Страница:
— Ты, молодец, кем числишься сейчас у англичан?
— Лейтенант королевского флота в отставке, занимаюсь торговлей. Свободен до тех пор, пока не началась новая большая война.
— Ну, а в России порядок другой, — произнес адмирал. Еще немного помолчал и торжественно произнес. — Тебе, Иван Плотников, за верную службу наш государь Петр Алексеевич изволил пожаловать личное дворянство. Сегодня же получишь именной указ и в корабельной церкви принесешь присягу.
Как и положено верноподданному, Иван опустился на колени.
— Встань, господин лейтенант. Знаешь, что за такую монаршею милость ты обязан служить государю и Отечеству пожизненно.
— Не пощажу живота своего, ваше превосходительство! Дозвольте на пару дней в Новгород. Родных повидать. Столько лет…
— И не думай! — отрезал адмирал. — По нашим дорогам сколько времени зря потратишь. Да еще дома на радостях запьешь-загуляешь. Всех соседей переполошишь. Родные твои извещены, что исполняешь царскую службу в далеком краю. И больше никому ничего знать не положено.
Увидев, как поник Иван, он на какое-то мгновение заколебался, но вновь сурово нахмурился и продолжал:
— Пока ваш караван собирался и ждал попутных ветров, в наших делах кое-что изменилось. Стало известно, что Федор Салтыков совсем разболелся. Осмотрели его опытные врачи, сказали, что от многих трудов и волнений с сердцем у него совсем плохо. Водянка.
— Болеет Федор Степанович, но держится.
— Поэтому тебе, Иван Плотников, надлежит срочно вернуться в Англию и довести до конца дело, которое государь поручил Салтыкову. Знаешь сам, что удалось закупить и тайно перегнать в Ревель 18 фрегатов. Как шведы не старались, задержать смогли только два корабля. Петр Алексеевич изволил заметить, что такая потеря нам не страшна. Во времени и в затратах на постройку кораблей Россия выиграла гораздо больше. Сейчас в Архангельске построено восемь многопушечных красавцев. Их также требуется перегнать на Балтику. Вот тогда наш флот по числу линейных кораблей и фрегатов превзойдет вражеский флот. Так что вместе с Федором Салтыковым делай свое дело и помни — ты в ответе перед Господом за сотни жизней тех, кто пойдет из Архангельска!
— Все сделаю, ваше превосходительство, чтобы они прошли благополучно. Для этого ничего не пожалею!
— Поэтому тебе не надо себя показывать, с разными любопытными людишками разговоры заводить. Останешься некоторое время на моем корабле, немного отдохнешь. А потом без лишнего шума, как обычный лондонский коммерсант, получишь каюту на фрегате «Феб». С англичанами уже все улажено, сейчас у нас дружба. Они согласны.
— С капитаном «Феба» я начинал службу.
— Очень хорошо. Будет меньше праздных разговоров. Фрегат примет груз отборной русской парусины, доставит ее в Адмиралтейство. Это наш подарок королю Георгу. Вместе с «Фебом» пойдет транспорт. На нем другой наш подарок, но уже датскому королю. Восемь российских скампавей в разобранном виде. В Копенгагене прослышали об этих удивительных корабликах, незаменимых в разведке и дозорах у вражеских берегов. Просили прислать образцы, хотят перенять наш опыт.
После таких речей стало ясно, что о встрече с родными придется забыть. Но еще следовало уладить дело с Васей Шапкиным. Однако адмирал только махнул рукой. Оказалось, что дядюшка, могущественный делопроизводитель царского Кабинета, уже замолвил слово за племянника. Васю ожидала постройка речных судов в Казани.
Перед тем как оставить адмиральскую каюту, Иван доложил, что на одном из фрегатов в Ревель прибыл подозрительней человек. Добавил, что, видимо, он связан со шведской разведкой.
— Возле наших кораблей и складов всякий народ толчется, — ответил Апраксин. — Есть явные болтуны, а есть и шпионы. Ими занимается майор из Преображенского приказа. Он к тебе подойдет, все ему и расскажешь. Но лишь то, что касается этого беззубого матроса… А теперь, лейтенант, ступай с Богом!
В каморку под батарейной палубой, где разместился Иван, майор не замедлил явиться. Роста небольшого, сухощав, на лице ласковая улыбка. Но на собеседника смотрит в упор. Тихим голосом выспросил все, что его интересовало, а потом откланялся.
В этой же каморке пришлось провести двое суток. Не делал ничего, просто принимал казенный паек с щедрой адмиральской добавкой и винной порцией, да еще отсыпался за все прошедшие месяцы. Такую службу готов был продолжать и дальше, но в дверь тихо постучали.
— Его превосходительство генерал-адмирал, сиятельный граф, соизволил приказать вашей милости явиться в нашу канцелярию, — почтительно произнес появившийся в дверях майор. — Вам, господин лейтенант, требуется ознакомиться с расспросными листами известного лица.
Только сейчас Иван окончательно понял, что значит иметь в России чин. Казенный человек называет тебя не Ивашкой и не тычет в шею, а обращается человечно, говорит — «ваша милость»… Хотя особо ликовать не стоит. Давно известно, что все зависит от державной воли монарха. Он может и патриарха от дел отставить и собственную жену в монастырь сослать. По его слову на плахе льется кровь и дворян, и холопов. В этом все равны.
— Хотя до рассвета еще далеко, но извольте лицо прикрыть плащом, — продолжал майор. — В пути ни с кем не разговариваете, вопросов не задавайте.
С флагмана ушли на шлюпке, а на пристани сели в уже поджидавшую карету. Ехали недолго и встали возле какого-то здания. Караульные отдали честь, распахнули ворота. Потом шли длинным коридором, спустились в подвал. Обдало сырым холодом, запахом лежалых бумаг и табака… Все было почти так же, как и в подобных заведениях некоторых служб на английской земле. Ивану даже показалось, что сейчас из-за угла появится Боб или кто-нибудь из его подручных.
В низкой комнате было тихо, но из-за соседней двери доносились чьи-то рыдания и грозные голоса. За широким столом, заваленном пачками бумаг, скрипел пером бледный человек в темном кафтане. При появлении майора вскочил, низко поклонился.
— Покажи господину лейтенанту листы пыточных речей.
— Все?
— Только то, что его касается. Что с последним? Пришел в себя?
— Прохор дал ему водки. Сказал, что через пару часов можно будет допрашивать снова.
На листе, который положили перед Иваном, было написано, что в Лондоне кто-то встречался с обвиняемым и предложил ему наняться на корабль, идущий в Россию. Еще просили передать письмо немцу-лекарю при Адмиралтействе в Санкт-Петербурге. Имени этого человека обвиняемый не знает, в Ревеле ему надо встретиться с…
Продолжение записи допроса было на другом листе.
— Кто в Лондоне мог дать такое письмо, господин лейтенант? — спросил майор.
— Где само письмо?
Писец было замялся, но майор молча кивнул.
Иван увидел знакомый почерк советника Гедда из шведского посольства. Содержание письма пустая болтовня, но на широких полях, после того, как их прогрели над пламенем свечи, появились мелкие строчки. Писано хитро, вместо отдельных слов стоят цифры. Но опытный человек поймет, что кто-то хочет узнать время прихода кораблей с севера. Это значит, из Архангельска. Еще просит сообщить о количестве умерших от болезней на строительстве новой российской столицы и назвать всех английских корабельных мастеров, находящихся на царской службе.
… Значит, после того, как полковника Хандсона выслали из Лондона, его заменил этот советник. Вспомнились сообщения о его встречах с подозрительными людьми, тесно связанными с якобитами. Еще мистер Дефо рекомендовал обратить на это внимание. Да и Юргену будет интересно узнать новое о своем старом знакомом… Сейчас высказывать все эти мысли майору не надо, у него своя работа. Но вот в Лондоне можно будет тряхнуть шведского посла Карла Гилленборга и всю его команду!
— Кто этот беззубый матрос? — спросил Иван, после того как перевел майору содержание тайной приписки. — Если английский подданный, то придется отпустить. Их посольство за своих стоит горой.
— Он и верно сперва назвался английским матросом, но наши моряки быстро раскусили его хитрость. Тогда объявил себя венецианским подмастерьем. А когда привели в этот подвал, заговорил по-русски. Признался, что совсем запутался.
— Не врет?
— Пригрозили жечь железом и три раза поднимали на дыбу, а кнутом били только раз. Все показания повторил слово в слово, значит, не врет. Оказался дворовым человеком князей Прозоровских. Был послан с барином в Италию, учился на живописца. Да только от тамошней сладкой жизни спился. За ним, милостивый государь, еще кое-что оказалось, но об этом знать не положено. За помощь большое спасибо, а в листах ваше имя его превосходительство приказал не упоминать.
— Очень вам признателен, господин майор, — почтительно поклонился Иван. Хорошо знал, что по старинному московскому правилу, для сохранения тайны следствия, обвинителя часто брали под стражу. Из дальних городов вместе с обвиняемым везли в столицу скованных одной цепью.
— Про то, что здесь видели и слышали, забудьте, милостивый государь, — напутствовал его майор. — Этот случай надлежит к особому рассмотрению как «слово и дело» и расценивается как государственная измена.
Глава 65
Глава 66
— Лейтенант королевского флота в отставке, занимаюсь торговлей. Свободен до тех пор, пока не началась новая большая война.
— Ну, а в России порядок другой, — произнес адмирал. Еще немного помолчал и торжественно произнес. — Тебе, Иван Плотников, за верную службу наш государь Петр Алексеевич изволил пожаловать личное дворянство. Сегодня же получишь именной указ и в корабельной церкви принесешь присягу.
Как и положено верноподданному, Иван опустился на колени.
— Встань, господин лейтенант. Знаешь, что за такую монаршею милость ты обязан служить государю и Отечеству пожизненно.
— Не пощажу живота своего, ваше превосходительство! Дозвольте на пару дней в Новгород. Родных повидать. Столько лет…
— И не думай! — отрезал адмирал. — По нашим дорогам сколько времени зря потратишь. Да еще дома на радостях запьешь-загуляешь. Всех соседей переполошишь. Родные твои извещены, что исполняешь царскую службу в далеком краю. И больше никому ничего знать не положено.
Увидев, как поник Иван, он на какое-то мгновение заколебался, но вновь сурово нахмурился и продолжал:
— Пока ваш караван собирался и ждал попутных ветров, в наших делах кое-что изменилось. Стало известно, что Федор Салтыков совсем разболелся. Осмотрели его опытные врачи, сказали, что от многих трудов и волнений с сердцем у него совсем плохо. Водянка.
— Болеет Федор Степанович, но держится.
— Поэтому тебе, Иван Плотников, надлежит срочно вернуться в Англию и довести до конца дело, которое государь поручил Салтыкову. Знаешь сам, что удалось закупить и тайно перегнать в Ревель 18 фрегатов. Как шведы не старались, задержать смогли только два корабля. Петр Алексеевич изволил заметить, что такая потеря нам не страшна. Во времени и в затратах на постройку кораблей Россия выиграла гораздо больше. Сейчас в Архангельске построено восемь многопушечных красавцев. Их также требуется перегнать на Балтику. Вот тогда наш флот по числу линейных кораблей и фрегатов превзойдет вражеский флот. Так что вместе с Федором Салтыковым делай свое дело и помни — ты в ответе перед Господом за сотни жизней тех, кто пойдет из Архангельска!
— Все сделаю, ваше превосходительство, чтобы они прошли благополучно. Для этого ничего не пожалею!
— Поэтому тебе не надо себя показывать, с разными любопытными людишками разговоры заводить. Останешься некоторое время на моем корабле, немного отдохнешь. А потом без лишнего шума, как обычный лондонский коммерсант, получишь каюту на фрегате «Феб». С англичанами уже все улажено, сейчас у нас дружба. Они согласны.
— С капитаном «Феба» я начинал службу.
— Очень хорошо. Будет меньше праздных разговоров. Фрегат примет груз отборной русской парусины, доставит ее в Адмиралтейство. Это наш подарок королю Георгу. Вместе с «Фебом» пойдет транспорт. На нем другой наш подарок, но уже датскому королю. Восемь российских скампавей в разобранном виде. В Копенгагене прослышали об этих удивительных корабликах, незаменимых в разведке и дозорах у вражеских берегов. Просили прислать образцы, хотят перенять наш опыт.
После таких речей стало ясно, что о встрече с родными придется забыть. Но еще следовало уладить дело с Васей Шапкиным. Однако адмирал только махнул рукой. Оказалось, что дядюшка, могущественный делопроизводитель царского Кабинета, уже замолвил слово за племянника. Васю ожидала постройка речных судов в Казани.
Перед тем как оставить адмиральскую каюту, Иван доложил, что на одном из фрегатов в Ревель прибыл подозрительней человек. Добавил, что, видимо, он связан со шведской разведкой.
— Возле наших кораблей и складов всякий народ толчется, — ответил Апраксин. — Есть явные болтуны, а есть и шпионы. Ими занимается майор из Преображенского приказа. Он к тебе подойдет, все ему и расскажешь. Но лишь то, что касается этого беззубого матроса… А теперь, лейтенант, ступай с Богом!
В каморку под батарейной палубой, где разместился Иван, майор не замедлил явиться. Роста небольшого, сухощав, на лице ласковая улыбка. Но на собеседника смотрит в упор. Тихим голосом выспросил все, что его интересовало, а потом откланялся.
В этой же каморке пришлось провести двое суток. Не делал ничего, просто принимал казенный паек с щедрой адмиральской добавкой и винной порцией, да еще отсыпался за все прошедшие месяцы. Такую службу готов был продолжать и дальше, но в дверь тихо постучали.
— Его превосходительство генерал-адмирал, сиятельный граф, соизволил приказать вашей милости явиться в нашу канцелярию, — почтительно произнес появившийся в дверях майор. — Вам, господин лейтенант, требуется ознакомиться с расспросными листами известного лица.
Только сейчас Иван окончательно понял, что значит иметь в России чин. Казенный человек называет тебя не Ивашкой и не тычет в шею, а обращается человечно, говорит — «ваша милость»… Хотя особо ликовать не стоит. Давно известно, что все зависит от державной воли монарха. Он может и патриарха от дел отставить и собственную жену в монастырь сослать. По его слову на плахе льется кровь и дворян, и холопов. В этом все равны.
— Хотя до рассвета еще далеко, но извольте лицо прикрыть плащом, — продолжал майор. — В пути ни с кем не разговариваете, вопросов не задавайте.
С флагмана ушли на шлюпке, а на пристани сели в уже поджидавшую карету. Ехали недолго и встали возле какого-то здания. Караульные отдали честь, распахнули ворота. Потом шли длинным коридором, спустились в подвал. Обдало сырым холодом, запахом лежалых бумаг и табака… Все было почти так же, как и в подобных заведениях некоторых служб на английской земле. Ивану даже показалось, что сейчас из-за угла появится Боб или кто-нибудь из его подручных.
В низкой комнате было тихо, но из-за соседней двери доносились чьи-то рыдания и грозные голоса. За широким столом, заваленном пачками бумаг, скрипел пером бледный человек в темном кафтане. При появлении майора вскочил, низко поклонился.
— Покажи господину лейтенанту листы пыточных речей.
— Все?
— Только то, что его касается. Что с последним? Пришел в себя?
— Прохор дал ему водки. Сказал, что через пару часов можно будет допрашивать снова.
На листе, который положили перед Иваном, было написано, что в Лондоне кто-то встречался с обвиняемым и предложил ему наняться на корабль, идущий в Россию. Еще просили передать письмо немцу-лекарю при Адмиралтействе в Санкт-Петербурге. Имени этого человека обвиняемый не знает, в Ревеле ему надо встретиться с…
Продолжение записи допроса было на другом листе.
— Кто в Лондоне мог дать такое письмо, господин лейтенант? — спросил майор.
— Где само письмо?
Писец было замялся, но майор молча кивнул.
Иван увидел знакомый почерк советника Гедда из шведского посольства. Содержание письма пустая болтовня, но на широких полях, после того, как их прогрели над пламенем свечи, появились мелкие строчки. Писано хитро, вместо отдельных слов стоят цифры. Но опытный человек поймет, что кто-то хочет узнать время прихода кораблей с севера. Это значит, из Архангельска. Еще просит сообщить о количестве умерших от болезней на строительстве новой российской столицы и назвать всех английских корабельных мастеров, находящихся на царской службе.
… Значит, после того, как полковника Хандсона выслали из Лондона, его заменил этот советник. Вспомнились сообщения о его встречах с подозрительными людьми, тесно связанными с якобитами. Еще мистер Дефо рекомендовал обратить на это внимание. Да и Юргену будет интересно узнать новое о своем старом знакомом… Сейчас высказывать все эти мысли майору не надо, у него своя работа. Но вот в Лондоне можно будет тряхнуть шведского посла Карла Гилленборга и всю его команду!
— Кто этот беззубый матрос? — спросил Иван, после того как перевел майору содержание тайной приписки. — Если английский подданный, то придется отпустить. Их посольство за своих стоит горой.
— Он и верно сперва назвался английским матросом, но наши моряки быстро раскусили его хитрость. Тогда объявил себя венецианским подмастерьем. А когда привели в этот подвал, заговорил по-русски. Признался, что совсем запутался.
— Не врет?
— Пригрозили жечь железом и три раза поднимали на дыбу, а кнутом били только раз. Все показания повторил слово в слово, значит, не врет. Оказался дворовым человеком князей Прозоровских. Был послан с барином в Италию, учился на живописца. Да только от тамошней сладкой жизни спился. За ним, милостивый государь, еще кое-что оказалось, но об этом знать не положено. За помощь большое спасибо, а в листах ваше имя его превосходительство приказал не упоминать.
— Очень вам признателен, господин майор, — почтительно поклонился Иван. Хорошо знал, что по старинному московскому правилу, для сохранения тайны следствия, обвинителя часто брали под стражу. Из дальних городов вместе с обвиняемым везли в столицу скованных одной цепью.
— Про то, что здесь видели и слышали, забудьте, милостивый государь, — напутствовал его майор. — Этот случай надлежит к особому рассмотрению как «слово и дело» и расценивается как государственная измена.
Глава 65
Последующие дни Ивану не пришлось бездельничать. По приказу адмирала его обложили казенными бумагами. Одни приказали прочесть, к другим сделать примечания.
Тем временем фрегат «Феб» закончил погрузку и вещи лондонского купца Джона Карпентера, ведущего торговлю с Россией, были доставлены на корабль. Вскоре явился и он сам, испытавший все радости российского гостеприимства, в щегольской лисьей шубе и сильно навеселе. Встретил его капитан Фишер, облаченный в бархатный кафтан, подбитый соболями. Он крепко держался за поручни капитанского мостика и, улыбаясь, подставлял побагровевшее лицо под мелкий холодный дождь, сыпавшийся с низко несущихся облаков.
— Слава Всевышнему! — радостно прокричал он. — Уходим в море! Ветер быстро освежит голову. Думал, что этот «кьюлбьяк» меня совсем доконает.
— Кулебяка? — переспросил Иван. — О! Это кушанье действует посильнее ростбифа.
— Вчера за ужином русские друзья меня заставили съесть два куска. Да еще миску горячего супа из кислой капусты и несколько стопок ледяной водки. Потом было такое чувство, что проглотил трехфунтовое пушечное ядро, но совсем не охмелел. Эй! Лоцман на борту? С якоря сниматься!
«Феб» и транспорт с разобранными скампавеями, подарок датскому королю, медленно выходили из гавани. Прогремели прощальные салюты, и с флагманского линейного корабля пожелали счастливого плавания. Четыре дежуривших на взморье заставных судна, на иностранный манер их теперь стали называть «крейсерами», развернулись и пошли рядом. Чтобы оказать честь, им было приказано проводить гостей до выхода в открытое море.
— Хорошо идут, — произнес Джек, указывая на эту четверку. — Не думал, что царь обзавелся не только многопушечными гигантами, но и такими полезными рабочими лошадками.
Вместе с Иваном устроились у открытого окна, выходившего на кормовой балкон.
— Куда ты, Джон, подевался? Вместе собирались погулять по Ревелю, вспомнить прошлое. А ты совсем поседел, хромаешь.
За прошедшие годы Джек Фишер и сам изменился. В росте не прибавил, но раздался в плечах. Исчезла бородавка на лбу, над которой подтрунивали корабельные зубоскалы. Вместе с куском кожи ее сорвала испанская пуля. Маленький упрямый мичман стал заматеревшим боевым капитаном, женился на адмиральской дочке и высоко ценился лордами Адмиралтейства.
… Долго не встречались. Но хорошие отношения сохранили. За эти годы у каждого накопилось много забот и секретов. Все ворошить не стоит. За умолчание Бог не накажет.
— Меня русские купцы перехватили в первый же день. И началось — закуски, застолья, баня… Ты был в их бане? — спросил Иван.
— Это ужасно! Начали хлестать раскаленными березовыми прутьями, а потом облили холодной водой. Я сбежал… А эти обеды до полуночи и утренний «опохмель»! Все старые знакомые, российские волонтеры, которые служили на наших кораблях в Средиземном море. Едва вырвался, чтобы взглянуть, как идет погрузка на фрегате. Очень удивился, когда увидел, что все «смоляные куртки, » и даже морские пехотинцы работают как звери. Оказалось, что командир порта приказал выдавать им дополнительный паек и по двойной порции водки.
— За хорошую работу русские щедро платят.
— Слышал об этом. Многие англичане — корабелы и моряки — служат у царя и очень довольны. Иностранных мастеров он быстро повышает в чинах. Хотя за ошибки наказывает очень сурово. Слышал о судьбе вице-адмирала Крюйса?
— Все об этом знают.
… Иван хорошо помнил встречу с этим заслуженным голландским моряком. Его строгий экзамен и совет послу Матвееву принять на службу в российском флоте юного выпускника Навигационной школы Ост-Индийской компании. Сколько лет прошло с тех пор… В прошлом году Крюйс, уже вице-адмирал российского флота, повел свои корабли на шведскую эскадру. Только два из них сели на мель. Строй нарушился, произошла путаница с сигналами, и красный флаг, сигнал к атаке, был по ошибке спущен. Шведы воспользовались неразберихой и выскользнули из расставленной им ловушки. Вице-адмирал и все командиры кораблей, многие из них иностранные офицеры, предстали перед военным судом. Приговор был кратким — расстрел! Потом царь Петр проявил милость, Крюйса лишил всех чинов и сослал в Тобольск. Хотя через некоторое время, из уважения к заслугам старика, вернул его из ссылки. С остальными офицерами обошлись круто — жизнь сохранили, но одних разжаловали в рядовые, других просто выгнали со службы. На судебном деле государь наложил краткую резолюцию — «деньги брать и не служить — стыдно!»
— На британской службе адмиралов и капитанов за ошибки тоже не хвалят, — произнес Иван.
— Судят строго, могут и расстрелять, — кивнул Джон. — А ты не хочешь завербоваться к русским? С твоими способностями быстро станешь капитаном.
— Лучше буду заниматься торговлей, — ответил Иван, а про себя подумал, что если раньше времени не погибнет, то капитанский чин в российском флоте от него не уйдет. — Вот только узнаю, чем выгоднее заниматься — африканским «черным деревом» или российской корабельной сосной.
— Пожалуй ты и прав. Энергичный и знающий человек везде найдет свое место — и при дворе турецкого султана, и у индийских раджей, и в Китае. Наши земляки повсюду добиваются успеха и открывают новые рынки для английских товаров. Уверен, ты получишь выгоду и в России.
— О! После возвращения в Лондон и сдачи груза, я получаю новое назначение. Стану командовать 80-пушечным линейным кораблем. Его недавно спустили на воду и дали имя, которое еще не носил ни один британский военный корабль — «Дредноут»!
— Или «Неустрашимый». Хорошее имя.
— Понимаешь, в мирное время, когда десятки более старших офицеров отправлены в резерв и живут на половинном окладе, я стану капитаном такого красавца!
— Так это надо отметить! Не откажешься ли отведать некоторых московских лакомств, которые я везу для своих друзей в Лондоне?
— Только не «кьюлбьяк»!
В Копенгагене сдали транспорт с российскими подарками датскому королю. Наблюдали, как местные корабелы и военные моряки начали выгрузку и сборку скампавей. В городе все только об этом и говорили. Много людей пришли посмотреть на диковинки, доставившие столько неприятностей грозным шведам.
Много времени ушло на разные церемонии и торжественные обеды. Пили во славу государя Петра Алексеевича, британского монарха, короля Дании Фредерика. Российский посол Василий Долгорукий, за долгие годы службы ставший своим человеком в датской столице, ласково улыбался, вежливо раскланивался на все стороны, так что локоны его пышного парика падали на расставленные по столу блюда. Адмирал Джон Норрис и другие английские должностные лица красиво говорили о дружбе и взаимной помощи, но на хозяев посматривали свысока. Недавно датчане высадились на шведскую землю, но их десант был разгромлен. Теперь они с тревогой ожидали ответного удара и сильно надеялись на иностранную помощь.
Пока продолжались торжества, сопровождавшиеся длинными речами и бесчисленными салютами, Иван занялся собственными неотложными делами. Под благовидным предлогом, не привлекая к себе внимания, отправился на прогулку вдоль канала Нюхаун, что протянулся от центра города к портовым причалам. Здесь, в одной из бесчисленных банковских контор, встретился с поручиком гвардейского Семеновского полка. Считалось, что в Дании этот, на первый взгляд, скромный молодой человек представляет интересы одного из берлинских банков. На деле же он исполнял некоторые деликатные поручения, о которых не всегда знал даже посол России.
Поручик сообщил, что в Лондоне скончался Федор Салтыков.
Помолчали. Помянули товарища. Иван выслушал новые указания. Узнал, что Матвеев получил новое назначение в Вену, а его делами будет ведать князь Борис Куракин, ранее уже работавший в английской столице.
… Князь — знатная персона, свояк царя[66]. Вырос при дворе его матери Наталии Кирилловны. Хотя порой болеет и в делах не спешит, но людишек темного происхождения, которые последнее время обступили трон российский, сильно не жалует. Дело знает и служит верно. Под Полтавой со своими гвардейцами-семеновцами князь сражался отважно. В европейских политиках разбирается отлично, все хитрости местных королей и министров видит насквозь, с подчиненными строг и требователен. Ну а немца, который представляет Россию в Англии, скоро сменит Федор Веселовский, секретарь Куракина. С этим новым послом и предстоит работать.
Тем временем фрегат «Феб» закончил погрузку и вещи лондонского купца Джона Карпентера, ведущего торговлю с Россией, были доставлены на корабль. Вскоре явился и он сам, испытавший все радости российского гостеприимства, в щегольской лисьей шубе и сильно навеселе. Встретил его капитан Фишер, облаченный в бархатный кафтан, подбитый соболями. Он крепко держался за поручни капитанского мостика и, улыбаясь, подставлял побагровевшее лицо под мелкий холодный дождь, сыпавшийся с низко несущихся облаков.
— Слава Всевышнему! — радостно прокричал он. — Уходим в море! Ветер быстро освежит голову. Думал, что этот «кьюлбьяк» меня совсем доконает.
— Кулебяка? — переспросил Иван. — О! Это кушанье действует посильнее ростбифа.
— Вчера за ужином русские друзья меня заставили съесть два куска. Да еще миску горячего супа из кислой капусты и несколько стопок ледяной водки. Потом было такое чувство, что проглотил трехфунтовое пушечное ядро, но совсем не охмелел. Эй! Лоцман на борту? С якоря сниматься!
«Феб» и транспорт с разобранными скампавеями, подарок датскому королю, медленно выходили из гавани. Прогремели прощальные салюты, и с флагманского линейного корабля пожелали счастливого плавания. Четыре дежуривших на взморье заставных судна, на иностранный манер их теперь стали называть «крейсерами», развернулись и пошли рядом. Чтобы оказать честь, им было приказано проводить гостей до выхода в открытое море.
— Хорошо идут, — произнес Джек, указывая на эту четверку. — Не думал, что царь обзавелся не только многопушечными гигантами, но и такими полезными рабочими лошадками.
Вместе с Иваном устроились у открытого окна, выходившего на кормовой балкон.
— Куда ты, Джон, подевался? Вместе собирались погулять по Ревелю, вспомнить прошлое. А ты совсем поседел, хромаешь.
За прошедшие годы Джек Фишер и сам изменился. В росте не прибавил, но раздался в плечах. Исчезла бородавка на лбу, над которой подтрунивали корабельные зубоскалы. Вместе с куском кожи ее сорвала испанская пуля. Маленький упрямый мичман стал заматеревшим боевым капитаном, женился на адмиральской дочке и высоко ценился лордами Адмиралтейства.
… Долго не встречались. Но хорошие отношения сохранили. За эти годы у каждого накопилось много забот и секретов. Все ворошить не стоит. За умолчание Бог не накажет.
— Меня русские купцы перехватили в первый же день. И началось — закуски, застолья, баня… Ты был в их бане? — спросил Иван.
— Это ужасно! Начали хлестать раскаленными березовыми прутьями, а потом облили холодной водой. Я сбежал… А эти обеды до полуночи и утренний «опохмель»! Все старые знакомые, российские волонтеры, которые служили на наших кораблях в Средиземном море. Едва вырвался, чтобы взглянуть, как идет погрузка на фрегате. Очень удивился, когда увидел, что все «смоляные куртки, » и даже морские пехотинцы работают как звери. Оказалось, что командир порта приказал выдавать им дополнительный паек и по двойной порции водки.
— За хорошую работу русские щедро платят.
— Слышал об этом. Многие англичане — корабелы и моряки — служат у царя и очень довольны. Иностранных мастеров он быстро повышает в чинах. Хотя за ошибки наказывает очень сурово. Слышал о судьбе вице-адмирала Крюйса?
— Все об этом знают.
… Иван хорошо помнил встречу с этим заслуженным голландским моряком. Его строгий экзамен и совет послу Матвееву принять на службу в российском флоте юного выпускника Навигационной школы Ост-Индийской компании. Сколько лет прошло с тех пор… В прошлом году Крюйс, уже вице-адмирал российского флота, повел свои корабли на шведскую эскадру. Только два из них сели на мель. Строй нарушился, произошла путаница с сигналами, и красный флаг, сигнал к атаке, был по ошибке спущен. Шведы воспользовались неразберихой и выскользнули из расставленной им ловушки. Вице-адмирал и все командиры кораблей, многие из них иностранные офицеры, предстали перед военным судом. Приговор был кратким — расстрел! Потом царь Петр проявил милость, Крюйса лишил всех чинов и сослал в Тобольск. Хотя через некоторое время, из уважения к заслугам старика, вернул его из ссылки. С остальными офицерами обошлись круто — жизнь сохранили, но одних разжаловали в рядовые, других просто выгнали со службы. На судебном деле государь наложил краткую резолюцию — «деньги брать и не служить — стыдно!»
— На британской службе адмиралов и капитанов за ошибки тоже не хвалят, — произнес Иван.
— Судят строго, могут и расстрелять, — кивнул Джон. — А ты не хочешь завербоваться к русским? С твоими способностями быстро станешь капитаном.
— Лучше буду заниматься торговлей, — ответил Иван, а про себя подумал, что если раньше времени не погибнет, то капитанский чин в российском флоте от него не уйдет. — Вот только узнаю, чем выгоднее заниматься — африканским «черным деревом» или российской корабельной сосной.
— Пожалуй ты и прав. Энергичный и знающий человек везде найдет свое место — и при дворе турецкого султана, и у индийских раджей, и в Китае. Наши земляки повсюду добиваются успеха и открывают новые рынки для английских товаров. Уверен, ты получишь выгоду и в России.
— О! После возвращения в Лондон и сдачи груза, я получаю новое назначение. Стану командовать 80-пушечным линейным кораблем. Его недавно спустили на воду и дали имя, которое еще не носил ни один британский военный корабль — «Дредноут»!
— Или «Неустрашимый». Хорошее имя.
— Понимаешь, в мирное время, когда десятки более старших офицеров отправлены в резерв и живут на половинном окладе, я стану капитаном такого красавца!
— Так это надо отметить! Не откажешься ли отведать некоторых московских лакомств, которые я везу для своих друзей в Лондоне?
— Только не «кьюлбьяк»!
В Копенгагене сдали транспорт с российскими подарками датскому королю. Наблюдали, как местные корабелы и военные моряки начали выгрузку и сборку скампавей. В городе все только об этом и говорили. Много людей пришли посмотреть на диковинки, доставившие столько неприятностей грозным шведам.
Много времени ушло на разные церемонии и торжественные обеды. Пили во славу государя Петра Алексеевича, британского монарха, короля Дании Фредерика. Российский посол Василий Долгорукий, за долгие годы службы ставший своим человеком в датской столице, ласково улыбался, вежливо раскланивался на все стороны, так что локоны его пышного парика падали на расставленные по столу блюда. Адмирал Джон Норрис и другие английские должностные лица красиво говорили о дружбе и взаимной помощи, но на хозяев посматривали свысока. Недавно датчане высадились на шведскую землю, но их десант был разгромлен. Теперь они с тревогой ожидали ответного удара и сильно надеялись на иностранную помощь.
Пока продолжались торжества, сопровождавшиеся длинными речами и бесчисленными салютами, Иван занялся собственными неотложными делами. Под благовидным предлогом, не привлекая к себе внимания, отправился на прогулку вдоль канала Нюхаун, что протянулся от центра города к портовым причалам. Здесь, в одной из бесчисленных банковских контор, встретился с поручиком гвардейского Семеновского полка. Считалось, что в Дании этот, на первый взгляд, скромный молодой человек представляет интересы одного из берлинских банков. На деле же он исполнял некоторые деликатные поручения, о которых не всегда знал даже посол России.
Поручик сообщил, что в Лондоне скончался Федор Салтыков.
Помолчали. Помянули товарища. Иван выслушал новые указания. Узнал, что Матвеев получил новое назначение в Вену, а его делами будет ведать князь Борис Куракин, ранее уже работавший в английской столице.
… Князь — знатная персона, свояк царя[66]. Вырос при дворе его матери Наталии Кирилловны. Хотя порой болеет и в делах не спешит, но людишек темного происхождения, которые последнее время обступили трон российский, сильно не жалует. Дело знает и служит верно. Под Полтавой со своими гвардейцами-семеновцами князь сражался отважно. В европейских политиках разбирается отлично, все хитрости местных королей и министров видит насквозь, с подчиненными строг и требователен. Ну а немца, который представляет Россию в Англии, скоро сменит Федор Веселовский, секретарь Куракина. С этим новым послом и предстоит работать.
Глава 66
После плавания в Ревель Иван продолжал торговать лесом и сохранял деловые знакомства среди лондонских купцов и адмиралтейских чиновников. Не забывал и о прежнем начальнике, мистере Даниеле Дефо, который с многочисленным семейством поселился в одном из пригородов Лондона. Его окруженный садом трехэтажный кирпичный дом не выделялся среди соседних зданий. И хотя хозяин постоянно жаловался на подагру, камни в почках и долги, известные государственные деятели и некоторые столичные издатели продолжали регулярно получить от него так называемые «переводы статей из иностранной прессы». Многие борзописцы только зубами скрипели от зависти, узнавая о точных и прозорливых оценках политического и экономического положения в соседних странах, которые содержались в этих «переводах».
Но последнее время мистер Дефо все больше времени уделял литературным занятиям. Он закончил описание приключений на необитаемом острове «моряка из Йорка», которому дал имя Робинзон Крузо, и уже готовился продолжить рассказ о его кругосветном путешествии. В книжных лавках все чаще появлялись его книги, повествующие о странствиях смелых капитанов и предприимчивых купцов в Северную Америку, Китай, Сибирь. Иван, которого мистер Дефо часто расспрашивал о Южной Африке и Мадагаскаре, также делился своими воспоминаниями.
Когда-то Андрей Артамонович, выслушав рассказ Ивана о литературных увлечениях его начальника, распорядился сделать выписки из бумаг Сибирского приказа в Москве и перевести их на голландский язык. «Пусть иностранцы знают, какие богатства Россия имеет в Сибири и что за Уралом не живут люди с песьими головами, — сказал Матвеев. — А ты, Иван, помни, что господину Дефо Бог дал великий дар — занятно и мудро излагать мысли на бумаге. Такой человек и нам может пригодиться».
Теперь Иван время от времени передавал мистеру Дефо некоторые интереснее сообщения о событиях в России, которое поступали от торговых партнеров из Ревеля.
Последнее время восточная торговля наладилась, шведские каперы поутихли и деловые круги Лондона положительно оценивали обстановку на Балтике. Тем более что российская армия очистила от шведов ее южные берега, а царь Петр охотно передавал завоеванные области и города Дании и соседним немецким князькам. Стало известно, что английский король Георг также пожелал округлить свои наследственные владения за счет шведов.
Царь согласился, и союзный договор России и Ганновера был подписан. В Лондоне не возражали против такой политики короля, но связывать себя подобным договором не спешили.
Однако правители Европы, увлеченные дележом царских подарков, совсем забыли о неукротимом нраве короля Карла. Его не сломили военные неудачи. После того, как шведская армия сбросила в море десант датчан, он начал наступление в Норвегии. Ранней весной 1716 года шведские каперы вновь появились на Балтике. А слухи о том, что в Стокгольме собираются якобиты, неприятно поразили многих политиков в британской столице. Государственные мужи, которые совсем недавно восхищались гибкостью политики шведского короля, воспользовавшегося услугами изменника Мазепы во время похода в Россию, теперь возмущались цинизмом Карла. Ведь если он действительно овладеет норвежскими гаванями, то шведские корабли, минуя датские проливы, смогут перебросить тысячи якобитов и прочего сброда, вооруженного на деньги французского короля или папы Римского, к берегам Соединенного Королевства. И тогда на английской земле вновь вспыхнет гражданская война!
Эскадра адмирала Норриса вновь отправилась на Балтику. Она везла послание короля Георга с требованием, чтобы шведский король немедленно прекратил действия, наносящие ущерб интересам Британии. Но этот сумасброд отказался вести переговоры и вернул королевское послание нераспечатанным!
Как это ни прискорбно, но Британия оказалась вынужденной принять участие в ликвидации шведской угрозы.
Датский король Фредерик давно предлагал использовать российские войска для вторжения на шведскую землю. Царь Петр не возражал, но напомнил, что для перевозки и снабжения его 50-тысячной армии нужен целый флот транспортных судов.
В июле 1716 года на рейд Копенгагена вошли 23 корабля под Андреевским флагом. Из них 14 линейных. Российская пехота и кавалерия начали стягиваться к северо-немецким портам. Десант было решено высадить в провинции Сконе, откуда в шведскую армию поступали основные поставки хлеба и мяса.
Вскоре громадная эскадра в составе 69 боевых кораблей под флагами России, Англии, Дании и Голландии вышла в море. Ее возглавил царь Петр. Объединенный флот прошел вдоль берегов Швеции, корабли которой поспешили укрыться в гаванях, а затем вернулся в Копенгаген. Здесь выяснилось, что датчане лишь к осени смогут собрать суда, необходимые для перевозки российской пехоты и артиллерии. А для трех драгунских полков транспортов вообще нет.
На небольшом сторожевом корабле царь Петр лично осмотрел места предполагаемой высадки десанта. Убедился, что везде противник поспешно строит береговые батареи. Корабль царя подвергся обстрелу и получил несколько попаданий. Разведка подтвердила, что десант готовы встретить более двадцати тысяч шведских солдат и ополчение.
Датское командование продолжало тянуть время и, наконец, объявило, что сможет обеспечить судами российский десант не ранее октября. Но потом, из-за осенне-зимних штормов, не обещает продолжить его снабжение продовольствием и боеприпасами. Российским солдатам предстояло сражаться в чужой стране и зимовать в землянках и шалашах. Возможность проведения такой операции вызвала большой интерес у европейских стратегов, как первый опыт ведения крупных боевых действий в холодное время года. Многие указывали, что ни одна из современных армий не имеет теплого обмундирования, а все дороги Европы в это время года превращаются в канавы, наполненные грязью и мокрым снегом. Но, по мнению других, такие мелочи не имели большого значения. Как сказал один ганноверский генерал — «московиты смогут питаться водой и травой, а все необходимое захватят у шведов».
Царь Петр заявил, что в таких условиях его солдаты погибнут от голода и болезней. И он не станет рисковать своей армией. Но готов повести десант будущей весной и, кроме того, высадить российские войска в районе Стокгольма.
Такое решение вызвало бурю негодования при датском дворе. Прибытие российской армии в пограничные города было объявлено коварным планом захвата Дании. Жителям Копенгагена поспешно раздали орудие, пушки столичной крепости навели на российские суда, находившиеся на рейде. Из Санкт-Петербурга поспешили разъяснить, что Россия не намерена оккупировать земли союзника, и российский посол Долгорукий успокоил датчан.
Но больше всех решение царя Петра отложить десант до будущего года возмутило короля Георга. Шведские владения уже вошли в состав Ганновера, и союзный договор с Россией стал не нужен. Адмирал Норрис получил приказ напасть на российский флот, корабли которого следовало «жечь и топить». Российского монарха предписывалось «взять в плен» и «держать в цепях под стражей» до тех пор, пока его войска полностью не очистят немецкие земли.
Однако адмирал лучше знал английские порядки, чем немец на английском престоле. Главнокомандующему ганноверской армией генералу Ботмару он ответил, что оценил состояние российских войск и военных кораблей. Операция против них не принесет победы, но причинит большой ущерб английским интересам. Что касается приказа короля, то Норрис отказался его выполнять. При этом он заявил, что за свои действия и свою эскадру отвечает, прежде всего, перед парламентом Англии. А не перед кем-либо еще.
Но последнее время мистер Дефо все больше времени уделял литературным занятиям. Он закончил описание приключений на необитаемом острове «моряка из Йорка», которому дал имя Робинзон Крузо, и уже готовился продолжить рассказ о его кругосветном путешествии. В книжных лавках все чаще появлялись его книги, повествующие о странствиях смелых капитанов и предприимчивых купцов в Северную Америку, Китай, Сибирь. Иван, которого мистер Дефо часто расспрашивал о Южной Африке и Мадагаскаре, также делился своими воспоминаниями.
Когда-то Андрей Артамонович, выслушав рассказ Ивана о литературных увлечениях его начальника, распорядился сделать выписки из бумаг Сибирского приказа в Москве и перевести их на голландский язык. «Пусть иностранцы знают, какие богатства Россия имеет в Сибири и что за Уралом не живут люди с песьими головами, — сказал Матвеев. — А ты, Иван, помни, что господину Дефо Бог дал великий дар — занятно и мудро излагать мысли на бумаге. Такой человек и нам может пригодиться».
Теперь Иван время от времени передавал мистеру Дефо некоторые интереснее сообщения о событиях в России, которое поступали от торговых партнеров из Ревеля.
Последнее время восточная торговля наладилась, шведские каперы поутихли и деловые круги Лондона положительно оценивали обстановку на Балтике. Тем более что российская армия очистила от шведов ее южные берега, а царь Петр охотно передавал завоеванные области и города Дании и соседним немецким князькам. Стало известно, что английский король Георг также пожелал округлить свои наследственные владения за счет шведов.
Царь согласился, и союзный договор России и Ганновера был подписан. В Лондоне не возражали против такой политики короля, но связывать себя подобным договором не спешили.
Однако правители Европы, увлеченные дележом царских подарков, совсем забыли о неукротимом нраве короля Карла. Его не сломили военные неудачи. После того, как шведская армия сбросила в море десант датчан, он начал наступление в Норвегии. Ранней весной 1716 года шведские каперы вновь появились на Балтике. А слухи о том, что в Стокгольме собираются якобиты, неприятно поразили многих политиков в британской столице. Государственные мужи, которые совсем недавно восхищались гибкостью политики шведского короля, воспользовавшегося услугами изменника Мазепы во время похода в Россию, теперь возмущались цинизмом Карла. Ведь если он действительно овладеет норвежскими гаванями, то шведские корабли, минуя датские проливы, смогут перебросить тысячи якобитов и прочего сброда, вооруженного на деньги французского короля или папы Римского, к берегам Соединенного Королевства. И тогда на английской земле вновь вспыхнет гражданская война!
Эскадра адмирала Норриса вновь отправилась на Балтику. Она везла послание короля Георга с требованием, чтобы шведский король немедленно прекратил действия, наносящие ущерб интересам Британии. Но этот сумасброд отказался вести переговоры и вернул королевское послание нераспечатанным!
Как это ни прискорбно, но Британия оказалась вынужденной принять участие в ликвидации шведской угрозы.
Датский король Фредерик давно предлагал использовать российские войска для вторжения на шведскую землю. Царь Петр не возражал, но напомнил, что для перевозки и снабжения его 50-тысячной армии нужен целый флот транспортных судов.
В июле 1716 года на рейд Копенгагена вошли 23 корабля под Андреевским флагом. Из них 14 линейных. Российская пехота и кавалерия начали стягиваться к северо-немецким портам. Десант было решено высадить в провинции Сконе, откуда в шведскую армию поступали основные поставки хлеба и мяса.
Вскоре громадная эскадра в составе 69 боевых кораблей под флагами России, Англии, Дании и Голландии вышла в море. Ее возглавил царь Петр. Объединенный флот прошел вдоль берегов Швеции, корабли которой поспешили укрыться в гаванях, а затем вернулся в Копенгаген. Здесь выяснилось, что датчане лишь к осени смогут собрать суда, необходимые для перевозки российской пехоты и артиллерии. А для трех драгунских полков транспортов вообще нет.
На небольшом сторожевом корабле царь Петр лично осмотрел места предполагаемой высадки десанта. Убедился, что везде противник поспешно строит береговые батареи. Корабль царя подвергся обстрелу и получил несколько попаданий. Разведка подтвердила, что десант готовы встретить более двадцати тысяч шведских солдат и ополчение.
Датское командование продолжало тянуть время и, наконец, объявило, что сможет обеспечить судами российский десант не ранее октября. Но потом, из-за осенне-зимних штормов, не обещает продолжить его снабжение продовольствием и боеприпасами. Российским солдатам предстояло сражаться в чужой стране и зимовать в землянках и шалашах. Возможность проведения такой операции вызвала большой интерес у европейских стратегов, как первый опыт ведения крупных боевых действий в холодное время года. Многие указывали, что ни одна из современных армий не имеет теплого обмундирования, а все дороги Европы в это время года превращаются в канавы, наполненные грязью и мокрым снегом. Но, по мнению других, такие мелочи не имели большого значения. Как сказал один ганноверский генерал — «московиты смогут питаться водой и травой, а все необходимое захватят у шведов».
Царь Петр заявил, что в таких условиях его солдаты погибнут от голода и болезней. И он не станет рисковать своей армией. Но готов повести десант будущей весной и, кроме того, высадить российские войска в районе Стокгольма.
Такое решение вызвало бурю негодования при датском дворе. Прибытие российской армии в пограничные города было объявлено коварным планом захвата Дании. Жителям Копенгагена поспешно раздали орудие, пушки столичной крепости навели на российские суда, находившиеся на рейде. Из Санкт-Петербурга поспешили разъяснить, что Россия не намерена оккупировать земли союзника, и российский посол Долгорукий успокоил датчан.
Но больше всех решение царя Петра отложить десант до будущего года возмутило короля Георга. Шведские владения уже вошли в состав Ганновера, и союзный договор с Россией стал не нужен. Адмирал Норрис получил приказ напасть на российский флот, корабли которого следовало «жечь и топить». Российского монарха предписывалось «взять в плен» и «держать в цепях под стражей» до тех пор, пока его войска полностью не очистят немецкие земли.
Однако адмирал лучше знал английские порядки, чем немец на английском престоле. Главнокомандующему ганноверской армией генералу Ботмару он ответил, что оценил состояние российских войск и военных кораблей. Операция против них не принесет победы, но причинит большой ущерб английским интересам. Что касается приказа короля, то Норрис отказался его выполнять. При этом он заявил, что за свои действия и свою эскадру отвечает, прежде всего, перед парламентом Англии. А не перед кем-либо еще.