Страница:
— Дядя? — удивленно вскрикнул он, вглядываясь в посиневшее лицо и выкатившиеся из орбит глаза сэра Кинана. — Боже мой! У него, наверное, сердечный приступ!
Двое полицейских уже спешили в их сторону, чтобы узнать, в чем дело.
Резкое изменение ситуации едва не парализовало Драгошани. Все пошло насмарку. Он с усилием взял себя в руки и прошептал Бату:
— Садитесь в машину!
Потом повернулся к незнакомцу. Двое полицейских были уже рядом и предлагали свою помощь.
— Что здесь происходит? — спросил один из них. Драгошани быстро нашелся.
— Мы увидели, что он шатается, — сказал ой. — Сначала подумали, что, возможно, он пьян. Но я все же подошел и спросил, не нужна ли помощь. В ответ он пробормотал что-то про сердце... Я хотел было отвезти его в больницу, но тут подъехал этот джентльмен и...
— Я Артур Бэнкс, — сказал тот, о ком шла речь. — А это сэр Кинан Гормли, мой дядя, Я ехал к станции метро, чтобы встретить его, и тут увидел его с этими двумя. Но послушайте, сейчас не время и не место для объяснений. У него слабое сердце. Его необходимо срочно отвезти в больницу! Немедленно!
Полицейские сразу начали действовать. Один из них обратился к Драгошани:
— Не будете ли вы так любезны, сэр, позвонить нам позже? Просто чтобы прояснить некоторые детали. Спасибо.
Он помог Бэнксу усадить дядю в “Порше”, а водитель тем временем побежал к патрульной машине и включил голубую “мигалку”. В тот момент, когда Бэнкс отъехал от поребрика и стал разворачиваться, описывая широкий полукруг, полицейский крикнул:
— Следуйте за нами, сэр! Под нашей охраной вы его мигом доставите!
Через несколько секунд он уже сидел рядом с водителем в патрульной машине, и сирена громко оглашала воздух, предупреждая другие машины. Не веря глазам, Драгошани наблюдал, как удаляются обе машины. Когда они скрылись из вида, он медленно и неуверенно сел рядом с Бату в “форд”, весь дрожа от ярости. Дверца машины оставалась открытой. Наконец Драгошани дернул за ручку и захлопнул дверь с такой силой, что она едва не соскочила с петель.
— Проклятье! — прорычал он. — Будь прокляты англичане, сэр Кинан Гормли, его племянник, их чертова цивилизованная полиция — будь проклято все!
— Да, дела обстоят неважно, — согласился с ним Бату.
— И ты тоже будь проклят! — рявкнул Драгошани. — Ты и твой чертов черный глаз! Ты не убил его!
— Позвольте уж мне самому знать, что я делаю, — спокойно отозвался Бату. — Я наверняка убил его. Я это почувствовал. Это было все равно что жука раздавить.
Драгошани завел мотор и тронулся с места.
— Я же видел, как он на меня смотрел! Говорю вам, он все расскажет...
— Нет, — покачал головой Бату. — У него не хватит на это сил. Он уже покойник, товарищ, даю вам слово. В эту минуту он уже покойник.
И в этот же миг в “Порше” сэр Кинан неожиданно произнес лишь одно слово — “Драгошани”, которое ровным счетом ни о чем не говорило его перепуганному племяннику, и резко обмяк на сиденье, изо рта у него, выползла струйка слюны.
Макс Бату оказался прав: когда они подъехали к больнице, Гормли был уже мертв.
Во-первых, ему пришлось взять на себя кошмарную обязанность и, позвонив из больницы, сообщить тете, Жаклин Гормли, о том, что случилось. Потом, приехав в больницу, она упала в обморок, и дочери пришлось провести около нее всю ночь, пытаясь хоть как-то утешить. У дочери разрывалось сердце при виде того, как мать ходит взад и вперед по дому в поисках мужа. Утром, когда сэра Кинана перевезли из больничного морга домой, она все еще находилась там. Служители морга проделали огромную работу, но все же лицо старика искажала гримаса ужаса. С похоронными формальностями покончили быстро — все будет так, как хотел сам сэр Кинан, о чем он неоднократно прежде говорил. Кремация состоится на следующий день, а до тех пор тело будет находиться в доме. Но Джеки не могла там оставаться — она не могла видеть его таким. Он был совершенно не похож на себя! Ее пришлось увезти в дом брата, жившего в другом конце Лондона. Эта обязанность тоже легла на плечи Вэнкса. И, наконец, он отвез жену на вокзал Ватерлоо, откуда она могла уехать в Чичестер к детям, чтобы затем вернуться ко дню похорон. А до этих пор ему пришлось оставаться в доме одному, точнее в обществе покойного дяди. Тетя Джеки взяла с него обещание, что он не оставит сэра Кинана одного, и, конечно же, Бэнкс не смог ей отказать.
Но когда, посадив жену в поезд, шедший до Чичестера, он возвратился обратно...
Такого кошмара ему видеть не приходилось. Это было вне всякого здравого смысла! Отвратительно! Невероятно! Несмотря на то, что с момента возвращения прошло пятнадцать минут, он все еще никак не мог прийти в себя — голова шла кругом, он оцепенел от потрясения и ужаса. Когда Гарри Кэф позвонил в дверь, Бэнкс, пошатываясь, пошел открывать.
— Меня зовут Гарри Киф, — произнес стоявший на пороге молодой человек. — Сэр Кинан Гормли просил меня заехать и...
— П-п-помогите! — шепотом, как будто лишившись воздуха, выдавил из себя Бэнкс, во рту у него пересохло. — Ради всего святого, кто бы вы ни были, п-п-помогите мне!
С удивлением глядя на него, Гарри Киф схватил его, чтобы поддержать.
— В чем дело? Что случилось? Я не ошибся, это дом сэра Кинана Гормли?
Мужчина кивнул. Лицо его позеленело, казалось, его снова стошнит.
— В-в-войдите. Он... он там. В гостиной, где же еще, черт возьми, ему быть... но только не входите туда! Я должен... должен вызвать полицию. Кому-то это все равно придется сделать!
Ноги у него подгибались — казалось, он вот-вот упадет. Чтобы этого не случилось, Гарри толкнул его в кресло, стоявшее в прихожей. Присев перед ним на корточки, он встряхнул его.
— Что случилось с сэром Кинаном? — Но в ответе не было необходимости — Гарри и так все понял.
— Вскоре умрет в муках. Выдающийся патриот. Обратив к Гарри позеленевшее лицо, Бэнкс внимательно уставился на него и спросил:
— Вы... вы работали под его началом?
— Я собирался у него работать.
Зажав руками рот, Бэнкс резко вскочил на ноги и бросился в крошечную комнату, расположенную сбоку от прихожей.
— Он умер вчера вечером, — сумел выдавить он из себя. — Сердечный приступ. Его должны были кремировать завтра. Но теперь...
Он распахнул дверь, и оттуда донесся запах рвоты. Комнатка была туалетом, и, судя по всему, Бэнкс не в первый раз ею воспользовался.
Гарри отвернулся и глубоко вдохнул свежий воздух, проникавший сквозь открытую на улицу дверь. Потом медленно закрыл ее. Оставив Бэнкса тужиться от позывов к рвоте, он прошел в гостиную... и увидел своими глазами то, что привело в такое состояние Бэнкса.
Он увидел, что произошло с сэром Кинаном Гормли.
Сердечный приступ — так сказал Бэнкс. При одном взгляде на комнату Гарри понял, что здесь произошло нечто такое, о чем даже и подумать страшно. Он едва справился с подступившей к горлу желчью, но она вновь поднялась, так что он едва не захлебнулся ею. Гарри вернулся обратно к скорчившемуся над унитазом Бэнксу.
— Как только будете в состоянии, вызовите полицию, — сказал он. — И позвоните в офис сэра Кинана, если там кто-нибудь дежурит. Думаю, что он хотел бы, чтобы они были в курсе... всего этого. Я побуду немного с вами... с ним.
— С-с-спасибо, — не поднимая головы, ответил Вэнкс. — Мне очень жаль, но я ничем вам не могу помочь. Когда я вошел и обнаружил его в таком виде...
— Понимаю вас, — сказал Гарри.
— Через минуту я постараюсь прийти в себя.
— Да, конечно.
Гарри вернулся в гостиную. Он снова увидел всю картину, начал внимательно осматривать этот ужас, но вдруг остановился, увидев кресло времен королевы Анны с похожими на лапы ножками, лежавшее на боку. Одна из ножек была выломана у самого основания. В напоминавший по форме булаву конец ее воткнулся зуб. Другие вырванные зубы были разбросаны по полу, а рот у трупа был широко раскрыт и зиял, словно черное отверстие печной трубы, на искаженном застывшей гримасой ужаса лице.
Гарри ощупью поискал, на что бы ему сесть, и, найдя наконец не забрызганное ничем кресло, рухнул в него. Закрыв глаза, он попытался представить комнату такой, какой она выглядела до этого: сэр Кинан, лежит в гробу, гроб стоит на дубовом столе, задрапированный черной тканью, благоухающие розами свечи горят возле головы и в ногах сэра Кинана. Он лежит здесь один, и вдруг... вторжение...
Но почему?
— Почему, Кинан? — спросил Гарри.
— Не-е-е-е-т! Нет, убирайся! — сила, страх, леденящий ужас, слышавшиеся в раздавшемся в голове у Гарри голосе, заставили его вжаться в спинку кресла. — Драгошани, ты чудовище! Хватит, ради Бога, сжалься!
— Драгошани? — Гарри мысленно протянул руки, стараясь успокоить Гормли. — Это не Драгошани, Кинан, это я, Гарри Киф!
— Что? — он услышал короткий вздох. — Киф? Гарри? — Последовал вздох, скорее даже, всхлип облегчения. — Слава тебе Господи! Слава Богу, это ты, Гарри, а не... а не он!
— Это был Драгошани? — скрипнув зубами спросил Гарри. — Но почему? Он что, сумасшедший? Он, должно быть, совершенно...
— Нет! — быстро прервал его Гормли. — Безусловно, он безумен, да, но он хитер как лиса! И его талант... отвратителен!
И тут Гарри догадался, во всяком случае, ему показалось, что нашел ответ, — и от этой мысли его бросило в жар. Он почувствовал, как кровь застывает в его жилах.
— Он пришел к вам после вашей смерти? — выдохнул он. — Он, как и я, некроскоп?
— Нет, ни в коем случае! — вновь воскликнул Гормли. — Он совершенно не похож на тебя, Гарри! Я говорю с тобой, потому что сам хочу этого. Все... все мы добровольно беседуем с тобой. Ты несешь нам тепло и покой. Ты связываешь нас с теми мечтами, которые у нас были и которые теперь растаяли. Ты даешь нам надежду — последнюю надежду на то, что нам еще удастся совершить что-то стоящее, чего мы не успели сделать при жизни. Ты для нас — луч света во тьме, Гарри! Но Драгошани...
— В чем же заключается его дар?
— Он некромант, а это нечто совершенно иное! Гарри моментально открыл глаза и осмотрелся по сторонам, но тут же снова закрыл их, так как его охватил ужас.
— Это работа какого-то вурдалака!
— И даже хуже, — содрогнулся Гормли, и Гарри почувствовал, что покойник весь дрожит от леденящего душу ужаса. — Он... он не говорит с нами, Гарри, он ни о чем не спрашивает. Даже не пытается это делать. Он просто вторгается и берет, крадет. От него ничего нельзя скрыть. Он находит ответы на все, что его интересует, в крови, во внутренностях, в костном мозге. Мертвые не чувствуют боли, Гарри, точнее, не должны ее чувствовать. Но в этом частично состоит его дар! Когда Борис Драгошани работает, он заставляет нас чувствовать боль. Я ощущал, как действуют его ножи, руки, острые ногти, Я ощущал все, что он делал, и это был настоящий ад! Уже через минуту я готов был рассказать ему абсолютно все. Но ему это было не нужно, его дар состоит не в этом. Кто может ему гарантировать, что я говорю правду? Но его методы позволяют быть уверенным в том, что он узнал истину! Она заключена в коже, в мышцах, в связках, в сухожилиях, в кровяных тельцах! Он читает истину в мозговой жидкости, в содержимом глазного яблока или слухового прохода, в мертвых тканях тела!
Продолжая сидеть с закрытыми глазами, Гарри потряс головой. Ему было плохо, у него кружилась голова, ему казалось, что это происходит не с ним, а с кем-то другим. Наконец он сказал:
— Это не может... не должно повториться! Его нужно остановить! Я должен его остановить! Но один я не смогу это сделать!
— О да, его необходимо остановить, Гарри. И особенно сейчас. Понимаешь, он выудил из меня все! Он все знает! Наши сильные и слабые стороны. И он может использовать эти знания. Он и его хозяин — Григорий Боровиц. И ты, наверное, единственный, кто может его остановить.
Краем сознания Гарри уловил, что Бэнкс в прихожей разговаривает по телефону. Времени почти не оставалось, а ему столько нужно узнать у Гормли.
— Послушайте, Кинан, нам нужно торопиться. Я еще немного побуду с вами, а потом найду в городе гостиницу. Если я останусь здесь, полицейские захотят допросить меня. Так или иначе, я найду место и до тех пор пока... — он вдруг осознал, какое слово намеревался произнести, и замолк, оставив недосказанной мысль, которую, однако, прекрасно понял его собеседник.
— ...Пока меня не кремируют, — договорил за него Гормли, и Гарри мысленно увидел, как тот понимающе кивнул. — Это должно было случиться очень скоро, но теперь, по всей вероятности, церемония будет отложена.
— Я буду держать связь с вами, — сказал Гарри. — Я слишком многого не знаю. Об их организации, о том, как их можно выследить. И еще о множестве вещей.
— Ты знаешь что-нибудь о Бату? — и снова в голосе Гормли отчетливо звучал страх. — О маленьком монголе, Гарри, ты знаешь о нем?
— Я знаю, что он один из них, но...
— У него черный глаз, — он способен убить одним взглядом! Мой сердечный приступ — он его вызвал! Он убил меня, Гарри! Макс Бату! Его лицо, глаза способны отравить мозг, они вырабатывают яд, который, словно кислота, разъедает мозг, сердце... Он убил меня...
— Значит, мне придется заняться им, — сказал Гарри, и в голосе его послышалась холодная и твердая решимость.
— Только будь осторожен, Гарри.
— Хорошо.
— Думаю, что ответы на вопросы заключены в тебе, Гарри, и я молю Бога, чтобы ты сумел их отыскать. Но позволь мне предупредить тебя: когда Драгошани был... рядом со мной, я явственно ощущал в нем что-то еще. Я говорю не о его даре некроманта, Гарри. В нем заключено зло, еще более древнее, чем сам мир! Пока он существует на свете, ничто и никто не может чувствовать себя в безопасности! Даже те люди, которые воображают, что могут им управлять!
Гарри кивнул.
— Я буду следить за ним, — сказал он. — И найду ответы на вопросы, Кинан, на все! С вашей помощью. Во всяком случае, пока вы сможете мне ее оказывать.
— Я много думал об этом, Гарри, — сказал Гормли. — И знаешь, я уверен, что это еще не конец. Я имею в виду себя, Гарри. То, что ты видишь перед собой, было когда-то мной, но точно так же мною был ребенок, родившийся в Южной Африке, юноша, поступивший в семнадцать лет на службу в Британскую армию, и человек, в течение тринадцати лег возглавлявший британский отдел экстрасенсорики. Их больше нет, а после погребального костра уйдет и эта часть меня. Но сам я, Гарри, останусь где-то здесь.
— Я надеюсь на это, — ответил Гарри, вставая. Он открыл глаза, но избегал смотреть вокруг.
— Найди подходящий отель и возвращайся, как только сможешь, — сказал Гормли. — Чем раньше мы начнем, тем лучше. А потом... я хочу сказать, после того как со всем будет покончено, если это когда-нибудь произойдет...
— Что тогда?
— Что ж, тогда я буду рад, если ты время от времени сможешь навещать меня. Видишь ли, если я не ошибаюсь, ты единственный, у кого будет возможность это делать. И ты знаешь, что я всегда буду рад тебе.
— Это отнимет у тебя слишком много времени, — объяснил Гормли. — Конечно, став членом организации, ты получишь определенные преимущества, в первую очередь материальную поддержку, — все твои затраты будут компенсированы. С другой стороны, за тобой будут внимательно следить. И, конечно же, захотят испытать тебя, проверить твой дар. Особенно когда узнают о моей смерти и о том, как все произошло...
— Вы думаете, меня возьмут под подозрение?..
— Как некроскопа? Несомненно! Тебе не будут доверять, и это естественно. В моих бумагах, правда, есть досье на тебя, но оно очень поверхностно и отрывочно. Я был единственным, кто мог рекомендовать тебя и замолвить за тебя слово. Поэтому может случиться так, что пока наши будут проверять и испытывать тебя, другая сторона уйдет далеко вперед. А время очень дорого, Гарри, нам нельзя его терять. Я предлагаю вот что: ты пока не станешь пытаться вступить в нашу организацию, но будешь работать самостоятельно. В конце концов в настоящий момент единственные, кто что-то знает о тебе, — это Драгошани и Бату. Беда в том, что Драгошани знает о тебе все, поскольку он выудил эти сведения непосредственно у меня. В первую очередь мы с тобой должны найти ответ вот на какой вопрос: почему Боровиц послал сюда этих двоих? Почему именно сейчас? Что они замышляют? Или он просто решил прощупать обстановку и расширить свою деятельность? О, у него и раньше имелись здесь свои агенты, но они лишь собирали информацию. Это были враги, выведывавшие наши секреты, но не убийцы. Что же заставило Боровица перейти от “холодной войны” к войне настоящей?
Гарри рассказал ему о Шукшине, вкратце поведал обо всем, что ему стало известно и как он это понимал.
Мысли в голове у Гормли перепутались, и он с сожалением произнес:
— Получается, что ты какое-то время работал на нас, а я об этом и не подозревал. Жаль! Очень жаль, что я не знал об этом, когда впервые пришел к тебе! Мы могли бы гораздо быстрее справиться с делом. Возможно, Шукшин сыграл важную роль в твоей жизни. Но на самом деле он всего лишь мелкая рыбешка. Мы могли бы, вероятно, использовать его в своих целях.
— Нет, он был нужен мне, — зло произнес Гарри. — Я хотел использовать его для себя. В любом случае, мне и в голову не приходило, что здесь может быть какая-то связь. Я узнал обо всем, после того как убил его. Но дело сделано, и мы должны действовать дальше. Значит... вы хотите, чтобы я работал самостоятельно? Но в том-то и дело, что я не имею ни малейшего представления о том, как должен действовать ваш агент! Я знаю, что должен сделать: я обязан убить Драгошани, Бату, Боровица. Это моя первая и главная задача. Но я не могу придумать, с чего следует начинать, как достичь цели! Гормли, казалось, понял его.
— Между разведкой вообще и разведкой методами экстрасенсорики существует огромная разница, Гарри. Мы обо всем узнаем и все понимаем первыми. А переодевания, слежки, провокации давно устарели. К тому же у нас никто ничего не знает друг о друге. Каждый действует в соответствии со своими способностями, руководствуясь своим талантом, находя ему наилучшее применение. А это умеют делать все. Некоторым это удается легко: если ты не обладаешь обширными способностями, то тебе не приходится заботиться о том, чтобы соответствующим образом расширять свою деятельность. Вот я, к примеру. Я могу за милю почувствовать присутствие экстрасенса, но и только. А вот ты — совсем иное дело...
Гарри вдруг осознал, как трудно ему будет осуществить свои замыслы. Задача стала казаться ему практически невыполнимой. Он был один и обладал одной головой на плечах и своим далеко еще не развитым талантом. Что он сможет сделать?
Гормли прервал его мысли.
— Гарри, ты совсем меня не слушаешь. Я сказал, что тебе следует найти возможность наилучшего применения своего таланта. До сих пор ты этого не делал. Давай посмотрим, чего тебе удалось добиться.
— Я разговариваю с мертвыми, — быстро ответил Гарри. — Это все, что я умею делать. Я — некроскоп.
— Ты царапал ногтем по поверхности, — терпеливо сказал Гормли, — вот и все. Ты написал рассказы, которые не успел завершить покойный писатель. Воспользовался формулами, не выведенными при жизни математиком. Мертвые научили тебя водить машину, плавать, бороться, помогли освоить русский и немецкий языки. Но что тебе лично это дало, каким образом ты собираешься использовать эти знания, что будешь делать с ними?
— Ничего, — помедлив минуту, ответил Гарри.
— Правильно, ничего. Потому что ты общался не с теми людьми. Ты позволил своему таланту управлять собой, вместо того чтобы самому руководить им. Возможно, это не слишком удачное сравнение, но ты похож на гипнотизера, который может загипнотизировать лишь самого себя, или провидца, который способен предсказать” собственную смерть на следующий день. У тебя потрясающие способности, Гарри, но ты не умеешь правильно ими пользоваться. Все дело в том, что ты самоучка. Ты невежествен. Как варвар, попавший на пир и набивающий желудок всем без разбора, не умея насладиться ароматом и вкусом прекрасных блюд. Ты не способен под оболочкой разглядеть истинную сущность прекрасного предмета. Но если я не ошибаюсь, с самого детства ты держишь в руках ответ на все вопросы. "Но твое еще детское сознание не позволяет тебе увидеть открывающиеся перспективы. Однако ты взрослый человек, Гарри, и пора тебе научиться их узнавать. Они должны стать очевидными не только для меня, но и для тебя тоже! В конце концов это твой талант. Тебе следует начать правильно им пользоваться, вот и все...
Гарри понимал, что слова Гормли вполне справедливы.
— Но с чего же мне начать? — в отчаянии спросил он.
— Возможно, я дам тебе одну подсказку, — осторожно начал Гормли, не слишком уверенный в правильности своего предположения. — Я расскажу о том, чем закончилась одна из игр, в которые мы любили играть с Кайлом, моим заместителем. Я не упоминал об этом прежде, потому что, вполне возможно, наш разговор с ним не имеет большого значения. Но если нам нужно с чего-то начать...
— Продолжайте, — попросил Гарри.
И Гормли мысленно нарисовал перед Гарри положенную набок “восьмерку”, напоминающую знак бесконечности.
— Что, черт возьми, это такое? — Гарри был в полном недоумении.
— Это лента Мёбиуса, — пояснил Гормли, — названная так по имени своего создателя, Августа Фердинанда Мёбиуса, немецкого математика. Нужно взять узкую ленту бумаги, повернуть на полоборота и соединить противоположные концы. Таким образом двухсторонняя поверхность превращается в одностороннюю. Его идея нашла очень широкое применение. Мне так говорили, но я не математик и сам в этом не очень хорошо разбираюсь.
Гарри по-прежнему ничего не понимал. То есть сам принцип был ему ясен, а вот каким образом его можно было применить, ему никак не приходило в голову:
— Вы считаете, что это имеет ко мне какое-то отношение? — спросил он.
— Возможно, к твоему будущему, к твоему ближайшему будущему, — Гормли намеренно отвечал намеками. — Хотя, как я уже сказал тебе, это может вообще не иметь смысла. Так или иначе, позволь мне все же рассказать тебе, как все происходило. — И он передал Гарри суть своей игры с Кайлом:
— Я начал с того, что назвал ему твое имя, — Гарри Киф. Кайл в ответ сказал:
"Мёбиус”. Я спросил: “Математик?” и в ответ услышал:
"Пространство и время”.
— Пространство и время? — мгновенно заинтересовался Гарри. — Тогда это действительно связано с лентой Мёбиуса. Мне кажется, что эта лента — модель искаженного пространства, а пространство и время между собой тесно связаны.
— Вот как? — Гормли был удивлен. — Это твоя идея, Гарри, или тебе... кто-то помог? И тут Гарри осенило.
— Подождите, — сказал он. — Я не знаю вашего Мёбиуса, но знаю кое-кого другого.
Он тут же вошел в контакт с Джеймсом Гордоном Ханнантом, спавшим на кладбище в Хардене, и показал ему ленту.
— Извини, что не могу ничем помочь тебе, Гарри, — сказал Ханнант, как всегда кратко и точно излагая свои мысли. — Я работал совершенно в ином направлении. Я никогда не изучал свойства кривых. То есть я хочу сказать, мои математические труды носили другой — практический — характер. Впрочем, тебе это и так известно. Если бы задачу можно было изложить на бумаге, тогда, возможно, я бы смог что-либо сделать. В отличие от Мёбиуса, я обладаю визуальным мышлением. А он все держал в голове, его идеи были абстрактными, чисто теоретическими. Вот если бы Мёбиус и Эйнштейн сошлись вместе, тогда, пожалуй, они могли бы сделать определенные выводы.
— Но я должен узнать об этом! — Гарри был в отчаянии. — Разве вы не можете хоть что-нибудь мне посоветовать ?
Почувствовав настойчивое желание Гарри, Ханнант приподнял воображаемую бровь и ровным, бесстрастным тоном спросил:
— А разве тебе самому неясно, Гарри? Почему бы не спросить самого Мёбиуса? Ведь ты же единственный, кто может это сделать...
Гарри вдруг пришел в неописуемое волнение и мысленно вернулся к Гормли.
— Ну что ж, — сказал он, — теперь я по крайней мере знаю, с чего начать. Что еще вы узнали из игры с Алеком Кайлом?.
— После того как он упомянул о “пространстве и времени”, я произнес слово “некроскоп”, — продолжил рассказ Гормли. — А он немедленно мне ответил: “Некромант”...
Минуту помолчав, Гарри задумчиво произнес:
— В таком случае, похоже, он провидел не только мое, но и ваше будущее...
Двое полицейских уже спешили в их сторону, чтобы узнать, в чем дело.
Резкое изменение ситуации едва не парализовало Драгошани. Все пошло насмарку. Он с усилием взял себя в руки и прошептал Бату:
— Садитесь в машину!
Потом повернулся к незнакомцу. Двое полицейских были уже рядом и предлагали свою помощь.
— Что здесь происходит? — спросил один из них. Драгошани быстро нашелся.
— Мы увидели, что он шатается, — сказал ой. — Сначала подумали, что, возможно, он пьян. Но я все же подошел и спросил, не нужна ли помощь. В ответ он пробормотал что-то про сердце... Я хотел было отвезти его в больницу, но тут подъехал этот джентльмен и...
— Я Артур Бэнкс, — сказал тот, о ком шла речь. — А это сэр Кинан Гормли, мой дядя, Я ехал к станции метро, чтобы встретить его, и тут увидел его с этими двумя. Но послушайте, сейчас не время и не место для объяснений. У него слабое сердце. Его необходимо срочно отвезти в больницу! Немедленно!
Полицейские сразу начали действовать. Один из них обратился к Драгошани:
— Не будете ли вы так любезны, сэр, позвонить нам позже? Просто чтобы прояснить некоторые детали. Спасибо.
Он помог Бэнксу усадить дядю в “Порше”, а водитель тем временем побежал к патрульной машине и включил голубую “мигалку”. В тот момент, когда Бэнкс отъехал от поребрика и стал разворачиваться, описывая широкий полукруг, полицейский крикнул:
— Следуйте за нами, сэр! Под нашей охраной вы его мигом доставите!
Через несколько секунд он уже сидел рядом с водителем в патрульной машине, и сирена громко оглашала воздух, предупреждая другие машины. Не веря глазам, Драгошани наблюдал, как удаляются обе машины. Когда они скрылись из вида, он медленно и неуверенно сел рядом с Бату в “форд”, весь дрожа от ярости. Дверца машины оставалась открытой. Наконец Драгошани дернул за ручку и захлопнул дверь с такой силой, что она едва не соскочила с петель.
— Проклятье! — прорычал он. — Будь прокляты англичане, сэр Кинан Гормли, его племянник, их чертова цивилизованная полиция — будь проклято все!
— Да, дела обстоят неважно, — согласился с ним Бату.
— И ты тоже будь проклят! — рявкнул Драгошани. — Ты и твой чертов черный глаз! Ты не убил его!
— Позвольте уж мне самому знать, что я делаю, — спокойно отозвался Бату. — Я наверняка убил его. Я это почувствовал. Это было все равно что жука раздавить.
Драгошани завел мотор и тронулся с места.
— Я же видел, как он на меня смотрел! Говорю вам, он все расскажет...
— Нет, — покачал головой Бату. — У него не хватит на это сил. Он уже покойник, товарищ, даю вам слово. В эту минуту он уже покойник.
И в этот же миг в “Порше” сэр Кинан неожиданно произнес лишь одно слово — “Драгошани”, которое ровным счетом ни о чем не говорило его перепуганному племяннику, и резко обмяк на сиденье, изо рта у него, выползла струйка слюны.
Макс Бату оказался прав: когда они подъехали к больнице, Гормли был уже мертв.
* * *
На следующий день около трех часов Гарри Киф подъехал к дому Гормли в Южном Кенсингтоне. Все это время Артур Вэнкс был очень занят. Ему казалось, что прошел целый год, с тех пор как он приехал из Чичестера вместе со своей женой, дочерью Гормли, чтобы навестить его, хотя на самом деле это было лишь вчера. Потом у дяди случился сердечный приступ, и с тех пор мир вокруг словно сошел с ума! Все было так ужасно!Во-первых, ему пришлось взять на себя кошмарную обязанность и, позвонив из больницы, сообщить тете, Жаклин Гормли, о том, что случилось. Потом, приехав в больницу, она упала в обморок, и дочери пришлось провести около нее всю ночь, пытаясь хоть как-то утешить. У дочери разрывалось сердце при виде того, как мать ходит взад и вперед по дому в поисках мужа. Утром, когда сэра Кинана перевезли из больничного морга домой, она все еще находилась там. Служители морга проделали огромную работу, но все же лицо старика искажала гримаса ужаса. С похоронными формальностями покончили быстро — все будет так, как хотел сам сэр Кинан, о чем он неоднократно прежде говорил. Кремация состоится на следующий день, а до тех пор тело будет находиться в доме. Но Джеки не могла там оставаться — она не могла видеть его таким. Он был совершенно не похож на себя! Ее пришлось увезти в дом брата, жившего в другом конце Лондона. Эта обязанность тоже легла на плечи Вэнкса. И, наконец, он отвез жену на вокзал Ватерлоо, откуда она могла уехать в Чичестер к детям, чтобы затем вернуться ко дню похорон. А до этих пор ему пришлось оставаться в доме одному, точнее в обществе покойного дяди. Тетя Джеки взяла с него обещание, что он не оставит сэра Кинана одного, и, конечно же, Бэнкс не смог ей отказать.
Но когда, посадив жену в поезд, шедший до Чичестера, он возвратился обратно...
Такого кошмара ему видеть не приходилось. Это было вне всякого здравого смысла! Отвратительно! Невероятно! Несмотря на то, что с момента возвращения прошло пятнадцать минут, он все еще никак не мог прийти в себя — голова шла кругом, он оцепенел от потрясения и ужаса. Когда Гарри Кэф позвонил в дверь, Бэнкс, пошатываясь, пошел открывать.
— Меня зовут Гарри Киф, — произнес стоявший на пороге молодой человек. — Сэр Кинан Гормли просил меня заехать и...
— П-п-помогите! — шепотом, как будто лишившись воздуха, выдавил из себя Бэнкс, во рту у него пересохло. — Ради всего святого, кто бы вы ни были, п-п-помогите мне!
С удивлением глядя на него, Гарри Киф схватил его, чтобы поддержать.
— В чем дело? Что случилось? Я не ошибся, это дом сэра Кинана Гормли?
Мужчина кивнул. Лицо его позеленело, казалось, его снова стошнит.
— В-в-войдите. Он... он там. В гостиной, где же еще, черт возьми, ему быть... но только не входите туда! Я должен... должен вызвать полицию. Кому-то это все равно придется сделать!
Ноги у него подгибались — казалось, он вот-вот упадет. Чтобы этого не случилось, Гарри толкнул его в кресло, стоявшее в прихожей. Присев перед ним на корточки, он встряхнул его.
— Что случилось с сэром Кинаном? — Но в ответе не было необходимости — Гарри и так все понял.
— Вскоре умрет в муках. Выдающийся патриот. Обратив к Гарри позеленевшее лицо, Бэнкс внимательно уставился на него и спросил:
— Вы... вы работали под его началом?
— Я собирался у него работать.
Зажав руками рот, Бэнкс резко вскочил на ноги и бросился в крошечную комнату, расположенную сбоку от прихожей.
— Он умер вчера вечером, — сумел выдавить он из себя. — Сердечный приступ. Его должны были кремировать завтра. Но теперь...
Он распахнул дверь, и оттуда донесся запах рвоты. Комнатка была туалетом, и, судя по всему, Бэнкс не в первый раз ею воспользовался.
Гарри отвернулся и глубоко вдохнул свежий воздух, проникавший сквозь открытую на улицу дверь. Потом медленно закрыл ее. Оставив Бэнкса тужиться от позывов к рвоте, он прошел в гостиную... и увидел своими глазами то, что привело в такое состояние Бэнкса.
Он увидел, что произошло с сэром Кинаном Гормли.
Сердечный приступ — так сказал Бэнкс. При одном взгляде на комнату Гарри понял, что здесь произошло нечто такое, о чем даже и подумать страшно. Он едва справился с подступившей к горлу желчью, но она вновь поднялась, так что он едва не захлебнулся ею. Гарри вернулся обратно к скорчившемуся над унитазом Бэнксу.
— Как только будете в состоянии, вызовите полицию, — сказал он. — И позвоните в офис сэра Кинана, если там кто-нибудь дежурит. Думаю, что он хотел бы, чтобы они были в курсе... всего этого. Я побуду немного с вами... с ним.
— С-с-спасибо, — не поднимая головы, ответил Вэнкс. — Мне очень жаль, но я ничем вам не могу помочь. Когда я вошел и обнаружил его в таком виде...
— Понимаю вас, — сказал Гарри.
— Через минуту я постараюсь прийти в себя.
— Да, конечно.
Гарри вернулся в гостиную. Он снова увидел всю картину, начал внимательно осматривать этот ужас, но вдруг остановился, увидев кресло времен королевы Анны с похожими на лапы ножками, лежавшее на боку. Одна из ножек была выломана у самого основания. В напоминавший по форме булаву конец ее воткнулся зуб. Другие вырванные зубы были разбросаны по полу, а рот у трупа был широко раскрыт и зиял, словно черное отверстие печной трубы, на искаженном застывшей гримасой ужаса лице.
Гарри ощупью поискал, на что бы ему сесть, и, найдя наконец не забрызганное ничем кресло, рухнул в него. Закрыв глаза, он попытался представить комнату такой, какой она выглядела до этого: сэр Кинан, лежит в гробу, гроб стоит на дубовом столе, задрапированный черной тканью, благоухающие розами свечи горят возле головы и в ногах сэра Кинана. Он лежит здесь один, и вдруг... вторжение...
Но почему?
— Почему, Кинан? — спросил Гарри.
— Не-е-е-е-т! Нет, убирайся! — сила, страх, леденящий ужас, слышавшиеся в раздавшемся в голове у Гарри голосе, заставили его вжаться в спинку кресла. — Драгошани, ты чудовище! Хватит, ради Бога, сжалься!
— Драгошани? — Гарри мысленно протянул руки, стараясь успокоить Гормли. — Это не Драгошани, Кинан, это я, Гарри Киф!
— Что? — он услышал короткий вздох. — Киф? Гарри? — Последовал вздох, скорее даже, всхлип облегчения. — Слава тебе Господи! Слава Богу, это ты, Гарри, а не... а не он!
— Это был Драгошани? — скрипнув зубами спросил Гарри. — Но почему? Он что, сумасшедший? Он, должно быть, совершенно...
— Нет! — быстро прервал его Гормли. — Безусловно, он безумен, да, но он хитер как лиса! И его талант... отвратителен!
И тут Гарри догадался, во всяком случае, ему показалось, что нашел ответ, — и от этой мысли его бросило в жар. Он почувствовал, как кровь застывает в его жилах.
— Он пришел к вам после вашей смерти? — выдохнул он. — Он, как и я, некроскоп?
— Нет, ни в коем случае! — вновь воскликнул Гормли. — Он совершенно не похож на тебя, Гарри! Я говорю с тобой, потому что сам хочу этого. Все... все мы добровольно беседуем с тобой. Ты несешь нам тепло и покой. Ты связываешь нас с теми мечтами, которые у нас были и которые теперь растаяли. Ты даешь нам надежду — последнюю надежду на то, что нам еще удастся совершить что-то стоящее, чего мы не успели сделать при жизни. Ты для нас — луч света во тьме, Гарри! Но Драгошани...
— В чем же заключается его дар?
— Он некромант, а это нечто совершенно иное! Гарри моментально открыл глаза и осмотрелся по сторонам, но тут же снова закрыл их, так как его охватил ужас.
— Это работа какого-то вурдалака!
— И даже хуже, — содрогнулся Гормли, и Гарри почувствовал, что покойник весь дрожит от леденящего душу ужаса. — Он... он не говорит с нами, Гарри, он ни о чем не спрашивает. Даже не пытается это делать. Он просто вторгается и берет, крадет. От него ничего нельзя скрыть. Он находит ответы на все, что его интересует, в крови, во внутренностях, в костном мозге. Мертвые не чувствуют боли, Гарри, точнее, не должны ее чувствовать. Но в этом частично состоит его дар! Когда Борис Драгошани работает, он заставляет нас чувствовать боль. Я ощущал, как действуют его ножи, руки, острые ногти, Я ощущал все, что он делал, и это был настоящий ад! Уже через минуту я готов был рассказать ему абсолютно все. Но ему это было не нужно, его дар состоит не в этом. Кто может ему гарантировать, что я говорю правду? Но его методы позволяют быть уверенным в том, что он узнал истину! Она заключена в коже, в мышцах, в связках, в сухожилиях, в кровяных тельцах! Он читает истину в мозговой жидкости, в содержимом глазного яблока или слухового прохода, в мертвых тканях тела!
Продолжая сидеть с закрытыми глазами, Гарри потряс головой. Ему было плохо, у него кружилась голова, ему казалось, что это происходит не с ним, а с кем-то другим. Наконец он сказал:
— Это не может... не должно повториться! Его нужно остановить! Я должен его остановить! Но один я не смогу это сделать!
— О да, его необходимо остановить, Гарри. И особенно сейчас. Понимаешь, он выудил из меня все! Он все знает! Наши сильные и слабые стороны. И он может использовать эти знания. Он и его хозяин — Григорий Боровиц. И ты, наверное, единственный, кто может его остановить.
Краем сознания Гарри уловил, что Бэнкс в прихожей разговаривает по телефону. Времени почти не оставалось, а ему столько нужно узнать у Гормли.
— Послушайте, Кинан, нам нужно торопиться. Я еще немного побуду с вами, а потом найду в городе гостиницу. Если я останусь здесь, полицейские захотят допросить меня. Так или иначе, я найду место и до тех пор пока... — он вдруг осознал, какое слово намеревался произнести, и замолк, оставив недосказанной мысль, которую, однако, прекрасно понял его собеседник.
— ...Пока меня не кремируют, — договорил за него Гормли, и Гарри мысленно увидел, как тот понимающе кивнул. — Это должно было случиться очень скоро, но теперь, по всей вероятности, церемония будет отложена.
— Я буду держать связь с вами, — сказал Гарри. — Я слишком многого не знаю. Об их организации, о том, как их можно выследить. И еще о множестве вещей.
— Ты знаешь что-нибудь о Бату? — и снова в голосе Гормли отчетливо звучал страх. — О маленьком монголе, Гарри, ты знаешь о нем?
— Я знаю, что он один из них, но...
— У него черный глаз, — он способен убить одним взглядом! Мой сердечный приступ — он его вызвал! Он убил меня, Гарри! Макс Бату! Его лицо, глаза способны отравить мозг, они вырабатывают яд, который, словно кислота, разъедает мозг, сердце... Он убил меня...
— Значит, мне придется заняться им, — сказал Гарри, и в голосе его послышалась холодная и твердая решимость.
— Только будь осторожен, Гарри.
— Хорошо.
— Думаю, что ответы на вопросы заключены в тебе, Гарри, и я молю Бога, чтобы ты сумел их отыскать. Но позволь мне предупредить тебя: когда Драгошани был... рядом со мной, я явственно ощущал в нем что-то еще. Я говорю не о его даре некроманта, Гарри. В нем заключено зло, еще более древнее, чем сам мир! Пока он существует на свете, ничто и никто не может чувствовать себя в безопасности! Даже те люди, которые воображают, что могут им управлять!
Гарри кивнул.
— Я буду следить за ним, — сказал он. — И найду ответы на вопросы, Кинан, на все! С вашей помощью. Во всяком случае, пока вы сможете мне ее оказывать.
— Я много думал об этом, Гарри, — сказал Гормли. — И знаешь, я уверен, что это еще не конец. Я имею в виду себя, Гарри. То, что ты видишь перед собой, было когда-то мной, но точно так же мною был ребенок, родившийся в Южной Африке, юноша, поступивший в семнадцать лет на службу в Британскую армию, и человек, в течение тринадцати лег возглавлявший британский отдел экстрасенсорики. Их больше нет, а после погребального костра уйдет и эта часть меня. Но сам я, Гарри, останусь где-то здесь.
— Я надеюсь на это, — ответил Гарри, вставая. Он открыл глаза, но избегал смотреть вокруг.
— Найди подходящий отель и возвращайся, как только сможешь, — сказал Гормли. — Чем раньше мы начнем, тем лучше. А потом... я хочу сказать, после того как со всем будет покончено, если это когда-нибудь произойдет...
— Что тогда?
— Что ж, тогда я буду рад, если ты время от времени сможешь навещать меня. Видишь ли, если я не ошибаюсь, ты единственный, у кого будет возможность это делать. И ты знаешь, что я всегда буду рад тебе.
* * *
Час спустя, запершись в номере дешевого отеля, Гарри вновь связался с Гормли. Как всегда при повторных контактах, ему удалось это очень легко. Бывший шеф отдела экстрасенсорики ждал его. Он уже успел обдумать все, что ему необходимо сказать Кифу, поэтому тут же стал излагать информацию в порядке ее значимости. Они начали с глубокого анализа работы самого отдела экстрасенсорики, затем перешли к причинам, по которым Гарри не следовало при сложившихся обстоятельствах входить в контакт с заместителем сэра Кинана и вступать в организацию.— Это отнимет у тебя слишком много времени, — объяснил Гормли. — Конечно, став членом организации, ты получишь определенные преимущества, в первую очередь материальную поддержку, — все твои затраты будут компенсированы. С другой стороны, за тобой будут внимательно следить. И, конечно же, захотят испытать тебя, проверить твой дар. Особенно когда узнают о моей смерти и о том, как все произошло...
— Вы думаете, меня возьмут под подозрение?..
— Как некроскопа? Несомненно! Тебе не будут доверять, и это естественно. В моих бумагах, правда, есть досье на тебя, но оно очень поверхностно и отрывочно. Я был единственным, кто мог рекомендовать тебя и замолвить за тебя слово. Поэтому может случиться так, что пока наши будут проверять и испытывать тебя, другая сторона уйдет далеко вперед. А время очень дорого, Гарри, нам нельзя его терять. Я предлагаю вот что: ты пока не станешь пытаться вступить в нашу организацию, но будешь работать самостоятельно. В конце концов в настоящий момент единственные, кто что-то знает о тебе, — это Драгошани и Бату. Беда в том, что Драгошани знает о тебе все, поскольку он выудил эти сведения непосредственно у меня. В первую очередь мы с тобой должны найти ответ вот на какой вопрос: почему Боровиц послал сюда этих двоих? Почему именно сейчас? Что они замышляют? Или он просто решил прощупать обстановку и расширить свою деятельность? О, у него и раньше имелись здесь свои агенты, но они лишь собирали информацию. Это были враги, выведывавшие наши секреты, но не убийцы. Что же заставило Боровица перейти от “холодной войны” к войне настоящей?
Гарри рассказал ему о Шукшине, вкратце поведал обо всем, что ему стало известно и как он это понимал.
Мысли в голове у Гормли перепутались, и он с сожалением произнес:
— Получается, что ты какое-то время работал на нас, а я об этом и не подозревал. Жаль! Очень жаль, что я не знал об этом, когда впервые пришел к тебе! Мы могли бы гораздо быстрее справиться с делом. Возможно, Шукшин сыграл важную роль в твоей жизни. Но на самом деле он всего лишь мелкая рыбешка. Мы могли бы, вероятно, использовать его в своих целях.
— Нет, он был нужен мне, — зло произнес Гарри. — Я хотел использовать его для себя. В любом случае, мне и в голову не приходило, что здесь может быть какая-то связь. Я узнал обо всем, после того как убил его. Но дело сделано, и мы должны действовать дальше. Значит... вы хотите, чтобы я работал самостоятельно? Но в том-то и дело, что я не имею ни малейшего представления о том, как должен действовать ваш агент! Я знаю, что должен сделать: я обязан убить Драгошани, Бату, Боровица. Это моя первая и главная задача. Но я не могу придумать, с чего следует начинать, как достичь цели! Гормли, казалось, понял его.
— Между разведкой вообще и разведкой методами экстрасенсорики существует огромная разница, Гарри. Мы обо всем узнаем и все понимаем первыми. А переодевания, слежки, провокации давно устарели. К тому же у нас никто ничего не знает друг о друге. Каждый действует в соответствии со своими способностями, руководствуясь своим талантом, находя ему наилучшее применение. А это умеют делать все. Некоторым это удается легко: если ты не обладаешь обширными способностями, то тебе не приходится заботиться о том, чтобы соответствующим образом расширять свою деятельность. Вот я, к примеру. Я могу за милю почувствовать присутствие экстрасенса, но и только. А вот ты — совсем иное дело...
Гарри вдруг осознал, как трудно ему будет осуществить свои замыслы. Задача стала казаться ему практически невыполнимой. Он был один и обладал одной головой на плечах и своим далеко еще не развитым талантом. Что он сможет сделать?
Гормли прервал его мысли.
— Гарри, ты совсем меня не слушаешь. Я сказал, что тебе следует найти возможность наилучшего применения своего таланта. До сих пор ты этого не делал. Давай посмотрим, чего тебе удалось добиться.
— Я разговариваю с мертвыми, — быстро ответил Гарри. — Это все, что я умею делать. Я — некроскоп.
— Ты царапал ногтем по поверхности, — терпеливо сказал Гормли, — вот и все. Ты написал рассказы, которые не успел завершить покойный писатель. Воспользовался формулами, не выведенными при жизни математиком. Мертвые научили тебя водить машину, плавать, бороться, помогли освоить русский и немецкий языки. Но что тебе лично это дало, каким образом ты собираешься использовать эти знания, что будешь делать с ними?
— Ничего, — помедлив минуту, ответил Гарри.
— Правильно, ничего. Потому что ты общался не с теми людьми. Ты позволил своему таланту управлять собой, вместо того чтобы самому руководить им. Возможно, это не слишком удачное сравнение, но ты похож на гипнотизера, который может загипнотизировать лишь самого себя, или провидца, который способен предсказать” собственную смерть на следующий день. У тебя потрясающие способности, Гарри, но ты не умеешь правильно ими пользоваться. Все дело в том, что ты самоучка. Ты невежествен. Как варвар, попавший на пир и набивающий желудок всем без разбора, не умея насладиться ароматом и вкусом прекрасных блюд. Ты не способен под оболочкой разглядеть истинную сущность прекрасного предмета. Но если я не ошибаюсь, с самого детства ты держишь в руках ответ на все вопросы. "Но твое еще детское сознание не позволяет тебе увидеть открывающиеся перспективы. Однако ты взрослый человек, Гарри, и пора тебе научиться их узнавать. Они должны стать очевидными не только для меня, но и для тебя тоже! В конце концов это твой талант. Тебе следует начать правильно им пользоваться, вот и все...
Гарри понимал, что слова Гормли вполне справедливы.
— Но с чего же мне начать? — в отчаянии спросил он.
— Возможно, я дам тебе одну подсказку, — осторожно начал Гормли, не слишком уверенный в правильности своего предположения. — Я расскажу о том, чем закончилась одна из игр, в которые мы любили играть с Кайлом, моим заместителем. Я не упоминал об этом прежде, потому что, вполне возможно, наш разговор с ним не имеет большого значения. Но если нам нужно с чего-то начать...
— Продолжайте, — попросил Гарри.
И Гормли мысленно нарисовал перед Гарри положенную набок “восьмерку”, напоминающую знак бесконечности.
— Что, черт возьми, это такое? — Гарри был в полном недоумении.
— Это лента Мёбиуса, — пояснил Гормли, — названная так по имени своего создателя, Августа Фердинанда Мёбиуса, немецкого математика. Нужно взять узкую ленту бумаги, повернуть на полоборота и соединить противоположные концы. Таким образом двухсторонняя поверхность превращается в одностороннюю. Его идея нашла очень широкое применение. Мне так говорили, но я не математик и сам в этом не очень хорошо разбираюсь.
Гарри по-прежнему ничего не понимал. То есть сам принцип был ему ясен, а вот каким образом его можно было применить, ему никак не приходило в голову:
— Вы считаете, что это имеет ко мне какое-то отношение? — спросил он.
— Возможно, к твоему будущему, к твоему ближайшему будущему, — Гормли намеренно отвечал намеками. — Хотя, как я уже сказал тебе, это может вообще не иметь смысла. Так или иначе, позволь мне все же рассказать тебе, как все происходило. — И он передал Гарри суть своей игры с Кайлом:
— Я начал с того, что назвал ему твое имя, — Гарри Киф. Кайл в ответ сказал:
"Мёбиус”. Я спросил: “Математик?” и в ответ услышал:
"Пространство и время”.
— Пространство и время? — мгновенно заинтересовался Гарри. — Тогда это действительно связано с лентой Мёбиуса. Мне кажется, что эта лента — модель искаженного пространства, а пространство и время между собой тесно связаны.
— Вот как? — Гормли был удивлен. — Это твоя идея, Гарри, или тебе... кто-то помог? И тут Гарри осенило.
— Подождите, — сказал он. — Я не знаю вашего Мёбиуса, но знаю кое-кого другого.
Он тут же вошел в контакт с Джеймсом Гордоном Ханнантом, спавшим на кладбище в Хардене, и показал ему ленту.
— Извини, что не могу ничем помочь тебе, Гарри, — сказал Ханнант, как всегда кратко и точно излагая свои мысли. — Я работал совершенно в ином направлении. Я никогда не изучал свойства кривых. То есть я хочу сказать, мои математические труды носили другой — практический — характер. Впрочем, тебе это и так известно. Если бы задачу можно было изложить на бумаге, тогда, возможно, я бы смог что-либо сделать. В отличие от Мёбиуса, я обладаю визуальным мышлением. А он все держал в голове, его идеи были абстрактными, чисто теоретическими. Вот если бы Мёбиус и Эйнштейн сошлись вместе, тогда, пожалуй, они могли бы сделать определенные выводы.
— Но я должен узнать об этом! — Гарри был в отчаянии. — Разве вы не можете хоть что-нибудь мне посоветовать ?
Почувствовав настойчивое желание Гарри, Ханнант приподнял воображаемую бровь и ровным, бесстрастным тоном спросил:
— А разве тебе самому неясно, Гарри? Почему бы не спросить самого Мёбиуса? Ведь ты же единственный, кто может это сделать...
Гарри вдруг пришел в неописуемое волнение и мысленно вернулся к Гормли.
— Ну что ж, — сказал он, — теперь я по крайней мере знаю, с чего начать. Что еще вы узнали из игры с Алеком Кайлом?.
— После того как он упомянул о “пространстве и времени”, я произнес слово “некроскоп”, — продолжил рассказ Гормли. — А он немедленно мне ответил: “Некромант”...
Минуту помолчав, Гарри задумчиво произнес:
— В таком случае, похоже, он провидел не только мое, но и ваше будущее...