Лэки Мерседес. Роза огня

   На столе стояла новейшая пишущая машинка, но сегодня Дюмон отодвинул ее в сторону и взялся за ручку. Только совершенно тривиальные письма печатались на машинке; все остальное, по требованию Камерона, должно было быть написано от руки.
   Разве у этой девчонки Хокинс такой же элегантный почерк, как у него? Поль в этом сомневался. Он знал, что совершенное владение каллиграфией заставляет написанное им выглядеть даже чем-то неестественным; выбор выражений тоже был безупречным, писал ли он священнику, надеющемуся на пожертвование, или светской даме, жаждущей залучить Ясона на свой прием. Может быть, ему и не по силам читать манускрипты, в которых заинтересован Ясон, но и девица Хокинс не сможет выполнять его работу. Камерон слишком нуждается в нем, чтобы прогнать.
   Особенно теперь.
   Дюмон давно уже научился скрывать свои чувства в присутствии Камерона, однако все же не мог смотреть на этого странного получеловека-полуволка без смеси страха и удовлетворения. Страх был естественным: как мог любой нормальный человек видеть то, чем стал Повелитель Огня, не испытывая ужаса и отвращения? Удовлетворение же было чем-то более сложным… Несомненно, приятно обнаружить, что Камерон наконец переоценил собственные силы и поплатился за это. Еще более приятно то, что нынешний внешний вид отражает истинную природу этого человека: Камерон — хищник, и выглядит он теперь соответственно. Однако самое большое удовлетворение Дюмону приносило знание того, что Камерон больше не может блистать в светском обществе, что он лишен парадных обедов, посещений театра, приемов. Поль каждый раз кипел возмущением и завистью, когда Камерон на своем личном поезде отправлялся развлекаться в город; после своего увечья он стал более крепко прикован к уединению поместья, чем сам Дюмон. Теперь все карты на руках у него, Поля, он — полновластный хозяин. Пусть себе Камерон притворяется, будто это не так: либретто той маленькой оперетты, что им предстоит разыграть, напишет Дюмон.
   Их отношения завершатся тогда, когда этого пожелает Поль Дюмон, — и именно так, как он пожелает.
   Поль с улыбкой сел за стол, взял из пачки первое приглашение, придвинул к себе лист плотной кремовой бумаги с личным водяным знаком Камерона, окунул перо в чернильницу и начал писать от имени Камерона очередной любезный отказ от участия в приеме.
   — Мне нужно, чтобы вы на несколько дней съездили в город. — Кабинет Повелителя Огня снова был погружен в темноту, хотя за его стенами стоял яркий солнечный день. Сам Камерон был лишь более темной тенью среди других теней. Дюмон послушно кивнул. — Возьмите мой поезд. Вы привезете обратно много пакетов для меня, и нужно, чтобы до вашего возвращения они хранились в надежном месте.
   Это означало, что пакеты будут содержать оккультные и магические предметы, в противном случае Камерон распорядился бы, чтобы их доставили в его городской дом. Теперь салон-вагон был защищен гораздо лучше; раньше все было иначе, но после беды с заклинанием Камерон не мог сам явиться в город и обновить защиту, а Полю он этого доверить не желал. Он не мог рисковать тем, что враг доберется до принадлежащих ему важных предметов, и потому по его распоряжению Поль использовал личный поезд как хранилище.
   Это вполне устраивало Поля: салон-вагон был гораздо удобнее и комфортабельнее, чем маленькая двуколка, которой ему в противном случае пришлось бы воспользоваться. В дождь в ней было бы холодно и сыро, а Дюмон не обладал властью над духами, которая защитила бы его от разгула стихий.
   — Кое-что прибудет по железной дороге, — продолжал Камерон, — поэтому нужно, чтобы вы оставались в городе, пока все не доставят. Вы, конечно, остановитесь в моем городском доме и, я не сомневаюсь, найдете, чем себя развлечь.
   Насмешливая нотка в его голосе ясно говорила о том, какие развлечения он имеет в виду. Тщеславие Поля очень тешила уверенность: Камерон даже не представляет себе, насколько он ошибается. Не то чтобы его развлечения очень отличались по сути, но стиль их не будет иметь ничего общего с привычками самого Камерона.
   Может быть, когда он наконец освободится от хозяина, стоит сделать эти развлечения постоянными…
   А может быть, и нет. В конце концов, рабство вне закона, что бы ни думали на этот счет работорговцы-китайцы.
   Жаль, конечно.
   — Задания будут сложными, и на них может уйти целая неделя, так что я не буду ждать вас обратно по крайней мере в течение пяти дней. Если вы обнаружите, что придется задержаться больше чем на неделю, пришлите известие, но особенно не беспокойтесь.
   Камерон, конечно, не имел в виду посланца-человека: Поль в достаточной мере владел магией зеркал, чтобы воспользоваться этим способом. Он кивнул.
   — Я написал все необходимые письма и готов отправляться.
   — Прекрасно. Вся корреспонденция, которая поступит за эту неделю, может дождаться вашего возвращения, — тут же ответил Камерон. — Я уже распорядился, чтобы поезд подготовили к отправке: он будет ждать вас у платформы после двух.
   Это, конечно, означало: «Будьте на месте ровно в два». Телеграфный аппарат на столе Камерона позволял ему связаться с любым железнодорожным служащим и на ветке, и на вокзале Сан-Франциско. Если поезд отправится в два, путь для него будет свободен, однако, возможно, только в этот промежуток времени. Если Поль хочет быстро добраться до города, а не ждать часами на полустанке, где ветка соединяется с основной линией, следует проявить пунктуальность. Дюмон снова кивнул.
   — Вот, пожалуй, и все, если только у вас нет вопросов. — Голос Повелителя Огня звучал так, что было ясно: он уже выбросил Дюмона и его дела из головы и размышляет о других вещах.
   — Нет, — ответил Поль и вышел.
   «Интересно, — подумал он, открывая дверь на лестницу, — заметил ли Камерон отсутствие вежливого» сэр «?» Возможно. Однако сейчас выражение почтительности стояло Полю поперек горла, и он не мог заставить себя назвать так существо, более всего похожее на ярмарочных уродов.
   Выйдя из кабинета на освещенную площадку, где можно было разглядеть циферблат, Поль вытащил из жилетного кармана часы. Он каждое утро сверял их с большими часами в холле, которые, в свою очередь, ежедневно ставились по железнодорожным часам. Как это типично для Камерона! Часы показывали половину второго. Он еле успел бы забежать к себе и побросать в сумку необходимые вещи — если бы не собрался заранее.
   Теперь же Поль мог позволить себе не спеша подняться по лестнице, взять саквояж и дойти до лифта, не переходя на несолидный бег. Лифт доставил его на платформу как раз в тот момент, когда к ней задом, пыхтя и шипя, подходил поезд. Машинист заметил Поля и помахал ему; тот помахал» в ответ. Поль давно взял себе за правило поддерживать дружеские отношения с железнодорожными служащими, которые ничего не знали о магическом даре Камерона. С одной стороны, топка паровоза была полна огня, и Поль не сомневался, что Камерон отправил саламандру присмотреть за тем, чтобы с его драгоценным поездом все было в порядке; а это означало, что саламандра будет следить и за ним, Полем. С другой стороны, во власти людей, обслуживавших поезд, было сделать его поездки в город и обратно гораздо менее комфортабельными. Им не нужно было бы в случае чего жаловаться Камерону: им хватило бы собственных способов отомстить. Они могли «забыть» наполнить водой умывальник, заправить керосином лампы или приготовить дрова для печки. Они могли заявить, что не укладываются в отведенное им время между поездами на основной линии, что бы ни приказал Камерон; они могли часами ждать «безопасного» промежутка между составами — в то время как Поль сидел бы в холодном и темном, хоть и обитом бархатом, вагоне.
   Поэтому Поль всячески старался вести себя покладисто и скромно, что было лучшим способом расположить к себе этих людей. Служащие железной дороги часто предпочитали иметь дело с грузами, а не с пассажирами, поскольку грузы не доставляли неприятностей. Вот Поль и играл роль улыбающегося груза, что, по-видимому, вполне устраивало служащих.
   Машинист нажал на тормоза, и колеса издали металлический визг. Как только поезд со скрипом и пыхтением остановился, Поль поднялся по лесенке в вагон, забросив саквояж на площадку. Этим он заслужил одобрительную ухмылку машиниста: железнодорожные служащие ничто так не ненавидели, как потерянные минуты. Поль едва успел открыть дверь в вагон, как поезд уже тронулся с места.
   Ни одна из ламп не горела — солнечный день еще не клонился к вечеру, — но огонь в печке уже разожгли, чтобы согреть помещение, и, как с одобрением отметил Поль, бар был заполнен бутылками. Прекрасно. Виски с содовой — как раз то что нужно, а потом — сигара и легкая закуска.
   Однако сначала Поль проверил сейф, изобретательно скрытый в одном из шкафов.
   Как он и ожидал, в сейфе оказался изящный белый конверт, содержавший записку с инструкциями, и пачка банкнот. Поль поднял брови, увидев, что к банкнотам в этот раз добавлено несколько золотых монет. Очевидно, некоторые из тех, с кем ему предстоит иметь дело, бумажным деньгам не доверяют.
   Поль вынул только конверт; остальное могло подождать в сейфе, пока он не доберется до города. Он налил себе виски, добавил содовой и по давно сложившейся привычке убрал обе бутылки в соответствующие ячейки, прежде чем закрыть шкафчик. Держа в одной руке стакан, а в другой — конверт, он прошел к своему любимому креслу и прихлебывая напиток, стал читать инструкции, пока поезд отсчитывал километры сквозь бесконечное лесное море. Виски плескалось в стакане, стук колес отдавался во всем теле, но Поль уже так к этому привык, что воспринимал как нечто само собой разумеющееся — вроде жужжания пчел летом.
   Некоторые поручения Камерона были обычной рутиной, но обнаружилось и кое-что необычное — посещение трех различных китайских лавок. Именно туда, как гласила инструкция, и нужно было идти, имея при себе золотые монеты. В одной лавке Поль должен был взять приготовленные для Камерона книги, в другой — купить редкие травы.
   В третьей нужно было передать определенное количество монет за запечатанный пакет, печать на котором не разрешалось вскрывать ни при каких обстоятельствах.
   Любопытно… Все три поручения явно имели отношение к магии, хотя до сих пор Полю никогда не поручалось получить запечатанный пакет. Вероятно, в прошлом за всеми подобными предметами ездил сам Камерон. Впрочем, то обстоятельство, что пакет нужно было получить в китайской лавке, вовсе не означало, что он имел отношение к восточной магии. Китайцы, как и евреи, отличались удивительным талантом приобретать разнообразные предметы, и пакет мог содержать что угодно — от африканского артефакта до церемониального кинжала Жиля де Ре .
   Нужно будет навести справки насчет хозяев лавок. Они еще могут пригодиться.
   Остальные поручения ничем не отличались от тех, которые Полю случалось выполнять раньше, за одним исключением: Камерон хотел, чтобы Поль купил в аптеке большое количество лауданума и — впервые за все время, что Поль его знал, — немного морфия.
   Так, значит, Камерон нуждается в наркотиках? Может быть, двойственная природа его тела приводит к болям? Возможно, запечатанный пакет тоже содержит вовсе не магический предмет, а чистый опий с китайских маковых плантаций? Это не было запрещено законом, однако чистый китайский опий — средство гораздо более сильное, чем те вещества, которые можно приобрести у фармацевтов или заказать по почте. Дюмон улыбнулся: если Камерон затуманивает свой рассудок наркотиками, ситуация может оказаться для него, Поля, весьма благоприятной.
   Дюмон решил, что а будущем полезно будет последить за Камероном: если тот не в лучшей форме, этим следует воспользоваться.
   В конверте оказался второй список, гораздо более короткий, — эти поручения явно исходили от новой сотрудницы Камерона, девицы Хокинс. Почерк был Полю незнаком — достаточно разборчивый, но, конечно, несравнимый с его собственным. Такой почерк совершенно не годится для писем к влиятельным людям, занимающим высокое положение в обществе. По крайней мере в этом Поль мог не бояться конкуренции.
   Бесконечные ряды деревьев летели мимо окон вагона. Поезд не замедлил ход и не остановился, приблизившись к полустанку; очевидно, путь впереди свободен и не нужно ждать, пока пройдут составы по расписанию. Весьма удачно. Стук колес на стыках изменил свой ритм: когда поезд выбрался на главную линию, скорость его увеличилась. Так они окажутся в Сан-Франциско еще до заката. Все служащие Камерона были отлично вышколены: Дюмона на станции будет ждать кеб, вознице которого уже заплачено и сообщено, куда доставить Дюмона. Эта нищая девчонка, Хокинс, случись ей совершить подобную поездку в город, лишилась бы от благоговения языка. Однако очень богатые люди живут именно так; они окружены внимательными помощниками, и им нет нужды что-то самим обдумывать или планировать.
   Камерон не позволил окружающей роскоши сделать себя слабым — по крайней мере пока. Что ж, может быть, то, чего не удалось сделать преимуществам богатства, сделают боль и лекарства, которыми он пытается эту боль победить.
   Остаток пути прошел без происшествий. Даже когда деревья за окном сменились скалами, за которыми открывался вид на океан, Дюмон не обратил на него внимания. Он слишком часто совершал такие поездки, чтобы любоваться окрестностями. Налив себе еще виски с содовой, он выбрал книгу из богатой библиотеки, занимавшей один конец вагона, и погрузился в чтение. Ядовитый сарказм Джонатана Свифта как раз соответствовал настроению Дюмона; он продолжал читать, пока маленький поезд не остановился у специальной частной платформы. Несколько минут спустя Поль уже сидел в экипаже, который вез его в апартаменты Камерона в одном из фешенебельных районов города у подножия Ноб-хилла, где селились самые богатые и влиятельные семьи.
   Апартаменты Камерона, на взгляд Поля, следовало бы назвать иначе. Это был один из нескольких однотипных домов, принадлежавших или владельцам поместий & пригородах, которые не хотели строить большую резиденцию в городе, или богатым холостякам, принимающим у себя лишь немногих друзей и не желающим обременять себя заботами о доме. Здания стояли так тесно, что между ними не пробежала бы и кошка, и имели совершенно одинаковые фасады, отличавшиеся лишь цветом — кремовым, розовым или коричневым, с одинаковыми белыми наличниками и дверьми.
   Поль вышел из кеба в западном конце квартала, на пересечении Пауэлл-стрит и Пайн-стрит. Дом Камерона был расположен очень удачно: заходящее солнце светило в его окна. Утром солнечный свет лился в окна с другой стороны — такое удобство разделял с ним только еще один угловой дом. С саквояжем в руке Поль поднялся на крыльцо; дверь перед ним распахнул один из двух лакеев Камерона. Кроме них, были еще горничная и повар. До чего же приятно, когда тебе прислуживают люди, а не невидимые волшебные слуги Камерона!
   Лакей услужливо взял у него из рук саквояж, и Дюмон не спеша стал осматривать дом, зная, что увидит перемены в расположенных на первом этаже столовой, гостиной и бильярдной. Кабинет и курительная не претерпели никаких изменений: Камерон не допускал вмешательства в убранство этих комнат.
   В гостиной появилось несколько новых украшений и китайский ковер, в столовой — новые стулья. Их давно пора было сменить: стулья выглядели старомодными, еще когда сам Камерон был подмастерьем, а сентиментальная привязанность к какой-то мебели казалась странной в Повелителе стихии. В бильярдной тоже проявилось восточное влияние: на столике стояли индийские шахматы из слоновой кости. Каждую фигурку украшал резной шарик; резьба была такой тонкой, что скорее походила на кружево. Шарики в зависимости от ранга фигуры содержали в себе различное число других резных шариков. Поль взял в руки короля — украшавший его шарик содержал в себе семь меньших. Он слышал о таких чудесах — фигурки вырезались из цельного куска слоновой кости, и искусные ремесленники ухитрялись при этом заставить шарики свободно вращаться внутри друг друга, — однако до сих пор никогда не видел. Поль с восхищением повертел фигурку в руках, потом поставил на место. Он не испытывал ненасытного стремления владеть подобными предметами; его привлекали развлечения, которые Камерон счел бы гораздо менее интеллектуальными.
   Впрочем, лакей, должно быть, уже распаковал его саквояж и все приготовил в комнате для гостей — которая, сказать по правде, не уступала в роскоши спальне самого Камерона. Самое время отдохнуть и привести себя в порядок перед ужином. А после ужина Поль собирался поразвлечься так, как он давно уже обещал себе.
   Он улыбнулся, представив себе, что подумала бы о его развлечениях девчонка Хокинс.
 
   Дюмон не стал пересчитывать свой выигрыш — достаточно того, что он выиграл, а вызывать зависть в окружающих ни к чему: еще захотят поживиться за счет его удачи. Он даже почти не прибегал к магии, чтобы добиться нужного исхода петушиного боя, и это делало выигрыш особенно сладким. Поль просто позаботился о том, чтобы выбранный им боец впадал в страшную ярость от одного вида другого петуха: он, как берсерк, начинал кидаться на прутья клетки, не обращая внимания на возможность увечья. Боевой задор был так велик, что петух больше напоминал ястреба и явно не обращал внимания на боль. Полю только и нужно было, что довести петушиную ярость до точки кипения: едва птиц выпустили из клеток, как его фаворит хищно кинулся на соперника.
   Что ж, теперь у него достаточно денег, чтобы развлекаться всю будущую неделю, ничего не снимая со счетов. Можно было, конечно, воспользоваться деньгами Камерона: тот щедро оплачивал развлечения своих служащих — однако такая возможность Поля не привлекала. Не исключено, что магия Камерона позволяет ему прослеживать счета, а Дюмону вовсе не хотелось, чтобы подобная информация попала в руки хозяина.
   На того же петуха, что и Дюмон, ставили многие, поэтому его выигрыш не выглядел чем-то необычным, и у кассы никто не обратил на него внимания. Началась уже новая схватка, раздались крики, проклятия, радостные вопли. Поль помедлил, раздумывая, не стоит ли сделать еще одну ставку и удвоить выигрыш, но смесь запахов пота, немытых тел, прокисшего пива, дешевых сигар показалась ему невыносимой.
   Он сунул деньги во внутренний карман и покинул петушиные бои, пока удача не изменила ему. По дороге он щедро поделился выигрышем с владельцем петуха, протянув ему десять долларов; в руках неуклюжего деревенщины бумажка исчезла так молниеносно, что Дюмон понял: прохвост — такой же деревенщина, как и он сам. Выйдя на улицу, Поль свернул в сторону и огляделся. Всюду виднелись ярко намалеванные вывески, по тротуару текла густая толпа.
   Вопрос теперь заключался в одном: поразвлечься с девочкой сейчас или потом?
   Сейчас, решил Поль, — пока ему везет.
   Он сунул руки в карманы, сгорбился — это совершенно изменило его фигуру — и двинулся вдоль Пасифик-стрит в сторону доков, в район, известный как Пиратский берег. Здесь можно было найти все то, что презирали добропорядочные обитательницы роскошных резиденций Ноб-хилла, — петушиные бои, собачьи бега, игорные притоны, сотни кабаков и публичных домов. При всем при том это вовсе не были трущобы — многие из добродетельных дам упали бы в обморок, узнав, как часто их мужья и сыновья посещают здешние роскошные заведения. Там, куда шел Поль, таких уединенных особняков уже не было: эта часть района была бедной, и почти из всех окон выглядывали женщины, знаками приглашавшие к себе прохожих, что было бы совершенно невозможно в более приличных кварталах.
   Эти переулки богатые люди не посещали; здесь было множество опиумных притонов, тесных, грязных каморок, где мужчины (а иногда и женщины) отдавали последние гроши за привилегию лечь на деревянные трехъярусные нары и курить трубку с наркотиком, пока не впадешь в беспамятство или не начнешь сотрясаться в приступе рвоты. Ядовитые испарения здесь были настолько густы, что человек, проходящий между рядами нар, имел все шансы сам оказаться жертвой наркотического опьянения.
   С опиумными притонами соседствовали клетушки проституток — чуть больше шкафа размером, так что, кроме кровати и самой «девочки», в них ничего не помещалось. «Девочки» по большей части были немолоды и выглядели старше своего возраста из-за болезней, наркотиков, пьянства; часто эти почти утратившие человеческий облик существа отделяло от могилы не больше года. Очень многие из них были китаянками; обнаженные до пояса, они высовывались из окон и выкрикивали единственные английские слова, которые знали: «Один монета смотреть, две монета — трогать, три монета — трахать!» Единственными, кто пал еще ниже, были уличные проститутки, обслуживавшие клиентов в смрадных и темных закоулках, поскольку даже самая тесная клетушка была им не по карману.
   Поль искал себе развлечение между этими крайностями — фешенебельными публичными домами и уличными проститутками — и точно знал, куда ему идти. Он имел дело с тремя торговцами живым товаром, хотя, учитывая пробудившийся у Камерона интерес ко всему восточному, избегал теперь Чайна-тауна; это оставляло выбор между Джорджо и Мексиканцем.
   Входом в заведение Мексиканца служила узенькая дверка между баром и дешевым кабаре со стриптизом. Случайный прохожий мог ее и не заметить; в эту дверь входили те, кто знал, чего ищет, — как на то и рассчитывал хозяин притона. От рождения он носил имя Алонсо де Варагас, но предпочитал, чтобы здесь его называли Мексиканцем. Заведение на Пасифик-стрит давало ему доход; в остальном же респектабельный владелец магазина в приличном районе, супруг разодетой в шелка и драгоценности сеньоры де Варагас, не имел ничего общего с клиентами, посещавшими притон.
   Поль постучал в дверь, и она слегка приоткрылась: посетителя ощупали подозрительные глаза привратника. Потом дверь распахнулась, Диего широко улыбнулся и выразительным жестом пригласил его в освещенную газовым рожком прихожую.
   — Хелло, мистер укротитель! Входите, входите, у нас для вас припасен лакомый кусочек! — радостно сообщил привратник, сплюнув на тротуар, прежде чем закрыть дверь. — Черт побери! Уж такая красотка! Хозяин даже начал подумывать, не заняться ли ею самому!
   Сразу за дверью начиналась лестница на второй этаж, освещенная тремя газовыми лампами. Поль двинулся по ней впереди Диего, но обернулся, чтобы спросить привратника с надеждой:
   — Упрямая штучка?
   Диего затряс головой, чтобы подчеркнуть, с какими трудностями им пришлось столкнуться.
   — Не успела проспаться после питья, как принялась молиться и плакать, а вы же знаете, до чего босс ненавидит девок, которые только и знают, что взывать к Мадонне!
   — Знаю. — Поля всегда поражало, почему у такого жестокого торговца живым товаром, как Алонсо, возникают трудности с девушками, которые плачут и молятся. Может быть, дело было в жене — сеньора Варагас соглашалась терпеть это его предприятие на стороне только при условии, что он не станет сам пробовать товар. Отсюда и возникали затруднения с «укрощением» девушек.
   Дюмон обладал талантом, который и Мексиканец, и итальянец Джорджо, и китаец из Чайнатауна находили весьма полезным. Он был укротителем — под этим прозвищем он и был им известен. Сами торговцы живым товаром не содержали борделей; они снабжали девушками окрестные публичные дома. Китаец обычно покупал «товар» у себя на родине, Алонсо специализировался на мулатках и индианках из Мексики, Джорджо завлекал обещаниями сладкой жизни деревенских девушек из Иллинойса, Висконсина и Индианы или продавщиц из Чикаго, которым надоело обслуживать капризных покупателей.
   Зная о проблемах с «укрощением» девушек, которые плачут и молятся, Поль думал, что Алонсо как раз и следовало бы заняться поставками из Зернового Пояса, но, по-видимому, за совращение соплеменниц совесть его не мучила.
   Девушки-китаянки считали, что их везут в Америку, чтобы выдать там замуж; мексиканкам говорили, будто они будут работать служанками в богатых семьях; девушкам же с ферм Индианы и из лавок Чикаго Джорджо представлялся бизнесменом, собирающимся открыть сеть ресторанов на Западном побережье, — они ожидали легкой работы и щедрых чаевых от золотоискателей, которые месяцами не видят женщин.
   Вместо всего этого они получали дозу морфия. Очнувшись, девушки обнаруживали, что лишились девственности: за обладание даже полубесчувственной девственницей мужчины были готовы платить большие деньги. То, что следовало потом, зависело от девушки. Китаец редко нуждался в услугах «укротителя»: большинство китаянок быстро смирялись со своим положением наложниц. Джорджо предпочитал приобщать к профессии своих жертв сам, однако у него на руках часто оказывались сразу несколько непокорных, и приходилось прибегать к услугам Поля — не разрываться же на части… Мексиканки, на взгляд «укротителя», делились на три категории: тех, кто сразу сдавался, тех, кто сопротивлялся, и тех, кто молился.
   Кончалось же для всех все равно одинаково. Поль никогда не мог понять, почему они просто сразу не примиряются со случившимся и не стараются извлечь для себя максимальную выгоду. Если девушка ловко разыгрывала свои карты, она могла в конце концов стать хозяйкой собственного заведения или даже выйти замуж за клиента. Однако для этого нужно было проявить сообразительность и быстро усвоить правила игры — пока еще не исчезла свежесть молодости; нужно было не соблазняться наркотиками и спиртным, от которых так страдает внешность.