– Я подумала ... – начала девушка.
   Он боялся вымолвить слово.
   Кара медленно обвела взглядом двор. «Мне кажется, я всегда смогу найти более подходящий случай, чтобы открыть магазин игрушек», – подумала она.
   Кара искоса посмотрела на Дейка.
   – У вас есть деньги? – спросила девушка.
   Рид не удивился ее вопросу.
   – Я сберег большую часть того, что заработал за семь лет. Конечно, я заплачу вам, если это вас беспокоит.
   – Если я это сделаю, то не только ради денег. Я поеду, потому что хочу помочь бедному мальчику. Но – я не знаю ...
   – Вы будете полностью вознаграждены. Уж если вы действительно такая деловая женщина, какой себя воображаете, то вы примете мое предложение.
   – Мне надо это обдумать.
   Дейк почти видел, как шевелятся ее мозговые извилины. «Прекрасно», – подумал он, решив, что вопрос исчерпан.
   – Когда мы отправимся? – спросила Кара в темноту.
   Ему захотелось схватить ее в объятия и сплясать с ней джигу, но он пока боялся показать, какое облегчение испытал.
   – Как только вы приготовитесь. Что вам еще надо сделать?
   – Мне надо повидать Диксонов. Если я пойду пешком, это займет все утро...
   – Вы можете взять моего коня.
   – ... и это зависит от того, готовы ли они заплатить деньги за мою усадьбу.
   – Что еще?
   – Мне еще надо упаковать кукол. У меня нет ящиков.
   – Я бы мог смастерить большой ящик, пока вы ездите к соседям.
   Кара повернулась к нему.
   – Вы правда сможете?
   Рид кивнул.
   Они оба вскочили, когда малыш заплакал. Дейк посмотрел на Кару. Кара смотрела на дверь.
   – Думаете, он снова голоден?
   Проведя рукой по волосам, Дейк признался:
   – Черт, даже не представляю!
   Он напомнил себе, что должен теперь следить за своей речью, что было совершенно излишне среди солдатни.
   С усталой покорностью, делавшей ее голос обворожительным, Кара сказала:
   – Думаю, мы все выясним, когда посмотрим. Дейк пошел за девушкой, пряча улыбку.
 
   Сидя на деревянном полу в изножье кровати, Дейк провел рукой по жесткой щетине, покрывавшей его лицо. Утомленный сверх меры, он облокотился спиной о земляную стену и наблюдал за Карой из-под полуопущенных век.
   Девушка лежала поперек кровати, свесив вниз ноги. Потом она положила их на кровать, обнажив стройные икры, и прикрыла рукой лицо, загораживаясь от света.
   Не проспали они и часа, как были разбужены настойчивыми воплями, исходящими из крохотного свертка.
   Когда они уже отчаялись успокоить капризного малыша, Дейк пригрозил выставить маленького Клейтона на съедение серым волкам. Кара отняла ребенка у Рида и вновь покормила его. Перепеленав мальчика, который все еще продолжал плакать, девушка прижала его к груди и стала пританцовывать с ним по комнате, напевая нежные мелодии.
   Через пару часов, когда Кара исчерпала весь свой репертуар сентиментальных напевов – «Грустя и плача в одиночестве», «Все спокойно на Потомаке», а также особенно ненавидимый Дейком «Свободный стул», – она вполне согласилась с идеей Рида отдать ребенка на съедение волкам. Молодой человек взял малыша, походил с ним еще некоторое время, правда, без песен, после чего маленький Клейтон наконец успокоился и заснул.
   Пока было еще светло, Дейк намеревался расстелить свою постель у костра во дворе. Однако к ночи ему что-то расхотелось спать на открытом воздухе. К тому же сон овладевал им с такой силой, что он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, И, наплевав на приличия, продолжал дремать, прислонившись к стене.
   Дейк Рид закрыл глаза и пребывал в состоянии полусна, вспоминая дом, Декейтер и последнюю встречу со своим братом Берком.
   Шесть долгих, военных лет ...
 
   – Тогда убирайся и забудь про нас! – крикнул ему Берк.
   Дейк долго смотрел на своего старшего брата, копией которого он был. Этот человек учил его плавать, охотиться и лазать по деревьям. Он был тем, кто всегда помогал Дейку подняться, когда тот падал. Берк был сильнее и энергичнее, он всегда защищал своего младшего брата и гордился им. Но в тот день, в апреле 1861-го, когда Дейк объявил о своем намерении присоединиться к юнионистам, связь между ними оборвалась внезапно и навсегда.
   А началось с того, как Берк увидел брата, собиравшего свои вещи. Дейк направлялся в Кентукки, чтобы записаться в армию юнионистов.
   Миновав коридор, Берк подошел к комнате брата и, лениво облокотясь о дверной косяк и, сложив руки на груди, наблюдал, как Дейк упаковывает свои вещи. Слуга Дейка, его «Чего изволите?» по имени Элайджа, помогал хозяину. Он был внимательным и молчаливым.
   – Ты можешь идти, Элайджа. Я уже почти закончил, – сказал Дейк.
   Парень встал, торжественно выпрямился и пожелал своему хозяину счастливого пути.
   – Берегите себя, мистер Дейк! – сказал он. – Храни вас Бог!
   – Спасибо, Элайджа, – ответил Дейк Рид.
   Дейк не обращал внимания на Берка, который чуть отступил, пропуская Элайджу. Он аккуратно уложил запасную рубашку, бритву, ремень для правки бритвы и кружку на дно сумки. Затем подошел к низкому кленовому туалетному столику, чтобы взять деньги. Он всегда хранил их за стопкой рубашек, которые теперь отдал Элайдже.
   – Ты действительно собираешься уехать из-за того пустяка, о котором мы вчера спорили за обедом? – медленно начал Берк. Он еще сильнее, чем обычно, растягивал слова, когда речь заходила о политике. А спорили они в тот раз об отделении Алабамы. – Ты действительно уматываешь, маленький братишка?
   – Нет, я борюсь. И ради этого я направляюсь на Север, – прямо сказал Дейк.
   Если бы он выстрелил Берку в грудь, тот не был бы столь потрясен.
   – Уверен, ты говоришь несерьезно.
   Дейк рассовал деньги по карманам, а потом взял часы, которые раньше принадлежали его прадеду по материнской линии. Теодора, мать Дейка, умирая, отдала их ему. Дейк бережно положил часы в карман жилета и укрепил, как полагается, цепочку. Покачав головой, он посмотрел брату в глаза.
   – Я не валяю дурака. Я еще в жизни не был так серьезен. Знаю, что это означает для отца, для тебя ... Знаю, как это может повлиять на мою дальнейшую жизнь. – Молодой человек быстро застегнул свой ранец.
   Негритенок лет двенадцати остановился в коридоре, держа в руках кувшин с водой. Подумав, он не решился войти. Когда Дейк подошел к нему, мальчик спросил:
   – Вам нужна вода, мистер Дейк?
   – Нет, спасибо, Джеб.
   Мальчик продолжил свой путь по коридору, аккуратно держа в руках тяжелый кувшин. Разносить воду было его обязанностью.
   Сжав руки в кулаки с таким видом, как будто он сейчас набросится на Дейка, брат вошел в комнату. Братья были очень похожи. Они стояли друг против друга – одинакового сложения и роста, оба темноволосые и зеленоглазые. Судьба распорядилась так, что Берк был старшим: – наследником Риверглена, привилегией которого было следить за поместьем. Оба брата выучились работать на плантации, умели управляться с финансами, знали, как обрабатывать плодородную землю в пойме реки Теннесси. Они знали цену рабочей силе, которой владели, хлопкоочистительным машинам, мельнице у реки, знали, какие поля обрабатывать, а какие – оставить под паром.
   Но пока Берк занимался исключительно Ривергленом, который, по сути, был для него целым миром, их отец приохотил Дейка к политике. Получив образование в Монтгомери, он бессчетное число раз сопровождал отца, Холлиса Рида, на собрания законодательных органов Алабамы.
   – Ты когда-нибудь станешь сенатором, сын, – пророчил Холлис Рид своему сыну Дейку с тех пор, как тот выучился ходить. – Мы еще будем тобой гордиться!
   Дейк хотел выйти из комнаты. Уныние в глазах Берка заставило его на секунду остановиться.
   – Дейк, подумай. Не уезжай сгоряча отсюда, не соверши ошибки, о которой всю жизнь будешь сожалеть!
   – Я все обдумал, Берк. Лучше, чем тебе кажется. И, как ни крути, я не могу сделать ничего иного.
   Дейк запомнил черты лица брата, его глаза, волосы, подбородок. Они могли бы быть близнецами – так были похожи.
   – Это убьет отца, – предупреждал Берк, загораживая брату путь.
   – Я сомневаюсь. Думаю, нужно гораздо больше, чтобы его убить. – Мысль об отце расстраивала его. Ведь могло получиться так, что, сражаясь на стороне северян, он никогда больше его не увидит. Дейк покачал головой в надежде, что дело не дойдет до рукопашной.
   – Ты все еще думаешь, что мы проиграем войну этим чертовым янки? – вскричал Берк.
   Бессмысленно было даже и пытаться уговорить Берка. Но Дейк понимал: это был его последний шанс объяснить что-то брату.
   – Юг может проиграть не только войну. Отделившись, мы можем потерять все!
   – Почему, черт побери, ты так в этом уверен?
   – Если это продолжится, Юг будет обескровлен. Вся наша промышленность – на Севере. Если дело дойдет до противостояния, они возьмут нас измором. Ты должен был еще раньше послушать меня, ведь я предупреждал. Черт возьми, Алабама бы не отделилась, если бы голоса избирателей в Монтгомери не были в руках плантаторов. Большинство штатов против отделения!
   Берк, наконец, вскричал со злостью:
   – Я устал от твоих высокопарных предательских разговоров! От твоих намерений освободить наших невольников! Куда, по-твоему, они пойдут? А если все-таки уйдут, заплатят ли нам компенсацию за наши потери?! Черт побери, конечно, нет!
   Тихим, спокойным голосом Дейк сделал еще одну попытку уговорить брата. Но он говорил, зная, что попусту тратит слова:
   – Все наше состояние – в этих невольниках. Так же как и у любого плантатора на Юге. Когда янки победят, а в этом нет никакого сомнения, они освободят всех рабов, и у тебя останется только гора бесполезных бумаг. Вот если бы вы с отцом, как я предлагал, продали невольников, а некоторых стариков – даже освободили, начали бы нанимать работников, а капитал вложили куда-нибудь, – вот тогда вы бы стали вполне платежеспособными к концу войны.
   Берк не отступал:
   – Ты думаешь, я буду сидеть и ждать, пока янки заберут моих рабов и землю? Ты думаешь, кто-нибудь из наших соседей обрадуется такому обороту дела? Если так, подумай-ка еще раз, братец!
   Все дело заключалось в том, что уже давно, едва научившись понимать, что к чему, Дейк возненавидел рабство. Теперь война давала ему шанс сделать что-то, чтобы покончить с этой системой. Сделать нечто большее, чем проповедовать то, что его семья считала чуть ли не богохульством. Его выбор, как смерть, мог разлучить Дейка с родными.
   – Поздно говорить еще о чем-то, Берк. Попрощайся за меня с отцом.
   Дейк подошел к двери и попытался пройти, стараясь не задеть брата. Боль была слишком сильна.
   Берк протянул руку, схватил Дейка и остановил его:
   – А что, если мы встретимся на поле боя?
   Их взгляды пересеклись. Они смотрели друг на друга в упор.
   – Ты сделаешь то, что должен сделать. Так, как ты всегда поступал, – сказал Дейк. – Так же поведу себя и я.
   Дейк вышел из комнаты.
   Одна из служанок вдруг принялась слишком тщательно оттирать несуществующее пятно на полированном столе в прихожей. Ее огромные черные глаза вспыхнули, когда Дейк проходил мимо. Молодой человек вспомнил, что эту девушку звали Фрэнси: она была одной из многих невольниц, которые родились в Риверглене. Фрэнси была частью молчаливой, вышколенной армии домашней прислуги – вроде Элайджи, – которую его мать лично отбирала для работы в доме. Вышколенные слуги всегда были под рукой. Они все видели, не будучи видимыми, говорили только тогда, когда к ним обращались.
   Дейк часто задумывался: что они думают, эти люди, которые составляли неотъемлемую часть их жизни, которые жили вместе с ними, но, тем не менее, были отделены от хозяев невидимой гранью – такой, как граница между Севером и Югом.
   Дейк услыхал, как брат бежит, торопясь догнать его, по лестнице.
   – Похоже, ты просто боишься дождаться отца и сказать ему, что собираешься встать на сторону янки! – закричал Берк. – Он вернется домой через несколько дней.
   Через несколько дней будет слишком поздно. Его отец, как обычно, был в Монтгомери, и Дейк не собирался дожидаться его возвращения. Не потому что он знал, что Холлис Рид приложит все усилия, чтобы уговорить сына изменить свои намерения. Нет. Просто он не хотел ставить отца в такое положение, когда тому придется запереть его на замок, чтобы оставить дома.
   – Думай что хочешь, – бросил Дейк через плечо, подойдя к передней двери.
   Прощальные слова его брата эхом разнеслись по дому. Это эхо снова и снова болью отзывалось в сердце Дейка:
   – Если так, то убирайся и не возвращайся никогда!..
 
   – Вставайте!
   Кара стояла над Дейком и подталкивала его ногой.
   Она видела, как его взгляд скользнул вверх по ее юбке. Потом их глаза встретились.
   – Пора вставать, мистер Рид. Уже утро.
   – Вы всегда такая веселая по утрам?
   – Да кто угодно, выспавшись так же, как и я, будет раздраженным!
   Девушка не шевельнулась до тех пор, пока он не оторвался от холодной земляной стены и не встал. Дейк пригладил взъерошенные волосы и огляделся.
   – Где моя шляпа?
   Она показала на колышек, вбитый в стену у окна.
   – Там, где вы ее оставили. Пойдете куда-нибудь?
   – Я бы умылся. У меня во рту будто стадо мулов протопало.
   Несмотря на то, что у нее болели все кости, и что она не выспалась, Кара улыбнулась: ей понравилось такое необычное сравнение. Девушка отвернулась к миске, в которой она готовила маисовую кашу, и предупредила:
   – Постарайтесь не задерживаться. Мне еще нужно съездить к соседям.
   – А где ручей? – тихо спросил он.
   Кара обернулась и увидела, что Дейк смотрит на ее губы. Она нервно сжала руками деревянную ложку, которую только что вытащила из большого горшка с отбитыми краями.
   – За домом, всего в нескольких ярдах.
   Когда Дейк вышел, Кара немного успокоилась. Она была благодарна ему за то, что он не торопил ее с решением. Как резко изменилась ее жизнь! Еще вчера она чувствовала себя нестерпимо одинокой. А сейчас она готовила завтрак для незнакомого мужчины, вместе с которым провела ночь. И ей казалось, что это в порядке вещей.
   Уже скоро ей придется дать Дейку ответ: готова ли она сопровождать его, чтобы в дороге заботиться о ребенке. Как они проведут вместе эти дни, а может, недели? Нельзя отрицать, что он очень привлекателен. И было бы смешно убеждать себя в том, что он ее не интересует.
   Помешивая кашу, Кара убеждала себя быть очень осторожной. Интересно, а ее отец таким же образом завладел сердцем ее матери? Эверет Джеймс был красивым мечтателем, когда встретил мать Кары. Но ведь не только за это она полюбила его. Кара видела, как зачахла ее мать после смерти отца. Поэтому дала себе обещание никогда не пускать мужчину в свое сердце.
   Кара взяла тяжелый котелок и повесила его над очагом во дворе. Несколько угольков все еще тлели. Девушка помешала угли, добавила щепок. Когда они разгорелись, она положила в огонь несколько поленьев.
   Вернувшись в хижину, Кара поставила на стол миски. Вдруг она заметила конверт, выглядывающий из кармана кожаной куртки Дейка, которую он накануне повесил на спинку стула.
   Девушка взглянула на младенца, тихо спящего на кровати, потом посмотрела на одеяло, висевшее в дверном проеме.
   – Любопытство до добра не доводит, – тихонько прошептала она, вспомнив слова Ненни Джеймс.
   Скрестив руки, она задумалась. Нельзя читать чужие письма.
   Кара еще раз помешала маисовую кашу и огляделась. Малыш спокойно спал. Письмо по-прежнему выглядывало из кармана.
   В одно мгновение она схватила конверт. Быстро вытащила письмо. Почерк замечательный: каждая буква была аккуратной, закругленной, с завитушками. Кара взглянула на подпись в конце письма:
   Минна.
   Девушка пробежала глазами страницу: Приезжай. Твой отец умер. Нечем платить налоги. Берк. Он так изменился после войны ...
   Руки ее держали письмо, а сердце рвалось к Дейку. Ведь он ей сказал: «Я еду домой, чтобы выяснить, могу ли я чем-то помочь». Если бы только он описал ей ситуацию, если бы передал хоть десятую часть того отчаяния, которое содержало письмо. Едва ли Кара решилась бы отказать ему.
   Девушка посмотрела на дверь. Короткое, но грустное послание заставило ее еще больше устыдиться того, что она сделала. Но благодаря этому письму она приняла окончательное решение. Ведь Дейк отправился домой, услышав крик о помощи. К тому же он обещал умирающей женщине доставить ее младенца родным. Дейк заслуживал ее помощи.
   Кара сунула письмо назад в конверт, аккуратно положила его в карман куртки и занялась своими делами, с нетерпением ожидая возвращения Рида. Чем скорее они выедут, тем скорее Дейк окажется дома, а она наконец-то сможет отправиться в Калифорнию.
 
   Кара еще не была готова, когда он вернулся. Щетина по-прежнему темнела на его лице, но взгляд стал живее после умывания. Кудрявые темные волосы на его груди так и манили ее.
   – Где здесь можно высушить рубашку? – раздался голос Дейка.
   Кара с трудом снова переключилась на приготовление каши.
   – Повесьте ее перед домом. Только повыше, чтобы Люси не съела вашу рубашку на завтрак.
   Когда Дейк вышел, Кара посмотрела ему вслед. Его торс был хорошо развит, на нем не было ни капли жира. На спине и плечах перекатывались великолепные мускулы.
   Он обернулся и заметил, что девушка, стоя в дверях, наблюдала за ним. Кара быстро отвернулась, но он все же успел заметить яркий румянец на ее щеках.
   Дейк Рид, не говоря ни слова, подошел к ней. Она чувствовала, что он стоит рядом, наблюдая, как она готовит. Девушка съежилась под его испытующим взглядом, и уже собралась было послать его приглядеть за ребенком, как вдруг Дейк сказал:
   – Я вспомнил, что у меня в седельной сумке есть немного настоящего кофе.
   Не ожидая ее ответа, молодой человек вышел. Он двигался легко и уверенно. Письмо помогло Каре понять, почему он так редко улыбается.
   Дейк быстро вернулся и дал девушке пакет с драгоценными кофейными зернами, а затем подошел к кровати и наклонился, чтобы посмотреть на младенца, которого не было видно из-за кучи белья. Сильными длинными пальцами Дейк погладил рыжеватые кудряшки младенца.
   У Кары потеплело в груди, когда она увидела эту картину.
   Дейк заметил ее взгляд и шепотом сказал:
   – Трудно поверить, что из-за такого крохотного существа может подняться так много шума.
   И прежде чем подозрительно нежное чувство у нее в груди растаяло, Кара пробормотала:
   – Да, действительно. – А потом, глубоко вздохнув, она добавила: – Мистер Рид, я решила. Я принимаю ваше предложение и помогу вам доставить маленького Клейтона домой.
   Слепой бы увидел, какое огромное облегчение осветило лицо Дейка.
   – Вы не пожалеете об этом, Кара.
   Он снова внимательно взглянул на нее. Слишком внимательно. И повторил:
   – Вы не пожалеете о своем решении.
   Тут Клейтон принялся душераздирающе кричать, плакать и мяукать так же, как и накануне вечером. И как бы в подтверждение своего решения, Кара подошла к кровати и нежно взяла малыша на руки.
   – Каша готова, и есть еще кое-какая еда. Вам хватит, пока я вернусь от Диксонов. Думаете, с вами все будет в порядке без меня?
   – Думаю, да.
   – Я постараюсь сделать все поскорее, но иногда дела делаются не так быстро, как бы того хотелось. Насколько я знаю старого мистера Диксона, ему потребуется некоторое время, чтобы вспомнить, где он закопал деньги, которые предлагал мне за мое поместье. Когда я была девочкой, все его дети то и дело говорили, как много банок с деньгами он закопал вокруг дома. Мы с Вилли все время собирались отправиться на поиски сокровищ.
   – Не хочется вас перебивать, но не стоит ли вам поторопиться?
   – Конечно. Мне действительно пора идти. – Кара оглядела комнату. – Думаю, здесь вы найдете все, чтобы сделать ящик для кукол.
   Кара снова посмотрела на Дейка и нахмурилась. Непонятно, почему он улыбался.
   – Над чем вы смеетесь?
   – Над вами, Кара.
   – Почему?
   – По-моему, я не встречал еще никого, похожего на вас, – сказал Рид, качая головой.
   Раздумывая, следует ли ей считать это комплиментом, Кара пожала плечами и отбросила с лица волосы.
   Она надеялась, что ей удалось скрыть румянец, который опять выступил на ее щеках, когда она передавала младенца Дейку. Кара почувствовала тепло его кожи, когда их руки соприкоснулись.
   – Я постараюсь вернуться побыстрее. – Девушка подошла к двери, и Дейк вышел вместе с ней. – Есть ли какая-нибудь особенность у вашей лошади, которую мне следует знать?
   – Это конь. Его зовут Генерал Шерман, и он себе на уме.
 
   Четырьмя часами позже Дейк стоял посреди двора и раздумывал, куда же она, черт побери, могла запропаститься!
   Кара оставила ему гору разорванных тряпок для подгузников, котелок кофе, немного козьего молока и кусок копченого бекона. Он видел, как она мелькнула верхом на лошади, босая, в потрепанном желтом платье, открывавшем ее стройные ноги больше, чем, по мнению Дейка, было допустимо, и исчезла в направлении жилища Диксонов.
   Он в сотый раз прошелся по двору, спотыкаясь о сломанный стул, разбитое колесо, всякие обломки, пустые жестянки. Дейк поддерживал огонь в очаге, подогревая кофе; и боролся с непреодолимым желанием привести двор в порядок.
   Где же она?
   Он опять посмотрел на горизонт. Солнце садилось, и он в который раз выругал себя за то, что отпустил ее одну. Гряды облаков плыли по голубому небу, этот теплый, тихий октябрьский вечер слишком напоминал ему вчерашний день, когда он наткнулся на Анну Клейтон у ее разбитой повозки. Солнце слепило, поэтому он прикрыл глаза. Воображение рисовало ему картину, как Кара Джеймс со своими растрепанными светлыми волосами лежит, согнувшись, на сухой траве в луже собственной крови. Она умирает. Дейк приказал себе не думать об этом.
   Он огляделся вокруг. Ящик был готов. Он получился гораздо прочнее всех ее коробок и бочек, сложенных рядком у двери, несмотря на то, что Дейк сколотил его из деревянных обломков. Он уже собрался было упаковать одну из кукол, но потом решил, что Кара сделает это лучше. Вместо этого Дейк отнес маленького Клейтона к ручью, вымыл его там, завернул в чистые пеленки и постирал грязные.
   Грязных и мятых вещей Дейк Рид не выносил. Солдаты не раз получали от него нагоняй за неряшливый вид. Одной из причин его любви к армейской жизни были как раз ее порядок, четкость, организованность. Он сразу привык к этим требованиям, и поэтому быстро пошел в гору, заслужив чин капитана еще в начале войны. Дейк посмотрел на свою измятую рубашку и подумал, что надо бы порыться в вещах Кары в поисках утюга. Ребенок к этому времени спокойно уснул, и Рид отправился к ящикам и бочонкам Кары.
   В одном были обрывки тканей, из которых она делала кукол, часть из них она уже использовала на пеленки. Сверху во втором ящике лежали два свернутых платья. Оп вытащил одно из них – ситцевое, штопаное-перештопанное, бледно-голубого цвета, с ободранными кружевами на присборенных рукавах до локтя. Другое, из шерсти персикового цвета, было в таком же состоянии, что и первое.
   В Риверглене прислуга была одета лучше. За этим следила хозяйка плантации. Мать Дейка часами возилась с разнообразными выкройками и тканями. Она наблюдала за швеями, а порой и сама принимала участие в шитье многочисленных платьев, штанов, рубах, необходимых для того, чтобы одеть двадцать невольников, которые у них жили. Впрочем, она занималась не только одеждой, но и обувью, и продовольствием. Когда мать умерла, все эти заботы взяла на себя управляющая имением. Но однажды Дейк услышал ее слова, что она не представляет себе, как его мать справлялась со всеми делами.
   Молодой человек посмотрел на изношенные платья без каких-либо украшений, которые он держал в руках, потом – на муслиновое белье, разбросанное перед ним. Вдруг ему пришло в голову, что в этом созерцании ее жалких вещей было что-то чересчур интимное. Перед его глазами мелькнули ее буйные, светлые кудри и загорелые щеки. Дейк почувствовал, как кровь закипает в нем, и, тряхнув головой, попробовал отбросить наваждение. Он не ожидал от себя ничего подобного.
   В Каре Джеймс не было ничего, что обычно привлекало его в женщинах. Ему нравились миниатюрные брюнетки, и он никогда не волочился за женщинами ради удовлетворения своих естественных потребностей. Рид был очень разборчив в выборе женщин – так же, как в выборе одежды, еды, окружения. Он ценил порядок, а не хаос. Поэтому он, кстати, и присоединился к Союзу. Война разбивала жизни, и, понимая, что ее исход предрешен, Дейк Рид стремился сделать все, чтобы приблизить ее окончание.
   Молодой человек знал, что война его изменила. Это было неизбежно. Теперь уже не важна была принципиальная позиция в отношении Юга. Дейк не собирался возвращаться героем-завоевателем. На военную службу он пошел добровольно. Армейская жизнь была организованной и упорядоченной. Он чувствовал себя в армии как рыба в воде и быстро продвинулся по службе.
   Что касается Кары Кальвинии Джеймс, то ни при каких условиях она не могла стать организованной или пунктуальной.
   К тому же сейчас вообще не время для нежных чувств. Единственное, что связывало с этой худенькой девушкой, было ее обещание заботиться об осиротевшем мальчике и кормить его.
   Услышав стук копыт и шум подъезжавшей повозки, Дейк встревожился. Он сунул одежду назад в ящик, захлопнул крышку и бросился к двери, забыв застегнуть рубашку. Зрелище, которое предстало перед его глазами, было незабываемым.