Лайелл Гейвин. Темная сторона неба

   - Готов к взлету, - прокричал я Кену и включил стартер левого двигателя. Маховик медленно провернулся. Я дал газу. Двигатель недовольно заворчал, чихнул, затарахтел, опять чихнул и наконец заработал. Земля пустыни осветилась голубоватыми бликами. Я стал запускать правый двигатель.
   Этому ещё более не хотелось работать, но теперь я имел возможность подпитать его током от правого двигателя, а не от аккумуляторов, которым я не доверял после двух дней пребывания машины на солнцепеке. Заработал и правый.
   Кен перевязывал часовому колено.
   - Все на борт! - зычно выкрикнул я.
   Кен встал, затем застыл. Со стороны деревни приближались три фигуры. Я отпустил стояночный тормоз, дал газу левым двигателем и развернул самолет в их сторону, затем снова поставил его на тормоз. Теперь, если дело дойдет до стрельбы, я могу включить посадочные фары и, возможно, ослепить нападающих, а у нас с Кеном будут хорошо видимые цели.
   Два человека, вроде бы, остановились, а один продолжал идти. Я достал с пояса револьвер и положил его на сиденье рядом с собой.
   В двадцати ярдах он остановился и развел руками, чтобы показать, что он без оружия. Я убавил газ, взял револьвер и спустился на землю.
   Это был один из помощников хозяина каравана. Он стоял между мной и своими друзьями, остановившимися у края поселка. Преодолевая шум двадцати восьми цилиндров, я крикнул ему:
   - Не вздумай помешать нам!
   - Ми-истер Клей?!
   - Да. А что?
   - Хозяин каравана - он убит! - крикнул он.
   Это подходило под мою теорию.
   - Но я его не убивал! - крикнул я.
   - Я знаю! И знаю, кто его убил!
   - Юсуф?!
   - Да, он убил хозяина!
   - Юсуф мне не друг! - Я выразительно замотал головой. - Он убил хозяина, потому что хозяин не дал ему убить меня!
   Он разобрался в сказанном, перевел себе, потом кивнул.
   - Это верно! Да! Но вы не отдали нам груз, который у вас!
   - Это не ваш!
   Наступила пауза.
   - У меня есть люди! - предупредил он.
   Рядом со мной Кен сделал быстрое движение, чтобы посмотреть, не обошли ли нас с другой стороны деревни.
   - А у нас есть оружие! - крикнул в ответ я.
   Если дело дойдет до стрельбы, то сейчас самое время для этого. Обстановка сгустилась, достаточно было неверного движения. Но за спиной я слышал ободряющий гул моторов. Такой шум по мне, особенно в таком месте, где я чужой.
   Светало быстро, а свет и время были их союзниками. Я крикнул:
   - Мы летим в Триполи! Полиции я сообщать не буду!
   Человек медленно кивнул. Это, возможно, была лучшая сделка, которую он мог заключить в таких условиях. Мог бы попытаться выбить и получше условия, но тогда ему пришлось бы приобрести в животе несколько дырок диаметром 0,38 дюйма. Будут новые дни и новые сделки. Как Аллах пожелает.
   - Трик ислама, - тяжелым голосом произнес он. Что означает: пусть этот путь приведет к спасению. Хорошее пожелание, особенно в данных обстоятельствах. - Аминь.
   Он сделал быстрый сдержанный жест, повернулся и большими шагами пошел прочь. Белый бурнус трепетал в такт его шагам.
   Кен повернулся ко мне.
   - Давай на борт, - сказал я. - Это только что избранный. Они, может быть, не все у него под контролем.
   Мы нырнули под левое крыло и забрались в самолет. Кен на мгновение остановился, похлопал по основанию крыла и улыбнулся.
   - Четверть миллиона, - промолвил он.
   Меньше, вроде, чем я оценивал два дня назад. Я направился в пилотскую кабину.
   Полоса стала различимой: гладкая площадка среди неровной земли. Послышалось, как с шумом закрылась внешняя дверь. Я прибавил газу, повернул влево от рассвета и включил двигатели на полный вперед.
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   17
   На три тысячи футов мы забирались против солнца. Я передал Кену управление, а сам пошел в салон посмотреть, что поисковая группа из каравана там унесла или сломала.
   Искали они, видно, тщательно, даже вскрыли некоторые панели настила, но очень аккуратно. Помимо "беретты" они взяли пару карт и кое-что из простейших инструментов - ключи, отвертки и тому подобное. В ящичке я нашел три патрона 7,65 миллиметра от "беретты".
   Одежду мою перерыли, но ничего не взяли, включая кожаную куртку. Не замшевую - простую шоферскую куртку на молнии. Я сменил форму, одел куртку, потом прошел в туалет и, выжимая последние капли воды из умывальника, стал смывать с лица засохшую кровь.
   Порез, как будто бы, оказался чистый и не очень глубокий. Хозяину каравана хотелось поставить мне клеймо, и это ему удалось. Даже если наложить швы, тонкая белая линия в три с половиной дюйма останется у меня на всю жизнь. Но зато у меня осталась сама жизнь, чего не скажешь про хозяина каравана.
   В кабину я вернулся усталый, голодный, с бородкой, как у пророка, но все-таки чуть почище прежнего. Я сел и расслабился, а Кен вел машину. Десять лет с лишним прошло, как мы сидели в одном самолете.
   Ему, видимо, хотелось спать, но глаза его горели, когда он пробегал ими по приборам, а руки сжимали и отпускали штурвал. Воздух вокруг нас казался тихим, как в морозную ночь: ни тряски, ни порывов ветра, ни вверх не бросает, ни в ямы не проваливаемся. Да ещё и Кен за штурвалом.
   Через некоторое время Кен спросил меня:
   - А что ты скажешь им, когда мы прилетим в Триполи?
   - Особых проблем не будет, - ответил я. - Скажу им, что выгрузил груз в Эдри, переночевал, хотел лететь на следующий день, да двигатель забарахлил. Я сел где-то в пустыне, подремонтировать, и потерял ещё одну ночь.
   - А представь, что они свяжутся с Эдри?
   - Не думаю. Официально я вез детали буровых. А кто подозревает, что это не было буровое оборудование, считают, что я вез оружие для Алжира. Официально Ливия поддерживает алжирских повстанцев, так что все, что нужно ливийцам - это чтобы это дело не выплыло наружу и не дало французам оснований для обвинений в нелегальном снабжении алжирцев оружием. И если я буду твердо придерживаться своей легенды, они меня поддержат.
   - А как насчет хозяина каравана и того малого, которого я ранил в колено?
   - Такой же ответ. Дело в том, что они - не граждане Ливии. Эти караваны вообще не хотят принадлежать ни одной стране: от этого их торговля только пострадает. Я не думаю, что кто-то что-то узнает. А этот полицейский наверняка будет молчать. Ты знаешь, - добавил я, - пожалуй самое серьезное во всем этом то, что я забрал его револьвер. А он принадлежит государству.
   - С этим нет проблем, - сухо сказал Кен.
   Я посмотрел на него.
   - Кен, друг, это же мой приход, помнишь? Я десять лет летаю по этим местам. Я знаю, что тут и почем.
   Он кивнул.
   - Ну, извини.
   - А как насчет твоей легенды? - поинтересовался я.
   - Я чист, за исключением одной вещи: у меня ливийская виза в паспорте, но нет отметки о въезде. Так что если бы ты приземлился одновременно с каким-нибудь лайнером, я протиснулся бы вместе с пассажирами.
   Это он сумеет. Даже после трех дней пребывания в пустыне его одежда так и кричала, что этот человек при деньгах. Никто не задаст ему лишних вопросов.
   - Это можно организовать, - сказал я. - А как быть с "вальтером"?
   - Постараюсь его сохранить. Он мне нравится.
   Я достал револьвер полицейского и взвесил его на руке. Под барабаном на нем был грубо проставлен номер, но не номер изготовителя.
   - У меня впечатление, что на глаз видно: это государственная собственность, - сказал я. С этими словами я открыл стекло и выкинул его за борт, стараясь не задеть им винта. - Наплевательски я все-таки отношусь к оружию: за три дня это третий пистолет уплывает от меня. Ладно, может, вернутся.
   Кен с любопытством посмотрел на меня, его длинное лицо слегка нахмурилось. Потом он кивнул и занялся над радиокомпасом. Вскоре я принял у него управление. Воздух стал ощущаем, будто камней под колеса накидали.
   Горючего у меня было на четыре часа, а лететь оставалось два, и я посвятил это время прогулке по эфиру, пока не наткнулся на радиообмен между "Идрисом" и рейсовым самолетом компании "Алиталия". Я спланировал свою посадку сразу после самолета "Алиталии", связался с аэропортом, назвал диспетчерской вышке свои данные. Сел я около восьми часов утра.
   Кен выпрыгнул и ушел, едва мы застопорили двигатели. Я стал ждать, что будет дальше. Появился полицейский с красивыми белыми поясом и кобурой, но оружия в кобуре явно не было. Мне жалко стало, что и тут они расстаются с пистолетами.
   Он поинтересовался, не смогу ли я пойти поговорить с синьором таким-то. Синьор такой-то - если мне не изменяла память - был полицейским чином.
   Почему же не пойти? Сочту за честь. Мы пошли.
   Это был маленький загорелый человек в белой рубашке и серых фланелевых брюках. Он занимал небольшой кабинет в здании аэропорта. Он встал, наклонился вперед, опираясь о стол обеими руками, и, глядя мне в живот, попросил:
   - Ваш паспорт, пожалуйста.
   Я дал ему паспорт. Он посмотрел и убедился, что я тут легально, потом начал листать его в обратную сторону, посмотреть, где я ещё бывал. Проще сказать, я бывал везде. Он закрыл паспорт и положил на стол.
   - Вы были в Эдри?
   - Да.
   - Разгрузились нормально?
   - Да.
   - Можно посмотреть квитанции?
   Я вытащил стопку бумаг, выбрал одну и протянул ему. Она была подписана мистером Паттерсоном. Добрым старым "мистером П.". За последние десять лет его подпись появлялась на многих полезных мне документах.
   Синьор изучил бумагу и кивнул.
   - Груз состоял из того, о чем тут говорится?
   - Не знаю, я не смотрел.
   В первый раз он поднял голову и заглянул мне в лицо. Долго и пристально смотрел он на меня, затем улыбнулся, еле заметно. Игра шла в соответствии с правилами. Предписанные вопросы, положенные ответы. Никаких нарушений, никакого расследования, все как по нотам.
   - Есть ещё одна штука, капитан Клей...
   - Да, слушаю?
   - Когда вы тут садились два дня назад, с вашего самолета неожиданно сошли два человека. Может быть, вы сумеете...
   - Разумеется. Один - молодой парень, ливиец. Он до этого мало летал и очень боялся. В последний момент он не захотел лететь, вот и вышел. И мой пилот сошел после него - посмотреть, в порядке ли он. Похоже, ему было плохо, поэтому я предложил моему второму пилоту остаться и присмотреть за ним. В таком коротком полете мне не нужен был второй пилот.
   Он кивнул и снова улыбнулся.
   - Понимаю. Конечно.
   - А вы не знаете, как он, - спросил я.
   - Ваш второй пилот? Роджерс? Он в отеле, я думаю.
   - Да нет, я про того ливийского парня.
   - Боюсь, что не знаю, командир. Молодежь - это такой своенравный народ, никого не слушают. Это уж я знаю.
   Он снова взглянул на меня. Лицо его не выражало никаких эмоций. Совершенно никаких. Затем он вернул мне паспорт и сделал несколько быстрых заметок в своей записной книжке.
   Следствие прошло удовлетворительно. Получены адекватные ответы. Нет необходимости в каких-либо дальнейших следственных шагах в отношении подследственного. Игра закончена. Мы оба играем за одну команду.
   Он встал.
   - Благодарю вас, что вы сэкономили мне время, командир. Мне очень жаль, что пришлось вас немного задержать, тем более что вы устали. Но тут есть ещё одна вещь. Полагаю, с вами хочет побеседовать джентльмен из афинской полиции, всего одну минуту. Я думаю, он уже здесь.
   Этого в правилах игры не было.
   Он подошел к двери, открыл её и крикнул в коридор, потом отошел в сторону и пропустил джентльмена из Афин.
   - Капитан Клей, представляю вам синьора Анастасиадиса.
   После этого он вышел и закрыл за собой дверь.
   Анастасиадис был пониже меня, но пошире и при солидном брюшке. Я дал ему около сорока пяти: он вряд ли мог быть младше этого для работы по командировкам за границу. У него было плоское квадратное лицо, ещё более плоским и квадратным делали его лицо гладкий зачес назад, темные волосы и очки без оправы. На нем был льняной мятый костюм кофейного цвета, кремовая рубашка и галстук со срезанным низом, полосатый, как неаполитанское мороженое.
   Мы обменялись рукопожатиями, и он слегка улыбнулся мне, затем показал на стул, а сам обошел стол и сел в кресло хозяина кабинета. Я сел и стал смотрел на него.
   Вначале он поерзал вместе с креслом, занимая удобное положение, потом достал из карманов записную книжку, ручку, пачку "Честерфилда" и большую плоскую хромированную зажигалку и расставил их, словно фигуры на шахматной доске. Затем он поискал вокруг глазами, нашел простенькую металлическую пепельницу и добавил её в свою коллекцию.
   Все это он делал очень аккуратно. Одно мне не понравилось: несколькими движениями он сделал стол определенно своим, а меня - посетителем при нем.
   - Командир, вы разрешите мне посмотреть ваш паспорт? - произнес он мягким, неторопливым голосом, в его произношении слышалась некоторая шепелявость.
   Я протянул ему паспорт. Он просмотрел несколько последних страниц, затем отложил его в сторону, в один ряд с пепельницей.
   - Вы знаете мистера Микиса? - спросил он.
   - Агента? Да. Он снабдил меня грузом, который я привез сюда.
   - А что это был за груз?
   - Оборудование для буровых установок.
   - Вы сами его проверяли?
   - Нет. Ящики были так хорошо упакованы, и на них были таможенные пломбы - пломбы греческой таможни.
   Это его ничуть, похоже, не смутило. Но внезапно он словно стал вспоминать что-то. Он достал сигарету.
   - О, я прошу прощения, командир. Мои манеры подводят меня. Вы курите?
   Я покачал головой. Мне очень хотелось закурить, но я не хотел выглядеть как человек, который очень хочет курить.
   - Сейчас такая сухость, - сказал я. - Да, так о чем вы? Что-нибудь не то с грузом?
   Он вежливо положил сигарету обратно на стол.
   - Возможно, командир.
   - Если Микис дал мне незаконный груз, я вернусь в Афины и выбью ему зубы.
   Он улыбнулся, несколько досадливо, и сказал:
   - Боюсь, мистер Микис убит.
   Я застыл. Когда я подумал, что хватит и пора размораживаться, я неловко наклонился в его сторону и спросил:
   - Когда это произошло?
   - В день, когда вы вылетели из Афин. Скорее всего, перед самым вашим отлетом.
   Я уставился на масляное пятно на колене и изобразил раздумья.
   - Я вылетел в то утро около одиннадцати. Перед этим я был у Микиса в его конторе. Около десяти часов. Его там не было.
   Он, видимо, знал, что я побывал там. Может, мне самому ему чистосердечно рассказать все? Это мне не повредит, а может и помочь. Если мне только нужна помощь.
   - Вы входили в его кабинет?
   - Во внутренний - нет. Я постучал в дверь, ответа не услышал и подумал, что его нет, бегает по делам.
   - А ещё кого-нибудь там видели?
   - Нет. Ни секретаря, ни кого иного.
   - И никто не приходил, не уходил?
   - Никто.
   Он уверенно сделал какие-то пометки в своей записной книжке.
   - А насчет груза, который я привез сюда, - медленно произнес я, - он никак не связан?
   Он улыбнулся и развел руками.
   - Поскольку мы не знаем, что это был за груз - если это было не оборудование для буровых, - ничего про связь между тем и другим сказать не могу.
   Он подождал, не сообщу ли я чего нового. Ничего не дождавшись, он спросил:
   - Откуда пришел этот груз?
   - Микис сказал, что он лежал на складе в Афинах с тех пор, как пришел из Ирака.
   - А он не прибыл с островов, с Киклад?
   Теперь мне просто жутко захотелось закурить.
   - Нет, насколько я знаю. А почему оттуда?
   - Ведь Микис много торговал с Кикладами, разве не так?
   - Этого я не знаю. - Я действительно этого не знал.
   - А вы не приземлялись на Саксосе днем раньше?
   - Да, но это не по делам Микиса. Меня на этот полет нанял другой.
   - А мистер Китсон - он знал мистера Микиса?
   - Я не знаю. Но я так не думаю.
   Он сделал ещё несколько аккуратных записей. Потом ему захотелось узнать, зачем я заходил к Микису перед вылетом из Афин. Затем, что Микис хотел что-то подправить или дополнить в грузовом манифесте, который он мне вручил за два дня до того. Поскольку я не застал его, то воспользовался прежним манифестом.
   Потом он заинтересовался моей щекой. Я повернулся к нему, чтобы он мог как следует рассмотреть её и самолично убедиться, что порез я приобрел уже после Афин, и объяснил, что ремонтировал двигатель в пустыне, рука соскользнула и я задел щекой об острый край обтекателя.
   Он принял это не моргнув глазом и, возможно, не веря ни одному моему слову, но все это нашло отражение в блокноте. Это был хороший полицейский, может быть очень хороший, но он был не в своей стране. Он может сколько угодно не верить мне, но если он начнет расследовать, зачем я в Ливии, то упрется в стену. Ему скажут: мол, спасибо большое, но мы уже все проверили, у нас нет оснований сомневаться в словах командира самолета Джека Клея. Трик ислама - и не хлопайте дверью, когда будете уходить.
   Он поблагодарил меня за уделенное ему время, посоветовал показаться врачу с порезом и показал на дверь: мол, я могу идти. Открывая мне дверь, он произнес:
   - По-моему, когда я летел сюда из Рима, в самолете были ваши друзья. Наваб - э-э-э Тун-габ-хадры, да? - и его два очаровательных секретаря.
   "Очаровательные" - это очень тонко подмечено, особенно в отношении Хертера.
   - О, что-то всех потянуло в Триполи, как на встречу в родительском доме, правда? - сказал я, и только потом подумал, что зря так сказал.
   18
   Триполи построен, пожалуй, лучше всех других городов Северной Африки, но это и самый скучный город. Широкие главные улицы и просторные государственные здания выглядят по-итальянски, они и сделаны итальянцами. За ними теперь стоят большие прямоугольные здания, построенные для американских семей, живущих или работающих вне военно-воздушной базы Уилус. А на западе - арабский квартал, Медина, с его узкими переулочками и темными дверными проемами с сидящими там согбенными, скрюченными старцами, чего только ни вытворяющими из кусочков меди. Но выглядело это все ненатурально. Создавалось впечатление, будто их наняли сидеть там, потому что кто-то видел нечто подобное в Марокко и счел, что такие картины добавляют туризму местный колорит.
   По городу можно передвигаться в одноконном экипаже. Из аэропорта едешь на такси - "крайслере" последней модели. Сидишь в нем и сомневаешься в здравом разуме политиков в Вашингтоне и в Уайтхолле, которые тратят по восемь миллионов фунтов стерлингов в год, чтобы поддержать Ливию в платежеспособном состоянии и чтобы они эти деньги тратили на "крайслеры".
   Я выбрал отель на берегу, бросил в коридор свой чемодан и попросил дать мне адрес врача-европейца. Им оказался суетливый и маленький француз с тонкими пальцами и подозрительным взглядом. Он не поверил, что я поцарапался о край обтекателя - ему приходилось видеть раны от ножа, - но он наложил восемь швов, сверху кусочек корпии и дал мне рюмку коньяку, чтобы я пришел в себя.
   Из-за швов пришлось забросить мысль о завтраке, и я пошел в отель, в свой номер. В отеле было сто номеров, и все - как один. В каждом можно было раздеться и лечь, а если ты достаточно богат и хочешь делать в отеле ещё что-нибудь кроме этого, то ты можешь снять номер в отеле "Уаддан" на этой же улице, только подальше. Но в тот момент я думал только о том, как бы скорей завалиться спать, и черт с ним с раздеванием.
   Комната выходила на солнечную сторону, и от жары одолевали сны. В два часа я проснулся, обнаружив, что дерусь с подушкой, потому что мне приснился нож, режущий мне щеку. Пошатываясь я прошел в закуток, который назывался ванной комнатой и который я делил с жильцом соседнего номера, смыл пот с лица, осторожно побрился и спустился в бар. Выпив две хорошие порции виски, я вернулся в номер и на сей раз уже спал без сновидений.
   Кен разбудил меня в пять часов. Я пошатываясь подошел, открыл ему дверь, закурил и плюхнулся обратно в кровать.
   Он сморщил нос, увидев мой номер.
   - Для похитителя сокровищ международного класса ты, по-моему, слишком много времени проводишь лежа на спине, - заявил он.
   Он уже сделал покупки: новые легкие фланелевые брюки, итальянский пиджак в бело-голубую полоску и серебристая шелковая "удавка". Это не "Бриони" в Риме, но самое приличное из того, что можно достать в Триполи. Он сел в ногах кровати и закурил. Потом объявил:
   - Его превосходительство в городе.
   - Знаю.
   - И зачем-то грек из полиции.
   - Я знаю. Убили нашего афинского агента.
   - Ого! Для человека, который проводит столько времени в постели, ты знаешь много. А не ты ли это пришил того малого в Афинах?
   - Сейчас загляну в свои записи... Не я, действительно не я.
   - Но греческая полиция думает на тебя? Это, наверно, здорово все усложняет.
   - Они прекрасно знают, что это не я. По крайней мере, они не видят в этом резона.
   - Я очень надеюсь, что ты прав. Я бы лично, увидев, что в город прибыл человек с ножевым порезом в четыре дюйма и бородой в три, арестовал бы тебя по любому из висящих дел. Но это лишь мое мнение.
   - Черт, конечно, человеку, который официально мертв, а разгуливает по городу с "вальтером" под рубашкой, легко говорить.
   Он похлопал себя по животу.
   - В настоящий момент - никакого пистолета. А завтра я могу пойти на пляж и сказать, что доплыл сюда из Греции. И буду чист.
   - Да-а? - я опустил ноги на пол. - А ты случаем не знаешь, как его превосходительство посмотрит на то, что ты тут разгуливаешь с огнестрельным оружием? Или он не знает?
   - Наваб - он любит, когда его окружают люди вооруженные. Сам он не носит, но ему спокойнее, когда его окружение ходит с оружием.
   Я кивнул и пошел в ванную. После яркого обмена мнениями в голове у меня немного прояснилось. А после теплой воды прояснилось ещё больше. Подошел Кен и просунул голову.
   - А ты не видел моего пилота? - спросил я.
   - Вот теперь хороший вопрос. Этого-то ты точно не знаешь. Твой прекрасный парень - Роджерс, кажется? - сегодня утром улетел с Хертером. Хертер нанял самолет, и они улетели, как я слышал, в Эдри. Это куда ты должен был слетать.
   Я отнял полотенце от лица.
   - Ничего себе!
   - Когда они узнают, что ты не был в Эдри, у тебя могут возникнуть проблемы с властями, как ты думаешь?
   Я снова закурил.
   - Не думаю. Не обязательно. Полицейским понравился мой рассказ, и, я думаю, они будут придерживаться его столько же, сколько и я.
   - Но наваб - это большой человек.
   - Не в этом городе. И не сейчас. К Бейруту и Афинам он готовился, он ожидал, что поедет туда. Там он приобрел источники информации и влияния. А Триполи - он не ожидал, что приедет сюда. Тут он пока вынужден полагаться на самого себя.
   Я, похоже, не убедил Кена.
   - Он все-таки мусульманин, - произнес он.
   - Это ничего не принесет ему среди арабов. Он не тот мусульманин. Он ненавидит их больше, чем христиан и евреев.
   - Я очень надеюсь, что ты прав, - повторил он свою фразу. - Так, и что теперь?
   - Я думаю насчет поесть - в первый раз за целые сутки.
   - Слишком рано. - Он взглянул на часы. - Сделаем это время часом нашего любимого "старомодного". Ты пока обувайся, а я позвоню и закажу.
   - Нет, я вначале поем, - решительно заявил я.
   - Ты меня огорчаешь, - сказал он, выглядя и вправду огорченным. - Я буду у тебя после ужина. Не занимай себя делами: нужно произвести кое-какой важный ремонт этого левого бензобака, не забудь.
   Я кивнул.
   Ужин не подавали ещё полчаса. Мне не хотелось идти искать другое место, чтобы поесть, вот я и очутился в баре. Помещение бара было побольше, чем номера в этой гостинице, но построено на тех же принципах: в одном помещении надо было купить напиток, в другом пить. Люди с лишними деньгами собирались здесь.
   За одним из столиков рассматривал свой стакан с пивом, словно редкостный хрусталь, не кто иной, как мой молодой друг Роджерс. Я пошел взял пару больших доз виски и направился с ними к нему.
   Он вскочил и чуть не перевернул столик.
   - Боже мой! - воскликнул он. - Я уж думал, тебя нет на свете!
   - Вот ты и предложил свои услуги по поиску меня?
   Я сел и подвинул ему стакан.
   - Что с твоим лицом?
   Я пересказал ему историю с обтекателем, и он оказался первым человеком, поверившим в нее. Но его занимали другие мысли. Он достал пачку телеграмм и помахал ими.
   - У нас неприятности, Джек.
   Он передал мне телеграммы. Их было пять, и все они пришли от Хаузера, и во всех содержался один и тот же вопрос: что мы делаем и есть ли у нас доход.
   - Я не посмел отвечать на них, - с озабоченностью в глазах объяснял он. - Я не знал, что сказать. А тут ещё из греческой полиции разыскивают тебя.
   Микиса убили.
   - Про Микиса я слышал. Но надо бы послать телеграмму нашему другу Хаузеру.
   - А что сказать?
   - Что застряли в пустыне, магнето забарахлило. Что мы его подремонтировали и снова в Триполи. Продолжаем заниматься новыми поломками. Что любим и целуем, вот и все.
   - А что, именно это и случилось?
   - Близко к этому. Ты посылай и поставь мое имя.
   Он задумчиво посмотрел в стол.
   - Не нравится мне это, Джек. Не хочется говорить, но я очень хотел бы знать, чем ты занимался это время.
   Я сделал большой глоток виски.
   - Послушай, Тони, - обратился я к нему. - Почему ты не сделал того, что я тебе предлагал в Афинах? Мол, боли в животе, несколько дней отдыха. Я хочу побыть следующие пару дней в Триполи и чтобы "Дак" был со мной. Так что почему бы тебе не заболеть и не знать, что происходит?
   Он по-прежнему не отрывал глаз от стола.
   - Я просто не могу сделать этого, Джек, - произнес он тихо, натянуто. - В конце концов, мы оба получаем деньги у Хаузера и мы не можем вот так... - Он махнул рукой и жалобно посмотрел на меня.