Лайелл Гейвин. Темная сторона неба

   - Правильно.
   Он взглянул на меня и добавил:
   - Так что это малодостоверный рассказ.
   - Правильно, - снова согласился я. - Все, что я говорю - это могло случиться. В той обстановке. А конкретная история может оказаться и выдумкой.
   Роджерс кивнул. Ему словно легче сделалось от этой мысли. Это ему больше подходило.
   Я разделался со своим кофе.
   - Ты лучше сходи и посмотри, нет ли телеграмм, - распорядился я. Увидимся в аэропорту.
   5
   Я ещё недостаточно пришел в себя, чтобы связываться с афинской телефонной сетью, а контора Микиса находилась всего в нескольких сотнях ярдов отсюда, так что я направился туда посмотреть, не нашлось ли у него какого груза почище.
   Контора разместилась в двух комнатах над магазином велосипедов по дороге к Национальному музею. Надо было подняться по узкой и темной каменной лестнице, повернуть направо, постучать в большую деревянную дверь и услышать возглас секретарши, переведя его как "войдите".
   На сей раз ответа не последовало. Я подождал и повернул входную ручку. Дверь открылась, и я вошел.
   В комнате стоял тот же запах пыли, что и до этого, месяца четыре назад. Никто, похоже, не прикасался к ряду коробок с делами, стопкам неподшитых листов бумаги и гроссбухам, сложенным вдоль правой стены. И пыли не снимал.
   Большой темный стол посреди комнаты был завален всякой всячиной, но за ним никого не было. Я направился к двери, которая вела в следующую комнату.
   Но не успел я потянуться к ручке, как дверь открылась и показался Микис. Несколько мгновений он стоял с озабоченным выражением лица, потом на нем появилась улыбка.
   - Командир! Как я рад тебя видеть! Прошу, заходи.
   Он быстро развернулся и, не успел я войти в комнату, прошел за свой стол. Пока я разворачивался, чтобы закрыть за собой дверь, быстро открылся и закрылся ящик стола.
   - Садись, садись. - Он показал мне рукой на старое, потертое кожаное кресло и сел сам за стол. Я подвинул поудобнее кресло, пристроил фуражку на угол стола и тоже сел. - Извини, - он махнул рукой в сторону двери, - Мария ушла по мелкому поручению. Что я могу сделать для тебя? Как ваш самолет, в порядке?
   - Не совсем. Но к обеду будет. Тебе вчера передали, что я звонил?
   - Да. Так ты не поменял мнения насчет того груза?
   - Извини, Мики. - Я отрицательно покачал головой.
   - Уверяю тебя, там никаких проблем. Все в лучшем виде. Я такое дело не отдал бы кому попало, только человеку, которого знаю и которому доверяю.
   - Не сомневаюсь. Но пока что это не для меня. А у тебя там в книгах больше ничего нет?
   - Ничего, совсем ничего. - Он махнул рукой в сторону наваленных на столе бумаг. - Козы, коровы, помидоры, техника для сельского хозяйства, запчасти. Ничего авиа. В Греции народ бедный. А что говорит мистер Хаузер?
   - Насчет чего? Этого груза?
   Микис кивнул.
   - Не знаю пока, - ответил я. - А мне это и не важно. - Я встал. Значит, больше ничего?
   - Ничего. - Он с серьезным видом взглянул на меня. - Ты его не расстроишь?
   - Хаузера? Он всегда расстраивается, когда мимо него проплывает доллар. Но он ещё больше расстроится, если я загремлю в какую-нибудь тюрьму. Это ведь отразится на его репутации.
   Он досадливо кивнул.
   - Мне жаль, что я ничего не могу сделать для тебя, командир. - Потом он достал из левого нижнего ящика стола представительскую бутылку узо. Он плеснул немного узо в два стакана, потом взял с полки графин, добавил в стаканы воды и передал мне мой стакан.
   - Будем здоровы, командир.
   Я поднял стакан и отпил немного. Я не особый любитель анисовых водок, но Микис налил мало и хорошо разбавил водой. Допив остальное одним глотком, я обошел стол, чтобы поставить стакан к бутылке. Быстрым движением я открыл ящик стола. "Беретта", калибр 7,65 миллиметра, лежал поверх вороха бумаг.
   Я задвинул ящик обратно. Должно быть, он держал пистолет в руке, за спиной, когда подошел к двери посмотреть, кто к нему пришел.
   - Тебе нужно заняться бизнесом почище, - посоветовал я. - Нервы крепче будут.
   То ли с досадой, то ли с беспокойством, а скорее всего с разочарованием во взоре проводил он меня.
   Секретарша вернулась. Этой я ещё не видел. Микис любил менять секретарш раз в несколько месяцев. Или секретарши любили менять Микиса. У него были свои доморощенные теории о служебных отношениях.
   Эта была маленькая, темнокожая, пухленькая брюнетка, курчавая, как пуделек. Она, кажется, вздрогнула, увидев меня. Она проводила меня взглядом широко раскрытых темных глаз, а рука её застыла в момент выдергивания листа бумаги из допотопной пишущей машинки.
   Нервная работа была в агентстве Микиса в это утро. Видать, у хозяина и ночь выдалась не из спокойных. С широкой улыбкой на лице я вышел за дверь.
   6
   Роджерс все ещё шлялся по городу в поисках афинского сувенира для своей швейцарской толстухи-подружки. Я снял с себя в самолете форму, одел комбинезон, потом взял стеклянную емкость и слил топливо из правого бака. Когда оно отстоялось, то на восьмую часть дюйма в нем оказалось добротной турецкой воды. Я пристроился к правому двигателю, снял нужные обтекатели и занялся фильтрами карбюратора.
   В половине одиннадцатого прибыл Роджерс со своим сувениром - яркой черно-бело-красной сумкой из козьей шерсти. Подруга могла бы использовать сумку для покупок или в качестве половины бюстгальтера. Он принес и телеграмму от Хаузера. В ней Хаузер спрашивал меня, правильно ли я сделал, отказавшись от груза, и велел мне в случае отсутствия груза вернуться в Берн до следующей ночи.
   Похоже, что на неё не требовалось ответа. Я и не стал отвечать, чем сэкономил деньги Хаузера. Я велел Роджерсу переодеться и помогать. Ему очень не хотелось этого делать, но спорить он не стал. Я собрался снова подняться к двигателю, но тут из-за ангара показался Кен.
   Теперь, утром, он был одет иначе, но все в тех же рамках высокого дохода. Он одел плотную белую шелковую рубашку с распахнутым воротом и замшевую куртку на молнии, полузастегнутую. На нем были легкие твидовые кавалерийские брюки и замшевые ботинки.
   Замшевая куртка казалась лишней для этого дня, грозившего стать жарким, но это была его проблема. На его лице не было ни малейшего следа вчерашнего. Он выглядел чистым, собранным и весьма серьезным.
   - Когда летишь, парень? - спросил он меня.
   - Не знаю, - ответил я, удивляясь, зачем ему это.
   Он взглянул на правый двигатель.
   - За полчаса сделаем? - задал он новый вопрос.
   - Ну-у... А зачем тебе это? - не понял я. - В чем дело?
   - Я хочу лететь с тобой.
   - Постой-ка, постой-ка...
   - Так сделаем двигатель?
   - Постой, - снова сказал я. - Никуда я не лечу. Мне некуда лететь.
   Кен казался удивленным.
   - А я думал, у тебя груз. В Африку или ещё куда-то.
   Разве я говорил ему про груз Микиса? Не думаю. Но если говорил, то сказал и про то, что отказался от груза.
   - Был у меня груз, - произнес я с расстановкой. - Но я отказался от него. Это был один из тех грузов, от которых лучше отказываться. А в чем дело-то вообще?
   Он покусывал губу, взгляд его блуждал. Ему становилось жарко в этой куртке.
   - Я хочу дать ходу из Афин, - наконец произнес он.
   - Так для этого есть десятки путей. - Я попытался изобразить веселенькую улыбку на лице. - Отсюда можно смотаться в любое время, стоит только захотеть. Ты чего нос повесил?
   Я дружески стукнул его под ребро и почувствовал пистолет на поясе, под курткой.
   - Пошли в самолет, скроемся с глаз, - предложил я.
   Он взглянул на меня напряженным взглядом, затем повернулся и пошел внутрь "Дака". Там Роджерс напяливал на себя комбинезон.
   - Тони, - обратился я к нему, - походи-ка по ангарам и посмотри, нельзя ли на время раздобыть большую железную банку без крышки, таз или что-нибудь в этом роде. Когда я сниму фильтр, мне надо будет промыть его в масле.
   Он некоторое время смотрел на меня, потом проворчал что-то и продолжил возиться с комбинезоном. Я достал пачку сигарет и предложил Кену закурить. Мы дымили в ожидании, пока Роджерс удалится. Наконец-то он надел комбинезон. Затем он неуверенно оглядел нас, словно желая что-то сказать, вышел наружу и пошел к ангарам.
   - О'кей, - произнес я. - Теперь говори.
   - Я и так сказал слишком много, - промолвил Кен. - Вчера вечером. Наваб считает, что я испортил дело, и хочет, чтобы Хертер проучил меня. Обойдусь как-нибудь без этого. Поэтому мне надо мотать отсюда.
   - Есть десятки путей, - сказал я, вглядываясь в полумраке самолета в лицо
   Кена. - Можешь морем, самолетом, даже поездом. В это время года тут можно сесть на самолет в любой момент.
   - Да-да, - согласился он, то и дело затягиваясь сигаретой.
   - Если хочешь, можешь нанять этот самолет, - добавил я. - Вот только топливо очистим. На это уйдет не много времени. А в воздухе мы можем переиначить, куда нам лететь - это на некоторое время собьет их с пути, если только это беспокоит тебя.
   - Да-да, - повторил он. Кен выбросил окурок на бетон. - Спасибо, Джек.
   Думаю, я справлюсь. Во всяком случае, спасибо тебе. Увидимся еще.
   Он легко спрыгнул на землю и большими шагами направился к ангарам. Я наблюдал за ним через иллюминатор, пока он не скрылся из глаз. Потом я устроился на одном из двойных кресел и стал пускать дым под потолок.
   В "Даке" чем только не пахло, но пока было прохладно. Солнце ещё не успелопрогреть его так, чтобы он превратился в раскаленную бочку. Через открытуюдверь совсем не поддувало. Клочьями висел табачный дым, запах которого смешивался с запахами самолета - запахом прежних грузов и пассажиров, бензина и масла, кожи и металла, и за всем этим ощущался острый собственный запах "Дакоты", который ни с чем не перепутаешь. Можно забыть запах и даже внешний вид десятка женщин, но этот запах остается в памяти навсегда. Иногда некоторые вещи настолько становятся твоими, что ты даже забываешь, что помнишь о них. Я сидел, неспешно покуривал и думал.
   Микис со своим пистолетом в верхнем ящике письменного стола - это было одно, часть запутанной мошеннической игры, в которую тот играл на своем заваленном бумагами столе, пистолет же был символом удачи, талисманом двадцатого века. Кен с пистолетом - это было нечто совершенно другое, но что - я не мог понять.
   Я кончил курить, вылез наружу и раздавил окурок о бетон. Подошел Роджерс с емкостью - отпиленным дном железной бочки. Он бросил эту штуку в тень и спросил:
   - Чего это Китсон приходил?
   - Попрощаться. Он отбывает.
   Я поднялся по стремянке и начал выковыривать фильтр карбюратора. Наконец я извлек его и бросил Роджерсу, чтобы он промыл его. Потом через трубопровод подачи я откачал топливо так, чтобы избавиться от воды. Я пришел к выводу, что на очищенном топливе можно лететь, когда раздался голос Роджерса:
   - Вон он, пошел!
   Я взглянул из-под крыла. Маленький "Пьяджо" резво катился по рулежной дорожке, вздымая тремя колесами пыль и отбрасывая её винтом.
   Я знал, что там никого, кроме Кена, нет. Он выбрал самый быстрый путь бегства отсюда, но зато такой, который обеспечит ему постоянный интерес к его личности со стороны наваба. Его бывшему хозяину, возможно, будет все равно, куда запропастился его пилот, но наверняка захочется знать, куда делся этот чертов самолет.
   Я прошел к носу "Дака", чтобы посмотреть на взлет "Пьяджо".
   Маленький "Пьяджо" пристроился за "Вайкаунтом" компании "МЕА", который ждал разрешения на взлет в начале полосы. И вот "Вайкаунт" стартовал, взял разбег и взмыл в чистое, почти безоблачное, небо. После его взлета Кен подождал секунд пятнадцать и пошел на взлет.
   Маленькие "Лайкоминги" взвыли и, как только тормоза были отпущены, бросили машину вперед. Самолет оторвался от земли, не пробежав и двухсот ярдов. Двигатели ещё ревели во взлетном режиме, а пилот заложил резкий поворот вправо и сразу вверх, вопреки взлетной схеме аэропорта.
   - Господи! - промолвил Роджерс.
   "Пьяджо", продолжая поворот и медленно набирая высоту, прошел над диспетчерской вышкой и зданиями аэропорта. Совершив разворот на три четверти круга, Кен выровнял самолет и на высоте пятьсот футов прошел над ангарами и взлетно-посадочной полосой. Он прошел почти над самой головой у нас, и я мог прочесть номера на серебряных крыльях.
   Один двигатель, похоже, барахлил. Вот он взревел, "выстрелил" пару раз, выпустив облачка дыма, и замер. Самолет резко наклонился в сторону замершего двигателя, потом выправился и начал медленно карабкаться вверх, уходя в сторону моря. Винт замершего двигателя ещё некоторое время медленно покрутился и остановился.
   - Господи! - снова промолвил Роджерс.
   Я бросился в самолет, пробрался в кабину, включил электропитание и радио и, пока приемник грелся, достал из рундучка наушники.
   В боковое стекло мне был виден "Пьяджо", по-прежнему удаляющийся в сторону морского горизонта. Приемник заработал, в наушниках появился шум и треск. Голос на английском с акцентом обращался к "Пьяджо", но никакого ответа не получал.
   Мне по-прежнему был виден "Пьяджо". Он набрал высоту под тысячу футов.
   Голос продолжал вызывать пилота "Пьяджо", спрашивал, что случилось, слышит ли его "Пьяджо". Ответа по-прежнему не было. Голос перешел на французский, потом другой заговорил по-немецки. Потом все замолчали. На другом канале я снова услышал вызов по-английски. Но и здесь ответа не было.
   "Пьяджо" все уменьшался и уменьшался в размерах. Наконец я выключил приемник, вырубил питание, положил на место наушники и вышел из самолета. Роджерс все смотрел в сторону горизонта.
   - Что за чертовщина? - спросил он. - Он что-нибудь говорил?
   - Я ничего не слышал, - ответил я. - Давай поставим фильтр на место.
   Через двадцать минут в воздух поднялись два "Тандерджета" греческих ВВС и на малой высоте ушли в сторону моря.
   - Искать, - промолвил Роджерс, почти про себя. Он проводил их взглядом, пока они не исчезли. - Я думаю, это наваб велит ему продолжать полет, - медленно произнес Роджерс. - А ты не думаешь, что?..
   - Наваба там нет, - сказал я. - Там только Кен.
   - Тогда чего же он не вернулся? Он же на одном двигателе.
   - Не знаю. Но если кто что будет спрашивать, то его здесь перед этим не было, уловил? j - Он непонимающе взглянул на меня. - Послушай, попытался объяснить я, - у него возникли серьезные трения с навабом. Я не знаю, чего он хочет, и не хочу знать. Мне неохота влезать в их дела. Так что его никогда тут не было, договорились?
   - Хорошо.
   Роджерс непонимающе покачал головой.
   Я поставил на место фильтр, привернул обтекатели и решил подождать, пока мне заправят самолет, а там можно было и лететь. Мы переоделись и пошли в диспетчерскую вышку. Времени было полдень.
   Я поинтересовался, есть ли новости о "Пьяджо". Новостей не было.
   "Тандерджеты" ничего не нашли. Они обратились к одному или двум самолетам в том районе с просьбой посматривать по сторонам и поставили в известность службы королевских ВВС на Мальте.
   После этого я отправился в бар.
   Я пил второе пиво, когда в бар вошла мисс Ширли Бёрт. Она, видно, искала меня, потому что решительно направилась прямо ко мне. Она выглядела обеспокоенной.
   - Вы не знаете, что случилось с Кеном? - первым делом спросила она.
   - Не больше того, что видел. - Ей, видно, хотелось знать, что же я видел. - Он взлетел, один двигатель отказал, но он продолжил полет, пошел в сторону моря, на радиозапросы не ответил. Они предпринимают кое-какие поиски. Если через несколько часов ничего не обнаружится, то поиски усилятся.
   - Через несколько часов!
   - У них нет никаких особых причин беспокоиться. Двухмоторный самолет может лететь на одном двигателе, пока хватит топлива. Я не знаю, на сколько хватает у этого конкретного самолета. Конечно, в данном случае выбран весь лимит безопасности, и мало кто в таком положении отважился бы лететь над морем. Тревогу вызвало, что он не отвечал на радиозапросы.
   Это все были азбучные истины, и я выдал их на одном дыхании, с тем выражением, с каким читают азбуку.
   - А где ещё он может сесть?
   - К югу до Крита особо не разгуляешься. Острова скалистые, длинных пляжей нет.
   Она нервно покусывала губы. Мне-то что, но сегодня она выглядела хорошо. На ней было легкое кремовое платье, блузка, уже другая, коричневый кожаный пояс и коричневые туфли. В типично мужской манере она провела рукой по волосам и взглянула на меня, часто-часто заморгав.
   Этот скотина мог хотя бы попрощаться с ней. Но и это было не моим делом.
   - Выпейте чего-нибудь, - предложил я.
   Ей не хотелось, но ничего другого не оставалось. Если влюбилась в пилота - надо привыкать сидеть и ждать, чувствую растущий холодок внутри. Она согласилась на холодное пиво и сигарету.
   В бар вошел Хертер и прямиком направился нам. Я поставил стакан на стойку, чтобы руки были свободны. Так, на всякий случай. Он остановился прямо передо мной.
   - Капитан Клей?
   Я кивнул.
   - Меня зовут Хертер, я личный секретарь его превосходительства наваба Тунгабхадры.
   - Форт-Манро, знаю, - неласково произнес я.
   Если он собирается заварить тут кашу, я ему с удовольствием помогу. Где-то в горле я чувствовал кисловатый привкус, который появился отнюдь не от съеденного или выпитого, и удар по этой бандитской роже снял бы неприятный привкус.
   Хертер, слегка нахмурив брови, продолжал:
   - Вы видели сегодня утром мистера Китсона?
   Я отрицательно покачал головой.
   - Я видел, как он взлетал. Час с лишним назад.
   - Его величество очень обеспокоен. У него, кажется, сломался двигатель, но он не вернулся.
   К счастью, я не услышал в его словах никакого подвоха.
   - Я думаю, у вас можно зафрахтовать самолет? - продолжал Хертер.
   Я опустился на стул.
   - Да, зафрахтовать можно, - медленно ответил я.
   - Он готов подняться в воздух?
   - Разве что заправиться надо.
   - На это нужно много времени?
   - Да нет, с полчаса.
   - Его превосходительство желает, чтобы вы взяли его на поиски мистера Китсона. Так через полчаса вы будете готовы?
   - Если найду подмогу, - ответил я.
   - Сделайте все необходимое. Его превосходительство будет здесь через полчаса. - И он собрался уйти.
   - Вы ничего не спросили о цене, - заметил ему я.
   Он повернулся и смерил меня таким взглядом, словно я позволил себе чихнуть в строю.
   - Его превосходительство о цене никогда не спрашивает, - отчеканил он и вышел на улицу.
   Я посмотрел на Роджерса, на девушку, потом опять на Роджерса и сказал:
   - Ну вот. Летим, стало быть.
   - А я? - спросила девушка.
   - По мне - пожалуйста, - ответил я. - А вот что скажет наваб? Но я постараюсь устроить. А сейчас возьмите чего-нибудь поесть. И нам возьмите какие-нибудь сэндвичи или что-нибудь такое. Мы будем в "Дакоте", в конце ангара.
   Я допил пиво и пошел в здание администрации аэропорта, чтобы пустить в ход имя наваба.
   Через полчаса мы все трое сидели возле "Дака" и ждали. Имя наваба возымело потрясающий эффект. Самолет обслужили с такой скоростью, какой он не видел за всю свою жизнь. Баки были полны, стекла кабины сияли чистотой, давление в колесах наконец-то поднялось до нужного уровня. Если вдруг в этой старой шарманке взыграет темперамент молодости и полетит система гидравлики, я не удивлюсь, но все, что поддавалось моей проверке, вроде бы работало, и даже сводка погоды оказалась прекрасной.
   Не то чтобы я думал в таких категориях, но сегодня днем в бухгалтерских книгах Хаузера мы снова перейдем в колонку "доходы".
   Из-за угла ангара плавно вытек большой черный "Мерседес-300" и остановился у конца крыла "Дакоты". За рулем сидел Хертер, на заднем сиденье - маленький темный человек и кто-то ещё рядом с ним, мне было не разобрать.
   Не знаю, где они отыскали в Греции этот автомобиль. Греческие дороги не заслуживали его. А может, моя шкала ценностей дала тут осечку. Может, будь тут приличные дороги, наваб ездил бы здесь не меньше чем на "роллс-ройсе" ручной сборки.
   Хертер выскочил из машины, обошел её с другой стороны и открыл дверцу третьему пассажиру. Я как вдохнул воздух, так и замер.
   Это было очаровательнейшее создание из всех, когда-либо виденных мной. Уж чему-чему, а разглядыванию я отдал немалую часть своей жизни. Она была высокой - около пяти футов и восьми дюймов, - с длинными темными волосами, скатывавшимися на плечи. Она носила предельно простенькое белое платье с вырезом на шее и прямым низом и изящные белые туфли. При такой фигуре можно было позволить себе простые одежды. При фигуре, от которой ни отнять, ни прибавить.
   У неё была кожа теплого медового оттенка. Высокие скулы и большие черные глаза навели меня на мысль, что в ней есть что-то евроазиатское. Естественная грация, с которой она огибала "мерседес", навела меня и на другие мысли, на которых я не буду останавливаться.
   За ней семенил наваб. Хертер подошел к багажнику "мерса" и стал доставать оттуда одежду, ковры, корзины.
   - В этот раз полетом займешься ты, - потихоньку наказал я Роджерсу, а я - пассажирами.
   Рядом раздался голос Ширли:
   - Всего-то и нужно полсотни миллионов долларов.
   - Кому нужно?
   - Ей нужно.
   Люди из греческих наземных служб суетились вокруг, словно мухи. Хертер подозвал одного парня и передал ему ключи от машины. Довольный, тот сел в машину и укатил.
   Хертер подошел к самолету. Я толкнул Роджерса локтем, и он стал принимать у немца багаж. Потом Хертер начал представлять меня.
   - Ваше превосходительство, позвольте представить капитана Клея, нашего пилота.
   Наваб кивнул мне и слабо улыбнулся. Он был низеньким, темнокожим и темноволосым, с длинным узким лицом, слегка сутулым. Лет ему было около тридцати пяти. Прямые волосы падали на лоб, доходя до бровей. Что-то необычное было в его сдержанной улыбке. Он носил белую хлопчатобумажную рубашку с короткими рукавами, из нагрудного кармана которой торчали темные очки, свободные брюки светло-коричневого оттенка и видавшие виды сандали. В общем, миллионер как миллионер.
   Хертер повернулся к девушке.
   - Мисс Браун, разрешите представить вам капитана Клея, пилота.
   Я чуть не рассмеялся, услышав её имя. Индийские поэты классического прошлого ломали бы головы, чтобы дать такой женщине имя, достойное её красоты, а она всего лишь мисс Браун. Я с легкой улыбкой пожал протянутую руку - длинную, прохладную, крепкую.
   Она улыбнулась мне, и у меня мурашки забегали по коже.
   Я был при форме, в фуражке, и только успевал прикладывать руку к козырьку.
   Хертер помог навабу ступить на деревянный трап, который кто-то живо соорудил для этого случая. И никто не замечал - или старался не замечать мисс Бёрт.
   - Ваше превосходительство, - обратился я к навабу, приложив руку к козырьку, - позвольте задать вам вопрос. Мисс Бёрт очень волнуется за мистера Китсона. Вы позволите ей участвовать в полете?
   Наваб задержался на ступеньках и взглянул на нас сверху вниз. На его лице не было никаких эмоций.
   Инициативу взяла на себя мисс Браун.
   - Пусть летит, Али. Тем более, она без своих камер.
   Наваб коротко кивнул и продолжил подъем. За ним последовала мисс Браун, потом Хертер.
   - Вы слышали, что сказала леди? - обратился я к Ширли. - Поднимайтесь на борт.
   Ширли плотно сжала губы, глаза её метали молнии. Ей хотелось лететь, но не хотелось быть на положении гостьи мисс Браун. Мисс Бёрт резко повернулась ко мне и бросила на меня испепеляющий взгляд. Но я был негорючим и только улыбнулся ей. И снова улыбнулся, когда она ступила на импровизированный трап.
   Я взглянул на Роджерса, державшего в руках багаж.
   - Ты чего смотришь? - спросил я.
   - На тебя смотрю, - ответил он. - Тебе не хватало только лечь на трап, чтобы она прошла по тебе.
   - Давай на борт, - приказал я. - Вот подожди у меня, когда выйдем за трехмильную зону, где слово командира будет законом.
   Роджерс стал неспеша подниматься по трапу. Я отодвинул трап в сторону, запрыгнул в самолет, захлопнул и запер дверь и направился в пилотскую кабину. Наваб и мисс Браун сидели посреди самолета, Хертер прямо за их спинами, а Ширли Бёрт в первом ряду кресел прямо перед выступом для шасси.
   - Пристегните, пожалуйста, ремни, - объявил я. - Мы взлетаем примерно через пять минут.
   Хертер обернулся ко мне.
   - Его превосходительство хочет сидеть рядом с вами, командир.
   - Как только взлетим, - пообещал я.
   Я едва удержался, чтобы не помочь мисс Браун пристегнуть ремень, и направился к пилотской кабине. Ширли уже пристегнулась и смотрела в иллюминатор.
   - Как, нормально? - спросил я её.
   - Да, - ответила она.
   Я вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Я ещё не успел опуститься в кресло, как Роджерс принялся зачитывать контрольную карту на взлет.
   7
   Я произвел взлет и встал на курс выхода из аэродромной зоны, на высоте тысяча футов выровнял самолет, установил заданный режим работы двигателей, стриммировал самолет. Впереди на горизонте на фоне искрящегося моря уже показался остров - по-моему, Кея, самый первый из Киклад. А дальше, простираясь на восемьдесят миль к югу, причудливо изогнулась цепочка остальных островов Западных Киклад - пять островов побольше и столько же примерно островов-скал, или пастбищ для коз - как хотите, так и называйте.
   Воздух был чист, кристально чист, как это бывает только весной или осенью, когда нет марева и когда туристки, приехавшие отдохнуть от забот по дому, не поднимают облака пыли своими девятыми размерами.
   Я открыл боковое стекло и на секунду-другую прильнул к холодному ветру. Полегчало. Неприятный привкус во рту прошел.
   - Иди скажи навабу, что он может занять твое кресло, - велел я Роджерсу. - Можешь подержать мисс Браун за ручку, если ей станет одиноко. Если ей захочется, чтобы её подержали ещё за что-нибудь, то позови меня.