Лау Миллер. Талискер

   Выйдя из леса, Талискер и Малки обнаружили, что Мирранон у костра не одна. Маленькая серебристая рысь устремила на людей взгляд желтых немигающих глаз. Белая Орлица выглядела хуже, чем когда они ушли, и почти не могла говорить. Малки немедленно исполнился подозрений, выхватил меч и бросился к рыси, которая и не подумала сдвинуться с места, а продолжала с любопытством его разглядывать.
   — Малколм, — пробормотала Мирранон, — разве так встречают старых друзей?
   Рысь окуталась светом, и через несколько мгновений перед ними стояла высокая золотистая фигура.
   — Деме! Не могу поверить, что это ты! Мы думали, тебя убил демон в подземелье!
   Деме радостно обняла их обоих.
   — Мирранон дала мне камень вроде твоего, и я вернулась к моему народу — оказывается, всего через несколько месяцев после ухода. А теперь Мирранон нужны быстрые легкие ноги для пути через лес, и лучше меня никого нет.
 
   Из-за деревьев за ними внимательно наблюдал холодный синий глаз.
   Малки и Дункан отправились в путь. Рысь осталась со своей старой подругой еще на день, а потом собиралась в Сулис Мор. Пока Талискер прощался с Мирранон, Деме обратилась к горцу:
   — Белой Орлицы скоро не станет, Малколм. Не говори Дункану, он может впасть в отчаяние.
   — Но ей лучше, — возразил Малки.
   — Нет. — Деме положила руку на сердце. — Здесь умирает ее душа. А тело откажет уже завтра.
   — Ты уверена? Не хочу тебя обидеть, но ты не очень… грустишь.
   — Тебе бы следовало знать, что смерть — не конец. Мы верим, что души сидов возвращаются в Лизмаир, наш дом, и нас встречают сородичи. Она снова полетит. — Деме посмотрела на подругу. — Мирранон — воплощение единства сидов и феинов, и дух ее воистину велик.
   — Да, вполне возможно, хотя вряд ли Дункану станет легче. Он недавно потерял очень дорогого ему человека. — Малки коротко рассказал о Шуле, как она единственная в Эдинбурге понимала Талискера и верила в него.
   — Быть может, как ни печальна ее смерть, она поможет сидам и феинам. Корвус разжег в сердце Талискера огонь мщения.

ГЛАВА 17

 
   Проснувшись на следующее утро, Чаплин сразу понял, что вернулся в Сутру. Еще не открыв глаза, он почувствовал запах одеяла из овечьей шкуры и медленно осознал, где находится. Однако стоило ему попытаться встать, как грудь пронзила острая боль, и он повалился обратно.
   — Сандро? С тобой все в порядке? — Улла оставила костер, в который она подкладывала ветки. — Что случилось? Макпьялута, скорее сюда, Сандро болен.
   — Не беспокойся, Улла, со мной все в порядке. — Вновь накатила дикая боль, и он слегка застонал.
   Макпьялута подошел к Чаплину и бесстрастно посмотрел на него.
   — Снимай рубашку, Алессандро, мы должны увидеть, что с тобой.
   Чаплин повиновался и немедленно замерз.
   — Никогда не видела такой раны, — удивилась Улла. Полицейский понимал, что это пулевое ранение, полученное в другом мире. Отверстие между плечом и ключицей оказалось не сквозным, хотя пули внутри не было — видимо, осталась в Эдинбурге в его другом теле.
   — Как такое могло случиться ночью? — спросила девушка. — И кто это сделал?
   Чаплин натянул рубашку, стуча зубами.
   — Трудно объяснить… Ну, я не просто спал, а… оставлял этот мир. Рану нанес Талискер.
   — Он пытался убить тебя? — нахмурился Макпьялута. — Этот человек наш союзник, разве нет? Ты должен был рассказать мне всю правду о нем, прежде чем его отправили с камнем к Мирранон. Ему нельзя доверять? У него Бразнаир! Мне нужно поторопиться и…
   — Подожди, принц, — Чаплин поднял руку, призывая к молчанию. — Я же сказал, объяснить очень трудно. По крайней мере в этом мире ему доверять можно.
   — А в вашем, Сандро? — спросила Улла. — Кто он в вашем мире?
   — Да, — полицейский потер рукой подбородок, обросший короткой щетиной, — я уже и не знаю.
 
   Тем же вечером они оказались возле озера Свет Небес. Дул удивительно теплый ветер, трепавший волосы и полы одежды. Чаплин смотрел на зеркальную воду. Где-то там, в глубине, находился портал в другой мир, и мир тот все еще был его домом. Зато здесь он стал сеаннахом, и Мориас назвал его своим преемником… Теперь это казалось жестокой шуткой.
   В последний вечер перед началом пути Чаплин отыскал старого сказителя в саду тана — там, где еще недавно цвел прекрасный розарий. Сеаннах, хмурясь, разглядывал желтую розу, хотя было почти темно.
   — Видишь, Алессандро?
   Чаплин, который шел совершенно бесшумно, не думал, что старик заметил его, и от неожиданности остановился.
   — Ее заглушают сорняки, — продолжал Мориас. — Обычный вьюнок. Смотри.
   Молодого сеаннаха удивили слова учителя. Весь сад лежал в руинах; живые изгороди, которые растили много десятков лет, сгорели во время битвы. Да что там растения перед угрозой приближающейся зимы в разоренном городе!.. И все же цветок привлек внимание старого сказителя, поэтому Чаплин внимательно посмотрел на него.
   Роза выжила чудом. Куст затоптали коранниды, которым не страшны шипы, и растение едва дышало. Вокруг стебля обвился вьюнок, вытягивая жизненные силы, но поверх всего цвела пышная желтая роза, как маяк в ночи.
   — Красивая, — проговорил Чаплин. — И… довольно поздняя. Зима почти.
   — Да, да, — рассеянно кивнул Мориас. — Ты ведь пришел расспросить меня про Фер Криг?
   В неверном свете факелов в глазах старого сказителя читалось нечто странное. Улыбнувшись, он вручил Чаплину розу.
   — Все равно ей умирать. Ты сам все поймешь, Алессандро. Ты будешь знать, что делать. Верь мне.
   Чаплин промолчал. Теперь его поражало, как он согласился без подготовки отправиться в путь, даже не зная, что ему надо делать, только из безграничной веры в Мориаса.
 
   — Алессандро, мы разожгли костер.
   Они знали друг друга всего несколько дней, а Чаплин чувствовал себя с Уллой все более спокойно; так легко ему не было ни с одной женщиной со времени смерти Дианы. Хотя характер дочери тана нисколько не напоминал его покойную жену — Улла отличалась удивительным спокойствием и терпением, — ее общество радовало инспектора все больше. Она относилась к тому редкому типу женщин, в котором молчаливость совмещается с острым умом. Чаплин все больше и больше восхищался своей спутницей. Ее улыбка озаряла зимний лес, как маленькое солнышко.
   Когда она тихонько скользнула к нему под одеяло незадолго перед рассветом, Алессандро был изумлен.
   — Улла? Что ты делаешь?
   Вместо ответа девушка обвила его шею руками. Чаплин сперва решил, что она ошиблась ложем, но потом она прижалась к нему, и последние сомнения улетучились, как дым.
   — Нет! — Он резко сел, понимая, что ответ прозвучал слишком грубо. — Улла!
   Чаплин заглянул в ее бледное лицо и немедленно осознал, что она неправильно поняла его слова, решила, что отвергнута из-за своего уродства. Девушка выпуталась из одеял так неловко, будто ее ударили по лицу, и Алессандро на долю секунды показалось, что она бросится в лес. Он поспешно схватил ее за руку.
   — Улла, послушай…
   — Отпусти меня, — ответила она величественно. — Отпусти, или я позову на помощь Макпьялуту. Я ошиблась ложем, сеаннах. Отпусти меня.
   На мгновение Чаплин почти поверил ей, потом вспомнил, как она коснулась его.
   — Отпущу, если ты согласишься меня выслушать.
   — Хорошо.
   Чаплин медленно разжал пальцы, будто давая волю маленькой птичке. Бледный утренний свет падал на девушку, севшую на траву рядом с ним. Темные волосы отливали удивительным блеском, руки и ноги казались высеченными из мрамора. Она решительно вскинула голову, повернувшись к инспектору здоровой стороной лица.
   Он почувствовал себя полным дураком — сколько раз Улла садилась так, чтобы он не видел ее шрамов. Когда б не страшная болезнь, Улла была бы на редкость красивой женщиной.
   — Ты ведь не думаешь…
   — Все в порядке, — перебила она. — Я знаю, что бывают мужчины, которых… не интересуют женщины.
   — Значит, так ты считаешь?
   — А что же еще, сеаннах?
   Чаплин начинал теряться.
   — Видишь ли, я просто… дал обет безбрачия. — Он почувствовал, что краснеет. — Я принял такое решение, когда умерла моя жена. Это… вроде как дань ее памяти, понимаешь? Она погибла… — Алессандро поднял взгляд, увидел, что Улла ушла, и так и не понял, слышала ли она его объяснения.
 
   Теперь они добрались до Фер Криг, Каменных Людей, на берегу Света Небес. Двигались медленно, поскольку у Чаплина болела грудь, а Улла никак не могла оправиться от действия зелья. Каждый из путников был погружен в собственные мысли. Макпьялута догадался, что между Чаплином и Уллой что-то произошло, однако молчал.
   Чаплин подошел к огню, и Макпьялута, улыбнувшись почти дружелюбно, спросил со своим обычным сарказмом:
   — Ты уже понял, с какой стати старый сеаннах так верил в тебя? Я знал, что старик потихоньку сходит с ума, но…
   Инспектор слишком устал, чтобы спорить с принцем.
   — Если у тебя есть предложения, готов их выслушать.
   Макпьялута нисколько не обиделся на такой ответ.
   — Давайте хотя бы выспимся как следует. Я буду сторожить первым, а потом разбужу вас.
   Он потряс Чаплина за плечо гораздо позже, чем договаривались, — в обличье орла ему не требовался длительный сон. Проснувшись, Алессандро подошел к серым валунам, слушая плеск воды. В голове стоял образ Мориаса, вручающего ему розу… Впрочем, говорил скептицизм, у старого дурня всякое действие кажется чудесным и исполненным глубокого смысла. И все же картина стояла перед глазами, и он начал размышлять, не близится ли случайно к разгадке.
   — Сандро? — Из-за серого дольмена нерешительно показалась Улла. — Так тебя называют друзья?
   Она вышла в пятно света от факела, который он держал в руке, и стало заметно, что на лице девушки написано волнение.
   — Прости, Сандро. Я сваляла дурака.
   Чаплин не знал, что сказать, поэтому промолчал.
   — Как печально, что твоя жена умерла. Должно быть, ты ее очень любил… Я понимаю, близких тяжело терять. Моя Дом… по крайней мере я с ней попрощалась… Вот пришла спросить, по-прежнему ли мы друзья, и, похоже, снова тебя огорчила. — Она с улыбкой коснулась его руки своей маленькой ладошкой.
   Чаплин был так тронут, что почти лишился дара речи. Он взял ее руку и поцеловал.
   — Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, леди Улла, даже тогда, когда мое имя, быть может, станет синонимом для слова «дурак».
   — Значит, ты по-прежнему не знаешь, что делать?
   — Не знаю. Перед отъездом я спрашивал у Мориаса, а он вместо ответа дал мне розу.
   — Какую? — заинтересовалась Улла.
   — Желтую. Просто сказал, что я пойму, что делать. Что ж, он ошибся. Может, нам отправиться прямиком в…
   Хрипловатый смех Уллы разнесся над водой спящего озера.
   — Это я, Сандро. Я — желтая роза. Она всегда была моим символом, хотя мне казалось, что никто об этом не знает. И в саду я выращивала большой розовый куст, который для меня очень много значил…
   — С самого края второй клумбы?
   — Да. Выходит, он пережил пожар и битву?
   Чаплин кивнул, не понимая, к чему идет дело.
   — Ага. И что же это значит, по-твоему?
   — То, что я могу как-то помочь или знаю что-то важное. Можно мне присесть?
   — Конечно. Прости, сейчас я принесу одеяла.
   Они смотрели на ночное небо, усыпанное мириадами звезд и оттого похожее на драгоценный покров, вышитый жемчугом.
   — Они прекрасны… — Улла погладила камень и прислонилась к нему спиной. — Прости, Рагнальд, но я устала.
   — Ты знаешь каждый из них? — спросил Чаплин, удивленный таким фамильярным отношением к фигурам воинов древности.
   — Конечно. Мы учили их наизусть в детстве — Кентигерн, Уисдин, Рагнальд, Конниер и Маура, героиня всех маленьких девочек… А что это за звезда? Которая светит так ярко?
   Чаплин поднял голову. И в самом деле один небесный алмаз затмевал все прочие. Он снова бросил взгляд на Уллу — та засыпала, но хотела побыть с ним подольше, — и рассказал ей историю этой звезды.
   — Однажды жила принцесса, такая прекрасная, что все боги желали ее. Однако сердце красавицы оказалось холоднее льда в глубоких ущельях севера… — Голос разносился над водой так мощно, так уверенно, что казалось, будто он вот-вот коснется звезды. — …Поэтому он поместил смертную душу Мафейнис на небо, чтобы все видели ее заносчивость. Но даже боги не остались равнодушны к ее красоте и послали дев ухаживать за ней во веки веков, и она не тускнеет с тех пор и радует взоры людей.
   Несколько мгновений был слышен только тихий плеск воды на краю озера. Чаплин вздохнул и, думая, что Улла спит, вытащил из волос ленту, чтобы тоже улечься. Быть может, на восходе его посетит откровение.
   — Очень красивая сказка, сеаннах, — сонно пробормотала Улла. — Мориас правильно тебя выбрал. Откуда ты знаешь столько историй?
   — Просто знаю. Я только… — Чаплин неожиданно сел, его мозг ухватился за мелькнувшую идею. — Мориас сказал, что земля выбрала меня сама, чтобы рассказывать ее легенды, нести их, хранить и передавать другим, дабы ничего не потерялось и не забылось — в этом суть сеаннаха, — но я не отсюда родом, Улла. Наверняка есть вещи, которые я не в силах понять. — Он махнул рукой в сторону камней. — Мне ведомы все их истории, они были героями, однако я не знаю…
   — Что? — спросила Улла, стараясь помочь.
   — Сам не знаю что, — расстроено простонал Чаплин. — Я не знаю, чего я не знаю. Проклятие, заколдованный круг! — Он запустил пальцы в волосы.
   — Тебе стоит поспать, Сандро, — заботливо проговорила Улла. — Утро вечера мудренее. — Она указала на запад, где небо бледнело. — А утро очень скоро.
 
   Девушка смотрела, как он укладывается. Ее глаза слипались, но она хотела побыть с ним подольше и понимала, что сеаннах скорее всего не заснет. В предрассветном сумраке его иссиня-черные волосы блестели, отражая свет костра. Хоть Алессандро не захотел стать ее любовником, Улле хватало того, что этот человек ее друг и спутник.
   — Улла! Улла! Проснись!
   Прошел всего лишь час. Небо пылало алым восходом. Чаплин сидел на корточках возле одеял с усталым, но торжествующим видом.
   — Сандро? Что такое?
   — Я понял! Понял, чего мне не хватает!
   — Помедленнее, пожалуйста. Начни сначала, если не трудно.
   — Хорошо. Вчера ты говорила, что в детстве вы все учили наизусть их имена, а я ответил, что имена тоже знаю, хотя многое скрыто от меня. Не зря Мориас сказал, что ты ключ к разгадке. Ты располагаешь знаниями об этих героях, которые помогут нам призвать их. Ясно?
   — Да, — тихонько отозвалась она.
   — Ну, я же сеаннах, верно? Только не по своему выбору, и слова, приходящие ко мне, живут своей жизнью. Я лишь направляю их. — Он обнимал девушку за плечи, глядя на нее сияющим взором. — И ты должна вложить их мне в уста.
   Макпьялута проснулся и подошел к каменному кругу. Ни Чаплин, ни Улла не заметили его появления, ибо поступь принца была легка. Он внимательно и с тревогой слушал их разговор. Ветер играл серебром его волос.
   — Леди Улла, я думаю, что сеаннах говорит об «Ур Сиол», Родословной феинов.
   — К чему мне урок истории? — нахмурился Чаплин. — О чем ты, Макпьялута?
   — Сандро, ты не понимаешь. Принц прав. Должно быть, тебе нужна именно она. Родословную никогда не записывали, но все дети королевской крови учат ее наизусть еще в ранней юности. Это длинная поэма, или сага, которая звучит ровно два часа. Она описывает историю феинов со дня их сотворения до настоящего времени. Только с точностью до наоборот — она заканчивается сотворением пяти танов старшими богами. Сеаннахи редко ее рассказывают, ибо малейшая ошибка карается смертью. Рассказывать «Ур Сиол» — великий подвиг, если ты не королевской крови.
   — Но здесь только ты и Макпьялута. Думаю, вы не станете рубить меня мечом из-за одной маленькой ошибки, — пошутил Чаплин.
   — Нет, — согласился принц. — Не станем. Но нам и не понадобится.
   — А что, — слегка побледнел Алессандро, — меня поразит молния?
   — Быть может, — совершенно серьезно ответил Макпьялута. — Впрочем, я никогда такого не видел.
   — Это суеве…
   — А я видела, — перебила его Улла. — И не хотела бы увидеть вновь.
   Воцарилось молчание.
   — Что ж, — наконец выговорил Чаплин, — не будем терять время. Приступим. Думаю, лучшего учителя мне не найти.
   — Да, у нас есть весь день, Сандро, — вздохнула Улла. — «Ур Сиол» должна быть закончена ровно в полночь.
   — Если я закончу раньше, то тоже умру?
   Она вроде бы и улыбнулась, но в ее глазах светилась тревога.
   — Да.
 
   На озеро Свет Небес надвигалась буря. Дольмены Фер Криг на фоне темного неба казались силуэтами великанов. В центре круга стоял Чаплин, набираясь сил, чтобы рассказать «Ур Сиол». Между камнями горели светильники, которые Макпьялута делал целый день. Они пылали, невзирая на ветер, и их пламя окрашивало небо в тревожный багровый цвет.
   Улла с Чаплином целый день репетировали. Теперь девушка заняла место между камнями Конниера и Мауры, чтобы укрыться от порывов ветра, и готовилась подать сеаннаху знак. Макпьялута принял облик орла и сидел между Кентигерном и Маурой, топорща перья. В его глазах отражались светильники.
   В голове у Чаплина царил полный хаос, и одна строчка поэмы никак не припоминалась. Стараясь не поддаваться панике, он пошел к Улле.
   — Не двигайся! — крикнула она. — Почти время.
   — Нам мешают, — крикнул он в ответ. — Может, внять предупреждению?
   — Оставайся на месте, сеаннах.
   Неожиданно ветер ворвался в каменный круг. Невидимые руки вытолкнули Чаплина на середину. Он споткнулся и упал на траву. Ветер не давал ему подняться.
   — Нет! — закричал он. — Меня выслушают!
   В его голове всплыли слова. Не «Ур Сиол», но не менее древние и могучие, на языке, известном только сеаннахам и бардам, непонятные ему самому. Повинуясь инстинкту, он произнес их вслух — губы сами формировали незнакомые слоги.
   Ветер отступил за круг камней, и Чаплин вскочил на ноги, обнажая меч. Теперь к нему подползали ледяные пальцы тумана, и меч стал таким холодным, что он выронил его со вскриком.
   — Боги, — прошептала девушка. — Это так…
   — Улла? — Она исчезла за завесой тумана.
   — Сандро, время пришло. — Голос доносился сквозь белесый полог, и он по-прежнему не видел ее. — Время, Сандро! Ты меня слышишь? Начинай!
   Неожиданно Чаплина наполнила сила, пришедшая, видно, из земли, словно он и в самом деле стал голосом Сутры. Алессандро Чаплин, избранный сеаннахом, откинул голову назад и принялся читать «Ур Сиол».
   Ему показалось, что время замерло. Сознание плыло, он словно переместился в мир богов и духов, куда ни один смертный не может ступить, надеясь вернуться. И все же губы произносили слова, которым его научила Улла, и каждый звук, каждое слово обретали силу, уносясь в небо.
   Он не мог шевельнуться. Все вокруг изменилось. Остались только камни и светильники во тьме. Чаплин медленно повернул голову и увидел не только дольмены, но и души, заключенные в них. Ему казалось, что он становится все больше и больше, растет, сзывая к себе бессчетные поколения, впитывая силу мертвых. Где-то глубоко внутри вспыхнул маленький огонек страха, однако отступать было поздно. Он слишком далеко зашел. Чем большая сила наполняла его, тем меньше хотелось останавливаться.
   Подойдя к последнему стиху, Чаплин почувствовал отклик, огляделся и увидел силуэт на фоне неба. Нижняя часть тела терялась в чернильном мраке, тем не менее по голове, на которой красовался рогатый шлем, можно было понять, кто это. Бог Сутры, лорд Кернуннос.
   Вокруг падали камни. Улла закричала, но сеаннах не посмел остановиться. Его судьба — закончить «Ур Сиол» или умереть. Фигура Кернунноса протянула руку, будто желая что-то взять. Алессандро оставалось прочесть всего шесть, Господи, всего шесть строк… Он подошел к началу концовки. Имена пяти танов…
   — Рано, Сандро! Еще рано!
   Чаплин помолчал немного, сколько осмелился, но она не понимала — он должен продолжить, он не может останавливаться. И Алессандро не остановился. Когда слова кончились, он просто кричал, чтобы заполнить пустоту.
   Тень Кернунноса исчезла с небес, и Чаплин потерял сознание.

ГЛАВА 18

 
   Они встретились на перекрестке дорог у подножия Синих гор в самый короткий день года. Зимнее солнце мутным желтым шаром висело в воздухе. Чаплин опаздывал на три дня; Талискер решил ждать еще сутки, а потом отправиться на задание Мирранон. Он задумчиво смотрел в даль, прихлебывая принесенный Малки чай.
   — А что, если он вообще не придет? Если я убил его в Эдинбурге? Стирлинг сказал, что и Алессандро, и Финн неизвестно где.
   — Не знаю, — пожал плечами горец. — Думаю, он исчезнет из Сутры. И Макпьялута останется один. Кто знает, что будет делать принц?
   Мужчины присели на пенек.
   — И как же ты отнесешься к смерти Чаплина? — спросил горец.
   Талискер нахмурился.
   — Трудно сказать.
   — Ты его никогда не любил.
   — Ошибаешься, Малки. Мы знакомы с семи лет и были лучшими друзьями в школе.
   — Что случилось? Должно быть, дело в женщине?
   — Собственно говоря, в шести женщинах.
   — Что?
   — В убийствах. Сандро страшно мучился из-за нашей давней дружбы. Ему казалось, что я запятнал и его доброе имя, поэтому ненавидел меня больше, чем любой сторонний человек.
   Оба тоскливо глядели в даль.
   — Они придут, — тихо проговорил Малки, но уверенности ему явно не хватало. Трудно было представить, что могло задержать Чаплина больше, чем на три дня, кроме неожиданно напавшего отряда кораннидов.
   Дул резкий холодный ветер, и красные флаги, которые велела развесить Мирранон, чтобы привлечь внимание Чаплина к маленькому лагерю, отчаянно хлопали. «В это время года вспышка алого в глуши подобна огню в душе», — сказала она.
   Увы, кроме воя ветра, тишину нарушал только одинокий и печальный крик кроншнепа.
   Неожиданно птица закричала куда более тревожно.
   — Смотри, Дункан. — Малки указал на запад. Там летел огромный орел, легко паря в потоках воздуха. — Как ты думаешь, это Макпьялута? — Горец принялся возбужденно подпрыгивать на месте, отчаянно размахивая руками над головой. — Эгей! Эгей, Мак! Мы здесь!
   — Малки, — произнес Талискер. — Что ты делаешь?
   — Я просто…
   — Он орел.
   Малки смущенно переступил с ноги на ногу. Талискер не смог подавить улыбку — для мертвого в горце было очень много… жизни.
   Макпьялута сделал еще один круг над маленькой стоянкой и сел на дерево рядом с флагами. Они с Талискером холодно посмотрели друг на друга, и у Дункана появилось нехорошее ощущение; тот словно размышлял, не разорвать ли непрошеного пришельца из другого мира серебряными когтями, зловеще поблескивающими на солнце.
   — Он, случаем, не собирается… — начал Малки хриплым театральным шепотом.
   Талискер не обратил на друга внимания.
   — У меня его нет, принц. Мы отдали камень Мирранон. Бразнаир у нее.
   При упоминании сидского названия изумруда глаза птицы сверкнули, и Талискер затаил дыхание, ожидая нападения.
   — Смотри, идут! — Малки указал на запад. Вдалеке показалась маленькая группка медленно бредущих людей. Что-то в их облике встревожило Талискера.
   — Они ранены, Макпьялута? Так медленно… Орел не шевельнулся. Дункан прекрасно знал, что принц может общаться телепатически, однако на сей раз он молчал.
   — Раздуй костер, Малки, — быстро проговорил Талискер. — Мне это не нравится. Пойду выясню, что случилось.
   Горец бросил взгляд на Макпьялуту.
   — Не ловушка ли там? Если эта птичка решила переметнуться…
   Талискер уже сидел верхом на коне, подаренном Мирранон. Он обернулся на принца сидов, и наконец тот ответил ему:
   — Нет. Я не предатель. По крайней мере не предатель феинов.
   Дункан кивнул и послал коня в галоп.
 
   Подъехав по грунтовой дороге, ведущей в город-крепость Сулис Мор, Талискер сразу понял, почему герои так медленно бредут по землям, принадлежавшим им двести лет назад. Они напоминали Малки — такие же ходячие трупы, призраки. Пыльная грязная одежда, запятнанная кровью давних ран, усиливала гнетущее впечатление. Увы, они не напоминали горца ни быстротой движений, ни бодростью мысли: бывшие герои двигались как в трансе, тупо глядя в никуда.
   — Это они? — недоверчиво спросил Талискер.
   Чаплин был мрачен. Он кивнул, потому что сил говорить у него не осталось. Полицейский поддерживал леди Уллу, которая буквально валилась с ног.
   — Леди Улла? Но как…
   — Не важно, Дункан. Ты можешь посадить ее на лошадь? А мы догоним… со временем.
 
   — Значит, по Сутре бродят еще несколько призраков, — задумчиво произнес Малки.
   Они сидели вокруг костра и рассказывали друг другу о своих приключениях со времени возвращения в Сутру. Пока что ни Чаплин, ни Талискер не хотели обсуждать случившееся в Эдинбурге.
   Фер Криг были в таком состоянии с того момента, как Чаплин завершил «Ур Сиол» семь ночей назад. Герои ели, спали и двигались — но страшно медленно, будто находились в трансе. Говорили они редко, и то лишь короткие фразы или отдельные слова. Чаплин представил им Малки и Талискера, однако не получил ответа. Разве что взор самого высокого воина немного прояснился, когда Алессандро назвал имя Дункана.
   — Это Кентигерн, — сказал полицейский. — Кентигерн Мурдох.
   Их взгляды встретились. Талискеру почудилось, что он тонет, на него нахлынули чувства и знания героев. Он давно не сталкивался со своим старым врагом — ясновидением, отравлявшим жизнь в Эдинбурге, и вот оно снова взяло над ним власть.