Ладлэм Роберт. На повестке дня - Икар

   По мере восхождения по крутому склону созерцание окружающей природы постепенно уступало место восприятию звукового многоголосья. Кендрик уловил звук падающей воды, но, прислушавшись, сообразил, что горные речки, переваливая через пороги, звучат отрывисто, как бы стаккато, а сейчас присутствовал необычный, вернее, незнакомый ритм и такт. Какой-то особенный звук... Что же это? Волны... Конечно же, волны! Бьются о скалы с шумом, напоминающим отдаленные раскаты грома.
   Вдоль дорожки по земле струился как бы янтарный ручеек. Это мерцали крошечные лампочки, указывающие путь. Неожиданно образовался желтенький ручеек, поворачивающий направо. «Первый поворот направо»... Кендрик пошел направо, и сразу стало темнее. Но потом вдруг сделалось совсем светло — сквозь стволы пальм, опутанные сине-зеленой порослью, глянули ярко освещенные окна одноэтажного коттеджа. Два окна... По одному по бокам парадной двери.
   То, что коттедж представляет собой нечто необыкновенное, Кендрик понял сразу. Почему он пришел к такому выводу, было непонятно, но все стало ясно, когда он подошел к дому ближе.
   Все дело было в окнах. Он таких никогда не видел. Десятисантиметровой толщины стекла были наклонены под таким углом, который, подобно мощным прямоугольным призмам, увеличивал мощность источника света за стеклом в десятки, а то и сотни раз.
   — Ваши апартаменты, конгрессмен, — сказал секьюрити. — Ваша собственная вилла, если хотите.
   — Зачем мне такое претенциозное жилье? Неужели не найдется что-либо более скромное?
   — Вы прямо прирожденный комик, конгрессмен! Где я вам возьму другое? Бросьте шутки шутить. Прошу! — Мафиози взмахнул рукой. — Дверь, между прочим, открывается без ключа.
   — Как это?
   — Электроника, вот и весь секрет. Я сам поначалу прибалдел, пока охрана не объяснила, что к чему. — Секьюрити достал из кармана небольшую пластину. — Вот эта штуковина — как бы дистанционный ключ. Нажимаю кнопку, сразу пара стальных засовов выдвигается из косяков и дверь открыта. Точно так же устройство работает изнутри. Здорово, да?
   — Здорово, но я бы сообразил, что надо делать без всякой охраны.
   — Конгрессмен, вы, что ли, крутой?
   — Куда уж мне! — сказал Кендрик, толкая дверь.
   Его взору открылась прелесть комфортабельного сельского жилища, какие встречаются в горах Новой Англии, но отнюдь не на юге Калифорнии или, скажем, в Северной Мексике.
   Бревенчатые стены, в глубине направо — кухня, налево — ванная. У правой стены огромная кровать, отгороженная деревянной решеткой от гостиной с журнальным столиком, парой глубоких кресел и с огромным телевизором.
   Эван, будучи строителем, понимал, что этот однокомнатный домик с перетекающими пространствами гораздо удачнее вписался бы где-нибудь в заснеженном горном Вермонте, а не на берегу океана. И все же присутствующий шарм сельской пасторали убеждал в том, что многие гости, оказываясь на этом острове, получали здесь истинное наслаждение. Однако не вызывало сомнения и другое предназначение однокомнатного коттеджа. Словом, эта «вилла», напичканная электроникой, была премиленькой тюремной камерой, не лишенной, однако, комфорта.
   — Недурственно и весьма уютно, — сказал секьюрити вице-президента Боллингера, меряя шагами единственную комнату. Кольт у него в руке был постоянно направлен на Кендрика. — Как насчет того, чтобы пропустить по рюмочке? Не возражаете, конгрессмен? — добавил он, подходя к зеркальному бару в нише рядом с кухней, удачно вписанной в интерьер. — Если откажетесь, я выпью один.
   — Пожалуй, и я за компанию, — ответил Кендрик, обводя взглядом помещение, оформленное в стиле, более подходящем для северного климата.
   — Что предпочитаете?
   — Канадское виски со льдом, — ответил Кендрик, неторопливо расхаживая по комнате. Делая вид, будто его интересует интерьер, он оценивал своим опытным глазом возможные огрехи и промахи, представляющие, с его точки зрения, хоть какую-либо возможность выбраться отсюда.
   Их не было, то есть он не обнаружил ничего такого, что сулило бы избавление от вынужденного заточения.
   Оконные рамы крепились болтами, скрытыми под толстым слоем штукатурки. Петли парадной двери были такими внушительными, что снять дверь с петель можно было бы только при помощи мощной электродрели.
   Ванная оказалась без окон. Две вентиляционные отдушины, забранные решетками в диаметре сантиметров не более десяти, обеспечивали доступ свежего воздуха.
   — Классное укрытие, не правда ли? — сказал мафиози, вручая Кендрику бокал с виски прямо на пороге ванны.
   — Замечательная хижина, — согласился Эван. — Но я, как инженер-строитель, построивший вместе с моим другом-архитектором не один десяток особняков, должен указать на полное отсутствие привязки этого домика к ландшафту, то есть я хочу сказать, что не менее замечательная южная природа здесь как бы сама по себе, тем более что проект этого жилища, по всей видимости, решался с учетом северных климатических широт.
   С бокалом виски в руке Кендрик направился на кухню, которая показалась ему несколько необычной. Хотя ничего необычного ему, на первый взгляд, на глаза не попалось.
   Не забывая о кольте мафиози, направленном на него, он обогнул овальный дубовый стол, служивший конечно же обеденным, и подошел к кухонному, представлявшему собой трехметровый прилавок с плитой в самом центре, прямо под вытяжкой. Мойка и холодильник находились справа и были разделены между собой коротким прилавком с ящичками, на котором сверкала нержавейкой микроволновая печь. Микроволновка! Вот, оказывается, в чем дело. Вот что необычно! Электрическая печка... Да и вообще здесь все работает на электричестве. А ведь в гористой сельской местности, к примеру, жизнеобеспечение всех бытовых услуг возможно лишь благодаря пропану, поставляемому жителям в переносных газовых баллонах.
   А освещение на пирсе? А янтарные огонечки вдоль дорожки? И это на острове, отдаленном от материка по крайней мере километров на пятьдесят, если не на сто! Кендрик задумался. Интересно, телевизор работает на местном передатчике или же используется какая-нибудь сверхмощная антенна? Ладно, судя по всему, у него еще будет время обо всем этом подумать, но вот каково сейчас бедняжке Калейле? Ждет его в отеле, а он вон где. Эван опустился в кресло, сделал несколько глотков виски и сразу ощутил приятное тепло, разливающееся по всему телу.
   — Ваше здоровье, — заметил мафиози, приподнимая свой бокал левой рукой.
   Ладонь его правой руки покоилась на рукоятке кольта, лежавшего на краю овального обеденного стола.
   — Благодарствую, — отозвался Кендрик, пренебрегая правилами хорошего тона, которые требовали пожелания здоровья своему собеседнику.
   Он опять отхлебнул виски. Стоп! Что такое? Почему напиток не столько согревает, сколько обжигает? И неожиданно предметы в комнате вдруг как бы пришли в движение, во всяком случае сфокусировать их ему не удалось. Ноги и руки налились свинцом. Эван хотел крикнуть, но оказалось, что он не в силах издать ни единого звука. Бокал с виски выпал из рук на пол и разбился. Это он успел услышать. А потом его обволокла темнота, и он стал проваливаться в бесконечную бездну глухого забытья.
   Секьюрити пересек комнату, подошел к бару, нажал какую-то кнопку. Отворилась потайная дверца, и он, утопив на селекторном аппарате одну за другой три клавиши, произнес:
   — Вызываю на связь.
   — Коттедж, я вас слушаю, — отозвался тихий мужской голос.
   — Ваш приятель сызнова задрых, — хмыкнул мафиози.
   — Очень хорошо. Сейчас его заберем.
   — У меня к вам вопросик. Зачем мы его доставили сюда?
   — Мы решаем кое-какие медицинские проблемы, не имеющие к вашей службе никакого отношения. Короче, это не ваше дело!
   — На вашем месте я не разговаривал бы в таком тоне!
   — Ну хорошо! Мы выясняем допустимые пределы дозировок.
   — Два умеренных приема вместо одного массированного?
   — Что-то в этом роде. Наш врач имеет большой опыт по этой части.
   — Хочу дать совет. Врачу лучше бы не появляться в поле зрения Кендрика, поскольку он намерен прикончить вашего лекаря. И пришлите латиноамериканца, так как тела выволакивать я не нанимался.
   — Само собой! А про врача забудьте, он в другом списке.

* * *

   — Эм-Джей, это я! — сказала Калейла в трубку. — Уже четверть четвертого, глухая ночь, а он все еще не вернулся. Ты что-нибудь выяснил?
   — Ничего такого, что проливало бы свет на эту тайну, покрытую мраком, — ответил директор Отдела спецопераций ЦРУ. — Я не звонил тебе, поскольку полагал, что ты отдыхаешь.
   — Не сочиняй, мой дорогой дядюшка Митч! Если мне память не изменяет, ты только и делаешь, что заставляешь меня работать хоть в полночь, хоть за полночь.
   — Да, да! Конечно... А не говорил ли он тебе, будто у него с кем-то назначена встреча в парке Бальбоа?
   — Не говорил. Собственно, он даже не знает, где этот парк расположен, и вообще не слышал о нем. Я в этом уверена.
   — Уверена?
   — Да. Эм-Джей. И не забывай, что в том районе живут мои бабушка с дедушкой.
   — Стало быть, тебе известно местечко под названием «Валтасар»?
   — Разумеется. Это кофейня, где собираются студенты из арабских стран. Весьма взрывоопасные молодые люди! Я как-то раз туда наведалась и больше ни ногой. А почему ты спрашиваешь?
   — После твоего звонка поздним вечером мы отправили к Боллингеру посыльного. Курьера, одним словом. Мол, в офис конгрессмена Кендрика поступило срочное сообщение... В общем, ты понимаешь! И представь, нам сообщили, что конгрессмен уехал из резиденции вице-президента где-то около девяти вечера. А ты звонила в одиннадцать. Если принять во внимание, что от Боллингера до вашего отеля всего полчаса на машине, я насторожился и немедленно связался с нашим агентом по фамилии Щапофф, у которого весьма забавная кличка Имбирный Пряник и огромный опыт по выяснению подобных запутанных ситуаций. Он сразу же взял след. Шофер лимузина объяснил, что конгрессмен попросил высадить его у парка Бальбоа. После этого Щапофф «пошуровал в окрестностях», как он выразился. То, что ему удалось выяснить, наводит на размышления. Во-первых, мужчину, похожего по описанию на Кендрика, видели в парке. Во-вторых, этот же самый мужчина в темных очках зашел в кофейню и какое-то время стоял возле электромельницы, размалывающей зерна кардамона. В общем, спустя минут десять он сел за столик.
   — Митч! — вскрикнула Калейла. — Вот его темные очки, вот они... Лежат преспокойно на письменном столе. И потом он иногда надевает их в течение дня, чтобы не бросаться в глаза, но чтобы поздним вечером... Это исключено! Эван считает, что темные очки в сумерках всегда обращают на себя внимание. И тут он прав! Словом, я уверена, кто-то выдает себя за него. Эвана похитили! Увезли и где-то спрятали.
   — Лихо закручено! — сказал Пейтон. — Придется нам срочно ввязаться в эти козни и каверзы.

* * *

   Кендрик открыл на мгновение глаза и снова закрыл. Что сейчас, утро, день, вечер? Где он? Неизвестность и душевное смятение вызвали сердцебиение.
   Прошло минут пять, прежде чем он, повернувшись на спину, снова открыл глаза и уставился в потолок.
   Интересно, где же все-таки он находится? Высоко над головой потемневшие от времени деревянные балки. В коттедже потолок выглядел совсем иначе. Кендрик повернул голову, обвел взглядом просторную комнату. Похоже, это чья-то спальня. На полу огромный ковер, в дальнем углу горит торшер. Свет падает широкой полосой на высоченные застекленные двустворчатые двери. Должно быть, это выход на балкон. Сам он лежит на огромной кровати.
   Кендрик пошевелил кистями рук, ступнями ног. Поднял вверх правую руку, потом левую. Ха! А ведь он, оказывается, в своем темно-синем костюме... Эван приподнял ногу. Вот, пожалуйста, брюки с манжетами. Он провел ладонью по животу и груди. Пиджак двубортный... Рубашка накрахмалена, узел любимого галстука в полосочку из натурального шелка ослаблен.
   Кендрик спустил ноги на пол и, слегка пошатываясь, поднялся. Постоял, потом подошел к двустворчатым дверям, открыл их и вышел на балкон, где стояли белый круглый столик и два полукресла. Что ж, по утрам здесь, должно быть, кофе пьют. А сейчас вечер. Кендрик облокотился на перила, доходившие ему до пояса, и стал обозревать раскинувшиеся перед ним угодья.
   Луна все время пряталась за тучами, и, если бы не прожекторы, светившие откуда-то издалека, в кромешной тьме вряд ли можно было что-то разглядеть.
   Оттуда, где были прожекторы, доносился гул — приглушенное, но равномерное и непрерывное гудение. От того места во все стороны растекались по земле вдоль дорожек янтарные ручейки света — провода с желтыми лампочками. Кендрик понял, что нашел ответ на вопрос, приводивший его в замешательство. Вне всякого сомнения, в той стороне находится сверхмощный генератор, вырабатывающий электроэнергию. Вполне возможно, решил Кендрик, он работает на гелиоустановках, преобразующих энергию солнечной радиации, либо на жидком топливе, хранящемся в подземных цистернах.
   Он внимательно вглядывался в очертания темных блоков внушительного размера. Конечно, табличку с надписью «Внимание! Высокое, напряжение!» отсюда не разглядишь, но в том, что она есть и, возможно, не одна, сомневаться не приходится.
   Кендрик посмотрел вниз. Под балконом был дворик, выполненный кирпичом, или, как теперь принято говорить, патио. Это патио представляло собой углубление в земле, довольно обширное по площади, а что касается глубины — довольно опасное для здоровья. Метров семь наверняка... Кто не в курсе, свалится вниз — и пожалуйста, перелом конечностей обеспечен, да и более серьезные травмы не исключены. А что, если связать узлом пару простыней да оттолкнуться посильней, можно совершенно спокойно перемахнуть через это патио. Вот хоть слева... За углом земля, похоже, рыхлая, а то растения непременно погибли бы. Может, рискнуть прямо сейчас?.. Кендрик прервал свои размышления и резко отшатнулся от перил в тень. На дорожке, подсвеченный янтарными огоньками, появился человек. С винтовкой на плече, он шел по направлению к дому. Минуты через две он вскинул руку и помахал. Кендрик проследил за его взглядом. Слева, за кустарником, кто-то тоже вскинул руку. Ясно, подумал Кендрик, патрули обменялись сигналами. Знать бы, в какое время происходит смена караула!
   В это время дверь в спальню отворилась и на пороге появился секьюрити.
   — Ну, как дела, конгрессмен? А я услышал, что вы встали, и решил вас навестить, — сказал он, прикрывая за собой дверь.
   — Я так и понял! — заметил Кендрик. — Здесь, наверное, понапихано «жучков» в каждой щелке.
   — Ошибаетесь, как всегда! Эта комната для гостей высокого ранга. Хозяевам нет нужды прослушивать их разговоры или, прошу прощения, эмоциональные откровения во время любовных утех.
   — Не рассказывай мне сказки, дружище! Каким образом тебе стало известно о том, что я тут расхаживаю?
   — Очень простым! — Мафиози подошел к шкафу и достал сверху небольшой плоский предмет величиной с ладонь. — Отличное изобретение для тех, у кого маленькие дети, — сказал он и ухмыльнулся. У меня есть сестра, а у нее пара близнецов. Такие сорванцы, я вам скажу! Она без этого приборчика из дома не выходит. Включает в розетку микрофон и отправляется хоть в ближайшую лавку, хоть во двор. Дети только завопят, она уже слышит и бегом домой.
   — Ты меня весьма просветил! А скажи, переодевал меня тоже ты?
   — С какой стати, конгрессмен? Вами занимается один латиноамериканец. Услужливый малый, должен заметить. И вообще я не в курсе, что с вами происходит.
   — Ты хоть отдаешь себе отчет, что я государственный служащий, точнее, лицо, занимающее весьма ответственный рост в правительстве? Неужели не понимаешь, в какое дело тебя вовлекли?
   — О Господи! Вы так говорите, будто являетесь метрдотелем «Уолдофф-Астории».
   — Не смешно! — сказал Кендрик.
   — А мне, напротив, хохотать хочется! — сказал секьюрити, вытаскивая из наплечной кобуры кольт. — Вас, кстати, ждут на первом этаже.
   — А если я не приму приглашение?
   — Тогда я продырявлю вам брюхо и спущу вас с лестницы. Что там будет дальше, меня, разумеется, не касается. Мне платят за охрану, а не за доставку. Все понятно, герои Омана?
   Секьюрити открыл дверь, жестом предложил Кендрику войти, а сам остался в холле.
   Комната, в которой оказался Эван, имела явно выраженное охотничье лицо. С белых стен, украшенных лепниной, стеклянными пуговицами глаз смотрели головы убитых зверей. Стулья и кресла были обиты шкурами леопарда, тигра и слона. Словом, хозяин дома демонстрировал власть пули над обитателями дикой природы.
   Кендрик обернулся на шум отодвигаемого стула. Хозяин кабинета приподнялся из-за письменного стола, кивком предложил Эвану сесть напротив.
   — Конгрессмен, мы никогда прежде не встречались, — сказал Крейтон Гринелл вкрадчивым голосом адвоката. — Возможно, вам это покажется неучтивым, но я предпочитаю не называть своего имени и фамилии. Прошу вас, присаживайтесь!
   Кендрик сел на стул, обитый леопардовой шкурой. Он сразу узнал голос, записанный на магнитофонную пленку европейцем-блондином, оказавшимся чешским диссидентом, так нелепо погибшим. Этот вкрадчивый тихий голос отдал приказание уничтожить госсекретаря, дабы сорвать встречу на Кипре, где высокие договаривающиеся стороны должны были подписать важный межправительственный договор о сокращении вооружений. Негодяй, мерзавец! Столько людей погибли под развалинами отеля по вине Крейтона Гринелла!
   — Конгрессмен, считаю, нет причин создавать неудобства, если для этого нет никакой необходимости. Собственно, поэтому вам вернули ваши вещи...
   — Сослужившие вам службу в парке Бальбоа, — прервал его Кендрик.
   — Ну да, мы ввели в свою игру человека, похожего на конгрессмена Кендрика.
   — Понятно! — Кендрик помолчал. — Но поскольку вы не хотите назвать себя, остается предположить, что подобным образом я могу снова оказаться в Сан-Диего?
   — Вполне возможно, но я хочу выделить одну сомнительную часть. Буду с вами откровенен.
   — У Боллингера со мною все тоже старались быть откровенными.
   — Так ведь и вы тоже, — сказал Гринелл.
   — А зачем вам понадобилось его убивать?
   — Кого?
   — Моего названого отца?
   — Мы тут ни при чем, конгрессмен. Это во-первых, а во-вторых, его никто не убивал. Он ведь пока живехонек...
   — Но он скоро умрет.
   — Мы все когда-нибудь умрем. А вообще-то ее муженек и здесь проявил себя, прямо скажем, как форменный идиот. Дурацкий поступок, как, впрочем, и финансовые манипуляции в Цюрихе. И о вас, и обо мне много чего можно сказать, но вот что мы не отличаемся глупостью, это точно. Однако мы теряем время. Ванвландерены присоединились к молчаливому большинству, и все, что случилось, похоронено вместе с ними. Некий доктор Лайонс больше никогда не появится и...
   — Пусть появится, мне он нужен, понимаете? Мне... — оборвал его Кендрик.
   — Но мы его больше не увидим, вернее, я хочу сказать, он получил вышку.
   — Уж будто бы?
   — Мы глубоко сожалеем о том, что случилось с мистером Вайнграссом, но, повторяю, мы не имеем к его болезни никакого отношения. Нет больше Ванвландеренов, нет и доктора Лайонса. Как говорится, дочитана последняя страница книги.
   — Неужели для того только, чтобы убедить меня в этом, потребовалось привозить меня сюда?
   — После всего, что вы говорили на встрече с вице-президентом, мы не имели права оставить вас в Сан-Диего.
   — Интересно! Тогда мне не о чем с вами говорить.
   — Почему же? Давайте поговорим еще об одной книге.
   — Давайте. О какой именно?
   — Сами знаете о какой. Верните ее нам, и вас немедленно отвезут в Сан-Диего, прямо в ваш отель. В Цюрихе сейчас День, на ваше имя переведен кредит в пятьдесят миллионов Долларов.
   Сбитый с толку, ошеломленный, Эван старался ничем не выдать своего удивления.
   — Я не понимаю, о какой книге идет речь.
   — О бухгалтерской книге, которую выкрал Варак.
   — Кто выкрал?
   — Милош Варак.
   — Европеец? — не удержался Эван, услышав имя Милош.
   — Профессионал... Служил «Инвер Брасс» верой и правдой, и вот его уже нет в живых.
   — Что еще за Инвер, кто такой?
   — Ваши покровители, конгрессмен. Вы, должно быть, полагаете, что комитет Партриджа и прочие должности в конгрессе ваша заслуга, не так ли?
   — Откровенно говоря, я чувствую, что меня как бы подталкивают...
   — Подталкивают... Вас катапультируют, если уж на то пошло!
   — А откуда вы взяли, что европеец... что Варака нет в живых? — спросил Кендрик только для того, чтобы выиграть время.
   — Газеты сообщили. Имя и фамилия, конечно, не упоминались, но ошибиться невозможно. Но перед тем как поехать в аэропорт, он общался с кем-то из наших. Это очевидно. А то зачем бы ему мчаться в аэропорт? Он и выкрал гроссбух.
   — То есть книгу?
   — Ну да! Правда, ее поймут только избранные, потому что она тщательно зашифрована.
   — И вы полагаете, что эта книга у меня.
   — Если не у вас, то вы, вне всякого сомнения, знаете, где она в данный момент находится.
   — Какие у вас основания так думать?
   — Потому что Варак был фанатиком. Когда он понял, что доверять группе «Инвер Брасс» нельзя, он наверняка решил, что книгу следует отдать вам.
   — Он, наверное, узнал, что кто-то из ваших является членом этой группы?
   — Вероятно, скорее всего... — сказал Гринелл. — Это, конечно, моя гипотеза, но годами у меня выработалась привычка выдвигать предположение для объяснения какого-либо явления.
   — Но вот в случае со мной ваша гипотеза не сработала, потому что ни о какой бухгалтерской книге я ничего не знаю.
   — На вашем месте, конгрессмен, я бы поостерегся говорить заведомую ложь. Вы наверняка знаете, что в наше время существует масса способов развязывать языки и восстанавливать память.
   Кендрик смотрел в упор на Гринелла и думал о том, что предпринять. Наркотики, седативные препараты, конечно, исключаются! При воздействии сильнодействующих препаратов можно выболтать многое, и тогда он подпишет смертный приговор Калейле и развяжет руки помощничкам Боллингера, да и самому вице-президенту. К тому же умирающий Мэнни заслуживает более гуманного к себе отношения! Необходимо втереться в доверие к этой шайке, размышлял Кендрик. Если уж в тюрьме Маската удалось выйти сухим из воды, то в этой тюрьме, на острове в водах Мексики, должно непременно повезти. В конце концов сумел же он обвести палестинских террористов вокруг пальца! А эти? Такие же террористы, тоже убийцы... Так что ничего особенного придумывать не придется.
   — Я вот что намерен сообщить, — сказал Кендрик после непродолжительной паузы. — Вы, конечно, можете предполагать все, что вам заблагорассудится, но я склонен уступить вам это вице-президентство за кредит в размере пятидесяти миллионов долларов в одном из банков Цюриха. Я понятно излагаю свою просьбу?
   — Вполне. Тем более, что идет запись!
   — Очень хорошо! Прекрасно... Пусть сюда доставят видеокамеру, я с удовольствием повторю это для экрана.
   — А наша встреча уже снимается скрытой камерой.
   — Отлично! Стало быть, мы с вами в одной лодке, не так ли?
   — В одной лодке, конгрессмен. Итак, где книга?
   — Не имею ни малейшего представления, но, если Варак переслал ее мне, я знаю, как ее получить. Позвоню в свой офис в Вашингтоне и велю моему секретарю Энни О'Рейли срочно послать ее по адресу, который вы назовете.
   Договаривающиеся стороны смотрели друг на друга, не отводя взгляда.
   — Неплохое решение проблемы, — произнес наконец Гринелл.
   — Если у вас есть более разумный вариант, предлагайте. Я заранее согласен.
   — Ваш вариант меня вполне устраивает.
   — Значит, можно считать, я уже на борту?
   — На борту, в смысле на пути в Цюрих, — ответил Гринелл, улыбаясь. — Но только прежде нужно закончить вопрос с Чикаго.
   — Завтра утром О'Рейли пошлет телеграмму прямо из офиса.
   — И, пожалуйста, не забудьте направить копию нашему Уважаемому вице-президенту.
   — Разумеется. Сразу же...
   Председатель совета директоров компаний, поддерживающих Боллингера, громко вздохнул.
   — Коррупция на наших глазах расцветает пышным цветом, — расплылся он в улыбке. — К примеру, вы, конгрессмен, самый настоящий клубок противоречий. Разве можно было думать, что вы, известный общественный деятель, придете вместе с нами к соглашению?
   — Если вы считаете, что для пользы дела не помешает мое заявление, позвольте я скажу несколько слов. Меня взрывали, под развалинами погибло много моих друзей, я отправился в Оман, чтобы не допустить разрастания пожарища, способного погубить жизни беззащитных детей, женщин и стариков.
   — Спасибо, конгрессмен Кендрик.
   Неожиданно, без какого-либо предупреждения спокойные переговоры были прерваны целым набором сигналов. Замигала красная лампочка радиотелефона на письменном столе, завыла сирена, а потом распахнулась дверь и в комнату ворвался худощавый верзила, по-прежнему в футболке.