюдь не добавит популярности его администрации. Президент предложил передать вашу информацию в сенат для расследования.
   — Он в своем уме?
   — Я постараюсь убедить его.
   — Ладно, а где Майерз?
   — В настоящее время у себя в кабинете, занят обычными делами.
   — Его телефон прослушивается?
   — Он моментально это обнаружит. Даже и не думайте об этом.
   — Что слышно от ЦРУ?
   — Ничего. Я лично разговаривал с исполняющим обязанности директора, но у него никаких новостей. Наверняка и у Лондона ничего нет, иначе они бы уже давно позвонили. Но, честно говоря, похоже, что у нас огромная утечка информации, и я сам уже стараюсь никому не звонить по нашим якобы секретным каналам.
   — Есть старое правило, господин госсекретарь. Если ваш план проваливается, то побыстрее и потихоньку откажитесь от него, а если кто-то упомянет о нем, сделайте вид, что не понимаете, о чем идет речь.
   — Что же нам теперь делать, Хоторн? Или, точнее, — что вы теперь сможете сделать?
   — Кое-что, чего бы мне чертовски не хотелось делать. Я встречусь с Филлис Стивенс.
   — Думаете, она знает что-то? Сможет вам что-то сообщить?
   — Она может знать, даже сама не подозревая об этом. Она всегда защищала мужа, когда дело касалось Генри, была бетонной стеной вокруг него, через которую никто не мог пройти. Здесь мы еще не искали.
   — Полиция все хранит в тайне, но у них нет никаких улик...
   — Люди, с которыми мы имеем дело, не оставляют улик, — прервал госсекретаря Хоторн. — Во всяком случае, таких, какие может обнаружить полиция. То, что случилось с Генри, имеет отношение ко мне.
   — Вы уверены в этом?
   — Не совсем, но вероятность большая.
   — Почему?
   — Потому что Хэнк совершил ошибку, ту же самую, что и в Амстердаме. Несмотря на свою профессиональную скрытность, он слишком много говорил, когда делать этого не следовало. Подобное случилось и в Амстердаме.
   — Не могли бы вы пояснить?
   — А почему бы и нет — в сложившейся-то ситуации? Ваш директор ЦРУ Джиллетт знал о вражде между нами, он мне сам об этом сказал. Но гораздо опаснее то, что он знал причину этой вражды, которая была глубоко личной: неприглядное поведение Генри в этом деле.
   — Не вижу здесь никакого смысла. Насколько я помню, вы не скрывали своего враждебного отношения, когда дело касалось капитана Стивенса. Всем было известно, что ему не удалось завербовать вас, поэтому и подключили к этому делу англичан.
   — Враждебное отношение — да, но я никогда не говорил об этом ни вам, ни кому-нибудь другому. Просто давал понять, что он не является моим начальником.
   — По-моему, вы уж слишком вдаетесь в тонкости.
   — Совершенно верно, но в этом-то и дело... Существует аксиома, уходящая корнями к тем временам, когда фараоны засылали шпионов в Македонию. Обиженный может выдвигать любые обвинения, какие ему нравятся, но обидчик обязан держать рот на замке. Зачем нужно было Генри рассказывать кому-то о нашей вражде? Ведь сразу бы возник вопрос о его роли в этом деле. Суть заключается в том, кому еще он мог рассказать об этом? Кому-то, кто немедленно увидел, какие преимущества открывает устранение Генри. До меня не смогли добраться, поэтому обрубили мою связь.
   — Я действительно ничего не понимаю, — возмутился госсекретарь. — Какую связь?
   — Я работал с ним, пока не вышел на вас, мистер Палиссер.
   — Все равно не понимаю.
   — Я тоже, но, может быть, нам поможет Филлис.

* * *

   16 часов 29 минут
   Пар был настолько густым, что фигуру в углу парилки было видно с трудом. Дверь парной открылась, и мужчина с полотенцем в руках, не закрывая дверь, зашел внутрь и направился к голому сенатору Несбиту. Пар клубами повалил наружу, Несбит пошевелился. Тело его было мокрым от пота, глаза закатились, рот был широко открыт.
   — У меня снова был приступ, да, Юджин? — хриплым голосом произнес сенатор, неуверенно поднимаясь на ноги и принимая полотенце от своего шофера-телохранителя.
   — Да, сэр. Маргарет заметила признаки сразу после ленча...
   — А разве уже день? — в страхе оборвал его сенатор.
   — С вами давно этого не случалось, сэр, — сказал шофер, выводя своего разбитого хозяина из парной и подводя к душу.
   — Слава Богу, что сейчас сенат на летних каникулах... Ты возил меня... в Мэриленд?
   — Я не мог, не было времени. Доктор пришел сюда, сделал вам пару уколов и объяснил нам, что делать.
   — Ты сказал: не было времени?..
   — У вас назначена аудиенция в Белом доме, сенатор. В семь пятнадцать мы должны забрать из отеля графиню и ее племянника.
   — О Боже, я погиб!
   — Все будет в порядке, сэр. После душа Мэгги сделает вам массаж и укол витамина B1 а потом отдохнете часок. Будете в отличной форме, босс.
   — В отличной форме, Юджин? Боюсь, что нет, мой друг, такой радости мне уже никогда не узнать. Я живу в каком-то ужасном кошмаре, приступы наступают внезапно, и я не могу совладать с собой, чтобы побороть их. Иногда мне кажется, что Всевышний испытывает мою стойкость, хочет посмотреть, не совершу ли я смертного греха, лишив себя жизни, чтобы избавиться от боли.
   — Этого не произойдет, пока мы рядом, — успокоил Несбита телохранитель, заботливо поддерживая своего голого хозяина и проводя его в душевую кабинку. Сначала он открыл теплую воду, потом стал постепенно делать ее все холоднее и холоднее, пока тело сенатора не окатили ледяные струи. — Иногда у вас бывают небольшие непорядки с головой, сэр, но, как говорит доктор, вы рассуждаете даже лучше остальных... А теперь еще немного похолоднее, оставайтесь, пожалуйста, под душем, сэр.
   — Ох! — воскликнул Несбит. — Хватит, Юджин!
   — Еще нет, сэр, всего чуть-чуть.
   — Я замерз!
   — Я выключу воду через пятнадцать секунд, так велел доктор.
   — Я не выдержу!
   — Четыре, три, два, один — все, сэр. — Телохранитель укутал сенатора большим махровым полотенцем. — Ну как? Вы возвращаетесь к жизни, сэр!
   — Доктора говорят, что от этого нет лекарств, Юджин, — тихим голосом произнес сенатор. Глаза его теперь были ясными, мускулы лица расслабились. С помощью Юджина он вышел из душа. — Говорят, что это пройдет под воздействием времени и терапии. Или надо принимать большие дозы наркотиков. Но наркотики снижают умственную деятельность.
   — Вам не понадобится эта гадость, пока мы рядом, сэр.
   — Да, я понимаю, Юджин, и в благодарность за это вы с Маргарет будете очень хорошо вознаграждены после моей смерти. Но, Боже мой, я — это два разных человека! Я не знаю, когда один из них берет верх над другим. Чистая дьявольщина!
   — Но это знаем только мы, сэр, и ваши друзья из Мэриленда. Мы позаботимся о вас.
   — А ты знаешь, Юджин, я совсем не помню, откуда появились эти друзья из Мэриленда.
   — Дело в том, сэр, что их врач навестил вас после той небольшой неприятности в порнокинотеатре. Вы не сделали ничего плохого, просто несколько человек подумали, что узнали вас.
   — Я этого не помню.
   — Так предположил доктор... Эй, все в порядке, да, босс? Вы вернулись к жизни, и у вас сегодня грандиозный вечер, так? Сам президент, сэр! Вы завоюете голоса многих избирателей с помощью этой богатой графини и ее еще более богатого племянника, верно?
   — Да, думаю, что завоюю, Юджин. Теперь пусть Маргарет сделает массаж, а потом я немного посплю.

* * *

   17 часов 07 минут
   Секретарша директора ЦРУ в третий раз выслушала телефонный звонок из Лондона в объяснила звонившему, что временно исполняющий обязанности директора ЦРУ, лично курирующий дело Кровавой девочки, загружен до предела экстренными совещаниями и в настоящий момент находится в Белом доме на заседании президентского совета. Как только будет разрешена кризисная ситуация, он немедленно позвонит в Лондон шефу МИ-6. Позиция секретарши была твердой, насколько позволяла это ее должность, а может быть даже и чересчур твердой, но другого выхода у нее не было. После удачного убийства на шоссе она была последним звеном передачи информации, и сообщение вз Лондона не должно было пройти дальше нее. Секретарша посмотрела на часы на столе: в этом кабинете ей осталось находиться последние пять минут.
   «Скорпион-17» собрала лежащие перед ней на столе бумаги, встала, подошла к двери кабинета начальника и постучала.
   — Войдите, — донесся голос из кабинета.
   — Рабочий день закончен, сэр, — доложила секретарша, входя в кабинет с кипой документов. — Вот бумаги, которые вы просили, и телефонные сообщения. Боже мой, целая куча, все пытаются дозвониться вам. — Ока положила бумаги на стол директора.
   — Каждый стремится дать совет и подчеркнуть, как они заботятся обо мне. Безусловно, все это прекратится, когда президент назначит на этот пост своего человека.
   — Я думала, вы знаете...
   — Что знаю?
   — В Белом доме поговаривают, что вы ему нравитесь, он с уважением относится к вашему послужному списку и прекрасно осведомлен, что высшие чины ЦРУ хотели бы видеть на этом посту именно вас, а не какого-нибудь любителя из политиков.
   — Я слышал об этом, но надежды на это мало. У президента много политических обязательств, а заместителю директора ЦРУ он ничем не обязан.
   — Понимаю, сэр. Если это все, то я пойду домой.
   — Ничего не слышно о Кровавой девочке? Мне надо сообщать об этом немедленно.
   — Было сообщение, оно в общей куче. Вы в тот момент говорили по телефону с вице-президентом.
   — Черт побери! Вы должны были прервать наш разговор!
   — Для этого не было причин, сэр. Я, конечно, не знаю всех обстоятельств, но, по-моему, сообщение «из Лондона ничего» означает именно то, что означает. Никакого продвижения.
   — Проклятье! — взорвался исполняющий обязанности директора. — Если бы я мог сосредоточиться только на этом деле, возможно, у меня появился бы шанс! А где этот парень... как его... который руководит группой, работающей по Кровавой девочке?
   — Он и члены его группы торчали здесь с трех ночи до трех дня и перед этим очень мало спали. У них глаза покраснели от усталости, а старший группы сказал, что завтрашний день может оказаться удачнее.
   — Хорошо, я поговорю с ним завтра. И с вами, конечно, тоже прощаюсь до завтра.
   — Я могу остаться, если хотите.
   — Для чего? Чтобы наблюдать, как я зализываю раны и начинаю прощаться с этим чертовски величественным кабинетом? Идите домой, Элен.
   — Спокойной вам ночи, господин директор.
   — А ведь неплохо звучит, не так ли?
   Секретарша подрулила к ближайшему торговому центру в Лэнгли, заперла машину и зашла в телефонную будку рядом с супермаркетом. Опустив в аппарат монету, она набрала твердо хранящийся в памяти номер и выждала обычную серию гудков. Потом набрала пять дополнительных цифр, и ей ответил мужской голос.
   — Это номер семнадцать... Как это и должно произойти в конечном итоге с большинством из нас, настала моя очередь. Утром я уже не смогу вернуться на работу.
   — Это можно было предвидеть. Вечером я помогу вам выехать из страны. Возьмите как можно меньше вещей.
   — Да у меня практически ничего и нет. Все необходимое уже несколько лет в Европе.
   — Где?
   — Этого я не скажу даже вам.
   — Вполне откровенно. Когда вы хотите уехать?
   — Как можно быстрее. В квартире мне ничего не нужно, за исключением паспорта и кое-каких драгоценностей. Я заеду туда на такси, в ней все должно остаться так, как будто я там и не появлялась. Живу я рядом, так что буду готова через пятнадцать-двадцать минут.