Страница:
— Я полагаю, — повернулся вельможа к старшему по элиранату, — вопрос решен. Элин Мейчон явится к вам завтра. Его высочество принц Марклит ждет нас. Если вы не будете нас задерживать, мы успеем к финальным поединкам Состязаний Димоэта.
— Конечно, элл Блайжеггу, мы не смеем задерживать ни вас, ни элина Мейчона, — поспешно ответил старший по элиранату. — Вам нужна охрана?
— Спасибо, меня дожидаются у выхода мои люди, — сухо ответил вельможа.
Мейчону очень хотелось показать элирану Дилеоару жест, распространенный среди воинов. А еще больше хотелось дать ему по физиономии. И вывести продажную тварь на чистую воду.
Мейчон хорошо запомнил слова Трэггану и догадывался о каком человеке шестой грани, шла речь.
Элл Варгейн был облачен в парадные доспехи. По его суровому лицу, ничего не выражающему, кроме отваги и готовности продолжать бои, не было видно радости от обладания поистине сказочной суммы в четыре тысячи золотых. В душе он, наверное, уже прикидывал, что и как теперь будет — все иначе, но на лицо старательно напустил суровый вид, чтобы случайно не сказать глупость.
В знак приветствия он молча кивнул победителю первого дня Состязаний и вновь уставился в спины коронованных особ, стоявших перед ним. Выпускник острова Брагги почтительно поклонился эллу Варгейну, который безусловно был великим воином и отчаянной храбрости человеком — Мейчон успел застать два его поединка — и встал за ним.
Мейчон догадывался, что процедура предстоит долгая и утомительная. Но через это необходимо пройти, если он хочет помочь другу.
Когда он входил — впервые в жизни — в огромный храм Димоэта и Семи Богов, в душе его вдруг возникло волнение и какое-то необъяснимое чувство торжественности. Трудно все объяснить словами, но сама внутренняя обстановка Храма действовала на любого входящего, заставляя его забывать о сиюминутном и преклониться пред вечным.
Торжественные песнопения, множество жрецов в ярких дорогих одеждах, немыслимое количество свечей, освещающих Храм ярче, чем днем, но оставляющих в полумраке статуи в нишах тем, кто помогал Димоэту. Мраморные изваяния словно наблюдали за пышным церемониалом.
На огромный подиум вышли, каждый в своих цветах, семь богов в масках — никто из смертных не должен видеть их лиц, пока они живы и служат Димоэту.
Наконец жрецы, под звуки труб и барабанов, открыли золотые створки Ворот Димоэта — единственный в мире аддакан, стоящий не на площади и соединенный не с аддаканом где-нибудь на континентах, а с другой Вселенной, где проводит свой досуг и откуда наблюдает за Аддакаем верховный его повелитель.
За воротами переливалась немыслимыми цветами стена, живо напомнившая Мейчону закрытый аддакан перед пробуждением. Только в это стену не надо было вонзать меч — он сама лопнула мириадами разноцветных брызг.
Четыре гиганта, как минимум в половину превышающие ростом любого жителя Аддакая, сплошь закованные в доспехи, так что можно было лишь догадываться, что за страшные человекоподобные монстры охраняют верховного бога, несли роскошные носилки.
Димоэт сидел на троне, на нем была огромная маска, закрывающая грудь и плечи.
Все, находящиеся в Храме, без всякой команды рухнули на колени, каждый обращаясь в мыслях к божеству — он слышал всех.
Мейчон тоже встал на колени, он волновался не меньше остальных.
Носилки так и не опустили наземь — Димоэт обращался к своим подданным с них, не вставая на грешную землю своего мира.
Мейчон плохо запомнил, что говорил Димоэт — голос верховного бога был густой и громкий, казалось, он проникает прямо в сердце. И слова были простые и доступные — о любви к ближним, о святости дружбы, о мужестве и правде, о том, что в мир надо нести только светлое, а все светлое, воплощено в Димоэте и семь богов — слуги его…
Слова простые и понятные выражали неземную мудрость.
Эти слова ввергали собравшихся в Храме людей в трепет и восхищение.
Мысли путались от осознания важности и неповторимости в жизни этих мгновений.
Мейчон плохо помнил, как Димоэт кончил речь, как тысячи собравшихся, и он в общем хоре, пели славящий гимн великому покровителю и хозяину мира.
Наконец те, кто достоин был предстать пред Димоэтом и сказать ему самое важное, длинной вереницей двинулись к подиуму, на которых держали носилки с владыкой мира.
Главный жрец Храма громко выкрикивал имя подходившего, тот вставал на колени перед носилками и говорил. Спрашивал что-то очень важное и получал ответ. Или обращался с просьбой. Но чаще лишь хвалу и благодарности слышал в свой адрес великий Димоэт. Ибо в принадлежавшем ему мире дела шли прекрасно, годы были урожайные, ремесла процветали, торговля через аддаканы связывала самые отдаленные страны, войны уносили дурную кровь и можно было лишь благодарить великого Димоэта, что все так хорошо в этом замечательном мире.
— Его величество Ликкан, король Велинойса, — провозгласил главный жрец Храма.
Мейчон с интересом поднял голову, оторвавшись от своих мыслей.
В сопровождении своего посла в Реухале и владельного элла Велинойс-ди-Реухала король, во имя и для которого Мейчон рисковал своей жизнью в горах Северного Оклумша и которого никогда не видел, приближался к носилкам с троном Димоэта. Король оказался некрасив, хотя над его внешностью наверняка поработали умелые руки брадобрея. Сейчас он был сосредоточен, словно решал мучительную проблему и до сих пор еще не принял решения. Он бросил быстрый взгляд назад, видимо решился на что-то и ускорил шаги.
Позади него, строго по ритуалу, стоял король Итсевда в сопровождении элла Наррэгу и элла Канеррану, заменившего Трэггану.
Король Велинойса подошел к носилкам бога и преклонил колено.
— От имени своего народа, я благодарю великого и мудрого Димоэта за процветание, — начал он. — Забота о моем народе переполняет мое сердце. Денно и нощно я думаю о судьбах жителей своей страны. И смею обратиться к мудрому Димоэту с нижайшей просьбой.
Выждав положенную паузу, во время которой сумел бросить еще один короткий взгляд в сторону ненавистного короля Итсевда, король Ликкан продолжил:
— Острова Итсавгану, расположенные близ наших северных границ, страдают от отчуждения. Бури и ветры препятствуют проникновению светлой мысли мудрого Димоэта, там царят язычество и невежество.
Мейчон посмотрел на короля Итсевда. Лицо его величества Сераггану ничего не выражало, но Мейчон догадывался, что думает сейчас старый (и потомственный) недруг короля Велинойского.
— Да позволит великий Димоэт построить насыпь к первому острову и соединить мостами остальные. Тем самым острова станут частью континента Махребо и на них можно будет поставить аддаканы. Мое королевство сделает все до следующих великих праздников и…
— Нет! — вдруг громовым голосом прервал Димоэт короля Велинойского. — Этого хотели свергнутые непокорные боги, доставившие мне столько бед. Ты становишься на их сторону?
Вопрос прозвучал как страшное обвинение. У короля Велинойского от напряжения по лицу потек пот. Король Итсевда не смог сдержать вздоха облегчения и злорадной улыбки. Старый недруг, проведав его планы, решил опередить врага. И попался. Какое счастье, что король Итсевда сам не поклонился с той же просьбой великому Димоэту!
Король Велинойский решил идти до конца:
— Великий Димоэт знает, что проклятые боги хотели другого. Так говорят свитки и книги. Я родился много позже после их свержения и я не одобряю их идей.
— Они… — Димоэт вел сейчас себя не как бог, а как обыкновенный рассердившийся человек. — Я не желаю говорить ни о них, ни об островах, этих, или других. — Он повернулся к главному жрецу: — Велинойс имеет какие-нибудь привилегии?
— Нет. Велинойс был лишен всех дарованных вами привилегий еще при деде нынешнего короля.
— Сколько аддаканов?
Жрец прекрасно понял о чем спрашивает великий Димоэт.
— На территории Велинойса расположено четыре аддакана.
— Два закрыть, — сказал Димоэт и хлопнул ладонью о ладонь, показывая, что разговор закончен.
Сопровождавшие короля Велинойса вельможи под руки подхватили его величество, у которого перестали держать ноги, и унесли прочь от носилок верховного бога своего повелителя.
— Его величество Сераггану, король Итсевда, — провозгласил главный жрец.
Король Сераггану, только что (да еще за счет давнего недруга-соседа, который постоянно донимает на границах) избежавший катастрофы, чуть ли не упал в ноги Димоэту и только благодарил верховного бога за процветание и благоденствие своей страны.
Мейчон снова уставился в мозаичный пол — его очередь предстать пред Димоэтом дойдет еще не скоро. Но только что происшедшее он может использовать. Только надо быть крайне осторожным в словах, чтобы не прогневить Димоэта, которого приводит в ярость одно упоминание о проклятых богах и всего, что с ними связано.
Наконец пришел черед Мейчона.
— Победитель первого дня Состязаний Димоэта, Мейчон, защищавший цвета Итсевда, — раздался голос жреца Храма. — Из-за ранений не смог принять участия в последнем дне Состязаний.
Мейчон в золоченых доспехах, преподнесенных ему главным судьей Состязаний принцем Марклитом, прошел к носилкам с троном Димоэта, и преклонил колено.
— Говори, — после некоторой паузы приказал Димоэт.
— Мудрый Димоэт, я благодарю вас за силы, которые вы мне дали для победы в Состязаниях. И осмелюсь нижайше просить вас…
Мейчон замолчал, собирая внутренние силы для борьбы — не мечом, словом.
— Что именно? — в голосе Димоэта проскользнуло недовольство, хотя просьб он выслушал немало и почти все обещал исполнить.
— Для друга своего, элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану прошу суда скорейшего и праведного. Он ни в чем не виновен, он…
— В чем он обвиняется? — спросил Димоэт голосом, показывающим, что он сам все знает, но хочет проверить искренность просителя.
— Элл Трэггану выступил против речей монаха Иераггу, призывавшего просить великого Димоэта присоединить к Махребо острова Итсавгану, — выдал Мейчон заготовленный удар и быстро продолжил: — Он вызвал монаха на Ристалище Чести и победил его представителя в честном бою. Но монах все равно продолжал свои нечистые речи. Потом его кто-то убил и пытается всю вину свалить на элла Трэггану, который никогда бы не совершил подлого убийства из-за угла. Элл Трэггану честно и открыто, если требуется — с оружием в руках, защищает светлое имя Димоэта и свою честь. Только одного я прошу у мудрого Димоэта — справедливого суда для элла Трэггану, ничего больше.
Димоэт поднял правую руку.
— После окончания праздников состоится суд, которого ты просишь. Да будут наказаны виновные в смерти монаха, каким бы подлым и мерзким не был убитый.
Димоэт хлопнул ладонью о ладонь.
Мейчон поклонился и прошел мимо трона, уповая на то, что все слышали последние слова верховного бога.
Он не стал присоединяться к ожидавшим торжественного шествия по улицам Реухала королевским особам, а направился к боковому выходу из храма.
Он с облегчением перевел дух. Самого главного он добился. И усмехнулся, подумав, что наконец-то сможет снять эти дурацкие золоченые доспехи, тяжелые и неудобные, пусть и красивые.
Он вышел из Храма, продрался сквозь плотную толпу жителей Аддакая, уже начавших традиционное трехдневное гуляние, и отправился в таверну «Невинная жертва», где его поджидали Сейс, Дойграйн и Гирну.
Перед Мейчоном возникла ухмыляющаяся уродливая физиономия с огромными ушами.
— А у тебя клевый наряд для гулянки, красавчик! — похвалила маска. — Так хочешь кячку?
Мейчон понял, что перед ним Сейс. У него в душе вдруг накатила какая-то волна подъема. День прошел лучше, чем он надеялся, ничего не потеряно — он поборется за судьбу друга. И у него есть люди, которые с ним рядом. От переполняющих чувств он крепко прижал Сейс к груди и прошептал:
— Сейчас я хочу вина, а потом…
Сейс довольно взвизгнула от его сильных объятий.
Ей было хорошо с этим странным человеком. Так хорошо… Так хорошо, что она его не отпустит от себя ни при каких обстоятельствах. За те дни, что он провел в ее доме, у них так и не возникло близости. Он был ранен, она ухаживала за ним… Странное дело, но ей этого было даже достаточно. Правда, когда Сейс ложилась спать в своей комнате, она чувствовала его запах и ей мнилось, что ее тела касаются его руки… А он… она не могла понять, как он относится к ней. И поэтому сейчас так искренне обрадовалась его объятиям.
А он обнимал ее… как сестру. Конечно, как сестру, у него пред глазами образ другой Сейс… Или нет? Почему он пожалел мимолетно, что на нем распроклятые золоченые доспехи и он не чувствует грудью теплоту ее тела?
— Что потом? — спросила она.
— Потом будет потом, — усмехнулся он.
— Гирну и Дойграйн дожидаются тебя, — кивнула Сейс в сторону входа в «Невинную жертву». — Беспокоятся. Ну их в великую пустошь, пойдем без них куда-нибудь? Ведь праздник же, все веселятся…
Мейчон улыбнулся ей, снял с нее маску и посмотрел в глаза. Без слов взял за руку и направился к таверне.
— Наконец-то! — воскликнул Дойграйн, увидев Мейчона. — А мы уж заждались, думаем: не случилось ли чего? Вот, жаркое твое уже остыло…
Гирну лишь вопросительно посмотрел на Мейчона.
— Все в порядке, — ответил Мейчон, снимая шлем и доспехи. — Я видел Трэггану, он держится отлично и не собирается сдаваться. Это самое важное.
Старый слуга с облегчением перевел дух и поднес к губам кружку с пенным пивом.
— Я разговаривал с Димоэтом, — спокойно продолжил Мейчон, но его прервал возглас Дойграйна:
— Ух ты! Неужели с самим Димоэтом?
— Да, — с некоторой гордостью подтвердил Мейчон. — Он выполнил мою просьбу, суд над Трэггану состоится через три дня, сразу после окончания праздников. Гирну, надо найти защитника. Самого лучшего.
— Но если обратиться к самому лучшему… — задумчиво сказал Гирну. — Такие защитники ведут один-два суда в год и берут дорого, но…
— Я сказал — самого лучшего, — прервал Мейчон. — После разберемся с оплатой, Трэггану отнюдь не бедняк.
Он снял наконец панцирь и сел за стол.
— Держи, Дойграйн, это барахло принадлежит тебе.
— А можно, — неуверенно спросил Дойграйн, с какой-то нежностью поглаживая золоченый шлем, — а можно мне это померить?
— Конечно, — рассмеялся Мейчон, — делай с доспехами, что хочешь, они же твои. Сейс, налей мне вина.
Девушка с радостью выполнила просьбу и села рядом с ним. Мейчон пил не торопясь, смакуя каждый глоток, хотя вино сильно уступало по качеству тому, которым угощал его Трэггану. Но сейчас и это пилось хорошо — все, что можно было сегодня сделать, он сделал.
Мейчон почувствовал усталость, ему захотелось спать. И запах, чувство близости тела Сейс пьянило его больше, чем вино. Это его почему-то даже не раздражало. Он с удовольствием съел остывшие жаркое и отодвинул тарелку.
— Ну как я выгляжу? — спросил Дойграйн, надев доспехи.
— Просто вылитый герой, — улыбнулся Мейчон. — Хоть сейчас в бой. Только не рекомендую — доспехи для боя не годятся.
— Зато красивые, — заметила Сейс. — Дойграйн, у тебя самый лучший праздничный наряд сегодня, можешь попробовать выиграть приз на площади.
— А чего? Прям сейчас и пойду. Мейчон, как здесь забрало опускается, никак не пойму.
— Дай шлем, — попросил Мейчон. — Вот так видишь? На, одевай.
Дойграйн надел шлем и опустил забрало.
— Я, пожалуй, пойду, попробую договориться с защитником Чеггу, — сказал Гирну. — Если он откажется, попрошу совета, к кому обратиться. Может, придется через аддаканы в королевствах искать, а времени на подготовку совсем не много.
— Да, — согласился Мейчон, — иди. Только, наверное, сейчас все гуляют, захочет ли этот Чеггу с тобой разговаривать?
— Каждый гуляет по-разному, — заметил Гирну, вставая. — А дела — они и в праздники дела. В любом случае надо попытаться. Я пошел, до темноты постараюсь вернуться. Я прямо к тебе приду, Сейс. Или сюда?
— Нет, — сказал Мейчон. — Мы с Сейс уходим домой.
Это «мы» в его устах на мгновение остановило сердце Сейс. Оно тут же забилось вновь, но с удвоенной силой.
— Дойграйн, снимай шлем, допивай пиво и идем.
— Я не хочу больше пива, — сказал тушенос, — можно мне не снимая доспехов идти?
— Да, конечно, — пожал плечами Мейчон. — Они — твои, делай с ними, что хочешь. Хоть вместо ночного горшка приспособь, мне-то какая разница?
Дойграйн с гордым видом отправился к выходу из таверны.
Мейчон протянул руку девушке:
— Пойдем, Сейс, я устал. Или… ты хочешь отправиться на гуляния?
— Нет, Мейчон, я тоже хочу домой, — ответила она, почему-то опустив глаза. — Знаешь, я хочу тебе сказать, что…
В это мгновение у входа в таверну раздался крик, напомнивший Мейчону визг монстра в горах Северного Оклумша.
Мейчон быстро обернулся.
Гирну поддерживал падающего Дойграйна. Тонкий истошный крик не прекращался, переходя в какое-то беспомощное завывание.
Мейчон бросился к выходу.
В груди Дойграйна, с правой стороны, пробив негодный парадный доспех, торчал тонкий каленый трехгранный кинжал.
— Меня убили! — простонал Дойграйн. — Уби-и-ли!
Мейчон быстро огляделся. Вокруг таверны — на улице и дальше, на площади — веселились люди, большинство было в масках. Ничего подозрительного. Никого убегающего Мейчон не увидел.
— Убили меня, убили, — стонал тушенос.
— Кто его? — быстро спросил Мейчон у Гирну.
— Я ничего не успел понять, — испуганно ответил старый слуга. — Мы выходили, вдруг он как закричит и повалится на меня… Я никого не успел заметить.
Удар был нанесен мастерски — если бы у Дойграйна сердце было как у Мейчона, с правой стороны, он уже не смог бы хватать руками воздух и причитать, что его убили.
Со всех сторон к таверне собирались зеваки. Злоумышленника, наверняка, уже давно нет в ближайших кварталах. А может, он и вернулся в толпе и сейчас наблюдает за ними под видом простого горожанина…
— Успокойся, Дойграйн, все будет в порядке, — обратился Мейчон к раненому.
— Как же все будет в порядке, когда я умираю?
Дойграйн лежал на полу, загораживая проход, Гирну поддерживал его голову. Рядом Мейчон заметил встревоженное лицо Сейс.
Мейчон нагнулся и взял Дойграйна на руки. Тушенос был достаточно тяжел, да еще в этих доспехах… Мейчон понял, что нести его не сможет и снова положил на порог. Каждое движение приносило раненому боль — он не прошел школу на острове Брагги и не умел усмирять плоть.
— Бросьте меня, я сейчас умру, — простонал страдальческим тоном Дойграйн.
Шлем странно искажал голос и если бы не опасность для жизни Дойграйна, Мейчон бы рассмеялся.
Мейчон поднял забрало, чтобы раненый дышал свободнее, затем расстегнул застежки и снял шлем.
— Надо позвать за магом-эскулапом, — сказала Сейс.
— Он не успеет, — простонал Дойграйн, — я умру раньше.
— Успокойся, — жестко сказал Мейчон и слегка шлепнул раненого ладонью по щеке, чтобы привести в чувство. — Такая же точно рана у меня самого еще не прошла. Видишь — живой. Сейчас доберемся до дома и я сам смажу рану, у меня есть бальзам. Не надо мага-эскулапа, Сейс, лучше найди каких-нибудь носильщиков. Нужно срочно доставить его домой, я не донесу, а сам он не дойдет…
Сейс юркнула на улицу, выполнять поручение.
Сквозь собравшуюся у дверей таверны толпу пробился элиран третьей грани.
— Что здесь происходит? — строго спросил он. Взглянул на лежавшего в золоченых доспехах раненого и удивился: — О, проклятые пустоши, неужели убили этого, как его, Мейчона?
— Я — Мейчон. Это — мой друг, я подарил ему свои доспехи. Кто-то хотел убить меня, но на нем был надет шлем с забралом. Сегодня гулянье и он хотел…
— Я… я умираю, — снова простонал раненый.
— Сейчас я вызову магов-эскулапов и мы доставим его в элиранат, — сказал страж порядка, поднося к губам рог, чтобы созвать находившихся поблизости элиранов.
— Не надо, — попросил Мейчон, — я все сделаю сам. У меня есть бальзамы, сейчас мы отнесем его домой.
— Дойграйн?! — вдруг вылез вперед из толпы зевак мужчина солидного телосложения. — Дойграйн, ты ранен? Эй, мужики, здесь Дойграйна убивают! — вдруг заорал он кому-то.
Из толпы выбрались еще четверо мужчин, по сложению которых без труда можно было догадаться о роде их занятий.
— Я умираю, — прошептал Дойграйн, увидев своих. — Пригойн, я умираю!
— Кто его обидел? — заорал товарищ Дойграйна и повернулся к Мейчону: — Ты?
— Я — его друг, — спокойно сказал Мейчон. — А если вы хотите помочь своему товарищу, немедленно найдите носилки. Его нужно уложить в постель. У меня есть бальзамы, и я быстро поставлю его на ноги.
Уверенный тон Мейчона заставил тушеноса поверить ему.
— Не надо никаких носилок, мы сами отнесем его. Куда нести, в элиранат или к магам-эскулапам?
— Нет. Вот он покажет куда. Гирну, проводи. Я подожду Сейс и поговорю с элираном.
Четверо тушеносов с легкостью подняли Дойграйна.
— Ой, — запричитал он, — осторожнее. У меня кинжал в груди. Я ранен! Я умираю…
Гирну повел тушеносов к дому Сейс. Мейчон повернулся к элирану.
Зеваки постояли и решили, что во время праздника найдутся занятия и повеселее, чем слушать пустые разговоры.
— Пройдемте в таверну, — предложил Мейчон.
— Лучше здесь, — сказал элиран. — Как я понял, вы — элин Мейчон и отдали своему знакомому ваши доспехи. Кто его ранил?
Мейчон ответил на все вопросы стража порядка, заверил, что вылечит рану Дойграйна и что она не представляет угрозы для жизни. Он пообещал, что как только Дойграйн сможет встать на ноги, явиться вместе с ним в элиранат.
Появилась Сейс, которая выглядела виноватой, поскольку в этот безумный час, когда всеобщее веселье охватывает Город Городов, не смогла найти ни одних носилок.
— А где Дойграйн? — взволнованно спросила она. — Он…
— Тут оказались его знакомые с Торговой площади, они понесли его в твой дом. Поторопимся, я должен обработать его рану.
— За что его, а? — спросила Сейс, стараясь не отставать от Мейчона.
Мейчон усмехнулся.
— Не надо быть большим мудрецом, чтобы ответить на твой вопрос, Сейс.
— И все-таки?
— Сегодня я сказал принцу Марклиту и в элиранате, что у меня сердце с правой стороны. Куда ударили Дойграйна?
— А-а, — догадалась Сейс, — он был в твоих доспехах и убийца принял его за тебя?
Мейчон кивнул.
— Как хорошо, что Дойграйн не гапполушец, — только и сказала Сейс. — И как хорошо, что убийца перепутал вас из-за доспехов.
Мейчон посмотрел на девушку, но ничего не сказал.
Он думал — следят за ним сейчас или нет?
Но в такой толпе, где путь приходится прокладывать грудью и локтями, следящего заметить очень трудно. При первой возможности они свернули на тихие боковые улочки, но за ними никто не шел.
Тушеносы внесли раненого товарища в дом, Мейчон проводил их в комнату, где сам оправлялся от ран, и уложил Дойграйна на свою кровать.
Тот уже не причитал, стонал тихонько и глядел на Мейчона просящим взглядом, в котором читалась боль и надежда на ее избавление.
— Сейс, дай дурманящих фруктов, — попросил Мейчон, готовясь извлечь клинок из тела раненого.
— Что? — не поняла девушка.
— Кячку дай, — усмехнулся Мейчон.
Сейс смутилась.
— Но у меня нет… Я… я сейчас сбегаю куплю.
Она стремительно выскочила из комнаты.
— Мы еще нужны вам? — спросил один из тушеносов.
Раненому товарищу они ничем помочь не могли, а праздники есть праздники — их восемь лет ждешь и хочется получить от них как можно больше удовольствий, чтобы было что вспомнить в обрыдлые будни.
— Нет, спасибо за помощь, — поблагодарил Мейчон. — Заходите справиться о его здоровье завтра. Или послезавтра.
— Поправляйся, Дойграйн, все будет хорошо, — пожелал на прощанье тушенос.
— Пока, Пригойн. Заходите все, я буду ждать, — слабым голосом сказал Дойграйн. — Не беспокойтесь обо мне. Мейчон все сделает, он не даст мне умереть. Но как больно…
Тушеносы ушли.
Сейс принесла две дурманящие сливы. Мейчон, несмотря на протесты, заставил Дойграйна их съесть и резким движение выдернул кинжал.
Затем с помощью Сейс он быстро снял доспехи и раздел раненого. То ли от дурманящих фруктов, то ли от вида крови, Дойграйн потерял сознание.
Мейчон и Сейс обтерли бесчувственного Дойграйна тряпками, смоченными в уксусе, затем обработали рану, обильно наложили чудодейственный бальзам, который уже помог самому Мейчону и туго перевязали рану.
— Конечно, элл Блайжеггу, мы не смеем задерживать ни вас, ни элина Мейчона, — поспешно ответил старший по элиранату. — Вам нужна охрана?
— Спасибо, меня дожидаются у выхода мои люди, — сухо ответил вельможа.
Мейчону очень хотелось показать элирану Дилеоару жест, распространенный среди воинов. А еще больше хотелось дать ему по физиономии. И вывести продажную тварь на чистую воду.
Мейчон хорошо запомнил слова Трэггану и догадывался о каком человеке шестой грани, шла речь.
* * *
Тщательно продуманный и веками отшлифованный ритуал жрецы Храма Димоэта вынуждены были срочно менять — поскольку Мейчон не был побежден, и являлся победителем первого дня Состязаний. Его поставили не вровень, но чуть позади и левее элла Варгейна, победителя сегодняшних боев.Элл Варгейн был облачен в парадные доспехи. По его суровому лицу, ничего не выражающему, кроме отваги и готовности продолжать бои, не было видно радости от обладания поистине сказочной суммы в четыре тысячи золотых. В душе он, наверное, уже прикидывал, что и как теперь будет — все иначе, но на лицо старательно напустил суровый вид, чтобы случайно не сказать глупость.
В знак приветствия он молча кивнул победителю первого дня Состязаний и вновь уставился в спины коронованных особ, стоявших перед ним. Выпускник острова Брагги почтительно поклонился эллу Варгейну, который безусловно был великим воином и отчаянной храбрости человеком — Мейчон успел застать два его поединка — и встал за ним.
Мейчон догадывался, что процедура предстоит долгая и утомительная. Но через это необходимо пройти, если он хочет помочь другу.
Когда он входил — впервые в жизни — в огромный храм Димоэта и Семи Богов, в душе его вдруг возникло волнение и какое-то необъяснимое чувство торжественности. Трудно все объяснить словами, но сама внутренняя обстановка Храма действовала на любого входящего, заставляя его забывать о сиюминутном и преклониться пред вечным.
Торжественные песнопения, множество жрецов в ярких дорогих одеждах, немыслимое количество свечей, освещающих Храм ярче, чем днем, но оставляющих в полумраке статуи в нишах тем, кто помогал Димоэту. Мраморные изваяния словно наблюдали за пышным церемониалом.
На огромный подиум вышли, каждый в своих цветах, семь богов в масках — никто из смертных не должен видеть их лиц, пока они живы и служат Димоэту.
Наконец жрецы, под звуки труб и барабанов, открыли золотые створки Ворот Димоэта — единственный в мире аддакан, стоящий не на площади и соединенный не с аддаканом где-нибудь на континентах, а с другой Вселенной, где проводит свой досуг и откуда наблюдает за Аддакаем верховный его повелитель.
За воротами переливалась немыслимыми цветами стена, живо напомнившая Мейчону закрытый аддакан перед пробуждением. Только в это стену не надо было вонзать меч — он сама лопнула мириадами разноцветных брызг.
Четыре гиганта, как минимум в половину превышающие ростом любого жителя Аддакая, сплошь закованные в доспехи, так что можно было лишь догадываться, что за страшные человекоподобные монстры охраняют верховного бога, несли роскошные носилки.
Димоэт сидел на троне, на нем была огромная маска, закрывающая грудь и плечи.
Все, находящиеся в Храме, без всякой команды рухнули на колени, каждый обращаясь в мыслях к божеству — он слышал всех.
Мейчон тоже встал на колени, он волновался не меньше остальных.
Носилки так и не опустили наземь — Димоэт обращался к своим подданным с них, не вставая на грешную землю своего мира.
Мейчон плохо запомнил, что говорил Димоэт — голос верховного бога был густой и громкий, казалось, он проникает прямо в сердце. И слова были простые и доступные — о любви к ближним, о святости дружбы, о мужестве и правде, о том, что в мир надо нести только светлое, а все светлое, воплощено в Димоэте и семь богов — слуги его…
Слова простые и понятные выражали неземную мудрость.
Эти слова ввергали собравшихся в Храме людей в трепет и восхищение.
Мысли путались от осознания важности и неповторимости в жизни этих мгновений.
Мейчон плохо помнил, как Димоэт кончил речь, как тысячи собравшихся, и он в общем хоре, пели славящий гимн великому покровителю и хозяину мира.
Наконец те, кто достоин был предстать пред Димоэтом и сказать ему самое важное, длинной вереницей двинулись к подиуму, на которых держали носилки с владыкой мира.
Главный жрец Храма громко выкрикивал имя подходившего, тот вставал на колени перед носилками и говорил. Спрашивал что-то очень важное и получал ответ. Или обращался с просьбой. Но чаще лишь хвалу и благодарности слышал в свой адрес великий Димоэт. Ибо в принадлежавшем ему мире дела шли прекрасно, годы были урожайные, ремесла процветали, торговля через аддаканы связывала самые отдаленные страны, войны уносили дурную кровь и можно было лишь благодарить великого Димоэта, что все так хорошо в этом замечательном мире.
— Его величество Ликкан, король Велинойса, — провозгласил главный жрец Храма.
Мейчон с интересом поднял голову, оторвавшись от своих мыслей.
В сопровождении своего посла в Реухале и владельного элла Велинойс-ди-Реухала король, во имя и для которого Мейчон рисковал своей жизнью в горах Северного Оклумша и которого никогда не видел, приближался к носилкам с троном Димоэта. Король оказался некрасив, хотя над его внешностью наверняка поработали умелые руки брадобрея. Сейчас он был сосредоточен, словно решал мучительную проблему и до сих пор еще не принял решения. Он бросил быстрый взгляд назад, видимо решился на что-то и ускорил шаги.
Позади него, строго по ритуалу, стоял король Итсевда в сопровождении элла Наррэгу и элла Канеррану, заменившего Трэггану.
Король Велинойса подошел к носилкам бога и преклонил колено.
— От имени своего народа, я благодарю великого и мудрого Димоэта за процветание, — начал он. — Забота о моем народе переполняет мое сердце. Денно и нощно я думаю о судьбах жителей своей страны. И смею обратиться к мудрому Димоэту с нижайшей просьбой.
Выждав положенную паузу, во время которой сумел бросить еще один короткий взгляд в сторону ненавистного короля Итсевда, король Ликкан продолжил:
— Острова Итсавгану, расположенные близ наших северных границ, страдают от отчуждения. Бури и ветры препятствуют проникновению светлой мысли мудрого Димоэта, там царят язычество и невежество.
Мейчон посмотрел на короля Итсевда. Лицо его величества Сераггану ничего не выражало, но Мейчон догадывался, что думает сейчас старый (и потомственный) недруг короля Велинойского.
— Да позволит великий Димоэт построить насыпь к первому острову и соединить мостами остальные. Тем самым острова станут частью континента Махребо и на них можно будет поставить аддаканы. Мое королевство сделает все до следующих великих праздников и…
— Нет! — вдруг громовым голосом прервал Димоэт короля Велинойского. — Этого хотели свергнутые непокорные боги, доставившие мне столько бед. Ты становишься на их сторону?
Вопрос прозвучал как страшное обвинение. У короля Велинойского от напряжения по лицу потек пот. Король Итсевда не смог сдержать вздоха облегчения и злорадной улыбки. Старый недруг, проведав его планы, решил опередить врага. И попался. Какое счастье, что король Итсевда сам не поклонился с той же просьбой великому Димоэту!
Король Велинойский решил идти до конца:
— Великий Димоэт знает, что проклятые боги хотели другого. Так говорят свитки и книги. Я родился много позже после их свержения и я не одобряю их идей.
— Они… — Димоэт вел сейчас себя не как бог, а как обыкновенный рассердившийся человек. — Я не желаю говорить ни о них, ни об островах, этих, или других. — Он повернулся к главному жрецу: — Велинойс имеет какие-нибудь привилегии?
— Нет. Велинойс был лишен всех дарованных вами привилегий еще при деде нынешнего короля.
— Сколько аддаканов?
Жрец прекрасно понял о чем спрашивает великий Димоэт.
— На территории Велинойса расположено четыре аддакана.
— Два закрыть, — сказал Димоэт и хлопнул ладонью о ладонь, показывая, что разговор закончен.
Сопровождавшие короля Велинойса вельможи под руки подхватили его величество, у которого перестали держать ноги, и унесли прочь от носилок верховного бога своего повелителя.
— Его величество Сераггану, король Итсевда, — провозгласил главный жрец.
Король Сераггану, только что (да еще за счет давнего недруга-соседа, который постоянно донимает на границах) избежавший катастрофы, чуть ли не упал в ноги Димоэту и только благодарил верховного бога за процветание и благоденствие своей страны.
Мейчон снова уставился в мозаичный пол — его очередь предстать пред Димоэтом дойдет еще не скоро. Но только что происшедшее он может использовать. Только надо быть крайне осторожным в словах, чтобы не прогневить Димоэта, которого приводит в ярость одно упоминание о проклятых богах и всего, что с ними связано.
Наконец пришел черед Мейчона.
— Победитель первого дня Состязаний Димоэта, Мейчон, защищавший цвета Итсевда, — раздался голос жреца Храма. — Из-за ранений не смог принять участия в последнем дне Состязаний.
Мейчон в золоченых доспехах, преподнесенных ему главным судьей Состязаний принцем Марклитом, прошел к носилкам с троном Димоэта, и преклонил колено.
— Говори, — после некоторой паузы приказал Димоэт.
— Мудрый Димоэт, я благодарю вас за силы, которые вы мне дали для победы в Состязаниях. И осмелюсь нижайше просить вас…
Мейчон замолчал, собирая внутренние силы для борьбы — не мечом, словом.
— Что именно? — в голосе Димоэта проскользнуло недовольство, хотя просьб он выслушал немало и почти все обещал исполнить.
— Для друга своего, элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану прошу суда скорейшего и праведного. Он ни в чем не виновен, он…
— В чем он обвиняется? — спросил Димоэт голосом, показывающим, что он сам все знает, но хочет проверить искренность просителя.
— Элл Трэггану выступил против речей монаха Иераггу, призывавшего просить великого Димоэта присоединить к Махребо острова Итсавгану, — выдал Мейчон заготовленный удар и быстро продолжил: — Он вызвал монаха на Ристалище Чести и победил его представителя в честном бою. Но монах все равно продолжал свои нечистые речи. Потом его кто-то убил и пытается всю вину свалить на элла Трэггану, который никогда бы не совершил подлого убийства из-за угла. Элл Трэггану честно и открыто, если требуется — с оружием в руках, защищает светлое имя Димоэта и свою честь. Только одного я прошу у мудрого Димоэта — справедливого суда для элла Трэггану, ничего больше.
Димоэт поднял правую руку.
— После окончания праздников состоится суд, которого ты просишь. Да будут наказаны виновные в смерти монаха, каким бы подлым и мерзким не был убитый.
Димоэт хлопнул ладонью о ладонь.
Мейчон поклонился и прошел мимо трона, уповая на то, что все слышали последние слова верховного бога.
Он не стал присоединяться к ожидавшим торжественного шествия по улицам Реухала королевским особам, а направился к боковому выходу из храма.
Он с облегчением перевел дух. Самого главного он добился. И усмехнулся, подумав, что наконец-то сможет снять эти дурацкие золоченые доспехи, тяжелые и неудобные, пусть и красивые.
Он вышел из Храма, продрался сквозь плотную толпу жителей Аддакая, уже начавших традиционное трехдневное гуляние, и отправился в таверну «Невинная жертва», где его поджидали Сейс, Дойграйн и Гирну.
* * *
— Красавчик, кячку хочешь?Перед Мейчоном возникла ухмыляющаяся уродливая физиономия с огромными ушами.
— А у тебя клевый наряд для гулянки, красавчик! — похвалила маска. — Так хочешь кячку?
Мейчон понял, что перед ним Сейс. У него в душе вдруг накатила какая-то волна подъема. День прошел лучше, чем он надеялся, ничего не потеряно — он поборется за судьбу друга. И у него есть люди, которые с ним рядом. От переполняющих чувств он крепко прижал Сейс к груди и прошептал:
— Сейчас я хочу вина, а потом…
Сейс довольно взвизгнула от его сильных объятий.
Ей было хорошо с этим странным человеком. Так хорошо… Так хорошо, что она его не отпустит от себя ни при каких обстоятельствах. За те дни, что он провел в ее доме, у них так и не возникло близости. Он был ранен, она ухаживала за ним… Странное дело, но ей этого было даже достаточно. Правда, когда Сейс ложилась спать в своей комнате, она чувствовала его запах и ей мнилось, что ее тела касаются его руки… А он… она не могла понять, как он относится к ней. И поэтому сейчас так искренне обрадовалась его объятиям.
А он обнимал ее… как сестру. Конечно, как сестру, у него пред глазами образ другой Сейс… Или нет? Почему он пожалел мимолетно, что на нем распроклятые золоченые доспехи и он не чувствует грудью теплоту ее тела?
— Что потом? — спросила она.
— Потом будет потом, — усмехнулся он.
— Гирну и Дойграйн дожидаются тебя, — кивнула Сейс в сторону входа в «Невинную жертву». — Беспокоятся. Ну их в великую пустошь, пойдем без них куда-нибудь? Ведь праздник же, все веселятся…
Мейчон улыбнулся ей, снял с нее маску и посмотрел в глаза. Без слов взял за руку и направился к таверне.
— Наконец-то! — воскликнул Дойграйн, увидев Мейчона. — А мы уж заждались, думаем: не случилось ли чего? Вот, жаркое твое уже остыло…
Гирну лишь вопросительно посмотрел на Мейчона.
— Все в порядке, — ответил Мейчон, снимая шлем и доспехи. — Я видел Трэггану, он держится отлично и не собирается сдаваться. Это самое важное.
Старый слуга с облегчением перевел дух и поднес к губам кружку с пенным пивом.
— Я разговаривал с Димоэтом, — спокойно продолжил Мейчон, но его прервал возглас Дойграйна:
— Ух ты! Неужели с самим Димоэтом?
— Да, — с некоторой гордостью подтвердил Мейчон. — Он выполнил мою просьбу, суд над Трэггану состоится через три дня, сразу после окончания праздников. Гирну, надо найти защитника. Самого лучшего.
— Но если обратиться к самому лучшему… — задумчиво сказал Гирну. — Такие защитники ведут один-два суда в год и берут дорого, но…
— Я сказал — самого лучшего, — прервал Мейчон. — После разберемся с оплатой, Трэггану отнюдь не бедняк.
Он снял наконец панцирь и сел за стол.
— Держи, Дойграйн, это барахло принадлежит тебе.
— А можно, — неуверенно спросил Дойграйн, с какой-то нежностью поглаживая золоченый шлем, — а можно мне это померить?
— Конечно, — рассмеялся Мейчон, — делай с доспехами, что хочешь, они же твои. Сейс, налей мне вина.
Девушка с радостью выполнила просьбу и села рядом с ним. Мейчон пил не торопясь, смакуя каждый глоток, хотя вино сильно уступало по качеству тому, которым угощал его Трэггану. Но сейчас и это пилось хорошо — все, что можно было сегодня сделать, он сделал.
Мейчон почувствовал усталость, ему захотелось спать. И запах, чувство близости тела Сейс пьянило его больше, чем вино. Это его почему-то даже не раздражало. Он с удовольствием съел остывшие жаркое и отодвинул тарелку.
— Ну как я выгляжу? — спросил Дойграйн, надев доспехи.
— Просто вылитый герой, — улыбнулся Мейчон. — Хоть сейчас в бой. Только не рекомендую — доспехи для боя не годятся.
— Зато красивые, — заметила Сейс. — Дойграйн, у тебя самый лучший праздничный наряд сегодня, можешь попробовать выиграть приз на площади.
— А чего? Прям сейчас и пойду. Мейчон, как здесь забрало опускается, никак не пойму.
— Дай шлем, — попросил Мейчон. — Вот так видишь? На, одевай.
Дойграйн надел шлем и опустил забрало.
— Я, пожалуй, пойду, попробую договориться с защитником Чеггу, — сказал Гирну. — Если он откажется, попрошу совета, к кому обратиться. Может, придется через аддаканы в королевствах искать, а времени на подготовку совсем не много.
— Да, — согласился Мейчон, — иди. Только, наверное, сейчас все гуляют, захочет ли этот Чеггу с тобой разговаривать?
— Каждый гуляет по-разному, — заметил Гирну, вставая. — А дела — они и в праздники дела. В любом случае надо попытаться. Я пошел, до темноты постараюсь вернуться. Я прямо к тебе приду, Сейс. Или сюда?
— Нет, — сказал Мейчон. — Мы с Сейс уходим домой.
Это «мы» в его устах на мгновение остановило сердце Сейс. Оно тут же забилось вновь, но с удвоенной силой.
— Дойграйн, снимай шлем, допивай пиво и идем.
— Я не хочу больше пива, — сказал тушенос, — можно мне не снимая доспехов идти?
— Да, конечно, — пожал плечами Мейчон. — Они — твои, делай с ними, что хочешь. Хоть вместо ночного горшка приспособь, мне-то какая разница?
Дойграйн с гордым видом отправился к выходу из таверны.
Мейчон протянул руку девушке:
— Пойдем, Сейс, я устал. Или… ты хочешь отправиться на гуляния?
— Нет, Мейчон, я тоже хочу домой, — ответила она, почему-то опустив глаза. — Знаешь, я хочу тебе сказать, что…
В это мгновение у входа в таверну раздался крик, напомнивший Мейчону визг монстра в горах Северного Оклумша.
Мейчон быстро обернулся.
Гирну поддерживал падающего Дойграйна. Тонкий истошный крик не прекращался, переходя в какое-то беспомощное завывание.
Мейчон бросился к выходу.
В груди Дойграйна, с правой стороны, пробив негодный парадный доспех, торчал тонкий каленый трехгранный кинжал.
— Меня убили! — простонал Дойграйн. — Уби-и-ли!
Мейчон быстро огляделся. Вокруг таверны — на улице и дальше, на площади — веселились люди, большинство было в масках. Ничего подозрительного. Никого убегающего Мейчон не увидел.
— Убили меня, убили, — стонал тушенос.
— Кто его? — быстро спросил Мейчон у Гирну.
— Я ничего не успел понять, — испуганно ответил старый слуга. — Мы выходили, вдруг он как закричит и повалится на меня… Я никого не успел заметить.
Удар был нанесен мастерски — если бы у Дойграйна сердце было как у Мейчона, с правой стороны, он уже не смог бы хватать руками воздух и причитать, что его убили.
Со всех сторон к таверне собирались зеваки. Злоумышленника, наверняка, уже давно нет в ближайших кварталах. А может, он и вернулся в толпе и сейчас наблюдает за ними под видом простого горожанина…
— Успокойся, Дойграйн, все будет в порядке, — обратился Мейчон к раненому.
— Как же все будет в порядке, когда я умираю?
Дойграйн лежал на полу, загораживая проход, Гирну поддерживал его голову. Рядом Мейчон заметил встревоженное лицо Сейс.
Мейчон нагнулся и взял Дойграйна на руки. Тушенос был достаточно тяжел, да еще в этих доспехах… Мейчон понял, что нести его не сможет и снова положил на порог. Каждое движение приносило раненому боль — он не прошел школу на острове Брагги и не умел усмирять плоть.
— Бросьте меня, я сейчас умру, — простонал страдальческим тоном Дойграйн.
Шлем странно искажал голос и если бы не опасность для жизни Дойграйна, Мейчон бы рассмеялся.
Мейчон поднял забрало, чтобы раненый дышал свободнее, затем расстегнул застежки и снял шлем.
— Надо позвать за магом-эскулапом, — сказала Сейс.
— Он не успеет, — простонал Дойграйн, — я умру раньше.
— Успокойся, — жестко сказал Мейчон и слегка шлепнул раненого ладонью по щеке, чтобы привести в чувство. — Такая же точно рана у меня самого еще не прошла. Видишь — живой. Сейчас доберемся до дома и я сам смажу рану, у меня есть бальзам. Не надо мага-эскулапа, Сейс, лучше найди каких-нибудь носильщиков. Нужно срочно доставить его домой, я не донесу, а сам он не дойдет…
Сейс юркнула на улицу, выполнять поручение.
Сквозь собравшуюся у дверей таверны толпу пробился элиран третьей грани.
— Что здесь происходит? — строго спросил он. Взглянул на лежавшего в золоченых доспехах раненого и удивился: — О, проклятые пустоши, неужели убили этого, как его, Мейчона?
— Я — Мейчон. Это — мой друг, я подарил ему свои доспехи. Кто-то хотел убить меня, но на нем был надет шлем с забралом. Сегодня гулянье и он хотел…
— Я… я умираю, — снова простонал раненый.
— Сейчас я вызову магов-эскулапов и мы доставим его в элиранат, — сказал страж порядка, поднося к губам рог, чтобы созвать находившихся поблизости элиранов.
— Не надо, — попросил Мейчон, — я все сделаю сам. У меня есть бальзамы, сейчас мы отнесем его домой.
— Дойграйн?! — вдруг вылез вперед из толпы зевак мужчина солидного телосложения. — Дойграйн, ты ранен? Эй, мужики, здесь Дойграйна убивают! — вдруг заорал он кому-то.
Из толпы выбрались еще четверо мужчин, по сложению которых без труда можно было догадаться о роде их занятий.
— Я умираю, — прошептал Дойграйн, увидев своих. — Пригойн, я умираю!
— Кто его обидел? — заорал товарищ Дойграйна и повернулся к Мейчону: — Ты?
— Я — его друг, — спокойно сказал Мейчон. — А если вы хотите помочь своему товарищу, немедленно найдите носилки. Его нужно уложить в постель. У меня есть бальзамы, и я быстро поставлю его на ноги.
Уверенный тон Мейчона заставил тушеноса поверить ему.
— Не надо никаких носилок, мы сами отнесем его. Куда нести, в элиранат или к магам-эскулапам?
— Нет. Вот он покажет куда. Гирну, проводи. Я подожду Сейс и поговорю с элираном.
Четверо тушеносов с легкостью подняли Дойграйна.
— Ой, — запричитал он, — осторожнее. У меня кинжал в груди. Я ранен! Я умираю…
Гирну повел тушеносов к дому Сейс. Мейчон повернулся к элирану.
Зеваки постояли и решили, что во время праздника найдутся занятия и повеселее, чем слушать пустые разговоры.
— Пройдемте в таверну, — предложил Мейчон.
— Лучше здесь, — сказал элиран. — Как я понял, вы — элин Мейчон и отдали своему знакомому ваши доспехи. Кто его ранил?
Мейчон ответил на все вопросы стража порядка, заверил, что вылечит рану Дойграйна и что она не представляет угрозы для жизни. Он пообещал, что как только Дойграйн сможет встать на ноги, явиться вместе с ним в элиранат.
Появилась Сейс, которая выглядела виноватой, поскольку в этот безумный час, когда всеобщее веселье охватывает Город Городов, не смогла найти ни одних носилок.
— А где Дойграйн? — взволнованно спросила она. — Он…
— Тут оказались его знакомые с Торговой площади, они понесли его в твой дом. Поторопимся, я должен обработать его рану.
— За что его, а? — спросила Сейс, стараясь не отставать от Мейчона.
Мейчон усмехнулся.
— Не надо быть большим мудрецом, чтобы ответить на твой вопрос, Сейс.
— И все-таки?
— Сегодня я сказал принцу Марклиту и в элиранате, что у меня сердце с правой стороны. Куда ударили Дойграйна?
— А-а, — догадалась Сейс, — он был в твоих доспехах и убийца принял его за тебя?
Мейчон кивнул.
— Как хорошо, что Дойграйн не гапполушец, — только и сказала Сейс. — И как хорошо, что убийца перепутал вас из-за доспехов.
Мейчон посмотрел на девушку, но ничего не сказал.
Он думал — следят за ним сейчас или нет?
Но в такой толпе, где путь приходится прокладывать грудью и локтями, следящего заметить очень трудно. При первой возможности они свернули на тихие боковые улочки, но за ними никто не шел.
* * *
Сейс лучше тушеносов и Гирну знала свой район, поэтому Мейчону еще пришлось подождать.Тушеносы внесли раненого товарища в дом, Мейчон проводил их в комнату, где сам оправлялся от ран, и уложил Дойграйна на свою кровать.
Тот уже не причитал, стонал тихонько и глядел на Мейчона просящим взглядом, в котором читалась боль и надежда на ее избавление.
— Сейс, дай дурманящих фруктов, — попросил Мейчон, готовясь извлечь клинок из тела раненого.
— Что? — не поняла девушка.
— Кячку дай, — усмехнулся Мейчон.
Сейс смутилась.
— Но у меня нет… Я… я сейчас сбегаю куплю.
Она стремительно выскочила из комнаты.
— Мы еще нужны вам? — спросил один из тушеносов.
Раненому товарищу они ничем помочь не могли, а праздники есть праздники — их восемь лет ждешь и хочется получить от них как можно больше удовольствий, чтобы было что вспомнить в обрыдлые будни.
— Нет, спасибо за помощь, — поблагодарил Мейчон. — Заходите справиться о его здоровье завтра. Или послезавтра.
— Поправляйся, Дойграйн, все будет хорошо, — пожелал на прощанье тушенос.
— Пока, Пригойн. Заходите все, я буду ждать, — слабым голосом сказал Дойграйн. — Не беспокойтесь обо мне. Мейчон все сделает, он не даст мне умереть. Но как больно…
Тушеносы ушли.
Сейс принесла две дурманящие сливы. Мейчон, несмотря на протесты, заставил Дойграйна их съесть и резким движение выдернул кинжал.
Затем с помощью Сейс он быстро снял доспехи и раздел раненого. То ли от дурманящих фруктов, то ли от вида крови, Дойграйн потерял сознание.
Мейчон и Сейс обтерли бесчувственного Дойграйна тряпками, смоченными в уксусе, затем обработали рану, обильно наложили чудодейственный бальзам, который уже помог самому Мейчону и туго перевязали рану.