Страница:
– Вот что я скажу, парень. Тебе, как я понимаю, домой идти нельзя сейчас. Там тебя, конечно, ждут, но, думаю, далеко не с хлебом-солью. Не стоит, пожалуй, пока лезть на рожон. Если ты решишь уйти от людей навсегда, то живи у меня, сколько хочешь. Но если захочешь вернуться и вступить в схватку со своими врагами, то я могу помочь тебе получить, хоть небольшой, но все-таки шанс на победу. На это уйдет, я думаю, несколько лет.
– Несколько лет не срок, когда на карте стоит целая жизнь.
– Хорошо, я понял тебя. Когда придет время, мы пойдем к тем людям, что живут в долине и которых ты видел там, возле реки. Ты станешь моим названым сыном. Будешь жить у них. Они научат тебя всему, что знают сами. Научат сражаться и выживать там, где нормальному человеку это сделать невозможно. Переступив далеко за порог человеческих возможностей, ты сможешь победить даже в неравной схватке. Но подумай еще раз как следует, прежде чем принять окончательное решение. Если ты согласишься, то назад дороги уже нет. Порою будет трудно, очень трудно. Иногда, наверное, придется попросту балансировать на остром лезвии грани между жизнью и смертью. Но никогда, ты слышишь, никогда не оглядывайся назад и не ищи пути к отступлению. Будь честен, смел, и люди станут тебя уважать. И тогда, года через три, вернешься оттуда совсем другим человеком, если, конечно, вообще захочешь вернуться. Ну, а если убежишь, то всё равно поймают и, возможно, даже убьют, а на моем имени, останется несмываемое пятно позора.
Он замолчал. Сергей тоже не произносил ни слова.
– Нужно хорошенько обдумать все сказанное.
На память вдруг всплыли слова услышанные совсем недавно:
– Из каждого положения всегда есть три выхода. Первое – это пойти в город сейчас и умереть, второе – навсегда остаться здесь, и третье – постараться выжить у туземцев, вернуться в город и посчитаться с убийцами. Другие варианты вообще не приемлемы, а из этих трех наиболее предпочтительным, безусловно, является, последний. Ну, а если смерть, что ж, значит, такова судьба.
– Я согласен, – сказал Сергей неожиданно для самого себя.
Наверное, это говорил голос его души, которая приняла решение гораздо раньше, чем мозг успел все как следует обдумать. И хоть слов было сказано немного, означали они, пожалуй, очень многое.
– Это правильно, – поддержал его Федор.
– Пока живи у меня, а время придет – я отведу тебя к тем людям, с которыми ты проведешь впоследствии немало времени. Сейчас иди, отдыхай, завтра поедем в лес дрова готовить. Зима впереди длинная. А как снегу побольше наметет, так просто мука по лесу мотаться. Сейчас, погода вроде, подходящая стоит. Пойду, лошади сена дам.
Он нахлобучил на седую голову огромную мохнатую шапку и вышел во двор.
Сидящий остался один. Ему было над чем поразмыслить.
«Что за жизнь ожидает впереди? Но, как бы там ни было, это хоть какая то, но все-таки жизнь. Тогда как дома ее наверняка отберут те люди, что сейчас так глубоко ненавистны и с которыми справиться возможности нет. Да, они сильнее, у них есть власть и деньги. Пожалуй, стоит на какое-то время уйти от всего этого. Уйти, но лишь для того, чтобы впоследствии вернуться». И с той самой секунды, когда он это для себя решил, тот далекий мир с огнями и машинами, с приятным шелестом зеленых купюр и горячей кровью невинно загубленных жертв – он словно перестал для него вдруг существовать. Как будто бы какая-то невидимая и вместе с тем могущественная сила ни с того ни с сего направила мысли совсем в другое русло. Человеку показалось, что именно в эти секунды он вновь обрел себя, но уже в совершенно ином образе. В образе человека безжалостного, решительного и вместе с тем честного и справедливого. В образе человека, чуждого всех благ цивилизации, для которого намного важнее звона монет станет глоток чистой ключевой воды, и всего один вдох свежего лесного воздуха, пропитанного запахом хвои и пением птиц. Он с каким-то странным безразличием вспоминал теперь то, что случилось там, в таком далеком и неправильном мире, и даже более того, кажется, простил все то зло, которое этот самый мир ему причинил. Главным стало совсем не это. Главным стало то, что вновь наступил новый день, что солнце, несмотря ни на что, вновь сияет высоко в небе, что следом за зимними холодами неминуемо придет весна, прилетят певчие птицы, зажурчат ручьи, а трескучие морозы сменятся ласковыми и теплыми днями, когда все живое, пробудившись после зимней спячки, поет гимн свету и теплу.
Ожидания Федора подтвердились. Утро следующего дня выдалось солнечным и морозным. Пурга, бушевавшая несколько дней кряду, приутихла. Над головой простиралось бездонное ярко-голубое небо. Снег поскрипывал под полозьями саней. Лошади бежали резво. Отъехав от дома километра два, наконец-то добрались до противоположного края вырубки.
– Вот здесь я дрова и готовлю. Березки ровненькие, одна к одной – без сучка, без задоринки. Дальше ехать незачем. Пила, правда, сломалась. Придется работать вот этим. Он достал из саней большую двуручную пилу, и работа закипела.
К концу дня уставшие, но довольные от сознания того, что дело сделано, друзья стали собираться домой. Солнце клонилось к горизонту, разливая вокруг свое яркое, кроваво-красное сияние. Старик не торопясь запрягал лошадь. Он что-то добродушно ворчал себе под нос, похлопывая коня по упругой шее. Тот же, в свою очередь, не отвечал лаской на слова хозяина, проявляя отчего-то явную тревогу, фыркал, и беспокойно топтался на месте.
– Ну, что ты, что ты? Немного еще потерпи, сейчас уже домой поедем.
Сергей собирал в рюкзак нехитрые пожитки, разбросанные здесь же, под развесистой и корявой березой.
И тут произошло то, чего ни он, ни его спутник никак ожидать не могли. Серая тень в мгновение ока метнулась по ветвям дерева, а еще через секунду огромных размеров рысь оказалась прямо на спине у человека. Спас воротник шубы. Зверь не смог сразу прокусить толстый овчинный полушубок, а вернее сказать, прокусить настолько, чтобы убить. Но еще секунда-другая, и всё будет кончено. Дядя Федор выхватил большой охотничий нож и бросился на помощь. Но от него до места схватки оставалось не меньше пятидесяти метров, и преодолеть это расстояние он смог бы, как минимум, секунд за десять. А это уже слишком поздно.
В руках у Серёги оказался лишь маленький кухонный ножик, который он пока еще не успел убрать в рюкзак. Собрав всю волю в один – единственный удар, всадил нехитрое оружие зверю между ребер. Как именно смог это сделать, наверно, даже сам себе впоследствии объяснить бы не сумел. Ведь рысь гораздо сильнее и опытнее. Убивать – это ее профессия. Почувствовав в себе холодное лезвие, зверюга даже не подумала отпустить свою жертву, а лишь сильнее стиснула зубы. И тогда ударил еще раз. Спина стала липкой от крови. Где именно его кровь, а где кровь зверя, умирающего на спине, различить невозможно. Ведь кровь, точно так же, как и боль, совершенно одинакова для всех.
Дикая кошка не выпускала человека из своих цепких объятий, но силы её таяли. Вместе с теплой жидкостью красного цвета из тела уходила жизнь, и постепенно оно остывало. А подоспевший на помощь Федор одним точным ударом своего охотничьего ножа перерезал звериное горло:
– Пусть не мучается.
Как доехали до дома, Сергей не помнил. Он, еле живой, лежал в санях рядом с убитым им животным.
Очнулся лишь на следующее утро, лежа в кровати, от голоса хозяина.
– Ну, хватит уже притворяться больным. Вставай давай.
Старик смеялся.
– А ты молодец. Я думал, уже все, кранты. Зверюга бешеная, я тебе скажу. И как ты совладал только с ней? Так и держись.
И эта похвала для него, была сейчас, пожалуй, ценнее многих и многих наград. Человек вновь начал верить в свои силы и твердо уяснил для себя одну из самых важных и вечных истин:
« За свою жизнь и за жизнь своих близких нужно бороться, бороться до конца, даже тогда, когда надежды уже не остается». И он пронесет это впоследствии через весь свой жизненный путь.
Дни шли за днями. Время пролетело незаметно. И вот уже солнце стало выше подниматься над горизонтом, а с крыши закапала первая веселая капель. Снег постепенно таял. Он уходил вместе с вешними водами куда-то очень и очень далеко. На вербах распустились мохнатые почки, по которым весело сновали вверх и вниз обрадованные теплыми весенними деньками неутомимые труженицы – пчелы.
– Ну что ж, скоро и тебе пора в дорогу собираться. Через неделю, наверное, откроется перевал, и можно будет идти. Снега в лесу уже немного осталось. Собираться не нужно. Брать с собой тоже ничего не стоит. И помни главное: у тебя все получится, ты сможешь это сделать. Другой дороги у нас нет.
И здесь Сергей уяснил для себя еще одну правду, поняв, что на переправе коней менять ни в коем случае нельзя, и нужно идти по выбранной дороге до конца, хотя конец пути вовсе не означает окончание жизни, во время которой человек способен пройти порою несколько дорог. Сейчас он был спокоен и не жалел уже ни о чем.
А ровно через неделю ранним весенним утром, которое, пожалуй, больше походило на промозглое осеннее, два человека тронулись в путь.
Вдоль старого высохшего русла ручья по каменной россыпи пробирался невысокий пожилой человек. Колючий осенний ветер бил ему в лицо, раздувая в разные стороны седые, давно не стриженые волосы, выступающие из-под шляпы, которая каким-то неимоверным образом все-таки умудрялась удерживаться на голове. Двигался уверенно. По всему было видно, что ходить по этой дороге ему уже не впервой. Следом, чуть прихрамывая, старался не отстать другой, немного повыше ростом, определить возраст которого возможности не представлялось из-за бороды, закрывающей всю нижнюю часть лица. А замыкала процессию собака. Хотя нет. Животное, скорее всего, вовсе не было собакой. Огромных размеров волк мирно плелся позади людей. И эту странную картину, увидев единожды, забыть совсем невозможно, наверное, уже никогда. Что за обстоятельства могли соединить серого, безжалостного хищника и этих двоих людей? И лишь глаза могли, пожалуй, многое рассказать. Леденящий душу взгляд зверя, который забывает даже про собственную жизнь, вступая в схватку с противником, намного превосходящим его по силе, и холодный взгляд человека, поставившего все на карту во имя достижения одной – единственной, так нужной ему цели. Человека, который, не задумываясь, вступит в бой с более сильным соперником, не размышляя об исходе поединка. И тот, и другой будут драться до конца, до последнего вздоха, даже если враг уже нанес ножом в спину удар, вслед за которым неминуемо последует смерть. Ибо зло не должно победить. Оно может убить правду, но уничтожить ее совсем – никогда.
Глава 6
Артем был, несомненно, ребенком обаятельным и с первого взгляда вызывающим всяческую симпатию к себе со стороны окружающих его людей. Но все, что бы он ни делал, делалось исключительно из потребительских соображений. А если с человека взять нечего, то мог без особого труда так втоптать его в грязь, что оставалось только удивленно хлопать глазами от умных изречений, вылетающих из уст «младенца». Сейчас он просто сидел и с равнодушным лицом ждал свидания с матерью.
Вскоре, улыбаясь, вошла Таня. Последняя встреча с другом Сергея вселила надежду. А сейчас, к тому же, женщина была несказанно обрадована предстоящей встречей с сыном. Отношение к ней медперсонала также изменилось в лучшую сторону. За палатой по очереди, приглядывали два санитара. Когда из соседнего корпуса в гости попытался протиснуться подвыпивший охранник, то получил, как это ни странно, от ворот поворот. Выкрикивая какие-то пьяные не то ругательства, не то угрозы, он кубарем скатился с крыльца, чуть было не угодив головой в ведро с отходами.
Заметив вошедшую мать, Артем вскочил с лавки, и лицо его расплылось до ушей в довольной улыбке. Он протянул ей пакет с фруктами.
– Как ты, мам?
– У меня все нормально, Артемка, а ты-то как? Ты куда мне столько натащил? На вот, кушай сам. Таня дала мальчику в одну руку два яблока, а в другую сунула плитку шоколада. Артем убрал шоколад в карман, откусил кусок от яблока и уже совсем по-взрослому обратился к матери.
– У меня, мам, все нормально, ты не переживай. Вчера вот с дядей Вадимом на рыбалку ездили. Я во какую щуку поймал.
Он развел руки в разные стороны настолько, насколько позволяла это сделать ширина детских плеч. Услышав имя, произнесенное устами сына, стоявшая сразу же присела на лавку возле стены, хотя вида старалась не подавать и сохраняла на лице гримасу, изображающую улыбку.
– А потом мы еще в кафе заезжали. Я там, знаешь, мороженок и пирожных до отвала наелся. Мне дядя Вадим удочку новую купил – семь метров. Легкая-прелегкая, прикинь. И тачка у него классная.
– Артем, ты что, был с этим человеком на рыбалке? Я же тебя предупреждала, чтобы ты держался от него подальше. Ты почему меня не слушаешь совсем? – говорила спокойно: на то, чтобы кричать, уже просто-напросто не было сил.
– Мам, да ты чего? Дядя Вадим вот такой мужик, в отличие от этого твоего бывшего. И бабок у него не меряно. Послушай, а ты что, и вправду от дяди Сережи рожать собралась? Так ведь мы его даже прокормить не сможем. Отца-то вряд ли уже дождемся.
– Артем! Замолчи сейчас же! Как ты разговариваешь с матерью?!
– Ну, мам ты сама смотри. Делай, как знаешь. Меня дядя Вадим просил тебя предупредить. Не понимаешь ты, видать, своего счастья. Ладно. Я полетел. Не скучай здесь. Я навещать тебя буду. Да и дядя Вадим обещал тоже зайти. Да он, вроде, вон на улице стоит.
Мальчик вышел, а в комнату вошел Вадим.
При появлении так ненавистного ей человека с женщиной чуть было не случилась истерика. Она закрыла лицо руками и уткнулась себе в колени. Вадим, довольный собой, стоял, расплывшись в улыбке до ушей.
И тут произошло то, чего Таня ожидать ну никак не могла. Огромного роста санитар, взявшийся неизвестно откуда, взял стоявшего за шиворот и выкинул на улицу, словно дворовую собаку. Вылетая из узкого коридора, Вадим зацепился ногой за порог и плюхнулся в лужу прямо на толстый живот, ударившись головой о колесо своей же машины. Моментально вскочив на ноги и потирая ушибленный затылок, он начал что было силы кричать. Свидание на этом закончилось.
Оставшись одна в пустой комнате, женщина вдруг безудержно разрыдалась. Ей было жаль себя, она боялась за сына, который сейчас оказался предоставлен самому себе и так легко попался на удочку изувера и насильника.
Александр, будучи человеком слова, сразу же после разговора с женой своего друга принялся за дело. А действовать стоило, пожалуй, без лишних промедлений, но вместе с тем аккуратно и осторожно. Настаивать на официальном медицинском переосвидетельствовании женщины бесполезно, и он это прекрасно понимал.
«В этой долбаной больнице давно уже куплены все, кого нужно было купить. Иначе она вообще бы там не находилась. А кроме того, Вадим не должен заподозрить, что освобождение Татьяны – это дело его рук. Нельзя допустить, чтобы этот человек догадался, что кто-либо из экспедиции мог остаться в живых. Иначе – новая бойня и новая кровь. Он станет проверять всех, и не исключено, что пострадают родственники. Задача не из легких, если не сказать большего. На практике она вообще почти что не – выполнима».
Но кое-что Саня уже сделал. Один из санитаров оказался его давним корешем и пообещал другу, что присмотрит за женщиной. Но долго это продолжаться не могло. Володя (так его звали) уже успел нажить себе из-за этого кучу неприятностей. Совсем недавно его вызывал в кабинет главный и чистил почем зря.
– Как ты мог так поступить? Ведь это такой известный и такой прекрасный человек, – орал он, разбрызгивая слюни. – Вышвырнуть на улицу, словно дворовую собаку? Да ты хоть думал, что делаешь-то?
– Но я же не знал, кто он такой, – оправдывался парень.
– Смотрю, мужик к больной пристает. Ну, я его и проводил. Вдруг, думаю, баба вены начнет себе вскрывать или еще чего. От дуры-то ожидай чего угодно. Нам опять же неприятности лишние.
Начальник, кажется, ему поверил, да и упрекнуть Владимира, в общем-то, не в чем. Действовал он по инструкции. Можно, конечно, обойтись с посетителем и поаккуратнее, но это не принято в их больнице. Здесь вообще очень сложно добиться свидания с больным.
Парня простили, но он строго-настрого был предупреждён, чтобы в будущем даже пальцем не смел прикасаться к этому человеку, а, напротив, оказывал ему всяческие помощь и содействие. А это значило лишь то, что визит Вадима в больницу не был последним. И кто знает, каких еще подлостей от него можно ожидать в ближайшее время.
Саня вышел на улицу, нахлобучив на глаза зимнюю шапку и накинув на плечи полушубок нараспашку. На городских тротуарах во всем уже чувствовалось нежное дыхание приближающейся весны. Снега не осталось. Солнце грело совсем по-летнему, но холодный северный ветер, налетающий порой неизвестно откуда, пробирал до самых костей. На вербах нахохлились пушистые почки, а воробьи, напротив, прилизывали свои перышки и щебетали как-то по-особенному весело и непринужденно, радуясь теплу, свету, и видимо, всем своим птичьим нутром чувствуя скорое приближение доброй красавицы весны. Ясное солнечное воскресное утро радовало все живое своим приходом.
Целью идущего стала сейчас дача главного врача той самой больницы, где лежала Татьяна. Через своих людей он узнал, где живет Алексей Михайлович Егоров. А сосед по квартире сообщил, что тот еще накануне вечером с семьей уехал на дачу. Доехав на автобусе до окраины города, не спеша вышел на грязную обочину.
«Дальше, нужно идти пешком». До места оставалось еще километров десять, и это в лучшем случае. Но десять километров, конечно же, не расстояние. В экспедиции, когда они добирались до злополучной долины, сорок за день было нормальным переходом. Он быстро пошел вперед по грунтовке в сторону дачно-садового кооператива «Заря», где, собственно, и находилась дача Алексея Михайловича.
Место оказалось самое что ни на есть обычное. Симпатичные домики, ухоженные участки, нарезанные ровными рядами по шесть соток.
Найти нужную усадьбу и не привлечь ничьего внимания – это задача номер один, и стоит как можно скорее приступить к ее выполнению.
Возле крайнего дома в палисаднике копал грядки какой-то дед.
– Привет, дедуля!
В ответ старик лишь молча кивнул головой. Наверное, он привык с осторожностью относиться к новым знакомствам, и к тому же не был особенно склонен к разговорам.
«Это даже хорошо».
– Дедушка, а как бы мне Егорова Алексея Михайловича найти?
Старик наконец-то повернулся к своему новому собеседнику, осмотрел его с ног до головы оценивающим взглядом, полным презрения, и процедил сквозь зубы:
– Иди по средней улице, там самый большой дом. Он один такой, не ошибешься.
После чего вновь отвернулся и молча продолжил возиться со своими грядками. Саня зашагал прочь.
«Видимо, доктора здесь не особенно уважают. А дедок ничего. Болтать попусту не станет. По крайней мере, пока не подопьет, к врачу с докладом не побежит. А значит, время есть». Он поднес к глазам бинокль.
«Вот хозяин, а вот его жена. Больше, вроде бы, никого. Это хорошо. Вечером попозже я, пожалуй, к тебе загляну на чашку чая, так сказать. Спросонья-то, посговорчивее станешь. А то среди дня баба крик подымет, да и в лицо запомнить могут».
Человек взобрался на огромную сосну, что стояла на самой опушке леса, и из-под ее густой кроны продолжил наблюдение. На участке копошились по-прежнему двое.
На дереве просидел до вечера. А когда солнце уже начало прятаться за горизонт, спустился по толстым веткам вниз и не торопясь побрел в чащу леса, подыскивая подходящее место для отдыха. Огонь развел в густом осиннике (там не видно дыма и в случае внезапного нападения всегда можно сразу скрыться от врага.) Возможно, что это была излишняя предосторожность, но поделать с собой уже ничего не мог, ведь простые правила кровью и шрамами прописались на собственном теле.
«Ни собак, ни посторонних на даче не видно. Но жена. Как быть с ней? Придется, наверное, подпереть дверь снаружи, чтобы не выскочила на улицу, и влезть через окно. Хотя план войну покажет. Главное – припугнуть как следует». Саня подбросил несколько веток, в разгорающееся пламя и поудобнее устроился возле огня, навалившись на старую, корявую осину. Как задремал, и сам не заметил, а проснулся уже посреди ночи от холода. Быстро встав, сразу же взглянул на часы и только после этого вздохнул с облегчением.
«Два часа ночи. Что ж, пожалуй, самое время, пора». Дачу врача искать долго не пришлось. Это строение вовсе не походило на те маленькие клетушки, которые принято ставить на заветных шести сотках. Добротный кирпичный дом располагался на двух участках сразу. Подземный гараж с бронированными железными воротами находился внизу.
«Видно, на поток дело поставил, широко развернулся», – со злостью отметил про себя.
«И Вадим, небось тоже немалый куш отвалил, чтобы здорового человека в психушке держать».
Вошел через открытую калитку соседнего домика. Затем перемахнул невысокий заборчик и, пройдя мимо огромных теплиц, подошел сзади, со стороны веранды.
«Что ж, милый, сейчас я буду тебя лечить», – подумал человек, растирая занывший почему-то, шрам от пули в правом боку. Дверь оказалась запертой изнутри. Он припёр её стоявшей рядом лопатой ещё и снаружи.
«Ишь ты, какой предусмотрительный, кого-то, видно, побаивается».
Без особого труда выставив стекло, осторожно влез на веранду и бесшумно поднялся по лестнице. Парадный вход на кухню оказался открыт, и Саня беспрепятственно вошёл внутрь.
«Ну, вот, доктор, ну как же вы так могли опростоволоситься, не закрыв входную дверь? А теперь я к вам иду, так что уж не обессудьте». Хмыкнув ещё что-то себе под нос, надел приготовленную заранее маску.
На стене громко тикали ходики. Со стоящей справа кровати слышалось легкое посапывание. Супруга разместилась на диване у противоположной стены. Гость неслышно подошел к врачу и накинул ему на шею удавку. Тот, попытался было встать, но тонкая и прочная нить больно врезалась в горло. Вместо крика с губ сорвался лишь негромкий хрип.
– Лежать тихо, тогда, может, еще и поживешь немного, – он говорил спокойным, но уверенным голосом прямо на ухо лежащему перед ним человеку. А тот, в свою очередь, наверное, и сам уже все понял, потому что сразу притих на кровати. Умирать ему не хотелось.
– Вот и хорошо, что ты такой лекарь понятливый. А теперь слушай меня внимательно, Егоров Алексей Михайлович, да смотри, не перепутай ничего, ведь от этого будет зависеть твое дальнейшее существование, а так – же судьба близких тебе людей. Как ты, наверное, уже понял, это вопрос жизни и смерти. Так вот, завтра, придя на работу, первое, что ты сделаешь, это выпишешь из своего лазарета или просто так отпустишь, это уж тебе виднее, Николаеву Татьяну Михайловну, а в руки ей отдашь справку о том, что она совершенно здорова.
Врач попытался было что-то сказать, но Саня прервал его:
– Молчать! Говорить сейчас буду я. Я скажу, а ты послушаешь меня, и если сделаешь что-то не так, то умрешь сам и погубишь всю свою семью. С Вадимом я сам разберусь. Так ему и передашь. Пусть себе другую подружку подыщет. Он со мной прекрасно знаком и, думаю, что возражать не станет. Запомни главное: если ровно в восемь Таня не выйдет за ворота лечебницы, смерть твоя будет страшной, уж ты мне поверь. Ну, а сейчас отдыхай пока. Завтра тебе нужно рано вставать. И я тоже пойду, пожалуй.
Замотав веревку за спинку кровати так, чтобы лежащий не смог сразу соскочить и поднять шум, Александр не спеша вышел на улицу. Небо на востоке уже начинало понемногу светлеть. В детстве ему нравилось любоваться восходом солнца. Но сейчас времени на это нет. В доме загорелся свет, и послышались истошные крики. Кричала женщина. Прислушавшись к ее воплям, понял, что она отчитывает за что-то своего супруга. Наверное, жена была в курсе всех его дел. А уже через секунду, человек скрылся в лесу и больше ничего не слышал. Домой не пошел. Через лес ночью, пожалуй, не стоит пробираться. По дороге идти тоже нельзя. На старом костровище вновь разгорелся небольшой костерок. Уставший, он вскоре задремал на уже насиженном месте.
– Несколько лет не срок, когда на карте стоит целая жизнь.
– Хорошо, я понял тебя. Когда придет время, мы пойдем к тем людям, что живут в долине и которых ты видел там, возле реки. Ты станешь моим названым сыном. Будешь жить у них. Они научат тебя всему, что знают сами. Научат сражаться и выживать там, где нормальному человеку это сделать невозможно. Переступив далеко за порог человеческих возможностей, ты сможешь победить даже в неравной схватке. Но подумай еще раз как следует, прежде чем принять окончательное решение. Если ты согласишься, то назад дороги уже нет. Порою будет трудно, очень трудно. Иногда, наверное, придется попросту балансировать на остром лезвии грани между жизнью и смертью. Но никогда, ты слышишь, никогда не оглядывайся назад и не ищи пути к отступлению. Будь честен, смел, и люди станут тебя уважать. И тогда, года через три, вернешься оттуда совсем другим человеком, если, конечно, вообще захочешь вернуться. Ну, а если убежишь, то всё равно поймают и, возможно, даже убьют, а на моем имени, останется несмываемое пятно позора.
Он замолчал. Сергей тоже не произносил ни слова.
– Нужно хорошенько обдумать все сказанное.
На память вдруг всплыли слова услышанные совсем недавно:
– Из каждого положения всегда есть три выхода. Первое – это пойти в город сейчас и умереть, второе – навсегда остаться здесь, и третье – постараться выжить у туземцев, вернуться в город и посчитаться с убийцами. Другие варианты вообще не приемлемы, а из этих трех наиболее предпочтительным, безусловно, является, последний. Ну, а если смерть, что ж, значит, такова судьба.
– Я согласен, – сказал Сергей неожиданно для самого себя.
Наверное, это говорил голос его души, которая приняла решение гораздо раньше, чем мозг успел все как следует обдумать. И хоть слов было сказано немного, означали они, пожалуй, очень многое.
– Это правильно, – поддержал его Федор.
– Пока живи у меня, а время придет – я отведу тебя к тем людям, с которыми ты проведешь впоследствии немало времени. Сейчас иди, отдыхай, завтра поедем в лес дрова готовить. Зима впереди длинная. А как снегу побольше наметет, так просто мука по лесу мотаться. Сейчас, погода вроде, подходящая стоит. Пойду, лошади сена дам.
Он нахлобучил на седую голову огромную мохнатую шапку и вышел во двор.
Сидящий остался один. Ему было над чем поразмыслить.
«Что за жизнь ожидает впереди? Но, как бы там ни было, это хоть какая то, но все-таки жизнь. Тогда как дома ее наверняка отберут те люди, что сейчас так глубоко ненавистны и с которыми справиться возможности нет. Да, они сильнее, у них есть власть и деньги. Пожалуй, стоит на какое-то время уйти от всего этого. Уйти, но лишь для того, чтобы впоследствии вернуться». И с той самой секунды, когда он это для себя решил, тот далекий мир с огнями и машинами, с приятным шелестом зеленых купюр и горячей кровью невинно загубленных жертв – он словно перестал для него вдруг существовать. Как будто бы какая-то невидимая и вместе с тем могущественная сила ни с того ни с сего направила мысли совсем в другое русло. Человеку показалось, что именно в эти секунды он вновь обрел себя, но уже в совершенно ином образе. В образе человека безжалостного, решительного и вместе с тем честного и справедливого. В образе человека, чуждого всех благ цивилизации, для которого намного важнее звона монет станет глоток чистой ключевой воды, и всего один вдох свежего лесного воздуха, пропитанного запахом хвои и пением птиц. Он с каким-то странным безразличием вспоминал теперь то, что случилось там, в таком далеком и неправильном мире, и даже более того, кажется, простил все то зло, которое этот самый мир ему причинил. Главным стало совсем не это. Главным стало то, что вновь наступил новый день, что солнце, несмотря ни на что, вновь сияет высоко в небе, что следом за зимними холодами неминуемо придет весна, прилетят певчие птицы, зажурчат ручьи, а трескучие морозы сменятся ласковыми и теплыми днями, когда все живое, пробудившись после зимней спячки, поет гимн свету и теплу.
Ожидания Федора подтвердились. Утро следующего дня выдалось солнечным и морозным. Пурга, бушевавшая несколько дней кряду, приутихла. Над головой простиралось бездонное ярко-голубое небо. Снег поскрипывал под полозьями саней. Лошади бежали резво. Отъехав от дома километра два, наконец-то добрались до противоположного края вырубки.
– Вот здесь я дрова и готовлю. Березки ровненькие, одна к одной – без сучка, без задоринки. Дальше ехать незачем. Пила, правда, сломалась. Придется работать вот этим. Он достал из саней большую двуручную пилу, и работа закипела.
К концу дня уставшие, но довольные от сознания того, что дело сделано, друзья стали собираться домой. Солнце клонилось к горизонту, разливая вокруг свое яркое, кроваво-красное сияние. Старик не торопясь запрягал лошадь. Он что-то добродушно ворчал себе под нос, похлопывая коня по упругой шее. Тот же, в свою очередь, не отвечал лаской на слова хозяина, проявляя отчего-то явную тревогу, фыркал, и беспокойно топтался на месте.
– Ну, что ты, что ты? Немного еще потерпи, сейчас уже домой поедем.
Сергей собирал в рюкзак нехитрые пожитки, разбросанные здесь же, под развесистой и корявой березой.
И тут произошло то, чего ни он, ни его спутник никак ожидать не могли. Серая тень в мгновение ока метнулась по ветвям дерева, а еще через секунду огромных размеров рысь оказалась прямо на спине у человека. Спас воротник шубы. Зверь не смог сразу прокусить толстый овчинный полушубок, а вернее сказать, прокусить настолько, чтобы убить. Но еще секунда-другая, и всё будет кончено. Дядя Федор выхватил большой охотничий нож и бросился на помощь. Но от него до места схватки оставалось не меньше пятидесяти метров, и преодолеть это расстояние он смог бы, как минимум, секунд за десять. А это уже слишком поздно.
В руках у Серёги оказался лишь маленький кухонный ножик, который он пока еще не успел убрать в рюкзак. Собрав всю волю в один – единственный удар, всадил нехитрое оружие зверю между ребер. Как именно смог это сделать, наверно, даже сам себе впоследствии объяснить бы не сумел. Ведь рысь гораздо сильнее и опытнее. Убивать – это ее профессия. Почувствовав в себе холодное лезвие, зверюга даже не подумала отпустить свою жертву, а лишь сильнее стиснула зубы. И тогда ударил еще раз. Спина стала липкой от крови. Где именно его кровь, а где кровь зверя, умирающего на спине, различить невозможно. Ведь кровь, точно так же, как и боль, совершенно одинакова для всех.
Дикая кошка не выпускала человека из своих цепких объятий, но силы её таяли. Вместе с теплой жидкостью красного цвета из тела уходила жизнь, и постепенно оно остывало. А подоспевший на помощь Федор одним точным ударом своего охотничьего ножа перерезал звериное горло:
– Пусть не мучается.
Как доехали до дома, Сергей не помнил. Он, еле живой, лежал в санях рядом с убитым им животным.
Очнулся лишь на следующее утро, лежа в кровати, от голоса хозяина.
– Ну, хватит уже притворяться больным. Вставай давай.
Старик смеялся.
– А ты молодец. Я думал, уже все, кранты. Зверюга бешеная, я тебе скажу. И как ты совладал только с ней? Так и держись.
И эта похвала для него, была сейчас, пожалуй, ценнее многих и многих наград. Человек вновь начал верить в свои силы и твердо уяснил для себя одну из самых важных и вечных истин:
« За свою жизнь и за жизнь своих близких нужно бороться, бороться до конца, даже тогда, когда надежды уже не остается». И он пронесет это впоследствии через весь свой жизненный путь.
Дни шли за днями. Время пролетело незаметно. И вот уже солнце стало выше подниматься над горизонтом, а с крыши закапала первая веселая капель. Снег постепенно таял. Он уходил вместе с вешними водами куда-то очень и очень далеко. На вербах распустились мохнатые почки, по которым весело сновали вверх и вниз обрадованные теплыми весенними деньками неутомимые труженицы – пчелы.
– Ну что ж, скоро и тебе пора в дорогу собираться. Через неделю, наверное, откроется перевал, и можно будет идти. Снега в лесу уже немного осталось. Собираться не нужно. Брать с собой тоже ничего не стоит. И помни главное: у тебя все получится, ты сможешь это сделать. Другой дороги у нас нет.
И здесь Сергей уяснил для себя еще одну правду, поняв, что на переправе коней менять ни в коем случае нельзя, и нужно идти по выбранной дороге до конца, хотя конец пути вовсе не означает окончание жизни, во время которой человек способен пройти порою несколько дорог. Сейчас он был спокоен и не жалел уже ни о чем.
А ровно через неделю ранним весенним утром, которое, пожалуй, больше походило на промозглое осеннее, два человека тронулись в путь.
Вдоль старого высохшего русла ручья по каменной россыпи пробирался невысокий пожилой человек. Колючий осенний ветер бил ему в лицо, раздувая в разные стороны седые, давно не стриженые волосы, выступающие из-под шляпы, которая каким-то неимоверным образом все-таки умудрялась удерживаться на голове. Двигался уверенно. По всему было видно, что ходить по этой дороге ему уже не впервой. Следом, чуть прихрамывая, старался не отстать другой, немного повыше ростом, определить возраст которого возможности не представлялось из-за бороды, закрывающей всю нижнюю часть лица. А замыкала процессию собака. Хотя нет. Животное, скорее всего, вовсе не было собакой. Огромных размеров волк мирно плелся позади людей. И эту странную картину, увидев единожды, забыть совсем невозможно, наверное, уже никогда. Что за обстоятельства могли соединить серого, безжалостного хищника и этих двоих людей? И лишь глаза могли, пожалуй, многое рассказать. Леденящий душу взгляд зверя, который забывает даже про собственную жизнь, вступая в схватку с противником, намного превосходящим его по силе, и холодный взгляд человека, поставившего все на карту во имя достижения одной – единственной, так нужной ему цели. Человека, который, не задумываясь, вступит в бой с более сильным соперником, не размышляя об исходе поединка. И тот, и другой будут драться до конца, до последнего вздоха, даже если враг уже нанес ножом в спину удар, вслед за которым неминуемо последует смерть. Ибо зло не должно победить. Оно может убить правду, но уничтожить ее совсем – никогда.
Глава 6
В небольшой, запертой со всех сторон бетонными стенами комнатке на деревянной лавке сидел мальчик. Непослушная прядь черных волос, спадала на лоб. В руках он держал пакет с яблоками и несколькими плитками шоколада.
Едва лучом земли коснувшись,
Добро посеяв, зло стерев,
Водою вешней обернувшись,
И все живое обогрев,
Вставая, солнышко светило,
Даря земле тепло и хлеб.
Своим сияньем озарило
И оживило белый свет.
Прогнав зимы покой суровый,
Желанье к жизни пробудило.
Кокетки-вербы плащ махровый
Волшебным светом одарило.
А на проталинке подснежник,
На слабом стебельке качаясь,
Под щебет птиц на солнце нежась,
Воскликнул, к небу обращаясь.
«Взойди, о дивное светило,
И обогрей лучами землю,
Где все живое сердцу мило.
Хвала тебе! И песне внемлю
Я той, что стайка птиц, собравшись
На старой липе надо мною,
Щебечет, весело играя,
В твоих лучах, дыша весною».
И радостно свободной птице,
Под солнцем нежась, знать, что снова
Взойдешь ты завтра. Лишь синица,
Что в клетке бьется, и готова
Отдать всю жизнь в тюрьме постылой
За краткий миг шальной свободы.
Ей снится голубь сизокрылый.
Проходят дни, недели, годы.
Он улетел и сам не знает,
Как нужен ей в годину злую.
И лишь бродяга ветер ведал,
Про ту тоску ее слепую.
Артем был, несомненно, ребенком обаятельным и с первого взгляда вызывающим всяческую симпатию к себе со стороны окружающих его людей. Но все, что бы он ни делал, делалось исключительно из потребительских соображений. А если с человека взять нечего, то мог без особого труда так втоптать его в грязь, что оставалось только удивленно хлопать глазами от умных изречений, вылетающих из уст «младенца». Сейчас он просто сидел и с равнодушным лицом ждал свидания с матерью.
Вскоре, улыбаясь, вошла Таня. Последняя встреча с другом Сергея вселила надежду. А сейчас, к тому же, женщина была несказанно обрадована предстоящей встречей с сыном. Отношение к ней медперсонала также изменилось в лучшую сторону. За палатой по очереди, приглядывали два санитара. Когда из соседнего корпуса в гости попытался протиснуться подвыпивший охранник, то получил, как это ни странно, от ворот поворот. Выкрикивая какие-то пьяные не то ругательства, не то угрозы, он кубарем скатился с крыльца, чуть было не угодив головой в ведро с отходами.
Заметив вошедшую мать, Артем вскочил с лавки, и лицо его расплылось до ушей в довольной улыбке. Он протянул ей пакет с фруктами.
– Как ты, мам?
– У меня все нормально, Артемка, а ты-то как? Ты куда мне столько натащил? На вот, кушай сам. Таня дала мальчику в одну руку два яблока, а в другую сунула плитку шоколада. Артем убрал шоколад в карман, откусил кусок от яблока и уже совсем по-взрослому обратился к матери.
– У меня, мам, все нормально, ты не переживай. Вчера вот с дядей Вадимом на рыбалку ездили. Я во какую щуку поймал.
Он развел руки в разные стороны настолько, насколько позволяла это сделать ширина детских плеч. Услышав имя, произнесенное устами сына, стоявшая сразу же присела на лавку возле стены, хотя вида старалась не подавать и сохраняла на лице гримасу, изображающую улыбку.
– А потом мы еще в кафе заезжали. Я там, знаешь, мороженок и пирожных до отвала наелся. Мне дядя Вадим удочку новую купил – семь метров. Легкая-прелегкая, прикинь. И тачка у него классная.
– Артем, ты что, был с этим человеком на рыбалке? Я же тебя предупреждала, чтобы ты держался от него подальше. Ты почему меня не слушаешь совсем? – говорила спокойно: на то, чтобы кричать, уже просто-напросто не было сил.
– Мам, да ты чего? Дядя Вадим вот такой мужик, в отличие от этого твоего бывшего. И бабок у него не меряно. Послушай, а ты что, и вправду от дяди Сережи рожать собралась? Так ведь мы его даже прокормить не сможем. Отца-то вряд ли уже дождемся.
– Артем! Замолчи сейчас же! Как ты разговариваешь с матерью?!
– Ну, мам ты сама смотри. Делай, как знаешь. Меня дядя Вадим просил тебя предупредить. Не понимаешь ты, видать, своего счастья. Ладно. Я полетел. Не скучай здесь. Я навещать тебя буду. Да и дядя Вадим обещал тоже зайти. Да он, вроде, вон на улице стоит.
Мальчик вышел, а в комнату вошел Вадим.
При появлении так ненавистного ей человека с женщиной чуть было не случилась истерика. Она закрыла лицо руками и уткнулась себе в колени. Вадим, довольный собой, стоял, расплывшись в улыбке до ушей.
И тут произошло то, чего Таня ожидать ну никак не могла. Огромного роста санитар, взявшийся неизвестно откуда, взял стоявшего за шиворот и выкинул на улицу, словно дворовую собаку. Вылетая из узкого коридора, Вадим зацепился ногой за порог и плюхнулся в лужу прямо на толстый живот, ударившись головой о колесо своей же машины. Моментально вскочив на ноги и потирая ушибленный затылок, он начал что было силы кричать. Свидание на этом закончилось.
Оставшись одна в пустой комнате, женщина вдруг безудержно разрыдалась. Ей было жаль себя, она боялась за сына, который сейчас оказался предоставлен самому себе и так легко попался на удочку изувера и насильника.
Александр, будучи человеком слова, сразу же после разговора с женой своего друга принялся за дело. А действовать стоило, пожалуй, без лишних промедлений, но вместе с тем аккуратно и осторожно. Настаивать на официальном медицинском переосвидетельствовании женщины бесполезно, и он это прекрасно понимал.
«В этой долбаной больнице давно уже куплены все, кого нужно было купить. Иначе она вообще бы там не находилась. А кроме того, Вадим не должен заподозрить, что освобождение Татьяны – это дело его рук. Нельзя допустить, чтобы этот человек догадался, что кто-либо из экспедиции мог остаться в живых. Иначе – новая бойня и новая кровь. Он станет проверять всех, и не исключено, что пострадают родственники. Задача не из легких, если не сказать большего. На практике она вообще почти что не – выполнима».
Но кое-что Саня уже сделал. Один из санитаров оказался его давним корешем и пообещал другу, что присмотрит за женщиной. Но долго это продолжаться не могло. Володя (так его звали) уже успел нажить себе из-за этого кучу неприятностей. Совсем недавно его вызывал в кабинет главный и чистил почем зря.
– Как ты мог так поступить? Ведь это такой известный и такой прекрасный человек, – орал он, разбрызгивая слюни. – Вышвырнуть на улицу, словно дворовую собаку? Да ты хоть думал, что делаешь-то?
– Но я же не знал, кто он такой, – оправдывался парень.
– Смотрю, мужик к больной пристает. Ну, я его и проводил. Вдруг, думаю, баба вены начнет себе вскрывать или еще чего. От дуры-то ожидай чего угодно. Нам опять же неприятности лишние.
Начальник, кажется, ему поверил, да и упрекнуть Владимира, в общем-то, не в чем. Действовал он по инструкции. Можно, конечно, обойтись с посетителем и поаккуратнее, но это не принято в их больнице. Здесь вообще очень сложно добиться свидания с больным.
Парня простили, но он строго-настрого был предупреждён, чтобы в будущем даже пальцем не смел прикасаться к этому человеку, а, напротив, оказывал ему всяческие помощь и содействие. А это значило лишь то, что визит Вадима в больницу не был последним. И кто знает, каких еще подлостей от него можно ожидать в ближайшее время.
Саня вышел на улицу, нахлобучив на глаза зимнюю шапку и накинув на плечи полушубок нараспашку. На городских тротуарах во всем уже чувствовалось нежное дыхание приближающейся весны. Снега не осталось. Солнце грело совсем по-летнему, но холодный северный ветер, налетающий порой неизвестно откуда, пробирал до самых костей. На вербах нахохлились пушистые почки, а воробьи, напротив, прилизывали свои перышки и щебетали как-то по-особенному весело и непринужденно, радуясь теплу, свету, и видимо, всем своим птичьим нутром чувствуя скорое приближение доброй красавицы весны. Ясное солнечное воскресное утро радовало все живое своим приходом.
Целью идущего стала сейчас дача главного врача той самой больницы, где лежала Татьяна. Через своих людей он узнал, где живет Алексей Михайлович Егоров. А сосед по квартире сообщил, что тот еще накануне вечером с семьей уехал на дачу. Доехав на автобусе до окраины города, не спеша вышел на грязную обочину.
«Дальше, нужно идти пешком». До места оставалось еще километров десять, и это в лучшем случае. Но десять километров, конечно же, не расстояние. В экспедиции, когда они добирались до злополучной долины, сорок за день было нормальным переходом. Он быстро пошел вперед по грунтовке в сторону дачно-садового кооператива «Заря», где, собственно, и находилась дача Алексея Михайловича.
Место оказалось самое что ни на есть обычное. Симпатичные домики, ухоженные участки, нарезанные ровными рядами по шесть соток.
Найти нужную усадьбу и не привлечь ничьего внимания – это задача номер один, и стоит как можно скорее приступить к ее выполнению.
Возле крайнего дома в палисаднике копал грядки какой-то дед.
– Привет, дедуля!
В ответ старик лишь молча кивнул головой. Наверное, он привык с осторожностью относиться к новым знакомствам, и к тому же не был особенно склонен к разговорам.
«Это даже хорошо».
– Дедушка, а как бы мне Егорова Алексея Михайловича найти?
Старик наконец-то повернулся к своему новому собеседнику, осмотрел его с ног до головы оценивающим взглядом, полным презрения, и процедил сквозь зубы:
– Иди по средней улице, там самый большой дом. Он один такой, не ошибешься.
После чего вновь отвернулся и молча продолжил возиться со своими грядками. Саня зашагал прочь.
«Видимо, доктора здесь не особенно уважают. А дедок ничего. Болтать попусту не станет. По крайней мере, пока не подопьет, к врачу с докладом не побежит. А значит, время есть». Он поднес к глазам бинокль.
«Вот хозяин, а вот его жена. Больше, вроде бы, никого. Это хорошо. Вечером попозже я, пожалуй, к тебе загляну на чашку чая, так сказать. Спросонья-то, посговорчивее станешь. А то среди дня баба крик подымет, да и в лицо запомнить могут».
Человек взобрался на огромную сосну, что стояла на самой опушке леса, и из-под ее густой кроны продолжил наблюдение. На участке копошились по-прежнему двое.
На дереве просидел до вечера. А когда солнце уже начало прятаться за горизонт, спустился по толстым веткам вниз и не торопясь побрел в чащу леса, подыскивая подходящее место для отдыха. Огонь развел в густом осиннике (там не видно дыма и в случае внезапного нападения всегда можно сразу скрыться от врага.) Возможно, что это была излишняя предосторожность, но поделать с собой уже ничего не мог, ведь простые правила кровью и шрамами прописались на собственном теле.
«Ни собак, ни посторонних на даче не видно. Но жена. Как быть с ней? Придется, наверное, подпереть дверь снаружи, чтобы не выскочила на улицу, и влезть через окно. Хотя план войну покажет. Главное – припугнуть как следует». Саня подбросил несколько веток, в разгорающееся пламя и поудобнее устроился возле огня, навалившись на старую, корявую осину. Как задремал, и сам не заметил, а проснулся уже посреди ночи от холода. Быстро встав, сразу же взглянул на часы и только после этого вздохнул с облегчением.
«Два часа ночи. Что ж, пожалуй, самое время, пора». Дачу врача искать долго не пришлось. Это строение вовсе не походило на те маленькие клетушки, которые принято ставить на заветных шести сотках. Добротный кирпичный дом располагался на двух участках сразу. Подземный гараж с бронированными железными воротами находился внизу.
«Видно, на поток дело поставил, широко развернулся», – со злостью отметил про себя.
«И Вадим, небось тоже немалый куш отвалил, чтобы здорового человека в психушке держать».
Вошел через открытую калитку соседнего домика. Затем перемахнул невысокий заборчик и, пройдя мимо огромных теплиц, подошел сзади, со стороны веранды.
«Что ж, милый, сейчас я буду тебя лечить», – подумал человек, растирая занывший почему-то, шрам от пули в правом боку. Дверь оказалась запертой изнутри. Он припёр её стоявшей рядом лопатой ещё и снаружи.
«Ишь ты, какой предусмотрительный, кого-то, видно, побаивается».
Без особого труда выставив стекло, осторожно влез на веранду и бесшумно поднялся по лестнице. Парадный вход на кухню оказался открыт, и Саня беспрепятственно вошёл внутрь.
«Ну, вот, доктор, ну как же вы так могли опростоволоситься, не закрыв входную дверь? А теперь я к вам иду, так что уж не обессудьте». Хмыкнув ещё что-то себе под нос, надел приготовленную заранее маску.
На стене громко тикали ходики. Со стоящей справа кровати слышалось легкое посапывание. Супруга разместилась на диване у противоположной стены. Гость неслышно подошел к врачу и накинул ему на шею удавку. Тот, попытался было встать, но тонкая и прочная нить больно врезалась в горло. Вместо крика с губ сорвался лишь негромкий хрип.
– Лежать тихо, тогда, может, еще и поживешь немного, – он говорил спокойным, но уверенным голосом прямо на ухо лежащему перед ним человеку. А тот, в свою очередь, наверное, и сам уже все понял, потому что сразу притих на кровати. Умирать ему не хотелось.
– Вот и хорошо, что ты такой лекарь понятливый. А теперь слушай меня внимательно, Егоров Алексей Михайлович, да смотри, не перепутай ничего, ведь от этого будет зависеть твое дальнейшее существование, а так – же судьба близких тебе людей. Как ты, наверное, уже понял, это вопрос жизни и смерти. Так вот, завтра, придя на работу, первое, что ты сделаешь, это выпишешь из своего лазарета или просто так отпустишь, это уж тебе виднее, Николаеву Татьяну Михайловну, а в руки ей отдашь справку о том, что она совершенно здорова.
Врач попытался было что-то сказать, но Саня прервал его:
– Молчать! Говорить сейчас буду я. Я скажу, а ты послушаешь меня, и если сделаешь что-то не так, то умрешь сам и погубишь всю свою семью. С Вадимом я сам разберусь. Так ему и передашь. Пусть себе другую подружку подыщет. Он со мной прекрасно знаком и, думаю, что возражать не станет. Запомни главное: если ровно в восемь Таня не выйдет за ворота лечебницы, смерть твоя будет страшной, уж ты мне поверь. Ну, а сейчас отдыхай пока. Завтра тебе нужно рано вставать. И я тоже пойду, пожалуй.
Замотав веревку за спинку кровати так, чтобы лежащий не смог сразу соскочить и поднять шум, Александр не спеша вышел на улицу. Небо на востоке уже начинало понемногу светлеть. В детстве ему нравилось любоваться восходом солнца. Но сейчас времени на это нет. В доме загорелся свет, и послышались истошные крики. Кричала женщина. Прислушавшись к ее воплям, понял, что она отчитывает за что-то своего супруга. Наверное, жена была в курсе всех его дел. А уже через секунду, человек скрылся в лесу и больше ничего не слышал. Домой не пошел. Через лес ночью, пожалуй, не стоит пробираться. По дороге идти тоже нельзя. На старом костровище вновь разгорелся небольшой костерок. Уставший, он вскоре задремал на уже насиженном месте.