Лау Миллер. Талискер

 
   Слышен звук. В углу комнаты шипит телевизор. Свет исходит от старенького торшера. Паренек лет шестнадцати свернулся в кресле в позе зародыша. Он плачет и, вполне возможно, пьян. Это Финн.
   Дверь в маленькую комнату распахивается. На пороге стоит высокий человек, покрытый пятнами крови. Финн смотрит на него и снова начинает плакать. На лице написано отчаяние, и слезы не в силах выразить весь его ужас.
   — Ты обещал, — воет он. — Ты обещал.
   Без малейшего предупреждения человек подходит и приподнимает мальчика за лацканы пижамы, а потом швыряет на пол. Пока юный Финн с трудом пытается подняться, мужчина вытягивает из брюк широкий ремень.
   — Ты ничего не видел!
   Талискер слышал этот низкий голос только однажды. Его окатило холодной волной ужаса. Серийный убийца, отправивший на тот свет шестерых женщин.
   Мужчина заносит ремень. Один, два удара… На третьем Финн хватается за полоску кожи, плачет, захлебываясь в слезах. На лице алые полосы — там, где его коснулся ремень.
   — Прекрати! — кричит он.
 
   Талискер усилием воли отогнал от себя видение. Тем временем в лицо ему уткнулось дуло пистолета. Финн ухмылялся, как ненормальный.
   — Только дернись, и я разнесу твоему дружку голову, — сказал он, не спуская глаз с Талискера, но обращаясь к Чаплину.
   — Успокойся.
   — Послушай его, — посоветовал Дункан. — Ты убил только одного человека, и то защищаясь. Не ухудшай свое положение.
   — Откуда ты знаешь? — испуганно спросил Финн.
   — Ты сам только что рассказал нам. Это ведь твой отец? Вон там? — Финн вздрогнул, но не отвел пистолета и не обернулся, как рассчитывал Талискер. — Готов поспорить, он еще и бил тебя.
   Финн опустил пистолет и коснулся другой рукой лица.
   — Он заслуживал смерти!.. Но когда я добрался до него, то не мог остановиться. Это самое ужасное. Понимаете, наверное, глубоко внутри я такой же, как он. Мне доставляло удовольствие мучить его. — На лице журналиста появилась неприятная ухмылка. — Вы не знаете, каково убивать. Такое ощущение власти…
   — Ничего подобного, — вмешался Чаплин, вставая между Талискером и пистолетом, намереваясь успокоить Финна.
   Дункан отодвинул его в сторону.
   — Что ты делаешь? — прошипел Алессандро, хватая друга за рубашку.
   Талискер не обратил на него внимания.
   — А как насчет меня? — спросил он. — Ты же видел по телевизору, как меня судили. У меня украли жизнь, а ты промолчал. Да, ты действительно как твой отец. Он был трусом, и ты тоже.
   — Дункан, перестань! — рявкнул Чаплин.
   — Ну же, — поддержал его и Малки таким тоном, как будто разнимал подравшихся в баре. — Довольно.
   — Не двигайся, — предупредил Финн, — буду стрелять.
   — Давай стреляй! — дразнил Талискер. Чаплин удерживал его за плечи, не давая накинуться на Финна. — Тебе духу не хватит…
   Все случилось сразу. Талискер вырвался из рук Чаплина и бросился на журналиста. Давно копившаяся в нем ярость теперь выплеснулась. Сын убийцы выстрелил, но пуля пролетела мимо — отскочила рикошетом от стены, подняв тучу пыли, и разбила лампочку.
   В темноте открылась дверь.
   Комнату наполнил запах кордита, грохот выстрела на некоторое время оглушил. Талискер даже и не задумался, куда целится журналист. Он повалил Финна на пол, а Чаплин тщетно пытался скрутить его.
   — Дункан, слезь с него, — вопил Алессандро.
   — Пистолет! Хватай пистолет!
   — Господи Христе… смотрите, ребята!
   Раздался новый крик, приглушенное звяканье, и Талискер понял, кто вошел в дверь. Демон. В этот миг Финн поднял голову.
   — Боже мой… — прошептал он. — Это его вы зовете горцем?
   — Что? — Дункан не сразу понял, о чем тот, но потом осознал, что журналист сложил два и два и получил семьдесят пять.
   Со времени их последней встречи демон сильно изменился. Маска, служившая ему лицом, сползла и располагалась теперь примерно в середине груди, дыры глаз смотрели бессмысленно, а из уголка рта текла слюна.
   Демон отбросил Чаплина в сторону и повернулся к Талискеру с Финном.
   — Малки? Как Сандро?
   Горец, который понимал, что никак не может помочь другу, подошел к Чаплину.
   — Жив, но…
   Времени окончить не было. Финн закричал и дважды выстрелил. Во второй раз он попал, и лицо твари превратилось в месиво костей и крови. Демон отступил, однако мгновенно снова перешел в наступление, схватил журналиста за руки и поднял в воздух, не обращая внимания на то, как тот бьется в его лапах. Талискер с ужасом понял, что Финн не выживет.
   — Дункан, сюда! Вот оружие! — крикнул Малки.
   Талискер отступил к дальней стене, наклонился, не сводя глаз с демона, и нащупал на полу кусок стальной трубы — длинный и тяжелый.
   — Я иду, Финн! Держись!
   Тем временем демон вертел журналиста во все стороны, вцепившись в него когтями. Из разорванной артерии несчастного била кровь. Финн не перестал жутко кричать, даже когда сломался позвоночник.
   Талискер ухватил трубу двумя руками и крутанул ею, как мечом.
   — Дункан?
   — Да?
   — Ты должен прикончить его на сей раз! — проорал горец. — Думаю, Корвус…
   Раздался страшный хруст, потом стук, и крик оборвался. Демон отшвырнул в сторону тело Финна. К счастью, он уже умер, потому что, падая, он опрокинул свечу, которая немедленно подожгла целый ящик с дровами.
   У Талискера не было времени беспокоиться об этом. Тварь, поняв, что Финн только отвлек ее от основной цели, бросилась к нему.
   Время застыло. Разгорающееся дерево и полоска света из-за двери придавали всему происходящему отблеск нереальности. Дым тянул к нему белые пальцы, глаза слезились, но Талискер не смел моргать. В замедлившемся мире секунда могла спасти или погубить жизнь. Подняв трубу, он шагнул вперед, размахнулся и что было сил ударил демона. К его неописуемому восторгу, тот заревел от боли и отшатнулся.
   — Иди сюда, ублюдок, — заорал Дункан. — Вот тебе за Шулу!
   Он понимал, что так просто с тварью не справиться, и нанес удар по ногам. Демон не отступил. На Талискера накатила волна отчаяния — жар огня становился все сильнее, а отходить было некуда. Значит, придется сражаться до победного конца — или погибнуть. Он нанес удар демону в грудь, где теперь находилось лицо.
   — Дункан, — донесся перепуганный голос издалека-издалека. — Огонь… я не могу…
   Талискер завороженно смотрел, как очередной удар попал в цель. Лица у демона больше не было, и он завыл. Их окружало огненное кольцо…
   — Дункан! Дункан! — звал Малки в отчаянии.
   Тщетно — Талискера обволок другой жар, другое пламя — алый туман ярости.
   На сей раз он приветствовал его, как старого друга. Дункан познал ненависть. Эта тварь, хоть и не понимала, что творит, подняла Шулу и разорвала ее на части, как только что Финна. Видит Бог, он не хотел думать об этом, но она кричала… Его дорогая девочка. Которая простила его.
   — Умри! Умри!
   Новый удар. Демон упал на землю, и Талискер не промедлил, сразу бросился к окровавленной туше.
   Глядя на тварь у своих ног, он понимал, что его собственное лицо, залитое кровью, ничуть не менее отвратительно. Может быть, он в чем-то проиграл Корвусу… Пускай. Талискер жаждал только убийства. Занеся оружие над головой, он снова нанес удар, оглушительно закричав.
   Тварь умерла не сразу. А когда она перестала дергаться, время пошло.
   Талискер выронил оружие.
   — Передай Корвусу, что он следующий…
   Дым, пламя и отвращение к себе разом захлестнули его, и Дункан опустился на колени, плача и кашляя.
   — Ты меня слышишь? Давай сюда! По-моему, здесь как раз достаточно…
   Талискер пополз на голос Малки. В сумраке он смутно различал очертания тела Чаплина; за его спиной не было стены подвала — там простиралась знакомая пустота. Дункан потянулся к телу друга.
 
   — Он приходит в себя!
   Талискер открыл глаза и сразу понял, что вернулся в Сутру. На него глядел Малки, а холодный ветерок, касающийся щеки, означал, что они не в помещении. Дункан сел, удивляясь, как хорошо себя чувствует. Горец и Чаплин расположились у костра, прихлебывая что-то горячее из чашек.
   — Значит, вы наконец-то решили присоединиться к нам, мистер Талискер, — ухмыльнулся Алессандро. — Мы уже почти потеряли надежду.
   — Сандро, с тобой все в порядке?
   — А почему у тебя такой довольный вид?
   — Я хотел сказать… я видел тебя… совсем плохим. В обоих мирах. — Талискер огляделся. Они находились на прежнем месте, неподалеку лежали жалкие остатки сгоревшей палатки. — Дело рук Фирр…
   — Думаю, она оказала нам услугу, — заметил Малки. — Нам надо было вернуться.
   — Я весь в синяках, и кое-где остались ожоги, а в остальном я в полном порядке. Могло быть гораздо хуже, — добавил Чаплин.
   — Что значит — нам надо было вернуться?
   — Чтобы убить демона.
   — Нам?
   — Ладно, тебе. Если бы мы не вернулись, то не узнали бы о Финне и его папочке, верно?
   Чаплин протянул Талискеру кружку отвара бузины.
   — Его следовало привлечь к суду много лет назад. Не сидел бы Дункан.
   Талискер отхлебнул теплой горьковатой жидкости.
   — Не будь слишком строг к нему, Сандро, — тихо проговорил он. — Я сам разозлился больше всех и не могу отрицать, что хотел хорошенько избить Финна, но я увидел его детство… — Ему припомнился низкий грубый голос отца Финна. — Никому такого не пожелаю.
   — Знаешь, есть такая вещь — справедливость.
   — Нет, не знаю. И Финн не знал.
   Подошел Малки и сел между ними.
   — Эй, не начинайте снова. — Он положил обоим руки на плечи. — Вот что я вам скажу, ребята. Нас ждет Сулис Мор, а потом — Корвус. Мне так кажется, что справедливость относится не только к жертвам.
   Талискер и Чаплин удивленно переглянулись.
   — Дай мне минутку допить чай, — ответил Дункан, — и я готов хоть на край света.
 
   Когда первая радость — радость продолжения жизни — схлынула, Талискер впал в депрессию. Путь в Сулис Мор был долгим и монотонным и дал ему время поразмышлять. Конечно, Малки прав, им повезло. Он вернулся в Эдинбург и уничтожил следы деятельности Корвуса в собственном мире. Но фраза Малки подразумевала, что они никогда туда не вернутся. По этому поводу Дункан, в сущности, не переживал, однако и здесь гармонии не достичь. Пока в Сутре есть Фирр. Корвус — другое дело, но его сестра каким-то образом осквернила Талискера. Не физическим совращением, а неким актом разделенного сознания. Из всего, с чем он встречался в этом мире, труднее всего было вынести запятнанную злом душу богини.
   На протяжении следующих дней Талискер становился все более замкнутым, и Чаплин с Малки обменивались тревожными взглядами. Должно быть, просто измотан, решили они. Пройдет со временем.

ГЛАВА 22

 
   Бриджид ужасно кричала. За последние несколько лет Уна приняла много родов, и опыт подсказывал ей — дело плохо. Схватки длились уже десять часов, и боль с самого начала была невыносимой. Женщина постепенно слабела; повитуха опасалась, что она не протянет до рассвета.
   Катлин и Гвен держались за руки, и на их лицах был написан страх. Слезинка не отходила от страдающей подруги, держала ее за руку и протирала теплой водой. Хотя в очаге пылал огонь, Уна не могла согреть роженицу — через щели в ставнях задувал ледяной ветер, руки и ноги бедняги совсем оледенели.
   — Уна? — прошептала Бриджид. — Можно я еще раз пройдусь по комнате?
   — Тебе понадобятся силы на другое. Терпи.
   — Уже скоро, Уна?
   Повитуха сильно опасалась, что роженица потеряет сознание — лицо побелело, губы посинели.
   — Скоро, скоро. — Уну душили слезы. Ей еще не случалось потерять мать или ребенка, хотя однажды довелось присутствовать при этом.
   — Вот, опять. Схватки…
   Уна подала знак Слезинке, и они вдвоем усадили страдалицу поудобнее. Та пронзительно закричала, и это дарило надежду — если у нее есть силы кричать, может, не все так плохо. Ободряюще улыбнувшись, Уна опустила Бриджид на подушки.
   — Можно поговорить с тобой, Уна?
   В дверях стояла Ибистер в полном боевом снаряжении, держа в руках шлем. На ее лице отражалась тревога за сестру, однако женщина-тан явно чувствовала себя здесь неуместной.
   — Как она?
   Уна бросила взгляд на остальных девушек и вышла на лестницу, набираясь решимости.
   — Не очень хорошо, госпожа моя. Боюсь, ей не пережить родов, если скоро не появится ребенок.
   — И ты не в состоянии ничего сделать? — побледнела Ибистер.
   — Я дала ей зелье, которое вызовет схватки — оно поможет энергичнее толкать ребенка, — но у нее почти не осталось сил. Боюсь, нам надо готовиться…
   Неожиданно на лестнице раздался голос пьяного воина:
   — Ну как, ребенок родился? Бриджид! Бриджид, ты…
   На последнем круге винтовой лестницы он столкнулся с таном, которая ударила его по лицу.
   — Черт возьми, Алистер! Моя сестра борется со смертью!
   — Про… простите, госпожа, — с трудом выговорил воин. — Я беспокоился…
   — Только о себе и наследнике. Ты всегда плохо с ней обращался. Убирайся с глаз моих! Надеюсь, ты покажешь себя достойно на поле битвы.
   Воин заковылял по ступеням вниз, Ибистер проводила его горьким взглядом.
   — Она заслуживает лучшего, — тихонько проговорила тан.
   — Это муж Бриджид? — удивилась Уна. — Он ни разу не навестил ее.
   — Надеется, что ребенок сможет наделить его некоторой властью, вот и все.
   Из комнаты донесся тихий стон, и Уна поспешно направилась обратно.
   — Постой.
   Она обернулась, ожидая упрека.
   — Воины… они пьют перед битвой. Для многих эта ночь окажется последней, и совесть не позволяет мне останавливать людей. Думаю, разумно будет запереть дверь, чтобы кто-нибудь сюда не ворвался. Если будут новости… — Ибистер запнулась, — пошли мне весточку. Я с командующими на северной стене.
 
   В полночь началась снежная буря. Вой ветра заглушал слабые стоны Бриджид — кричать у той не осталось сил. В комнате было совсем холодно — дрова закончились, а спуститься за новыми не представлялось возможным. Уна не позволяла отпирать дверь — уже дважды в нее молотили пьяные воины, уговаривая женщин выйти.
   Роженица потеряла много крови, совсем ослабела и между схватками находилась в бессознательном состоянии. Сердце Уны наполняла горечь.
   — Она замерзнет до смерти еще до того, как родится ребенок, — заметила Слезинка. — Я не выдержу. Она ведь умирает, да?
   Уна легонько кивнула, и кто-то всхлипнул.
   — Давай хотя бы устроим ее поудобнее.
   Слезинка накинула свою шаль на плечи Бриджид, Гвен и Катлин последовали ее примеру. На мгновение воцарилась тишина, потом снова раздался стук в дверь.
   — Впусти меня, проклятая колдунья! Что ты делаешь с моей женой? Приказываю немедленно впустить меня, черт бы вас побрал!
   — Уна! — громко закричала Бриджид. — Уна! Вот он!
   — Впусти меня!
   Роженица громко закричала, и словно в ответ очередной порыв ветра распахнул окно, и в комнату ворвался снег.
   — Ребенок… О боги великие, — вскрикнула Слезинка, и все женщины бросились к постели Бриджид.
   Захлопнув ставни, Уна обернулась к своей подопечной. Что-то случилось. Женщины застыли в ужасе. Гвен прижала руку ко рту. Должно быть, младенец умер.
   — С дороги, Гвен, — скомандовала Уна, отметая усталость и стараясь хранить спокойствие. — Нам нужно позаботиться о мате… О боги!
   Без дальнейших слов, повитуха схватила ребенка и завернула его в первый попавшийся плащ.
   — Слезинка, устрой Бриджид поудобнее.
   Она отошла от кровати и с ужасом уставилась на сверток в руках.
   Мальчик появился на свет изувеченным — ручки и ножки короткие, спинка искривлена, шея изогнута под ужасным углом. Уна едва не прокляла богов за то, что дали жизнь такому убожеству за счет матери. Глазки младенца были закрыты — он спал, не подозревая о происходящем вокруг.
   — Уна. — К повитухе подошла Слезинка, на удивление спокойная. — Бриджид умирает. Она хочет подержать ребенка… — Девушка перевела взгляд на несчастное создание в руках повитухи и слегка вздрогнула.
   — Дай мне еще два плаща. Быстро.
   Они завернули ребенка в целую кучу тряпья, скрыв его тельце и оставив только лицо. Потом подошли к Бриджид, широко улыбаясь, и протянули ей малыша. Лицо матери осветилось радостью.
   — Это мальчик, — с трудом выговорила Уна. Ей казалось, что в горле застрял огромный ком.
   — Он не умер? Глазки закрыты…
   — Нет, ребенок просто спит.
   — Спит… — Бриджид умирала.
   — О нет, — прошептала Слезинка.
   — Не печалься, мне уже не больно. И даже тепло… Уна? Где ты? Я не вижу…
   — Я здесь, Бриджид… — Девушка взяла ее за руку.
   — Ты позаботишься о малыше?
   — Я… Конечно, позабочусь…
   Бриджид не стало.
   Уна взяла ребенка на руки и с печалью поглядела на него. Завернутый в тряпье, он походил на любого другого новорожденного. Неожиданно малыш открыл полные веселья карие глазки. Она прекрасно знала, что все дети рождаются с голубыми глазами, не важно, какими они станут потом. Сама того не ожидая, Уна улыбнулась крохе.
   — Вот, возьми. — Гвен протянула ей подушку. Девушка недоумевающе посмотрела на нее, не сразу поняв, что та имеет в виду.
   — Что?
   — Другого выхода нет.
   — Открывай! Открывай, сучка! Где моя жена? Бриджид!
   Женщины застыли на месте. Стук становился все громче, рано или поздно засов не выдержит. Потом раздались грязные ругательства.
   Уна взяла подушку в руки.
   — Тебе не кажется, что на сегодня смертей достаточно? — холодно спросила она.
   — Гвен права, — высказалась Кэтлин. — Воины убьют… это, если увидят. Хуже приметы не придумаешь.
   — Это — маленький человечек, — яростно проговорила Уна. — Вы не слышали, что я обещала матери заботиться о нем? Слезинка, ступай к тану. Больше ни с кем не заговаривай. Сообщи ей… что и мать, и ребенок погибли.
   Женщины в ужасе уставились на нее.
   — Уна, ты понимаешь, что делаешь?
   Девушка посмотрела на маленькое сморщенное личико. Мудрые карие глаза улыбнулись ей.
   — Ты был здесь раньше, малыш… — прошептала она, сама не зная почему.
   — Уна?
   — Ступай! — снова приказала повитуха.
   Без дальнейших слов Слезинка отперла дверь и выбежала из комнаты. Гвен хотела было запереть за ней, но не успела. Внутрь протиснулся Алистер.
   — Моя жена! Я хочу видеть жену!
   Уна в ужасе юркнула за дверь.
   Всех спасла Гвен. Загородив воину проход в комнату, она спокойно заговорила:
   — Господин, мне жаль, но ваша жена умерла во время родов. Пожалуйста, дайте нам несколько минут, чтобы привести ее в порядок, и вы сможете попрощаться с ней.
   — Хорошо, — грубо ответил Алистер. Он, похоже, не особо горевал. — А ребенок?
   — Он… тоже умер. Будьте так добры, выйдите. Через минуту я вас впущу, и вы увидите Бриджид.
   Воин отступил, позволив запереть дверь. В комнате воцарилась паника. Уна стояла в центре комнаты, раздираемая противоречиями. Гвен снова взяла в руки подушку, и повитуха, неверно поняв ее намерения, вскрикнула, прижимая к себе ребенка.
   — Нет, — шепнула другая женщина, прижимая к губам палец.
   Она подняла крышку деревянного ящика, положила внутрь подушку, а сверху малыша, а потом закрыла его. Следом за тем они расчесали волосы Бриджид, расправили простыню, собрались с духом и впустили вдовца. Он вошел, шатаясь. От него исходил запах пива. Уна почти пожалела его, но потом вспомнила, что стоит ему увидеть ребенка, как тому придет конец. Воцарилось долгое молчание, прерываемое только всхлипами Гвен и Катрин, оплакивающими свою подругу. Буря утихла, и первые лучи рассвета окрасили небо. Наконец Алистер заговорил:
   — Где мой ребенок? Я хочу видеть сына.
   — Это была девочка, — солгала Гвен, надеясь его отвлечь.
   Он даже не скрывал разочарования.
   — И все же хочу видеть ее.
   Уна выступила вперед и поклонилась.
   — Господин мой, ваша жена просила нас сжечь ребенка, чтобы их души соединились.
   Алистер с подозрением покосился на очаг.
   — Что-то он слишком чистый.
   — У меня есть особые составы…
   Он кивнул и направился к двери, но стоило его руке коснуться ручки, как от окна донесся тихий крик.
   — Что за колдовство? — заорал Алистер, бросился к ящику и откинул крышку.
   Увидев свет, ребенок заплакал еще громче и замахал коротенькими ручками, откинув одеяло так, что стало видно тело.
   — Боги великие! — закричал воин, его лицо исказила гримаса отвращения. Он выхватил меч.
   — Нет!
   Не раздумывая, Уна бросилась к Алистеру и ударила его. Тот не ожидал нападения и отлетел назад, слегка задев девушку клинком. А потом так и застыл, глядя то на нее, то на ящик. Воспользовавшись моментом сомнения, Уна закричала, держась за порезанную кисть:
   — Только через мой труп! Бриджид просила позаботиться о нем, и я выполню ее последнюю волю!
   — Пожалуйста, забирай, — рявкнул воин. — Я от него отрекаюсь, это не мое.
   Ребенок снова заплакал, Алистер выронил меч, закрыл лицо руками и выбежал из комнаты.
 
   Сплошная готика, подумал Талискер, впервые увидев Сулис Мор. В предрассветном сумраке над снегом висел легкий туман, и черная громада замка будто плыла над белоснежной пустыней. Построенный из базальта, которым изобиловала северная земля, и покрытый льдом, замок казался продолжением скал, высящихся слева и справа. С такого расстояния толпа покидающих город людей напоминала спокойную реку, утекающую в холмы, где стояли Талискер и Чаплин.
   Порывы холодного ветра доносили детский плач и крики — то ли стоны умирающих воинов, то ли карканье воронов, кружащих над городом.
   Мысли Талискера обратились к Фирр-Морриган — черной, зловещей птице. Память о ночи, когда она соблазнила его, а потом попыталась убить, все еще была подобна нагноившейся ране — тронешь, и с новой силой заболит. Но там, в Сулис Море, его ждала Уна, настоящая Уна, из плоти и крови. Он так нуждался в ней, что даже страшно становилось.
   Малки поднялся на холм.
   — Поехали?
   Когда они приблизились, то услышали доносящиеся из городских ворот стоны умирающих воинов. Их никто не задержал. Навстречу попадались беглецы, которые откладывали уход до последнего из страха, любви или верности. У ворот стояло двое молодых часовых, сильно удивившихся, что кто-то пытается войти в город, обреченный на смерть. Талискер остановил коня и серьезно посмотрел на юношей. Он замотал лицо тканью, защищаясь от суровых ветров и снега, и виднелись только синие глаза. Ребята непроизвольно отступили назад, подтверждая догадку Дункана: столкновение с Фирр и путешествия между мирами сделали его взгляд огненным.
   — Эй вы, там. — Чаплин остановил коня рядом с Талискером и бросил взгляд на друга. — Мы желаем видеть Уллу мак Фергус из Руаннох Вера. Вы знаете, где она?
   — В з-западном крыле, господин, — запинаясь, проговорил юноша. — Она… она прибыла три дня назад. Я отведу вас к ней.
   Улла сидела в темноте, слушая стоны умирающих. Ибистер вежливо приказала ей и Фер Криг оставаться в своих комнатах, и как дочь тана девушка понимала и уважала этот поступок. Слухи о возвращении героев достигли ушей воинов — их принесли жители Руаннох Вера. Перед битвой с кораннидами защитникам города не хватало только увидеть существ, больше всего похожих на призраков или ходячие камни.
   Теперь прибывшие находились в погребе, который благодаря тишине напоминал склеп. Улле становилось не по себе от того, как герои прошлого лежат на земле без движения. Они ни о чем не просили, и лишь по маленьким облачкам пара, вырывавшимся из их ноздрей, можно было понять, что они все еще живы.
   Тишина и монотонность дней подтачивали волю Уллы, лишали сил. Дом, Кира, ее мать Эрин, умершая много лет назад, даже отец — который жив, но потерян для нее, — все мертвые казались ей более живыми, чем Фер Криг. В ее памяти они двигались, улыбались, смеялись так весело и радостно, что она плакала долгими часами.
   — Леди Улла? — Тишину нарушил робкий стук в дверь. — Пришли люди, которые хотят вас видеть.
   Сандро?.. Девушку порадовал бы даже Макпьялута, покинувший ее на полпути. Она непроизвольно поправила волосы, коснулась больной стороны лица, с ужасом осознав, что давно не пользовалась бальзамом и язвы снова воспалились от соли слез.
   — Иду.
   Девушка заковыляла к двери, упрекая себя за радость, с которой она ждала встречи с Чаплином, за то, что ноги подгибаются не только от боли. Память о том, как он отверг ее, по-прежнему больно жгла. Ей следует встретить его спокойно, слегка отстраненно…
   — Да? — Она отперла дверь.
   В проеме показался Чаплин, освещенный яркими лучами солнца. Улла неуверенно улыбнулась, но он раскрыл ей объятия, и она бросилась к нему.
   — Кхе-кхе…
   За спиной Чаплина стояли Малки и Талискер, явно уставшие и слегка удивленные теплой встречей Алессандро и Уллы.
   Теперь, убедившись в дружбе Чаплина, девушка отступила на шаг и улыбнулась остальным путникам.
   — Простите меня. Надеюсь, ваши поиски были успешны?
   — Время покажет, леди Улла, — тихо и мрачно ответил Талискер. — Мы отыскали Рианнон, но кто знает, как она поступит?
   В его словах звучали тоска и неуверенность.
   — Идемте же, — сказала девушка так радостно, как могла среди криков умирающих. — Сандро, быть может, ты разведешь огонь, и мы разогреем немного меда?