- Ой, страхолюдная же ты стала! - вдруг воскликнул он, не
дослушав меня. - Ой, психопаты вы, господа, все-таки..... Ну
ладно. Ложись спать, завтра нам рано ехать. Я тоже ложусь...
"Я царь, я раб, я бог, я червь".
- Ложись. Я еще посижу, напишу черновик заявления. Не то
го, а другого. По поводу другой моей статьи... Я сейчас при
несу тебе матрас.
- Не надо. Я старый солдат, обойдусь без матраса. "На нем
треугольная шляпа и серый походный сюртук".
- Папа только без пения! У меня и так голова скрипит.
- Ну ладно, ладно. Отец я тебе или нет? Ох, тяжелый слу
чай....
Он улегся на жесткой и очень узенькой кушетке, а я зак
рыла лампу газетным кульком и уселась перед листом бумаги.
Мне было очень одиноко, потому что папа не дослушал про "мое
дело", и ничего вообще не понимает ни в нем, ни в моем сост
оянии, и неизвестно, чем доволен, а я.... Как это все-таки
противно - даже не дослушал...а я....
А он вдруг окликнул меня ласково и грустно:
- Лялька! Девчонка....
- Ну что, папа?
- А помнишь, как в Заручевье я и мать не пустили тебя с
Муськой за грибами? На какую-то вашу полянку... Давно дело
было...Ревели-то вы как, господи.
- Ах, папа, ну отстань, какая еще там полянка! Не мешай....
Он замолчал.
Я сидела долго, томилась, подбирала формулировки, мысл
енно бранилась с Климанчук, курила до сердцебиения. Меня ду
240
шила обида - было ужасно жалко себя, я твердила шопотом:"Ус
тала, устала, совсем устала..."
Я уснула на рассвете, мне снилось какое-то собрание, и
вдруг в разгар этого собрания послышался папин возглас:
- Лялька-а! Вставай! В Зоологический едем!
Я с трудом разлепила глаза: "Не забыл..."
- Папа, еще десяти нет. Куда мы в такую рань попремся?
- Вот и хорошо, что рань: там в десять как раз открывают.
Вставай, посмотри - какое солнышко-то! Ну-ну, давай побыст
рее...
Он был весел, бодр, необыкновенно деятелен, его лицо с
большими голубыми глазами было лукавым, как у человека, кот
орый задумал удивиить мир, и злил он меня всем этим до изне
можения.
В старом своем военном картузике, который я помнила с
детства, в коротком пальто реглан, похожим на бабью юбку,па
па бежал по улице так, точно опаздывал на поезд. Я семенила
за ним и тихо ругалась. В трамвай мы вскочили на ходу.
А возле Зоологического сада не по-городскому пахло про
хладной осенней землей, деревья стояли бронзовые, строгие и
не шевелились, замерев, точно понимали, что чуть теплый бле
дно-золотой солнечный свет льется на них в последний раз.
Строгость, умиротворенность и милая прозрачность осеннего
дня кольнули меня, как льдинкой, особой грустью - тоже стро
гой, умиротворенной и прозрачной.
"А ведь мне уже много лет",- подумала я.
А папа сладко жмурился, подставлял лицо солнцу, круглы
ми своими ноздрями втягивал острый воздух, ежился и блаженно
крякал:
- Ай,хорошо! Ну и хорошо!Что? Довольна, девчонка, что по
ехала? Жалко, что Муськи с нами нет. Помнишь, как осенью, в
Заручевье, мы вас с Муськой за грибами не пустили? На какую
то вашу особую полянку?
- Ну, помню. Ну и что?
Он раздражал меня бесконечно.
- Гиены, - с удоволствием отметил он, когда мы подошли к
клеткам. - Ишь, сволочи. Хохотать умеют. Смотри, как вон эта
- рыщет, а? А вонь-то от нее, мамочка...
"Типичная Климанчук",-определила я про себя и угрюмо ул
ыбнулась.
- А вот тигры, Лялька, смотри, тигры. Шика-арные звери,
верно?
- Похоже, что они из тигрового одеяла сшиты, - ответила я.
- Неправдоподобные.
- Ну нет, это ты напрасно. Красивые звери. Мне нравятся.
Ну, а это тебе львы. Их скоро кормить будут. (Папа вдруг уж
асно озоботился, вытащил из жилетного кармана дедушкины ча
сы, луковкой, взглянул на них, даже послушал.) Да ведь вер
но, кормить скоро будут. Ну, ничего, я тебе покажу, как их
кормят.
241
- Да не надо мне, господи. Дожидаться тут, что ли....кор
межки ихней. Ты лучше посмотри, какие они плешивые. Точно
топтались на них. И морды дурацкие. Тоже- царские! Как у Ни
колая Второго....
Папа неуверенно хохотнул.
- Ну пойдем, папа. Посмотрели.Да и смотреть-то не на что.
- Львы эти действительно немножко... того, - говорил папа
смущенно, но еще бодро.- А вот медведи тебе понравятся. Они,
знаешь, играют, кобенятся. Мы вот сейчас птиц посмотрим, по
том к разным там коровам зайдем и - к медведям. Ладно? А уж
потом дальше. А? Хорошо?
- Как хочешь, папа.
Мы стояли у клетки с птицами....Все они почему-то нахо
дились в полном оцепенении, точно были чем-то сильно озадач
ены.
- Заседание нашей редакции, - определила я немедленно и
уныло.
Папа тяжело вздохнул и промолчал. Мы молча подходили к
загородке с пони.
- Ну, а это пони, - сказал папа, - конечно, так себе. Ме
лкая лошадь...Тебе они тоже не понравятся...
"Чего это он так скис?" - подумала я, и вдруг меня как
ударило: да ведь папа хочет, чтоб я удивлялась и радовалась,
как в детстве! Ведь он не в Зоологический сад прогулку прид
умал - в мое детство, в свою молодость. А я-то брюзжу, а я
то ничего не вижу вокруг - ни золотых деревьев, ни забавных
зверей, ничего, кроме страшных образов своей тоски, а я-то
- старая....
- Ну пойдем, - уныло уронил папа.
Но я воскликнула с увлечением:
- Нет, папочка, подожди,подожди! Я еще хочу посмотреть на
лошадку!
- Ну посмотри, - недоверчиво сказал папа, но немного смя
гчился.
- Нет, вот эти мне наконец нравятся,- восхищалась я, дро
жа от жалости и любви к отцу и зорко следя, чтобы не переиг
рать.- А какая она маленькая! Отчего это она такая малень
кая, а, папа?
- Да уж порода такая - пони.
- А это "пони английский", папа. Знаешь, он лучше того,
красивей
- Да как будто бы получше. Мордастый!
- Нет, не как будто, а определенно красивей. А вот интер
есно - ездить на нем удобно? Ужасно хотелось прокатиться....
Ведь в Англии на них катаются, верно?
Я уж не знала как угодить ему!
- Ну зачем же сразу в Англию? Вон ребята едут! - веселея,
сказал папа.
Действительно, к нам приближалась таратайка;...
242
- Ну хочешь прокачу?- повторил папа и подмигнул.- Я могу!
- Ужасно хочу! Только....папочка, пожалуй, это не совсем
удобно?
- Ну тогда пойдем дальше. Нам еще много надо посмотреть.
- Да, да, пойдем. Я к обезьянам хочу, - воскликнула я,ра
дуясь, что удалось обмануть папу. - Ты знаешь, я ужасно люб
лю обезьян. Особенно человекоподобных...Я так давно хотела
посмотреть на них.
Мы тронулись к обезьяннику. Я взяла папу за руку и, на
рочно чуть-чуть отставая, шла рядом с ним, как самая пример
ная дочка. Папа сиял.
- Хочешь, вафлю куплю? - спросил он. - Большую, с кремом?
- Ну конечно. Очень.
- Что, вкусная?
- Спрашиваешь. Прелесть!
Крем по запаху и, вероятно, по вкусу напоминала землян
ичное мыло, а в самой вафле, несомненно, уже появилась древ
исина. Я ела, давясь от отвращения, осыпая себя фанерными
крошками, папа курил, золотые деревья неподвижно стояли над
нашей скамеечкой, наслаждаясь последним солнцем......
Я наконец справилась с вафлей.
- Замечательно. Теперь, папочка, попить. Только, пожалуй
ста, с сиропом.
- У вас какие сиропы? - строго спросил папа продавщицу.
Продавщица с пышными, бумазейно-красными щеками отвеча
ла, увеличивая в голосе восторг при каждом новом названии:
- Клюква. Вишня! Свежее сено!! Чайный нектар!!!
Я выбрала "свежее сено" пополам с "чайным нектаром"
кутить так кутить!
Пока я пила, папа смотрел на меня с тревогой:
- Не очень холодная?
- Нет, ничуть.
- А помнишь,Лялька, спросил он в третий раз, - как вы ре
вели, когда мы с матерью не пустили вас за грибами?....
(эпизод, относящийся к 1923 г., приведен выше)
......Ну, мы и не пустили вас.
Папа взглянул на меня виновато и счастливо. Как я люби
ла его! Мне хотелось увести его еще дальше, еще ближе к его
молодости, и добрая память сразу открыла туда тропинку:
- А ты помнишь, папа, как мы были в Зоологическом, ког
да ты приезжал с германского фронта?......
(эпизод, относящийся к 1915 г.,приведен выше)
......Это ж военная, фронтовая песня была....
Смеясь, счастливые и оба молодые, мы подошли к обезьян
нику....
А обезьяны жили самостоятельной, буйной жизнью,.....А в
клетке рядом седой, бородатый и мужественный павиан деловито
тряс сетку: схватится цепкими кулачками за сетку, потрясет и
посмотрит - не вышло ли чего? Ан все по-старому! Тщета седо
243
бородого павиана была такой нелепо человеческой, что я окон
чательно развеселилась.
"Вот это про меня, я дура", - подумала я без всякой оби
ды, захохотала и оглянулась на папу.
Он смотрел на меня с радостью; сам он находился в том
состоянии высшего довольства и доброты, когда у человека ос
тается одно желание: расточить эту доброту. Он сказал:
- Ну, а теперь я покажу тебе слона.
- Ах, ведь еще слон! Пойдем скорее!
Играть мне уже было легко и интересно. Да нет, я уже и
не играла, а жила этой внезапно возникшей радостной и милой
жизнью....
- Ох, папа, какой он огромный, а уши-то какие,- суетилась
я около загородки....
- Папа, а хвост? - надрывалась я. - Ужасно до чего непро
порциональный хвост. А интересно, как его зовут?
- Их зовут Бетти,- почтительно сказал дяденька,похожий на
тушканьчика. - Они - дама.
Бетти стояла огромная, равнодушная, почти безглазая.То
лько потрескавшийся хобот двигался из стороны в сторону да
иногда переступали столбообразные,тяжкие даже на взгляд ноги.
"Если есть судьба, то она похожа на Бетти", - подумала я
и, испугавшись этой "недетской" мысли, воскликнула:
- Папа, смотри она пятачок подобрала
- Ага. Сейчас морковку себе купит. Соображает как же!
- Они действительно работают, - вставил дяденька-тушкань
чик. - Они - сознательные.
- Папа, купил, купил! Ест! Ах, как интересно!
Папа порывшись в кармане,достал монетку и протянул мне.
Это был гривенник, весь облепленный табачной трухой.
- На, - щедро сказал папа, - купи слону морковку.
И я с блаженно-глупым лицом бросила слону гривенник.
Гривенник мелькнул под самым хоботом Бетти, лихо прокатился
под ее чудовищным туловищем и, немного повертевшись, улегся
за слонихой, как раз под самым хвостом....
..."Если слон найдет мой гривенник - мое желание исполнится,
все будет хорошо", - стремительно подумала я, и меня бросило
в жар: я искушала Судьбу.
- Не найдет! - точно отвечая моим мыслям, крикнул кто-то.
Огромный хобот Бетти-судьбы ощупывал бетонную площадку.
....И вдруг моя судьба, медленно переставляя страшные слоно
вые ноги, повернулась к любопытствующим зрителям задом, выт
янула хобот и - цоп! - поймала гривенник.
- Исполнится, - взвизгнула я, вцепившись в папин рукав.
Все будет хорошо - ты понимаешь?
В глазах у дяденьки-тушканьчика мелькнул ужас.
....И только папа, мой папа - понял ВСЕ./все - в разрядку/
- Ну как же не понимаю?!- закричал он сердито, но мне по
казалось, что из больших глаз его сейчас брызнут слезы.- Все
244
исполнится! Ну пошли, девочка. Теперь все посмотрели. Понрав
илось?
- Очень, папочка, очень! Особенно слон.
- Ну-ну, я рад. Ну, ты куда? К трамваю? А я - налево. К
Дяде. Помнишь Дядю? Ну неужели не помнишь?
- Постой, постой...кажется, что-то припоминаю... Ну да
Дядя...
- Ну как же, Дядя - Минька Волохин, мой дерптский колле
га... Гм... А ведь действительно, пожалуй, не помнишь его
ведь тебя тогда еще на свете не было.Ну как же- учились вме
сте, "Гаудеамус" пели....
И папа загудел, хотя вовсе не был в градусе:
- Гаудеамус игитур...
"Как мы далеко сегодня ходили с тобой", - думала я, гля
дя вслед старому, с детства знакомому военному картузику и
короткому пальто-реглан, похожему на бабью юбку. И мне было
очень приятно, что я такая умная и хитрая, так тонко провела
папу и доставила ему радость - прогулялась с ним в его моло
дость. Но тут же мелькнула догадка:а ведь папа сейчас идет и
радуется тому, что он такой умный и хитрый и так ловко увел
меня в детство от тяжких моих дел. И оказалось, что его мол
одость и мое детство - здесь, рядом с нами, со всем их счас
тьем и светом - а ведь это и есть жизнь, настоящая жизнь
счастье и свет... А мои дела...
"Да, но ведь это же просто ерунда мои дела, - вдруг изу
милась я, - это тяжко, обидно, но ведь это пройдет и это не
главное. А главное - Жизнь. И Жизнь у меня есть,она со мной,
я рада ей, я люблю ее....
.... А мой папа- какой он хороший и добрый! Их много добрых!
Если есть добрые - есть жизнь. Она есть, есть!"
И я целый день шаталась по золотому, прозрачному осенн
ему городу и, вспоминая Зоологический, детство, папу, слона,
- смеялась, а люди думали, что это я им улыбаюсь, и некото
рые обиженно удивлялись,а другие смеялись мне в ответ сами."
(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.208-221)
Так, на этой высокой оптимистической ноте кончает поэт
в начале 50-х гг. воспоминание о событии 37-го года. Но дей
ствительно здесь только одно, что Федор Христофорович, как
изумительный в своей квалификации врач, очень умело и незам
етно снял у дочери жесточайший психолгический кризис и вывел
ее из психологического тупика, куда ее затолкал процесс реп
рессий, под жернова которого попала поэт Ольга Берггольц в
то время.
31.12.1937 г.
"Я себя чувствую полегче. Ведь папа два раза уже меня
прооперировал, сегодня тоже приедет."(из письма М.Т. к доче
ри от 31.12.37 г.)
245
У бабушки, от всех этих волнений открылся жестокий фур
ункулез и дед ее лечил и весьма успешно.
1938 г.
10 февраля 1938г. - Ольгу восстановили в комсомоле.
27.02.1938 г.
"Ну вот на днях была я у Папы и к нему приехала эта тетя
Саша (невестка хозяина дачи из Торбино). Долго сидели, разг
оваривали всех-то и все-то вспомнили.... Папа показал твое с
Мишкой фото...Потом, когда она уехала, мы с Папой долго тол
ковали, как бы она для вас была хороша..."/как домработница
у нас в Москве- М.Л./ (из письма М.Т. дочери Марии и зятю от
27.02.38г.)
Для понимания последующего письма надо сказать следую
щее. Благодаря хлопотам А.Фадеева решение о восстановлении
моего отца в партии состоялось еще в январе 1938 г., но па
ртбилет ему еще не вернули. Он, фактически, не работал, так,
иногда перебивался случайными редакторскими подработками,ко
торые под своим именем добывал Фадеев. Считалось, что работу
эту делает он, и деньги им полученные он привозил нам.Мы жи
ли на нищенскую зарплату начинающей (первый год после оконч
ания студии) актрисы - моей матери. Так что с деньгами было
туго и отец мой не мог выделять ежемесячно деньги на содерж
ание бабушки. В семье Ольги положение было не лучше и по тем
же причинам.
15.03.38 г.
"Мне Папа дал денег. Но об возвращении этих денег он не
говорит т.ч. вы не беспокойтесь. Это он давал как мне.... Но
все же Муся надо тебе написать лично Папи запмсочку.Это обя
зательно. Он каждый раз спрашивает какие вести из Москвы,как
живете. А когда я ему сказала,что по телефону ты сказала от
носительно твоей работы, что ничего работа идет хорошо. Папа
решил, что пошлет тебе подарок - шелковых чулков.
А Мише Папа купил хороший конструктор "Стандарт". Боль
шой набор из дощечек, очень интересный. По а льбому строить
разные домики, мосты, мельницы и еще разные постройки....
....Уж очень она (Ляля- М.Л.) одинокая как-то, никого около
нее кроме Маркиных, да вот бывает еще Папа да я." (из письма
М.Т.к дочери Марии и зятю от 15.03.38г.)
Весна 1938г. - мать моя уехала на гастроли вплоть до сентяб
ря по Дальнему Востоку, а ко мне приехала бабушка Мария Тим
офеевна и привезла подарок деда - большой деревянный констр
уктор для строительства домов (По письму моего отца к жене,
б/д)
Май 1938 г. - Ольгу Берггольц восстановили в партии.
246
30.07.1938 г.
Теща деда, Мария Ивановна, передала ему письмо от Марии
Тимофеевны о чем ей в Москву она 30.07.38 и пишет:
"Письмо отдала Феди. Он взял и почитал, но мне ничего не
сказал - пошлет деньги или нет....Поля на даче в Вырицах, но
с несчастьем - она упала и ушибла грудь. Делали снимок. Рен
ген Федя смотрел и говорил повреждений нет, но легкие нехор
ошие..."
Октябрь 1938 г.- Федор Христофорович лечится в Кисловодске.
3.10.1938 г.
Открытка с красным оформлением: слева герб СССР, справа
марка-рабочий 15 коп., по адресу: г.Москва,Сивцев Вражек,д.6
кв.1. М.Ф.Берггольц. Обратный адрес: г.Кисловодск пр. Ленина
34. сан.Медсантруда, кор.2, ком.13 Ф.Х.Берггольц. На открыт
ке 3 печати:1.Кисловодск,3.10.38.;2 и 3.Москва, 5 и 6.10.38г.
Адрес и текст фиолетовыми чернилами.
"3/Х 38 Милая Муся!
Напиши как здоровье Миши? Писал маме, но очевидно _ей_неког
да_ ответить. Привет Ю.Н., Мише. Чувствую себя не важно- жду
скорого ответа. Адрес в письме. Твой
Ф.Б."
Этим летом я был у родственников своей няни Марии Иван
овны в Курске. Что-то там подхватил кишечное и лечился с Ба
бушкой под Москвой в Голицыно.
Дед проездом на юг через Москву узнал о моей болезни и,
естественно, беспокоился о моем здоровье. Ю.Н. - это мой от
ец, тогда еле выползавший из психической депрессии- в начале
лета 1937 г. его исключили из партии. Правда в январе 1938 г.
восстановили, а в июле - вернули партбилет.
10.10.1938 г.
Письмо в белом конверте, оформление зеленое, слева Герб
СССР, справа марка-работница 20 коп., по адресу:г.Москва Си
вцев Вражек дом 6 кв 1. М.Т.Берггольцъ передать М.Ю.Либедин
скому. Справа печать: Кисловодск, 11.10.38, на обороте 2 пе
чати - Москва, 13 и 14.10.38 г. Письмо на 1/2 листка в клет
ку карандашом, 2 стр.
"10/Х 38 г. Кисловодск. Милый Миша!
Посылаю тебе картинку того города где я живу. Твоей ма
ме и бабушке посылал письма и просил сообщить как твое здор
овье? Но письма не получил, а потому ты сам напиши, как твое
здоровье. Буду здесь до 22/Х 38. Передай поклон папе, а маме
и бабушке скажи, что они "каки".
Твой дед Ф.Б.
247
P.S. Миша! не говори "каки". Я сейчас получил письмо. Буду у
вас 24/Х вечером.
Ф.Б."
24 октября 1938г. - дед проездом 2 или 3 дня гостил у нас.
Но я с баьушкой был в Голицыне и его не видел.
15 декабря 1938г. - Арестовали Ольгу Берггольц.
1939 г.
В тюрьме в смертной тоске одиночного заключения Ольга
вспоминает всю жизнь и слагает эти стихи:
Сестре
Мне старое снилось жилище,
где раннее детство прошло,
где сердце, как прежде отыщет
приют, и любовь, и тепло.
Мне снилось, что святки, что елка,
что громко смеется сестра,
что искрятся нежно и колко
румяные окна с утра.
А вечером дарят подарки,
и сказками пахнет хвоя,
и звезд золотые огарки
над самою крышей стоят.
...Я знаю - убогим и ветхим
становится старый наш дом;
нагие унылые ветки
стучат за померкшим окном.
А в комнате с мебелью старой,
в обиде и тесноте,
живет одинокий, усталый,
покинутый нами отец...
Зачем же, зачем же мне снится
страна отгоревшей любви?
Мария, подруга, сестрица,
окликни меня, позови...
Март 1939 г.
10.05.1939 г.
"У Папи что-то не совсем оформилось сращение кости и во
зможно на несколько дней он ляжет в больницу для вылечения."
(из письма М.Т. дочери от 10.05.39г.)
248
20.05.1939 г.
"Папу твоего отвезла 20-го в Военно-Медицинскую клинику
его там приняли. Ну это для него очень хорошо."(из письма М.
Т. дочери и зятю от 22.05.39г.)
5 июля 1939г. - Ольгу Берггольц освободили из
тюрьмы.
Октябрь 1939 г.- Март 1941 г.- Главный врач, хирург Фабрич
ной поликлиники. (Личное дело с фабрики)
30.11.1939 г.
"Папа замещает главного врача, очень занят и потому тебе
на пальто неизвестно когда..." (конец письма без последнего
листа М.Т. дочери и зятю от 30.11.39г.)
1940 г.
30.01.1940 г.
"Дело вот в чем. Мы сшили пальто драповое. У Папы был
драп и больше того чем требуется ему на пальто.Ну он осталь
ное и дал мне, правда драпу было маловато, но на меня все же
вышло скромное пальто и весьма приличное."(из письма М.Т.до
чери от 30.01.40г.)
На лето 1940 г. бабушка приехала в Москву с тем чтобы
жить на даче со мной и Искрой, дочерью подруги матери и Оль
ги - Ирэны Гурской, все лето. Федор Христофорович, очевидно,
считал такую нагрузку недопустимой и послал бабушке следую
щую открытку:
16.06.1940 г.
Адрес туда: Москва, Сивцев-Вражек д6 кв1, М.Ф. Берггольц для
М.Т.Берггольц; Обратный адрес: г. Ленинград, Володарский р-н,
Елизарова 6/2 кв 6 Ф.Х.Берггольцу Текст карандашом.
"16/V1 40г. Милая Маша! Получ. письмо от тебя от 8. V1 с ка
ртинкой от Миши. Спасибо Мише за картинку. Научи его писать.
Рад, что устроилась. Относительно августа,что то ты мудришь.
Если нужно, то хоть раз прояви свою власть материнскую- хоть
до отказа. Привет от меня. Сам я и окружающие живы, здоровы
по нашим годам.
Ф.Б."
Первые мои более или менее связные воспоминания о "деде
Феде" относятся к зиме 1940-1941 гг., когда я год жил у баб
ушки в Ленинграде на Невском (тогда-проспект 25-го Октября),
дом 11, кв.....
В декабре 1940 г.я в очередной раз заболел. И вот, про
249
сыпаясь, я несколько раз обнаруживал у своей кровати деда,
внимательно рассматривающего меня выпуклыми светлыми глаза
ми, легкий седой пух вился повыше ушей над его круглой голо
вой.
Дед был отличный диагност- он всегда старался приходить
к больному во время его сна, и ставил диагноз по поведению
больного во сне, его дыханию, движениям и т.д. Слушал он ме
ня через деревянный стеотоскоп, а при выстукивании по двум
пальцам было приятно ощущать его прохладные ласковые пальцы.
Никто из родственников не помнил, чтобы он ошибался в диагн
озах.
Дед приносил игрушки, шашки, шахматы. Учил меня в них
играть. Но педагогом, с моей точки зрения, он был плохим.Иг
рая, естественно, значительно лучше меня, он никогда не дав
ал мне выигрывать, а в шашки неоднократно ставил мне все 12
"сортиров". И при этом безжалостно вышучивал, чем внушил мне
к этим играм устойчивую если не ненависть, то неприязнь на
всю мою жизнь. Я усвоил опыт его педагогических ошибок и ни
когда не приминял его методику, обучая своих сыновей игре в
шахматы. Но научившись играть, оба восприняли мое внутреннее
неприятие этих игр и сами не стали, умея неплохо играть, лю
бителями шашек и шахмат.
Дед часто рассказывал смешные истории и я хохотал до
изнеможения. Даже бабушка, на всю жизнь обидившаяся на деда,
довольно часто сдержанно улыбалась. Рассказчиком дед был ве
ликолепным - он с каким-то скучным выражением лица и серьез
ным тоном говорит нечто- а кругом все покатываются с хохота.
Все это воспитало во мне настороженно-острое любопытст
во к нему. Однажды, обидившись на него за что-то, я назвал
его "ипритом" (это такой отравляющий газ). Он принял это и в
редких письмах, иногда подписывался:-"Твой иприт".
1941 г.
15 03 41г.
Письмо в самодельном конверте на Сивцев-Вражек.
"15/111 41г. Милая Муся! Посылаю тебе два рецепта на присып
ку. У нас как будто все спокойно. Никол. уехал в дом отдыха.
Вот и все! Целую тебя. Желаю тебе счастья и здоровья.
Твой Ф.Б."
27.03.1941 г.
"Отец обещал сам послать тебе рецепты. Послал-ли? Пиши."
(из письма М.Т.дочери от 27.03.41г.)
Из фабричного "Личного дела"
Март 1941г.-Июнь 1941г. - Хирург. Детский врач фабричной по
ликлиники.
Июнь 1941г.-Март 1942г. - Главный врач, хирург фабричной по
ликлиники.
250
- Хирург призывной комиссии.
Для понимания дальнейшей переписки нужно сообщить след
ующее. После окончания 2-го класса в г.Ленинграде мы с бабу
шкой приехали в Москву.
22 июня 1941 г.- Начало Отечественной Войны.
После начала войны в начале июля я был эвакуирован в
Татарскую АССР сначала в санаторий Берсут, а осенью в г.Чис
тополь с Интернатом детей писателей. В г. Чистополь же в ко
нце августа были эвакуированны из Москвы в большом количест
ве родственники писателей и инвалиды-писатели, не подлежащие
призыву в СА. Вместе с ними приехала и моя бабушка - М.Т.Бе
рггольц. Все наши ленинградские родственники остались в Лен
инграде. Отец мой и Николай Молчанов ушли в армию. Мать моя
осталась в Москве.
По книге следующая встреча после 1937 г. Ольги Бергго
льц с отцом произошла в момент смерти ее бабушки Марии Иван
овны Грустилиной. Как я отмечал выше, в действительности,со
бытие это произошло 20 августа 1941 г., а по книге Ольга в
интересах увеличения художественного воздействия на читате
лей привязывает его к критическим дням октября 1941 г. в об
становке жесточайшего обстрела Ленинграда немцами.
То, что встреча такая была именно в момент смерти Марии
Ивановны дает описание реакции отца на это. С другой стороны
упоминание необходимости отъезда Ольги с мужем из Ленинграда
явно относится к более позднему времени,когда Н.Молчанов ве
рнулся больной с фронта, а в конце августа он был на передо
вой. Скорее всего таких встреч было несколько - и только в
книге они объединены в одну.
Итак, после прощания Ольги с бабушкой,которое было при
ведено выше в конце биографии Марии Ивановны:
"..... Я вышла во двор наш, взглянула на сад - он был прекр