Страница:
Роберт Ладлэм
На повестке дня — Икар
Джеймсу Роберту Ладлэму с дружескими пожеланиями всего наилучшего
Пролог
Человек, чей силуэт возник в дверном проеме темной, без единого окна комнаты, быстро прикрыл за собою дверь и, взяв влево, зашагал к рабочему столу с медной лампой.
Щелкнул выключатель. Загорелась неяркая лампочка.
Вынырнувшие из полумрака тени легли на деревянную обшивку стен скромного по размерам помещения, не лишенного, однако, кое-какого убранства. Правда, objets d'art[1] являлись не предметами античной культуры или непрестанно совершенствующегося изобразительного искусства, а новейшими образцами приборов и устройств современной технологии.
У стены напротив тихо журчал кондиционер, подсушивающий воздух, с постоянно работающим мощным пылеулавливающим фильтром вентиляционной системы, обеспечивающей замкнутому пространству комнаты первозданную чистоту и свежесть.
Хозяин этого рабочего помещения подошел к компьютеру с загруженным текстовым редактором, включил его. Мгновенно ожил экран монитора.
Подвинув стул, он сел. Ввел шифр. На дисплее появились слова из ярко-зеленых букв:
"Уровень безопасности максимальный
Перехват не засечен
Приступайте".
Склонившись над клавиатурой, он стал вводить данные:
"Начинаю журнальный файл с сообщения об эпизоде, который, на мой взгляд, станет звеном в цепи событий, способных существенно повлиять на ход развития нации.
Явился некий Мессия, судя по всему — ниоткуда. Словом — по собственной инициативе и без малейшего представления о своем предназначении.
Предначертания судьбы, разумеется, вне его понимания, но если мои прогнозы подтвердятся, тогда этот файл станет своеобразным отображением уготованной ему стези.
Я не в курсе, как все начиналось, но знаю совершенно определенно, что начало — полная путаница и неразбериха".
Щелкнул выключатель. Загорелась неяркая лампочка.
Вынырнувшие из полумрака тени легли на деревянную обшивку стен скромного по размерам помещения, не лишенного, однако, кое-какого убранства. Правда, objets d'art[1] являлись не предметами античной культуры или непрестанно совершенствующегося изобразительного искусства, а новейшими образцами приборов и устройств современной технологии.
У стены напротив тихо журчал кондиционер, подсушивающий воздух, с постоянно работающим мощным пылеулавливающим фильтром вентиляционной системы, обеспечивающей замкнутому пространству комнаты первозданную чистоту и свежесть.
Хозяин этого рабочего помещения подошел к компьютеру с загруженным текстовым редактором, включил его. Мгновенно ожил экран монитора.
Подвинув стул, он сел. Ввел шифр. На дисплее появились слова из ярко-зеленых букв:
"Уровень безопасности максимальный
Перехват не засечен
Приступайте".
Склонившись над клавиатурой, он стал вводить данные:
"Начинаю журнальный файл с сообщения об эпизоде, который, на мой взгляд, станет звеном в цепи событий, способных существенно повлиять на ход развития нации.
Явился некий Мессия, судя по всему — ниоткуда. Словом — по собственной инициативе и без малейшего представления о своем предназначении.
Предначертания судьбы, разумеется, вне его понимания, но если мои прогнозы подтвердятся, тогда этот файл станет своеобразным отображением уготованной ему стези.
Я не в курсе, как все начиналось, но знаю совершенно определенно, что начало — полная путаница и неразбериха".
Книга первая
Глава 1
Маскат, Оман. Юго-Западная Азия
Вторник, 10 августа, 18.30
В Оманском заливе штормило. Через Ормузский пролив в Аравийское море пробирался ураган.
Было время заката.
С минаретов мечетей по всему городу разносилось пронзительно-гнусавое пение бородатых муэдзинов, созывающих правоверных на вечернюю молитву.
Тяжелые сизые тучи тащились, клубясь, вдоль горизонта, продавливая его, и соединяясь со сгущавшейся чернотой там, где проходил грозовой фронт. Они скоро наползли на освещенный при закате кусок неба, и сразу сделалось темно.
За морем, в трехстах километрах восточнее Маската, над Макранским Береговым хребтом в Пакистане, время от времени вспыхивали молнии. На севере, в Афганистане, бушевал пожар лютой и беспощадной войны. На западе, в Иране, по вине большого неврастеника,[2] с маниакальным упорством совершающего преступные деяния, гибли молодые парни. На юге, в Ливане, люди истребляли друг друга в бессмысленной и жестокой междоусобице — две религиозные группировки, со свойственной верующим страстностью обвиняли одна другую в терроризме, при этом обе пускали в ход самые безжалостные, самые устрашающие методы террора, не испытывая никакого сострадания к ближнему.
Организация освобождения Палестины и Палестинское движение сопротивления.
Между тем в этот непоздний еще час, когда небеса сулили горожанам громы и молнии, а в Оманском заливе громыхали грозные волны с пенными верхушками, улицы Маската, столицы султаната Оман, ни в чем не уступали разбушевавшейся стихии. Совершив вечернюю молитву, правоверный люд толпами повалил к американскому посольству. С факелами в руках, с истерическими воплями и выкриками стекались мусульмане и мусульманки к ярко освещенным чугунным воротам, за которыми просматривался фасад четырехэтажного посольского здания из искусственного темно-розового мрамора.
Вдоль фасада прохаживались черноволосые подростки в полувоенной форме с автоматами в руках.
Если спуск курка почти всегда означает смерть, то эти молодчики, эти бравые воины ислама, не усматривали никакой связи между выстрелом и завершением чьего-либо жизненного пути. В их вытаращенных полубезумных глазах угадывалась лишь исступленная преданность догмам ислама.
Смерти нет, говорили им, но есть вечное бессмертие — высшая награда, которую Аллах дарует подвижнику. И чем мучительнее подвижничество во славу веры, тем большую хвалу стяжает мученик, внушали им, а физические мучения врага ничего не значат, да и убийство неверного тоже...
Это ли не безумие?!
Это ли не слепой фанатизм?!
Шел двадцать второй день безнравственного изуверства. Три недели минуло с тех пор, как весь цивилизованный мир в который раз оказался очевидцем чудовищного, преступного умопомрачения. «Двести сорок семь работников американского посольства насильственно взяты заложниками!» — сообщали средства массовой информации. Одиннадцать из них уже убиты... Злодейская, жестокая расправа — трупы несчастных выкидывали из окон. Одиннадцать вдребезги разбитых стекол — одиннадцать обезображенных тел. Циничное надругательство над прахом невинно убиенных...
Разгул насилия!.. Разнузданный террор!..
Шабаш в спокойном прежде Маскате? Почему? В чем дело? Что послужило толчком? Кому под силу ответить на эти вопросы?
Пожалуй, только специалистам-аналитикам, владеющим хитроумными приемами и методами выявления, как правило, сокрытой подоплеки мятежей местного значения...
Да, они точно сумеют!
Собирая по крупицам факты, критически осмысливая неприметные — на первый взгляд! — частности и тонкости, быстро, но не торопясь добираются до истоков инспирированного...
Вот!.. Вот оно то самое ключевое слово!.. Инспирированный... Именно!
В Маскате бесчинствуют террористы. Кто подстрекатель? Кому это все надо, в смысле — кому это выгодно? Надо подумать...
Утверждают, будто террорист — профессия. Нет, это не профессия, это — образ жизни. Более того, образ мыслей. Террорист сознательно готовит диверсию, а то и убийство ни в чем не повинных людей. И даже, как ни чудовищно это звучит, гордится содеянным. Террористы — это всегда убийцы, хотя они неизменно прикрываются политическими, а то и религиозными лозунгами, пытаясь таким образом оправдать совершаемые преступления.
Одиннадцать изувеченных трупов... Сопляки с автоматами на изготовку, не сами же они, в конце концов, до подобного изуверства додумались? Кто-то ведь подсказал сопроводить кровавую расправу жуткой концовкой, потому как террор — это еще и запугивание с угрозой насилия.
А толпа у ворот? Эти ротозеи, что они? Развлекаются. Жаждут зрелищ. А некоторые крови... Многие бьются об заклад. Какое следующее окно? На каком этаже? Кого выбросят, мужчину или женщину? Сколько трупов будет до конца недели? Чет, нечет?
Тем временем в посольстве, открытом взорам любознательных зевак, происходило действо сродни вандализму. Вокруг бассейна, огороженного кованой решеткой с замысловатым орнаментом в арабском стиле, за которой невозможно укрыться от пуль, стояли на коленях, в несколько рядов, американские граждане. Двести тридцать шесть человек. Парализованные страхом заложники, склонив головы, ожидали расправы, а наглые парни, размахивающие автоматами, слонялись по крыше, зыркая по сторонам. Роковой выстрел мог прозвучать в любую минуту. Толпа улюлюкала...
Это что, массовый психоз? Зомбированное помешательство?
Двадцать второй день на исходе, неужели ничего нельзя предпринять?!
Цивилизованный мир, он что, потерял дар речи, застыл в беспомощном оцепенении?
Нет! Конечно нет... Обдумав кое-какие варианты, готов помочь Израиль. Почему именно он? Да потому что главное достояние израильских разведок, и внешней — Моссад, и контрразведки Шабака, сеть информаторов, в том числе и в рядах террористических организаций. Израильские разведывательные службы знают, что, если не скупиться, многих «непримиримых фанатиков» можно просто перекупить, потому что «непримиримые» исповедуют еще одну религию, основной догмат которой звучит примерно так: «Не существует позорных способов зарабатывать деньги. Деньги позорно не иметь».
Борьба с терроризмом требует денег, вот в чем дело. И немалых! Но все равно платить оперативной агентуре обходится дешевле, чем терять жизни своих сограждан.
И однако, от участия Израиля в урегулировании кризиса с заложниками придется отказаться. После вмешательства в дела Ливана любое участие евреев в освобождении американцев обернется в глазах арабов акцией ниже всякой критики. Америка-то, оказывается, принимает помощь от одних террористов в борьбе с другими! Так что этот вариант отпадает, несмотря на благие намерения.
Можно, конечно, перебросить в Оман силы быстрого развертывания[3], но весьма сомнительно, что найдутся желающие взбираться по приставной лестнице на крышу посольского здания или же десантироваться туда с вертолета, поскольку террористы, захватившие посольство, все как один грезят об ореоле мученика, отдавшего свою жизнь за веру.
А если предпринять силовую акцию, продемонстрировать мощь американского военно-морского флота? Пожалуй; батальона морских пехотинцев достаточно, дабы, образумив Оман, решить проблему. Но что это даст? Ничего, кроме разрыва отношений с Оманом, тем более что нет никаких оснований обвинять султана с его министрами в потворствовании террористам. Миролюбиво настроенная полиция, где, кстати, верховодит его родня, пыталась сдержать истерию, но оказалась бессильной перед напором бесчинствующих подстрекателей, сбившихся в группы. Да и годы относительно спокойной жизни в столице султаната, разумеется, не способствовали приобретению навыков решительных и энергичных действий. Султан собирался для наведения порядка отозвать кое-какие свои части, охраняющие границу с Йеменом, но потом передумал, сообразив, что этот шаг чреват непредсказуемыми последствиями, так как его пограничники — головорезы, каких поискать. Окажись они в Маскате, столица просто захлебнется кровью. За своего султана любому глотку располосуют, и вот тогда уж точно не сносить головы ни правому, ни виноватому. Сомнительный получается расклад, как говорится, шах и мат...
Все это так, но, как известно, безвыходных ситуаций не бывает. Наверняка террористы выдвинули какие-то требования. Может, удовлетворить кое-какие из них? Поди знай, на что способны подстрекатели в случае отказа... Не разумнее ли пойти на уступки?
Нет, ни в коем случае!
Все, кто несут ответственность за происходящее в столице султаната Оман, это понимают. Все, кроме, разумеется, подростков с автоматами. Будь они люди зрелые, с жизненным опытом за плечами, тогда можно было бы сесть за стол переговоров, но ведь это несмышленые малолетки. Да что там, просто дети! При любых кознях и каверзах дети всего лишь марионетки. А эти просто чурбаны безмозглые! Скандируют то, что им приказывают, озвучивают то, что им нашептывают... И вообще, едва ли отыщется правительство — хоть в Европе, хоть на Среднем, хоть на Ближнем Востоке, — которое выскажется за освобождение из тюрем целой армии преступников из террористических организаций типа «красных кхмеров», Ирландской республиканской армии, движения «Талибан», группировок «Хезболлах» и «Исламский джихад», всяких там «красных бригад», «организаций освобождения Палестины» и прочих экстремистских команд, состоящих сплошь из убийц и диверсантов.
А не эффективнее ли будет постоянно освещать события в Маскате в средствах массовой информации? Террористы обожают быть на виду. Вот, мол, они какие! К тому же привлечение к их персонам внимания мировой общественности приостановит на какое-то время расправу над заложниками. Следовательно, средства массовой информации просто обязаны активизироваться, поскольку информационное безмолвие непременно вызовет необходимость «шоковых» действий, а самое сильное потрясение, как известно, вызывает убийство. Так что «замалчивание» событий в Маскате только «вдохновит» правоверных недорослей на новые кровавые расправы.
Но все-таки... Все-таки кто стоит за чудовищной по своей жестокости акцией? Кто организатор этого кровопролития? Вот проблема из проблем...
Расправа над заложниками отложена всего лишь на неделю. Весь цивилизованный мир на пределе. В Лондоне совещаются главы разведывательных служб шести государств. Серьезные ребята — прошли огонь и воду и медные трубы. Каждый из них отдает себе отчет в том, что посольство его страны вполне может стать следующим, поэтому все склоняются к мысли объединить свои силы и средства. Уже сорок восемь часов работают руководители разведок, без перерыва на отдых. Между прочим, на сверхзвуковых лайнерах примчались...
И что, к какому выводу пришли? Между прочим, через пять дней «мораторий» подойдет к завершению.
Какие высказаны соображения?
Ну, во-первых, Оман, монархическое государство во главе с султаном, считавшееся образцом стабильности в Юго-Западной Азии, взбунтовалось неизвестно почему и пока остается загадкой. Это раз!
Во-вторых, руководство султанатом осуществляет просвещенное правительство, способное вести за собой свой народ в пределах, допустимых исламом, что означает примерно следующее: светские правители Омана второй половины двадцатого столетия, принадлежащие к древней династии, почитали и почитают Аллаха не только за то, что он им дал по праву первородства, но и за ответственность, возложенную на них неограниченными полномочиями.
Стало быть, оманцы почитают своих правителей, следовательно, беспорядки вызваны внешними факторами, иными словами — захват заложников подготовлен извне. И наконец, из пары сотен нечесаных, немытых юнцов, выкрикивающих время от времени какие-то невнятные требования, не более двух десятков являются действительно коренными оманцами.
Выводы сделаны, указания сформулированы, офицеры в штатском, имеющие контакты на местах, в районе арабского Средиземноморья, незамедлительно приступили к работе, используя, как говорится, весь джентльменский набор — подкупы, угрозы, взятки и шантаж.
— Азиз, желаешь жить как султан? Сколько тебе надо для полного счастья? Не робей!.. Сколько? Кто в твоем малюсеньком Омане всю эту кашу заварил? Ну-ка, пошевели извилинами!.. Оманцев в посольстве раз-два и обчелся, в основном там — дебилы и тупари. Соображай быстрее, Азиз, а не то...
— Считаю до шести, Ахмет!.. Шесть секунд на размышления. На седьмой, если не расколешься, лишишься правой кисти. Но этого мало! Тебе, известному ворюге, придется сидеть в тюряге вечно, а коли назовешь зачинщиков, выпустим сию минуту. Словом, начинаю обратный отсчет! Шесть, пять, четыре, три два, один... Молчишь? Ну, пеняй на себя...
И льется кровь... Море крови, а информации — ни капли. Ноль. Но главное — не унывать, ибо кто ищет — тот всегда находит, а за терпение рано или поздно воздается!
Древний муэдзин, праведник, каких мало, чья речь, память и весь облик — кожа да кости! — производили впечатление непрочности, какой-то зыбкости — дунь ветерок с Ормузского пролива, и рассыплется в прах! — неожиданно прошелестел:
— Не ищите там, где вас ждут. Ищите совсем в другом месте...
— Совсем в другом? В каком другом, где?
— Где первопричина для досады не в бедности кроется, не в запустении...
— Высокочтимый муэдзин, пожалуйста, разъясните смысл сказанного вами. Где же все-таки следует искать, куда нужно наведаться прежде всего?
— Туда, куда Аллах, да смилуется Он над нами, ниспосылает поддержку в этом мире, хотя, возможно, в будущем Его благословение и благодать...
— Высокочтимый муэдзин, прошу вас, объясните простыми словами, что вы хотите сказать.
— На это нет позволения Аллаха, да смилуется Он над нами. Если с верующим случится нечто радостное, он благодарит Аллаха, а если с ним случается какое-то несчастье, он терпит, и это тоже благо для него. Аллах не принимает ничью сторону. Да будет так!
— Но вы, высокочтимый муэдзин, посоветовали искать в другом месте, надо думать, не без причины...
— Аллах вразумил меня, ибо сказать слово правды в лицо несправедливому властелину — подвижничество достойнее всего.
— А это как понимать? Совсем непонятно.
— Отчего же? Я слышу в мечети голоса, мои старческие уши сподобились их услышать, хотя я мало что слышу и не услышал бы ничего, не будь на то воля Аллаха!
— То, что вы услышали, мудрейший муэдзин, не так уж и мало, но наверняка вы должны были услышать что-то еще.
— Голоса говорят шепотком о тех, кому польза от кровопролития...
— Ну вот, видите! И кто же эти люди, кому польза от кровопролития?
— Об этом голоса не упоминают. А все только «они», да «они»... Ни имен, ни занимаемых должностей не называли, йа саийед.[4]
— А не обронили ли они в разговоре названия каких-либо сект? Может, упоминали, скажем, шиитов, суннитов? А про русских не говорили? Может, про Саудовскую Аравию упоминали?
— Нет, йа саийед... Ничего такого не говорили. Все «они» да «они».
— Ну хорошо, а вы не сумеете опознать тех, кто упоминает в разговоре про этих «они»?
— Да ведь я почти слепой, йа сачйед, да и освещение в мечети скудное! Не запомнил я никого и не узнаю, ибо возносящих хвалу Аллаху в мечети всегда много, а тех, кто шепчется по углам, невозможно различить. То, что услышал, вам пересказал, ибо такова воля Аллаха, но...
— Тогда скажите, почтеннейший муэдзин, почему людей убивают? Такова воля Аллаха?
— В Коране говорится, что горячность, темпераментность юности находит оправдание, если разобраться в чувствах молодых...
— Ладно, не будем! В мечети вам покажут двоих мужчин среди молящихся, вы сделаете им знак, как только услышите что-либо...
— Не получится, йа саийед. В Мекку отправляюсь я, возвращусь через месяц. Следует достойно завершить земное странствие, прежде чем попаду домой, к Аллаху. Не правда ли? Помолюсь за вас, ибо и вы — часть моего путешествия. Такова воля...
— А-а-а, да черт с ним!
— Это с вами демон, йа саийед, а не с Ним. И не с нами...
Вторник, 10 августа, 18.30
В Оманском заливе штормило. Через Ормузский пролив в Аравийское море пробирался ураган.
Было время заката.
С минаретов мечетей по всему городу разносилось пронзительно-гнусавое пение бородатых муэдзинов, созывающих правоверных на вечернюю молитву.
Тяжелые сизые тучи тащились, клубясь, вдоль горизонта, продавливая его, и соединяясь со сгущавшейся чернотой там, где проходил грозовой фронт. Они скоро наползли на освещенный при закате кусок неба, и сразу сделалось темно.
За морем, в трехстах километрах восточнее Маската, над Макранским Береговым хребтом в Пакистане, время от времени вспыхивали молнии. На севере, в Афганистане, бушевал пожар лютой и беспощадной войны. На западе, в Иране, по вине большого неврастеника,[2] с маниакальным упорством совершающего преступные деяния, гибли молодые парни. На юге, в Ливане, люди истребляли друг друга в бессмысленной и жестокой междоусобице — две религиозные группировки, со свойственной верующим страстностью обвиняли одна другую в терроризме, при этом обе пускали в ход самые безжалостные, самые устрашающие методы террора, не испытывая никакого сострадания к ближнему.
Организация освобождения Палестины и Палестинское движение сопротивления.
Между тем в этот непоздний еще час, когда небеса сулили горожанам громы и молнии, а в Оманском заливе громыхали грозные волны с пенными верхушками, улицы Маската, столицы султаната Оман, ни в чем не уступали разбушевавшейся стихии. Совершив вечернюю молитву, правоверный люд толпами повалил к американскому посольству. С факелами в руках, с истерическими воплями и выкриками стекались мусульмане и мусульманки к ярко освещенным чугунным воротам, за которыми просматривался фасад четырехэтажного посольского здания из искусственного темно-розового мрамора.
Вдоль фасада прохаживались черноволосые подростки в полувоенной форме с автоматами в руках.
Если спуск курка почти всегда означает смерть, то эти молодчики, эти бравые воины ислама, не усматривали никакой связи между выстрелом и завершением чьего-либо жизненного пути. В их вытаращенных полубезумных глазах угадывалась лишь исступленная преданность догмам ислама.
Смерти нет, говорили им, но есть вечное бессмертие — высшая награда, которую Аллах дарует подвижнику. И чем мучительнее подвижничество во славу веры, тем большую хвалу стяжает мученик, внушали им, а физические мучения врага ничего не значат, да и убийство неверного тоже...
Это ли не безумие?!
Это ли не слепой фанатизм?!
Шел двадцать второй день безнравственного изуверства. Три недели минуло с тех пор, как весь цивилизованный мир в который раз оказался очевидцем чудовищного, преступного умопомрачения. «Двести сорок семь работников американского посольства насильственно взяты заложниками!» — сообщали средства массовой информации. Одиннадцать из них уже убиты... Злодейская, жестокая расправа — трупы несчастных выкидывали из окон. Одиннадцать вдребезги разбитых стекол — одиннадцать обезображенных тел. Циничное надругательство над прахом невинно убиенных...
Разгул насилия!.. Разнузданный террор!..
Шабаш в спокойном прежде Маскате? Почему? В чем дело? Что послужило толчком? Кому под силу ответить на эти вопросы?
Пожалуй, только специалистам-аналитикам, владеющим хитроумными приемами и методами выявления, как правило, сокрытой подоплеки мятежей местного значения...
Да, они точно сумеют!
Собирая по крупицам факты, критически осмысливая неприметные — на первый взгляд! — частности и тонкости, быстро, но не торопясь добираются до истоков инспирированного...
Вот!.. Вот оно то самое ключевое слово!.. Инспирированный... Именно!
В Маскате бесчинствуют террористы. Кто подстрекатель? Кому это все надо, в смысле — кому это выгодно? Надо подумать...
Утверждают, будто террорист — профессия. Нет, это не профессия, это — образ жизни. Более того, образ мыслей. Террорист сознательно готовит диверсию, а то и убийство ни в чем не повинных людей. И даже, как ни чудовищно это звучит, гордится содеянным. Террористы — это всегда убийцы, хотя они неизменно прикрываются политическими, а то и религиозными лозунгами, пытаясь таким образом оправдать совершаемые преступления.
Одиннадцать изувеченных трупов... Сопляки с автоматами на изготовку, не сами же они, в конце концов, до подобного изуверства додумались? Кто-то ведь подсказал сопроводить кровавую расправу жуткой концовкой, потому как террор — это еще и запугивание с угрозой насилия.
А толпа у ворот? Эти ротозеи, что они? Развлекаются. Жаждут зрелищ. А некоторые крови... Многие бьются об заклад. Какое следующее окно? На каком этаже? Кого выбросят, мужчину или женщину? Сколько трупов будет до конца недели? Чет, нечет?
Тем временем в посольстве, открытом взорам любознательных зевак, происходило действо сродни вандализму. Вокруг бассейна, огороженного кованой решеткой с замысловатым орнаментом в арабском стиле, за которой невозможно укрыться от пуль, стояли на коленях, в несколько рядов, американские граждане. Двести тридцать шесть человек. Парализованные страхом заложники, склонив головы, ожидали расправы, а наглые парни, размахивающие автоматами, слонялись по крыше, зыркая по сторонам. Роковой выстрел мог прозвучать в любую минуту. Толпа улюлюкала...
Это что, массовый психоз? Зомбированное помешательство?
Двадцать второй день на исходе, неужели ничего нельзя предпринять?!
Цивилизованный мир, он что, потерял дар речи, застыл в беспомощном оцепенении?
Нет! Конечно нет... Обдумав кое-какие варианты, готов помочь Израиль. Почему именно он? Да потому что главное достояние израильских разведок, и внешней — Моссад, и контрразведки Шабака, сеть информаторов, в том числе и в рядах террористических организаций. Израильские разведывательные службы знают, что, если не скупиться, многих «непримиримых фанатиков» можно просто перекупить, потому что «непримиримые» исповедуют еще одну религию, основной догмат которой звучит примерно так: «Не существует позорных способов зарабатывать деньги. Деньги позорно не иметь».
Борьба с терроризмом требует денег, вот в чем дело. И немалых! Но все равно платить оперативной агентуре обходится дешевле, чем терять жизни своих сограждан.
И однако, от участия Израиля в урегулировании кризиса с заложниками придется отказаться. После вмешательства в дела Ливана любое участие евреев в освобождении американцев обернется в глазах арабов акцией ниже всякой критики. Америка-то, оказывается, принимает помощь от одних террористов в борьбе с другими! Так что этот вариант отпадает, несмотря на благие намерения.
Можно, конечно, перебросить в Оман силы быстрого развертывания[3], но весьма сомнительно, что найдутся желающие взбираться по приставной лестнице на крышу посольского здания или же десантироваться туда с вертолета, поскольку террористы, захватившие посольство, все как один грезят об ореоле мученика, отдавшего свою жизнь за веру.
А если предпринять силовую акцию, продемонстрировать мощь американского военно-морского флота? Пожалуй; батальона морских пехотинцев достаточно, дабы, образумив Оман, решить проблему. Но что это даст? Ничего, кроме разрыва отношений с Оманом, тем более что нет никаких оснований обвинять султана с его министрами в потворствовании террористам. Миролюбиво настроенная полиция, где, кстати, верховодит его родня, пыталась сдержать истерию, но оказалась бессильной перед напором бесчинствующих подстрекателей, сбившихся в группы. Да и годы относительно спокойной жизни в столице султаната, разумеется, не способствовали приобретению навыков решительных и энергичных действий. Султан собирался для наведения порядка отозвать кое-какие свои части, охраняющие границу с Йеменом, но потом передумал, сообразив, что этот шаг чреват непредсказуемыми последствиями, так как его пограничники — головорезы, каких поискать. Окажись они в Маскате, столица просто захлебнется кровью. За своего султана любому глотку располосуют, и вот тогда уж точно не сносить головы ни правому, ни виноватому. Сомнительный получается расклад, как говорится, шах и мат...
Все это так, но, как известно, безвыходных ситуаций не бывает. Наверняка террористы выдвинули какие-то требования. Может, удовлетворить кое-какие из них? Поди знай, на что способны подстрекатели в случае отказа... Не разумнее ли пойти на уступки?
Нет, ни в коем случае!
Все, кто несут ответственность за происходящее в столице султаната Оман, это понимают. Все, кроме, разумеется, подростков с автоматами. Будь они люди зрелые, с жизненным опытом за плечами, тогда можно было бы сесть за стол переговоров, но ведь это несмышленые малолетки. Да что там, просто дети! При любых кознях и каверзах дети всего лишь марионетки. А эти просто чурбаны безмозглые! Скандируют то, что им приказывают, озвучивают то, что им нашептывают... И вообще, едва ли отыщется правительство — хоть в Европе, хоть на Среднем, хоть на Ближнем Востоке, — которое выскажется за освобождение из тюрем целой армии преступников из террористических организаций типа «красных кхмеров», Ирландской республиканской армии, движения «Талибан», группировок «Хезболлах» и «Исламский джихад», всяких там «красных бригад», «организаций освобождения Палестины» и прочих экстремистских команд, состоящих сплошь из убийц и диверсантов.
А не эффективнее ли будет постоянно освещать события в Маскате в средствах массовой информации? Террористы обожают быть на виду. Вот, мол, они какие! К тому же привлечение к их персонам внимания мировой общественности приостановит на какое-то время расправу над заложниками. Следовательно, средства массовой информации просто обязаны активизироваться, поскольку информационное безмолвие непременно вызовет необходимость «шоковых» действий, а самое сильное потрясение, как известно, вызывает убийство. Так что «замалчивание» событий в Маскате только «вдохновит» правоверных недорослей на новые кровавые расправы.
Но все-таки... Все-таки кто стоит за чудовищной по своей жестокости акцией? Кто организатор этого кровопролития? Вот проблема из проблем...
Расправа над заложниками отложена всего лишь на неделю. Весь цивилизованный мир на пределе. В Лондоне совещаются главы разведывательных служб шести государств. Серьезные ребята — прошли огонь и воду и медные трубы. Каждый из них отдает себе отчет в том, что посольство его страны вполне может стать следующим, поэтому все склоняются к мысли объединить свои силы и средства. Уже сорок восемь часов работают руководители разведок, без перерыва на отдых. Между прочим, на сверхзвуковых лайнерах примчались...
И что, к какому выводу пришли? Между прочим, через пять дней «мораторий» подойдет к завершению.
Какие высказаны соображения?
Ну, во-первых, Оман, монархическое государство во главе с султаном, считавшееся образцом стабильности в Юго-Западной Азии, взбунтовалось неизвестно почему и пока остается загадкой. Это раз!
Во-вторых, руководство султанатом осуществляет просвещенное правительство, способное вести за собой свой народ в пределах, допустимых исламом, что означает примерно следующее: светские правители Омана второй половины двадцатого столетия, принадлежащие к древней династии, почитали и почитают Аллаха не только за то, что он им дал по праву первородства, но и за ответственность, возложенную на них неограниченными полномочиями.
Стало быть, оманцы почитают своих правителей, следовательно, беспорядки вызваны внешними факторами, иными словами — захват заложников подготовлен извне. И наконец, из пары сотен нечесаных, немытых юнцов, выкрикивающих время от времени какие-то невнятные требования, не более двух десятков являются действительно коренными оманцами.
Выводы сделаны, указания сформулированы, офицеры в штатском, имеющие контакты на местах, в районе арабского Средиземноморья, незамедлительно приступили к работе, используя, как говорится, весь джентльменский набор — подкупы, угрозы, взятки и шантаж.
— Азиз, желаешь жить как султан? Сколько тебе надо для полного счастья? Не робей!.. Сколько? Кто в твоем малюсеньком Омане всю эту кашу заварил? Ну-ка, пошевели извилинами!.. Оманцев в посольстве раз-два и обчелся, в основном там — дебилы и тупари. Соображай быстрее, Азиз, а не то...
— Считаю до шести, Ахмет!.. Шесть секунд на размышления. На седьмой, если не расколешься, лишишься правой кисти. Но этого мало! Тебе, известному ворюге, придется сидеть в тюряге вечно, а коли назовешь зачинщиков, выпустим сию минуту. Словом, начинаю обратный отсчет! Шесть, пять, четыре, три два, один... Молчишь? Ну, пеняй на себя...
И льется кровь... Море крови, а информации — ни капли. Ноль. Но главное — не унывать, ибо кто ищет — тот всегда находит, а за терпение рано или поздно воздается!
Древний муэдзин, праведник, каких мало, чья речь, память и весь облик — кожа да кости! — производили впечатление непрочности, какой-то зыбкости — дунь ветерок с Ормузского пролива, и рассыплется в прах! — неожиданно прошелестел:
— Не ищите там, где вас ждут. Ищите совсем в другом месте...
— Совсем в другом? В каком другом, где?
— Где первопричина для досады не в бедности кроется, не в запустении...
— Высокочтимый муэдзин, пожалуйста, разъясните смысл сказанного вами. Где же все-таки следует искать, куда нужно наведаться прежде всего?
— Туда, куда Аллах, да смилуется Он над нами, ниспосылает поддержку в этом мире, хотя, возможно, в будущем Его благословение и благодать...
— Высокочтимый муэдзин, прошу вас, объясните простыми словами, что вы хотите сказать.
— На это нет позволения Аллаха, да смилуется Он над нами. Если с верующим случится нечто радостное, он благодарит Аллаха, а если с ним случается какое-то несчастье, он терпит, и это тоже благо для него. Аллах не принимает ничью сторону. Да будет так!
— Но вы, высокочтимый муэдзин, посоветовали искать в другом месте, надо думать, не без причины...
— Аллах вразумил меня, ибо сказать слово правды в лицо несправедливому властелину — подвижничество достойнее всего.
— А это как понимать? Совсем непонятно.
— Отчего же? Я слышу в мечети голоса, мои старческие уши сподобились их услышать, хотя я мало что слышу и не услышал бы ничего, не будь на то воля Аллаха!
— То, что вы услышали, мудрейший муэдзин, не так уж и мало, но наверняка вы должны были услышать что-то еще.
— Голоса говорят шепотком о тех, кому польза от кровопролития...
— Ну вот, видите! И кто же эти люди, кому польза от кровопролития?
— Об этом голоса не упоминают. А все только «они», да «они»... Ни имен, ни занимаемых должностей не называли, йа саийед.[4]
— А не обронили ли они в разговоре названия каких-либо сект? Может, упоминали, скажем, шиитов, суннитов? А про русских не говорили? Может, про Саудовскую Аравию упоминали?
— Нет, йа саийед... Ничего такого не говорили. Все «они» да «они».
— Ну хорошо, а вы не сумеете опознать тех, кто упоминает в разговоре про этих «они»?
— Да ведь я почти слепой, йа сачйед, да и освещение в мечети скудное! Не запомнил я никого и не узнаю, ибо возносящих хвалу Аллаху в мечети всегда много, а тех, кто шепчется по углам, невозможно различить. То, что услышал, вам пересказал, ибо такова воля Аллаха, но...
— Тогда скажите, почтеннейший муэдзин, почему людей убивают? Такова воля Аллаха?
— В Коране говорится, что горячность, темпераментность юности находит оправдание, если разобраться в чувствах молодых...
— Ладно, не будем! В мечети вам покажут двоих мужчин среди молящихся, вы сделаете им знак, как только услышите что-либо...
— Не получится, йа саийед. В Мекку отправляюсь я, возвращусь через месяц. Следует достойно завершить земное странствие, прежде чем попаду домой, к Аллаху. Не правда ли? Помолюсь за вас, ибо и вы — часть моего путешествия. Такова воля...
— А-а-а, да черт с ним!
— Это с вами демон, йа саийед, а не с Ним. И не с нами...
Глава 2
Вашингтон, федеральный округ Колумбия
Среда, 11 августа, 11.50
Полуденное солнце палило нещадно. Томительная жара и горячий воздух угнетали. Ошалевшие пешеходы на раскаленных тротуарах безучастно ожидали, когда переключатся светофоры. И хотя в основном это были правительственные госслужащие, или, как принято теперь говорить, слуги народа, по каким-то причинам отважившиеся выйти из офисов и машин с кондиционерами и теперь направлявшиеся в правительственные учреждения, служить они явно не торопились, а если точнее — были не в силах, ибо адское пекло отбивало всякую охоту трудиться и вообще вести активный образ жизни.
На пересечении Двадцать третьей улицы и Вирджиния-авеню случилось дорожно-транспортное происшествие. Если говорить о повреждениях либо ущербе, серьезным его назвать было нельзя, но по части вызванных эмоций оказалось весьма значительным. Дело в том, что такси «поцеловало» правительственную машину, выехавшую из подземного гаража Госдепа.
Оба водителя, охваченные праведным гневом, стояли возле своих машин и, обвиняя друг друга в нарушении правил вождения, психовали, опасаясь разноса своего начальства. Солнце между тем свирепствовало, а они не двигались с места — ждали полицию, которую вызвал проходивший мимо госслужащий.
Не прошло и пяти минут, как образовалась пробка. Сигналили машины, кое-кто, рискнув опустить стекло, надсаживал глотку. Какофония достигла апогея, когда пассажир такси, сидевший на заднем сиденье, распахнул дверцу и вылез из машины. Это был высокий худощавый мужчина чуть за сорок. В помятых брюках цвета хаки, тяжелых ботинках из кожзаменителя и не первой свежести куртке-сафари с короткими рукавами он выглядел белой вороной в окружении летних костюмов, пестрых платьев и атташе-кейсов из натуральной кожи. Мужчина производил впечатление отнюдь не столичного жителя, а скорее проводника по крутым горным тропам. Правда, его наружность и повадки никак не вязались с одеянием — чисто выбритый, с отточенными чертами лица, голубоглазый, он поглядывал по сторонам, оценивая ситуацию, и наконец принял решение.
— Я ухожу, — сказал мужчина, положив ладонь на плечо таксиста, продолжавшего с пеной у рта доказывать свою правоту.
Таксист обернулся. Пассажир протянул два двадцатидолларовых банкнота.
— Как же так, мистер?! Вы же все видели! Этот сукин сын вылетел из гаража и даже не посигналил.
— Прошу прощения, но ничем не могу помочь. Я ничего не видел и не слышал до тех пор, пока вы не чмокнули друг друга.
Таксист присвистнул.
— Вот это номер! Он, видите ли, ничего не видел и не слышал... Полиции испугался... Ну и ну! Понятно, — процедил он сквозь зубы спустя секунду. — Кому охота вмешиваться.
— Я уже вмешался, — отозвался пассажир бесстрастным тоном. Достав из бумажника третий двадцатидолларовый банкнот, сунул его в верхний карман тужурки таксиста и тихо добавил: — Но не здесь и не сейчас.
Лавируя в толпе зевак, странного вида пешеход торопливо зашагал вдоль квартала, в направлении Третьей улицы, а если точнее — к подъезду Государственного департамента США с внушительными стеклянными дверями.
В этом довольно большом помещении, кроме входной двери, была еще одна, тоже металлическая, но она вела не в коридор, а в служебный кабинет ответственного чиновника, возглавлявшего группу «Огайо-4-0».
На расстоянии вытянутой руки от него находился пульт связи со всеми силовыми и информационными структурами Вашингтона. В данный момент этот человек спал прямо за рабочим столом, подложив под рано поседевшую голову переплетенные кисти рук.
Звали его Фрэнк Свонн. Он был средних лет и занимал пост заместителя директора Отдела консульских операций, мало кому известного подразделения Госдепа.
Вот уже более недели Свонн не имел возможности отдохнуть как следует. Спал урывками — как сейчас.
Резкий зуммер на пульте заставил его машинально вскинуть правую руку. Утопив клавишу, засветившуюся красным цветом, Фрэнк Свонн схватил телефонную трубку:
— Слушаю... — Помотав головой, он проглотил ком в горле. Звонила его секретарша, находившаяся пятью этажами выше. — Кто? Конгрессмен, говоришь?.. Член палаты представителей, стало быть... Только его мне сейчас и не хватает! Откуда он узнал мои координаты? Ладно, ладно, не тарахти... Слушай, пощади меня, скажи ему, будто я на совещании у Господа Бога. Нет, постой! Будет круче, если дашь ему понять, что меня вызвал для консультации госсекретарь.
— Я его приготовила к такому варианту, поэтому и звоню из вашего кабинета. Сказала ему, что только таким образом могу связаться с вами.
Фрэнк Свонн вскинул бровь:
— Ну, ты круче меня, Айви! В Древнем Риме точно состояла бы в личной охране претора, только устала бы ходить взад-вперед. Ближе телефона не нашла?
— На нечто подобное и конгрессмен намекал! Фрэнк, он сказал, что ему необходимо переговорить с вами по вопросу, касающемуся ваших прямых обязанностей.
— Здравствуйте вам! О моих обязанностях никому ничего не известно, так что проехали...
— Фрэнк, он еще сказал кое-что такое, что я вынуждена была написать на листочке, потому как это абракадабра и я ничего не поняла.
— Ну, выкладывай!
— Сейчас прочитаю. Тут у меня фонетика сплошная. Ма эфхам заим.[5] Это вам о чем-нибудь говорит?
Свонн перевел дыхание и, вытянув губы трубочкой, набрал в грудь воздуха. Ничего себе заявочка! Вот какие ныне конгрессмены пошли... Ну-ну!..
— Айви, отправь его сюда, вниз, да под конвоем непременно! Сечешь?
— А то!
Спустя минут семь сержант морской пехоты распахнул дверь в кабинет Свонна, пропуская вперед посетителя. Входя, тот успел кивком поблагодарить охранника, закрывавшего дверь.
Свонн не без опасения поднялся из-за стола. Внешний вид визитера совершенно не соответствовал имиджу члена палаты представителей. А он на своем веку как-никак их повидал немало! Нет, это же надо! Какая-то охотничья куртка, вся в жирных пятнах, брюки мятые, грязные. Не конгрессмен, а турист какой-то! Будто пару месяцев только и делал, что кашеварил у костра. Заявиться в таком виде, да еще и в сапожищах! Если это розыгрыш, то явно неуместный.
— Конгрессмен? — произнес он с вопросительной интонацией, протягивая руку.
— Эван Кендрик, мистер Свонн, — ответил гость, обмениваясь рукопожатием. — Я первый срок в палате, от девятого округа штата Колорадо.
— Ну конечно, девятый от Колорадо... — протянул Свонн. — Прошу прощения, я-то подумал было...
Среда, 11 августа, 11.50
Полуденное солнце палило нещадно. Томительная жара и горячий воздух угнетали. Ошалевшие пешеходы на раскаленных тротуарах безучастно ожидали, когда переключатся светофоры. И хотя в основном это были правительственные госслужащие, или, как принято теперь говорить, слуги народа, по каким-то причинам отважившиеся выйти из офисов и машин с кондиционерами и теперь направлявшиеся в правительственные учреждения, служить они явно не торопились, а если точнее — были не в силах, ибо адское пекло отбивало всякую охоту трудиться и вообще вести активный образ жизни.
На пересечении Двадцать третьей улицы и Вирджиния-авеню случилось дорожно-транспортное происшествие. Если говорить о повреждениях либо ущербе, серьезным его назвать было нельзя, но по части вызванных эмоций оказалось весьма значительным. Дело в том, что такси «поцеловало» правительственную машину, выехавшую из подземного гаража Госдепа.
Оба водителя, охваченные праведным гневом, стояли возле своих машин и, обвиняя друг друга в нарушении правил вождения, психовали, опасаясь разноса своего начальства. Солнце между тем свирепствовало, а они не двигались с места — ждали полицию, которую вызвал проходивший мимо госслужащий.
Не прошло и пяти минут, как образовалась пробка. Сигналили машины, кое-кто, рискнув опустить стекло, надсаживал глотку. Какофония достигла апогея, когда пассажир такси, сидевший на заднем сиденье, распахнул дверцу и вылез из машины. Это был высокий худощавый мужчина чуть за сорок. В помятых брюках цвета хаки, тяжелых ботинках из кожзаменителя и не первой свежести куртке-сафари с короткими рукавами он выглядел белой вороной в окружении летних костюмов, пестрых платьев и атташе-кейсов из натуральной кожи. Мужчина производил впечатление отнюдь не столичного жителя, а скорее проводника по крутым горным тропам. Правда, его наружность и повадки никак не вязались с одеянием — чисто выбритый, с отточенными чертами лица, голубоглазый, он поглядывал по сторонам, оценивая ситуацию, и наконец принял решение.
— Я ухожу, — сказал мужчина, положив ладонь на плечо таксиста, продолжавшего с пеной у рта доказывать свою правоту.
Таксист обернулся. Пассажир протянул два двадцатидолларовых банкнота.
— Как же так, мистер?! Вы же все видели! Этот сукин сын вылетел из гаража и даже не посигналил.
— Прошу прощения, но ничем не могу помочь. Я ничего не видел и не слышал до тех пор, пока вы не чмокнули друг друга.
Таксист присвистнул.
— Вот это номер! Он, видите ли, ничего не видел и не слышал... Полиции испугался... Ну и ну! Понятно, — процедил он сквозь зубы спустя секунду. — Кому охота вмешиваться.
— Я уже вмешался, — отозвался пассажир бесстрастным тоном. Достав из бумажника третий двадцатидолларовый банкнот, сунул его в верхний карман тужурки таксиста и тихо добавил: — Но не здесь и не сейчас.
Лавируя в толпе зевак, странного вида пешеход торопливо зашагал вдоль квартала, в направлении Третьей улицы, а если точнее — к подъезду Государственного департамента США с внушительными стеклянными дверями.
* * *
В специальном помещении подземного комплекса оперативной службы внешнеполитического ведомства не прекращалась напряженная работа. За металлической дверью с табличкой «Огайо-4-0», что означало «Оман. Совершенно секретно», беспрерывно работали компьютеры, издававшие характерные звуки и время от времени возвещавшие резким попискиванием о том, что из центрального банка данных получена новая информация. Ловкие сотрудники, получая распечатки, давали оценку поступившим сведениям.В этом довольно большом помещении, кроме входной двери, была еще одна, тоже металлическая, но она вела не в коридор, а в служебный кабинет ответственного чиновника, возглавлявшего группу «Огайо-4-0».
На расстоянии вытянутой руки от него находился пульт связи со всеми силовыми и информационными структурами Вашингтона. В данный момент этот человек спал прямо за рабочим столом, подложив под рано поседевшую голову переплетенные кисти рук.
Звали его Фрэнк Свонн. Он был средних лет и занимал пост заместителя директора Отдела консульских операций, мало кому известного подразделения Госдепа.
Вот уже более недели Свонн не имел возможности отдохнуть как следует. Спал урывками — как сейчас.
Резкий зуммер на пульте заставил его машинально вскинуть правую руку. Утопив клавишу, засветившуюся красным цветом, Фрэнк Свонн схватил телефонную трубку:
— Слушаю... — Помотав головой, он проглотил ком в горле. Звонила его секретарша, находившаяся пятью этажами выше. — Кто? Конгрессмен, говоришь?.. Член палаты представителей, стало быть... Только его мне сейчас и не хватает! Откуда он узнал мои координаты? Ладно, ладно, не тарахти... Слушай, пощади меня, скажи ему, будто я на совещании у Господа Бога. Нет, постой! Будет круче, если дашь ему понять, что меня вызвал для консультации госсекретарь.
— Я его приготовила к такому варианту, поэтому и звоню из вашего кабинета. Сказала ему, что только таким образом могу связаться с вами.
Фрэнк Свонн вскинул бровь:
— Ну, ты круче меня, Айви! В Древнем Риме точно состояла бы в личной охране претора, только устала бы ходить взад-вперед. Ближе телефона не нашла?
— На нечто подобное и конгрессмен намекал! Фрэнк, он сказал, что ему необходимо переговорить с вами по вопросу, касающемуся ваших прямых обязанностей.
— Здравствуйте вам! О моих обязанностях никому ничего не известно, так что проехали...
— Фрэнк, он еще сказал кое-что такое, что я вынуждена была написать на листочке, потому как это абракадабра и я ничего не поняла.
— Ну, выкладывай!
— Сейчас прочитаю. Тут у меня фонетика сплошная. Ма эфхам заим.[5] Это вам о чем-нибудь говорит?
Свонн перевел дыхание и, вытянув губы трубочкой, набрал в грудь воздуха. Ничего себе заявочка! Вот какие ныне конгрессмены пошли... Ну-ну!..
— Айви, отправь его сюда, вниз, да под конвоем непременно! Сечешь?
— А то!
Спустя минут семь сержант морской пехоты распахнул дверь в кабинет Свонна, пропуская вперед посетителя. Входя, тот успел кивком поблагодарить охранника, закрывавшего дверь.
Свонн не без опасения поднялся из-за стола. Внешний вид визитера совершенно не соответствовал имиджу члена палаты представителей. А он на своем веку как-никак их повидал немало! Нет, это же надо! Какая-то охотничья куртка, вся в жирных пятнах, брюки мятые, грязные. Не конгрессмен, а турист какой-то! Будто пару месяцев только и делал, что кашеварил у костра. Заявиться в таком виде, да еще и в сапожищах! Если это розыгрыш, то явно неуместный.
— Конгрессмен? — произнес он с вопросительной интонацией, протягивая руку.
— Эван Кендрик, мистер Свонн, — ответил гость, обмениваясь рукопожатием. — Я первый срок в палате, от девятого округа штата Колорадо.
— Ну конечно, девятый от Колорадо... — протянул Свонн. — Прошу прощения, я-то подумал было...