Страница:
— Хорошо сказано, Эван, — заметил Орсон Боллингер. Оглянувшись на слишком импульсивного помощника, он добавил: — А вам бы следовало извиниться!
— Прошу прощения, конгрессмен! — сказал тот. — Конечно же вы правы.
— Извиняться ни к чему, — улыбнулся Кендрик. — Преданность шефу — это не то, из-за чего следует сожалеть. — Эван перевел взгляд на Боллингера. — Если ваш помощник является обладателем черного пояса, тогда мне лучше удалиться!
Все засмеялись. Обстановка несколько разрядилась.
— Какой там черный пояс? — хмыкнул первый помощник. — Только и умеет, что в пинг-понг! И то жульничает.
— Во всяком случае, — продолжил Эван, дождавшись, когда вымученные улыбки на лицах присутствующих уступили место глубокомысленному вниманию, — господин вице-президент, я уже потерял четыре года своей деловой карьеры. Да нет, скоро будет пять лет... А ведь я работал не покладая рук, чтобы добиться успеха. И что в итоге? Оголтелый убийца сорвал все мои планы. Я вынужден был продать свою компанию, потому что люди стали бояться со мной работать. В настоящее время положение изменилось, поскольку преступник, погубивший многие жизни, понес заслуженное наказание — его казнили. Ситуация в странах Персидского залива нормализуется. Правда, ощущается довольно сильная конкуренция со стороны европейских фирм, то есть я хочу сказать, приходится серьезно задумываться над тем, что выбрать. Короче говоря, я стою перед выбором: смогу ли я одолеть конкурентов или все же следует принять участие в выборах? Вот вопрос. Затраченные силы, время, да и средства, наконец, окупятся или нет? Где гарантия, что все это не будет потрачено зря? Надеюсь, вы меня понимаете. Собственно, на этот вопрос никто, кроме меня, ответить не в силах.
И в этот момент Кендрик услышал слова, которые хотел услышать, но уже почти не надеялся.
— Орсон, — сказал долговязый тип в футболке, — время позднее, служащим пора по домам. Предлагаю перенести этот разговор на другое время.
— Ну да, ну да! — оживился вице-президент. — Ребята из обслуги прямо с ног сбились. Похороны и все такое. Понимаете, Эван, их семьи ждут. Я распорядился доставить сюда специальным авиарейсом жен и детей.
— Разумно, сэр! — сказал Кендрик.
— Еще бы не разумно! — улыбнулся Боллингер. — Завтра сочельник, послезавтра Рождество. Пусть все идут по домам. Если русские не взорвут Вашингтон, увидимся через три дня.
— Спасибо, Орсон, — сказал тип в футболке, — пойду всех отпущу, потом вернусь.
— А я тоже могу задержаться, если угодно, — сказал первый помощник. — Думаю, другие помощники тоже. Второй и третий помощники кивнули.
— Тогда нам не помешает пропустить по стаканчику бренди, чтобы решить все мировые проблемы. А для этого потребуется дворецкий. — Боллингер нажал кнопку вызова прислуги.
— Конгрессмен! — Помощник в темно-синем блейзере с золотистыми пуговицами подался вперед, глядя в упор на Кендрика. — А давайте поговорим откровенно. Начистоту, хотите?
— Я не улавливаю, куда вы клоните, мистер... простите, не знаю, как вас величать.
— Старая жопа, вот как! — выкрикнул бостонец. — Дурня это все! Мы тоже бизнесмены, конгрессмен. И между прочим, разбираемся, как и вы, в коммерции. Так что не исключено, что и договоримся.
В библиотеку вошел дворецкий.
— Сэр, прошу прощения, — обратился он к вице-президенту.
— Потом, чуть позже, — замахал на него руками Боллингер.
— У меня для вас записка, — сказал дворецкий, протягивая конверт.
Боллингер вскрыл конверт, достал листок, прочитал и побледнел.
— Скажите ему, пусть подождет! — приказал он. — Итак, на чем мы остановились? — Вице-президент обвел взглядом присутствующих.
— На цене, — ответил бостонец. — Мы говорили о том, что почем. Я прав, конгрессмен?
— Звучит несколько грубовато, но при определенных обстоятельствах вполне допустимо.
— А мы, конгрессмен, сразу это поняли, едва лишь вас вынесло в открытое море, — сказал загорелый тип в футболке.
— Я не моряк, — заметил Кендрик. — Нельзя ли пояснить свою мысль?
— Вы что-то там говорили про конкуренцию со стороны немцев, французов и японцев. У вас что, возникли трудности?
— Имеете в виду финансовые? — спросил Эван. Помолчав, он покачал головой и добавил: — Как говорится, мне здесь не на что опереться. Я, конечно, могу взять кредит от семи до десяти миллионов, но, разумеется, под кабальные проценты.
— А если мы предоставим вам кредит без всяких кабальных условий? — спросил бостонец.
— Джентльмены, — бросил Боллингер, поднимаясь со своего места, — я должен вас покинуть, меня ждут. Если есть ко мне вопросы, спрашивайте.
— Мы недолго, господин вице-президент, — сказал Кендрик, понимая, почему Боллингер не хочет присутствовать при разговоре о деньгах. — Я уже говорил, что не собираюсь от вас ничего скрывать, и хотел бы поставить вас в известность о своем решении.
— Понял, Эван, я все понял! — кивнул Боллингер. — Зайдите ко мне перед уходом. Я буду у себя в кабинете.
Как только вице-президент США вышел из библиотеки, его помощники мгновенно показали свое истинное лицо.
— Ну что, сынок? Как настроение? Теперь мы поговорим на равных, — ухмыльнулся тот, что в футболке, подойдя к камину и облокотившись на каминную полку.
Кендрик смерил двухметрового верзилу взглядом с головы до ног и произнес с расстановкой:
— Мы с вами не состоим в родственных отношениях, поэтому прошу избавить меня от панибратства.
— Большой Том всегда так разговаривает, — заметил бостонец. — Вы не возмущайтесь! Он не хотел вас обидеть.
— Очень может быть, но я хотел бы напомнить, что обижать людей значительно проще, чем делать добро, поэтому так распространено зло.
— Ой, конгрессмен, давайте без нравоучений! — ухмыльнулся субъект в темно-синем блейзере с золотыми пуговицами. — Если уж на то пошло, мы хотим от вас избавиться. Вам это понятно?
— Разумеется.
— А знаете, почему вы нам не подходите?
— Почему?
— Потому что мы намерены вкладывать средства в укрепление обороноспособности страны, а вы, как выяснилось, собираетесь делать нечто противоположное.
— Кто вам сказал, что я против? Я обеими руками за укрепление обороноспособности, но только не в ущерб бюджету. Вам, должно быть, известно, что разработка систем наступательного оружия съедает сорок процентов расходов на вооружение. Это чересчур расточительные затраты.
— Совершенно верно! — заметил первый помощник. — Но эти расходы можно с лихвой покрыть при помощи коммерции, о чем мы тут уже упоминали.
— Каким же это образом, если тратятся миллиарды?
— Бросьте, Кендрик! Силы свободного рынка способны откорректировать любые затраты. Конкуренция, конгрессмен, конкуренция...
— Создается впечатление, что эти миллиардные затраты в таком случае производятся преднамеренно, то есть находят одобрение как в Пентагоне, так в кулуарах конгресса, где крутятся всякие ловкачи из министерства обороны.
— Если создается такое впечатление, тогда следует не разглагольствовать, а действовать! А вы, видите ли, строительством в арабских странах намерены заниматься! — повысил голос тип в футболке.
— Ну, конгрессмен, что вы на это скажете? Или, может, желаете, чтобы нас обогнали русские? — Тот, что парился в темно-синем блейзере, достал носовой платок и промокнул испарину, выступившую на лбу.
— При чем тут русские? Мы говорим сейчас о неоправданных затратах на гонку вооружений, — отозвался Кендрик.
— Русские, они марксисты, русские — фанатики! — выкрикнул тип в футболке. — Они глупцы, а глупость, как известно, ведет к глобальной трагедии, когда, выживают самые сильные и ловкие. Словом, конгрессмен, занимайтесь критиканством либо в сенате, либо в палате представителей, но администрацию не трогайте, а то вы нас всех погубите. Мы этого не потерпим. Вам понятно?
— Вы что же, считаете, я для вас представляю угрозу?
— А то нет?! Так что отправляйтесь в свою арабскую Азию и наверстывайте там упущенное!
— Позвольте поинтересоваться, с какими средствами? — спросил Эван.
— Для начала позвольте вопросик?
— Пожалуйста.
— Счет на пятьдесят миллионов долларов вас устроит?
— Где?
— В Цюрихе, в банке «Гемайншафт»...
— Звучит убедительно, но, по-моему, это только слова.
— Это только по-вашему, а у нас слова не расходятся с делами.
— В таком случае хотелось бы знать, под чье гарантийное обеспечение банк выдаст ссуду?
— Банку известно, а вам знать необязательно. Кендрик задумался. Кто же этот всемогущий человек, который связан с террористическими организациями и в долине Бекаа, и на Кипре?
— Хорошо, — сказал он. — Я сообщу подтверждение об открытии счета в Цюрихе через двенадцать часов. Этого времени достаточно? — добавил он, поднимаясь со своего места.
— Более чем, — сказал субъект в темно-синем блейзере. — Но когда получите подтверждение от нас, не откажите в любезности, пришлите телеграфом в адрес вице-президента копию уведомления штаб-квартиры по выборам президента в Чикаго о своем отказе баллотироваться на пост вице-президента.
Кендрик кивнул.
— Что ж, джентльмены, — сказал он, — разрешите откланяться.
Выйдя в холл, он столкнулся с черноволосым кряжистым молодым человеком, у которого были резкие черты лица и пристальный взгляд. Жетон зеленого цвета на лацкане говорил о том, что это секьюрити.
— Добрый вечер, конгрессмен, — сказал сексот, протягивая руку. — Для меня большая честь приветствовать вас.
— Добрый вечер. — Кендрик ответил крепким рукопожатием.
— Конгрессмен, я прекрасно знаю, что мы не должны распространяться на тему о том, кто здесь бывает, — продолжил секьюрити, не отпуская руку Эвана, — но приходится нарушить это правило ради моей матушки. Она живет в Нью-Йорке. Пожалуй, ее бзик выглядит сродни помешательству, но она считает, что вы должны претендовать на место Папы Римского.
— Ну, только если папская курия сочтет, что без меня в Ватикане обойтись никак не смогут, — улыбнулся Кендрик. — Вице-президент попросил меня зайти к нему. Он предупредил, что будет у себя.
— Да, да, конечно! Его дверь направо, пожалуйста. Он будет рад, поскольку у него сейчас весьма нервный посетитель. Я лично его проверил. Оружия при нем, конечно, не оказалось, но вещи с собой я ему взять не позволил. — Секьюрити кивнул на портплед, перекинутый через спинку стула возле Двери. На полу стоял черный медицинский саквояж.
Эван уставился на эту принадлежность медицинских работников. Где он видел этот саквояж? Память сработала мгновенно. Высокий, улыбчивый врач... Появляется на пороге его Дома, жизнерадостным тоном заявляет, мол, вот только послушает легкие, возьмет кровь на анализ и...
— Если вы не против, — сказал Кендрик, — откройте, пожалуйста, дверь!
— Сначала я обязан постучать, — возразил секьюрити.
— Делайте так, как я говорю, — бросил резко Кендрик.
— Вице-президент будет недоволен, сэр. У нас принято прежде стучать.
— Ни прежде, ни после! — сказал Кендрик, выделяя голосом каждое слово. — Распахните дверь, я беру на себя всю ответственность.
— Да, да, конечно! Если кто и имеет право входить без стука, то это вы...
Дверь распахнулась, и до Кендрика долетели слова, сказанные Боллингером:
— То, что вы предлагаете, — сущее безумие! — Он оглянулся. — Вы ко мне?
Кендрик ворвался в кабинет и остолбенел, встретившись взглядом с доктором Юджином Лайонсом, с несуществующим Юджином Лайонсом.
— Это вы? — закричал Эван, обретя дар речи. — Он умирает... Вы убили его, он умирает из-за вас... Вы все будете виноваты в его смерти, все...
В следующее мгновение голову Кендрика как бы сдавило железным обручем, сильный удар коленом в промежность пронзил его острой болью, к тому же чьи-то сильные пальцы надавили на глазные яблоки...
Несмотря на страшную боль, он все-таки различил торопливые приглушенные реплики:
— Держу его, не двинется!
— Закройте дверь!
— Принесите мой саквояж! Проследите, чтобы никто не вошел!
— О Господи! Он знает, он обо всем догадался...
— Что нам делать?
— Я знаю кое-кого, кто нам поможет.
А потом Кендрика обволокла темнота, что сродни забвению.
— Прошу прощения, конгрессмен! — сказал тот. — Конечно же вы правы.
— Извиняться ни к чему, — улыбнулся Кендрик. — Преданность шефу — это не то, из-за чего следует сожалеть. — Эван перевел взгляд на Боллингера. — Если ваш помощник является обладателем черного пояса, тогда мне лучше удалиться!
Все засмеялись. Обстановка несколько разрядилась.
— Какой там черный пояс? — хмыкнул первый помощник. — Только и умеет, что в пинг-понг! И то жульничает.
— Во всяком случае, — продолжил Эван, дождавшись, когда вымученные улыбки на лицах присутствующих уступили место глубокомысленному вниманию, — господин вице-президент, я уже потерял четыре года своей деловой карьеры. Да нет, скоро будет пять лет... А ведь я работал не покладая рук, чтобы добиться успеха. И что в итоге? Оголтелый убийца сорвал все мои планы. Я вынужден был продать свою компанию, потому что люди стали бояться со мной работать. В настоящее время положение изменилось, поскольку преступник, погубивший многие жизни, понес заслуженное наказание — его казнили. Ситуация в странах Персидского залива нормализуется. Правда, ощущается довольно сильная конкуренция со стороны европейских фирм, то есть я хочу сказать, приходится серьезно задумываться над тем, что выбрать. Короче говоря, я стою перед выбором: смогу ли я одолеть конкурентов или все же следует принять участие в выборах? Вот вопрос. Затраченные силы, время, да и средства, наконец, окупятся или нет? Где гарантия, что все это не будет потрачено зря? Надеюсь, вы меня понимаете. Собственно, на этот вопрос никто, кроме меня, ответить не в силах.
И в этот момент Кендрик услышал слова, которые хотел услышать, но уже почти не надеялся.
— Орсон, — сказал долговязый тип в футболке, — время позднее, служащим пора по домам. Предлагаю перенести этот разговор на другое время.
— Ну да, ну да! — оживился вице-президент. — Ребята из обслуги прямо с ног сбились. Похороны и все такое. Понимаете, Эван, их семьи ждут. Я распорядился доставить сюда специальным авиарейсом жен и детей.
— Разумно, сэр! — сказал Кендрик.
— Еще бы не разумно! — улыбнулся Боллингер. — Завтра сочельник, послезавтра Рождество. Пусть все идут по домам. Если русские не взорвут Вашингтон, увидимся через три дня.
— Спасибо, Орсон, — сказал тип в футболке, — пойду всех отпущу, потом вернусь.
— А я тоже могу задержаться, если угодно, — сказал первый помощник. — Думаю, другие помощники тоже. Второй и третий помощники кивнули.
— Тогда нам не помешает пропустить по стаканчику бренди, чтобы решить все мировые проблемы. А для этого потребуется дворецкий. — Боллингер нажал кнопку вызова прислуги.
— Конгрессмен! — Помощник в темно-синем блейзере с золотистыми пуговицами подался вперед, глядя в упор на Кендрика. — А давайте поговорим откровенно. Начистоту, хотите?
— Я не улавливаю, куда вы клоните, мистер... простите, не знаю, как вас величать.
— Старая жопа, вот как! — выкрикнул бостонец. — Дурня это все! Мы тоже бизнесмены, конгрессмен. И между прочим, разбираемся, как и вы, в коммерции. Так что не исключено, что и договоримся.
В библиотеку вошел дворецкий.
— Сэр, прошу прощения, — обратился он к вице-президенту.
— Потом, чуть позже, — замахал на него руками Боллингер.
— У меня для вас записка, — сказал дворецкий, протягивая конверт.
Боллингер вскрыл конверт, достал листок, прочитал и побледнел.
— Скажите ему, пусть подождет! — приказал он. — Итак, на чем мы остановились? — Вице-президент обвел взглядом присутствующих.
— На цене, — ответил бостонец. — Мы говорили о том, что почем. Я прав, конгрессмен?
— Звучит несколько грубовато, но при определенных обстоятельствах вполне допустимо.
— А мы, конгрессмен, сразу это поняли, едва лишь вас вынесло в открытое море, — сказал загорелый тип в футболке.
— Я не моряк, — заметил Кендрик. — Нельзя ли пояснить свою мысль?
— Вы что-то там говорили про конкуренцию со стороны немцев, французов и японцев. У вас что, возникли трудности?
— Имеете в виду финансовые? — спросил Эван. Помолчав, он покачал головой и добавил: — Как говорится, мне здесь не на что опереться. Я, конечно, могу взять кредит от семи до десяти миллионов, но, разумеется, под кабальные проценты.
— А если мы предоставим вам кредит без всяких кабальных условий? — спросил бостонец.
— Джентльмены, — бросил Боллингер, поднимаясь со своего места, — я должен вас покинуть, меня ждут. Если есть ко мне вопросы, спрашивайте.
— Мы недолго, господин вице-президент, — сказал Кендрик, понимая, почему Боллингер не хочет присутствовать при разговоре о деньгах. — Я уже говорил, что не собираюсь от вас ничего скрывать, и хотел бы поставить вас в известность о своем решении.
— Понял, Эван, я все понял! — кивнул Боллингер. — Зайдите ко мне перед уходом. Я буду у себя в кабинете.
Как только вице-президент США вышел из библиотеки, его помощники мгновенно показали свое истинное лицо.
— Ну что, сынок? Как настроение? Теперь мы поговорим на равных, — ухмыльнулся тот, что в футболке, подойдя к камину и облокотившись на каминную полку.
Кендрик смерил двухметрового верзилу взглядом с головы до ног и произнес с расстановкой:
— Мы с вами не состоим в родственных отношениях, поэтому прошу избавить меня от панибратства.
— Большой Том всегда так разговаривает, — заметил бостонец. — Вы не возмущайтесь! Он не хотел вас обидеть.
— Очень может быть, но я хотел бы напомнить, что обижать людей значительно проще, чем делать добро, поэтому так распространено зло.
— Ой, конгрессмен, давайте без нравоучений! — ухмыльнулся субъект в темно-синем блейзере с золотыми пуговицами. — Если уж на то пошло, мы хотим от вас избавиться. Вам это понятно?
— Разумеется.
— А знаете, почему вы нам не подходите?
— Почему?
— Потому что мы намерены вкладывать средства в укрепление обороноспособности страны, а вы, как выяснилось, собираетесь делать нечто противоположное.
— Кто вам сказал, что я против? Я обеими руками за укрепление обороноспособности, но только не в ущерб бюджету. Вам, должно быть, известно, что разработка систем наступательного оружия съедает сорок процентов расходов на вооружение. Это чересчур расточительные затраты.
— Совершенно верно! — заметил первый помощник. — Но эти расходы можно с лихвой покрыть при помощи коммерции, о чем мы тут уже упоминали.
— Каким же это образом, если тратятся миллиарды?
— Бросьте, Кендрик! Силы свободного рынка способны откорректировать любые затраты. Конкуренция, конгрессмен, конкуренция...
— Создается впечатление, что эти миллиардные затраты в таком случае производятся преднамеренно, то есть находят одобрение как в Пентагоне, так в кулуарах конгресса, где крутятся всякие ловкачи из министерства обороны.
— Если создается такое впечатление, тогда следует не разглагольствовать, а действовать! А вы, видите ли, строительством в арабских странах намерены заниматься! — повысил голос тип в футболке.
— Ну, конгрессмен, что вы на это скажете? Или, может, желаете, чтобы нас обогнали русские? — Тот, что парился в темно-синем блейзере, достал носовой платок и промокнул испарину, выступившую на лбу.
— При чем тут русские? Мы говорим сейчас о неоправданных затратах на гонку вооружений, — отозвался Кендрик.
— Русские, они марксисты, русские — фанатики! — выкрикнул тип в футболке. — Они глупцы, а глупость, как известно, ведет к глобальной трагедии, когда, выживают самые сильные и ловкие. Словом, конгрессмен, занимайтесь критиканством либо в сенате, либо в палате представителей, но администрацию не трогайте, а то вы нас всех погубите. Мы этого не потерпим. Вам понятно?
— Вы что же, считаете, я для вас представляю угрозу?
— А то нет?! Так что отправляйтесь в свою арабскую Азию и наверстывайте там упущенное!
— Позвольте поинтересоваться, с какими средствами? — спросил Эван.
— Для начала позвольте вопросик?
— Пожалуйста.
— Счет на пятьдесят миллионов долларов вас устроит?
— Где?
— В Цюрихе, в банке «Гемайншафт»...
— Звучит убедительно, но, по-моему, это только слова.
— Это только по-вашему, а у нас слова не расходятся с делами.
— В таком случае хотелось бы знать, под чье гарантийное обеспечение банк выдаст ссуду?
— Банку известно, а вам знать необязательно. Кендрик задумался. Кто же этот всемогущий человек, который связан с террористическими организациями и в долине Бекаа, и на Кипре?
— Хорошо, — сказал он. — Я сообщу подтверждение об открытии счета в Цюрихе через двенадцать часов. Этого времени достаточно? — добавил он, поднимаясь со своего места.
— Более чем, — сказал субъект в темно-синем блейзере. — Но когда получите подтверждение от нас, не откажите в любезности, пришлите телеграфом в адрес вице-президента копию уведомления штаб-квартиры по выборам президента в Чикаго о своем отказе баллотироваться на пост вице-президента.
Кендрик кивнул.
— Что ж, джентльмены, — сказал он, — разрешите откланяться.
Выйдя в холл, он столкнулся с черноволосым кряжистым молодым человеком, у которого были резкие черты лица и пристальный взгляд. Жетон зеленого цвета на лацкане говорил о том, что это секьюрити.
— Добрый вечер, конгрессмен, — сказал сексот, протягивая руку. — Для меня большая честь приветствовать вас.
— Добрый вечер. — Кендрик ответил крепким рукопожатием.
— Конгрессмен, я прекрасно знаю, что мы не должны распространяться на тему о том, кто здесь бывает, — продолжил секьюрити, не отпуская руку Эвана, — но приходится нарушить это правило ради моей матушки. Она живет в Нью-Йорке. Пожалуй, ее бзик выглядит сродни помешательству, но она считает, что вы должны претендовать на место Папы Римского.
— Ну, только если папская курия сочтет, что без меня в Ватикане обойтись никак не смогут, — улыбнулся Кендрик. — Вице-президент попросил меня зайти к нему. Он предупредил, что будет у себя.
— Да, да, конечно! Его дверь направо, пожалуйста. Он будет рад, поскольку у него сейчас весьма нервный посетитель. Я лично его проверил. Оружия при нем, конечно, не оказалось, но вещи с собой я ему взять не позволил. — Секьюрити кивнул на портплед, перекинутый через спинку стула возле Двери. На полу стоял черный медицинский саквояж.
Эван уставился на эту принадлежность медицинских работников. Где он видел этот саквояж? Память сработала мгновенно. Высокий, улыбчивый врач... Появляется на пороге его Дома, жизнерадостным тоном заявляет, мол, вот только послушает легкие, возьмет кровь на анализ и...
— Если вы не против, — сказал Кендрик, — откройте, пожалуйста, дверь!
— Сначала я обязан постучать, — возразил секьюрити.
— Делайте так, как я говорю, — бросил резко Кендрик.
— Вице-президент будет недоволен, сэр. У нас принято прежде стучать.
— Ни прежде, ни после! — сказал Кендрик, выделяя голосом каждое слово. — Распахните дверь, я беру на себя всю ответственность.
— Да, да, конечно! Если кто и имеет право входить без стука, то это вы...
Дверь распахнулась, и до Кендрика долетели слова, сказанные Боллингером:
— То, что вы предлагаете, — сущее безумие! — Он оглянулся. — Вы ко мне?
Кендрик ворвался в кабинет и остолбенел, встретившись взглядом с доктором Юджином Лайонсом, с несуществующим Юджином Лайонсом.
— Это вы? — закричал Эван, обретя дар речи. — Он умирает... Вы убили его, он умирает из-за вас... Вы все будете виноваты в его смерти, все...
В следующее мгновение голову Кендрика как бы сдавило железным обручем, сильный удар коленом в промежность пронзил его острой болью, к тому же чьи-то сильные пальцы надавили на глазные яблоки...
Несмотря на страшную боль, он все-таки различил торопливые приглушенные реплики:
— Держу его, не двинется!
— Закройте дверь!
— Принесите мой саквояж! Проследите, чтобы никто не вошел!
— О Господи! Он знает, он обо всем догадался...
— Что нам делать?
— Я знаю кое-кого, кто нам поможет.
А потом Кендрика обволокла темнота, что сродни забвению.
Глава 40
Сначала Кендрик ощутил влажный ветер и брызги на лице, потом покачивание. Где это он? Эван открыл глаза. Темно... Он на корме какого-то судна. За кормой вспенивается кильватерный след... Кендрик попытался привстать. Ничего себе! Нет возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Оказывается, его крепко-накрепко пристегнули брезентовыми ремнями к железному полукреслу, прикрепленному болтами к полу, на котором размытая полоса света.
Кендрик оглянулся и встретился взглядом с темноволосым секьюрити, у которого матушка проживает в Нью-Йорке и прочит конгрессмена Эвана Кендрика на место Папы Римского. Вот так так!
— Ну что, конгрессмен? Смотрю, вы, грубо говоря, оклемались, — произнес секьюрити нараспев и с явной усмешкой.
— Ты что это себе позволяешь? — рявкнул Кендрик. — Ну-ка, расстегни ремни!
Эван завозился, пытаясь высвободить руки.
— Сильная килевая качка, конгрессмен! — сказал секьюрити. — Пришлось принять соответствующие меры, дабы вы не свалились за борт. Я вот и сам пристегнулся! Был бы штиль — другое дело! А вам требовалось непременно побыть на свежем воздухе.
— Побыть на свежем воздухе, — повторил Кендрик с сарказмом в голосе. — Каким образом я здесь оказался? Насильно меня сюда доставили? Вкололи наркотики? Учтите, вы ответите за противоправные действия по всей строгости закона, а это, как минимум, двадцать лет. А этот сукин сын Боллингер подвергнется импичменту и...
— Спокойно, конгрессмен, спокойно! — оборвал его секьюрити, вскидывая руки и делая останавливающий жест ладонями. — Наркотики какие-то выдумали... Седативный препарат пришлось вколоть. Да! А то вы прямо чуть с ума не сошли... Набросились на гостя вице-президента ни с того ни с сего... Вы же могли его убить!
— Его мало убить, этого негодяя! Где он, где Лайонс? Где этот врач-преступник?
— Врач-преступник? С чего это вы взяли?
— Все вы преступники! Машина, на которой я приехал к Боллингеру, где она? Водитель, который был за рулем, прекрасно знает, что я не покидал резиденцию Боллингера. Да и в офисе у меня знают, что вечером я отправился на встречу с ближайшими помощниками вице-президента и не вернулся.
— Как это не выходили? Вышли, сели в машину и уехали. Правда, вы не очень хорошо себя чувствовали, поэтому надели очки с затемненными стеклами, да еще водителю довольно щедрые чаевые отвалили.
Судно сделало поворот и накренилось на правый борт. Эван зажмурился, а когда судно выровнялось, он открыл глаза и, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что на нем чужие брюки из вельвета в широкий рубчик и джинсовая рубашка черного цвета.
— Подлецы! — сказал он и поморщился. — Но ведь кто-то все-таки видел меня в отеле?
— В каком отеле? — ухмыльнулся секьюрити. — Вы ни в какой отель не заезжали. Как только сели в машину, сразу велели водителю отвезти вас в парк Бальбоа. Мол, там у вас назначена деловая встреча. И добавили, что, когда будете возвращаться домой, возьмете такси.
— Ты, сукин сын! — выкрикнул Кендрик. — Переодел в мою одежду какого-то подлеца, разыгравшего спектакль с водителем вице-президентской машины. — Вы все — подонки и наемные киллеры!
— Остыньте, конгрессмен! Спектакль, как вы выразились, с переодеванием имел место, но это было сделано исключительно для того, чтобы вас не узнали, поскольку вы вели себя неадекватно. Что вы там нюхали, что ширяли, нам неведомо, но то, что вы вели себя как pazzo,[50] говоря словами моего дедушки, сомнения ни у кого не вызывало. Вы меня понимаете?
— Va bene,[51] мафиозный мошенник! Я слышал, как ты талдычил, что берешь всю ответственность на себя. «Я знаком кое с кем, кто все сделает как надо». Это что, не ты говорил?
— Конгрессмен, я к вам великолепно отношусь, даже восхищаюсь вами, но зачем же меня оскорблять? Если я итальянец, то сразу мафиозный мошенник?
— Не забудь задать этот вопрос федеральному прокурору Нью-Йорка, — ответил Кендрик, поджимая ноги, так как судно вдруг резко задрало нос, а затем ухнуло вниз. Килевая качка усиливалась.
— Штормит здорово, — сказал секьюрити. — Можно и на дне оказаться, но нельзя. Многие видели в парке Бальбоа мужчину, сильно смахивающего на вас по описанию. Я имею в виду, одет как вы. Это когда вы вылезли из лимузина и зашагали по направлению к кофейне «Валтасар».
— Куда?
— В кофейню под названием «Валтасар». Историю Валтасара знаете, вернее, про валтасаров пир слышали?
— Слышал, и что?
— Ничего, просто в этой кофейне собираются арабские студенты. Так сказать, отпрыски состоятельных семей из Ирана, Саудовской Аравии, Египта... Палестинцы тоже частенько наведываются.
— И что?
— Ничего особенного. Просто эта кофейня у полиции под наблюдением, так как иногда вместо кофе с традиционным кардамоном арабские сынки и дочки употребляют огнестрельное и холодное оружие. Пистолеты, автоматы, кинжалы, ножи... Студенты вообще эмоциональный народ, а арабские — в особенности.
— И меня, стало быть, видели в этой кофейне, и нашлись желающие это подтвердить?
— В вашей храбрости, конгрессмен, никто никогда не сомневался и не сомневается. Вам не только какая-то там кофейня по плечу, но и целый султанат Оман. Да и Бахрейн тоже! О резиденции вице-президента США я уж и не говорю...
— Да уж говори! Договаривай... Так будет вернее. Скажи, что мне и взятка по плечу, в смысле, что меня и купить можно.
— Минуточку, конгрессмен! Чего не знаю, того не знаю, в смысле — ведать не ведаю, с какой целью вы пожаловали с визитом к вице-президенту. Мое дело — обеспечение безопасности, вот и все.
— Ну да, конечно, ты же «знаком кое с кем, кто все сделает, как надо»! Кто же этот «кое-кто», похожий на меня, кого подвезли на лимузине до парка Бальбоа? А те, что занимались моим перемещением из резиденции Боллингера на это судно, их сколько всего?
— Не берите в голову, конгрессмен! У службы секьюрити всегда под рукой бригада «Скорой помощи». Мало ли что с гостем может случиться! Инсульт, инфаркт, приступ стенокардии, просто обморок... Мы рады оказать помощь любому, кто в ней нуждается.
— Полагаю, не задаром.
— Ну это как водится, конгрессмен! Форма и размеры оплаты самые разные, как, например, сегодня...
— Сегодня — особый случай! Быстроходная прогулочная яхта, опытный капитан... Непогода как-никак!
— Катер и капитан к нам не имеют никакого отношения, конгрессмен! — с жаром возразил секьюрити. — Подобные излишества, скажем так, по плечу лишь некоторым, кто без всякой опаски бороздит серьезно патрулируемые нейтральные воды между Соединенными Штатами и Мексикой. Тут надо обладать огромным влиянием, огромной пробивной мощностью, если угодно. Думаю, вы догадываетесь, что я имею в виду.
Кендрик понял, что речь идет о ком-то третьем, кто находится в данный момент на борту. Он обернулся, но сзади никого не оказалось. Он перевел взгляд на капитанский мостик, и в тот же миг от перил отшатнулся человек и шагнул в тень.
Но Кендрик его узнал. Худощавый, высокий, с бронзовым загаром, этот тип в футболке присутствовал на встрече у Боллингера в библиотеке. Кендрик успел заметить у него на лице выражение откровенной враждебности.
— Слушай, приятель, а что, на борту присутствуют все гости Боллингера или только некоторые? — спросил Кендрик, заметив, что мафиози проследил за его взглядом.
— Какие гости?
— Смышленый ты малый, Луиджи!
— Во-первых, я не Луиджи, но, если вам по душе это имя, пока возражать не буду. Во-вторых, на борту капитан и кто-то из команды. Ни того ни другого я ни разу не видел.
— Интересно, очень интересно! И куда мы путь держим?
— Совершаем морское путешествие, да и все!
Яхта замедлила ход, едва только мощный луч прожектора на капитанском мостике рассек темноту. Мафиози отстегнул ремень безопасности и поднялся. Он неторопливо пересек па-. лубу и спустился вниз, в каюту. Сказал что-то по селектору, но что именно, Кендрик не уловил из-за шума ветра и волн. Спустя пару минут секьюрити вернулся с кольтом 45-го калибра в руке.
«Хотелось бы знать, какой приговор мне эти подонки вынесут?» — подумал Кендрик. Бахрейнский Махди намеревался скормить его акулам, шныряющим в акватории Катара, но слава Богу, не успел. Мэнни выручил. А теперь? Он сам за себя постоит! Будет драться до последнего. Хорошо бы завладеть чьим-либо оружием. Во всяком случае лучше пуля в лоб и мгновенная гибель, чем медленная смерть в пучине Тихого океана, где кишмя кишат акулы-людоеды.
— Ну вот, конгрессмен, можно сказать, прибыли! — произнес мафиози вкрадчивым тоном.
— Прибыли? Куда именно?
— Если б я знал! Остров какой-то.
Кендрик постарался ничем не выдать своего беспокойства. Герой Омана с такой легкостью стал добычей жуликов и проходимцев! — размышлял он. Но кто кого, это еще вопрос. Если прежде жизнь не представляла для него особой ценности, то сейчас, когда у него есть Калейла — его любимая, он так просто с жизнью не расстанется.
— У тебя такой бравый вид, что пушка, пожалуй, явный перебор, — сказал Кендрик, кивнув в сторону кольта.
— Перебор — это по вашей части, — усмехнулся мафиози, — а у меня все в самый раз. Я вас сейчас освобожу от вынужденных пут, но имейте в виду: пара лишних движений — и вы на дне морском. Capisce?[52]
— Molto bene.[53]
— Не держите на меня зла, конгрессмен! Мне приказали, и я обязан приказ выполнить. Так каждый поступает, и вы в том числе.
Эван услышал, как щелкнули замки, и мгновенно почувствовал, что парусиновые ремни ослабли.
— А вам не приходило в голову, что, выполняя подобные приказы, вы рискуете однажды не вернуться в Сан-Диего? — спросил он.
— И не один раз! — ответил мафиози. — Но чтобы этого не случилось, мы как раз и прочим Вепря в вице. Вепря в вице... Хорошо звучит, правда? Аллитерация подходящая...
— Не могу ничего сказать, поскольку я не поэт, а инженер-строитель.
— У меня вот кольт в руке, стало быть, я тоже не поэт. Так что не увиливайте и отвечайте, если вас спрашивают.
— Вепрь — это что, вице-президент?
— Так точно! Говорят, ему стало известно, как мы его между собой называем, и это прозвище ему не понравилось. Каково, а? Оказывается, его прихлебатели имеют наглость подслушивать службу секьюрити!
— Я возмущен, — сказал Кендрик, поднимаясь со стула и размахивая руками, дабы восстановить кровообращение.
— Стоять! — заорал мафиози, вскидывая кольт 45-го калибра.
— Ну ты чего как с цепи сорвался? Посидел бы как я, без движения, посмотрел бы я на тебя...
— Ладно, ладно, не выступайте! Сейчас пришвартуемся, и двигайтесь сколько душе угодно.
Яхта ловко проскользнула между скал в небольшую бухту, затем прилаживаясь — давая то задний, то передний ход, — вошла в док длиной метров тридцать, где покачивались еще три судна, поменьше размером, но помощнее и более быстроходные.
Мокрый причал освещали фонари, забранные сеткой из проволоки. Из темноты выскочили двое и помчались к причальным тумбам. Яхта искусно сманеврировала, слегка коснувшись правым бортом пары автомобильных шин, свисавших на цепях. Швартовка прошла как по маслу.
— Приехали! — сказал мафиози. — Прошу на берег, конгрессмен.
— Мне бы хотелось лично поблагодарить капитана за приятное путешествие и благополучное прибытие.
— Очень смешно! — отозвался секьюрити. — Только оставьте эти ваши реплики для будущих фильмов, а пока прошу на причал. Кажется, вам не терпелось поразмяться? Пользуйтесь возможностью. А капитана вы, к сожалению, не увидите, как, впрочем, и остальных обитателей этого острова.
— Ты не прав, Луиджи! Спорим, что увижу...
— На что спорим, на ваши яйца? Да и зовут меня все же не Луиджи.
— Но если не Луиджи, то, может, Реджинальд?
— Конгрессмен, может, хватит?
Эван сначала шагал по пирсу, потом спустился на лужайку и какое-то время шел по тропинке, спускающейся под уклон, а затем стал выбираться вверх по дорожке, выложенной плитами. Мафиози шагал следом.
Неожиданно перед ним возникли две деревянные дощечки, выкрашенные коричневой краской. На той и на другой белой масляной краской был написан от руки один и тот же текст. На дощечке справа от дорожки — на английском языке, на дощечке слева — на испанском. Кендрик прочитал вслух:
— "Проход в Китай. Частная собственность. Сигнализация".
— Стоять! — сказал за спиной секьюрити. — Не оборачиваться! Смотреть прямо перед собой.
Кендрик услышал топот. Кто-то бежал по пирсу. Затем он различил голоса. На английском языке, но с испанским акцентом отдавались какие-то приказания.
— Все в порядке! — продолжил мафиози. — Поднимайтесь, а затем первый поворот направо. Идите и не оглядывайтесь!
Эван повиновался. Ему было довольно тяжело подниматься по крутому склону. Длительное сидение на стуле в одном и том же положении вызвало отечность щиколоток и боль в ступнях. Поэтому он шагал медленно, пытаясь при скудном освещении разглядеть окрестности. Высоченные деревья, достигавшие шестиметровой высоты, придавали ландшафту живописный вид. Стволы этих гигантов иногда были закрыты другими деревьями и кустарником, но все равно их ярко-зеленые пышные кроны возвышались над прочими. Густые заросли вьющихся растений, искусно прореженные, образовывали как бы сводчатый тоннель, внутри которого пролегала дорожка, выложенная квадратными каменными плитами. Короче говоря, дикой природе был навязан порядок.
Кендрик оглянулся и встретился взглядом с темноволосым секьюрити, у которого матушка проживает в Нью-Йорке и прочит конгрессмена Эвана Кендрика на место Папы Римского. Вот так так!
— Ну что, конгрессмен? Смотрю, вы, грубо говоря, оклемались, — произнес секьюрити нараспев и с явной усмешкой.
— Ты что это себе позволяешь? — рявкнул Кендрик. — Ну-ка, расстегни ремни!
Эван завозился, пытаясь высвободить руки.
— Сильная килевая качка, конгрессмен! — сказал секьюрити. — Пришлось принять соответствующие меры, дабы вы не свалились за борт. Я вот и сам пристегнулся! Был бы штиль — другое дело! А вам требовалось непременно побыть на свежем воздухе.
— Побыть на свежем воздухе, — повторил Кендрик с сарказмом в голосе. — Каким образом я здесь оказался? Насильно меня сюда доставили? Вкололи наркотики? Учтите, вы ответите за противоправные действия по всей строгости закона, а это, как минимум, двадцать лет. А этот сукин сын Боллингер подвергнется импичменту и...
— Спокойно, конгрессмен, спокойно! — оборвал его секьюрити, вскидывая руки и делая останавливающий жест ладонями. — Наркотики какие-то выдумали... Седативный препарат пришлось вколоть. Да! А то вы прямо чуть с ума не сошли... Набросились на гостя вице-президента ни с того ни с сего... Вы же могли его убить!
— Его мало убить, этого негодяя! Где он, где Лайонс? Где этот врач-преступник?
— Врач-преступник? С чего это вы взяли?
— Все вы преступники! Машина, на которой я приехал к Боллингеру, где она? Водитель, который был за рулем, прекрасно знает, что я не покидал резиденцию Боллингера. Да и в офисе у меня знают, что вечером я отправился на встречу с ближайшими помощниками вице-президента и не вернулся.
— Как это не выходили? Вышли, сели в машину и уехали. Правда, вы не очень хорошо себя чувствовали, поэтому надели очки с затемненными стеклами, да еще водителю довольно щедрые чаевые отвалили.
Судно сделало поворот и накренилось на правый борт. Эван зажмурился, а когда судно выровнялось, он открыл глаза и, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что на нем чужие брюки из вельвета в широкий рубчик и джинсовая рубашка черного цвета.
— Подлецы! — сказал он и поморщился. — Но ведь кто-то все-таки видел меня в отеле?
— В каком отеле? — ухмыльнулся секьюрити. — Вы ни в какой отель не заезжали. Как только сели в машину, сразу велели водителю отвезти вас в парк Бальбоа. Мол, там у вас назначена деловая встреча. И добавили, что, когда будете возвращаться домой, возьмете такси.
— Ты, сукин сын! — выкрикнул Кендрик. — Переодел в мою одежду какого-то подлеца, разыгравшего спектакль с водителем вице-президентской машины. — Вы все — подонки и наемные киллеры!
— Остыньте, конгрессмен! Спектакль, как вы выразились, с переодеванием имел место, но это было сделано исключительно для того, чтобы вас не узнали, поскольку вы вели себя неадекватно. Что вы там нюхали, что ширяли, нам неведомо, но то, что вы вели себя как pazzo,[50] говоря словами моего дедушки, сомнения ни у кого не вызывало. Вы меня понимаете?
— Va bene,[51] мафиозный мошенник! Я слышал, как ты талдычил, что берешь всю ответственность на себя. «Я знаком кое с кем, кто все сделает как надо». Это что, не ты говорил?
— Конгрессмен, я к вам великолепно отношусь, даже восхищаюсь вами, но зачем же меня оскорблять? Если я итальянец, то сразу мафиозный мошенник?
— Не забудь задать этот вопрос федеральному прокурору Нью-Йорка, — ответил Кендрик, поджимая ноги, так как судно вдруг резко задрало нос, а затем ухнуло вниз. Килевая качка усиливалась.
— Штормит здорово, — сказал секьюрити. — Можно и на дне оказаться, но нельзя. Многие видели в парке Бальбоа мужчину, сильно смахивающего на вас по описанию. Я имею в виду, одет как вы. Это когда вы вылезли из лимузина и зашагали по направлению к кофейне «Валтасар».
— Куда?
— В кофейню под названием «Валтасар». Историю Валтасара знаете, вернее, про валтасаров пир слышали?
— Слышал, и что?
— Ничего, просто в этой кофейне собираются арабские студенты. Так сказать, отпрыски состоятельных семей из Ирана, Саудовской Аравии, Египта... Палестинцы тоже частенько наведываются.
— И что?
— Ничего особенного. Просто эта кофейня у полиции под наблюдением, так как иногда вместо кофе с традиционным кардамоном арабские сынки и дочки употребляют огнестрельное и холодное оружие. Пистолеты, автоматы, кинжалы, ножи... Студенты вообще эмоциональный народ, а арабские — в особенности.
— И меня, стало быть, видели в этой кофейне, и нашлись желающие это подтвердить?
— В вашей храбрости, конгрессмен, никто никогда не сомневался и не сомневается. Вам не только какая-то там кофейня по плечу, но и целый султанат Оман. Да и Бахрейн тоже! О резиденции вице-президента США я уж и не говорю...
— Да уж говори! Договаривай... Так будет вернее. Скажи, что мне и взятка по плечу, в смысле, что меня и купить можно.
— Минуточку, конгрессмен! Чего не знаю, того не знаю, в смысле — ведать не ведаю, с какой целью вы пожаловали с визитом к вице-президенту. Мое дело — обеспечение безопасности, вот и все.
— Ну да, конечно, ты же «знаком кое с кем, кто все сделает, как надо»! Кто же этот «кое-кто», похожий на меня, кого подвезли на лимузине до парка Бальбоа? А те, что занимались моим перемещением из резиденции Боллингера на это судно, их сколько всего?
— Не берите в голову, конгрессмен! У службы секьюрити всегда под рукой бригада «Скорой помощи». Мало ли что с гостем может случиться! Инсульт, инфаркт, приступ стенокардии, просто обморок... Мы рады оказать помощь любому, кто в ней нуждается.
— Полагаю, не задаром.
— Ну это как водится, конгрессмен! Форма и размеры оплаты самые разные, как, например, сегодня...
— Сегодня — особый случай! Быстроходная прогулочная яхта, опытный капитан... Непогода как-никак!
— Катер и капитан к нам не имеют никакого отношения, конгрессмен! — с жаром возразил секьюрити. — Подобные излишества, скажем так, по плечу лишь некоторым, кто без всякой опаски бороздит серьезно патрулируемые нейтральные воды между Соединенными Штатами и Мексикой. Тут надо обладать огромным влиянием, огромной пробивной мощностью, если угодно. Думаю, вы догадываетесь, что я имею в виду.
Кендрик понял, что речь идет о ком-то третьем, кто находится в данный момент на борту. Он обернулся, но сзади никого не оказалось. Он перевел взгляд на капитанский мостик, и в тот же миг от перил отшатнулся человек и шагнул в тень.
Но Кендрик его узнал. Худощавый, высокий, с бронзовым загаром, этот тип в футболке присутствовал на встрече у Боллингера в библиотеке. Кендрик успел заметить у него на лице выражение откровенной враждебности.
— Слушай, приятель, а что, на борту присутствуют все гости Боллингера или только некоторые? — спросил Кендрик, заметив, что мафиози проследил за его взглядом.
— Какие гости?
— Смышленый ты малый, Луиджи!
— Во-первых, я не Луиджи, но, если вам по душе это имя, пока возражать не буду. Во-вторых, на борту капитан и кто-то из команды. Ни того ни другого я ни разу не видел.
— Интересно, очень интересно! И куда мы путь держим?
— Совершаем морское путешествие, да и все!
Яхта замедлила ход, едва только мощный луч прожектора на капитанском мостике рассек темноту. Мафиози отстегнул ремень безопасности и поднялся. Он неторопливо пересек па-. лубу и спустился вниз, в каюту. Сказал что-то по селектору, но что именно, Кендрик не уловил из-за шума ветра и волн. Спустя пару минут секьюрити вернулся с кольтом 45-го калибра в руке.
«Хотелось бы знать, какой приговор мне эти подонки вынесут?» — подумал Кендрик. Бахрейнский Махди намеревался скормить его акулам, шныряющим в акватории Катара, но слава Богу, не успел. Мэнни выручил. А теперь? Он сам за себя постоит! Будет драться до последнего. Хорошо бы завладеть чьим-либо оружием. Во всяком случае лучше пуля в лоб и мгновенная гибель, чем медленная смерть в пучине Тихого океана, где кишмя кишат акулы-людоеды.
— Ну вот, конгрессмен, можно сказать, прибыли! — произнес мафиози вкрадчивым тоном.
— Прибыли? Куда именно?
— Если б я знал! Остров какой-то.
Кендрик постарался ничем не выдать своего беспокойства. Герой Омана с такой легкостью стал добычей жуликов и проходимцев! — размышлял он. Но кто кого, это еще вопрос. Если прежде жизнь не представляла для него особой ценности, то сейчас, когда у него есть Калейла — его любимая, он так просто с жизнью не расстанется.
— У тебя такой бравый вид, что пушка, пожалуй, явный перебор, — сказал Кендрик, кивнув в сторону кольта.
— Перебор — это по вашей части, — усмехнулся мафиози, — а у меня все в самый раз. Я вас сейчас освобожу от вынужденных пут, но имейте в виду: пара лишних движений — и вы на дне морском. Capisce?[52]
— Molto bene.[53]
— Не держите на меня зла, конгрессмен! Мне приказали, и я обязан приказ выполнить. Так каждый поступает, и вы в том числе.
Эван услышал, как щелкнули замки, и мгновенно почувствовал, что парусиновые ремни ослабли.
— А вам не приходило в голову, что, выполняя подобные приказы, вы рискуете однажды не вернуться в Сан-Диего? — спросил он.
— И не один раз! — ответил мафиози. — Но чтобы этого не случилось, мы как раз и прочим Вепря в вице. Вепря в вице... Хорошо звучит, правда? Аллитерация подходящая...
— Не могу ничего сказать, поскольку я не поэт, а инженер-строитель.
— У меня вот кольт в руке, стало быть, я тоже не поэт. Так что не увиливайте и отвечайте, если вас спрашивают.
— Вепрь — это что, вице-президент?
— Так точно! Говорят, ему стало известно, как мы его между собой называем, и это прозвище ему не понравилось. Каково, а? Оказывается, его прихлебатели имеют наглость подслушивать службу секьюрити!
— Я возмущен, — сказал Кендрик, поднимаясь со стула и размахивая руками, дабы восстановить кровообращение.
— Стоять! — заорал мафиози, вскидывая кольт 45-го калибра.
— Ну ты чего как с цепи сорвался? Посидел бы как я, без движения, посмотрел бы я на тебя...
— Ладно, ладно, не выступайте! Сейчас пришвартуемся, и двигайтесь сколько душе угодно.
Яхта ловко проскользнула между скал в небольшую бухту, затем прилаживаясь — давая то задний, то передний ход, — вошла в док длиной метров тридцать, где покачивались еще три судна, поменьше размером, но помощнее и более быстроходные.
Мокрый причал освещали фонари, забранные сеткой из проволоки. Из темноты выскочили двое и помчались к причальным тумбам. Яхта искусно сманеврировала, слегка коснувшись правым бортом пары автомобильных шин, свисавших на цепях. Швартовка прошла как по маслу.
— Приехали! — сказал мафиози. — Прошу на берег, конгрессмен.
— Мне бы хотелось лично поблагодарить капитана за приятное путешествие и благополучное прибытие.
— Очень смешно! — отозвался секьюрити. — Только оставьте эти ваши реплики для будущих фильмов, а пока прошу на причал. Кажется, вам не терпелось поразмяться? Пользуйтесь возможностью. А капитана вы, к сожалению, не увидите, как, впрочем, и остальных обитателей этого острова.
— Ты не прав, Луиджи! Спорим, что увижу...
— На что спорим, на ваши яйца? Да и зовут меня все же не Луиджи.
— Но если не Луиджи, то, может, Реджинальд?
— Конгрессмен, может, хватит?
Эван сначала шагал по пирсу, потом спустился на лужайку и какое-то время шел по тропинке, спускающейся под уклон, а затем стал выбираться вверх по дорожке, выложенной плитами. Мафиози шагал следом.
Неожиданно перед ним возникли две деревянные дощечки, выкрашенные коричневой краской. На той и на другой белой масляной краской был написан от руки один и тот же текст. На дощечке справа от дорожки — на английском языке, на дощечке слева — на испанском. Кендрик прочитал вслух:
— "Проход в Китай. Частная собственность. Сигнализация".
— Стоять! — сказал за спиной секьюрити. — Не оборачиваться! Смотреть прямо перед собой.
Кендрик услышал топот. Кто-то бежал по пирсу. Затем он различил голоса. На английском языке, но с испанским акцентом отдавались какие-то приказания.
— Все в порядке! — продолжил мафиози. — Поднимайтесь, а затем первый поворот направо. Идите и не оглядывайтесь!
Эван повиновался. Ему было довольно тяжело подниматься по крутому склону. Длительное сидение на стуле в одном и том же положении вызвало отечность щиколоток и боль в ступнях. Поэтому он шагал медленно, пытаясь при скудном освещении разглядеть окрестности. Высоченные деревья, достигавшие шестиметровой высоты, придавали ландшафту живописный вид. Стволы этих гигантов иногда были закрыты другими деревьями и кустарником, но все равно их ярко-зеленые пышные кроны возвышались над прочими. Густые заросли вьющихся растений, искусно прореженные, образовывали как бы сводчатый тоннель, внутри которого пролегала дорожка, выложенная квадратными каменными плитами. Короче говоря, дикой природе был навязан порядок.