Страница:
Ясон также был бос и одет в мантию с капюшоном из толстого красного бархата — ту самую, в которой Роза увидела его впервые. Капюшон был низко надвинут, скрывая его лицо; в темноте был заметен лишь блеск глаз. Если не смотреть на руки и ноги, легко было поверить, что под тяжелым бархатом скрывается самый обычный человек. Плечи его были широкими, а пояс стягивал тонкую талию.
«Интересно, как он выглядел раньше, — рассеянно подумала Роза. — Он даже и сейчас достаточно привлекателен — не удивлюсь, если раньше он был щеголем».
Роза ждала, как Камерон оценит ее вид. Ясон оглядел ее с ног до головы, потом неожиданно протянул руку и сорвал с нее очки.
Девушка испуганно вскрикнула: в неярком свете свечей Камерон превратился просто в красное пятно.
— Ясон! Что вы делаете! Без очков я слепа.
— Не беспокойтесь, с очками у меня в кармане ничего не случится. — В голосе Камерона прозвучала усмешка. — Вы же читали описание ритуала и знаете, что не можете войти в очках в магический круг.
— Но я ничего не вижу! — пожаловалась Роза. — Как я дойду до своего места? Откуда я узнаю, если что-нибудь случится?
— Что касается первого, я вас отведу, — ответил Камерон. — Просто держите меня за руку и идите туда, куда я укажу. Да, и приподнимите подол. Что касается второго, поверьте, вы сразу узнаете, если на призыв будет ответ.
Роза неохотно подобрала юбку левой рукой и протянула Камерону правую. Его лапа показалась ей очень странной на ощупь: покрытой мехом сверху, сухой и горячей снизу. Когда Роза коснулась ее, по руке словно пробежал электрический ток. Это был первый случай, когда она коснулась Камерона не через одежду. Но она не отшатнулась и не выдернула руки, сосредоточившись на том, чтобы ставить ноги именно туда, куда велел Ясон. Каким-то образом ей удалось не стереть с таким трудом начерченного мелом рисунка.
— Ну вот, — сказал Камерон, выпуская ее руку. Взяв девушку за плечи, он развернул ее лицом в нужную сторону. Роза поняла, что это так, увидев прямо перед собой белое пятно — алтарь. Теперь она стояла в центре магического круга, рядом с северной стороной алтаря. Ясон отпустил ее и отошел в сторону. Прищурившись, Роза с трудом могла различить что-то красное, движущееся по извилистому пути, который должен был привести Камерона в такой же круг с южной стороны от алтаря.
«Проклятие! Я ничего не вижу! С тем же успехом мне можно было завязать глаза. — Единорог, если он вообще явится, должен материализоваться над чашей с водой на алтаре. — И я не увижу единорога!»
Роза видела алтарь как расплывчатый белый квадрат и два мягко сияющих пятна света над ним — там, где горели свечи. Чаша выглядела еле различимой полосой серебра на белом фоне.
В первый раз с тех пор, как она увидела Камерона, рядом с ним не было саламандр. Роза выпустила подол, чтобы прикрыть босые ноги, и скрестила руки перед собой. Ясон не стал спрашивать, готова ли она; и так было ясно, что готова. Вместо этого он начал нараспев читать латинские стихи. Таково было одно из условий: требовалось превратить рабочую комнату в место, достойное единорога.
Стоило Ясону произнести первое же слово, как стало ясно: что-то должно случиться. Указанием на это было ощущение — вполне физическое ощущение, сходное с тем электрическим покалыванием, которое Роза чувствовала перед сильной грозой. По коже пробежал озноб, цветы запахли сильнее. Воздух стал теплым; казалось, она стоит жарким летним днем посреди цветущей лужайки. Опустив на мгновение глаза, она заметила, что линии пентаграммы начали светиться мягким синеватым светом, словно их провели не мелом, а фосфором. Роза могла разглядеть только те, что были совсем у нее под ногами, да и то смутно, но сияние, охватившее всю комнату, сказало ей, что остальные линии светятся тоже. Все вокруг было теперь залито таким ярким светом, что впечатление освещенной солнцем лужайки усилилось. Стоило закрыть глаза, и можно было бы поклясться, что слышишь ленивое гудение пчел.
Несмотря на все происходящее, Роза не испытывала ни страха, ни волнения. Ее охватило удивительное спокойствие, ощущение глубокой дремотной безмятежности, уверенность в том, что она в полной безопасности, под надежным покровительством. Мерные звуки декламации Ясона незаметно сняли с нее всякое напряжение.
«Как я была бы счастлива, если бы это длилось вечно», — проплыла сонная мысль.
Без очков Роза не могла ничего отчетливо видеть, но движущиеся по линиям пентаграммы огни и яркое сияние над алтарем говорили о том, что происходят какие-то важные события. Если бы не охватившее ее умиротворение, она бы почувствовала разочарование и огорчение: именно поэтому она так ненавидела оставаться без очков. Как она ни щурилась, разглядеть ничего не удавалось.
«Какая несправедливость! Я первый раз присутствую при важном магическом обряде, и все, что я вижу, — лишь движущиеся огни и тени. Если бы я не знала Ясона так хорошо, я решила бы, что он подстроил это нарочно!»
Ясон дошел до последней строфы, и Роза очнулась от дремотного покоя: именно сейчас выяснится, откликнулся ли единорог на призыв. Затаив дыхание, она сосредоточилась на сияющей туманной дымке над алтарем. Она искренне надеялась, что труды Камерона будут вознаграждены не просто красивыми вспышками света.
Как только последнее слово сорвалось с губ Камерона, комнату заполнила глубокая тишина; казалось, что все вокруг на мгновение замерло в ожидании чуда. Туманная дымка над алтарем померкла, потом неожиданно ярко вспыхнула, и Роза даже без очков увидела сияющий овал — словно перед ней возникло окно в мир, где все состоит из света.
Теперь наступила ее очередь: Роза должна была призвать единорога. Она произнесла соответствующую строфу: это была просьба к единорогу явиться и просветить ее бессмертной мудростью.
Дымка снова померкла и ярко вспыхнула. Потом в центре ее появилось нечто еще более сияющее и, как показалось Розе, материальное. Больше она разглядеть ничего не могла, не могла бы даже сказать, какой формы это нечто. Однако внутреннее умиротворение не покинуло Розу, хотя в глубине сознания у нее и промелькнула мысль, что, когда все кончится, она будет очень зла на Ясона за то, что он отобрал у нее очки, чего бы ни требовал ритуал. Должен же был быть какой-то способ не лишать ее возможности видеть!
— Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз слышал призыв. — Голос, раздавшийся из чего-то белого и расплывчатого над алтарем, был чистый, как звук колокольчика, мелодичный, серебристый, лишенный какого-либо намека на пол. Он ласкал, как легкий ветерок, заставлял сердце трепетать. — В моих глазах ты прекрасна и достойна, милая дева. Твоя чистота — пиршество для меня, и я обещаю исполнить твою просьбу.
К счастью, Роза знала, что сказанное единорогом имеет метафорический смысл, иначе некоторые обороты смутили бы ее — точнее, смутили бы, не будь умиротворение, охватившее ее, таким всеобъемлющим.
— Благодарю тебя за то, что ты откликнулся на мой призыв. Я радуюсь твоей красоте и чистоте, о сияющий, — ответила девушка, надеясь, что употребляет положенные выражения. — Моя просьба состоит в том, чтобы ты ответил на вопрос просителя, Мастера Огня, стоящего в южном секторе, о единорог. — Сказав это, Роза почувствовала, как взгляд единорога переместился. Он был похож на яркий солнечный луч такой интенсивности, что, когда единорог смотрел на Розу, она ощущала это как легкое прикосновение к своей коже.
— И каков же твой вопрос… Впрочем, я мог бы и не спрашивать, — проговорил единорог, и Розу поразила ирония, прозвучавшая в его тоне; ей никогда и в голову не приходило, что единорог способен на подобное. — Должно быть, ты желаешь узнать, как избавиться от твоего теперешнего состояния. Не думаю, что ты хотел бы оставаться в том виде, в каком находишься, Повелитель Огня.
— Мой вопрос именно таков, как ты догадался, о сосуд бессмертной мудрости, и я умоляю тебя сообщить мне, какими средствами я могу вернуть себе прежний человеческий облик, — ответил Камерон. Голос его слегка дрогнул, словно то, что он увидел, потрясло и смутило его. Это удивило Розу не меньше, чем ирония единорога: наверняка ведь Ясон, который уже дважды участвовал в подобном ритуале, знал, чего ожидать. — Если такие средства существуют, прошу тебя, скажи, где их искать.
— Они, несомненно, существуют, однако я ограничен в том, что могу тебе открыть. Я не могу дать тебе ответ, но могу сообщить: он содержится в манускрипте, который тебе доступен, хоть тебе и не принадлежит, — быстро ответил единорог. — Манускрипт находится всего в нескольких милях отсюда, в руках человека, которого ты знаешь.
— У кого? — охнул Камерон. — Где? О, умоляю тебя… Единорог перебил его, и тон его стал суровым и непререкаемым.
— Большего я тебе сказать не могу, как ни проси. Ты сам навлек на себя это несчастье, как тебе прекрасно известно, из-за чрезмерной гордости и высокомерия. Приговор тебе гласит: ты должен освободиться, если это вообще случится, только собственными усилиями.
В ясном звучном голосе не было жалости, и Роза почувствовала глубокое сострадание к Ясону. Знать о своей вине было достаточно тяжело, но услышать о ней от такого существа — тяжело вдвойне.
Сияние над алтарем сделалось ослепительным, и глаза Розы начали слезиться, однако она не могла заставить себя отвести взгляд. Сияние притягивало ее и причиняло боль одновременно.
— Я исполнил твою просьбу, о дева, — сказал единорог, и Роза снова ощутила на себе его спокойный взгляд. — Благодарю тебя за призыв и за пиршество. А теперь прощай.
Не было ни звука, ни движения, которые сказали бы Розе, что единорог покинул комнату. Сияние просто погасло, так что все вокруг по контрасту словно погрузилось во тьму. Роза потерла глаза, которые все еще слезились, и неожиданно почувствовала полное изнеможение и упадок сил, как если бы целый день занималась тяжелой работой. И еще она хотела видеть — хотела так сильно, что начала дрожать. Она протянула руки в беспомощной попытке найти очки, хотя и знала, что они у Камерона.
Ясон сразу же оказался с ней рядом, словно очень хорошо понимая ее страх перед слепотой, — он был всего в нескольких шагах от Розы, и теперь не нужно было беспокоиться о сохранности пентаграммы.
— Вот, — с сочувствием сказал он, вкладывая очки в руку девушке. — Устали?
— Очень, — призналась Роза, поспешно надевая очки и с облегчением оглядывая комнату.
«Я согласилась бы почти на что угодно, лишь бы не лишиться способности видеть…»
— Это из-за единорога, мне кажется, — задумчиво произнес Камерон. — Сам я такого не испытал, но единорог, которого вызывал я, был совсем не таким могущественным, как этот, и он ни слова не говорил о пиршестве. Полагаю, что это не было чистой метафорой: он и правда поглотил часть вашей духовной энергии.
— Моей?.. — охнула Роза, с испугом поворачиваясь к Камерону.
Тот успокаивающе коснулся ее руки.
— Не беспокойтесь, со мной такое случалось, когда я имел дело с другими духами. Уверяю вас, единорог не лишил вас чего-то невосполнимого: его природа такого не допустила бы. Более того, он не отобрал энергию у вас без спроса: если вы вспомните строфу, которую продекламировали, то поймете, что предложили ее единорогу в дар. Однако энергия, как учат физики, не берется ниоткуда, а духи стихий часто предпочитают духовную энергию людей своей обычной пище. — Ясон усмехнулся. — Может быть, причина того, что мой единорог не соблазнился моей энергией, в том, что я был недостаточно чист. Вы явно больше соответствуете вкусам единорогов.
— Наверное, я должна быть польщена, — неуверенно сказала Роза. — И если это действительно не повредило мне…
— Не повредило, — заверил ее Камерон. — Вы почувствуете себя лучше после того, как отдохнете и подкрепитесь не столь эфемерной пищей.
Роза вздохнула и повернулась к двери. Камерон галантным жестом предложил ей опереться на его руку.
— Вы все делали замечательно, моя дорогая Роза: даже более опытные подмастерья, чем вы, сбежали бы из комнаты при первых признаках явления единорога. Я горжусь вами. — Он снова усмехнулся. — Если госпожа соизволит пройти со мной в кабинет, мои саламандры, полагаю, уже приготовили там все, что нам нужно. — Роза скорее почувствовала, чем увидела его улыбку. Ее удивило то, что Ясон больше не избегает физического контакта, — раньше он старался не прикасаться к ней, должно быть, из-за своей внешности. Девушка оперлась на протянутую руку и снова почувствовала, как между ними пробежал электрический ток; однако на этот раз его лапа-рука не показалась ей такой странной. Роза решила, что не стоит сердиться на Ясона: может быть, и к лучшему, что она ничего не видела. В противном случае она могла смутиться настолько, что не сумела бы произнести нужные слова.
Как только они вошли в кабинет, Камерон выпустил ее руку и снял с крюка рядом с дверью теплую бархатную коричневую накидку.
— Я подумал, что за время ритуала вы могли замерзнуть, — сказал он, протягивая накидку Розе, потом, поколебавшись мгновение, решительно откинул свой капюшон. — И у огня согреваются две пары домашних туфель. Думаю, вы догадаетесь, которая из них ваша.
Роза закуталась в накидку, благодарная за возможность согреться, и подошла к камину. Не требовалось особой проницательности, чтобы сообразить, какие из меховых домашних туфель предназначены ей: даже если бы Камерон смог втиснуть лапы в меньшую пару, едва ли он надел бы ту, на которой вышиты белые розы. Роза поспешно сунула в теплый мех окоченевшие ноги и заняла свое обычное место на диване. В тот же момент часы начали отбивать полночь.
Камерон присоединился к ней, опустившись в кресло напротив; тут же в сопровождении саламандр появились парящий в воздухе стол и поднос. Стол был накрыт на двоих, а на подносе громоздилось разнообразное угощение. Роза почувствовала, что очень рада видеть все это.
— Рождественский ужин в английском стиле для вас, миледи, — серьезно сказал Камерон, — любезно предоставленный Палас-отелем. Говядина «Веллингтон», жареные овощи и, разумеется, сливовый пудинг. Я могу зажечь на нем ром, если хотите, хотя сам я не сторонник этой традиции. Вкус блюда горящий ром не улучшает, а риск обжечься появляется.
— Пожалуй, я с вами согласна, — весело сказала Роза. — По-моему, у нас и так хватает огня. — Она показала на саламандр, которые в ответ на ее шутку затанцевали в воздухе.
Без дальнейших разговоров Камерон наполнил тарелку Розы. Его собственный ужин, как обычно, состоял из непрожаренного (скорее даже сырого) мяса. Розу это больше не смущало, тем более что теперь Камерон резал мясо и ел его во вполне цивилизованной манере. Пила Роза горячий сидр со специями — она так устала и замерзла, что вина ей совсем не хотелось. Камерон, тоже как обычно, выпил стакан молока — а затем чашку отвара из трав господина Пао.
«Наконец-то я могу есть мясо! Я уж думала, что совсем зачахну, прежде чем эти три дня истекут!»
Роза была слишком голодна, чтобы расспрашивать Камерона о том, как он воспринял результат проделанного ритуала, и только проглотив последнюю ложку сливового пудинга и налив себе второй стакан сидра, заметила, что Ясон покончил со своим обедом и выжидательно смотрит на нее.
— Ну и как? — спросила она. — Стоило дело усилий?
Камерон медленно кивнул.
— Вполне стоило. Честно говоря, я был поражен мощью магического воздействия. Те единороги, которых я вызывал раньше, появлялись всего на секунду или две, говорили несколько загадочных слов и исчезали. Этот же практически беседовал с нами и явно дал нам всю информацию, которую ему было дозволено дать.
— Кем дозволено? — спросила Роза. — Мне сразу захотелось об этом узнать.
Камерон пожал плечами.
— Когда имеешь дело с существами, подобными единорогам, приходится признать, что ими правят высшие силы. Что эти силы представляют собой, я никогда не пытался узнать. Поскольку единороги имеют дар — или несут бремя — большего знания, чем люди, они и управляются этими силами строже, чем простые смертные.
Камерон задумчиво смотрел в чашку, и Роза, вспомнив о том, что еще говорил единорог, не прерывала его размышлений. Наконец Ясон покачал головой и поднял глаза.
— Важно то, что мы теперь знаем: решение моей проблемы существует. Более того, единорог не упомянул об одной очень важной вещи. — Камерон взболтал жидкость в своей чашке и залпом выпил ее, как всегда, поморщившись. — Да, он сказал, что указания на то, как вернуть мне прежний вид, содержатся в каком-то манускрипте. Но он не сказал, что не в наших силах будет найти этот способ в результате собственных исследований, если мы как следует поработаем.
Роза закусила губу и взглянула Камерону в глаза.
— Вы правы, — согласилась она. — Более того: единорог предрек, что, если решение будет найдено, оно будет найдено благодаря вашим собственным усилиям. Однако разве вы не собираетесь заняться поисками манускрипта?
— Не вижу причины, почему бы не предпринять усилия в обоих направлениях, — ответил Ясон. — Я могу разослать запросы, а тем временем мы с вами продолжим поиски. Можно воспользоваться тем, что даст результат раньше.
Роза кивнула; такое решение очень ее ободрило.
— Не могу отделаться от мысли, что, если бы мы сосредоточились только на поисках манускрипта, мы пошли бы по ложному следу, — призналась она. — Ведь он может находиться у кого-то, совершенно не представляющего ценности манускрипта; этот человек только рассмеялся бы, если бы ему сказали о реальности магии…
— Вполне возможно, — согласился Камерон. — Главное, в наших руках теперь самая важная часть загадки.
— Что же именно? — спросила Роза, с трудом удерживаясь от того, чтобы не зевнуть.
— Мы знаем, что ответ существует. Раньше это не было нам известно наверняка. — Камерон неожиданно пришел в очень хорошее настроение, и его ликование передалось Розе.
— Верно. — Девушка задумалась: подходящий ли сейчас момент, чтобы вручить рождественский подарок, и решила, что вреда в этом не будет. Лучше подарить феникса Камерону сейчас, пока он полон надежд. Сейчас, если подарок ему и не понравится, Камерон по крайней мере будет вынужден притвориться довольным. Если же попасть ему под горячую руку, то он способен и швырнуть подарок через всю комнату. Такое случалось в присутствии Розы: гнев Камерона мог быть не менее свиреп, чем торнадо, и, как подозревала девушка, столь же разрушителен.
Когда Камерон на секунду отвернулся, чтобы подкинуть поленья в камин, Роза поманила одну из саламандр и шепотом отдала распоряжение. Существо исчезло, но тут же появилось снова с завернутой в бумагу фигуркой. Выпрямившись, Камерон обнаружил перед собой саламандру с подарком.
— Что это? — озадаченно спросил он.
— Я позволила себе купить вам рождественский подарок, Ясон, — сказала Роза и, к собственному удивлению, покраснела. — Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивой. Не знаю, понравится ли вам эта вещь, но, увидев ее, я подумала о вас…
Камерон по-прежнему стоял у камина, осторожно держа сверток обеими лапами, и удивленно смотрел на девушку.
— Но я для вас ничего не приготовил, Роза, — заикаясь, выдавил он наконец, растерянный, как будто никогда раньше не получал подарков. — Как же я могу принять подарок от вас?
— Подарки не делают с намерением что-то получить взамен, Ясон, — ответила Роза, неприятно пораженная мыслью о том, что он счел ее ожидающей ответного подарка. — Их делают потому, что дарящий хочет доставить удовольствие кому-то. Если эта вещица вам понравится, я буду вполне вознаграждена. Вы ничего не обязаны мне дарить: и так уже все, чем я сейчас обладаю, дали мне вы. Я просто подумала, что вам будет приятно… Пожалуйста, разверните бумагу!
Камерон медленно подошел к креслу, осторожно уселся и начал нерешительно снимать упаковку. Роза специально постаралась так завернуть коробочку в яркую бумагу, чтобы лапам Ясона было легко ее снять. Это было не таким уж простым делом, и Роза считала, что может гордиться результатом.
Наконец коробочка оказалась на столе, освобожденная от бумаги и лент, и Камерон взглянул на Розу так, словно никогда ее раньше не видел.
Медленно открыв футляр, он дрожащими лапами вынул резного феникса.
Сердолик, из которого была сделана статуэтка, в свете пламени засверкал; казалось, фигурка светится изнутри. Можно было подумать, что она отлита из жидкого огня. Роза осталась очень довольна эффектом и еще раз восхитилась статуэткой. Она опасалась, что в кабинете Камерона, в окружении дорогих произведений искусства, феникс будет выглядеть дешевкой. На самом же деле статуэтка нашла здесь по праву принадлежащее ей место.
Камерон долго смотрел на тонкую резьбу, потом нежно коснулся камня.
— Какая… какая красота! — запинаясь, выговорил он. — Просто чудо! Роза, вы не могли найти ничего, что доставило бы мне большее удовольствие. Понятия не имею, как вам удалось так точно угадать мои вкусы. Я… я не знаю, что сказать.
— Можно попробовать, например, сказать «спасибо, Роза», — непочтительно заметила одна из саламандр.
Камерон бросил на создание гневный взгляд, но, когда он снова повернулся к Розе, выражение его лица смягчилось.
— Спасибо, Роза, — сказал он тихо. — Большое, большое спасибо!
— Пожалуйста, Ясон, — скромно ответила девушка, даже не пытаясь скрыть довольной улыбки. — Я очень рада. Вы и представить себе не можете, как приятно мне видеть, что вы довольны. Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества, — повторил Камерон, — Оно действительно счастливое! Я впервые могу искренне сказать так за очень, очень долгое время.
— Несмотря ни на что? — спросила Роза, пригубливая сидр.
— Именно благодаря всему, что случилось. — Он отвернулся и стал смотреть в огонь, а когда снова заговорил, Розе показалось, что он открывает ей тайну, которую никогда и никому не доверял. — С тех пор как я стал взрослым, праздники я проводил в обществе людей, мне безразличных, или совсем один. Сегодня в первый раз это не так. Впервые я получил подарок, за которым ничего не скрывается. И теперь у меня есть надежда, надежда, которой я был лишен с момента своего несчастья. Я ничего не хотел бы изменить в настоящем — а такого я не мог сказать еще никогда.
— «Остановись, мгновенье, ты прекрасно»? — с лукавой улыбкой процитировала Роза. — Радуйтесь, что я не Мефистофель, иначе вам пришлось бы отдать мне душу.
Камерон открыл рот, словно намереваясь ответить, и снова его закрыл. Розе стало интересно, что он хотел сказать: на лице его появилось очень странное выражение, совершенно ей не понятное.
— Давайте я расскажу вам о том, чего вы не видели, лишившись очков, — отрывисто сказал наконец Камерон и начал описывать события, сопровождавшие появление единорога, так живо, что Роза сразу забыла о промелькнувшем на его лице выражении тоски и несбыточной надежды.
Она не вспомнила о нем и позже, когда со смехом сказала Камерону, что не в силах больше бороться с сонливостью. Он, подобно галантному рыцарю, проводил девушку до самой двери ее комнаты. Только повернувшись, чтобы пожелать Ясону спокойной ночи, она снова заметила то же выражение.
Не будь Роза такой усталой, она наверняка провела бы много часов, гадая, что же это могло значить; однако этой ночью она была не вольна в своих мыслях: как только ее голова коснулась подушки, она провалилась в сон. Утром же, проснувшись, никак не могла вспомнить, что накануне так ее озадачило.
Глава 13
«Интересно, как он выглядел раньше, — рассеянно подумала Роза. — Он даже и сейчас достаточно привлекателен — не удивлюсь, если раньше он был щеголем».
Роза ждала, как Камерон оценит ее вид. Ясон оглядел ее с ног до головы, потом неожиданно протянул руку и сорвал с нее очки.
Девушка испуганно вскрикнула: в неярком свете свечей Камерон превратился просто в красное пятно.
— Ясон! Что вы делаете! Без очков я слепа.
— Не беспокойтесь, с очками у меня в кармане ничего не случится. — В голосе Камерона прозвучала усмешка. — Вы же читали описание ритуала и знаете, что не можете войти в очках в магический круг.
— Но я ничего не вижу! — пожаловалась Роза. — Как я дойду до своего места? Откуда я узнаю, если что-нибудь случится?
— Что касается первого, я вас отведу, — ответил Камерон. — Просто держите меня за руку и идите туда, куда я укажу. Да, и приподнимите подол. Что касается второго, поверьте, вы сразу узнаете, если на призыв будет ответ.
Роза неохотно подобрала юбку левой рукой и протянула Камерону правую. Его лапа показалась ей очень странной на ощупь: покрытой мехом сверху, сухой и горячей снизу. Когда Роза коснулась ее, по руке словно пробежал электрический ток. Это был первый случай, когда она коснулась Камерона не через одежду. Но она не отшатнулась и не выдернула руки, сосредоточившись на том, чтобы ставить ноги именно туда, куда велел Ясон. Каким-то образом ей удалось не стереть с таким трудом начерченного мелом рисунка.
— Ну вот, — сказал Камерон, выпуская ее руку. Взяв девушку за плечи, он развернул ее лицом в нужную сторону. Роза поняла, что это так, увидев прямо перед собой белое пятно — алтарь. Теперь она стояла в центре магического круга, рядом с северной стороной алтаря. Ясон отпустил ее и отошел в сторону. Прищурившись, Роза с трудом могла различить что-то красное, движущееся по извилистому пути, который должен был привести Камерона в такой же круг с южной стороны от алтаря.
«Проклятие! Я ничего не вижу! С тем же успехом мне можно было завязать глаза. — Единорог, если он вообще явится, должен материализоваться над чашей с водой на алтаре. — И я не увижу единорога!»
Роза видела алтарь как расплывчатый белый квадрат и два мягко сияющих пятна света над ним — там, где горели свечи. Чаша выглядела еле различимой полосой серебра на белом фоне.
В первый раз с тех пор, как она увидела Камерона, рядом с ним не было саламандр. Роза выпустила подол, чтобы прикрыть босые ноги, и скрестила руки перед собой. Ясон не стал спрашивать, готова ли она; и так было ясно, что готова. Вместо этого он начал нараспев читать латинские стихи. Таково было одно из условий: требовалось превратить рабочую комнату в место, достойное единорога.
Стоило Ясону произнести первое же слово, как стало ясно: что-то должно случиться. Указанием на это было ощущение — вполне физическое ощущение, сходное с тем электрическим покалыванием, которое Роза чувствовала перед сильной грозой. По коже пробежал озноб, цветы запахли сильнее. Воздух стал теплым; казалось, она стоит жарким летним днем посреди цветущей лужайки. Опустив на мгновение глаза, она заметила, что линии пентаграммы начали светиться мягким синеватым светом, словно их провели не мелом, а фосфором. Роза могла разглядеть только те, что были совсем у нее под ногами, да и то смутно, но сияние, охватившее всю комнату, сказало ей, что остальные линии светятся тоже. Все вокруг было теперь залито таким ярким светом, что впечатление освещенной солнцем лужайки усилилось. Стоило закрыть глаза, и можно было бы поклясться, что слышишь ленивое гудение пчел.
Несмотря на все происходящее, Роза не испытывала ни страха, ни волнения. Ее охватило удивительное спокойствие, ощущение глубокой дремотной безмятежности, уверенность в том, что она в полной безопасности, под надежным покровительством. Мерные звуки декламации Ясона незаметно сняли с нее всякое напряжение.
«Как я была бы счастлива, если бы это длилось вечно», — проплыла сонная мысль.
Без очков Роза не могла ничего отчетливо видеть, но движущиеся по линиям пентаграммы огни и яркое сияние над алтарем говорили о том, что происходят какие-то важные события. Если бы не охватившее ее умиротворение, она бы почувствовала разочарование и огорчение: именно поэтому она так ненавидела оставаться без очков. Как она ни щурилась, разглядеть ничего не удавалось.
«Какая несправедливость! Я первый раз присутствую при важном магическом обряде, и все, что я вижу, — лишь движущиеся огни и тени. Если бы я не знала Ясона так хорошо, я решила бы, что он подстроил это нарочно!»
Ясон дошел до последней строфы, и Роза очнулась от дремотного покоя: именно сейчас выяснится, откликнулся ли единорог на призыв. Затаив дыхание, она сосредоточилась на сияющей туманной дымке над алтарем. Она искренне надеялась, что труды Камерона будут вознаграждены не просто красивыми вспышками света.
Как только последнее слово сорвалось с губ Камерона, комнату заполнила глубокая тишина; казалось, что все вокруг на мгновение замерло в ожидании чуда. Туманная дымка над алтарем померкла, потом неожиданно ярко вспыхнула, и Роза даже без очков увидела сияющий овал — словно перед ней возникло окно в мир, где все состоит из света.
Теперь наступила ее очередь: Роза должна была призвать единорога. Она произнесла соответствующую строфу: это была просьба к единорогу явиться и просветить ее бессмертной мудростью.
Дымка снова померкла и ярко вспыхнула. Потом в центре ее появилось нечто еще более сияющее и, как показалось Розе, материальное. Больше она разглядеть ничего не могла, не могла бы даже сказать, какой формы это нечто. Однако внутреннее умиротворение не покинуло Розу, хотя в глубине сознания у нее и промелькнула мысль, что, когда все кончится, она будет очень зла на Ясона за то, что он отобрал у нее очки, чего бы ни требовал ритуал. Должен же был быть какой-то способ не лишать ее возможности видеть!
— Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз слышал призыв. — Голос, раздавшийся из чего-то белого и расплывчатого над алтарем, был чистый, как звук колокольчика, мелодичный, серебристый, лишенный какого-либо намека на пол. Он ласкал, как легкий ветерок, заставлял сердце трепетать. — В моих глазах ты прекрасна и достойна, милая дева. Твоя чистота — пиршество для меня, и я обещаю исполнить твою просьбу.
К счастью, Роза знала, что сказанное единорогом имеет метафорический смысл, иначе некоторые обороты смутили бы ее — точнее, смутили бы, не будь умиротворение, охватившее ее, таким всеобъемлющим.
— Благодарю тебя за то, что ты откликнулся на мой призыв. Я радуюсь твоей красоте и чистоте, о сияющий, — ответила девушка, надеясь, что употребляет положенные выражения. — Моя просьба состоит в том, чтобы ты ответил на вопрос просителя, Мастера Огня, стоящего в южном секторе, о единорог. — Сказав это, Роза почувствовала, как взгляд единорога переместился. Он был похож на яркий солнечный луч такой интенсивности, что, когда единорог смотрел на Розу, она ощущала это как легкое прикосновение к своей коже.
— И каков же твой вопрос… Впрочем, я мог бы и не спрашивать, — проговорил единорог, и Розу поразила ирония, прозвучавшая в его тоне; ей никогда и в голову не приходило, что единорог способен на подобное. — Должно быть, ты желаешь узнать, как избавиться от твоего теперешнего состояния. Не думаю, что ты хотел бы оставаться в том виде, в каком находишься, Повелитель Огня.
— Мой вопрос именно таков, как ты догадался, о сосуд бессмертной мудрости, и я умоляю тебя сообщить мне, какими средствами я могу вернуть себе прежний человеческий облик, — ответил Камерон. Голос его слегка дрогнул, словно то, что он увидел, потрясло и смутило его. Это удивило Розу не меньше, чем ирония единорога: наверняка ведь Ясон, который уже дважды участвовал в подобном ритуале, знал, чего ожидать. — Если такие средства существуют, прошу тебя, скажи, где их искать.
— Они, несомненно, существуют, однако я ограничен в том, что могу тебе открыть. Я не могу дать тебе ответ, но могу сообщить: он содержится в манускрипте, который тебе доступен, хоть тебе и не принадлежит, — быстро ответил единорог. — Манускрипт находится всего в нескольких милях отсюда, в руках человека, которого ты знаешь.
— У кого? — охнул Камерон. — Где? О, умоляю тебя… Единорог перебил его, и тон его стал суровым и непререкаемым.
— Большего я тебе сказать не могу, как ни проси. Ты сам навлек на себя это несчастье, как тебе прекрасно известно, из-за чрезмерной гордости и высокомерия. Приговор тебе гласит: ты должен освободиться, если это вообще случится, только собственными усилиями.
В ясном звучном голосе не было жалости, и Роза почувствовала глубокое сострадание к Ясону. Знать о своей вине было достаточно тяжело, но услышать о ней от такого существа — тяжело вдвойне.
Сияние над алтарем сделалось ослепительным, и глаза Розы начали слезиться, однако она не могла заставить себя отвести взгляд. Сияние притягивало ее и причиняло боль одновременно.
— Я исполнил твою просьбу, о дева, — сказал единорог, и Роза снова ощутила на себе его спокойный взгляд. — Благодарю тебя за призыв и за пиршество. А теперь прощай.
Не было ни звука, ни движения, которые сказали бы Розе, что единорог покинул комнату. Сияние просто погасло, так что все вокруг по контрасту словно погрузилось во тьму. Роза потерла глаза, которые все еще слезились, и неожиданно почувствовала полное изнеможение и упадок сил, как если бы целый день занималась тяжелой работой. И еще она хотела видеть — хотела так сильно, что начала дрожать. Она протянула руки в беспомощной попытке найти очки, хотя и знала, что они у Камерона.
Ясон сразу же оказался с ней рядом, словно очень хорошо понимая ее страх перед слепотой, — он был всего в нескольких шагах от Розы, и теперь не нужно было беспокоиться о сохранности пентаграммы.
— Вот, — с сочувствием сказал он, вкладывая очки в руку девушке. — Устали?
— Очень, — призналась Роза, поспешно надевая очки и с облегчением оглядывая комнату.
«Я согласилась бы почти на что угодно, лишь бы не лишиться способности видеть…»
— Это из-за единорога, мне кажется, — задумчиво произнес Камерон. — Сам я такого не испытал, но единорог, которого вызывал я, был совсем не таким могущественным, как этот, и он ни слова не говорил о пиршестве. Полагаю, что это не было чистой метафорой: он и правда поглотил часть вашей духовной энергии.
— Моей?.. — охнула Роза, с испугом поворачиваясь к Камерону.
Тот успокаивающе коснулся ее руки.
— Не беспокойтесь, со мной такое случалось, когда я имел дело с другими духами. Уверяю вас, единорог не лишил вас чего-то невосполнимого: его природа такого не допустила бы. Более того, он не отобрал энергию у вас без спроса: если вы вспомните строфу, которую продекламировали, то поймете, что предложили ее единорогу в дар. Однако энергия, как учат физики, не берется ниоткуда, а духи стихий часто предпочитают духовную энергию людей своей обычной пище. — Ясон усмехнулся. — Может быть, причина того, что мой единорог не соблазнился моей энергией, в том, что я был недостаточно чист. Вы явно больше соответствуете вкусам единорогов.
— Наверное, я должна быть польщена, — неуверенно сказала Роза. — И если это действительно не повредило мне…
— Не повредило, — заверил ее Камерон. — Вы почувствуете себя лучше после того, как отдохнете и подкрепитесь не столь эфемерной пищей.
Роза вздохнула и повернулась к двери. Камерон галантным жестом предложил ей опереться на его руку.
— Вы все делали замечательно, моя дорогая Роза: даже более опытные подмастерья, чем вы, сбежали бы из комнаты при первых признаках явления единорога. Я горжусь вами. — Он снова усмехнулся. — Если госпожа соизволит пройти со мной в кабинет, мои саламандры, полагаю, уже приготовили там все, что нам нужно. — Роза скорее почувствовала, чем увидела его улыбку. Ее удивило то, что Ясон больше не избегает физического контакта, — раньше он старался не прикасаться к ней, должно быть, из-за своей внешности. Девушка оперлась на протянутую руку и снова почувствовала, как между ними пробежал электрический ток; однако на этот раз его лапа-рука не показалась ей такой странной. Роза решила, что не стоит сердиться на Ясона: может быть, и к лучшему, что она ничего не видела. В противном случае она могла смутиться настолько, что не сумела бы произнести нужные слова.
Как только они вошли в кабинет, Камерон выпустил ее руку и снял с крюка рядом с дверью теплую бархатную коричневую накидку.
— Я подумал, что за время ритуала вы могли замерзнуть, — сказал он, протягивая накидку Розе, потом, поколебавшись мгновение, решительно откинул свой капюшон. — И у огня согреваются две пары домашних туфель. Думаю, вы догадаетесь, которая из них ваша.
Роза закуталась в накидку, благодарная за возможность согреться, и подошла к камину. Не требовалось особой проницательности, чтобы сообразить, какие из меховых домашних туфель предназначены ей: даже если бы Камерон смог втиснуть лапы в меньшую пару, едва ли он надел бы ту, на которой вышиты белые розы. Роза поспешно сунула в теплый мех окоченевшие ноги и заняла свое обычное место на диване. В тот же момент часы начали отбивать полночь.
Камерон присоединился к ней, опустившись в кресло напротив; тут же в сопровождении саламандр появились парящий в воздухе стол и поднос. Стол был накрыт на двоих, а на подносе громоздилось разнообразное угощение. Роза почувствовала, что очень рада видеть все это.
— Рождественский ужин в английском стиле для вас, миледи, — серьезно сказал Камерон, — любезно предоставленный Палас-отелем. Говядина «Веллингтон», жареные овощи и, разумеется, сливовый пудинг. Я могу зажечь на нем ром, если хотите, хотя сам я не сторонник этой традиции. Вкус блюда горящий ром не улучшает, а риск обжечься появляется.
— Пожалуй, я с вами согласна, — весело сказала Роза. — По-моему, у нас и так хватает огня. — Она показала на саламандр, которые в ответ на ее шутку затанцевали в воздухе.
Без дальнейших разговоров Камерон наполнил тарелку Розы. Его собственный ужин, как обычно, состоял из непрожаренного (скорее даже сырого) мяса. Розу это больше не смущало, тем более что теперь Камерон резал мясо и ел его во вполне цивилизованной манере. Пила Роза горячий сидр со специями — она так устала и замерзла, что вина ей совсем не хотелось. Камерон, тоже как обычно, выпил стакан молока — а затем чашку отвара из трав господина Пао.
«Наконец-то я могу есть мясо! Я уж думала, что совсем зачахну, прежде чем эти три дня истекут!»
Роза была слишком голодна, чтобы расспрашивать Камерона о том, как он воспринял результат проделанного ритуала, и только проглотив последнюю ложку сливового пудинга и налив себе второй стакан сидра, заметила, что Ясон покончил со своим обедом и выжидательно смотрит на нее.
— Ну и как? — спросила она. — Стоило дело усилий?
Камерон медленно кивнул.
— Вполне стоило. Честно говоря, я был поражен мощью магического воздействия. Те единороги, которых я вызывал раньше, появлялись всего на секунду или две, говорили несколько загадочных слов и исчезали. Этот же практически беседовал с нами и явно дал нам всю информацию, которую ему было дозволено дать.
— Кем дозволено? — спросила Роза. — Мне сразу захотелось об этом узнать.
Камерон пожал плечами.
— Когда имеешь дело с существами, подобными единорогам, приходится признать, что ими правят высшие силы. Что эти силы представляют собой, я никогда не пытался узнать. Поскольку единороги имеют дар — или несут бремя — большего знания, чем люди, они и управляются этими силами строже, чем простые смертные.
Камерон задумчиво смотрел в чашку, и Роза, вспомнив о том, что еще говорил единорог, не прерывала его размышлений. Наконец Ясон покачал головой и поднял глаза.
— Важно то, что мы теперь знаем: решение моей проблемы существует. Более того, единорог не упомянул об одной очень важной вещи. — Камерон взболтал жидкость в своей чашке и залпом выпил ее, как всегда, поморщившись. — Да, он сказал, что указания на то, как вернуть мне прежний вид, содержатся в каком-то манускрипте. Но он не сказал, что не в наших силах будет найти этот способ в результате собственных исследований, если мы как следует поработаем.
Роза закусила губу и взглянула Камерону в глаза.
— Вы правы, — согласилась она. — Более того: единорог предрек, что, если решение будет найдено, оно будет найдено благодаря вашим собственным усилиям. Однако разве вы не собираетесь заняться поисками манускрипта?
— Не вижу причины, почему бы не предпринять усилия в обоих направлениях, — ответил Ясон. — Я могу разослать запросы, а тем временем мы с вами продолжим поиски. Можно воспользоваться тем, что даст результат раньше.
Роза кивнула; такое решение очень ее ободрило.
— Не могу отделаться от мысли, что, если бы мы сосредоточились только на поисках манускрипта, мы пошли бы по ложному следу, — призналась она. — Ведь он может находиться у кого-то, совершенно не представляющего ценности манускрипта; этот человек только рассмеялся бы, если бы ему сказали о реальности магии…
— Вполне возможно, — согласился Камерон. — Главное, в наших руках теперь самая важная часть загадки.
— Что же именно? — спросила Роза, с трудом удерживаясь от того, чтобы не зевнуть.
— Мы знаем, что ответ существует. Раньше это не было нам известно наверняка. — Камерон неожиданно пришел в очень хорошее настроение, и его ликование передалось Розе.
— Верно. — Девушка задумалась: подходящий ли сейчас момент, чтобы вручить рождественский подарок, и решила, что вреда в этом не будет. Лучше подарить феникса Камерону сейчас, пока он полон надежд. Сейчас, если подарок ему и не понравится, Камерон по крайней мере будет вынужден притвориться довольным. Если же попасть ему под горячую руку, то он способен и швырнуть подарок через всю комнату. Такое случалось в присутствии Розы: гнев Камерона мог быть не менее свиреп, чем торнадо, и, как подозревала девушка, столь же разрушителен.
Когда Камерон на секунду отвернулся, чтобы подкинуть поленья в камин, Роза поманила одну из саламандр и шепотом отдала распоряжение. Существо исчезло, но тут же появилось снова с завернутой в бумагу фигуркой. Выпрямившись, Камерон обнаружил перед собой саламандру с подарком.
— Что это? — озадаченно спросил он.
— Я позволила себе купить вам рождественский подарок, Ясон, — сказала Роза и, к собственному удивлению, покраснела. — Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивой. Не знаю, понравится ли вам эта вещь, но, увидев ее, я подумала о вас…
Камерон по-прежнему стоял у камина, осторожно держа сверток обеими лапами, и удивленно смотрел на девушку.
— Но я для вас ничего не приготовил, Роза, — заикаясь, выдавил он наконец, растерянный, как будто никогда раньше не получал подарков. — Как же я могу принять подарок от вас?
— Подарки не делают с намерением что-то получить взамен, Ясон, — ответила Роза, неприятно пораженная мыслью о том, что он счел ее ожидающей ответного подарка. — Их делают потому, что дарящий хочет доставить удовольствие кому-то. Если эта вещица вам понравится, я буду вполне вознаграждена. Вы ничего не обязаны мне дарить: и так уже все, чем я сейчас обладаю, дали мне вы. Я просто подумала, что вам будет приятно… Пожалуйста, разверните бумагу!
Камерон медленно подошел к креслу, осторожно уселся и начал нерешительно снимать упаковку. Роза специально постаралась так завернуть коробочку в яркую бумагу, чтобы лапам Ясона было легко ее снять. Это было не таким уж простым делом, и Роза считала, что может гордиться результатом.
Наконец коробочка оказалась на столе, освобожденная от бумаги и лент, и Камерон взглянул на Розу так, словно никогда ее раньше не видел.
Медленно открыв футляр, он дрожащими лапами вынул резного феникса.
Сердолик, из которого была сделана статуэтка, в свете пламени засверкал; казалось, фигурка светится изнутри. Можно было подумать, что она отлита из жидкого огня. Роза осталась очень довольна эффектом и еще раз восхитилась статуэткой. Она опасалась, что в кабинете Камерона, в окружении дорогих произведений искусства, феникс будет выглядеть дешевкой. На самом же деле статуэтка нашла здесь по праву принадлежащее ей место.
Камерон долго смотрел на тонкую резьбу, потом нежно коснулся камня.
— Какая… какая красота! — запинаясь, выговорил он. — Просто чудо! Роза, вы не могли найти ничего, что доставило бы мне большее удовольствие. Понятия не имею, как вам удалось так точно угадать мои вкусы. Я… я не знаю, что сказать.
— Можно попробовать, например, сказать «спасибо, Роза», — непочтительно заметила одна из саламандр.
Камерон бросил на создание гневный взгляд, но, когда он снова повернулся к Розе, выражение его лица смягчилось.
— Спасибо, Роза, — сказал он тихо. — Большое, большое спасибо!
— Пожалуйста, Ясон, — скромно ответила девушка, даже не пытаясь скрыть довольной улыбки. — Я очень рада. Вы и представить себе не можете, как приятно мне видеть, что вы довольны. Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества, — повторил Камерон, — Оно действительно счастливое! Я впервые могу искренне сказать так за очень, очень долгое время.
— Несмотря ни на что? — спросила Роза, пригубливая сидр.
— Именно благодаря всему, что случилось. — Он отвернулся и стал смотреть в огонь, а когда снова заговорил, Розе показалось, что он открывает ей тайну, которую никогда и никому не доверял. — С тех пор как я стал взрослым, праздники я проводил в обществе людей, мне безразличных, или совсем один. Сегодня в первый раз это не так. Впервые я получил подарок, за которым ничего не скрывается. И теперь у меня есть надежда, надежда, которой я был лишен с момента своего несчастья. Я ничего не хотел бы изменить в настоящем — а такого я не мог сказать еще никогда.
— «Остановись, мгновенье, ты прекрасно»? — с лукавой улыбкой процитировала Роза. — Радуйтесь, что я не Мефистофель, иначе вам пришлось бы отдать мне душу.
Камерон открыл рот, словно намереваясь ответить, и снова его закрыл. Розе стало интересно, что он хотел сказать: на лице его появилось очень странное выражение, совершенно ей не понятное.
— Давайте я расскажу вам о том, чего вы не видели, лишившись очков, — отрывисто сказал наконец Камерон и начал описывать события, сопровождавшие появление единорога, так живо, что Роза сразу забыла о промелькнувшем на его лице выражении тоски и несбыточной надежды.
Она не вспомнила о нем и позже, когда со смехом сказала Камерону, что не в силах больше бороться с сонливостью. Он, подобно галантному рыцарю, проводил девушку до самой двери ее комнаты. Только повернувшись, чтобы пожелать Ясону спокойной ночи, она снова заметила то же выражение.
Не будь Роза такой усталой, она наверняка провела бы много часов, гадая, что же это могло значить; однако этой ночью она была не вольна в своих мыслях: как только ее голова коснулась подушки, она провалилась в сон. Утром же, проснувшись, никак не могла вспомнить, что накануне так ее озадачило.
Глава 13
Даже в Сан-Франциско, где зима была мягкой, февраль не вызывал у Поля Дюмона восторга. Однако этот февраль оказался замечательным месяцем, месяцем, ознаменовавшимся в высшей степени приятными достижениями.
Выйдя из парадной двери снятого им небольшого дома, Дюмон небрежно махнул рукой слуге, которым снабдил его Белтайр, — хмурому коротышке, обладавшему двумя достоинствами. Ничто, происходившее в бунгало Дюмона, его не удивляло и не смущало; он также никогда не возражал, когда приходилось избавляться от тел, появлявшихся в результате визитов Белтайра или собственных развлечений Дюмона.
— Боюсь, эта оказалась совсем недолговечной, Смит, — лениво протянул Поль, забирая у него поводья лошади. — Позаботься обо всем, ладно?
Последняя китайская рабыня была удивительно хрупкой — впрочем, возможно, это входило в намерения предусмотрительного торговца. В конце концов, будь рабыни выносливыми, Дюмон не так часто совершал бы покупки. Торговцу было безразлично, что делает Дюмон со своей собственностью: источник живого товара был неисчерпаем. Дюмона же не беспокоило, если его игрушки быстро ломались: Белтайр безотказно снабжал его деньгами для покупки новых.
Дюмон подозревал, что торговец пользуется им для того, чтобы избавляться от девушек, с которыми стало трудно справляться, — девушек, которые отказывались покориться без столь жестоких наказаний, что даже рабовладелец-китаец считал их чрезмерными. Ведь если иметь в виду последующую продажу, приходилось беспокоиться о том, чтобы их не изуродовать… Такие девушки были бесполезны для притонов и публичных домов — никто из клиентов, заплативших за удовольствие, не стал бы терпеть укусов и царапин. Большинство посетителей желали, чтобы шлюхи хотя бы притворялись покорными и услужливыми. Дюмону самому в роли укротителя случалось иметь дело с девушками, сломить которых, не изуродовав (а против этого возражали хозяева), не удавалось. Он никогда не интересовался, что случалось с такими бунтарками, предполагая, что с ними, как и с не приносящими из-за болезни или привычки к наркотикам дохода шлюхами, хозяева втихомолку разделывались.
Выйдя из парадной двери снятого им небольшого дома, Дюмон небрежно махнул рукой слуге, которым снабдил его Белтайр, — хмурому коротышке, обладавшему двумя достоинствами. Ничто, происходившее в бунгало Дюмона, его не удивляло и не смущало; он также никогда не возражал, когда приходилось избавляться от тел, появлявшихся в результате визитов Белтайра или собственных развлечений Дюмона.
— Боюсь, эта оказалась совсем недолговечной, Смит, — лениво протянул Поль, забирая у него поводья лошади. — Позаботься обо всем, ладно?
Последняя китайская рабыня была удивительно хрупкой — впрочем, возможно, это входило в намерения предусмотрительного торговца. В конце концов, будь рабыни выносливыми, Дюмон не так часто совершал бы покупки. Торговцу было безразлично, что делает Дюмон со своей собственностью: источник живого товара был неисчерпаем. Дюмона же не беспокоило, если его игрушки быстро ломались: Белтайр безотказно снабжал его деньгами для покупки новых.
Дюмон подозревал, что торговец пользуется им для того, чтобы избавляться от девушек, с которыми стало трудно справляться, — девушек, которые отказывались покориться без столь жестоких наказаний, что даже рабовладелец-китаец считал их чрезмерными. Ведь если иметь в виду последующую продажу, приходилось беспокоиться о том, чтобы их не изуродовать… Такие девушки были бесполезны для притонов и публичных домов — никто из клиентов, заплативших за удовольствие, не стал бы терпеть укусов и царапин. Большинство посетителей желали, чтобы шлюхи хотя бы притворялись покорными и услужливыми. Дюмону самому в роли укротителя случалось иметь дело с девушками, сломить которых, не изуродовав (а против этого возражали хозяева), не удавалось. Он никогда не интересовался, что случалось с такими бунтарками, предполагая, что с ними, как и с не приносящими из-за болезни или привычки к наркотикам дохода шлюхами, хозяева втихомолку разделывались.